champagne problems

      — Если в течении 24 часов не произойдёт убийство, все ваши мрачные, постыдные, сокровенные секреты будут раскрыты всему миру!       Глаза вновь и вновь метались по написанным словам, пытаясь обработать их смысл. Его как будто было и слишком много, и не было вовсе, отчего картон шёл грубыми вмятинами. К горлу подкатил оползень из пышного букета эмоций, но тут же пропал; написанное – это провокация? А как иначе, если другого объяснения попросту нет.       Нельзя воспринимать всё в этой школе за чистую монету, во всём нужно сомневаться. Легко выдохнув, Эвет подняла взгляд на своих одноклассников, и этот выдох сразу же пошёл ей обратно в глотку: каждый из них был до чёртиков напуган. Будто бы им вывернули отвратную изнанку их душ, измазанную в саже стыда и многолетнего чувства вины. Будто все написанное у них в карточках действительно было взаправду.       В трещащей от скапливаемых в воздухе эмоций толпе глаза выцепили Бьякую. Казалось, он точно никогда не станет сомневаться в себе и с лёгкостью различит правду ото лжи; но нет. Его маска мраморного величия крошилась по углам, обнажая застарелую ржавчину ужаса, отпечатавшуюся в уголках глаз.       Что-то здесь не так. По телу прошёлся тремор, руки начало колотить словно от сильного мороза, но в спортзале было скорее удушающе жарко. Унять эту дрожь не получалось. Как не сжимай клятые ладони в кулаки, они всё равно трясутся, как осиновый лист. Всепоглощающий ужас бродил по жилам, нагревая кровь до температуры кипения.       — Это бред, никто никого не убьёт из-за каких то там секретов! — выкрикнул кто-то и с ним тут же захотелось согласится, кивнуть головой или поддакнуть.       Но, конечно, это неправда. Эвет за свою жизнь смотрела на многих людей, чьи глаза до треска роговиц были полны решимости убить за свою тайну, хранимую под белой простынёй. Люди, а в частности, очень известные, – совершали немереное количество неправильных поступков, раскрытие которых общественности в прямом или переносном смысле убило бы их. Да и сама Мацу была доверху набита своими грехами, идеально подходящими для шантажа; как повезло, что написанное на карточке было всего лишь глупым набором слов.       Правда ведь?       Как и думалось, секреты свои, по предложению Киотаки, раскрывать никто не захотел. Объявление об отбое побудило всех расходится восвояси и Эвет резко осознала, что сейчас никак не может остаться одной. Одиночество с младенчества было чем-то вроде подарка на день рождение в большой семье, но в этот момент оно крепким хватом тянуло туда, куда Мацу ни за что не хотела бы идти.       Взгляд снова потянулся ко светлой встревоженной макушке, нетвёрдо шагающей явно не в сторону общежития; вид его был даже более жалким, чем всегда. Эти кристаллические глаза с малых лет наполнены васильковым цветом с оттенком маниакального горя. Эвет прозвала этот цвет "блеклым счастьем" ибо тогда, в их раннем детстве, слишком взрослый оттенок её радужки сильно впечатлился, взглянув на этого очкастого мальчишку.       Они были сшиты из одного материала – потрёпанного, совершенно никому не нужного. Бьякуя отчаянно пытался его перепрошить, отмахиваясь от насмешливых комментариев под руку о бесполезности этой работы. Возможно, у него получилось, но в их глазах он навсегда останется маленьким мальчиком, кинутым на поле битвы без намека на оружие и шанса на победу; таким он остался и в своих собственных глазах, на самой их глубине.       Они одинаковые, кто бы что ни говорил.       Неосторожный шаг в сторону, простое следование давней привычке, как вдруг навстречу вылетает наблюдательный взгляд. Уже которое столкновение с ним за эти дни, но на этот раз оно оказалось сокрушительным — едва не насмерть. Сердце укатилось куда-то ниже рёбер и желудка, в никуда.       