***
В центре грудной клетки цвела уродливая дереализация. Эвет размашисто тряхнула головой, поморщившись от липнувших к лицу волос. Они снова кажутся до безобразия длинными и пышными, лезущими везде, куда только можно. Выцвевшие глаза заранее искрили неудовлетворённостью от сегодняшнего дня и желания закрыться в своей импровизированной оранжерее, подальше от клетки реального мира. Отсутствие цветов плохо влияет на безмерно любящего своё дело флориста. Сегодня раздражало практически всё: противный писк телевизора, из которого доносилось объявление о подъёме, неудобная подошва неудобных ботинок, недостаточно тёплая вода. Раздражало то, что их с утра по раньше отправили в этот чёртов зал и заставляют терять время; хотя, что вообще в этой академии не является тратой времени? Но сильнее всякого раздражало только одно — сон. Он не был загадочным или необъяснимым, даже наоборот: тёмная комната — кладовая из детских воспоминаний; кровь на стенах — комната Саяки; стук, хруст и крик — казнь Леона. Но был один фрагмент, который уж никак не умещался в логическую цепочку. «Кто она, чёрт возьми?!» Её образ в памяти осыпается засохшими лепестками, теряя краски. Ни лица, ни телосложения, ни роста — вспомнить удалось лишь копну спутанных волос, но многого это не принесло. Раздражало, злило. Этот образ можно было списать на незнакомый, сгенерированный мозгом, но что-то внутри отчаянно билось, подсказывало, что всё совсем не так. Совсем не просто так. Мысли путались, в груди сжимался тугой комок, призывая оставить мысли об этом. Раздосадовано вздохнув, Эвет откинула рыжие пряди назад и осмотрела зал, изучая лица одноклассников. Нет, никто из них и близко не походил на ту девушку; Мацу могла сказать точно, даже не зная её внешности. Никто не вызывал такого ужаса вперемешку с до скрежета родным и тёплым чувством. Существовал ли этот человек вообще? Внезапно, взгляд увяз в знакомой синеве. Относительно знакомой, подумалось, ведь что-то в этих глазах поменялось: пылающие огоньки надежды притупились, словно поломанная лампочка, которая отчаянно мигает, доживая свои последние дни. Аой затухала, не билась в горе или истерике, а просто медленно угасала. В душе всё осыпалось, словно вялые лепестки. Тело ломит, сердце скребёт чувство, какое же жестокое чувство. Всепоглощающее, всеохватывающее, до чего же отвратительное. Солнце больше не греет, моё сердце меня не прощает. — Кхм, я хотел бы сделать объявление! Тело непроизвольно дёрнулось, но тут же напряглось и вытянулось, как по струнке. Глаза полукругом пробежались по всем присутствующим, убеждаясь, что они смотрят исключительно на фигуру впереди. — Каждый раз, когда вы проходите через классный суд, перед вами открывается целый новый мир! В носу возник фантомный запах петуний: резкий, сильный, символизирующий тот самый гнев, с которым ничего не можешь сделать. «Греховный гнев» — так его однажды назвал один из сотни влиятельных и толком неизвестных Эвет родственников, и попал в самую суть. Нося его под сердцем, хочется нарушить все семь заповедей только этому гневу на зло. Он медленно впитывался в кровоток, исходя откуда-то изнутри. Он не принадлежал этому месту и обстоятельствам, хоть говорение загадками уже и сидело под самым горлом; он был автономным, проснувшимся от долгой спячки. Зубы сжали внутренюю сторону щеки. — Он говорит о выходе наружу?! Эвет перевела нахмуренный взгляд на Аой, которая теперь стояла намного ближе и снова сверкала как прежде. Но теперь это был, скорее, вымученный свет, выцвевший из затхлых страданий, живущих в подреберье. Искренности в нём поубавилось и от этого на душе сделалось только хуже; во рту начало отдавать горькотой. — А ты как думаешь, Эвет? Голова набивалась тревожной пустотой. По правде, думать уже никак не хотелось, но облегчать кукловоду задачу и делать все первые шаги в объятия костлявых рук отчаяния хотелось меньше. Уголки губ игриво закрутились в формальную улыбку, игнорируя то, с какой тяжестью эта улыбка далась. Плохо дело. — Я думаю, что нам нужно ещё раз хорошенько осмотреть академию. Аой