Пёс войны и шут гороховый

      Ладонь легла на что-то мягкое, давно забытое. Горо гладил и перебирал пальцами таинственных тонких змеек. Не сразу понял он суть, лишь когда сон потерял густоту и разум медленно выныривал на поверхность. Змеи превратились в проволоку, затем проволока превратились в нитки, а нитки стали волосами только тогда, когда Горо понял, что спал до этого. Локоны запутались в его пальцах, но предпочтя освобождению-путы, рука потянулась ближе, к корням.       «Кадзуха, ты вернулся? — он был так рад этому, что телом стал ближе к спящему. — Я хочу, открыв глаза, увидеть тут же твоё лицо, где же ты? Я обниму тебя.».       На ощупь пробираясь, Горо наткнулся на что-то острое и распахнул сонные глаза. Да, он видел схожий белизны волосы, почти тот же красный цвет в прядках, но рога, на которые он сейчас наткнулся, и толстая шея, которую он сейчас обнимал, были совершенно не такими романтичными как во сне.       — Итто, — прошептали губы в недоумении, — это ты? Что ты здесь забыл?       Мужчина лежал вповалку, он был похож на убитого солдата, что лежит в неудобной позе, так как его и подстрелили, руки туда, ноги сюда, голова на футоне, тело в одеждах на полу. Правда, в отличие от трупа, Аратаки чуть похрапывал и сопел. То ли от бесполезности, то ли при нежелании, Горо более не стал будить бедолагу, да и рук не убрал. Он дал себе волю потрогать коварного О’ни, более тщательно огладить волосы, сделать заметку о том, что пряди совершенно другие чем у того, кто спал с ним во сне. Профиль Итто был грубым, брови чёрные, нос с горбинкой, черты четкие, словно наточенные, сам он был горяч, как печка от которой можно было расплавиться, видимо и кожа чуть загорела от пепелища внутри ёкая. Эх, всё это не то. Всё это не такое как у ветреного романтика.       — Итто! — звал его парень, пожелав избавиться от непрошеного. —Эй, просыпайся.       В ответ что-то недовольно бубнили и ворчали, пришлось потрясти соню за плечи. Но Аратаки, совсем распоясался, потянулся руками к беззащитно сонному генералу, да загреб его в тяжёлые объятия, при этом что-то приговаривая сквозь сон. Горо чуть было жизни не лишился, когда острые рога едва не проткнули его, вместо них, он напоролся на лицо похабного О’ни. Теперь профиль Аратаки притиснут был к вздымающееся обнаженной груди, поза его была не ясна и неудобна, нос упирался в рёбра. Пушистый хвостик не знал покоя, он стал вилять из стороны в сторону. Ощущение ветра от тёплого дыхания Итто пробирало до дрожи и щекотало до мурашек.       «Он обжигает мою кожу. От него пахнет якисобой и его естество… — парень сглотнул, когда непроизвольно стал вынюхивать, — приятно, как сильно он сжимает меня, как тепло стало мне. Меня так давно не касались, что я и забыл, как это приятно, как горячо, как неудержимо хочется большего.»       — Итто, — Горо не мог больше, если так продолжится, то он сломается, — проснись же!       О’ни сжал ещё сильнее, но писк изданный от этих тяжких объятий, всё же разбудил его.       — А? — открыл он резко глаза. — Почему так мягко? — оторвав лицо от тела и увидев, что во сне он обнимал вовсе не плюшевую игрушку, Аратаки резко отскочил. — Простите, я не…я случайно, Горо, я не хотел сделать тебе, то есть вам, больно и тем более применить силу и не…       Ушастый запыхался и взмок, на лбу только что проложила влажную дорожку капелька пота.       — Славно, что ты проснулся, —генерал старательно пытался запахнуть свою юкату и скрыть обнаженную кожу, — ты так сильно обнял меня, что чуть было не лишил рассудка.       Итто понял, что не может остановить свой змеящийся по товарищу взгляд.       — Вам дурно? — он решил, что вновь ошибся, когда ноги генерала вдруг вздрогнули, как казалось от возбуждения. Всё же прошлый раз, когда его пригласили остаться, это были дружеские посиделки, а не зов в кровать. — Рана воспалилась? Я повредил вам что-то?       — Итто, — шептали сухие губы, — ты такой громкий, иногда кажется, что ты и сам заплутал в своей голове. Всё в порядке, просто ты напугал меня.       — Простите меня, — вздохнул ёкай, — ночью я собирался уйти, но непроизвольно уснул прямо сидя здесь, вы так сладко спали что думаю, я бы и стоя уснул из-за спокойной песни вашего сопения.       О’ни сделал нервный смешок и поправил волосы за остроконечное ухо, выглядел он всё равно растормошенным, а на лбу всё ещё осталась вмятина от простыни.       — Ты смешной, — улыбнулся этому Горо. — Скажи, что тебе снилось?       Аратаки сделал задумчивое лицо.       — Я не помню, по-моему, даже и ничего, — он просто решил не говорить. — А вам?       — Мне снился Кадзуха, мне снилось как он держит меня за руку, вот так, — Горо вдруг положил свою маленькую ладонь на большую смуглую. — Мне снилось, что он рядом, что он улыбается.       