Адреналин кипятил кровь, отдавал жаром в голову, пускал электрические потоки по всему телу. Руки переодически вздрагивали из-за ударяющихся о кожу эмоций. За окном стелилась глубокая ночь: тёмная пелена туч прикрывала любой намёк на свет звёзд или луны, поэтому источником света служили только одинокие фонари у парковки. Окружившая со всех сторон тьма оставляла девочку совсем беспризорной.
Сегодня всё это закончится.
Рюкзак оказался тяжелее, чем предполагалось, но из-за удобных лямок на плечах ощущался вполне комфортно. Эвет до побеления костяшек сжала их, глубоко втянула воздух, пытаясь усмирить саму себя. Для такой работы требуется расчётливость и внимательность, но все нервы внутри собрались в клубок: бомбу замедленного действия. От предвкушения сносило крышу.
На языке вертелась ярость, которой скоро наполнится этот особняк. Он уже давно пропитан ненавистью и горечью, которые, как старые брызги крови, свернулись и безмолвно застыли. Сегодня ночью тут появится хоть что-то живое, и Эвет самолично приложит к этому руку. Отгонит душащую скуку хотя бы на время – это уже не пустяковая честь.
Перемещаться в темноте оказалось сложнее, чем можно подумать. Глаза постепенно привыкли, сосредоточенно пытаясь замечать все скрипящие доски на лестнице. Пальцы прочно обхватили поручень, стопы очень аккуратно опускались на ступеньки, будто пытаясь левитировать над ними.
Этим ходом, кроме гувернанток, почти никто не пользовался, поэтому глаз упал именно на него. Спустившись вниз, окажешься в южном крыле, где большинство комнат — кладовые, прачечные и спальни для прислуги. Самая безопасная территория именно тут, так как вероятность быть замеченной стремительно скатывалась вниз. Служанки, занимающиеся столь тяжёлой работой у столь противных людей спали как убитые.
В груди разлилось тепло от возможности хоть как-то скрасить их серые дни. В голове всплыли глубокие морщины на лице Мари, тёмные круги под глазами Харуки — Эвет никогда особо не интересовалась их жизнями, но сейчас все эти детали наслаивались одна на одну, подпитывая уверенность в своих действиях.
План побега был давно придуман, обработан и хранился где-то на затворках памяти до этого самого дня. Загородный особняк, в который её "семья" приехала на несколько дней не был идеальным: сигнализация у одного из окон сломана, на замену поставили обыкновенную мигалку, которая должна была хотя бы попытаться спугнуть потенциальных воров. Такая серьёзная оплошность таких серьёзных людей забавляла до невозможности, Эвет хотела рассмеяться истерическим смехом но оставила эту затею. Будет обидно, если поймают из-за лишнего шума.
Она должна уйти. Должна бежать, жечь и проклинать все дороги, ведущие к фамилии, что носит её родня.
Может быть, именно для этого Эвет и была рождена.
А дальше всё происходит как в сладостном тумане: морозный вечерний воздух, влажная после дождя трава, боль в спине от попытки пролезть в узкую щель забора и фейерверки чувств внутри. Каждый вдох за ограждением ощущался по-новому, словно вовсе и не было кислорода там, внутри. Эвет знала, что должна была делать дальше: побежать к углу, пройти несколько метров прямо и встретится со ждущей её машиной, но этого было мало.
Она стянула рюкзак с плеч и резким движением расстегнула его. Потянувшись рукой к самому дну, Мацу выудила две интересные вещицы: петарду и матово-чёрную зажигалку. Эта понастоящему детская шалость терзала грудную клетку своей необходимостью, пускай здравый смысл и вовсю распинался о том, что потакать своим желанием сейчас значит оступиться посреди болота.
Язычок пламени коснулся фитиля, и петарда отправилась далеко в воздух, прямиком к парковке у центрального входа. Эвет коротко улыбнулась самой себе и пулей кинулась в противоположную сторону, навострив уши в ожидании заветного хлопка и криков проснувшихся охранников. Хриплый смешок сам по себе вырвался из лёгких, когда во дворе замигали фонарики и выразительные ругательства.
Пахло сырым асфальтом, лёгким сумасшествием и влажностью в воздухе. Тяжёлые капли уже давно были готовы сорваться с густых туч, но почему-то оставались в небе. Дождь сейчас не был лишним, хоть как-то бы остудил вскипевшую голову, но, как на зло, погода будто затаила обиду. Звук открывающихся ворот ускорил движения мышц ещё в два раза, хотя они уже изнывали от перенапряжения. Жар, распространяющийся по телу, только сильнее спутывал клубки мыслей и превращал сбитое дыхание в прерывистый смех.
