***
У уверенности и наглости не было ничего общего. Драко мог бесконечно язвить, бесконечно казаться сильным и неприступным. Но при этом, когда дело касалось Скорпиуса, внутри оказывалось болезненно пусто, оставалась сплошная, беспроглядная беспомощность. Зачем всё это? Вся эта великая школа жизни от отца, громкие слова и долгие ночные нравоучительные беседы, если он с трудом поднимал несчастную столовую ложку, когда его родному сыну было действительно плохо? Не говоря уже о других, более волевых поступках, на которые банально не оставалось сил. Малфой облокотился о спинку с таким отчаянием, как будто хотел проломить её неподъёмным грузом своего жалкого существования. Кажется, это не осталось незамеченным: секретарь Грейнджер закрыла очередную папку, поднимая на него крайне заинтересованный взгляд. — Может быть, вам всё-таки подать кофе? — как всегда с наигранной любезностью и до скрежета приторно предложила Мередит. Драко провёл по лицу рукой, ненадолго задержавшись на переносице, как будто считал, что таким образом заставит надоедливую собеседницу исчезнуть. — Нет, — переломив себя, ответил Малфой, — спасибо. Его грубая, максимально холодно брошенная благодарность должна была стать для неё неким сигналом. Но эта дамочка, видимо, не собиралась сдаваться так просто. — Ваш сын в кабинете уже сорок минут. Обычно сеанс длится час. Забавно, она предлагала ему несложную математику, пока он мечтал её задушить. — Я это осознаю, — огрызнулся Драко, оценивая её глупое лицо перед собой. — Мисс Грейнджер предупреждала меня. Я как всегда, простите, — неразборчиво пробормотала Мередит и снова уткнулась в бумаги. А это уже было интересно. — О чём вас предупреждала мисс Грейнджер? Он с наслаждением наблюдал, как её вымазанные в косметике щёки заметно бледнеют сквозь дешёвые румяна. В сотый раз девушка отругала саму себя за такую непредусмотрительность. Гермиона просила её не лезть к мистеру Малфою, предупреждала о его непростом взрывном характере. Но ей опять слишком хотелось угодить клиенту, и она инфантильно закрыла глаза на все предосторожности. — Ни о чём, — быстро бросила девушка, нервно вцепившись в края документа. Он хмыкнул, просчитывая про себя ходы простейшей и никогда не подводившей его игры. — Я думаю, вы отличный секретарь. — Драко поймал её удивленный взгляд, как самый опытный искуситель, и осторожно зацепил на крючок. — Со строгостью мисс Грейнджер не каждый способен справиться. Вы настоящий алмаз. Она должна говорить вам об этом чаще. Не оставалось никаких сомнений, что он попал прямо в корень её душевных стенаний. Мередит попыталась скрыть от него свои настоящие эмоции, поудобнее усевшись на стуле и ещё больше выпрямив спину, но Малфой уже успел всё для себя понять и медленно продолжил тягучую, как патока, речь: — Она так редко говорит о том, что думает. Это безумно тяжело. — Драко изобразил искренние страдания на последнем слове, профессионально опуская интонацию. — Я так смятён. Я мечтаю знать, что мисс Грейнджер думает обо мне, но каждый раз остаюсь ни с чем. Малфой мог услышать, как тараканы в её голове мечутся из стороны в сторону, раскачивая мозг, словно судно по ветру. Перед тем как Мередит неуверенно заговорила, Драко выжидающе сглотнул. — Вы странно на неё влияете. Малфой хитро улыбнулся, приготавливаясь получать свой долгожданный приз. — Обычно она не кричит на пациентов и не ведёт себя так, — девушка замялась, подбирая правильные слова или стараясь не выдать лишнего, — смущённо и взволнованно. Он еле сдержал нервный выдох, когда Мередит зачем-то решила на него посмотреть. Её широко открытые глаза