***
Есть какое-то общепринятое мнение, как правильно сидеть? Руки всегда были такими дурацкими и лишними? Господи, с каких пор на её столе бардак? Гермиона ёрзала в кресле уже пару минут, перебирая сотню глупых вопросов в своей голове. Она давно так не нервничала. Наверное, с торжественного награждения после войны. Но сейчас всё казалось в разы хуже, потому что тогда она хотя бы была уверена, что людей от неё не стошнит. А вот Драко Малфой терпеть её не мог, и не существовало никакой — даже крошечной — гарантии, что она ошибается. Но это однозначно не повод сходить с ума. Она большой профессионал. Подумаешь, очередной чистокровный выскочка. Не он первый входил в её кабинет с недоверием на лице. Важно лишь то, с каким лицом пациенты покидали его. Ничто другое не имело значения. В этот раз времени на первичный анализ было совсем немного. Грейнджер прекрасно понимала, что у неё максимум пятнадцать минут до того момента, как эта комната вспыхнет обоюдной руганью. Не спасёт даже присутствие его сына. Она могла поспорить, что наличие Скорпиуса в комнате сыграет Малфою только на руку. У неё же так и не было семьи. Не то чтобы она очень переживала по этому поводу. Пожалуй, на такие мысли у Гермионы очень давно банально не было времени. Она погрязла в работе, которую, несомненно, сильно любила, а отголоски нормальной семьи с удовольствием могла наблюдать у своих друзей. Прекрасные дети Гарри и Джинни, чудесная дочь Рона и Лаванды, просто суперпапа Невилл. Она была желанной гостьей в доме у каждого и никогда не чувствовала себя неуютно. Неприятно становилось лишь одинокими вечерами. После шумных посиделок или длинного рабочего дня Грейнджер должна была сделать то, что откровенно ненавидела, — вернуться в пустую квартиру. Где никогда не горел свет в окнах, когда она приближалась к дому. Где никто не мог открыть ей дверь, потому что у неё был ровно один экземпляр ключей. Где не было абсолютно никого, кроме любимого кота и огромной домашней библиотеки. Где всегда было так тихо и одиноко, что она запомнила звук от движения старых половиц и в любой момент могла в точности воспроизвести его в своей голове. Гермиона не умела о чём-то жалеть, но в этом ежедневном ритуале определённо не наблюдалось никакого счастья. — Они здесь. Мередит не стала входить в кабинет — она просунула голову в щель между дверью и стеной и произнесла это так тихо, чтобы услышала только Грейнджер. Гермиона сдержанно кивнула ей в ответ и поднялась с места, поправляя юбку. Ничего радикально нового не произойдёт. Это была почти мантра, которую она читала себе, двигаясь к двери и медленно открывая её. Грейнджер была готова. Точно была. Но всё равно замерла в проёме своего кабинета, словно увидела настоящего призрака. Бледного, с глазами, лишёнными красок, и презрительно поджатыми губами. Он стоял в голубой рубашке и в небрежно распахнутом синем пиджаке рядом с мальчиком, который однозначно был на голову выше своих ровесников. Мальчиком, в точную копию которого она когда-то была влюблена. Гермиона сглотнула, чуть покачиваясь на каблуках. — Грейнджер, я тоже рад тебя видеть. Он говорил так же, как двадцать лет назад. Может быть, совсем немного грубее, но это только сильнее вводило в ступор. Этот тембр всегда умел многое вытворять с её кожей, особенно на лице, и сейчас снова не побрезговал своим вмешательством. Она почувствовала лёгкий холод на своей спине и табун внезапно появившихся мурашек. Нет, она не позволит сбить её. Не так легко. — Мистер Малфой, — кивнула ему Гермиона, опуская глаза чуть ниже. — Здравствуйте, Скорпиус, верно? — Это был не вопрос, просто жест вежливости, после которого она отошла в сторону, приглашая их в свой кабинет. Ей нужно было сразу же отойти к рабочему