***
Малфой абсолютно не понимал, что он делает в одиннадцать утра в холле офиса Грейнджер, но точно знал, что его это достало. Всё это. Он даже мысленно не мог охватить весь спектр негативных эмоций, что так эффективно терзали его душу. Драко ненавидел буквально всё, что испытывал к ней, её мерзкой терапии, самому себе и бесконечной выпивке. Эпитетов накопилось столько, что они еле укладывались в голове. И ему было действительно страшно представить, что случится, если они однажды бесконтрольно вырвутся наружу. Даже в сознании, невероятно глубоко внутри, они сковывали его колючей проволокой. Драко не хотел больше думать, не хотел пытаться что-то исправить самостоятельно, потому что устал. Устал так, что не смог поехать утром в Мунго, хотя должен был. Последний раз Малфой пропускал рабочий день примерно… никогда. Он, мать его, никогда не пропускал свою долбаную важную работу. Но сегодня всё покрылось токсичным беспроглядным мраком, сковавшим его по рукам и ногам. Драко чувствовал себя в западне, запертым в тесной клетке, но всё было куда ужаснее, потому что он сам себя там закрыл и забыл, куда спрятал ключ. Малфой не спал половину ночи, а ту часть, которую всё-таки пропустил, он потратил на невыносимые кошмары. Их было много, и все были яркие и красочные, и в каждом кто-то в конечном счёте умирал. Когда Драко наконец прекратил над собой изощрённые пытки и открыл глаза, он пришёл к крайне неутешительному выводу: ничего и никто сейчас не может вернуть ему мнимое равновесие, кроме Гермионы Грейнджер. Это она увидела, что фундамент его здравого разума давно прогнил. Это она специально ткнула его туда носом, чтобы он сам убедился, что скоро всё непременно рухнет. Это она настырно дразнила его, наплевав на то, что дикие звери опасны. И теперь именно она будет за всё расплачиваться. К ней ходили целые толпы любопытных зевак, тупых толстосумов, скучающих аристократок, и вот он решил присоединиться к ним, к их убогой компании. Драко Малфой сам, без угрозы быть замученным до смерти, поднимался в лифте, чтобы её увидеть.***
Сегодня всё валилось из рук. Это был самый медленный, самый странный, самый неуправляемый день за последнее время. Виной тому было множество факторов, но, пожалуй, свидание с Тео стояло где-то на первых позициях. Она повела себя как школьница. Нет, хуже, как неопытная, закомплексованная простушка. Гермиона не могла точно сказать, что именно пошло не так, зато на сто процентов осознавала, что Нотт в ней разочаровался. Всё было так чудесно. Шикарный ресторан, вкусная еда, приятная музыка, красивый мужчина рядом. Казалось бы, ничего не может быть лучше. Но она испугалась — и, чёрт возьми, не понимала, чего именно. Ей бы хотелось эгоистично обвинить во всём незакрытый гештальт, связанный с Малфоем. Но это было просто глупо и незрело снова перекладывать ответственность за своё одиночество на него. Эти болезненные чувства не должны были стать реальной помехой для новых, нормальных отношений, даже если учитывать тот факт, что перед ней стоял его лучший друг. До вчерашнего вечера Грейнджер и вправду знала о Теодоре всего две вещи: то, что он был любимчиком у Люпина, и то, что он был не последним участником шайки Малфоя. Но она точно не подозревала, что он вырос и теперь был статным джентльменом с обворожительными манерами, старинными карманными часами и отлично сидящей на нём шёлковой жилеткой. Нотт, без всяких преувеличений, был невероятно красив и, что уж греха таить, умён. Кроме милых естественных кудряшек, у него было множество небанальных знаний о мире. Вероятно, впервые она слушала кого-то и не хотела начать считать про себя до десяти, чтобы выглядеть хоть каплю заинтересованной. Она и так была. Но опять всё испортила. К счастью, сегодняшний день, в отличие от вчерашнего, ещё можно было спасти. Гермиона дождалась обеденного перерыва и была намерена потратить как минимум десять минут на лицезрение любимого центра Лондона под пеленой табачного дыма. Она накинула жакет, чтобы положить туда сигареты, и покинула кабинет.***
Это была какая-то шутка судьбы. То, как они сталкивались всё время, определённо было чередой откровенно ненормальных совпадений. Сначала его кабинет в Мунго, теперь это. Да, он находился в её офисе, да, он подозревал, что она будет здесь, но он однозначно не предугадал бы, что двери лифта и её кабинета откроются одновременно, чтобы взгляды так неожиданно встретились. Её карие радужки зацепились за его образ мгновенно. Ему не нужно было даже здороваться, чтобы она обратила на него внимание. Рука Гермионы так нелепо вцепилась в дверную ручку, что он опять подумал о том, что выглядит в её глазах кем-то вроде недружелюбного привидения. — Мистер Малфой. — Секретарша Грейнджер подсуетилась быстрее её, судорожно вскакивая с места. — Какой неожиданный визит. — Не стоит, Мередит. Мистер Малфой уже