Эвет не могла назвать точную причину своего веселья, будь то истерика или радость от того, что в поле зрения уже показалась чёрная машина, ожидающая её. Дверь была нараспашку, и Мацу, сгруппировавшись, боком влетела в неё, распластавшись на задних сидениях. Едва она оказалась в салоне, послышался рёв мотора и автомобиль без предупреждения тронулся.
— Ты бы хоть о пассажирах подумал, — прошипела Эвет, захлопывая за собой дверцу.
— Ты обо мне хоть бы раз подумала, — человек на водительском месте чуть откинулся назад, выглянув из-за сидения, — Нет, серьёзно, что это всё значит?
Голос Бьякуи эхом пульсировал в ушах, его светлая макушка расплывалась перед глазами. Расплывалось вообще всё: пространство превратилось во что-то неразборчивое и мутное. Дышать становилось невозможно, воздух застывал в лёгких, не позволял ни вдохнуть, ни выдохнуть. Эвет, делая короткие рваные вдохи, вытерла пот со лба рукой, обнаружив, что её пальцы дрожат, что всё её тело мелко дрожит, а холодный уличный ветер застыл на плечах.
Лёгкость, с которой она пересекала черту невозврата вдруг сжалась, превращаясь в отвратительно тяжёлое чувство у самого горла.
Пытаясь проглотить солёный комок, Эвет прислонила голову к окну и тут же отпрянула, почувствовав, как затемнённое стекло опускается. Резкий порыв свежего воздуха сделал картинку перед глазами чётче. Полуопущенное стекло позволяло увидеть мелькающие фонарные столбы и Мацу принялась их считать. На шестом реальность полностью восстановилась, и голос с водительского кресла доносился куда отчётливей.
— Успокоилась? — получив в ответ неразборчивое мычание, Бьякуя продолжил. — Если бы ты сейчас расплакалась, я бы выбросился из машины на полном ходу.
— Да ты что, — Эвет опустила подбородок на локти, разглядывая блики света в темноте. — Когда это я плакала у тебя на глазах?
— Сейчас ты всхлипывала так, будто тебя кто-то душит.
Шины тёрлись об асфальт пустой трассы; на улице было тихо, значит, за ними пока никто не гнался. В животе образовалась тянущая дыра, и Мацу быстро заглушила это чувство новыми мыслями: будет ли кто гнаться вообще? Побеги из семейства вовсе не новость, такое уже происходило ни раз и не два. Дети просто не выдерживают свалившегося на них груза фамилии и потенциального наследства.
— Так, ладно, я спрошу ещё раз, — Эвет перевела взгляд на Тогами, всё ещё находясь в размышлениях. — Что случилось?
— Что-то случилось?
— Представь, да.
Мацу снова скучающе отвернулась к окну, но отскочила, когда оно начало подниматься. Теперь перед глазами было собственное отражение: растрёпанные русые кудри, тёмные глаза, и Эвет тут же отвела взгляд, чувствуя табун мурашек на лопатках.
— Почему ты решила убежать?
— А мне, по твоему, нужна веская причина? — Эвет удивлённо похлопала ресницами. — Рано или поздно должна была, сам знаешь.
— Другими словами, ты просто так решила убежать именно сегодня? — ответом послужил короткий не совсем весёлый смешок.— Какая же ты дура.
— Но ты всё равно меня спасаешь, — Эвет прильнула к переднему сидению, — каждый раз.
— Этот последний, — Бьякуя изо всей силы повернул руль, сворачивая с перекрёстка. — Отвезу тебя в лес и закопаю под самым убогим кустом.
— Вау, ты такой милый, — Мацу провела кончиком пальца по контуру сидения. — Но хостела, про который мы говорили, будет достаточно для того, чтобы меня не нашли.
Не получив ответа, она стукнула коленом по спинке и под сидением что-то звякнуло. Вскинув бровь, Эвет наклонилась, пошарила рукой по полу, пока не наткнулась на бутылку. Взявшись за горлышко, она подняла её на уровень глаз, всматриваясь в этикетку.
— Ого, это Pol Roger? Не думала, что ты из тех, кто делает подарки на новоселье.
— Это для того, чтобы ты напилась и заткнулась.
