***
С последней их встречи прошло около двух недель. Костья, распалённая приятным свиданием с не менее приятным продолжением, вышла на балкон, взяв в руки пачку и вынув из неё зубами сижку. Она чиркнула зажигалкой, высунувшись в окно, и закурила, смотря куда-то в ночную даль обычного постсоветского дворика. Время немного перевалило за полночь, жаркое летнее солнце уже ушло на покой, однако нагретая за день земля отдавала своё тепло, так что воздух был приятен. Запах ночной свежести смешался с сигаретным дымом, заполняя лёгкие мягким ощущением свободы и лёгкости. Ночь наполнена своим особым звучанием: где-то орали бухие подростки, стрекотали сверчки, ветер играл с листвой, шурша. С каждой затяжкой смех выпившей компании, кажется, становился лишь ближе, и из-за угла соседнего дома вывернула парочка явно нетрезвых подростков. Купер замечает в их походке что-то знакомое. Подумать только, это же Ладыгин с Кузнецовой под руку собственной персоной. Пьяная в зюзю Бэллка что-то лепечет, кричит строчки Коржа из разряда «Малый повзрослел», заливисто смеётся и чуть было не падает, когда молодой человек подхватывает её на плечо и, идя по обеим сторонам дороги от количества алкоголя в крови, несёт её до подъезда. Купер кривится, ей мерзко от этой картины, однако она не спешит выдать себя и молчит, пока парень ставит младшую на ноги у лавочки. Бэлла легко так тянется и награждает парня поцелуем в щёку и объятиями, смеётся, шутит, тискает этого Артёма, пока Купер лишь больше хмурится, сжимая руки в кулаки. Ярое чувство ревности поглощало Купер с головой. Она, впиваясь короткими ноготочками в собственные ладони, наблюдала за «парочкой», сжав до предела зубы и играя скулами. Ей так хотелось прямо сейчас спуститься вниз, разбить руки о лицо этого Тёмы. Раздражало каждое прикосновение, каждый вздох, каждый шаг в сторону малышки… Уже не её малышки… — Тём, спаси-и-ибо! — тянет ангел, вися на мальчишеской шее и рассматривая его лицо. Слишком. Близко. — Да ладно тебе, малая, мне только в радость, — его руки свободно ложатся на талию девушки, притягивая к себе ещё ближе. «Купер, она уже даже не твоя подруга, прекрати, это её дело и…» — мысли, которыми Кас правда пыталась успокоить себя, перебивает поцелуй и объятия ребят. Костья бесится, сгорая от ревности, никак не может смириться с этим, внутри больно ноет, тянет, режет и жжёт огнём. Бэлла стоит на носочках, обнимает за плечи и смотрит так ярко, с искрами в глазах, кажется, абсолютно так же, как много лет назад смотрела на старшую. Ладыгин улыбается во все тридцать два, подаётся вперёд и закрывает глаза, вытягивая губы, и, сука, получает же этот чёртов поцелуй, робкий, ребяческий, такой наивный, с этим характерным «чмок». Бэлла нещадно топчет чувства своей Купер, которая видела каждое это мгновение буквально покадрово и разбивалась внутри. «Бэлла! Ну что же ты делаешь?! Бэлла! Ну зачем же так больно?! Бэлла! Бэлла! Бэлла!» — буквально кричит всё нутро, Костья мечется, не может найти себе место. Внутри что-то тяжело ухает, бахает прямо по голове. Руки сами тянутся к бутылке виски, и она жадно глотает напиток огромными глотками, в горле ком, а к глазам подступают слёзы. В ход идёт сразу вторая сижка. Купер наблюдает, выжидает, как хищная большая кошка, сидит в засаде. Наконец, этот районный суетолог соизволил съебаться и оставить Кузнецову одну. Она, вся такая до тошноты счастливая, садится на лавочку, закуривает и, совершенно тупо улыбаясь, смотрит в небо. Мерзкая, просто мерзкая. Маленькая язва. На секунду Костье даже показалось, что Кузнецова специально это делает, будто знает, что та наблюдает за ней. И логично, что Кас, не выдержав, не упускает возможности отпустить очередную колкость в адрес младшей. — Что, ушел твой паренёк? — кидает взгляд на девушку, ухмыляясь, снова и снова задевает. И кого эти двое обманывают? Друг друга? Нет, наверное, самих себя. Навязчиво думают, что забудут, отпустят и смогут идти дальше, на деле копают себе яму глубже во всё это. — Купер, тебя не учили, что подсматривать, как минимум, невежливо? — глупая пьяная улыбка красуется на фарфором личике, она поднимает глаза на девушку, щурясь, выёбывается, определённо выёбывается. — Я не подсматриваю, вышла покурить, а вы тут в дёсны долбитесь, — скорчившись, произносит