уходит. В голосе Гермионы ощущалась сталь, но Драко не собирался сдаваться так просто. Не теперь, когда он заставил себя покинуть поместье и поплестись к магловскому мозгоправу, кем по совместительству являлась эта невыносимая заучка. Он молча наблюдал, как она гордо прошагала мимо него в сторону лифта, больше никак не прокомментировав его визит. Малфой подавил в себе гнев и развернулся, чтобы так же терпеливо продолжить испепелять её взглядом. Она не видела этого, но чувствовала, что затылок вот-вот воспламенится под его бдительным наблюдением. Гермиона успела вспомнить всех известных ей богов, когда лифт наконец соизволил открыться. Её посетила крайне странная и крайне забавная мысль: ещё никогда в своей жизни она не пыталась скрываться сразу от нескольких мужчин с такой небольшой разницей во времени. Грейнджер стрельнула в Малфоя самым язвительным взглядом, на который только была способна, и нажала кнопку. Естественно, это стало последней каплей, удерживавшей его необузданное эго на месте. Драко в два шага настиг железные двери и остановил их рукой, настырно протискиваясь в кабину. — Ты меня игнорируешь. Как не по-взрослому. Наверняка он рассчитывал, что заставит её ощутить укол совести, но своей фразой лишь разозлил ещё больше. — Я тебя игнорирую? — ядовито уточнила Грейнджер и злостно отвернулась от него, мысленно подмечая, что кабинка лифта предательски закрылась, оставляя их наедине в узком пространстве кабинки. — Это ты пропустил вчера терапию. Она выдохнула и сосредоточилась на том, чтобы обратно повернуться к нему лицом. Последнее, чего она сейчас хотела, — показаться слабой. Малфой уже достаточно над ней поиздевался, и Грейнджер не намерена была давать ему ещё один повод. Он сжал губы в тонкую линию, наблюдая, как Гермиона снова оборачивается на него, будто довольствовался тем, что она смогла протянуть лишь несколько несчастных секунд без их зрительного контакта. — Я как раз для этого и пришёл. Ты бы узнала это раньше, если бы не вела себя как истеричка. — Последнее слово Драко выплюнул с особым наслаждением, любуясь её маленькой морщинкой между нахмуренных бровей. Она опешила от смеси неконтролируемой агрессии и мимолётной заинтересованности, что так ярко промелькнула на его лице. Малфой решил добить её, сделав неожиданный шаг навстречу, отчего пульс, словно по команде, подскочил в несколько раз. Гермиона всерьёз решила, что может сейчас оглохнуть. — Отойди от меня, — предупреждающе прошипела она. Он ухмыльнулся, и в этот самый момент Грейнджер увидела чёртово непрошеное воспоминание из своего сна. Именно ту сцену, где Драко был немного более милым и чуть менее реальным, чем сейчас. Именно тот момент, когда он коснулся её лица своей идеальной рукой и почти поцеловал своими мерзкими, холодными, манящими губами. — Ты меня боишься? Гермионе показалось, что он и правда удивился такой реакции. Она посмотрела на его потрясённое выражение лица и приподнятые брови и осознала, что пропала. Малфой, видимо, решил убедиться в своём предположении и ещё немного приблизился к ней, двигая носок ботинка всего на несколько сантиметров вперёд. Этого хватило с головой, чтобы внутри проснулась какая-то ненормальная паника. Грейнджер инстинктивно дёрнулась в сторону стены и, не рассчитав манёвр, подвернула правую ногу. — Чёрт! — Гермиона вскрикнула от острой боли в лодыжке и со всей силы закусила губу. — Не двигайся. Она посчитала, что ей послышалось, но уже в следующую секунду Малфой оказался непозволительно близко к ней. Он посмотрел вниз, на её несчастные попытки устоять на одной ноге и высоченном каблуке, и тут же принялся снимать с себя, несомненно, дорогой серый пиджак. В одно движение Драко скинул его на пол слева от неё, как какую-то тряпку, и мягко обхватил Грейнджер за талию. — Садись аккуратнее и держись за меня. Это было сказано с такой несвойственной Малфою заботой, что Гермиона пару секунд смотрела на него как на сумасшедшего. — Грейнджер, сделай, как я сказал, — уже более настойчиво попросил он, усиливая хватку на её бёдрах. Если бы не адская боль в ноге, Гермиона бы точно не удержала свою фантазию, но сейчас она лишь послушно кивнула, медленно опускаясь на пиджак с его помощью. — Тебе не кажется, что мы едем целую вечность? — недовольно заметила Грейнджер, сквозь боль облокачиваясь о стену. — Кажется. Драко наконец отвёл от неё глаза и убрал руки, чтобы ещё раз нажать на выбранный ранее этаж. Он только сейчас осознал, что как минимум тридцать секунд не слышал, чтобы они вообще ехали. Она заметила замешательство на лице Малфоя и привлекла его внимание. — Нажми на кнопку с восклицательным знаком, это вызов оператора. Он удивлённо посмотрел на неё и сразу же самоуверенно вздёрнул подбородок. — Я волшебник, Грейнджер. Мне не нужна чья-то помощь, чтобы открыть чёртовы двери, — несомненно гордясь собой, заявил