И снова это спокойствие в глазах цвета тамариска, осыпающегося под ноги северными ветрами. Даже после того, как все едва не впали в массовый психоз, она держит лицо в натянутом безразличии и даже умудряется всё также мастерски приковывать взглядом к месту. Эвет почувствовала за собой слежку и быстро поняла, что оступилась. Киригири можно даже поблагодарить за то, что она не позволила слабине потом выступить на всеобщее обозрение.       Эвет полоснула “надзирательницу” ответным взглядом, направляясь в противоположную от Бьякуи сторону. Идти к нему сейчас действительно отвратительная идея, даже не взирая на то, что так можно подставить себя под подозрение. Соглашаясь с тем, что написанное в карточках правда, то самый страшный секрет Бьякуи своей мощью испепелит любого в радиусе десяти метров, даже самого Бьякую. Если Эвет права в своих догадках, то она не сможет справится ни с весом этой тайны, ни с источаемой ею болью. Бьякуе нужно выдержать это давление в одиночку.       Пройдя в свою комнату расфокусированный взгляд тут же поймал очертания новых предметов: горшки для цветов, семена и запакованный грунт. Сейчас можно было продолжить занятие, которое ранее прервал назойливый писк монитора – попробовать высадить цветы. Копаться в земле и марать руки это не самое любимое занятие Эвет, но оно всегда того стоило: результаты трудов были видны физически в прекрасных, распустившихся лепестках, жизнь которым подарил именно ты. Цветы зависят от тебя, от твоей заботы и внимания, и уж точно не считают тебя бесполезным.       Эвет шагнула ближе к столу и села на кровать, беря в руки упаковки семян. Схватив их на складе, она даже толком не увидела, какие именно цветы взяла, наугад схватив три пакетика. Рассмотрев один из них как следует, горло тут же попытался разорвать нервный смешок, вибрацией проходясь по стенкам горла.       На картинке гордо цвела орхидея. Цветок великолепия и роскоши, отдающий запахом изысканности и непоколебимого совершенства. Аромат этих шершавых лепестков путался в блондинистых волосах человека, которого Эвет знала почти всю жизнь, поэтому он и оброс ассоциациями с аристократом цветочного мира. Где сейчас Бьякуя? Всё ли с ним в порядке?       Гадкие предположение впивались в голову, как шипованная вовнутрь диадема. К нему обязательно нужно будет сходить, когда общежитие накроет тюль сна, оберегающая от ненужных свидетелей.       Но определённо не сейчас. Выждать нужно как минимум несколько часов, хоть нетерпение уже и выливалось в нервное подёргивание ног. Идеальным вариантом было бы заснуть, но сон – штука капризная и абсолютно неуправляемая в руках человека, который мнёт свой режим как тягучий пластилин. Бьякуя уже совсем не маленький мальчик: он наследник крупной корпорации, который не даст себя в обиду какому-то отчаянному, решившему себя запятнать. Даже тому, с гнилым отвратным запахом. Силой выжав из усталого мозга ненужные тревоги, Эвет взяла другой пакетик, мысленно зачитывая этикетку. Лаванда – спокойствие и умиротворение, тихий шёпот природы и раскидистых полей. Это был один из первых цветков, которые увидела Эвет, стоя у безкраего фиолетового ковра, чувствуя новое для себя переплетение запахов земли, прохлады, и нежности, болезненно сковывающей каждый мускул в теле. Этот аромат был чем-то вроде симфонии, которую сама природа нашёптывала девочке на ухо, раскрываясь под совершенно новым углом. Счастливые воспоминания о спокойствии и чистом французском воздухе.       Сердце стянуло от приятной ностальгии, покалывающей артерии. В детстве Мацу считала эти цветы воплощением немого восхищения и блеска в глазах при взгляде на то, что застрянет в памяти на долгие годы. Не далеко от правды: лаванда означает гармонию, нежность, преданность и одиночество. Истинный смысл, заложенный среди маленьких лепестков оказался чуть более меланхоличным и тоскливым, отдающим бесконечной верностью одному единственному.       «Я тебя никогда не забуду».       «Никто не заменит тебя».       