Кончики ушей О’ни покраснели, а Горо не жалея его продолжил.       — Мне снилось как он обнимает меня, как трогает меня за ушком, как нежит мой хвост, как нагибается ко мне, ближе и ближе, — кажется генерал уже готов был поднять белый флаг и сдаться желанию, крепче сжимая руку Итто. — Мне снилось, словно наяву, как он дышит, как сжимая мою шею, он целует меня, сначала аккуратно-так целуются неумелые подростки, так целуются невинные, — он коснулся своих губ пальцами, — а затем совершенно грязно, грубо, как воришка, болезненно, как дантист, копошась в моём рту и изучая зубы. Я хотел съесть его. Хотел, чтобы он проник в моё сердце.       Аратаки почувствовал, как скрутило живот, как забилось сердце, словно туда воткнули вилку и сейчас точно положат лакомый кусочек себе на язычок и не жуя, проглотят. В паху стало тяжко.       — А мне снились вы. Я вспомнил.       Ему слегка улыбнулись. Может Горо и хотел что-то сказать, что-то вроде «мило», но Аратаки нагнулся к нему и стал не по-дружески близок. Долго ещё он не решался, его глаза кидались из стороны в сторону, пока всё же не сошли с ума от близости к любви своей.       — Можно я… — Итто сглотнул вопрос. — В прошлый раз вы говорили, что о таком не спрашивают…       Горо смотрел четко, с глазу на глаз, сжав плотно губы, он валялся беспамятства, делая вид, что безучастен, что не давал повода и не делал намеков. Эти гляделки прервались, неприступные губы всё же чуть да разомкнулись, для Итто это было сигнальной ракетой, что вспыхнула в небе зеленной искрой. Ему сказали: «Можно». Их поцелуй случился этим ранним утром. Мужчина наклоняясь целовал без эмоциональную и словно замёрзшую куколку. Но даже так, губы Горо были не сказано хороши, длинный язык стесняясь, лишь слегка касался кончиком, он старался сделать всё таким нежным, таким слащавым, что кажется перестарался и сделал приторным. Все эти лобызания, были трепетными и столь нервными, что и сам даритель поперхнулся. Оторвав губы от любви, Итто неуверенно открыл глаза, думал, когда откроет на лице генерала будет злость и одна только ненависть, увидев такое можно было бы смело застрелиться. Всё же, Горо лежал неподвижно, да и лицо было через чур сухое.       — Пытаешься подражать, Кадзухе? — генерал нисколечко его не жалел и кажется был готов дать патрон для выстрела. — Не похоже, совершенно не похоже, это не то…подрожать ему было полной безвкусицей. Его искусство вдохновенно, оно возвышенно и полно смысла. А твоё, твои стихи, твои возгласы - всё это, просто смешной анекдот.       Аратаки вцепился в щеки пса, придерживая мордочку рукой, он решил сделать ещё одну попытку, но на этот раз своего авторства. Дьявол цепко примкнул к открытому в недовольстве рту, тут же безжалостно входя в глотку длинным языком, выплясывая там чечетку на углях. Маленький генерал, казалось, сейчас подавиться им и так и сдохнет с позором, но язык О’ни был истошно искусен, ведь идеально мог соблюсти баланс между удушьем и страстью. Горо не закрывал глаза, как и Итто, они смотрели друг на друга в таком странном ракурсе, что двоилось в глазах. Кажется, мужчина делал всё, чтобы стать оригинальным персонажем в жизни зажатого паренька, он хотел впечатлить, остаться в нём навечно. Генерал стал отступать, больше не смыкая челюсти для укуса, глаза его затуманились и пав в эйфорию, закрылись. Ничего не поделаешь, ты бессилен, когда кончик бесконечного языка елозит по верхнему небу и заставляет тебя содрогаться, как отравленного. Не скрывая победоносной улыбки, Итто продолжал врываться в личное пространство, когтистая лапа отпустила щеки и перешла на самое святое-на уши. Толи из-за длинных ногтей, толи от голода, Горо почудилось что никто ещё не чесал его за ушком так идеально. Стали слышны животные завывания-это жалобно скулил неподатливый, дёргая своими ногами и впиваясь в толстую шею ещё плотнее. Как неописуемо им было сейчас хорошо в этой схватке. Надо идти дальше, идти на пролом, пока перезаряжают снаряды. Итто не отрываясь от сцепки губ, приподнялся и стал колоссальным мостом через реку, Горо был этой речкой, зажатой между четырьмя столбами ног и рук. Теперь мужчина возвышался над ним. Какое же счастье было сейчас на лице Итто, ох, если бы вы только видели этот озорной искрящийся взгляд, то точно бы влюбились в этого дурака. Причмокивая, О’ни нетерпеливо, потянул руку к поясу на ночной юкате великого генерала. Почувствовав, что ещё немного и пояс верности развяжут, Горо испугался, окотив себя холодной водой, одной лишь мыслью о слезах Кадзухи. Ладонью он отодвинул от себя мужское лицо и заговорил онемевшими губами.       — Нет, не надо, — другая рука тут же схватила свой пояс не позволяя развязаться. — Итто, нет.       