та, всем видом показывая свое отвращение, и тем самым вызывает смех у младшей девушки. Бэлль прикуривает сигарету, выдыхая кольцами дым, смеётся и язвит с реакции некогда родной и любимой до дрожи в коленях, издевается, мучит и без того больное сердце и вовсе не подозревает, что эта игра сейчас обернеёся в обратную, и боль пронзит её же жалкую душонку. Так и происходит. К её Костье выходит длинноволосая милая куколка, обнимает её Костью за талию, лепечет: — Кас, ну ты где-е-е? Скучно без тебя… — целует татуированную шею, Бэллкины любимые татуировки. — Подожди, дорогая, я иду. Ты не замёрзнешь? — старшая демонстративно втягивает леди в поцелуй, обнимает за талию, прижимает к себе. Её, не Бэллу. Её, не любимую. Её, не ту, что смотрит сейчас на всё это, давя комок слёз в горле, подступивший так неожиданно. Кузнецова думала, что смогла справиться с этим, что остыла, что даже нашла того, с кем хочется теперь быть вместе, кто любит, ухаживает, заботится, однако один этот её поцелуй с другой просто выбил из-под Словетской землю, дал под дых, перекрыв доступ к кислороду. Девушку будто погрузили в вакуум, кинули на глубину более сотни метров под воду без акваланга, оставили в невесомости без скафандра и единого шанса на выживание. И сразу стало ясно, что нихуя она не остыла, нихуя ей этот Артём не всрался, нихуя вообще никто не нужен, кроме этой забитой татухами наглой и самоуверенной Костьи Купер. Светловолосая всё это время просто внушала себе это безразличие, подавляла собственные чувства, хотела забыть, остыть, перестать думать и даже вспоминать о ней. Но как можно забыть того, кто из головы, блять, не выходит? Того, кто прописался уже в мыслях? Того, кто занял голову на ПМЖ? В попытках убежать от самой себя, она так была столь быстра, что сделала петлю и вернулась в ту же точку. Невозможно вот так вот просто избавиться от проблем, невозможно выйти из комнаты без дверей, невозможно просто выкинуть некогда близкого и родного человека через подавление эмоций. Рано или поздно эти чувства вновь настигнут. Ведь когда-нибудь нам всё равно приходится столкнуться лицом к лицу с тем, от чего мы тщетно пытаемся скрыться. Сколько ни игнорируй, сколько ни прячься, верно? И как бы блондинка ни старалась всеми силами оттянуть этот момент, кажется, сейчас он настал. И главной, единственной этой проблемой Бэллы является сама Купер. Девушка, что провела с ней как минимум половину жизни. Девушка, что всегда была рядом, заботилась, любила, ухаживала и уважала, несмотря на разницу в возрасте. Девушка, чьё имя было словно клеймом выжжено на душе. — Малышка, ты зашла бы лучше, я сейчас подойду, — старшая любезничала со своей этой куколкой. Малышка… Так она всегда называла Бэллу, и только её! Возмущению не было придела. Кузнецова буквально вскипала с каждой дальнейшей секундой, пока на Костьиных плечах лежали ухоженные женские ручки, так не похожие на её собственные. И повезло этой бляди, что не стала спорить и зашла обратно в квартиру, иначе бы ушат помоев был вылит прямо на крашенную бошку. — И много у тебя таких малышек? — бросает горько Словетская, подняв голову и поймав внимание зелёных глаз, пока в её, голубых и бездонных, уже дрожали и поблёскивали слёзы. — Ой, да хуй знает, это сложно… В возрасте от восемнадцати до двадцати вроде трое… Одна за двадцать пять… И ещё одна, мамочка, за трид… — на полном серьёзе начала было вспоминать старшая, прекрасно зная, какую боль причиняет. Но Каспер хотелось, чтобы и Бэлла почувствовала то, что испытывала она сама, когда «любовалась» этими их нежностями с Ладыгиным. — Молчи, нахуй! Просто, сука, ебало своё завали! — горьких капелек слёз уже настолько стало много в глазах, что они нашли выход на милые пухлые щёчки, обжигая и раздражая нежнейшее личико Бэлль, однако та не остановилась. — Знаешь, дамам постарше труднее угодить, но зато они действительно ценят всё, что для них делаешь, но… Да, наверное, мне всё же больше нравятся девочки помладше, вот особенно те, которым не больше 18. Мгм, — продолжила свои «размышления» вслух Кас, но на деле они были очередным способом поставить язву на место и напомнить о том, что это именно она не даёт второго шанса, что она сама же не подпускает к себе. — Жаль, что среди них нет голубоглазых