Драко. Гермиона не смогла сдержать улыбки. — В этом здании нельзя колдовать, господин Мерлин. Это сделано специально — для безопасности и для того, чтобы волшебники не смогли обмануть меня на сеансах, используя магию. Пару секунд он растерянно пялился на неё, безуспешно укладывая в голове информацию о том, что кто-то в здравом уме решил отказаться от магии. — Салазар, — тяжело выдохнул Малфой и, сдавшись, всё-таки нажал на злосчастную кнопку. У этого лифта появились уже две мерзкие особенности, которые его бесили. Неисправная работа и ужасные гудки вызова. Эти звуки можно было смело включать в программу пыток в Азкабане. — Алло, я слушаю вас. Есть там кто? Надменный голос оператора рассеял пелену гнева, и Драко сразу же наклонился поближе к отверстиям, отдалённо напоминающим динамик и микрофон. — Добрый день, мы тут застряли. Не могли бы вы открыть двери? Он говорил максимально интеллигентно, но Гермиона видела, каких трудов это ему стоило. — Свет в кабинке есть? Драко выдохнул и терпеливо ответил: — Да, скажите, когда мы сможем выйти? — Примерно через тридцать минут. Сейчас обед, и все механики на перерыве. Грейнджер показалось, что он залепит кулаком в стену прямо сейчас, настолько багровым стало его лицо. — Мы очень ждём! После этого шипение в колонке прекратилось, и Малфой снова повернулся к ней: — Можешь записать в свой блокнот, Грейнджер. Меня до смерти раздражают маглы, которые отвечают за работу лифтов. Она засмеялась от этой совершенно нелепой шутки, элегантно прикрывая рот ладонью, отчего Драко и сам невольно улыбнулся. Мысль о том, что у Гермионы милая улыбка и она точно не должна её прятать, промелькнула очень незаметно, но смогла быстро вернуть его с небес на землю. — Давай я посмотрю ногу, раз мы тут застряли. Он присел на корточки прямо возле её вытянутых ног, не дожидаясь ответа, но перед тем, как дотронуться до повреждённой лодыжки, всё-таки выжидающе посмотрел на Грейнджер. Гермиона сглотнула, всячески отвлекая себя от того факта, что Малфой был возле её ног и молча спрашивал разрешения, чтобы осмотреть её. Если бы во время учёбы в Хогвартсе кто-нибудь сказал Грейнджер, что она окажется в такой щепетильной ситуации, то она бы покрутила пальцем у виска, но потом всё равно несколько ночей мучилась от красочных сновидений. Дождавшись её несмелого кивка, Драко бережно снял чёрную туфлю и отложил её в сторону. Поразительно, но каблук минимум в десять сантиметров стойко выдержал такой манёвр и даже не надломился, в отличие от её нервной системы. — Я хочу проверить, насколько всё серьёзно. Он говорил намного тише, чем раньше, видимо опасаясь за её моральное состояние. Но если бы Драко знал, что от этого тембра было только хуже. Лучше бы он сейчас истошно кричал, чем переходил на шёпот, от которого по всему телу постепенно усиливался таинственный, сводящий с ума жар. — Хорошо. — Гермиона молилась, чтобы её согласие прозвучало максимально безэмоционально. Малфой осторожно приподнял ногу и дотронулся двумя пальцами до предполагаемого повреждённого участка. Грейнджер сразу застонала, отворачиваясь от него. — Прости. — Он отнял руку и дождался, пока Гермиона перестанет крепко сжимать челюсти. — Тут небольшая припухлость. Ты можешь двигать ногой? Она попыталась повернуть ногу, но ту опять пронзила острая боль. — Нет, — прошипела Грейнджер. — Я думаю, с огромной вероятностью это вывих. Я легко вправлю его магией, когда мы окажемся на улице. От произошедшего за последние несколько минут Драко так резко переменился. В его голосе появилось что-то настолько нечитаемое; что-то настолько непохожее на Малфоя, невероятно тёплое и заботливое, что она невольно почувствовала в груди необъяснимый трепет от этих слов. — Спасибо. — Ей пришлось снова ненадолго отвернуться, но теперь для того, чтобы скрыть румянец на щеках. Видимо, Драко тоже стало жутко неловко — он сразу же заговорил, перебивая звонкую тишину: — Больше не шевели ногой. Я бы приложил что-то холодное, но тут совсем ничего нет. Она внимательно посмотрела ему в глаза, как будто намеревалась разглядеть точное наказание, которые последует за тем, что она скажет. — Твои руки. Заткнись. Замолчи. Не смей. — Они холодные, — тихо закончила Гермиона.***