всё ещё выглядела обнадёженной и даже счастливой, что-то трепетно говорила и даже смеялась. Эвет почувствовала, как скрипят её зубы, но не прекратила улыбаться и будто бы увлечённо кивать в ответ. — Пойдём искать новый мир? Горло облепила духота, воображаемая или не очень. За пределами спортзала ситуация не поменялась: воздух казался спёртым и тухлым, клубками оседающим в свербящих лёгких. Петунии продолжали проростать прямо в ложбинке над губой, забивая носоглтоку своим символизмом, отчего захотелось сильно прокашлятся и, воможно, подышать в ингалятор. — Тебе не кажется, что тут как-то душно? — Мацу артистично сморщила нос и слегка ухмыльнулась, обращаясь к Асахине. — Душно? — Аой сделала глубокий вдох, словно проверяя воздух. — Ну, так сразу не сказать. Хотя, из-за этих металлических пластин даже окна нельзя открыть на проветривание. — Точно! — Эвет щёлкнула пальцами, — Я предпочитаю проветривать комнаты, нежели полагаться на вентиляцию. Ух, как же я не люблю вентиляции, их чистить ещё надо. — Это точно! — Аой заливисто посмеялась, легко ударив подругу локтём в бок. Но, не смотря на все старания, атмосфера уловимо теряла свою непринуждённость с каждым неуверенным шагом. Эвет, заметив эти изменения, слегка замедлилась и обернулась на Асахину, которая несколько секунд назад выглядела вполне весёлой; теперь же нет. Теперь её лицо становилось каким-то грустно-задумчивым, и, как только Мацу открыла рот, что бы спросить, Аой заговорила сама. — Знаешь, Эвет, ты такая сильная... — отстранёно сказала Асахина. Брови Мацу непроизвольно взлетели вверх то ли от слов, то ли от такой смены интонации в голосе подруги. — У тебя так хорошо получается выдерживать всё то, что происходит. Хочу быть такой, как ты. «Не хочешь» — машинально проскочило в голове. — Аой, сложно всем, тут всё зависит от уровня стрессоустойчивости. Нет ничего плохого в том, что бы нервничать, я... «...уже тоже не выдерживаю». — Просто... Сначала Саяка, Джунко. Мне казалось, мы с ними были близки, — её глаза постепенно наполнялись влагой.— А потом Леон, и я просто... Резко, словно пуля в висок, прилетело осознание. Аой не говорит про заточение, манипуляции Монокумы и отсутствии свободы, из-за которых Эвет почти задыхается. Она говорит про смерти, про всю жестокость, которой пропитан каждый квадратный метр этой академии. Ей больно, ей сложно выдержать это. — Это когда нибудь закончится. Что ты чувствуешь по этому поводу? Ничего.***
Новый этаж академии пестрил самыми разными запахами. Эвет прочувствовала это, стоило ей только подняться по лестнице, проход к которой больше не загораживали металлические прутья. В нос тут же ударила хлорка, запылившеяся бумага и множество тайн, о которых только предстоит узнать, а после — разгадать с особой жестокостью. Эвет поправила чёрные манжеты рубашки и провела пальцами по гладким перилам, словно здороваясь с новой областью исследований. Этаж казался до трясучки просторным, на первый взгляд ничем не отличался от нижнего: всё те же заколоченные окна, навороченные обои и запах элиты. Снизу послышались бодрые шаги Аой, и Эвет галантно отступила в сторону, пропуская её первой. — Так вот что он имел ввиду под «новым миром». Асахина завороженно осматривала коридор вдоль и поперёк, словно находя что-то невероятное в белых стенах с красной и синей подсветкой. Вспомнив про запах хлорки, Эвет носом втянула воздух, тщательно изучая всю поступающую информацию. Хлорки было много, очень, словно целый бассейн находился где-то недалеко. — Слушай, — Аой перевела затуманенный взгляд на подругу. — Мне кажется, откуда-то пахнет хлоркой. Причём именно той, которой хлорируют бассейны. Взор голубых глаз вмиг прояснился, словно кто-то разгонял дым рукой. В точку, это именно то, что ей сейчас нужно. Эвет ещё раз сосредоточенно принюхалась и, цепко схватив пловчиху за запястье, повернула налево по коридору. Перед глазами тут же показалась большая лиловая дверь с табличкой «Бассейн». — Вау... — на выдохе прошептала Аой и резко двинулась вперёд. Эвет, еле успев отпустить её руку, пошла следом, не