— Прости, пожалуйста!
Белая рубашка старосты, украшенная золотыми отметинами наград, окрасилась тёмно-коричневым пятном. Эвет стояла с кружкой кофе в руках, из которой на пол летели редкие капли напитка, расплываясь мокрыми узорами на плитке. Расплывались в подавляемую гримасу удовольствия, которая во всю красовалась на её лице.
— Я так не хотела опаздывать, что летела сюда со всех ног, прости! — Мацу театрально схватилась за голову, словно сейчас нечаянно обрушила лондонский мост. — Я боялась, что разочарую тебя снова, если не успею вернуться из уборной в назначенное время!
— Если она пришла с уборной, то я сомневаюсь в содержимом кружки, Киотака.
Столовая подорвалась на смех, и Эвет сама тихо прыснула и надменно улыбнулась, наблюдая за тем, как Ишимару отчаянно трёт пятно руками, приговаривая, что всё нормально и ничего страшного не случилось. Всё это походило на обычную школу, все они — на обычных одноклассников.
Но в ранках на покусанной губе зудело надоедливое напоминание о том, что это не так. Страх, растянутый временем, превращался в сгустки напряжения, сковывающие мышцы до состояния камня. Напряжёние витало из комнаты в комнату сквозняком, ища убежище в наигранной непринуждённости всех тех, кто пытался отрицать реальность по имя своей целостной психики. Эвет от неё не бежала: она спокойно изучала эту необъятно высокую стену, замечая в ней своё отражение.
Пришло время снова воткнуть это отравленное оружие глубоко в своё нутро.
— Главное в нашей ситуации - уметь приспособиться.
«Правда»,— Эвет сделала большой глоток, допив оставшееся кофе почти до дна. — «Но не смириться».
Она неспешно обогнула столовую, осматривая своих одноклассников так, словно видела их впервые, и совершенно не разглядывала их с особым упорством все три дня. Словно не пыталась изучить поведение и повадки каждого вдоль и поперёк, закрасться в самые дальние пространства их мира. Хотелось знать ещё больше.
В груди разлилось что-то приятное, терпкое и немного аморальное.
Тревога плавно растворялась в знании, в осознании ситуации, словно в самой едкой кислоте.
В глаза Эвет вспыхнули искорки забавы, когда та вспомнила сегодняшнее утро.
Ишимару упорно жал на её дверной звонок, пока она не устала притворяться мёртвой и не впустила к себе неугомонного старосту. На сонный мозг свалилась большая тирада о дружбе и узах между людьми, и была она не ободряющим бризом, а, наоборот, усыпляющей колыбельной. Мацу не слышала ни единой колыбельной, но была уверена, что звучат они примерно так; то бишь, вызывают лишь желание заснуть и лениво спросить себя:
«А нужны ли мне эти самые узы, если я - это я?»
На кухне было приятно, за прожитое время тут успел обосноваться запах тостов, кофе и чая. Эвет протёрла полотенцем вымытую до скрипа кружку, смотря куда-то мимо этой реальности, глубоко в свои мысли. Комфортный, чем-то тёплый и успокаивающий запах маняще щекотал нос, но от этого обманчивого спокойствия при всём нежелании нужно отмахиваться.
«Всё может ухудшиться в любой момент», — это тупик, об который каждый раз ударялись любые попытки здравых рассуждений.
Что-то внутри не давало спокойно обдумать ситуацию и разработать более надёжный план действий. Было
нечто непредсказуемое, о нём не хотелось ни думать, ни вспоминать, ни предполагать, на что это нечто способно. Просто ждать — отличный вариант, делать немного меньше того, что зависит от тебя, затаится, обосноваться. Если выйдет переступить через саму себя, конечно.
Через стенку прорвался чей-то крик и Эвет раздражённо улыбнулась, сжав пальцы на краю столешницы. После, оттолкнувшись от неё слишком сильно, вылетела из кухни, прямо в дверной пролёт, ведущий в соседнее помещение. Так не пойдёт. Преграды нужно уметь преодолевать или, хотя бы, проползать под ними.
— Слышали ли вы об убийце Сё?
— Зверский преступник, убивший десятки людей в жестокой, но в тоже время причудливой форме... — минувшая решимость сменилась фантомным толчком назад, будто сама атмосфера отталкивала Эвет от необдуманного решения.