блондинок, таких чтоб, спортивненьких… Да и пивка с ними не опрокинешь, заебало это вино уже, если честно. Короче, избалованные бляди с богатенькими папочками. И хуй тебе, а не подъездная романтика с Цоем на фоне. — Кость, хватит, пожалуйста! — послышался первый громкий всхлип, а подёрнутые псориазом руки спешно спрятали личико. — Ты разве не понимаешь, что мне больно?! Тебе, блять, реально даже не жаль?! — То есть, ты думаешь, мне реально похуй, что ты со своим Тёмочкой на моих глазах чуть ли не ебёшься?! — повышает тон старшая, начав уже кричать. — Думаешь, мне прям так охуеть приятно?! — Тебе можно, а мне нет?! Не попутала, ничё?! — Бэлла подскакивает со скамейки, слёзы переходят уже в реальную агрессию. Алкоголь в крови лишь добавляет накала. — Да мы, блять, не вместе уже как год! То тебе, сука, похуй, и ты не хочешь ваще эту тему поднимать, то теперь на разговоры потянуло! Ебанутая?! — Купер делает ещё несколько глотков виски, уже пьянея и морщась от вкуса. — Не вместе! И, блять, по твоей вине, если забыла! Ты… Тварь ты, Кость! Всё это только по твоей вине, шаришь, не?! И да, я хочу это перетереть! Меня заебло твоё блядство! То ты, сука, плачешь и на коленях передо мной ползаешь — «хочу всё вернуть», а параллельно ебёшь других, я нихуя тебя не понимаю! — Бэлла уже срывается на крик. — Ну поднимайся, хули, перетрём! — не отстаёт и старшая. — Я при блядях твоих базарить не буду! — Бэлла сплёвывает в сторону и утирает рукавом олимпоса нос, шмыгнув. Слёзы окончательно переросли в злость. — За языком следи, кто ещё из вас блядь, если ты в дёсна долбишься с кем попало, чтоб только меня на эмоции вывести, — опрометчиво бросает Купер. И Бэлла под бьющим адреналином и алкоголем срывается с места, с яростью хватая за ручку подъездную дверь и открывая её даже без домофонного ключа. Магнит быстро отстаёт от приложенной силы, впуская девушку. Она не ждёт лифт и просто взбегает на этаж, сжимает поражённые псориазом руки в кулаки, вдавливает в кожу ногти, причиняя самой себе боль, но не чувствуя её. Старается избавиться от подкатывающих к горлу слёз, но агрессию уже точно не подавит. Девушка готова поклясться, она бы размазала эту куклу по стенке вместе с самой Купер в придачу. Кузнецова всегда отличалась ревностным отношением к тому, что считала своим, просто ей нужна была любовь и забота, которую в детском доме никто не дал, а после было уже поздно. Характер ребенка формируется с трёх лет, а доказывать и воспитывать уже в осознанном возрасте не имеет смысла. Теперь она просто боится потерять своё, и потому отстаивает это своё любыми способами, включая кулаки. Она уже потеряла однажды, больше не хочется. С уходом Костьи изменилось не много, чувства не ушли. Да, в глубине души она всё ещё ненавидит её и обижается, не может терпеть, но мозг так устроен, что забывает плохое. И потому любовь выбивает собой всё деструктивное, малышка всё ещё нуждается в ней. Она молниеносно, в несколько прыжков преодолевает лестничные пролеты, даже не спотыкаясь, хотя выпитый алкоголь явно пытался сделать своё дело. И вот, громкие удары в металлические двери заставляют уже зашедшую домой и не надеющуюся на продолжение разговора Костью отвлечься от своей дамы, пойти на шум. Зайдя в коридор, старшая мимолётно бросает взгляд в дверной глазок и понимает, что её пассия крупно встряла, хотя её не больно-то и жалко, это всего лишь рабочая обязанность — быть с ней. Характерный звук поворота ключей в замке, и разъярённая Словетская уже на пороге квартиры татуированной. Костья просто делает шаг назад, впуская младшую. На шум в коридор выходит девушка, светлые блондинистые крашеные локоны свисают до лопаток и завиваются в локоны, тускло-серые глаза Кузнецовой захотелось просто выцарапать. Руки девчонки ложатся на плечи татуированной, она окидывает вошедшую взглядом, пристроившись сзади Костьи. Бэллиной Костьи. Пухлые, накачанные гиалуроном губы, идеальные скулы и маленький нос. Словетскую буквально всем своим видом выводит эта вся такая правильная и расфуфыренная, слишком идеальная кукла. Кулаки чешутся, так и хочется разбить перекачанные губы и поправить идеальный носик парой ударов. — Костик, а это кто? — до жути сладкий и писклявый голос заставляет младшую сцепить зубы и сжать руки сильнее, чтобы