Далее в машине на всю громкость заиграла музыка, оборвав дальнейший разговор. Эвет выразительно хмыкнула и принялась изучать бутылку, обнаружив, что она уже была открыта.
— Чёрт, да ты пил! — никакой реакции не последовало, музыка заиграла ещё громче. — Сел за руль бухим и включил Билли Холидей, ну ты даёшь!
Эвет откинулась на сидение и сделала несколько глотков из горла. Сладкая и жгучая жидкость потекла по горлу, алкоголь постепенно запечатывал все неприятные мысли, откладывая их на потом. Карие глаза пусто смотрели вперёд, покрываясь пеленой опьянения и сонливости, нагнавшей организм сразу после уходящего адреналина.
Вместе с нейротоксином в теле разлилось искуственное спокойствие.
— За это и любят алкоголь. Знаешь...
Пьяное бормотание ненадолго прервалось, когда Эвет снова встретилась глазами со своим отражением. Точнее, не совсем со своим. В этом чёрном окне не было отражения Эвет Мацу, это была
другая.
Та, от которой хотелось избавится, зачеркнуть, оборвать
её жизнь.
«Ты умрёшь если сделаешь это. Осознаёшь?» – стоит ли шутить про гроб на колёсиках?
Руки неосознанно потянулись к волосам, пальца ощупали русые, выжженные плойкой, кудри. Губы тут же вытянулись в невесёлой усмешке, в горле застыло неприятное чувство, которое хотелось выдернуть с корнем. Мышцы вновь напряглись, но после нескольких глотков повторно расслабились. Эвет убрала руки от головы, напоследок накрутив кудряшку на палец.
— Я обрежу волосы.
***
Это не предвещало ничего хорошего.
Бьякуя аккуратно прокрутил руль, сворачивая на проспект. Внутри его упрёком колола мысль, что то, чем он сейчас занимается крайне опасно для его бережно хранимой репутации наследника; но а был ли выбор? Горькая агрессия сдавливала рёбра каждый раз, когда взгляд цеплялся за зеркало дальнего вида и отражающеюся в нём фигуру. Уснула в позе эмбриона на задних сидениях, прелесть.
Бьякуя в который раз панически оглянул дорогу на предмет преследователей. Всё чисто.
Побеги среди детей той семьи действительно уже не событие; но с Эвет все как всегда с оговоркой. Её гибкий язык и неукротимая натура часто шли ей же во вред, и это случай явно может не выбиться исключением из общего правила. И самое худшее: она всегда это понимала, но всё равно пестрила бельмом на глазах у верхушки, сколько не одёргивай её и не пытайся нащупать в голове хоть щепки от разумных мыслей. Уж не собирается ли она действительно умереть ради этого?
Ночь все продолжала сгущаться, практически достигая своего пика. На небе всё ещё ни единой звезды.
То, что Эвет именно сейчас решила порвать на себе "золотые кандалы" и воплотить свой совсем уж на голову не налезающий план тоже странно. С её выражением лица вторилось нечто пугающее уже несколько недель: оно изламывалось в непонятных гримасах, терзалось спрятанными клочками эмоций, которые никак не могли стать чем-то цельным. Бьякуя никогда не вмешивался в такое, но раз уж случилась эта ночь, то что-то определённо произошло.
А может и нет. Чёрт её знает.
Он бросил попытки понять человека, который сам себя не понимал ещё годы назад. В конце концов, если рассуждать логически, то не так уж и много он знал про неё, пусть и много лет находился прямо под боком. От этой мысли рёбра ломающе сжались, так что Бьякуя попытался затолкать её в отдел к остальным ненужным и мешающим вещам, которые переодически генерировал его мозг. Эвет есть Эвет – её ненавидят практически все и у каждого найдётся достойная причина.
Но одно Тогами знал наверняка: она далеко не глупая, пускай и страптивая. Выкрутится при любых жизненных обстоятельствах, чего бы ей это ни стоило.
Окресности стают все более узнаваемыми, пункт назначения уже близко. Признаться, Бьякуя до сих пор пытался смириться с безумием, которое творил, но поворачивать назад уже поздно, придётся действовать согластно плану. Это можно считать расплатой за все былые услуги с её стороны; Бьякуя Тогами не любил быть в долгу.
— Мы приехали. Поднимайся и прекрати марать мне салон.
Мысль о том, что её план куда обширнее, чем та часть, в которую его посвятили не давала покоя. Сменить имя и внешность, как Эвет того хочет, явно не достаточно для того, что бы начать новую жизнь; а что уж говорить о просьбе устроить её на работу в корпорацию. Тут должен скрываться козырь, причём не один; и его причасность ко всему этого отнюдь не красила ситуацию.