напомнили ему взгляд глупого напуганного оленёнка, и он принял решение её не разочаровывать. — Оу, — Драко поборол першение в горле и надел на себя очередную превосходную маску лжи, — я так благодарен вам. Вы правда замечательная девушка. Мередит отвернулась от него с явным удовольствием и облегчением на лице. Она точно убедилась именно в том, в чём должна была. Малфой хотел, чтобы его трогательная улыбка пронзила её хрупкое женское сердце, и это сработало. Всегда срабатывало, но не спасало Драко от ощущений, терзавших его изнутри. Ему ужасно захотелось отсыпать у неё хотя бы крупицу этого искреннего умиротворения. Успокоить то, что так подло над ним глумилось. Почему Грейнджер так себя ведёт? И почему так страшно в этом разобраться?***
Бывают дни, когда всё задуманное получается; когда в воздухе витает ощущение победы; когда ты настолько окрылён, что готов свернуть горы. А бывают другие дни, когда всё, за что берёшься, валится из рук; когда в голове витают исключительно скверные мысли; когда всё, чего тебе хочется, — это закрыться в квартире с любимым человеком и молчать обо всём часами напролёт. Нотт сейчас переживал последние. Если бы Тео был более сентиментальным и не таким приземлённым, он бы описал нынешнее состояние как расплату за пережитое счастье в конце недели, за этот чудесный поход в театр и волшебный вечер, но это было не про него. Он полностью отдавал себе отчёт, что его внезапно навалившиеся завалы никак не связаны с долгожданным прогрессом в личной жизни. Нотт уже отчасти смирился с этими ужасными выходными и сумбурным началом недели. Не сказать, что у него в принципе был выбор. Всё воскресенье и понедельник он проработал в своём кабинете, анализируя дым и сгоревшую древесину из Мэнора. Однако сегодня, пока нужное зелье настаивалось в подземельях, у него появилась минута свободного времени, которую он намерен был провести с Грейнджер. Ирония это была или безумная реальность жизни, но Драко самолично вызвался отвести Скорпиуса сегодня на сеанс. Теодор не собирался биться с ним за место сопровождающего — в конце концов, Малфой явно имел больше прав на собственного сына, — но он точно не оставит Гермиону без компании и не упустит эту долгожданную возможность снова посмотреть в её красивые карие глаза. Тео обречённо вздохнул, с трудом удерживая себя на локтях. Последнее, что можно было сделать, когда ты наконец-то сбрасываешь с себя тоску, закрываешь глаза на все минусы и даже на дождь, который вот-вот выбьет хлипкие окна, — это задуматься о том, что теперь всё должно быть в порядке. Нотт нарушил это важное правило, потому что ровно час назад он так и подумал. Он решил, что этот день не может ничего испортить, что наконец-то чёрная полоса закончится. И именно тогда, в этот грёбаный момент, в открытую форточку, которую он предусмотрел для борьбы с духотой, влетела незнакомая сипуха. Птица отличалась особой наглостью и истоптала своими мокрыми от дождя лапами половину его стола, включая один древний фолиант. Уже тогда стоило догадаться, чьё письмо она выплюнула перед ним. Ему написала Панси Паркинсон. Дорогой профессор Нотт, Я не надеюсь, что вы узнаете мой почерк. Мы не разговаривали и не писали друг другу долгие годы. Я осознаю, что это всецело моя вина. Что поделать? Я была глупая и слишком молодая, чтобы увидеть в вас все плюсы и принять ваше прекрасное предложение. Но сегодня я пишу не только для того, чтобы извиниться. У меня в клубе проблема, с которой может справиться лишь такой профессионал, как вы. В пятницу я провожу праздничный вечер по поводу открытия нового филиала в Берлине, а в стенах помещения начала твориться какая-то чертовщина. Персонал постоянно жалуется на странные звуки в подсобке, а сегодня мой личный секретарь чуть не упала в обморок, когда в приёмной появилось страшное нечто. Прошу, помогите мне по старой дружбе. Я не останусь в долгу. С уважением, Панси Паркинсон***