— Теодор Нотт, открой мне немедленно! — Дафна со всей силы ещё раз ударила по двери, явно совершенно не заботясь о состоянии его соседей. Тео удручённо поплёлся ко входу без малейшего желания выслушивать Дафну в такой ужасный день. Не то чтобы у него был выбор — она бы всё равно выломала эту несчастную деревянную перегородку, которая успешно спасала его от внешнего мира, но не от миссис Забини. — Да иду я! Иду! Как только он повернул замок, она влетела в квартиру, как фурия, отталкивая его в сторону. — А вот и он, герой-любовник! Она оценивающе осмотрела его с ног до головы, не снимая с лица гневной маски. Нотт стоял перед ней в одних домашних штанах, босиком, но её взгляд даже на долю секунды не стал заинтересованным. Дафна была скорее разгневанной матерью, которая собиралась убить непутёвого отпрыска прямо сейчас. — Ну! Я требую объяснений, — с таким же напором потребовала она. Тео не видел, но отлично чувствовал, как не вовремя у него загорелись уши. Он прикусил губу, быстро оценивая ситуацию. — А что случилось? — уточнил Нотт осторожно, словно обезвреживая бомбу. — Что случилось?! — повторила Забини и ткнула в него пальцем. — Ты! Ты не ответил на моё вечернее письмо и на два письма утром! Он еле сдержал облегчённый выдох. — А, так я спал. Что-то совсем не высыпаюсь. Дафна подошла ближе и сощурилась, вглядываясь в его подозрительно хитрые глаза. — Пойдём, нальёшь мне чаю. — Она взмахнула длинными светлыми волосами и прошла на кухню, не дожидаясь приглашения. — Да, входи, конечно, любимая подруга, — проворчал себе под нос Тео и мрачно поплёлся за ней.***
Страшно хотелось попросить её повторить, потому что то, что услышал Малфой, банально не укладывалась в известное ему ранее устройство вселенной. Гермиона должна была его ненавидеть, презирать, всеми способами не подпускать к себе. Не говорить такое. Он завис на пару секунд, безмолвно наблюдая за ней, но, кроме явного смущения, не увидел ничего, что стоило бы внимания. — Да, я… — Драко прокашлялся. — Можно твой жакет? Надо приподнять ногу. Гермиона еле сдержалась, чтобы не удариться затылком о стену за свою непомерную глупость. Как она могла произнести подобное вслух. Совсем спятила. Она послушно отстранилась от поверхности и медленно стянула с себя жакет. Сейчас самое главное — не пересекаться с ним взглядом, поскольку Грейнджер не была уверена, что не утонет в очередном океане его презрения. Малфой молча принял у неё предмет гардероба, и в тот момент, когда он только начал складывать его, из кармана выпала пачка сигарет. Она приземлилась лицевой стороной вверх, привлекательно поблёскивая на фоне тёмно-коричневого пола. Обычно Гермиона не материлась, но сейчас желание прошептать бранное слово было как никогда огромным. Она зажмурилась, приготавливаясь услышать от Драко какой-нибудь едкий комментарий на этот счёт. — Это магловские сигареты? Забавно, Грейнджер. Его веселый тон явно не соответствовал никаким её ожиданиям. — И всё? — Она удивлённо посмотрела на Малфоя, пока он, положив пачку в карман брюк, занимался её жакетом. — Ты больше ничего не скажешь? — А что говорить? Волшебники чаще всего предпочитают трубки. Сигареты я лично не пробовал, — так же безразлично произнёс Драко. — Удивительно. Любой, кто ловил меня на этой привычке, сразу же стремился меня отчитать. Малфой улыбнулся ей уголками губ. Последнее, чего ему сейчас хотелось, — это отчитывать её за сигареты. Он был даже счастлив увидеть эту элегантную брешь в идеальном образе Гермионы Грейнджер. Конечно, не бывает людей без недостатков, но ловить мисс гриффиндорское совершенство на подобном было очень увлекательным опытом. Уже хотелось повторить. — Я не буду тебя отчитывать. Ей казалось, что она точно ещё пожалеет о том, что заметила сегодня в Драко несвойственные ему благородство и терпимость. Наверное, всё дело было в его профессиональной деформации и банальном врачебном долге, но Грейнджер уже проклинала этот лифт и свой вывих, потому что увидела Малфоя тем, кем точно никогда не планировала видеть. Проще было причислять его к худшим существам на планете, лишённым сострадания, чем смотреть, как его белобрысая макушка с безупречной укладкой изучает её ушиб или как он с выдохом всё-таки меняет положение и, поднявшись с корточек, садится на холодный пол, пододвигаясь ближе к её ногам. — Скажи, если будет больно. Его голос прозвучал слегка отстранённо, поэтому она точно не успела подготовить себя к тому, что почувствует. Драко медленно и безумно трепетно накрыл её кожу холодной ладонью. Она не смогла сдержать выдоха облегчения от отступающей боли и приятной прохлады, что сразу просочилась под кожу, подобно мощному анестетику. Гермиона сжала дрожащими пальцами бордовую подкладку пиджака Малфоя и подняла на него нерешительный взгляд. Их глаза снова встретились, но всё выглядело так, словно он ни на секунду не отводил их от неё. В этом была какая-то ненормальная магия: несмотря на тот яд, который они могли бесконечно говорить друг другу, их глаза как будто выбирали совершенно другой язык. Блеск, небольшое потемнение зрачка и абсолютное смятение — это всё, что оставалось после полного хаоса. Грейнджер неожиданно поняла, почему всегда считала его взгляд непохожим на другие. Сейчас она отчётливо видела, что у глаз Малфоя не было ничего общего с бездонной синевой океана, с тёмно-синими оттенками ночного неба и тем более с голубизной ясного летнего дня. Его глаза были покрыты сплошным туманом, самыми густыми