месту, но она осталась ждать, пока они пройдут внутрь. Это было первой глобальной ошибкой, потому что Малфой остановился рядом с ней, пропуская Скорпиуса вперёд. — Я не кусаюсь, мисс Грейнджер, спокойнее. Он играл с ней. Любому, даже самому случайному зрителю этого действия стало бы очевидно, что Драко её откровенно дразнил, наслаждаясь небольшой нервозностью на её лице. Но Гермиона всё равно не удержалась и, приняв правила игры, начала рассматривать в ответ его хитрую ухмылку. — Я знаю, — выдавила она едва различимым шёпотом. Кажется, он остался недоволен, потому что высокомерно приподнял подбородок, когда, наконец, попал внутрь небольшого уютного кабинета. Этим он так сильно напомнил ей Люциуса, который буквально не упускал ни единой возможности, чтобы не посмотреть на кого-то исподлобья. Она прошлась вдоль кресел для посетителей, сразу отмечая себе особенности тех поз, которые приняли Малфои, затем взяла свой коричневый блокнот и села прямо напротив них. Прежде чем начать, Грейнджер опустила кресло на пять сантиметров ниже, чтобы Драко и Скорпиус напротив оказались ровно на уровне её глаз. Это была банальная, но довольно действенная методика. Пациенты теперь чувствовали себя с ней на одном уровне. — Сначала давайте познакомимся. Меня зовут Гермиона Грейнджер, я психотерапевт. — Она улыбнулась краешком губ, изучая довольно отстранённое лицо мальчика перед собой. — Как тебя зовут? Представься, пожалуйста. Скорпиус тут же выпрямил и без того ровную спину и чётко произнёс: — Я Скорпиус Малфой, мне двенадцать лет, я окончил второй курс Хогвартса. Она наклонилась над блокнотом и сделала себе всего одну пометку. Страх первого впечатления? Едва Гермиона успела ручкой вывести последнюю букву, Драко подал голос, переключая внимание на себя, и сделал это явно громче необходимого, как будто серьёзно заревновал её к сыну или блокноту: — Мне тоже представиться, мисс Грейнджер? Малфой наклонил голову вправо, цепляясь взглядом за её запястье, а затем выше, медленно обводя линию плеч и основание шеи. Гермиона непроизвольно потёрла кожу в районе ключицы. Это было жутко похоже на движение змеи. Хорошо, что глазами невозможно задушить. — Если желаете, — учтиво заключила она. — Я Драко Малфой, мне с недавних пор тридцать шесть, я главный врач больницы Святого Мунго. Закончив краткую речь, он напоследок стрельнул взглядом в густо-карие радужки.***
Она забавляла его. Грейнджер была сильно похожа на ту самую идеалистку в длинной форменной юбке, со стогом сена на голове, но всё равно что-то в ней изменилось. И Малфой не мог понять, стало лучше или хуже. Она носила юбку явно покороче, что было хорошо, но волосы она зачем-то собрала в элегантный хвост, что было плохо. У любой порядочности должен быть беспорядок, и Гермиона почему-то нарушала это правило — или хорошо прятала недостатки где-то ещё. — Отлично. — Она постучала ручкой о край бумаги и повернулась всем корпусом к Малфою: — Нам нужно обсудить будущие сеансы: как они будут проходить и сколько их будет, но для начала я бы хотела услышать ваши пожелания, мистер Малфой. Ему всегда нравилось это словосочетание. Мистер Малфой. Две большие буквы «М», но с таким придыханием, как произносила это она, не произносил больше никто. Захватывающе. — У меня довольно загруженный график. — Драко взял деловитую паузу, покачивая носком ботинка. — Я бы хотел, чтобы мы ограничились коротким курсом. Грейнджер украдкой подметила поджатую губу Скорпиуса и снова внесла пометку: Агрессия на работу отца? — Хорошо, вы не против, если сначала я поговорю с вашим сыном наедине, а Мередит предложит вам чай или кофе? Малфой едва заметно сощурился, но всё же смело поднялся с места, застёгивая дорогой пиджак. — Естественно.***