Малфой не заметил, как инстинктивно вскочил на ноги, когда дверь кабинета Грейнджер наконец открылась. Скорпиус вышел на удивление достаточно бодрым и сразу же обернулся на Гермиону, словно хотел ещё что-то у неё узнать. Либо у этих двоих был свой замысловатый язык общения, либо Грейнджер своими короткими касаниями хотела о чём-то ему напомнить. Эти движения были похожи на странный, но весьма интересный ребус. Сначала девушка прошлась лёгкими движениями по своему лицу, обходя брови, зону под глазами и участок между губой и переносицей, затем последовали подбородок и грудь, на которые она так же аккуратно надавила пальцами. Заканчивала она, уже щепетильно перебирая точки на своей руке . — На случай если ты забудешь, я сделала тебе памятку. — Грейнджер улыбнулась, разглядывая его задумчивое выражение лица, и затем резко подняла глаза на Малфоя. Драко был не готов к этому, но сумел вовремя сжать губы в некоем подобии улыбки, но от столь внезапной встречи глазами получилось всё равно слишком неловко. — Я заберу. — Он принял у неё из рук небольшой свёрнутый листочек и, убрав его в боковой карман пиджака, гордо по нему похлопал. — Донесу в целости и сохранности. Гермиона кивнула ему и осторожно обернулась на Мередит, которая, кажется, бросила все свои запланированные дела, чтобы посмотреть на их нелепую сцену возле кабинета. Ей не хватало только этой воздушной сладкой кукурузы, которой давятся маглы, чтобы сойти за полноценную любительницу драмы. — Мередит, не могла бы ты… — Грейнджер остановила речь и посмотрела на Скорпиуса, потом снова на секретаря, чтобы до той как можно быстрее дошёл смысл сказанного. Девушка поморгала несколько раз, прежде чем засуетиться и подбежать к мальчику. Она выглядела крайне нерасторопно и комично, но, судя по лицу сына, секретарь больше напоминала ему городскую сумасшедшую. Оттого ещё смешнее было наблюдать за выкатившимися из орбит глазами Скорпиуса, когда Мередит выдавила с наигранной заинтересованностью: — Пойдём, я покажу тебе кое-что интересное. Драко еле сдержался, чтобы не засмеяться, но после всё же дал свою молчаливое согласие, и мальчику пришлось неохотно подчиниться. Секретарь держала руку на его спине и что-то воодушевлённо нашёптывала ему, пока они шли к её рабочему месту. Малфой едва успел уловить интригующие отрывки: — Они называют это степлер… а он делает дырки… Грейнджер отвлекла его своим громким кашлем, и он специально надменно закатил глаза. — У меня нет секретов от моего сына, Грейнджер. Я против тайн. Мне казалось, мы это выяснили ещё в прошлый раз. Она прикусила щёку изнутри, чувствуя необъяснимую вину за то, что захотела остаться с Малфоем наедине. Ей очень не хотелось опять ощущать на себе его цепкий взгляд и видеть эти холодные, сомкнутые в тонкую язвительную линию губы. Но выбора не было. Она сама отняла его у себя. — Я не привыкла обсуждать чью-либо терапию при третьих лицах, тем более если речь идёт о детях, — пробубнила Гермиона, стараясь лишний раз не давать ему повод для конфликта. — Скорпиус не третье лицо. — Мерлин, послушай, — сразу же перебила его Грейнджер. Она не поняла, когда и зачем успела подойти к нему ещё ближе, чтобы подтолкнуть к креслам для посетителей, но зато прекрасно почувствовала, как лёгкие мгновенно вспыхнули от его горького парфюма. — Я