Цветочная поляна воспоминаний вдруг достигла своей окраины пылающей точкой невозврата. Она манила, как закрытая дверь с тонкой щелью, отбрасывающей золотистый свет на тёмный пол. С каждым шагом в её направлении по разуму проходился скальпель, по сантиметру сдирающий ржавый налёт с чего-то болезненно живого, бьющегося в судороге. Это "что-то” – запылившейся автограф, нарочно потерянный в памяти и помеченный особо опасным, как то, к чему нежелательно прикасаться. О чём нежелательно думать. Что нежелательно вспоминать.       Потерянные глаза поймали отблеск белой лампы на упаковке с семенами и поднялись чуть выше. Их встретил пустой цветочный горшок, в который скоро будут высажены цветы. Взгляду только сейчас попалась цифра, наспех выведенная маркером на тёмной поверхности: цифра пять.       Пятнадцатое октября, комната номер пять.       4:15.       Сетчатку обожгло слишком ярким светом правды.       Эвет рефлекторно зажмурилась, отбрасывая семена в сторону. Они оказались открытыми, – это она бессознательно разорвала упаковку? – и маленькие зёрнышки посыпались на её штаны, застревая между складками ткани. В голове всё стёрлось в бессознательный туман в серо-голубых тонах, от которого начинало тошнить. Она мысленно бежала прочь от мутного барьера, к которому минутой назад хотела прикоснуться и содрать пелену. Она бежит до свиста ветра в барабанных перепонках и подпрыгивания сердца вверх к горлу, к горькому иглистому комку.       Тело деревенеет от напряжённого нахождения в одной позе, но и двинуться тоже не может. Возможно, непослушный сон в этот раз таки остался, не ускользая сквозь пальцы, и без просу вломился в разум, задувая там свечи.

***

      По ощущениям могло пройти от пяти минут до пяти лет; но прошло около трёх часов. Похоже, Эвет действительно заснула в неудобном положении сидя и сейчас пыталась привести в чувства щёлкающую от каждого движения шею. Поднявшись на ноги и быстро размяв тело она приблизилась к двери, беря в руки свои громоздкие ботинки; что бы ни звуку не издать. Тенью выскользнув в коридор, Эвет отшлифовала каждый сантиметр на предмет человеческого присутствия, и, никого не заметив, бесшумно закрыла дверь. Ключ аккуратно провернулся в скважине, закрывая дверь; пора выдвигаться за Бьякуей.       Тело всё ещё чувствовалось мятым и бумажным, но подчинялось одной единой цели. Стоило обсудить с ним дальнейшие планы, стратегии и риски и, возможно, привести его в чувства. Он не был слишком раним или импульсивен, но грехов за душой у него было достаточно и Эвет знала один, который мог выбить из него дух и благоразумие. Будет плохо, если следующее дело будет настолько тупым.       Руки прижаты к телу, корпус слегка наклонён, ноги сначала ступают на носок, а потом плавно перемещаются на всю стопу. Пол, пусть даже и с подогревом, холодил тонкие носки и пальцы ног, отчего те столбенели и плохо слушались. Эвет раздражённо прохрипела какое-то оскорбление, адресованное в пустоту, но продолжила двигаться дальше.       «Надеюсь, встреча с тобой, хер ты блондинистый, стоит моих нервов».       Выскочив на лестницу, Мацу стала передвигаться более уверенно и рискованно, отчего и быстрее. Опасение оказаться застуканной всё ещё бурлило где-то внутри, но наблюдая абсолютную пустошь везде, куда не посмотри, сходило на нет. Но только лишь ступив на второй этаж, Эвет снова поймала себя на ошибке: начать расслабляться раньше времени — получить пулю в лоб. Или запах металла в ноздри.       Таковой была игра Монокумы: взять в тиски, сбавить хват и сжать сильнее обычного. Мацу мигом замерла, проклиная себя за то, что последние десять секунд шла слишком свободно и быстро. Запах крови несся из-за угла, а с ним с особой осторожностью переплетался ещё один; орхидеи. Внутри словно что-то оборвалось, вены сузились и Эвет резко выскочила из поворота, замечая Бьякую. Живым.       Взять в тиски, сбавить хват...       Сжать сильнее обычного.       Тогами резко оборачивается на подругу и отстраняется от входа в женскую раздевалку. Мацу, не спеша, приблизилась к двери, чувствуя, как трупный запах сгущается с каждым шагом. У самого дверного проёма, она, переглянувшись с Бьякуей, сделала шаг вперёд и вновь замерла. Кофейные глаза изучали бездыханное тело Чихиро Фуджисаки, боком лежащее на полу.       