Какое-то время она молчала, пока Драко выходил из кабинета, и просто наблюдала за мальчиком, который, кажется, без отца умел сидеть чуть более расслабленно. — Скорпиус, я могу к тебе так обращаться? Мальчик неуверенно кивнул, хватаясь руками за подлокотники. — Ты знаешь, зачем ты здесь? — Гермиона смягчила голос в несколько раз, но всё равно старалась выдерживать профессиональный тон. — Думаю, да. — Юный Малфой неуверенно провёл рукой за ухом, поправляя выбившуюся чёлку. — Наверное, потому, что я сжёг свою спальню. Когда Грейнджер спрашивала у Дафны, о чём ей нужно узнать до сеанса, она однозначно подразумевала именно это. Но Забини, похоже, побоялась, что Гермиона пойдет на попятную, и придержала парочку важных подробностей при себе. Грейнджер ровно выдохнула, перелистывая страницу: — Расскажешь, как это было? Мальчик слегка съёжился, и ей на секунду стало страшно, что он пока не может об этом говорить, но, к удивлению, его настрой быстро переменился. — Я был зол, очень зол. — Скорпиус сцепил челюсти и опустил глаза на её туфли. — Я просто ненавидел серые стены, и в какой-то момент всё вспыхнуло. — Сделав паузу, он вдохнул чуть громче обычного. — Стало темно, намного темнее, чем ночью, и я испугался. На самом деле всплески магии у детей и подростков были частым явлением. Но обычно это не было чем-то настолько масштабным, чтобы вызвать настоящий пожар. В любом случае тот факт, что Скорпиус говорил об этом, уже являлся его огромным достижением. — Страх — это нормально, ты просто не встречался с таким раньше. Скажи, ты мог контролировать огонь? — Грейнджер ссутулилась, приготавливаясь записывать. — Не мог. Неконтролируемый всплеск магии. — У тебя получится описать огонь, с чего начался пожар и какого цвета было пламя? — Гермиона внимательно взглянула на лицо Скорпиуса, которое, кажется, успело немного побледнеть. — Наверное. — Малфой-младший потёр края рукавов друг о друга и несмело продолжил: — Когда я открыл глаза, огонь уже был на стенах. Он был чёрным, и мои руки… — он сжал ладони в кулаки и прикрыл глаза, — тоже потемнели, но это быстро прошло. За годы практики она научилась скрывать от пациентов свои опасения. Но сейчас ей пришлось проделать над собой настоящие усилия, чтобы не дать шестерёнкам в мозгу разогнаться до сумасшедшей скорости. Гермиона сжала между пальцев ручку и вывела лаконичное: Тёмная магия? — Ты молодец, что говоришь об этом. — Грейнджер выдавила из себя наименее нервную улыбку, на которую была способна. — Спасибо тебе. Скорпиус кивнул, и его поза стала более открытой. Он больше не сцеплял руки и не пытался унять дрожь. — Мы обязательно с тобой решим эту проблему, не переживай, — говорила она так, как будто правда в это верила. — Я могу поговорить с твоим отцом наедине? — Конечно. Мальчик сразу подскочил с места и направился в приёмную. Гермиона подозревала, что у неё есть максимум минута, прежде чем пространство снова заполнится безграничным эго Малфоя. И она не ошиблась. — Довольно быстро. И ты за это берёшь такие деньги? — Драко прикрыл дверь и улыбнулся, в своей фирменной манере поджимая губы. — Очень смешно. — Грейнджер отвернулась к шкафу, чтобы сконцентрироваться и заодно лишний раз не вдыхать его одеколон. — Вы поговорили? Удивительно, но Драко, кажется, умел не ехидничать. В его вопросе присутствовало искреннее любопытство, и движение в сторону кресел тоже намекало на то, что ему не всё равно. — Да. Ты знал про пожар? — осторожно спросила Гермиона. — Я с ним живу. Он мой сын. Так что да, Грейнджер, я знал. — Малфой облокотился о спинку, злобно тарабаня пальцами по подлокотнику. — Этот огонь по описанию не похож на обычный всплеск магии, — максимально аккуратно продолжала она. — Салазар, просто произнеси