облаками. Но в этом и скрывалась настоящая загадка, лёгкий страх, вызывающий прилив щекочущего адреналина, потому что именно такие тучи, лишённые всяких красок, но тягучие и плотные, обычно были к грозе. — Я должен поменять руку, она нагрелась. Гермиона лишь кивнула, отмечая, что хриплый голос Драко, скорее всего, будет преследовать её всю оставшуюся жизнь, хочет она этого или нет. Он немного поменял позу и теперь, опершись на левую руку, накрыл вывих правой ладонью. — Если честно, этот способ охлаждения антинаучный, — неожиданно добавил Малфой. — Зато приятный. Двери лифта открылись так быстро, что она не успела уловить на его лице хоть какую-то реакцию на свои слова. Ещё никогда в жизни Гермиона не испытывала к муниципальным рабочим такую ненависть и такую признательность одновременно. — На выход, голубки! На них сверху вниз смотрел довольный механик в синей робе и с огромным чемоданом инструментов.***
— Как ты здесь вообще живёшь? — фыркнула Дафна, сдувая с губ прилипшие локоны. — Нормально, а до того, как ты выпотрошила мои ящики, всё было вообще просто замечательно, — едко произнёс Нотт и сел за стол, чтобы его не привлекли к этой суетливой деятельности. — Так нельзя, Тео. Какая девушка захочет к тебе прийти, пока на кухне такая гора всякого хлама, — продолжала нравоучения Забини. — Девушки любят меня не за умения наводить чистоту. Его хитрая улыбка сразу же спала, когда Дафна опять посмотрела на него своим истребляющим счастье взглядом. — Расскажи мне лучше про Гермиону. Как она? Она оставила несчастный ящик в покое и присоединилась к Тео, размещая кружку возле его руки. — Прекрасно. Он как можно дольше глотал горький чай, максимально оттягивая время. — В самом деле? А их ссора с Драко? — удивлённо уточнила Забини. — Я думаю, всё образуется. Малфой отходчивый, а она большой профессионал. Нотт нёс всё, что приходило в голову, ни на секунду не задумываясь о достоверности сказанного, потому что боялся, что, начав думать, мгновенно посыплется. — Надеюсь, ты прав. — Она отвлеклась от него, обратив внимание на комод возле двери и лежавшую на нём книгу. — Ты читаешь магловскую литературу? Тео поперхнулся чаем и испуганно посмотрел на подругу. — Да, а что? — осипшим от жидкости голосом спросил Нотт. — Не знала об этом. Внимательно наблюдая за лицом этого обманщика, Забини потянулась за чёрствыми печеньями.***
— Спасибо большое. — Гермиона выдавливала улыбку как могла, но мужчина перед ней был просто неисправим. — Вам нужна помощь, давайте я вызову такси, — не унимался механик. Драко и не собирался вступать в их полемику: он считал, что сделал за это время уже достаточно. В конце концов, он прямо сейчас удерживал Гермиону в вертикальном положении. А Малфой никогда — даже в самом страшном сне — не касался её так много и так долго. Вопреки ожиданиям, это было совсем не противно. Шёлк на блузке был очень нежным на ощупь, а не липким и мерзким, как он всегда себе представлял. — Это ни к чему. — Сэр, я способен помочь своей даме сам, — достаточно грубо перебил её Драко. Грейнджер растерянно посмотрела на его острый подбородок, но затем быстро сориентировалась и вернулась к лифтёру. — Ещё раз спасибо, — более спокойно заключила она. Они молча наблюдали, как мужчина растерянно пожимает плечами и, захватив чемодан с инструментами, направляется к выходу. — Не стоило этого делать. — Тогда мы бы тут состарились, — язвительно прокомментировал Драко. Грейнджер не собиралась одобрять его методы, но решила, что с их странной встречей пора заканчивать. — Надо дойти до дверей, там магия уже работает, — напомнила ему она. Малфой выдохнул и немного поменял положение, чтобы ему было удобнее поднять её на руки. Он наклонился к её шее, чувствуя, как запах цветочного одеколона постепенно проникает в лёгкие. В отличие от духов Нарциссы, аромат Грейнджер совсем не был приторным и не оставлял за собой тяжёлого осадка. Драко сделал ещё один вдох и моментально осознал свою ошибку. Нет, это были не цветы — свежесть ненадолго скрыла от него истинные, более терпкие нотки сочной ежевики. Чёрт, ему нравилась эта ягода. Малфой сжал губы в тонкую линию и наконец заставил себя двигаться, но Гермиона неожиданно помешала ему, плотно закрепив его запястье на пояснице. — Что ты делаешь? — Собираюсь донести тебя до грёбаного выхода, — выпалил Драко, уже с трудом справляясь с её упрямством. — Ты хочешь поднять меня на руки? — Будешь рассказывать эту историю детям. Затем, используя своё преимущество в силе, он отмахнулся от этой никчёмной преграды в виде её руки и всё-таки поднял Гермиону, чтобы донести до выхода из здания.***