сводя глаз со смуглого лица. Неподдельный восторг — всё, что на нём можно было увидеть, даже сильно присмотревшись. Эвет вспомнила, как ребёнком радовалась каждому одуванчику, который увидит; непонятная смесь чувств стянула чуть полегчавшую грудь. От хлора уже свербел нос, когда девушки зашли за дверь. Аой чуть ли не подпрыгнула на месте, разглядывая доски и аквантусы на большой полке возле дверей в раздевалки. Но внимание Эвет больше привлек пулемёт, приставленный аккурат к женской двери, чем наглухо отбивал желание заходить туда. — Бассейн! Здесь есть бассейн! Возле каждой из дверей так же располагался маленький сканер. «Как в офисе, где нужно провести карточкой». — Аой, смотри, — Мацу приблизилась к мужской двери, желая не натыкаться на пулемёт. — Похоже что бы зайти, нужно... — Верно! Эвет быстро развернулась и на этот раз всё же поймала глазами чёрно-белого медведя. — Верно, верно! Нужно приложить свою электронную карточку, чтобы войти. И чтобы обезопасить... карточка парня открывает только мужскую, аналогично с девушками! — Хм, а что если кто-то прошмыгнёт, пока дверь ещё открыта? Глаза Эвет вновь вернулись к пулемёту, теперь уже понимая его предназначение. Перед глазами возникла картина расстрелянного парня подле этой дверь и губы невольно свернулись в усмешку. «Кстати, о парнях». Бьякуя сегодня, как на зло, никак не попадался на глаза, а пересечься с ним сейчас нужно было как никогда. Толковой причины, чтобы объяснить эту необходимость не было – что-то вроде привычки, всплывшей вместе со всем тем, что уже должно было разлететься пеплом по ветру. Но оно всё ещё тут: в каждом движении и за каждой мыслью, пусть память уже и стёрла времена, в котором всё это зародилось. Нужно заново всё вспомнить. Всё, что было в мраморных стенах с выбеленным потолком. Когда Монокума снова исчез в никуда, Эвет вежливо распрощалась с Аой и быстрым шагом направилась обратно в коридор, где её не достанет навязчивый запах бассейна и детской наивности. Почувствовать другие запахи теперь было что-то сродни катарсису. «Где он может быть?» Мел, школьные классы, металл, пыль, старые книги. Библиотека? Эвет сильно удивилась, если бы во всём мире нашлось хоть одно место, которое могло завлечь Бьякую сильнее пыльной комнатушки, забитой стеллажами и блеклыми лампами для чтения. Дорожка из смеси давно знакомых ароматов действительно привела к массивной деревянной двери со скромной табличкой «Библиотека». Эвет улыбнулась собственной сообразительности, но только коснувшись изящной ручки тут же одёрнулась, услышав голоса по ту сторону. — Оно покрыто слоем пыли. Должно быть, довольно долго здесь пролежало. «Тебя мне ещё не хватало». От приторно-спокойного голоса Киригири Мацу дёрнула губой и резво отошла от двери, облокотившись о стену. Воспоминания об их вчерашней стычке закололи голову, сжимая мышцы в области живота. Похоже, заходить туда сейчас не самое лучшее решение. — Посмотрим, что внутри? Интересно. Похоже, сейчас будет раскрыта какая-то важная информация. Эвет припала ухом к стене, нервно выводя пальцем узоры на стене. Как глупо. — Но... нам не следует читать чужие письма без разрешения, — голос Макото. — Чего нам «не следует» делать — так это оставлять его здесь, не узнав, что внутри. Послышался звук рвущегося конверта и шелеста бумаги, явно его содержимого; звонкий голос Наэги принялся читать письмо. Эвет плотнее прижалась к стене, словно это могло помочь ей отчётливей услышать неловкое, но достаточно громкое чтение одноклассника. — ...