Ёкай был одурманен и лишь сильнее потянул за веревочку.       — Нет, — вертелся Горо, отвернувшись, — это очень хорошо, но я не могу. Нет.       Мужчина потянулся за добавкой поцелуя, но между десертом и им, вновь построился неприступный забор.       — Итто, отпусти меня.       — Я чувствую вашу возбужденность, вам понравился мой язык? Вот видите, я совершенно другой, я лучше, — он убрал руку генерала ставшей помехой и прижал её к своей щеке. — Ах, я так счастлив, я желал ваших касаний так давно, что стал думать, что это было моё первое желание, как только я родился.       Горо отдернулся, его хотели было чмокнуть в запястье.       — Перестань. Отпусти меня. Ты слышал меня?       — Да, я слышу как бьется ваше сердце, оно хочет быть моим.       — Нет! — тут Горо стал выкарабкиваться из-под тяжкого груза. — Я не люблю…нет!       Итто удивлённо вскинул брови и отступил, выпрямившись.       — Почему? — он стал вытирать свои же слюни, блестящие на подбородке пса. — Что не так? Вам что-то не понравилось, скажите и я исправлюсь, может вам нравится что-то определенное, вы скажите, и я исправлюсь.       — Отойди от меня. Просто уйди. Уходи Итто, ты не можешь меня понять, ты не можешь сжалиться надо мной.       Мужчина побледнел, ему стало в миг одиноко. Всё же встав, он оставил запутавшегося щенка в покое, сев рядом на прежнее место. Дыхание у обоих было сбитое и тяжкое, у каждого разрывалось сердце.       — Итто…       — Да?       — Уходи. Прости меня, ладно? — генерал стал вытирать свой бесстыдный рот руками. — Это было очень хорошо, Итто, это было даже слишком. Этот поцелуй…       — Вам понравилось?       — Да, безусловно и…       — Я сразу понял, вы специально меня дразните, ещё и кислыми словечками бросаетесь. О, я знаю зачем вы игрались, вы хотели меня разозлить дабы я сделал это.       — Да, ты прав в том, что я не испытываю к тебе ненависть как таковой, а занимаюсь притворством, но всё же нет, — отрицательно покачал головой изменщик. — Нет, я хотел, чтобы ты разозлился на меня, так сильно, что больше бы никогда со мной не разговаривал.       Мужчина вздрогнул и напрягся, странные брови поднялись вверх.       — Что? Я бы никогда. Нет. Я не смог бы ненавидеть вас, даже за такое, я бы не ушёл.       — Очень жаль, — Горо привстал на локтях. — Так было бы лучше. На самом деле я уже и не знаю что мне сделать, дабы ты наконец сдался. Ах, если бы военные стратегии работали и в отношениях, я бы просто устроил бы тебе засаду и выстрелил бы в тебя из пушки. Бум! Бах! — он ждал смех в поддержку, ему сейчас это было нужно, но услышал лишь тишину. — Знаешь, Итто, мне стыдно, стыдно за то, что я виню во всём тебя, будто это ты - маньяк и искуситель, но на самом деле и я виноват, честно.       За дверью генеральского дома послышался протяжный возглас трубы - это дежурный будил всех вместо будильника и петуха. Пора на службу. Прозвучавшая мелодия, хоть как-то да возвращала их в реальность.       — Честно, — продолжил Горо, уже окончательно проснувшись и сев, — я просто не могу признаться самому себе что…пожалуйста, только не оборачивай мои слова в свою пользу, ладно? О’ни кивнул, слушая всё также с неподдельным интересом ребёнка.       — Я не могу признаться себе в том, что и я хочу тебя, Аратаки Итто. Да, порою я сдаюсь, как сейчас, поднимаю вверх лапы и демонстрирую живот, дабы ты завладел мной, но это всё - грязные желания, проявление моего бессознательного. Это желание, которое называется страстью, но не более. Я хочу контролировать себя и скажу ещё раз и себе и тебе. Я люблю Каэдэхару Кадзуху. Это чувство намного больше, чем грех, это чувство достойно того чтобы ждать.       Итто хотел заплакать, вот прямо разреветься сто ручьями из глаз, да так чтобы нахрен комнату затопило. Благо, все каналы перекрыл булыжник горечи и нежелания принять правду.       — Ты замечательный, О’ни. Я бы хотел слышать твой смех почаще, но раз между нами не может быть воздвигнута стена и граница, то нам придётся разорвать дружеский контракт. Да простит нас властелин камня. Ещё раз прости и ты.       — Не извиняетесь…— прошептал мужчина, не свойственно тихо. — Мне жаль, что я не встретил вас раньше, чем это сделал этот…Каэдэхара. Всё же, уйти я не могу, вы знаете, позвольте я буду рядом, но не близко, я буду где-то там, вдалеке, так чтобы я мог видеть вас, а вы меня нет. Уходить из вашей жизни я не собираюсь, не хороните меня раньше времени.       — Да, ты можешь быть где-то там, далеко. Всё что угодно, только бы мы не касались друг друга.       — Какой кошмар. Это похоже знаете на что? Будто, я стал самой Инадзумой, а вы - всем остальным миром. Меня изолировали от вас.       — Скорее, это я - Инадзума, — хмыкнул Горо, — ведь, это я отдал приказ самому себе больше никогда не изменять прошлому во имя будущего. Это ужасное сравнение, Итто. Я революционер, мне не должно быть такое свойственно.       — Вот именно, может всё-таки позволите иностранным туристам, вроде меня, гулять по вашим землям и при этом не быть убитым?       Генерал поднялся с футона и указал открытой ладонью на дверь.       — Нет, Итто. Не притворяйся глупым вновь, дабы я тебе сделал поблажку. Ты всё уже осознал. Можешь идти, ты выполнил приказ госпожи Кокоми и честно караулил мой сон.       Мужчина посмотрел на помятые простыни, на подушку, где только что лежала его любимая головушка и всё что он хотел - это остаться, укутаться вместе с Горо под одеяльце и просто поспать ещё пару минуточек.       — Я не хочу.       — Итто, умоляю тебя.       — Я не могу так.       — Возненавидь меня, и так станет легче проститься.       О’ни грозно зарычал и поднялся на ноги.       — Горо, — он впервые назвал его просто по имени, — если я буду нужен, то знай, я всегда стою за твоей спиной и охраняю твой покой.       — Звучит пугающе и зловеще.       — Пусть так и будет, я же ёкай, мне это положено, — он медленно потопал к выходу, но остановился напротив парня, — только когда позовёте меня назад, не надо делать это из-за жалости или из-за доброты, зовите меня только тогда, когда вы будите уверены в том, что моя сила должна принадлежать вам.       Приходилось задирать голову, дабы видеть эмоции Аратаки, что бесспорно внушали уважение.       — Прощай, — прошептал генерал.       Итто ушёл, по-английски.       Вздохнув с облегчением, Горо пытался подбодрить себя мыслью, что сегодня выходной, а значит, ещё можно поваляться в постели. Ложась на футон вновь, он заметил, что на простыне лежало что-то необычное. Это был чёрный массивный браслет с шипами, он принадлежал тому, кому он сейчас сказал прощай навсегда.       — Вот чёрт рогатый! — Горо взял браслет и хотел было вскочить и побежать за хозяином, дабы окликнуть и отдать, но коварный план О’ни был слишком очевиден. — Передам это Темпею, пусть отнесёт его в деревню и отдаст этому негодяю.       Отложив аксессуар в сторону, он укутался под одеяло. Всё бы ничего, но чувство на губах еще не успело остыть, можно было легко и запросто вспомнить ядовитый язык Аратаки и заново пережить грехопадение. Схватившись за голову, пёс стал молить о прощении истинного суженного.       — Прости, прости, прости…       Ощущения не проходили, все прошлые поцелуи Кадзухи, теперь были закрашены красной краской узоров на теле О’ни. Всё то тепло Кадзухи, стало холодным, по сравнению с вулканической лавой накрывшей его только что с головой.       — Ещё бы немного, ещё бы чуть-чуть и мы бы, прямо сейчас…здесь, на моём футоне, его руки бы…— Горо повернулся к оставленной неприятелем вещи и взяв, стал разглядывать острые шипы. Подносив браслет к лучам утреннего солнца, что попадало через окошечко, ему нравилось смотреть на блики, отражающиеся в железе, пускать солнечные зайчики. Сначала лучик скакал по потолку, затем по стене, затем рука словно соскользнула и блик от шипов упал на одеяло.       — Я никогда тебя не позову, ты мне нужен, это точно, но…может я просто давно не ублажал себя? От этого и такие мысли. Да, я ведь и сказал, что сам виноват, — он плавно двигал руку, так чтобы блик медленно плыл вверх, — думаю, мне тут же станет легче и это потребность исчезнет сама собой, если я немного побалую себя в свой выходной. Целый день впереди, чем же мне заняться? М? Как стало жарко, ты не заметил? — он скинул с себя одеяло и вздохнул от того, что пятнышко солнца, плясало с точностью на завязанном поясе. — Это - юката, пояс можно не развязывать, можно сделать и так…— генерал положил свободную руку на длинную ткань, скрывающую ноги, с таким же трепетом, он стал оголять себя, пока не превратил юкату в короткую юбку. — Всем нравятся мои ноги, почему? Они не такие длинные и не такие уж и белые, на них шрамы и порезы, но всё же…— он перевёл искрящейся блик на свое обнаженное бедро, — тебе нравится? Ух, ладно, я больше не могу терпеть, сейчас мне можно всё.       Луч стал скользить всё ближе и ближе к паху. Проведя в след за ним и свою ладонь, Горо столкнулся со своим возбуждением и тихо провыл.       — Я..я весь взмок, какой позор.       Слегка сминая промокшую ткань, пальцы развязали веревочку нижнего белья - тот коварный узелок, что располагался сбоку. Синий взгляд смерил своё стоящее возбуждение и кажется, давно забыл, как это выглядит при таком хорошем освещении. У него был довольно маленький размер, но очень чувствительный, поэтому одного сжимания кулака, хватило чтобы Горо застонал как подстреленный. Пытаясь удержаться, ему было интересно и то как луч отраженного света дрожал на кончике.       — Что бы ты с этим сделал? — парень стал ласкать себя, начиная двигать кулаком вверх. — Да, это в действительности то, чего мне не хватало.       Вдруг солнечный зайчик погас, кажется это облака закрыли мировое светило, в комнате стало темнее и холоднее. Генерал отпустил руку с чужим аксессуаром, желая отложить в сторону, дабы тот не мешался более, но тут проснулся каверзный интерес. Аксессуар поднесли ближе и вновь стали разглядывать.       — У него их три, кажется это самый маленький, что на правой руке, — он надел браслет на своё запястье и был приятно удивлён тому насколько, оно было ему большое. — Грозный О’ни с телом дьявола и с душою ребёнка. Ты так смешон, — сняв браслет, он посмотрел на размер кольца ещё раз, дабы убедиться в величине. Впадая в полное возбуждение, он желал найти что-то что принесло бы ему новое удовольствие и поэтому, ради шутки над собой же, поднёс браслет к своему члену. — Ты не против, я примерю? — браслет был чересчур большим, поэтому просто упал до основания, когда его пытались примерить на передний хвост. — Так я и думал, просто для сравнения, хотел показать себе. Насколько же, наверное, велик твой член, думаю, твой браслет придётся как раз не только на запястье. Я не подхожу тебе, я для тебя…— он мокрыми пальцами прикоснулся к своим чреслам, надавливая, пытаясь протиснуться ими в себя, — я для тебя буду слишком узок. ———       Убирая и застилая футон, Горо вытер себя и всё куда попало тёплым, влажным полотенцем. Как раз вовремя, кто-то постучал в дверь.       — Генерал Горо, доброе утро, я принёс вам завтрак.       Верный офицер удивил этим генерала. Поправив на себе привычную военную форму, Горо отворил дверь.       — Доброе утро, к чему такое буржуйство, Каида? Обычно я завтракаю, вместе со всеми, — а сам он глотал слюнки при виде тарелки сочного мяса. — Надо же, прямо так и на подносе.       В руках самурая были яства скромные, но питательные, да и на красивых тарелках. Солдат поклонился командующему и отдал ему в руки поднос, ещё немного и это можно было бы называть завтраком в постель.       — Нам сообщили что у вас сегодня небольшой отдых, поэтому мы с ребятами решили, что вам удобно будет позавтракать у себя. Вот я и принёс. Тут немного больше чем обычно, с вами некоторые поделились из своей тарелки. Все мы желаем вам скорого восстановления, а также с нетерпением ждём вашего присутствия на тренировках.       — Благодарю, — он подарил взамен улыбку, — давай я возьму это, но в следующий раз, всё же предпочту обедать не в одиночестве.       — Конечно, конечно. — солдатик и сам заулыбался, — Кажется, отдых уже сказывается на вас хорошо, генерал. Вы так бодры.       Горо замялся, не зная что и промолвить, не скажешь же, что ему просто нужно было хорошенько так…а впрочем, упустим парочку пикантных деталей.       — Да я вроде и раньше таким бодрым был…       — Нет, сейчас вы особенно. Может потому что у вас появился новый друг?       — Какой ещё друг? — тут бровки Горо встали на дыбы от слов Каидо. — Вы все мои друзья и товарищи, безусловно, сражаясь с вами бок о бок, я чувствую, что сильнее Богов.       — Простите, просто в казармах слухи ходят, — самурай прикусил губу, пожалев что вообще об этом смел упомянуть, — слухи эти хорошие, мы рады за вас!       — Каида, объясни пожалуйста по подробнее…— нахмурился в недоумении генерал, — что-то я спросонья не до конца понимаю, о чем идёт речь.       — Ой, ну ладно, раз начал, — шептал солдат себе под нос. — Что мы на базаре чтоль? — а затем совершенно официальным тоном произнес. — Генерал Горо, вся армия сопротивления рада видеть, что вы превозмогли тоску о вашем старом друге и готовые идти дальше, обрели нового. Думаю, оптимизмом Аратаки Итто, можно заразиться, да?       — Сейчас, Каида, постой-ка тут, я поднос на стол поставлю и вернусь, ладно?       — Так точно! Ой точнее…да!       Пощеголяв к столу и прикрыв дверь, Горо тихо выл, а щеки его воспылали.       «Вся армия? Вся армия знает?! — кричал Горо в своих мыслях. — Итто всем проболтался? О, всемилостивые архонты, стоило ему поцеловать меня, так он, неугомонный болтун, уже похвастался всем в округе? Наплел пади ещё какую ересь и приукрасил? —он поставил еду на стол с треском. — Не паникуй. Никто за всё это время не узнал, что Кадзуха не просто мой лучший друг, но и мужчина, а значит и сейчас, все просто думают, что мы с Итто друзья. Вот только, Кадзуха не дурак, он прекрасно понимал, что мой авторитет, мой образ генерала, первостепенно важен, что опорочить моё имя слухами о романах и любовным интрижках - губительно для Великого генерала Ватацуми. А Итто…Итто не знает…»       Больше не простительно было тянуть время, пытаясь дышать ровно, он показался из-за двери вновь с равнодушным лицом.       — Каида, то, что Итто нёс меня на руках ещё ничего не значит, он пытался мне помочь.       — Значит он вам не друг? Просто, вы всегда вместе…       — Да, он мне друг, — кажется генерал запутался, — точнее…вот черт, Каида, что за глупые вопросы ты мне задаёшь? Итто просто помогает мне и всё, он исполняет мои приказы, ведь является помощником в тылу.       — В любом случае, простите меня, генерал, — Каида почесал затылок, —за эти сплетни. Мне, как вашему приближённому офицеру, нужно заботиться о вашей сохранности.       «Не думал что слухи как-то связанны с чинами…эх, Каида, оправдался так оправдался. Одно радует, кажется Итто держит свой длинный язык за зубами.» ———       На громоздкой смотровой башне лагеря, сидел патрульный, заметив взирающего на него командующего внизу, он тут же встал и поклонился с уважением, не смотря на расстояние. Солдат крикнул вниз приветствие, слова словно разбились об землю с такой высоты, но Горо смог их расслышать.       — Даже в выходной, — шептал он себе под нос, — я остаюсь генералом. Надо было одеться в обычную, не в военную одежду и может тогда, я бы сошёл за простого человека?       Он хотел забраться наверх этой громадины, желая почувствовать себя ребёнком карабкавшимися на дерево. Наверное, стоя там наверху, можно было углядеть на горизонте вечную сакуру или же таинственный остров Цуруми, вряд ли, но дайте ему помечтать. Вот бы построить такую башню, с которой будет виден торговый берег Ли Юэ. А сколько материалов понадобиться, дабы построить такого великана, чтобы увидеть с него Снежную? Эти глупые и бессмысленные, по своей сути, мысли, расслабляли Горо, вызывали на устах безмятежность. Ему хотелось стать выше, но не возвышаться, а просто хоть немного вырасти. К задранному вверх головой подошел старый кузнец, что часто ошивался здесь, возле коробок с железом, ему тоже стало интересно, что же там наверху, что бы так долго и пристально туда смотрел Великий капитан.       — С этой башни едва ли видно хоть краешек вражеского лагеря, о чём задумались, капитан? Хотите подглядеть за Сарой? Знаете, жаль, что ваши заряженные стрелы не долетают, так бы, можно было бы подняться и перестрелять их всех к херам собачьим, — кузнец сделал вид что закашлялся, пытаясь замять последнее сказанное слово, опасаясь, что мог задеть этим генерала.       — Сабуро, — обратился Горо к кузнецу по имени, — я принёс тебе мой кинжал, только твоим рукам я доверяю моё оружие. — генерал протянул мастеру ножны, что висели до этого на поясе, — Он затупился, в последнее время, я только и делаю что полагаюсь на стрелы, думаю, кинжал, как и любое оружие требует, чтобы его поили кровью. Кузнец принял орудие и решив оценить ситуацию, обнажил клинок.       — Да, малость запылился.       — Поточите его, приведите в порядок, в ближайшее время я всегда буду брать его с собой, и не важно пригодится он или нет. Кинжал для того и будет, чтобы стать той самой неожиданностью в глазах неприятеля.       — Слушаюсь вас, генерал, — посмотрев за спину парня, Сабуро заметил ещё одно оружие, — вы и стрелы с луком принесли, с ними тоже что-то не так?       — Отнюдь. Я отправляюсь за пределы лагеря, может повезёт и поохочусь на дикую утку или же наоборот, кто-то решит, что я его цель. Надо быть готовым.       Поклонившись, кузнец пошёл исполнять желание хозяина, гладя рукоять оружие так, словно холодный металл был тёплым котёнком. Горо же решил, что позволит себе небольшую прогулку, нужно сдуть ветерком с губ все ощущения чуждого.       Змеиные кости впивались в землю, рёбрышки и позвонки, кое-где поломанные, были похожи на архитектурные арки, сквозь которые сейчас и шёл военный. Великий Змей, Великий Генерал, наверное, такую добавку к имени заслуживает не каждый. Бог-змей, наречён был таким прозвищем многочисленной помощью жителям Ватацуми, за то, что вывел их на сушу, за то, что даровал им знания, а вместе с тем и силу. Для генерала драконоподобный был всё тем же возвышенным Богом Оробаси. Он часто молился Змею, словно тот и не умирал, будто и сам Горо видел Оробаси и был давно знаком, будто их не разделяли две тысячи лет. Наверное, поэтому его молитвы были схожи скорее с разговорами по душам, чем на то, как взвывали к Богу жрицы. Остановившись перед распахнутой пастью огромного скелета, он приложил ладонь к переднему клыку и огладил мертвого, якобы легонько пробуждая ото сна.       — Великий Оробаси, я - верный воин твой, свободу народу своему желаю, как и ты желал когда-то. Я всё также иду твоим путём, я желаю смерти Баал, желаю отомстить не только за погибших товарищей, но и за тебя. Когда ты стал покровительствовать мне, я стал чувствовать тоже что и ты, я прошёл против власти. Думаю, моя судьба - твой дар. Ты ведёшь меня, ты даёшь мне силу, поэтому я и пришёл к тебе сейчас. Поблагодарить, за то, что только недавно я понял эту правду, сказать спасибо за то, что ты оберегаешь меня от напрасной смерти. Я знаю, возможно я погибну также, как и ты, меня рассечет лезвие Богини вечности, но только тогда, когда я сделаю всё чтобы приблизить победу армии.       