— Ко мне в выходные приедет Скорпиус. Хочу обсудить с ним сеансы. Тео кивнул, лишний раз стараясь не оборачиваться на подругу. Эта книга уже сдала его с потрохами, и Нотт задавался одним-единственным вопросом: почему после такого очевидного прокола Дафна оставила его в живых? — На прошлой неделе он сказал, что Грейнджер очень милая. Забавно, какие они с Драко разные, — подметила она, пытливо рассматривая профиль друга. — Малфой точно в глубине души осознаёт, что ошибается на её счёт. Вопрос лишь в его упрямстве, — не сдержавшись, прокомментировал Теодор. Дафна наклонилась над столом, отламывая край у овсяного печенья, и, не думая, моментально окунула его в кружку. — А что заставляет мужчин перестать упрямиться? Нотт сглотнул и задумчиво почесал затылок. — Наверное, когда они видят, что их ценят и понимают, — предположил Тео. Хмыкнув, она наконец откусила печенье. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком фарфоровых кружек о поверхность стола, но затем Дафна вновь обратилась к нему: — Знаешь, о чём я думаю в последнее время? Он отрицательно покачал головой в ожидании ответа. — Нам всем не помешала бы хорошая терапия после войны. Жалко, что у магов не было подобной практики раньше, — с сожалением заметила Дафна. Нотт машинально засмотрелся на отблески солнца на сервизе и, когда она допивала остатки, тихо согласился: — Ты права. Он часто ловил себя на мысли, что ему, вероятно, просто повезло встретить нужного человека в нужное время. Если бы не Паркинсон с её удивительной философией жизни и безграничной свободой, Тео никогда бы не стал тем, кем является сейчас. Нотт хотел ненавидеть Панси после всего, что она с ним сделала, а день, когда эта девушка отказалась быть его женой, в принципе должен был войти в ряд худших воспоминаний его жизни. Но почему-то у него давно не было к ней злобы. Он переболел её любовь, их историю, как драконью оспу или отравление от плохого зелья. Да, у него была долгая и мучительная интоксикация, но это лишь побочный эффект. Панси Паркинсон сработала лучше любого лекарства в самое трудное для него время, и, наверное, даже если бы Тео знал обо всех рисках, то он всё равно бы проглотил эту пилюлю, чтобы снова научиться дышать.***
После тёмного освещения лифта ясное дневное небо ощущалось ещё более странно и непривычно. Благо Малфой не собирался медлить: он потратил в общей сложности несколько минут на то, чтобы, оглядевшись, достать свою палочку и избавить Гермиону от адской боли в ноге. Она покрутила конечностью, разминая её, и восторженно посмотрела на Драко, инстинктивно щурясь от яркого солнца. — Великолепно. Ты отличный врач, Малфой. Лицо Драко разгладилось, словно это высказывание действительно много для него значило. — Спасибо, Грейнджер. Малфой молча опустился на корточки, замечая, что участок кожи, которым он всё это время соприкасался с ней, обдало неприятным холодом. Драко поставил перед ней обувь, и Гермиона, немного помедлив, цепко схватилась за его плечи. Она аккуратно поместила ногу в туфлю, отвлекая саму себя от кожи Малфоя, которая через тонкую ткань белой рубашки умудрилась нагреть её ладони. Грейнджер так растерянно разглядывала его сверху вниз, что не успела среагировать, когда он резко поднял голову и бросил на неё хитрый взгляд. К счастью, Драко не стал смущать её и быстро поднялся, поправляя полы пиджака. — Я могу прийти завтра и обсудить терапию? — спросил он, отходя от неё примерно на шаг. Она удивлённо уставилась на него. — Скорпиуса? — уточнила Гермиона так, как будто правда не догадалась, о чём он. — Мою.***
Грейнджер ещё долго перебирала в голове факты, которые узнала сегодня о Малфое, но в конечном счёте ни один из них не помог ей найти мотив его последних слов. Драко предложил ей личную встречу завтра после сеансов для обсуждения своих проблем. Возможно, она и правда ошиблась, когда поставила на нём жирный крест. Там, где-то глубоко под этой каменной бледной оболочкой, всё же сидел человек, который хотел что-то исправить, научиться жить иначе, а Гермиона грубо затыкала уши и не слушала его молящие крики. Но теперь всё было иначе. Грейнджер услышала его — и услышала гораздо больше, чем планировала изначально. Внутреннее она радовалась так, словно чувствовала в этом свою личную победу. Драко смог открыться ей. Да, немного коряво и по-малфоевски, но он открылся и собирался поговорить. Это был огромный шаг, а для Драко он, пожалуй, был труднее, чем стокилометровые марафоны, и она не могла это не ценить. Гермиона повесила свою одежду на плечики, и её внезапно осенило. Малфой так и не вернул ей сигареты.***