должна проверить твой тест. Когда тебе будет удобно подойти? — спросила Гермиона, нетерпеливо бросая взгляд через всю приёмную. Она невольно засмотрелась на стол секретаря, где Мередит с важным видом раскладывала перед Скорпиусом магловские печати, точилку и скрепки. — Я здесь, — подозвал Драко с самодовольным выражением лица. — Я в курсе, — шикнула Гермиона, уже с трудом справляясь с его манерой общения. До того, как они выдумали этот шаткий мир и ввели иллюзорные правила гармоничного общения, с Малфоем было гораздо проще разговаривать. Тогда они просто плевались ядом и подначивали друг друга, вместо того чтобы аккуратно подбирать слова и сдерживаться. С Драко в принципе невозможно было сдерживаться. Годрик, она сошла с ума, если правда скучает по их ссорам. — В Мунго планируется проверка через неделю, поэтому я буду занят каждый день, за исключением вечера. Можешь подойти ко мне в Мэнор. Пару секунд она изо всех сил игнорировала гул в ушах и спешно анализировала показную невозмутимость Драко. Затем, когда пауза стала намного напряжённее, Грейнджер произнесла первое, что успело прийти в голову: — Я не могу, я не… — Она зажмурилась и сжала руки в кулаки. — Хорошо. Ладно. Когда? Драко метался по её веснушкам в поисках ответов на столь удивительную внутреннюю борьбу девушки. Но в итоге, так ничего и не обнаружив, ограничился сдержанным кивком. — Я открою тебе камин сегодня же. Можешь назвать сам Мэнор или мой кабинет. Если бы перед ней стоял не Малфой и она не была его психотерапевтом, у неё бы сложилось впечатление, что Драко таким странным образом пытается её соблазнить. Гермиона могла поклясться, что, пока он говорил о своём жилье, его надменный тон упал немного ниже и укрылся чарующим томным бархатом. — Хорошо, я подумаю, когда мне удобно, — пробормотала Грейнджер, отвлекая себя от своих же мыслей. — Кстати, пока не забыла. Скорпиус отлично справляется со всеми моими тестами. Честно говоря, я не думаю, что это он причина той тёмной магии. Что-то внутри Малфоя восторженно возликовало от её слов, прежде чем он снова окунулся в тяжёлые размышления о сути происходящего. — Не понимаю, откуда эта чертовщина взялась. Гермиона с любопытством наблюдала, как последняя маска вышколенного образа Драко падает с его лица и он измученно зарывается в свои волосы, прерывисто вздыхая. Поразительно, как Малфой менялся даже от незначительного упоминания о его сыне, словно где-то существовал специальный рычаг, превращающий Драко в простого смертного, и он срабатывал всегда, без исключений, стоило всего-то вспомнить о Скорпиусе. Внутреннее «я» уже било тревогу и заставляло её отвернуться, но Гермиона настырно продолжала смотреть на его напряжённое лицо, как на самую загадочную в мире статую. — Я вряд ли смогу помочь с этим, — собравшись с духом, призналась девушка. — Думаю, придётся поискать другие варианты решения проблемы. Она не хотела обманывать Малфоя, несмотря на все несправедливые переживания, которые испытала когда-то из-за его насмешек и наглого поведения. В этом мире никто не заслуживал лжи, даже если она была сказана во благо. Конечно, Скорпиус испытывал тревогу, но едва ли намного сильнее, чем другие подростки. — Не говори так, — надломно произнёс Драко. В следующую секунду он неожиданно опустил голову и посмотрел прямо на Грейнджер, безжалостно пронизывая её насквозь своей тоской и болью. В его взгляде появились лёгкие вспышки, что-то колючее и неестественно яркое. Возможно, эта была та самая молния, что всё время пряталась в грозовых тучах его холодных глаз. Настолько ослепляющая, чересчур мощная, чтобы оставить кого-либо, кто увидел её впервые, хоть на каплю равнодушным. Мурашки побежали по спине от одного осознания, что она никогда не видела Малфоя таким молящим и живым. — Хорошо, — согласилась Гермиона, находясь в полнейшем бреду. Её отпустило только тогда, когда он отошёл на пару шагов, забирая с собой терпкий аромат парфюма и безумную ауру. С её лица словно сняли плотную тряпку и наконец разрешили вдохнуть воздуха. Как же она устала осознавать, что влипла. По уши.***