это вслух, — цокнул он, приподнимая носок ботинка. — Это похоже на тёмную магию. Уголки бровей поползли вверх, и что-то внутри Драко торжественно возликовало от того, как легко он смог сбить её с толку. — Ты знал! — воскликнула Гермиона. — Знал, что это тёмная магия, и поэтому решился прийти ко мне. Она встала со своего места и закружилась по комнате, меря шагами дубовый паркет. Естественно. Поэтому он здесь. Решил переложить на неё ответственность, как всегда испугался. Это было такой классикой для Драко, что она чуть не захлопала в ладоши от понимания этой элементарной истины. — Тебя пугает это, верно? Иначе ты бы никогда не согласился, — возбуждённо напирала Грейнджер. Он демонстративно скривился и посмотрел на неё пугающе диковато. Как будто собирался наконец отпустить то, что так старательно сдерживал внутри всё это время. — Не лечи меня, мне не нужна помощь, — грубо изрёк Малфой. — Ты сможешь помочь моему сыну? Да или нет. Гермиона замерла, схватившись за спинку кресла. Нужно было подумать прежде, чем подписаться на что-то авантюрное и опасное, но он так раздражал её своим высокомерием, что она ответила ему, буквально шипя: — Да. — Вот и отлично! — Драко встал так резко, что ей пришлось отойти на шаг, чтобы не споткнуться. — Я буду приводить его к тебе по вторникам все каникулы. — А ты? Вы же хотели наладить ваши отношения? — Как же ей хотелось добавить ругательство в конце, тогда бы он прекратил быть таким самоуверенным и бесчувственным. — Всему своё время. Сначала Скорпиус. — Малфой развернулся, направляясь к выходу, словно они не вели диалог и он на самом деле мог вот так просто покинуть её кабинет. — У тебя тоже проблемы! Это общая терапия! Гермиона выпрямилась, приготавливаясь снова увидеть его глаза и ярко-серый блеск в них, который, кажется, и правда отливал чистейшим безумием. На этот раз Драко решил не сдерживаться — с высоко поднятой головой он сделал шаг ей навстречу. — У меня нет проблем, Грейнджер, — ядовито выплюнул Малфой, чтобы наверняка пошатнуть её уверенность. Гермиона думала лишь секунду перед тем, как злобно улыбнуться. Она сама поразилась своей реакции — просто вид яростного Драко, который твердил ей об отсутствии проблем, вызывал слишком много неконтролируемых эмоций сразу. У него были трудности, и ей не нужно было специальное образование, чтобы это понять. От него веяло такой сильной болью, словно кто-то сверху нарочно наколдовал над его головой хмурые тучи.***
Чёрт. Она улыбалась. Гермиона, сука, Грейнджер улыбалась. И это почти сработало, почти вывело его из себя, из состояния «Я всё всегда контролирую». Вероятно, ещё чуть-чуть — и он действительно бы снял свою маску, что так крепко прижал к душе. Браво. — Неужели? — Она отодвинула кресло и, сделав ещё два шага к нему, остановилась буквально в полуметре. — У тебя зацикленность на работе и явная бессонница. — Гермиона опустила взгляд чуть ниже его глаз, словно подтверждая свою теорию. — Ты громко разговариваешь, грубишь и несдержан, — продолжала она с полной решимостью вколачивать в его мозг факты. — У тебя нарушены взаимоотношения с самым близким человеком в твоей жизни. И самое главное, — она сделала паузу, смакуя гнев на языке, — ты думаешь, что ему не нужен. Она набрала в лёгкие воздуха, когда заметила, насколько исказилось его лицо от её эмоциональной речи. — Знаешь, на что это похоже, Малфой? На расстройство личности! Я бы даже могла выделить тип, но ты провёл здесь меньше десяти минут, а я не люблю делать поспешных выводов. Около секунды Грейнджер явно гордилась собой, прежде чем уколы совести не стали протыкать её грудь и Драко наконец не заговорил: — Ты. Ни хрена. Не знаешь. Он надеялся, что сможет уничтожить её каждым произнесённым звуком, заставить наконец заткнуться. Но она приготовилась ответить ему, вопреки всему, и это взбесило его ещё больше. Малфой решительно вышел за дверь, прежде чем последние слова Грейнджер беспомощно повисли в воздухе: — Нетерпимость к критике.***