Парень упёрся лбом об кость и начал просто думать не о чём, пока мысли сами с ними не заговорили, как пожелают. Он думал о повторении судьбы, о том, что народ Ватацуми и встал против Сёгуна, потому что их отец, их вождь - Змей, был неподвластным. Возможно, у каждого кто родился на этих землях, революция в крови. Он думал и о Кадзухе, вдруг вспомнив историю, которую рассказывал любимый.       «Змей был влюблён в человеческую девушку, она была верховной жрицей в храме Ватацуми. Но Бог не мог сделать её Богиней, он был не все сильным и не мог даровать ей бессмертие. Тогда, он обещал ей, что проживёт с ней так, словно он обычный человек, на несколько лет он забыл все свои обязанности божества, дабы всегда быть с ней, от чего Верховной жрице приходилось много работать за него выполняя сверхурочные обязанности в храме.       — Ты просто ленишься, — обиделась она, топнув ножкой, — вернись на свой пост Бога и позволь мне вздохнуть.       Тогда змей, ей ответил.       — Ты стала могущественна, ты почти стала божественна, еще немного и тебя коронуют Богиней. Ты будешь сидеть на троне, на моём троне.       Жрице не понравился этот план, змей был хитер даже с нею, заманив обманом. Не хотела жрица такой для себя судьбы, она устала, думала, что змей язвит и всё чего желает, это поставить её на свою замену и уплыть на морское дно, дабы целыми веками на пролёт бездельничать. Она больше не хотела верить божеству и не хотела быть верховной. Да, порою власть не нужна людям, порою всё чего они желают это спокойствия, порою и Боги тоже об этом мечтают. Змей пытался вернуть доверие любимой, его целью было сделать её бессмертной, для того чтобы вечно любить её, но сделать это лукавя, было дурным тоном. Всё же, он вновь вернулся на своё священное место и каждый раз вымаливал прощения у жрицы. Долго не длилась её злость. Любовь, которую она чувствовала, была настоящей и это было главным.»       Горо вспомнил, как они с Кадзухой лежали на футоне в тот вечер, укутавшись в один кокон из одеяла. Любимый положил руку ему на щеку и поцеловав в нос, молвив небольшое рассуждение, прерывая свой рассказ.       — Нам повезло, никто из нас не бессмертный. И мы вольны любить. Наше тело умрет, а душа останется и мы будем вместе, не смотря на гибель.       Рассказ продолжился.       «Они были вместе так долго, как только могли. Пока жрица не захворала. Для Змея, которым был самым искусным врачом, показалось это не такой и проблемой. Он думал, что сможет вылечить её, думал до самого конца.       Она умерла. А он всё ещё не верил в это. Тогда, он решил, что сделает всё чтобы воскресить её. Оробаси пришёл во дворец Сёгуна Райден и пав на колени перед Богиней молил её о помощи. Он сделал это, не боясь унизиться. Он желал, чтобы та научила его создавать куклу - тело способное вместить в себя душу. Ведь тело жрицы более не могло жить. Баал отказала ему. Тогда он обезумел, решил, что украдет книгу, что так тщательно прятали, думал, что в ней и скрыта та тайна мира смерти. Он прополз в самые дебри земли и отыскал письмена. Но увы, он не нашел в книге, то что хотел, вместо этого он узнал, что на её страницах таилась правда, о которой лучше было и не знать. Многое тогда убивало божественный разум, Оробаси пал, страдая головой. На столько были велики его мучения, что он стал зверем, стал глупой змеей, что готова съесть свой собственный хвост. Тогда, Баал больше не могла видеть его мучения, она решила сразиться с ним, пока он вовсе не стал чудовищем. Ты знаешь, чем всё закончилось, она разрубила и его, и сразу два его сердца, и остров, лишив Змея божественного дара и жизни. Баал сама того не понимая дала ему то что он так отчаянно желал. Это воссоединение с любимой. Змею не было страшно умирать, ибо он понял, это единственный способ снова увидеть её. Говорят, что Жрица и Змей переродились и теперь, ходят где-то и живут людской жизнью.»       Пришли на ум воспоминания и о словах что сказаны были в ту ночь, зевая перед сном.       — Я бы хотел также не бояться смерти, как и Змей. Лишь мысль о том, что смерть - это не конец нашей любви, вдохновляет меня. Думаю, ты только что дал мне силы сражаться до победного.       — Не надо только умирать, прошу тебя, — Кадзуха взъерошился, — пообещай мне, что мы ещё не скоро встретимся в ином мире.       — Обещаю, но и ты мне тоже, поклянись, что не уйдёшь от меня, мне будет очень грустно пытаться тебя воскресить.       — Клянусь.       