Мы снова распахнём наши двери, когда проблемы, из-за которых мы закрылись, будут решены... — его голос дрогнул, как и весь островок полученной до этого информации. Настоящая академия «Пик надежды» уже давно закрыта. Тем не менее, здание, в котором они все были заперты, было точь-в-точь её копией, пусть и с расставленным повсюду оружием и залом суда с комнатами для казни. Казалось даже логичным, что они все находятся не в том месте, куда пришли, но повторить дизайн всех помещений так точно, ещё и с этим запахом роскоши, кажушимся непонятно знакомым. За дверью послышались бурные обсуждения услышанного, и Эвет, решив, что вся полезная информация уже услышана, направилась прочь от деревянной двери вдоль по коридору, отложив свою первоначальную цель. Морозные мурашки рассыпались по предплечьям, физически выражая не самый приятный вихрь мыслей, бушующий в черепной коробке. В ноздри ударил металлический запах. Эвет резко развернулась, хрустнув суставами шеи, но ничего опасного не увидела. Железные прутья, преграждающие проход на ещё один этаж. Классные суды будут повторятся, этажи прибавляться, а количество учеников редеть; самые серьёзные загадки только подждидают за поворотом.***
— Как я думаю, когда произойдёт следующее убийство? Бьякуя приспустил очки и наигранно удивлённо уставился на собеседницу, легонько покачиваясь на стуле. Его пальцы постукивали по пыльному столу билиотеки, бледное лицо даже в желтоватом свете лампы казалось таким же надменным как и всегда. Его не изменит ни дорогой объектив фотокамеры, ни простолюдинская обстановка. Эвет каждой клеточкой тела чувствовала необъяснимый дискомфорт; той уверенности, с которой она шла к нему не осталось и следа. Бьякуя теперь казался каким-то чужим, опасным, словно она не знала его все эти тринадцать лет и впервые смотрит в холодные издевательски сощуренные глаза. — Именно так, это был мой вопрос. Рада знать, что, в отличие от зрения, слух у тебя невредим. Тогами вздёрнул брови, якобы намекая, что у Эвет и самой со зрением не всё в порядке. Не в порядке теперь и с мироощущением: тревога больно кусалась изнутри, грозясь пробить дыру в рёбрах. Почему так неспокойно? Зачем вообще нужно было идти к нему? Чем это поможет? Бьякуя молчал, но книгу всё же отложил. — Тебе не кажется, что это не имеет значения? Большинство из нас всё равно умрут, — его губы тронула понятная только ему самому усмешка. Мозг снова плавился при попытке вспомнить о девушке из сна. О непринуждённой беседе, которая бы помогла расставить всё по своим местам и успокоить всполошившийся разум не могло идти и речи. Происходит что-то очень странное. — Возможно, даже мы все. Язык казался нехарактерно мягким и ватным. Эвет нелепо улыбнулась и облокотилась плечом о шкаф, сложа руки на груди, и незаметно для друга царапая запястье ногтем. Пространство чуть-чуть прояснилось, но страх никуда не пропал, а вместе с тем и увеличился, когда усмешка исчезла с губ Бьякуи. — Ну, если уж тебе так интересно моё мнение, — подошва ботинок скрипнула о пол вместе с голосом Тогами. — То я скажу: решиться на убийство теперь будет в разы проще, но у потенциального убийцы уйдёт больше времени на продумывание плана. Если, конечно, убийство будет спланированным. Уйти, срочно нужно уйти и обдумать это чувство. Эвет задумчиво прикусила губу и коротко кивнув развернулась к двери. Раз, два, раз, два. Глубокие вдохи и выдохи помогали притупить внутреннюю дрожь, из дверного проёма в пыльную библиотеку будто попал свежий воздух, и Мацу смогла свободно выдохнуть. Может, это всё из-за духоты. Нет. Прошлое, возможно, дело в нём. Давно забытое чувство, которое теперь цепляется своими усохшими когтями за всё то новое, что Эвет успела обрести. Голова снова начала кружится и по испуганному отрицанию своего подсознания Мацу поняла, что не ошиблась. Придётся снова с этим разбираться. Где-то сбоку послышалось шуршание, а после чьё-то смазанное и напуганное движение. Эвет, не успев поймать глазами неизвестного, уже двинулась в его сторону, но тут ей на плечо легла рука, останавливая. Над ухом почувствовалось дыхание. — Та Эвет, которую я знаю, никогда бы не смирилась со своей смертью так просто, — тело мелко задрожало. — Не ври хотя бы мне. Мацу резко отпрянула, но Тогами уже и сам счёл необходимым отойти. Его лицо казалось таким же обычно скучающим, но где-то между ресницами скрывалась зарождающаяся тайна, нечто хитрое и секретное. — Если что, каждый завтрак, обед, ужин, вообще всё время – я буду тут, — он указал пальцем на библиотеку. – Обращайся. Эвет быстро поняла, что это начало чего-то очень нехорошего. Но вовсе не плохого.