Ему хотелось схватить её за горло и придушить. Нет. Лучше привязать к стулу и выкрикнуть Круцио. Нет. Что-то, блядь, ещё более поганое. Как она посмела. Как она только посмела открыть свой маленький грязный рот и читать ему свои тупые нотации. Ладно нотации, но эта заучка поставила ему чёртов диагноз. Диагноз, мать твою, как будто он был болен. Грейнджер совсем выжила из ума, вылечивая своих подопытных кроликов, если считала, что он действительно спятил. Звук остановки лифта слегка вывел его из транса, и он наконец взглянул на сына, который отрешённо выходил в главный холл. — Скорпиус! Он произнёс это слишком громко, учитывая небольшое расстояние между ними. Видимо, мальчик тоже смутился, потому что повернулся к нему с лёгким недоумением на лице. — Да, отец. Малфой вышел из лифта следом и остановился в центре возле безвкусно оформленного кашпо. — Если тебе не понравилась мисс Грейнджер, скажи мне, и мы найдём другого квалифицированного специалиста. Это не было перекладыванием ответственности. Ему просто не хотелось, чтобы эта невоспитанная мерзавка такими же грубыми методами лезла в голову Скорпиуса. Неважно, кем она себя возомнила. Хоть второй королевой Англии. Он всегда знал её настоящее место. — Нет, она мне понравилась, всё хорошо. Сын сказал это так уверенно, что Драко моментально остудило с ног до головы. Гнев, смешавшийся с тотальным непониманием, ввёл его в лёгкий ступор. Малфой недоверчиво сморщился и провёл рукой по волосам. — Тебе не нужно врать мне, — сам не понимая причин, продолжал настаивать он. — Я не вру, она правда хорошая, — ответил Скорпиус ещё более чётко, чем в прошлый раз, и уже с неприкрытым испугом разглядывал лицо обезумевшего отца. Вероятно, столь странное поведение не смогло утаиться от внимательного взгляда Малфоя-младшего. — Да, точно, хорошо. — Драко поправил полы пиджака и выдвинул вперёд левую руку. — Пойдём. Скорпиус проигнорировал её и молча направился к выходу. — Дожили, — едва слышно выдохнул Драко и пошёл за ним.***
— И я говорю ему: «Джордж, имей совесть». — Блондинка вскинула руками, прикрывая рот ладонью. — А он мне: «Ты ничего не понимаешь, Мишель». Какой же придурок! Я-то всё поняла! Тео всё это время лишь смотрел в одну неподвижную точку на стене прямо за головой своей собеседницы. Его сегодняшняя подружка не отличалась ничем примечательным. Вроде бы официантка из небольшого ресторанчика в центре, вроде бы его ровесница и очень красивая, но больше ничего. Вообще. Он даже не знал, о чём с ней говорить, а так хотел. В последнее время депрессивные мысли посещали его всё чаще. Он не молодел, а свободных достойных девушек вокруг становилось всё меньше и меньше. Раньше Нотт боялся не жениться до тридцати. Эта цифра его по-настоящему пугала. В его голове одинокий человек, который не нашёл свою половинку до этого возраста, был не кем иным, как полнейшим неудачником. И вот теперь ему тридцать шесть, он холост и сидит на сомнительном по всем первичным признакам свидании и чувствует себя абсолютно опустошённым. Внутри не осталось никаких эмоций, даже негативных. Как будто ему уже действительно стало всё равно. Так люди не ощущают проигрыш — он должен как минимум злиться на себя за то, что до сих пор абсолютно и непоправимо одинок. — Ты слушаешь меня? Писклявый голос девушки сразу же вырвал его из своих мыслей, и он постарался улыбнуться ей самой добродушной улыбкой, на которую только был способен. — Да, конечно, милая, продолжай. — Тео взял в руки вилку и стал