Грудь тяжело вздымалась, и Мацу задержала дыхание, тут же отдёргивая взгляд, когда почувствовала на себе чужой, скользящий. И этот чёртов запах орхидей.
— Да, он ещё вроде "Кровавая лихорадка" кровью писал на стенах, — Эвет прошла дальше вдоль продолговатого стола, оперившись на него рукой, дойдя до края.
— Кто бы это ни был, он действует словно призрак, — тон голоса повысился, но он всё ещё говорил умеренно и уверенно.
— Если он такой "абсолютный" псих, я бы не удивился, если бы он устроил нечто подобное, — сквозь зубы процедил Мондо.
Эвет тихо села за стол, подперев голову руками. Если сравнивать мысли с запахами, то в Эвет должны были прорости астры и пахнуть изяществом с ноткой коварства. Запах воспоминаний.
«Если бежишь от чего-то, оно тебя непременно догонит».
В носу неприятно засвербело от знакомого чувства и Эвет не захотела даже поднять голову.
— Вы, ребята, всё ещё надеетесь на полицию?! — Монокума умел подбирать нужные моменты для своего появления, им явно руководит кто-то умный. — Они пригодны только для показухи, так что убейте, если хотите уйти отсюда!
Речи об убийстве уже не звучали так устрашающе, не вгоняли в ужас или панику. Словно прочесть новости в утренней газете и раскритиковать очередного политика – буднично.
— На самом деле я поражён, что вы тут так долго и никто ещё никого не убил, — Эвет всё же подняла глаза на робота, предвещая нечто серьёзное. — Поэтому я подготовил мотив!
Мацу слегка нахмурилась, непонимающе свела брови прямиком к переносице. Как далеко кукловод способен зайти? Он превратит их здешнюю жизнь в ад?
«Тут действительно слишком комфортно как для места заточения», — Мацу выпрямила спину, всматриваясь в маленькие болтики на брюхе робота. — «Или же это часть плана».
— У меня есть небольшие видео для каждого из вас. Они о том, что происходит снаружи школы.
Уловку разгадать ещё легче, когда она находится не между строк, а написана поверх них с тремя восклицательными знаками. Боятся неизвестности, ломиться в закрытую наглухо дверь, лишь бы убедится, что там безопасно. А как только дверь откроют, заботливо придержат и скажут: «Входите», — страх злосчастной пропасти вместо пола и чёрных дыр вместо стен.
— Что тебе нужно от нас?
— Что мне нужно от вас? Если тебе так важно знать... — Эвет показалось, что голос у монокумы, подобно голосу воодушевлённого человека, начал хрипеть. — Отчаяние. Это всё.
У каждого человека есть слабые места.
Эвет почувствовала, как губы расползаются в хитрой ухмылке, а где-то в рёбрах взрываются фейерверки величия. То чувство, когда обыграл брата в шашки или написал контрольную лучше своего заклятого врага. Превосходство – вот самое правильное слово.
Остальные же, очевидно, этого не разделяли; невидимые нити тянули их наружу, туда, за пределы школы. Ведь именно там находится то, что зазывало их покинуть эту академию, вернуться и даже убить, если будет такая необходимость. Люди были падки на связи, они обвивали узами всё, что им дорого, и держались за это до самого конца.
Так же цветы тянутся к солнцу. К их потребности и жизни, без которой они не смогут цвести. Так они тянут из грунтов минералы и воду, так они вбирают воздух своими листками. Но узы не были обязательным условием для жизни, в отличие от всего, что делают растения.
Монокума исчез, оставив после себя трещины, предвещающие существенный раздор.
— Как думаешь, что в этих видео такого то? — Эвет обратилась к сидящей неподалёку Аой.
— Вообще ничего в голову не приходит, — Асахина нервно поджала губы, грустными глазами посмотрев на собеседнику. — А ты?
— То же самое, — Эвет оттянула ворот футболки и прикоснулась к холодному паучку на цепочке — любимый кулон.
— Чёрт, да это вообще ни в какие рамки не лезет! — Джунко легонько пнула близ стоящий стул, словно боясь, что ему будет больно. — Я не думаю, что какие-то там кассеты заставят нас убивать.
— Вот-вот! Саяка, ты как думаешь? — Аой посмотрела через плечо Эвет.