«А ты бы пошёл со мной на эту смерть? У нас все равно нет шансов».
Эвет сонно потянулась, лепеча себе поднос какой-то бред, игнорируя немой вопрос между сведённых бровей Бьякуи.
***
Чуйка его не подвела.
Признаться, он глубоко засомневался в ней, когда Эвет вполне себе мирно существовала все эти полгода. Сидеть сложа руки было абсолютно противоположным её характеру понятием, но именно этим она и занималась: жила в самой дыре этого города, смирно работала в корпорации Тогами под другой личностью и совершенно не выглядела удручённой.
Единственное, что было полностью ожидаемо — смена внешности. Некогда достающие до поясницы кудри теперь едва дотягивали до линии челюсти, а их прежний тёмно русый цвет покрылся рыжей краской, не без помощи осветителя. Ненавистные ей очки в белой оправе сменились цветными контактными линзами. Слишком выделяющаяся внешность для человека в бегах, но это всё очень подходило ей.
Это урок о том, что никогда нельзя сомневаться в себе. Нельзя греть своё сердце предположением о том, что абсолютно неукротимый человек в действительности может изменится и прекратить чинить хаос направо и налево.
— Рыжеволосая девчонка! Её звали Натали Агацума, это она спланировала ограбление и заставила нас принять в нём участие!
Сердце то ли пропустило удар, то ли вовсе остановилось и упало куда-то вниз. Бьякуя Тогами всегда был неуязвим со всех сторон и даже при этом был уверен, что готов стерпеть и побороть предательство. То, что случилось, было более чем предсказуемым, слишком вероятным и очень ожидаемым. Внутри что-то трещит, но он старательно игнорирует этот звук.
— Господин, в списках работников никогда не было такой девушки.
Конечно не было, Бьякуя лично позаботился о том, что бы её официально не утверждали как работника. Он понимал, что самолично сделал всё для того, что бы Эвет смогла в любой момент исчезнуть с радаров, но подсознательно всё равно не верил. Не верил, она она сможет сплотить неверных работников и украсть из его личного кабинета порядка восемьсот тысяч йен и бумажные договора. В это просто не хотелось верить.
— Верно, эти ребята всего-навсего жалкие лжецы. Арестуйте их.
Зачем он покрывает человека, который сначала предал собственный род, а потом и человека, которого называл близким другом?
Но загвоздка была в том, что даже если бы Бьякуя и хотел отомстить ей, то сам бы оказался под прицелом. Он изначально не был в безопасности, вмешиваясь в побег Эвет, давая ей кров, деньги и работу. Если об этом прознают, его репутация сильно пошатнётся, а такого законный наследник семьи Тогами не может позволить. Он бы мог мстить ей по-тихому, мог отыскать и превратить её жизнь в сущий ад, но...
Не хотелось.
Из этого эпизода жизни просто нужно выжать бесценный опыт и двигаться дальше. Теперь он ещё сильней, ещё неуязвимей и прочней изнутри, вооружённый заострившейся хладнокровностью и верой в себя; но чего-то всё же не доставало.
Словно некий мелкий паразит смог проникнуть в самые укромные части того, что находится под рёбрами и тихо пустил там корни. Теперь если и выдрать – останутся следы, которые уродливыми полосами пройдутся по всему, что он знал. С глаз будто сняли защитную плёнку и только теперь они могли понять, как же больно на самом деле видеть.
«Отсюда нет выхода, ты бредишь. Ты всегда будешь недостойным».
Нужно выжать бесценный опыт и отгонять от себя странный шёпот, похожий на шелест лепестков.
***
Позднее вечером того же дня бумажные договора были найдены сожжёнными у побережья ближней к зданию корпорации реки. Девять работников, принявшие участие в ограблении, оказались за решеткой в ожидании суда, и ещё трое были отпущены под залог. Существование некой
Натали Агацумы им доказать не получилось, присутствие при преступлении тринадцатого человека не было доказано.
Эвет прижалась спиной к кирпичной стене, делая прерывистые вздохи. Она не знала, сжались ли грудные мышцы от сдерживаемого крика или сбившегося дыхания. Не знала, подрагивают ли пальцы от злости или облегчения. Единственное, что она знала, так это то, что теперь начинается совершенно новая жизнь.
Новая жизнь с нового имени.
Эвет Мацу теперь жива.