случайно не попасть кулаком по личику мадамы. — Любимая, — язвит Кузнецова, ядовито улыбаясь и слегка наклоняя голову влево. Она, немного прищурившись, прожигает даму взглядом, наблюдая за тем, как Костья усмехается, даже не пытаясь протестовать и встать на сторону своей пассии. — А ты? Впрочем, тебе один хуй тут не место. Пацанка нахально улыбается, стараясь как можно сильнее зацепить и обидеть. Блондиночка уже собиралась ответить, как Бэлль вновь перебила её: — Подстилкам слова не давали, ебало завали и не рыпайся, пока я тебе все космы нарощенные не выдрала! Но светловолосую даму явно не устроили условия голубоглазой: она фыркает, делая смелый шаг вперёд, нарывается, сама не знает, на что идёт. Смелая, ну либо ебанутая. Кузнецова усмехается такой дерзости, тут же сокращает дистанцию между ними и безжалостно хватает ту за воротник рубашки вжав в стену. — Хочешь совет, как сохранить работу косметологов на твоём ебле? Завались и съеби по-хорошему, — в последний раз предупреждает Бэлла. — С чего бы? Ты думаешь, ты ей нужна? Ты себя видела? — та только приближается к лицу Бэллы, фыркая, всячески показывая отвращение, а ведь ей давали шанс уйти спокойно. Жаль, человек не понимает. И тогда Кузнецова хватает девчушку за волосы и шею, тащит за собой обратно в комнату. Темноволосая в то время спокойно наблюдает за происходящим, несмотря на вопли о помощи — хули, сама нарвалась. Сероглазая кукла противно визжит, старается вырваться, тщетно причиняя самой себе боль. Словетская дьявольски улыбается, швыряя жертву на пол спальни, и выходит из комнаты, пока та что-то кричит, называя младшую ебанутой или вроде того. — Бэлл, ты чего накинулась? Она же… — пыталась сгладить Купер. — Лучше завались. Я не хочу больше ни слова слышать о ней, блять! — Бэлла тяжело дышит, сжимая кулаки и буквально кипя от гнева. — Ты поговорить хотела, и я говорю, — твёрдо ответила старшая на это, пытаясь успокоить её максимально спокойным взглядом. — Не о ней. О нас, — Кузнецова шумно сглатывает, закрывает глаза и выдыхает, пытаясь правда контролировать неуправляемый гнев. — Ты сама сказала о том, что нас больше нет. И быть не может. Пора бы жить дальше. Да, мне больно видеть тебя с Артёмом, но… Да, я встречаюсь с другими. Уже очень давно, и тебе бы с этим смириться, — Костья отводит взгляд и поджимает губы. Лжёт. Нихуя ей не нравится сложившееся положение, и нихуя она не хочет, чтобы Бэлла смирилась с этим. — Ты… — Бэлла рывком делает широкий шаг вперёд, подойдя почти вплотную. — Я больше тебя не люблю, — Костья не смотрит в её глаза, сглатывает ком в горле. — Слишком близко стоишь. И на этом Бэлла не выдерживает и ломается, с силой толкает девушку, впечатывая её в стену. Агрессия берёт верх, затмевает разум, и, сжав кулаки, профессионально, как на тренировках своей секции, Бэлла бьёт точным ударом прямо в нос. Хрящи хрустят, а кровь брызжет фонтаном, пачкая серое худи. — Я ненавижу тебя, Купер! Я хочу, чтобы ты хоть немного почувствовала то, что тогда испытала я! Вид столь жалкой, столь ненавистной в сию секунду бывшей только раззадоривает, и точные отрепетированные тысячи раз удары сыпятся по всему татуированному телу. Костья не бьёт в ответ, даже почти не защищается. Она заслужила и терпит до того момента, пока Словетская не бьёт точно в солнышко. Дыхание перекрывает, Купер сгибается с резким и очень громким выдохом, жадно пытаясь глотнуть хоть небольшой вдох, чтобы не отключиться. Яркая боль вызывает нежеланные слёзы, без того разбитый нос закладывает, кажется, ещё один удар, и старшая просто отключится. Однако на звуки вылетает, чуть осмелев, её новая пассия, хватая Бэллу за талию и всеми силами пытаясь оттянуть от Костьи. Кузнецова не так проста. Она рывком вырывается и по инерции бьёт назад локтем, удачно угодив той прямо в нос и вырубив одним этим ударом. Девушка падает на месте, с грохотом рухнув навзничь. Купер шмыгает и дышит очень маленькими вдохами, скатываясь по стене. Бэлла вдруг осознает, что натворила. Она оборачивается, видя бесчувственное тело красивой девушки, замазанное кровью. Смотрит на свои руки, на худи, тоже испачканное алой жидкостью со специфичным и мерзким ароматом железа. Переводит взгляд на Костью, что всеми силами старалась не потерять сознание и, всхлипнув, бросается