Драко откинулся в своём рабочем кресле, закидывая ботинки на безумно дорогой дизайнерский стол. Несмотря на то что он снова был в мэноре один, это его больше не тяготило. По крайней мере, не так сильно, как все последние дни. После этих сумасшедших приключений с Грейнджер он почувствовал необъяснимое облегчение. Внутри не было привычного страха и туманных сомнений: она оставила там идеальный штиль и крошечную рябь волнения перед завтрашней встречей. До этого он стойко выносил всё сам, нёс какую-то неосязаемую ответственность за своё психологическое состояние. В каком-то смысле Драко винил себя, что так безнадёжно болен. Этот гнев и тысяча разных по масштабу эмоций, которые он не мог нормально контролировать, мучили его постоянно. Малфой опустил голову на удобный подголовник и достал из кармана ту самую пачку, что так ловко скрыл от Гермионы. Это были её сигареты. Салазар, просто осознавать это было уже забавно. Никогда в жизни Драко не поверил бы, что самая правильная максималистка так неправильно портит свои лёгкие. Он покрутил упаковку в руках и надавил большим пальцем на край, поддевая крышку. Внутри осталось всего пять штук. На секунду Малфой даже расстроился, что не украл у неё больше. Любопытно. Что она только нашла в этих неприметных маленьких свёртках? Драко соврал ей: однажды он всё-таки пробовал сигареты, но, в отличие от трубки, они не выглядели достаточно круто и пафосно и не могли сделать его хоть немного значимее в глазах друзей. Малфой со временем бросил и трубку, когда стал замечать за собой привычки отца. То, как он её заправлял, в какое время курил и какой табак выбирал. Он невольно подражал Люциусу во многих подобных, совершенно незаметных другим мелочах. В какой-то момент это стало раздражать его так сильно, что он отдал трубку Забини и попросил отправить в него Конфундус, если тот заметит Драко за этим занятием. Но сейчас он сидел в своём уютном кабинете совсем один, и теоретически в его руках не было трубки, только её пародия. Малфой сжал губы и спешно достал из пачки сигарету, как будто боялся, что может передумать. Он поднял палочку со стола и невербально зажёг кончик, предвкушая удовольствие от своего маленького преступления. Драко дал себе немного времени для того, чтобы привыкнуть к сигарете между губ, и медленно, смакуя каждый звук и ощущение, сделал первую затяжку. Грейнджер явно курила не самый крепкий табак, но и лёгким Малфой назвать его тоже не мог. Сигареты были достаточно терпкими и горькими, чтобы хорошенько вдарить в голову после первой пробы и долгого перерыва. Он выдохнул дым в потолок и закурил снова, затем ещё и ещё, пока не почувствовал, как мышцы окончательно расслабляются и начинает слегка кружиться голова. Чёрт, Гермиона явно знала толк в наслаждениях. Какая-то банальная и глупая магловская игрушка заставила его отвлечься от реальности куда сильнее, чем уже приевшаяся выпивка. На самом деле у Грейнджер в принципе оказалось поразительно много плюсов, которые раньше он настырно не замечал. От неё вкусно пахло, её одежда была приятной на ощупь, и она точно была намного более человечной, чем Драко всегда считал. Её реакция на вывих и его незначительные касания окончательно рассеяла сомнения в том, что Гермиона в первую очередь обычный человек со своими такими же простыми, как и у всех людей, эмоциями. Малфой сквозь зубы и под приличной дозой никотина мог даже признать, что её улыбка очень красивая. Румянец, который он едва разглядел в темноте своего кабинета, на свету был ещё более очаровательным, а тёплый взгляд цвета плавленого шоколада и мелкая россыпь веснушек на носу абсолютно точно дополняли образ невероятно милой, привлекательной девушки. А ноги. У героини войны и чопорной гриффиндорки были поистине прекрасные ноги. Он бы мог касаться её и дальше, если бы она позволила. Кожа была настолько бледной и нежной, что ему хотелось схватить чуть грубее, чтобы окрасить красными, по-настоящему живыми пятнами. Интересно, что бы Грейнджер сказала тогда. Малфой выдохнул очередной поток дыма, замечая, как кровь так не вовремя устремляется вниз, прямо к паху. Фантазии о том, как ярко он чувствовал бы терпкий аромат ежевики, задирая её строгую юбку, доводили его, заставляли смаковать то, что никогда ему не принадлежало; то, что по всем общепринятым законам жизни было запретно. Драко чертыхнулся, со стоном расстёгивая пуговицу на брюках, в которых становилось невыносимо тесно.***
Она могла простить ему сигареты, но ей всё равно нужно было что-то другое, чтобы прийти в себя. И у неё был один не менее действенный способ расслабиться после тяжёлого дня. Гермиона безумно хотела смыть с себя бесконечно интригующие события и его жаркие касания, а любимый душ был как нельзя кстати. Грейнджер, зайдя в ванную босиком, расположила свёрнутое полотенце на деревянной стойке. В этой комнате всегда приятно пахло ванилью и весной, потому что она часто зажигала на окне свои любимые свечи. Но сегодня ей не хотелось лежать в ванне часами и читать очередную увлекательную книгу. После всего пережитого она буквально не могла усидеть на месте, и лишний повод начать думать был ей ни к чему. Ступив на холодный кафель, она выкрутила регулятор тёплой воды практически на максимум. Ей нравился именно горячий душ, потому что кипяток всегда ассоциировался у неё с чистотой и наполненностью. На