Глаза сощурились, рот приоткрылся, между бровей залегла складка.       — Ну и вонища, — Эвет брезгливо отпрянула от входа в раздевалку, прикрыв нос рукавом рубашки. — Сколько ты тут уже стоишь?       Тогами молчал, его лицо было на удивление расслабленным и задумчивым, словно он сейчас смотрел на строчки очередного детективного романа, а не на труп.       — Не ты же девчонку грохнул?       — За кого ты меня принимаешь? — отозвался тот, прислонив большой палец к подбородку.       — За того, кому есть что скрывать, — Бьякуя лишь многозначительно хмыкнул и продолжил о чём-то глубинно размышлять. — Что тогда тут произошло?       — Весьма скучное дело, — последовал расплывчатый ответ. — Надо бы его как-то приукрасить.       Эвет состроила непонимающую мордашку, действительно не понимая, какого чёрта происходит. Ещё пару секунд так постояв, Тогами непонятно махнул рукой, развернулся и молча направился в сторону библиотеки. Мацу удивлённо изогнула бровь и быстро приняла решение, что наедине с трупом не останется, но и догонять друга, словно цепная собачка, и вымаливать ответы она не намерена.       Бьякуя был взволнован, обескуражен, голоден и чем-то расстроен — это читалось в его неровной и напряжённой походке. Хотя, вместо «чем-то», можно было весьма уверенно назвать причину и ни разу не ошибиться. Эвет шла сбоку, держа приличную дистанцию и наблюдала за тем, как Тогами надрывно открывает дверь своего излюбленного до каждого камушка помещения и исчезает за проёмом.       Решив не заходить, Мацу облокотилась на стену и прислушалась к звукам внутри: тихий скрип половиц, вздох и нечто, похожее на звук отсоединения шнура от розетки. Бьякуя, зачем-то, упорно пыхтел над удлинителем, пытаясь отключить его от лампы. И отключил, умница какая, намотал себе на руку и вышел из библиотеки, мельком глянув на подругу.       — У меня есть план, — Эвет шумно выдохнула, ведь уже успела набрать воздух для того, чтобы озвучить свой вопрос. — Хотя, это скорее уточнение к предыдущему плану.       Протянулась весьма долгая для театральной пауза и Мацу, ускорив шаг, преградила дорогу Бьякуе, сложив руки на груди и вопросительно склонила голову на бок.       — Подстроим всё так, чтобы все подумали, что это дело рук Убийцы Сё.       Пару секунд Эвет, не изменяясь в лице, вопросительно смотрела в ответ.       — Так всё таки ты её грохнул? — в голосе слышалась усмешка, а Тогами устало прикрыл лицо рукой, изображая фейспалм.       Ясно, как в полдень летом, что это вовсе не его рук дело. Как бы наследник ни холодил свою душу, не затачивал свои клыки и не выворачивался наизнанку, на убийство он был не способен. Способен скрыть улики, помочь закопать тело или посодействовать побегу, но самолично проломить кому-то череп — никогда. Такой весь изящный и белорукий, он просто не создан для тяжёлой работы.       — Ну, хорошо, давай проясним, — Эвет освободила дорогу и продолжила идти за Бьякуей. — Ты нашёл труп, — она загнула один палец. — По всей видимости, знаешь, кто убийца, — загнулся второй палец, а Тогами легонько кивнул. — И хочешь запутать дело, подставив Убийцу Сё, чтобы...— третий палец согнулся неуверенно и одноклассники расплылись в широких улыбках, которые понять могли только они. — сделать всё интереснее.       Со стороны их разговор мог показаться апогеем безумия, но в головах обоих всё выстроилось весьма логично. Таковой была логика детей, выросших посреди минного поля, которое научила их достоверно продумывать каждый свой шаг, проверяя почву на наличие взрывоопасного предмета. Говор, мысли, действия — всё это искривлялось, отдаляясь от общепризнанных норм и могло быть понято только кем-то точно таким же, обходившим бомбы рука об руку со смертью. Именно поэтому Эвет сразу догадалась, что в действительности стояло за этим “интереснее”; хотя, одну загвоздку ещё предстоит выяснить.       