Тео вытер ботинки от грязи и одним сильным нажатием сложил перед собой тёмно-синий зонт. Он отряхнул его трижды, прежде чем облокотить о центральную стойку в холле. Вода стекала по нему ручьём, напоминая о жутком ливне, который остался на улице. Приятный парфюмерный запах, витающий внутри здания, тут же намекнул Нотту о начале его важной миссии. Теодор пришёл сюда, в офис Грейнджер, чтобы накормить её необычным ужином, и для этого предусмотрительно захватил с собой пакеты с азиатской кухней. Так как она со стопроцентной вероятностью не пошла бы в середине рабочего дня в ресторан, он решил, что ресторан должен прийти к ней. Тео всё предусмотрел и был абсолютно уверен, что после Скорпиуса у неё было получасовое окно, а значит, отказ просто исключён. Он приподнял свободную левую руку и активно задвигал ею из стороны в сторону, чтобы открыть себе вид на часы. Сверившись со временем, Нотт удовлетворительно улыбнулся и снова схватился за ручку всё ещё мокрого зонтика. От предвкушения их скорой встречи уже сжимались внутренности, когда Тео нетерпеливо нажал на кнопку вызова. Каждая секунда ожидания, каждый новый треск от проезжающей верхние этажи кабинки, наводили его на мысли о том, как искренне она удивится его появлению. Но он точно не мог предположить, что сейчас удивится сам. Когда створки лифта открылись, Нотт по привычке отошёл вбок, чтобы случайно не столкнуться нос к носу с другими пассажирами. Он с повышенной заинтересованностью принялся изучать свои кожаные ботинки, прежде чем услышал до боли знакомый голос: — Дядя Тео! Теодор тут же поднял глаза и увидел перед собой радостное лицо Скорпиуса. Мысли не успели сложиться хоть в какую-то ясную картинку, когда послышались другие, более твёрдые и шокирующие слова: — Ты что здесь делаешь?! Нотт сжал губы в тонкую улыбку, встречаясь взглядом с Малфоем и отмечая, как тот внимательно оценивает его с ног до головы. От пристального зоркого глаза Драко не укрылось ничего: ни насквозь промокший зонт Тео, ни пакеты с китайской кухней, ни удивительно счастливое выражение лица и тем более ни его вечно безупречный внешний вид. — Скорпиус, не мог бы ты оставить нас на секунду? — вежливо попросил Малфой, не сводя с друга прищуренного взгляда. — Хорошо! Ничего не заподозрив, мальчик послушно отправился в другой конец холла и уселся на самый дальний подоконник возле панорамного окна. — Что ж, ты… — Малфой замолчал, до конца не осознавая, чего именно хочет добиться этой беседой. — Я, — ухмыльнувшись, подтвердил Тео, кажется ни на секунду не поддаваясь напряжению, наэлектризовавшему воздух вокруг них. — Ты и Грейнджер? Интересно. Драко мог поклясться, что скривился от горечи на языке, когда произносил её фамилию. Что-то так сильно его раздражало в этой ситуации, но он решительно не видел для этого чувства никаких объективных причин. Нотт всегда был падок на женщин — ничего странного в том, что он нашёл себе очередную жертву. Даже если этой жертвой оказалась Гермиона. Или всё-таки странно. — Прошу тебя, не будь таким, — пробубнил Нотт и нравоучительно цокнул. — Каким таким? — Таким чёрствым, — выдохнул Тео. — Ты даже