фоне него холодная вода казалась какой-то чужеродной, ужасно неприятной, слишком напоминающей руки одного надменного аристократа. Гермиона хотела как можно быстрее забыть его, их мимолётную незначительную близость на полу в дурацком старинном лифте, его нежные трепетные касания и такую глупую, но интригующую стрельбу взглядами. Вопреки всем законам логики, даже сейчас, когда по спине били крупные горячие капли, она могла чувствовать только его холодные пальцы на своих ногах. Она немного отступила, чтобы оказаться на уровне с душевой лейкой, и подставила своё лицо под поток воды. Это было наваждение — глупое и нелогичное. Ей нужно было прекратить это, не слушать его, не думать о нём, игнорировать его так же, как он делал это с ней постоянно. Но Гермиона не могла. Не могла быть как Драко. Потому что они, чёрт возьми, разные. Это было что-то вроде зависимости. Каждый раз, когда Малфоя не было рядом, она понимала, как вредно сказывается на ней его присутствие. Но когда он появлялся в поле её зрения, будоражил сознание, вызывал дикую бесконтрольную ломку, от которой её грудную клетку сжимало в тисках, а мурашки со спины перебегали на всё тело, — эти мысли выветривались быстрее, чем пар из душевой кабины. Песня: Love In The Dark — Adele Грейнджер обречённо вздохнула и, развернувшись, прислонилась к холодной плитке спиной, позволяя себе наслаждаться этим диким контрастом. Сколько бы она ни предпринимала попыток выйти из игры, она понимала, что ей жизненно необходимо продолжать играть, ходить по этому тонкому льду, потому что каждый раз она узнавала что-то разительно новое. Его прикосновения, его забота к ней были такими необычными, такими странными. В Гермионе только усилилось желание копнуть немного глубже, а затем, вероятно, ещё и ещё, пока она не докопается до возможной истины, пока не поймёт о нём всё и, наконец, не захлебнётся от этих порочных знаний. Она осторожно провела ладонью по груди, слегка задевая торчащие соски. Больше всего на свете Гермиона хотела списать реакцию своего организма на грёбаный холод кафельной плитки. Грейнджер обречённо подняла голову, задыхаясь от тягучего пара, окружившего её со всех сторон. Она должна была сделать всё что угодно, чтобы не поддаваться этому чёртову урагану, который закручивался у неё внутри с ненормальной скоростью. Гермиона уже проходила это, уже заглушала стоны под одеялом, утыкаясь в подушку. Ни при каких обстоятельствах она не должна была повторять этого, продолжать желать его, снова фантазировать о нём, чтобы в конце концов испытать болезненное наслаждение. От этих воспоминаний узел в животе скрутился ещё сильнее, толкая её всё ближе и ближе к краю. Если коснуться один раз, всё успокоится. Вероятно, она наложила на себя чересчур много запретов и чувства начали поглощать её изнутри. Им просто нужен выхлоп. Гермиона закусила губу, медленно двигаясь рукой к низу живота, из-за сильной дрожи с трудом удерживая себя в вертикальном положении. Возможно, тут было слишком жарко и душно, но ей нравилось мучиться. Это напоминало о том, как неправильно думать сейчас о его улыбке, о его пальцах, о его идеально уложенных светлых волосах, в которые хотелось зарыться и… тем самым испортить все его долгие старания. Она коснулась клитора мягкими подушечками пальцев быстрее, чем здравые мысли успели проникнуть в голову, и закрыла глаза. Ей было одновременно стыдно и одновременно жутко необходимо думать только о том, что бы произошло сегодня, если бы он продолжил проводить своей умелой рукой по её ногам, начал двигаться всё выше и выше, касаясь её грубыми подушечками пальцев так же настойчиво, как она касалась сейчас себя. Что бы он делал дальше — мучил её этими едва ощутимыми круговыми движениями или сразу пошёл дальше, наслаждаясь тихими всхлипами и дразня её на подходе к чему-то большему. Гермиона застонала, выгибая позвоночник ещё сильнее, уже абсолютно не различая температуру воды и плитки. Ей нужно было прекратить это — прекратить думать о том, какими длинными ощущались бы его пальцы, пока он медленно вводил бы их в неё, наблюдая этим серым, как предрассветный сумрак, взглядом. Он бы точно ухмыльнулся, когда согнул их внутри, издеваясь над ней, подводя всё ближе к неизбежному. Ведь всё, что связано с ним, никогда нельзя было элементарно остановить или исправить. Она бы точно так же сдалась, как и сейчас, бездумно насаживаясь на руку в сумасшедшем темпе, пока под веками вспыхивали яркие искры. Ей пришлось закусить губу, заглушая новый отрывистый стон, перед тем как содрогнуться всем телом под горячими струями воды. Ноги невыносимо задрожали, вынуждая её спуститься, и она, подчинившись, послушно сползла по скользкой стене. Гермиона правда хотела начать корить себя за то, что испытала, за эту недопустимую, абсолютно непростительную слабость. Но ей было дьявольски хорошо.