Подходя к дверному проёму, Эвет почувствовала, что по левую руку образовалась нехарактерная пустота и, не успев обернуться на отставшего Бьякую, почувствовала чужие руки вплотную к своим бёдрам. Едва инстинкты успели одолеть Мацу, которая тут же выкрутилась и заслонила себя руками в околобоевой стойке, рука исчезла с чем-то плоским и продолговатым в ней. В полуобморочном состоянии Эвет едва смогла разглядеть собственную карточку, которую Тогами теперь как ни в чём ни бывало приложил к сканеру, проходя через итак открытую дверь.       — Нормально всё? — голос был напитан несошедшим испугом и осуждением; попросить словами через рот, конечно, только для простолюдинов.       — Я не хочу иметь дело с этой штуковиной, — незаинтересованно отозвался Бьякуя, имея в виду висящих над дверью автомат.       Вздохнув и сложив свою обувь у двери, Мацу ступила на мягкий ковёр и аккуратно обошла труп, оглядывая его со всех сторон. Оказавшись достаточно близко к Тогами, она тут же с выразительным шлепком по его руке отобрала украденное, на что он только едва слышно цокнул.       — Значит так, — Бьякуя легко кашлянул и достал что-то из внутреннего кармана пиджака. — Нам нужно подвесить её как изображено тут.       В руках у Тогами находилась небольшая фотография распятого ножницами парня. Мацу сильно прищурила глаза, пытаясь при плохом освещении и зрении увидеть хоть что-нибудь и глазницы округлились, когда ей в руки слёг белый шнур, который недавно достал Бьякуя.       — Лицо проще. Вместе подвяжем, девушка сама с таким не управится.       Выразительно фыркнув, Эвет перекинула удлинитель через шею и вместе с Тогами подняла труп под плечи, каждой мышцей чувствуя его тяжесть. Тело Чихиро ещё не успело остыть и было тёплым почти так же, как и при жизни. Чихиро сама по себе была тёплой, лучистой, но стальной и хранящей свою неизвестную тайну глубоко под сердцем. Может, от этого и умерла?       — Так, — Мацу тяжело выдохнула, когда они, наконец, дотащили Фуджисаки до железного тренажёра. — Так кто её убил-то?       — А это тебе предстоит узнать самой, — Бьякуя протянул руку к Эвет, сжал и разжал её несколько раз, прося дать удлинитель. — Ты девочка умная, так что это не станет проблемой.       — А ты просто тварь редкостная, знал? — перекинув провод через шею, ребята принялись за руки. — Кстати, если не секрет, почему именно Убийца Сё? — Мацу нахмурилась, пытаясь завязать крепкий узел, но не эластичный материал провода поддавался плохо.       Привязав левую руку к металлической балке, Бьякуя отряхнул руки, подошёл к Эвет и склонившись над её ухом что-то туда прошептал. Рука, уже закрепляющая узел, дрогнула, рыжая голова развернулась к своему собеседнику и пробежалась глазами по его лицу, убеждаясь в том, что он не врёт. И не врёт ведь; от этого стало настолько смешно, что из горла вырвалось несколько сиплых смешков.       И эти смешки переросли в полноценный хохот, заглушённый ладонью. Так вот оно что.       — Так, так, так, погоди, — Эвет, пошатнувшись, отошла от трупа подальше, чувствуя собирающуюся вонь и шатко присела на скамейку, пока Бьякуя продолжал пыхтеть над чем-то своим. — Другими словами: её сталкерство стало последней каплей мочи в твоём рту и ты решил вот так вот её на место поставить?       — Можно и так сказать, но основная причина не в этом, — Тогами, окунув палец в рану жертвы, принялся выводить кровавые узоры сначала на её лице, а потом на стене: надпись «Кровавая лихорадка», под стать Сё.       — Ну да, — наблюдая за чужой работой, Эвет бездельно водила пальцами по своей ноге. — Она в том, что ты боишься, так ведь?       Рука Бьякуи легко дрогнула на последней букве, оставляя едва заметную кляксу. Мацу по-лисьи улыбнулась, поймав момент слабости, тлеющей под мышечными тканями как непотушенная сигарета. Человеческие черты, в конце концов, присущи каждому человеку, вне зависимости от того, какой прочности оборона стоит у ворот в мир чувств и эмоций.       — Учитывая тот факт, что она уже убивала мужчин…       — Я её не боюсь, — шипяще выстрелил Бьякуя, словно с удавкой на шее.       — Но всё таки хочешь,чтобы все знали её секрет, — Эвет смотрела исподлобья, клыками зрачков впиваясь в открывшуюся рану уязвимости. — На всякий случай, да?       Бестелесное молчание повисло между ними так же, как и труп повис на проводе между тренажёров. Тогами среагировал на слова лишь слегка изменившейся мимикой, отмахиваясь от подруги как от надоедливой мухи, жужжащей правду. Мацу коротко хихикнула, поднимаясь, и стряхивая со штанов фантомную пыль. Отойдя поближе к шкафчикам и оттуда дальше от трупа, она мысленно оценила проделанную ими работу: если не знать деталей, то выглядит точь в точь как дело рук Сё.       Бьякуя, тоже сделал несколько шагов назад и склонил голову на бок, перебирая в голове свои мысли. И всё таки, в его лазурный глазах сегодня появился странный оттенок, за суть которого Эвет никак не могла ухватиться, сколько не пыталась выйти на правду своими бездельными подколами и пустыми разговорами. Тревога извивалась и билась о прутья рёбра, не находя успокоение среди множества объяснений, который практически на автомате генерировал мозг. Он всё таки действует наощупь? Или же решается на какой-то сложный поступок?       Жизненно необходимо это выяснить.       — А что будет, если на голосовании выберут убийцу неправильно из-за всех твоих махинаций? — Эвет опустила тот факт, что махинации принадлежали им обоим. — Фукаву или тебя, например.       — Или тебя, — вынырнув из под толщи своих рассуждений вбросил Бьякуя, не меняясь во взгляде и мимике. — В любом случае, я не дам этому зайти слишком далеко.       — А если потенциального подозреваемого никто не послушает? — Мацу продолжала разжёвывать другу свою логическую цепочку, навостряя все чувства в своём теле до накала.       — Тут есть умные люди которые не дадут нам умереть, — ухмылка полоснула его лицо бледным шрамом. — Их, правда, немного. За одной из них тебе как раз и поручено проследить.       Внимание, цепко удерживаемое на попытке просочиться сквозь возведённые вокруг Бьякуи стены внезапно рассредоточилось по вспыхивающим мыслям. Сможет ли Киригири разгадать правду, запрятанную их руками под толщу извилистой лжи, не имеющей ни начала, ни конца, ни смысла? Взгляд терялся между ворсинок жесткой шерсти на полу, полностью уйдя вовнутрь, в память. Расследуя первое убийство, Кёко обращалась с трупом скорее как со старым знакомым, нежели с тем, что она увидела впервые. Как бы туго ты ни умел затягивать поводок на своих эмоциях, впервые столкнувшись со смертью ты не сможешь сдержать инстинктивного отвращения и страха.       Читалось ли это в отточенных движениях Кёко? Нисколько.       «Она точно уже сталкивалась с чем-то подобным. Как минимум, с мёртвым телом».       Стоит ли говорить об её грамотном поведении на суде: абсолютное спокойствие, построенные лишь на логике выводы и умелое подталкивание других к заветной правде. Скрываемый ею абсолютный талант точно имеет отношение к аналитике и смерти; хорошо, если она окажется всего лишь кем-то вроде сыщика. Детективы пускай и вызывали мгновенную реакцию отвержения, но уж точно были менее опасными, чем кто-то, кем Киригири могла оказаться в рамках убийственной игры.       В любом случае, во время этого расследования ей не выпутаться из ловушки оценивающего взгляда.       Шаркнувшая совсем рядом подошва ботинок Бьякуи вынудила Эвет вернуться в момент здесь и сейчас. Она оторвала глаза от ковра и встретилась взглядом с Тогами, явно желающим сказать что-то ещё.       — И даже если она не оправдает моих ожиданий, то ты всегда придёшь мне на помощь.       