в голове не можешь представить, что твой чистокровный друг ухаживает за маглорождённой. Я не послушал тебя, когда встречался с Анджелой, и тем более не собираюсь слушать сейчас. В подтверждение своих слов он снова надавил на кнопку вызова лифта. Малфой стоял в тотальном оцепенении. Он не имел в виду этого. Чёрт, он вообще забыл, что Грейнджер маглорождённая и в этом может быть какая-то проблема. Кажется, вместо посещения психотерапевта ему пора лечь на пятый этаж Мунго. Он совсем спятил, абсолютно и бесповоротно, и вряд ли это вообще лечится. — Постой, я… — Драко нервно выдохнул, когда Нотт выжидающе на него посмотрел. — Я просто удивлён. По всей видимости, Тео не намерен был больше его слушать. Он настырно протолкнулся между Малфоем и стеной в сторону открывающегося лифта. Драко даже не сопротивлялся, наблюдая, как кабинка уносит Нотта вверх, оставляя его наедине со своими мыслями.***
— Идея принести мне эту великолепную лапшу слишком хороша даже для тебя, — улыбнулась Грейнджер, подцепляя палочками кусочек маринованной курицы. — Как ты догадался, что я люблю китайскую кухню? Тео отвлёкся от своей порции и театрально приложил палец к подбородку. — Дай-ка подумать. — Он деловито постучал им, бросая взгляд на потолок. — Ты трудоголик без свободного времени на нормальный обед, работающий в центре мегаполиса. Вероятность, что я ошибусь, была мизерной. Она взмахнула рукой, безмолвно ругая его за очередную глупую шутку. — Спасибо, — более тихо поблагодарила Гермиона, пододвигая к себе овощные спринг-роллы. — Я хотел спросить тебя кое о чём. Тео неуверенно поёрзал на месте и набрал в лёгкие побольше воздуха. — Представь, что тебя попросил о помощи не очень приятный человек. Скажем так, вы давно не ладите. Очень давно. — Он сглотнул, стараясь не смотреть в глаза Гермионе, пока говорит. — Ты бы помогла ему, потому что профессионал и обязана, или не стала бы тратить время и отказала? — Это что, опять твоя шутка? — с лёгкой иронией уточнила девушка. Но получив в ответ лишь отрицательное мотание головой, поняла, что Нотт вполне серьёзен. — Я и Драко — ты об этом? Брови Тео удивлённо поползли вверх, и он смущённо поправил свои часы на запястье. У карманных точно было хотя бы одно очевидное преимущество: он не дёргал их, как какой-то псих, когда нервничал. — Я даже не подумал о вас, — произнёс он и понадеялся, что его слова прозвучали максимально искренне. Гермиона инстинктивно напряглась, отчитывая себя за неуместный пример с Малфоем. С чего она вообще решила, что Тео должно беспокоить их общение? — Ну тогда вот мой ответ. — Пальцы Грейнджер коснулись его сжатой в кулак руки и очертили тонкую венку на коже. — Я помогла бы.***
Драко нервничал. Но не так, как обычно. Обычно у него была какая-то мало-мальски объективная причина: больная логика или страшные угрозы. Хоть что-то из этого. Но сейчас Малфой был пуст, как этот стакан из-под виски, что уже минут десять мирно покоился в его руках. У них было пугающе много общего — от возраста до вредности существования. Душой он находился сейчас точно не здесь. Драко был крайне далёк от этого места, от Мэнора, от Уилтшира; пожалуй, ближе всего он был исключительно к ней. К долбаной Гермионе Грейнджер. Она, словно спрятанное сокровище из детских сказок, манила его своей таинственностью и неоднозначностью. А Малфой был тем самым свихнувшимся золотоискателем; странником, который окончательно потерял всякие жизненные ориентиры и надеялся отыскать их заново в случайно найденном кладе. Он так жаждал всё изменить в себе; во всём, что его окружает. Драко не устраивала такая жизнь, и он