на колени, ловя её под руки и мягко усаживая на пол. Руки трясутся, ярость перетекает в истерику от осознания последствий. Бэлла громко всхлипывает, давится слезами и утыкается в любимое плечо, её трясёт как ещё никогда в жизни. И Купер, эта чёртова Купер, которая из раза в раз разбивала юное сердечко, эта Купер, на теле которой останутся бесчисленные гематомы, эта Купер просто обнимает её и гладит по спине, когда дыхание восстанавливается. Бэлла плачет, а эта Купер жмёт к себе ту, что могла убить уже, как минимум, дважды. Ту, что любит. Плачет, не сдерживая всхлипы, позволяя захлестнувшим эмоциям выйти наружу. В голове быстро мелькают страшные картинки: она нещадно избивает ту, которую любит, ту, что сейчас сидит, блять, и обнимает её. Твою ж мать, обнимает её после всего, что она натворила. Громкие всхлипы переходят в рыдания, старшая на мгновение забывает о боли, стараясь привести Бэллу в чувства и эмоциональную стабильность. Младшая крепко вжимается в плечо татуированной, она давно не чувствовала себя такой тварью, ей больно, больно и обидно за эти поступки, в голове девушка кроет сама себя отборным матом, постоянно прокручивая лишь одну фазу. «Посмотри, что ты натворила!» Доводит себя этим до истерики ещё больше. Кузнецова не умеет контролировать себя, не умеет справляться с эмоциями, особенно с агрессией и злостью. Деструктив застилает в ней всё человечное, и девочка бьёт до последнего, пока в голове не щёлкает осознание, бьёт, пока не превращает жертву в бессознательное мясо с кучей травм и крови, но Купер… Сегодня она била Купер с такой ненавистью, даже не думая о том, чтобы остановиться, что точно могла просто убить. И она бы не остановилась, если бы её не отвлекла эта длинноволосая принцесска. — Ты останься. Одежду надо выстирать, чтобы бабушку не пугать, — хрипит Кас, повернув голову и целуя выбритый светлый висок, тем самым размазав по нему кровь. В ответ лишь дрожь, пробирающая тело юной спортсменки, её громкий всхлип и попытки вжаться ещё ближе, причиняющие после этих ударов нехилую боль, но ведь Каспер не какая-то тряпка. Потерпит. — Надо эту в чувства привести. А то сдохнет. Уже минуты 3 лежит. Бэлла активно кивает, подрывается и бежит за аптечкой. Костье удалось помочь ей переключиться с истерики на исправление последствий. Бэлла треморными руками выливает на вату жидкость из одного пузырька, открывая его зубами и совершенно не обращая внимание на жжение от реактива. Водит этой ваткой с аммиаком под носом длинноволосой, и та начинает приходить в себя. Сильные руки усаживают сероглазую. Кузнецова ждёт ещё немного, стирает перекисью кровь и, пока та не совсем оклемалась, вправляет ей нос умелым движением. Не раз практиковала на себе. Наконец, эта куколка окончательно приходит в себя. — Я знаю, что я тварь. Я не хотела тебя бить, это вышло случайно, я не бью красивых девушек, а ты красивая. Можешь ёбнуть мне в ответ, но лучше езжай домой. Я вызову такси, — Бэлла, отвлекаясь на заботу о той, почти успокоилась, руки всё ещё потряхивало, а из глаз текли слёзы, но это не мешало. — И это… Прости, что ли. Принцесса лишь кивнула. Бэлла быстро вызвала ей такси и принесла из кухни какой-то кусок льда в специальной формочке, чтобы она приложила к носу холод, дабы он не распух, а синяк был меньше. Кузнецова бросила взгляд на старшую, а та улыбнулась уголками губ и кивнула, одобряя её действия. Девушка поднимается с пола, держа пакет со льдом у лица, она быстро собрала свои вещи, кое-как надевая кроссовки и накидывая куртку. Кузнецова помогает той, стараясь загладить вину, проходит буквально десять минут, и двери за блондинкой захлопываются. Словетская остаётся один на один со своей проблемой. Купер так и сидит на полу, размазывая кровь по лицу, она ухмыляется, смотря на свою напуганную Бэлль. Младшая быстро подходит к татуированной, садясь на пол напротив, в её руках оказывается вата, смоченная перекисью, и бутылёк в руках. Она жалостно смотрит на всё ещё улыбающуюся старшую. Её улыбка была такой родной, но такой болезненной, казалось, что даже эта улыбка причиняет адские муки. Глаза вновь наполняются слезами, девочка кусает губу до крови, стараясь вновь не расплакаться, осторожно вытирает кровь с лица жертвы, стараясь как можно аккуратнее и мягче