Это был отнюдь не вопрос. Мацу слегка вздёрнула бровь, подмечая, что глаза напротив сделались грубее и холоднее. Это была попытка в приказ и желание продемонстрировать власть, приковать к месту и подчинить своей воле. Так Бьякуя делал со своими подчинёнными, сжимая их в тиски своего авторитета и лишний раз демонстрируя своё положение на несколько десятков ступеней выше их. Понятно, что он не доверяет Эвет, это прямым текстом говорилось совершенно недавно. Он неуверен и хочет задавить мнимым превосходством, уменьшим все образовавшиеся в голове риски. Конечно, лучшим вариантом сейчас будет подыграть, но можно чуть-чуть и поиграть с этой шаткостью чужих планов.       В конце концов, раньше он никогда так не делал.       — А что, если нет? — Мацу хитро вильнула бедром, отводя глаза в сторону. — Это только мне решать, в конце концов…       Пока слова формировались в голове, холодная от низкого давления рука схватилась за воротник рубашки, слегка притягивая Эвет ближе к себе. На несколько секунд дыхание заморозилось от навеянного чувства угрозы, но осознание успело прийти быстрее необдуманных действий: это же Бьякуя. Способный только клацать зубами в пустоту, никогда не кусая по-настоящему; хотя, признаться, даже такой слабый выпад был чем-то новым. Эвет в наигранном любопытстве вскинула брови, поджимая губы. Вторая перешагнутая грань за минуту.       — Ого, и что дальше? — Мацу попыталась поймать глаза друга, теперь плотно укрытые от неё светлой челкой. — Нарушишь свои принципы что бы что? Сам же недавно читал свой мотив…       Слова упали с особой тяжестью, цепляясь друг за друга, образовывая острый клубок, способный убить. Неправильность сказанного тут же впилась зубами в обратную сторону щеки, но Эвет продолжала смотреть абсолютно чистым, не подвластным аффекту взглядом. Это было осознанное нарушение негласных правил, вычерченных на гравии их детства; в конце концов, Бьякуя сделал это первым. Может, это наконец-то обнажит необходимый фрагмент его мышления и вставит прозрачный пазл в стеклянную картину всего происходящего. Может, всё вынесенное из их прошлого в настоящем времени имеет вес не больший, чем стёртые в пыль валуны.       Горькота неприятно кольнула уголки глаз, когда Тогами внутренне дёрнулся и скованными движениями отпустил ворот рубашки, отходя на несколько шагов назад. Незначительное физическое расстояние между ними теперь чувствовалось пропастью глубиною в несколько световых лет.       — В любом случае, у тебя не будет выбора, — его голос снова вернулся в ледяную норму. — Если хочешь жить – обнажай правду.       Эвет поглядывала на Бьякую из под растрепашихся волос, теребя верхнюю пуговицу. Он ловким движением убрал чёлку с лица, ещё раз оглядел место преступления, огибая взглядом свою напарницу и уже на твёрдых ногах пошёл к выходу. Прочь от нависшей тяжёлой мантией атмосферы.       — Советую тоже тут не задерживаться, если только не хочешь побыть наедине с трупом, — за несколько шагов до двери он остановился и, не разворачиваясь, бросил. — Или хочешь подумать о том, как сама налажала с сестрой.       Лёгкие в момент очистились от воздуха; голову повело то ли от кислородного голодания, то ли от обычного голода. На пару секунд Эвет показалось, что с неё сняли кожу и теперь каждый выброс в атмосферу оседает на ней жжением и болью. Ослепление своими чувствами прошло очень быстро, но этого времени Бьякуе хватило, чтобы гордо и немного трусливо скрыться в своём направлении. Волны темноты сгущали сухой комок в горле; разрастающаяся вокруг вонь сигнализировала о том, что нужно убираться прочь.       «Но что вообще он хотел сказать этим? Дал сдачи за то, что я дала сдачи?»       Устало вздохнув, Эвет размашисто махнула рукой на Бьякую, который давно уже ушёл в свои дальние края и в последний раз посмотрела на их работу. Кровь на стене начала засыхать, Мацу, не дыша носом, подошла с распятому трупу, проверила, насколько прочно у того привязаны руки. Взор метнулся влево и зацепился за окровавленный плакат с девушкой в купальнике. На губах заиграла заинтересованная усмешка, но в грудь кольнуло странное чувство. Что-то было не так.       «Разве такой не должен висеть в мужской раздевалке?»