наконец-то сам себе в этом признался. Его работа в Мунго была плодотворной и интересной, но вот всё, что выходило за стены этой многовековой больницы, оставалось чем-то незначительным, неясным и непривлекательным. Она первая это изменила. Первая заставила его думать о чём-то, кроме страха за сына и любимой работы. Это пугало. Чертовски сильно. Потому что ему нравилось. Нравилось жить иначе. Малфою было жутко интересно, что за игру она ведёт. Зачем ей Нотт? Кто он ей? Это было какое-то сумасшествие, но за двадцать пять лет их крепкой дружбы им никогда не нравилась одна и та же девушка. Драко обычно издевался над его предпочтениями или просто не обращал на них никакого внимания. Что случилось сейчас? Почему всё так резко изменилось? Драко видел множество расплывчатых причин этому: от банального взросления до принятия того факта, что Гермиона действительно была неплоха. Вот когда всё рухнуло. Тот момент, когда его шаткие убеждения и пустую, как чёртов стакан, жизнь снесло ураганом с пышными каштановыми кудрями, тёплым шоколадным взглядом и манящим запахом ежевики и разбило вдребезги. Это был не кризис среднего возраста. Это было нечто куда более страшное. — Драко? Сначала он подумал, что ему послышалось, но, когда тень знакомых длинных ног в сумраке настольной лампы оказалась ближе, всё встало на свои места. — Привет. — Малфой едва заметно улыбнулся, оценивая Гермиону и её взволнованный вид, затем убрал стакан на столик. — Присаживайся.***
Грейнджер недолго сопротивлялась, после чего молча разместилась на диване напротив. Ленивый, практически блаженный вид Малфоя в домашней обстановке заставлял её не на шутку нервничать. Она доверяла себе, своим чувствам к Нотту и тем более язвительности Драко, но почему-то в воздухе настойчиво чувствовалась эта тонкая энергетика ненормальности происходящего. В комнате очень сильно пахло сигаретами. Ей понадобилась секунда, чтобы отследить небольшой дым, исходивший от пепельницы рядом с виски. Этот наглец продолжал бесстыдно растрачивать её пачку табака. Хмыкнув, она опустила глаза на красивый узор ковра и напряжённо сложила ноги. Гермиона ждала от Малфоя комментариев, усмешки — чего-то, к чему успела привыкнуть за годы их общения, — но вместо этого он молча прилёг, уютно устраивая голову на подлокотнике. Ей не нужна была повышенная бдительность, чтобы заметить блеск опьянения в глазах Драко, но его поведение всё равно было ужасно странным. Пока Гермиона сидела с вышколенной осанкой и изо всех сил старалась не сползти по кожаной подушке вглубь, он безмятежно лежал в белых брюках и тёмно-синем пиджаке с небрежно закатанными вместе с рубашкой рукавами. К удивлению, галстук Малфоя оставил туго затянутым. — Я пришла посмотреть твой тест, — решилась первой заговорить Гермиона. — Я догадался. Драко просто продолжал на неё испытывающе смотреть, и это уже не на шутку пугало. Грейнджер заставила себя отвернуться и осмотреть гостиную Мэнора, но успела лишь заметить отсутствие обеденного стола, прежде чем Малфой снова привлёк её внимание, используя свой проклятый низкий тембр голоса: — Ты такая смешная, когда нервничаешь. Она шумно выдохнула, проследив за плавным движением его руки к вороту и хитрой улыбкой. Невозможно было отрицать, что Малфой выглядел очень привлекательно с лениво свисающими на лоб блондинистыми прядями и едва заметно сверкающим от алкоголя серебром в глазах. А когда его палец наконец-то добрался до крайней пуговицы рубашки и вальяжно поддел узел галстука, Гермиона и вовсе несдержанно прикусила губу. — Давай сыграем в игру. — Ей пришлось прислушаться к его предложению, настолько