обходиться с ранками. Она обрабатывает каждую царапинку, бесконечно извиняясь, Костья периодически шипит из-за дезинфицирующего средства, а белокурая осторожно дует на места повреждений, едва касаясь их ватным тампоном. Когда кровь была смыта, а ранки обработаны девочка принесла Костье чистую одежду, помогая подняться с пола. Купер принимает помощь, грустно улыбаясь. Девушки проходят в спальню, Бэлль собирает испачканную одежду и, взяв себе футболку со спортивками, уходит в ванную. Кузнецова стоит перед зеркалом в ванной одна, по её рукам стекает вода, пощипывая разбитые костяшки, слёзы снова скапливаются в глазах, нос неприятно жжёт, её терзают мысли о содеянном, о том, как она чуть не убила ту, кем дорожит практически больше всех. Словетская понимала, что могла просто не остановиться, чувство вины заглушало все мысли. Она, оседая на пол, фокусируется на разбитых руках. Зажмурившись, снова начинает рыдать, зажимая рот руками, на ней нет ничего кроме белья, холодная плитка вызывает мурашки по телу, она погружается в себя, но стук в дверь заставляет дёрнуться и проглотить слёзы, стараясь как можно правдоподобнее и спокойнее ответить «Да». — Бэлль, всё в порядке? Тебя нет 15 минут, — немного встревоженный голос Костьи. Татуированная дёргает ручку, но двери оказались заперты. — Сейчас, я иду, — поднимаясь с пола, Кузнецова набирает в руки холодную воду, умывая лицо. Смотрит в зеркало, прямо в красные от слёз глаза, ненавидит и это опухшее личико. «Посмотри, кем ты стала! Ты чудовище, Бэлла, ты ведь почти убила её!» Выключая воду и вытирая лицо полотенцем, она накидывает на себя футболку и спортивки, выдыхает, с неким страхом поворачивая замок до щелчка, и старается скрыть маленькую истерику, делая спокойное лицо. Но кого она пытается обмануть? Зайдя в комнату Костьи, видит её и не может больше сдержаться. Слёзы снова пеленой закрыли голубые очи. — Прости, я не думала, что вырубила её… — не поднимая головы говорит Словетская, утирая слёзы и начиная как бы издалека. Костья подходит к ней, поднявшись со стула, и обнимает. — Всё в порядке, маленькая, успокаивайся, я рядом, — шепчет тихо и целует в висок, прижимаясь к её личику щекой. — Ко-о-ость… — хнычет девочка, вжимаясь в тело старшей, ища в ней заботу и любовь. Младшая нуждалась в ней сейчас как никогда. — Ну всё, малыш, я здесь, с тобой, слышишь? Всё позади… — отстраняется, чтобы взглянуть в эти мокрые, до жути красивые глаза. Бэлль кивает, утыкаясь носом в татуированную шею, ощущает поцелуй в макушку и легкие поглаживания по талии. — Пойдём покурим? Бэлла, отпрянув от объятий, взглянула в глаза напротив и улыбнулась, соглашаясь. Костья берёт её за руку, находит пачку с зажигалкой на туалетном столике и идёт на балкон. И вот, двери балкона захлопываются за девушками, те остаются наедине в замкнутом небольшом пространстве. Костья протягивает Бэлле сигареты, предварительно вытащив себе одну, и младшая ловко вытягивает никотиновую палочку, сжимая её губами, подносит зажигалку, чиркает, язычок пламени облизывает табачное изделие, поджигая. Сигарета начинает тлеть. Следом подпалив Костьину, Бэлль делает первые тяги. Никотин растекается по венам, давая девушке хоть немножечко расслабиться, наверное, впервые за сегодняшний вечер. Мысли снова путаются в голове и терзают, девочка смотрит вдаль, стараясь сконцентрироваться на чём-то одном. В её голове тысячи причин и сомнений. Словетская не может разобраться в себе вот уже который месяц. Бэлль вдыхает ядовитый дым, выпуская его кольцами вместе с некоторыми болезненными думами, наслаждается крепкими сигаретами, чувствует, как тело ослабевает и становится немного ватным, как дрожь проходит по рукам… Костья осторожно подходит сзади, обнимая молча пока за талию. Младшая, полностью доверившись, откидывает голову назад, опираясь на Купер, и прикрывает глаза. Едкий дым заполняет небольшое помещение, не вытягивается в открытое окно полностью, въедается в одежду, волосы, кожу, щиплет глаза. Они курили в тишине на том балконе, тёплые руки Костьи сжимали талию Кузнецовой и, чёрт, она кайфовала от каждого прикосновения. Эти объятья, сигареты, тишина давали ей нереальное спокойствие и умиротворение, Бэлла чувствует себя в безопасности, она знает точно: Костья не обидит её. И Кузнецова