крайне увлечённо наматывать на неё спагетти. Кажется, её с лихвой удовлетворил его ответ, и она продолжила тараторить что-то про Милан и свою увлекательную поездку. Невероятно, как он, чёрт возьми, оказался здесь. Нотт же просто обожал весёлые компании. Вокруг него всегда были сотни привлекательных дам. Малфой даже шутил, что ему хватит опыта устроить собственный конкурс красоты. Но сейчас он здесь, один, давится пресными макаронами. В какой-то момент всё однозначно пошло не по плану. Панси Паркинсон. Это имя пришло на ум быстрее, чем он сформулировал саму причину. Его первая любовь, от которой он действительно потерял голову. Он любил её — настолько сильно, что плевал на ошмётки прошлого, разбросанные после войны, на пролитые слёзы, которые никто не видел. Тео спотыкался, падал, снова спотыкался, но шёл к ней навстречу, как к самому волшебному существу во вселенной. Словно сама цель её любить стоила ему всей жизни. Спустя годы, когда все декорации, который он сам же и построил, окончательно сгнили, Теодор вспоминал это состояние и теперь смело мог назвать эту влюблённость болезненной. Паркинсон лишь позволяла себя любить, а он будто и не просил большего. Если бы Панси тогда сказала прыгнуть ради неё с балкона многоэтажки, он бы прыгнул не раздумывая. Так не должны работать настоящие чувства, он не должен был молиться на каждое её слово, идеализировать каждое её действие. Люди принимают в любимом всё, в том числе и недостатки, а не слепо закрывают глаза на кляксы, портящие идеальную картинку. У Паркинсон, по его тогдашнему мнению, не было минусов, не было ни единой кляксы по одной простой причине — у девушки его мечты их быть не может. Потом была Анджела. Ничего особенного. Приятная кондитерша без волшебных корней. С ней было тепло и уютно, но она была совсем юной и выбрала не его, а престижное образование. Может, это случилось к лучшему. Рано или поздно ему бы пришлось признаться, что он волшебник, и всё бы непременно рухнуло. Теодор иногда подлавливал себя на желании проверить, как её успехи в Париже, но каждый раз бил себя по рукам. Он не сумасшедший преследователь. По крайней мере, пока. После неё было ещё несколько десятков разных девушек. Блондинок, брюнеток, шатенок, рыжих. Все они были чудесными на вид и абсолютно неинтересными на деле. Половина из них бросили его сами, от другой половины он еле унёс ноги. Его волновало это. По-настоящему волновало, но это не отменяло того факта, что работа всегда оказывалась важнее и по-прежнему девять месяцев в году он самоотверженно проводил в Хогвартсе, без какой-либо задней мысли о том, что он мог бы потратить это время на поиски той единственной. Она нужна была ему. Нужна без каких-либо преувеличений, но как будто это должно было работать не так. Он верил, что любовь — это химия, что-то неподвластное, еле осязаемое. Что-то, что сводит с ума миллионы людей и что спасает целые поколения. Это волшебное по всем законам чувство просто обязано приходить само. Находить одинокие души и вселять в них свет, стремление, наполненность совершенно безвозмездно. Тео ждал этого больше всего на свете. Того момента, когда он сможет положить весь мир к ногам кого-то, а этот кто-то без всяких сомнений доверит ему свою жизнь в ответ. — И потом она просто плюнула мне в лицо, — расхохоталась девушка, вытирая слёзы в уголках глаз. — Нет, ну ты можешь себе представить?! — Нет, прости. — Нотт резко поднялся с места, не выпуская из виду потерянного лица собеседницы. — Мне нужно уйти. Теодор кинул на стол первую попавшуюся купюру из кармана, которая, наверное, по магловским меркам покрыла не менее пяти таких ужинов. Но он не был намерен считать. Хватит. С него достаточно одноразовых свиданий. Сдачу оставьте себе.