Воспоминания оборвались, генерал поднял голову, выйдя из молитвенного состояния.       — Надеюсь, эта история была не очередной доброй сказкой перед сном, от безудержного романтика Кадзухи. И всё же я верю, что Оробаси сражался с Баал в здравом уме, что Змей защищал свой народ.       Сев на траву, его уста сами запели немудрёную песенку. Бабочка капустница, будто услыхав мелодию, решила послушать и села на цветок мяты, подле. Хвост Горо зашевелился, ему захотелось поохотиться, прыгнуть на добычу, появилось даже не здоровое желание съесть эту красотку из-за своего животного я. Но где-то послышался детский смех и насекомое испугавшись улетело прочь. У подножья холма, он заметил мальчика с цветным шаром в руках, встав, генерал помахал приближавшемуся открытой ладонью.       — Что ты тут делаешь, Кудзирай? Тут не безопасно, родители где-то рядом?       Озорной мальчик не переставал хохотать и прыгать.       — Ой! Это же Генерал! — ребенок был не остановим в своих хотелках. — Сыграете со мной в тэмари?       Горо посмотрел на яркий мяч и решил что не будет расстраивать дитё.       — Только один раз, хорошо?       Тут же посыпались визги радости.       В первой игре взрослый быстро нашёл мяч, спрятанный малышом.       — Ладно, Кудзирай, давай я провожу тебя до дома, и ты поиграешь со своими братьями.       — Нет! Давайте сыграем ещё! На этот раз вы проиграете.       — Очень смело с твоей стороны говорить такое. Ладно, ещё один раз.       Его захватил азарт, и он играл с малышом до тех пор, пока не проиграл.       — Фух, и как только ты смог забросить мяч на голову Змея? — он повёл ребенка в деревню по тропе, избегая опасных мест.       — Вы почти побили рекорд Великолепного, надо же!       — Великолепного? Это кто-то из твоих друзей?       — Да! И он хорошо играет в Тэмари, я думал, что его не возможно победить, но забросил мяч случайно на дерево, возле которого были злые дядьки фатуи, — воодушевленно рассказывал мальчик, — и Великолепный проиграл, потому что эти злюки перегородили ему путь.       — И что же было дальше?       — О! Он отделал их кулаками, казалось даже броня мнётся под его силой. Ему бы ещё пару секунд и он бы успел. Да! Он успел бы, если бы воспользовался своими рогами и проткнул бы ими врага, как бык. Мууу!       Горо прикусил губу узнав о каком безумном идёт речь, а ребёнок стал изображать быка, сделав себе из пальцев рожки. Кажется, Итто говорил правду, когда сказал, что всегда будет за генеральской спиной, ведь даже когда О’ни нет поблизости, кто-то стремится напомнить о нём.       — Он часто с тобой играет?       — Да! Мы с остальными ребятами, часто проводим с ним время! Он придумывает нам интересные игры. О! генерал, а он про вас рассказывал.       — Да?       — Да! Говорил, что вы очень хороший, что вы самый добрый и самый красивый на свете.       Капитан остановился и скрыл свой рот, за ладонью, мальчик обеспокоился.       — Я сказал что-то не то? Наверное, это было секретом?       — Нет, всё хорошо, Кудзирай. Ты поэтому не испугался и подошел ко мне? Раньше дети не подходили ко мне близко, ибо их часто ругали родители за то, что они не могут удержаться и не потрогать мой хвост.       Малыш взглянул на собачий хвост у генерала за спиной.       — Ну да…это же так круто!       — Мы почти пришли, но послушай меня, — он присел, дабы разговаривать на равных, — не говори рогатому про то, что мы играли с тобой в тэмари.       — Почему?!       — Потому что генералы не играют с детьми в мяч. Генерал слишком ответственный и должен таким и оставаться в глазах каждого. Не говори ему и не говори об этом вообще никому. Это наш с тобою секрет и если сохранишь его, то я сыграю с тобой ещё раз. Обещаешь?       — А что если скажу? Вы накажите меня?       — Нет, что ты. Просто мне будет неприятно от этого, поэтому я и прошу тебя. Ну что? — он протянул руку, дабы скрепить сделку рукопожатием. — Секретик?       Кудзирай плюнул себе на ладонь и пока генерал опешил от этого, смачно так скрепил рукопожатие той самой мокрой рукой.       — По рукам, — плотно он сжимал ладонь и тряс. — Так точно, генерал!       — Это кто тебя научил?! — Горо скривился, пытаясь убрать руку. — Рогатый?       Когда рукопожатие ослабло, генерал стал вытирать ладонь об траву.       — Ага. Это называется сделка на слюньках. Это-подтверждение того что ты клянёшься не понарошку. ———       Вернулся он в лагерь с добычей, неся в цепких лапах двух уток. Горо удалось попасть в одну стрелой, когда стая сидела на воде, после, когда сородичи убитой, испугавшись, взмыли в воздух, он с точностью ястреба попал в взлетевшую утку.       Будучи на кухне, охотник положили тушки на разделочный стол, здешний повар, ухмыльнувшись, пообещал генералу, что на ужин его ждёт великолепная лапша Камо-нанбан со свежим мясом.