расслабляется, довольствуется моментом, однако одна конкретная мысль, один конкретный вопрос не покидают юную головушку, и, наконец, принимается решение его озвучить. — Кас, — начинает она совсем тихо, полушёпотом. — М-м-м? Что такое? — отзывается Костья, делая очередную тягу. Голубоглазая чуть вздрагивает, её кожа покрывается мурашками, она всё ещё любит её голос, всё ещё скучает по родной этой хрипотце и картавости, схожей с её собственной. — Ты сказала сегодня… — Словетская отстраняется от Купер, встав напротив, она смотрит прямо в изумрудные глаза, снова заполняя лёгкие этой приятной отравой. —Сказала, что больше не любишь меня… Ты это правда? Голубые, словно страшные и неизведанные пучины океана, глаза своим отчаянием, холодом, болью и с особенным тоскливым надрывом прожигают девушку, сердце бешено стучит, отдаётся прямо в голову, погружает в вакуум и волнение. Сейчас она услышит то, что может разрушить её в ту же секунду, но слабая маленькая и волнующая надежда, что это ложь, теплится где-то за грудиной, тихо и неспешно, шаг за шагом прожигает ткани и материи жалкой молодой душонки, проданной дьяволу зависимостей. — Детка… — Костья осторожно берёт девочку за руку, чувствует боль из-за гематом и ноющую, тягостную душевную. Терпит, терпит, как и всегда, как всю жизнь, ради своей маленькой. — Неправда, малышка, конечно, неправда. Лгу… Как могу я не любить тебя, мою единственную? Словетская заглядывает в мрачные и грустные зелёные глаза, они блестят, кажутся чем-то таким невероятно особенным и родным. На улице уже совсем стемнело, тёплый майский ветер дул за окном, людей на было, они стояли прямо на том самом балконе… Как тогда, пару лет назад. И Бэлль выдыхает, улыбается, резко обнимает старшую, вжимаясь в её тело, утыкается в шею. — Тише, маленькая, больно, — шипит, едва слышно произносит зеленоглазая, с той же болью улыбается. — Извини. Давай, может, намажем синяки? — она опустила голову, отвела взгляд. Ей было безумно стыдно за то, что она натворила. Ещё хуже становилось от этой безумно необходимой поддержки Купер, которую она давала так просто, столько, сколько необходимо и даже больше. — Забудь и просто иди сюда, — татуированные руки разворачивают девочку к себе спиной, обнимают вновь за талию. Прижимает крепко к себе и хмурится из-за мимолётной боли, утыкается в молочную шейку, вдыхает этот запах своей маленькой родной девочки. Она всё так же не меняет парфюм, а волосы по-прежнему пахнут тем же шампунем, такая она близкая и абсолютно необходимая… И Костья прикрывает глаза, проваливается в собственные мысли… Мысли о ней. Простила ли себя? Нет! Никогда, она никогда не сможет отпустить то, что сделала, никогда не забудет, как сама сломала величайшую ценность на свете, эту её женственность, хрупкость, ранимость. Она любит её, всё ещё любит до самой ненависти, с болью принимая общение с Артёмом, вечные пьянки, протестное поведение. Следует за малышкой по пятам, старается обезопасить, полностью дать всевозможную защиту, она отвечает за неё, по-прежнему бережёт… Это любовь, нездоровая, абсолютно больная любовь… Младшая тянется ближе к теплу, ощущает горячее дыхание на своей шее, руки на талии, этот дурманящий, отключающий мозг аромат виски, табака, парфюма и её кожи, чувствует её рядом. Девушка отогревается и тает в её объятьях, ненавидит до боли, любит отчаянно и слепо, не может отпустить, но не в силах подпустить обратно и полостью довериться вновь, а может… Может быть, просто не осознаёт, что та уже так близко, слишком близко.***
— Блять, Кузнецова, спи давай! Успокойся! Сколько можно шевыряться? — старшая больно ткнула её в ребро локтем. — Я сейчас уйду в зал спать, всё тело ноет, а ты возишься! — Ты меня не любишь! — младшая обиженно отвернулась, за чем последовал всхлип. — С чего ты это взяла? — Купер тяжело вздохнула, понимая, что выспаться, кажется, не удастся, как и отдохнуть морально после столь тяжелого дня. — Ты сама сказала, а она тебя обнима-а-ала и спала с тобо-о-ой! — по комнате разносились новые и новые шмыганья и всхлипы, которые плавно перерастали уже в рыдания, с жадным глотанием воздуха и истерикой. — Зачем ты с ними встречаешься? Мне же больно-о-о. Слёзы сопровождались невнятной, с завываниями, речью. Она, кажется, за сегодняшний вечер