Саяка хмурилась, сутулилась; Саяка хотела спрятаться. Её спина округлилась, да настолько, что можно было вручную пересчитать все позвонки. Не свойственно так кривить позвоночник для артистки мирового уровня, но сейчас не было ни прожекторов, ни сцены. Сейчас был только запах гербер, которым Эвет так наслаждалась, словно он нашептал ей на ушко все тайны и секреты этой девушки.
«И что же ты будешь делать сейчас?»
— Не знаю, — выдохнула Саяка, выпрямив спину. — Но в любом случае, нельзя достоверно верить всему, что там будет.
— Верно, — подхватила Эвет, закинув ногу на ногу. — Нам не нужно так сильно волноваться о неизвестных нам вещах.
***
— Ты позволяешь брать над собой контроль.
Майзоно отшатнулась, во все глаза смотря на Эвет, которая бесшумно подкралась сзади, склонившись над самой ушной раковиной. Эвет сдула надоедливую кучеряшку с носа, изящно улыбнулась и ускорила шаги, вскоре исчезая где-то вдалеке. Будто совсем и не хотела заводить разговор.
Ученики полным составом плелись по коридору в видеозал, куда их позвала Саяка, так активно рассказывая про коробку с кассетами.
Чьи то спины напряглись, то ли от неизвестности, то ли от понимания. Эвет обвела окружающих взглядом и опустила голову, пряча лицо за копною крашеных волос. Внутри наступил штиль, переживать не о чем. Не беря в расчёт...
Но, кажется, слышать чужие крики тут уже под стать традиции. Макото вопил и бил стол кулаками, должно быть, сорвав голос и содрав костяшки.
— Ч-что происходит?
Он молча указал на большую картонную коробку, в которой стопкой были сложены уже пятнадцать кассет. На неё за считанные секунды налетели, словно изголодавшиеся зверушки, и разобрали свои видео, хватаясь за них, как тонущий за маленькую соломинку. Эвет подождала, пока толпа разойдётся и словила себя на том, что опять кусает губы.
«Моя имя тут написано так же, как и на двери, что бы это ни значило».
Эвет опустилась на стул и смотрела в чёрную плазму монитора, вставив кассету. Экран несколько секунд оставался пустым, в один момент резко вспыхнул помехами, но всё равно ничего не показывал. Эвет вспомнила о наушниках и быстро их надела, но нет. Тишина.
«И что же ты мне покажешь?»
Вдруг, из динамика прямиком в уши полился голос.
— Знаешь, я так расстроен, — экран, как и прежде, ничего не показывал. — Я так расстроен, что есть такие люди как ты! Скажи, тебе не одиноко вообще?! — Эвет то ли хмыкнула, то ли шумно выпустила воздух.— К таким как ты, чёрт возьми, никак не подберёшься.
На некоторое время повисла тишина, в которой стало слышно шумные вздохи и всхлипы остальных. Эвет приложила руку ко рту и точно также вздохнула, со всем отчаянием, которое только могла сымитировать.
— Хотя, есть у меня одна мысль, — голос стал более радостным, интригующим. — Короче, предложение: если ты станешь запятнанной и сможешь выиграть классный суд... — любит он эти паузы. —
То сможешь забрать с собой на свободу одного из учеников! О боже, я просто гений, скажи?!
Нервная дрожь прошлась по телу зябким дождём; кислотным, наверное. Это объяснило бы, почему каждая клетка тела нагревается так, будто её сжигают заживо, не жалея угля.
— Если близких людей нету
снаружи, то нужно искать
вн-
Эвет рывком выдернула кассету и, одумавшись, уже более спокойно спрятала её во внутренний карман рубашки.
«Если бежишь от чего-то, оно тебя непременно догонит».
***
— Ты хочешь поболтать со мной, или убить меня?
Вопрос, который вертелся на языке так давно, что в конечном итоге застыл, примёрз к нёбу, как сосульки примерзают к железу. Шаги Эвет уже готовы были сорваться на бег, но она остановилась, обнаружив, что находится в тихом и уединённом коридоре, но вовсе не одна.
Смешно полагать, что можно вечность убегать и не оказаться в тупике по итогу.
Смешным было и то, что его дорога, вымощенная полями орхидей, может однажды снова пересечься с той, от которой пошла в противоположном направлении. Если бы обстоятельства были другими, можно было смело, от всей души рассмеяться в беспристрастное лицо такой иронии и продолжить свой тернистый путь дальше, всегда оказываясь на шаг впереди.