выплакала всё, что накопилось за это время. Так много она не плакала давно. Костья тяжело вздохнула и обняла девушку, пряча её лицо в своей шее, несмотря на боль, ломоту в теле и даже жар, вызванный стрессом. Купер прижимает хныкающего ребёнка к себе. Может кого-то бы и достали эти слёзы, но точно не Кас: она готова вечно обнимать Бэйбика, потому что понимает, что такой её малышка может быть только наедине с ней. Бэлла и сама прекрасно осознавала, что вот так вот просто открыться и расплакаться не сможет даже перед родной бабушкой. Эмоции копились в ней и превращались с каждым днём лишь в больший и больший ком, который, скатившись с горы попыток их подавить, накрыл юную леди и буквально похоронил в себе. Драки на районе, выебоны и самоутверждение, попытки забыться, вдариться в учёбу, тренировки, алкоголь — всё это не помогало и не приносило и толики облегчения. Сегодняшняя ночь стала некоторой контрольной точкой, после которой всё, что девушка так тщательно пыталась скрыть, сдержать и подавить вылилось в неконтролируемую вспышку агрессии и несколько истерик. Бэлла полностью потеряла контроль. Сейчас она даже не хотела плакать, но солёная жидкость будто бы сама собой заполняла глаза. Слёзы противно жгли щёчки, нос распух и покраснел, начала болеть голова, но Бэлла всё никак не могла прийти в покой. Истерика ненадолго отступала, но спустя непродолжительное время накрывала снова, снова и снова. Юное сердечко уже болело, а душу буквально рвало на куски. — Это только работа… Я не могу тебе рассказать больше. Шутки про эскорт принимаются, — Костья болезненно усмехнулась и поцеловала ту в макушку. — Бэлла, сейчас в моей кровати ты. И обнимаю я тебя. И я с тобой лежу, тут, рядом. Не ушла на пол или в другую комнату, понимаешь? — Понимаю, но это не меняет того, что ты обнимала её, обнимаешь всех своих сук и спишь с ними! — язык заплетался от усталости, всё ещё пьяная девушка вечно крутилась, не оставляя старшей ни единого шанса на спокойную ночь и размеренный сон, и, наконец, когда татуированная сама прижала блондинку к себе, словно маленький щенок, утыкаясь в шею, та перестала ёрзать и устроилась удобнее некуда. — Купер, ты такая сука. Поглаживания по спине одаряли теплом и заботой, поддержка старшей даже после этого дрянного поступка заставляла девочку успокоиться и вжаться в тело напротив. Сейчас ей просто хотелось навсегда зависнуть здесь, обнимать Костью, лежать с ней в одной постели и спать спокойно. Всё-таки она ещё скучает, безумно скучает… — Господи, Бэллка, спи уже. Ты вообще мне нос разбила, у меня болит буквально всё, а я тебя обнимаю и поддерживаю, — припоминает шатенка в ответ, гладя девушку по спине. Младшая, тут же подсуетившись, приподнимается, сев на постели. — Прости-и-и… — её голос предательски умиляет, она осторожно касается области рядом с носом старшей, мягко чмокает сам носик, очень грустно и с сожалением улыбаясь, берёт руку старшей в свою, поглаживая. — Сильно больно, да? Этот милый и трогательный взгляд… На неё просто невозможно злиться, она чертовски умиляет, такая по-детски родная и милая девочка. Её девочка. Её самая родная, самая любимая, самая очаровательная и самая близкая малышка. — Да, больно пиздец, — наигранно дует губы Костья, едва сдерживая смех. Ну кто ж знал, что пьяная головушка воспримет всё всерьёз. — Ты очень меня обидела, ещё и спать не даёшь. А мне нужен отдых. — Прости, прости, прости! — бесконечно целует щёки, макушку, лоб. — Я не хотела… Просто это эмоции… И ты сама привела эту сучку домой, — вновь строит из себя невинного ангела, оправдывается, наклоняет голову, какая же все-таки хорошенькая. — Засыпай, маленькая, — шепчет Костья, укладывает голову Бэлль на себя, поцеловав в макушку. Белокурая обнимает её, нежно и невесомо, очень старается не задеть синяки и гематомы, оставленные ей самой же на родном теле, не причинить больше боли. Утыкаясь в ворот футболки и закинув ногу на темноволосую, она всхлипывает в последний раз, закрывает глаза, улыбается и зарывается носом в ароматную ткань, вдыхает до боли привычный и любимый запах её тела и парфюма. Она снова ощущает это абсолютное спокойствие и умиротворение, засыпает рядом с ней крепко и сладко, снова чувствует себя дома в этих покрытых бесчисленными татуировками руках…