Но Эвет едва ли не впервые не чувствует на своей стороне превосходства. Не мудрено:
он ведь никогда раньше не считал её своим прямым врагом. А считает ли сейчас?
— Поинтересоваться хочу, — Бьякуя деловито облокотился о стену, разглядывая складки на рубашке Мацу, которая всё ещё стояла к нему спиной. — Что было в твоём видео?
Ухмылялся. Эвет не видела лица, но чувствовала своими лопатками его мимику. Каждый раз, когда Бьякуя Тогами улыбался именно так — чуть более наигранно, чем обычно, он нервничал. Никогда не умел притворяться: легко читаемый, полон дешёвых жестов в дорогой одёжке.
«Совсем не изменился».
Внутри расцветало то, что смогло затмить животный страх, узлом свернувшийся внизу живота. Тепло вперемешку с горечью: ностальгия.
«Можно действовать по старой стратегии».
— Что было в моём видео? — Эвет приложила пальцы к подбородку, играя задумчивость. — Моя мама.
И тут же засмеялась, как и хотела. Смех у неё был словно крушение самолёта, словно разбитая ваза — вдребезги. Стекло между ними треснуло, осколки впились в кожу. Она заливалась хохотом, разбрасывалась им, хваталась за живот, пока Бьякуя стоял молча и неподвижно. Утерев невидимые слезинки в уголках глаза, Эвет всё же развернулась, оказавшись с Тогами лицом к лицу.
— А теперь давай серьёзно, — он приблизился к Эвет на несколько сантиметров, смотря на неё сверху-вниз.
— У-у-у, ты действительно хочешь обсуждать настолько скучные вещи? — Мацу так же само приблизилась к нему, вздёрнув голову. — Мы так давно не виделись, я соскучилась.
— Хватит.
— Как сам, как родители? Всё ещё путаешь горшки для цветов с обычными?
— Прекрати, немедленно, — Бьякуя приблизился почти в плотную, пытаясь задавить собеседницу тяжестью в своих синих глаза.
В этой синеве читалось слишком многое: широченный океан, наполненный осколками времени. Острый, но чистый, не способный ранить всерьёз. Глаза Эвет — медные, словно пуля, которая кружит рядом с затылком, разгоняя кровь в жилах. Лезвие и пистолет: Бьякуя шёл на перестрелку с ножом в руках, будто и не зная, чем всё закончится.
— Слушай, — Эвет отстранилась на несколько шагов, чувствуя, как немеют стопы. — Я не знаю, что они тебе сказали, но, видишь ли, я тебе не враг. Тебе незачем смотреть на меня сквозь свои прекрасные очки так, будто я намерена расчленить тебя по коробочкам.
Дышать становилось тяжелее, что-то в горле отчаянно хрипело, а в душе ныло. Не всё возможно высказать словами и не всё можно услышать одними лишь ушами. Эвет сжала сухие губы в плотную линию, коря себя за эту неспособность. На недостающем, пустом, пустынном месте зарождалась молчаливая вражда.
Недопонимание влачит за собой пороховую бочку, которая от малейшей искры могла воспылать, образовать вокруг огненное кольцо. Спасайся как хочешь.
— Может, вместо того, что бы бессмысленно избегать друг друга, объединимся? — жалкая попытка.
Но взрыва не произошло, вселенная не схлопнулась в одну маленькую звёздочку, а со стороны Бьякуи послышался тихий, немного гортанный смешок. Он не был ни весёлым, ни насмешливым, ни грустным — просто был, естественный звук, который ничего за собой не несёт. Бьякуя Тогами всегда говорит и смеётся загадками.
— Ты совсем не меняешься, дитя любви, — он расправил свой воротник, окинув Эвет таинственным взглядом, явно что-то замышляя. — Говоришь о сотрудничестве и при этом хранишь от меня тайны.
— Никаких тайн, поскрёбыш, — кончик губ Эвет приподнялся, а пальцы скользнули по застёжке подвески. — Никого не было на моём видео. Мы знаем друг друга так долго, что ты бы и сам обо всём догадался, будь у меня тайны.
Бьякуя сощурился, разглядывая девушку из под элегантно длинных ресниц, а потом, устало вздохнув, развернулся и направился прочь.
— Красивый кулон. Странно, что тебя не воняет железом.
Эвет одёрнула руку и спрятала её за спину, словно у Бьякуи могли быть глаза на затылке.
— И вовсе он не воняет.