хриплым стал его голос. — Правда взамен на правду. Всего один вопрос. Гермиона была вынуждена задвинуть идею профессиональной беседы и сползла вглубь дивана, чтобы отправить последние силы на противостояние ему и его растущей с каждой минутой распущенности. — Потом ты дашь мне свой тест? Грейнджер не собиралась играть с ним ни в какие игры, но она прекрасно понимала, с каким психотипом личности имеет дело. Если она откажется сейчас, то просто не завоюет обратно его доверие в будущем. — Конечно. От неё не сумела скрыться его дьявольская ухмылка самолюбования. — Дамы вперёд. Наступила недолгая пауза, пока Гермиона пыталась отсортировать внутри своей головы вопросы, связанные с лечением, и более личные темы, которые давно не давали ей покоя. Риск того, что этот диалог — хитро продуманный им фарс, был достаточно велик, но Грейнджер никогда не умела сдаваться. Раз он сказал, что не соврёт, вместо того чтобы просто упускать шансы, всё же стоило попробовать узнать что-то по-настоящему злободневное и важное. — Что ты чувствовал ко мне, когда мы учились в Хогвартсе? — довольно смело отчеканила Гермиона и сжалась в лёгком предвкушении. У неё был ответ на этот вопрос, как минимум объективные предположения, но она решила поиграть в мазохистку. Ей давно необходима была жирная точка в своих рассуждениях, и вот долгожданный момент настал. В его взгляде и правда успела промелькнуть вина или Грейнджер просто начала сходить с ума в этой душной комнате с ним наедине? Драко на мгновение прикрыл глаза, как будто ему действительно нужна была подготовка. — Ничего хорошего, Грейнджер. Ничего хорошего. Он поднялся на локте и сел более ровно, чтобы их глаза снова оказались на одном уровне. Это была очень плохая идея, потому что теперь их и без того напряжённую беседу буквально закоротило. — Ты была занудой и выскочкой. Хитрой и глупой. Любознательной и правильной. Странной и обычной одновременно. — Малфой сжал челюсти, явно с трудом вытягивая из себя последние слова. — Ты мне не нравилась. Гермионе казалось, что её медленно, с долгими нажатиями и мучительным скрипом прокрутили в мясорубке, а затем выбросили на съедение бродячим псам. Последний раз такой ад разгорался внутри неё, когда Волдеморт обнимал Драко, стоя на костях и пепелище. Но тогда злость была не к Малфою, а к системе, к ненормальному убийце, который смыкал на его поникших плечах свои кривые пальцы. Тогда она злилась на что и на кого угодно, кроме него. Но сейчас это был он. Он и только он.***
Драко видел, как она жалеет, что спросила его об этом; видел, как она захлёбывается в этих не пролитых наружу слезах, словно грёбаный утопленник в бездонном океане. Недостающий кусочек пазла в голове сложился довольно быстро, но Малфой по-прежнему слышал этот громкий навязчивый щелчок. Зато я ей нравился. Не может быть. Нет. Нет. Нет. «Будь джентльменом». Эту фразу Люциус однажды выжег на его груди ржавой кочергой. Драко не подставит её. Просто — нет. Он мог спросить об этом прямо сейчас. Убедиться, что она любила его или даже любит до сих пор, но этого не случится. — Что ты подумала, когда я вошёл к тебе в кабинет? Вот так просто. Как будто он первокурсник. Как будто у него нет других вопросов к ней. Как будто он слепой дурак. — Я подумала, что ты ошибся адресом. Шутка была неплохой, но они даже не улыбнулись.***
Тео решил, что оттягивал время по максимуму, когда костяшки пальцев коснулись двери клуба Паркинсон в четверг вечером. Она написала ему, что праздник должен был состояться в пятницу, а значит, сейчас буквально последний день, до которого можно было ждать. Его предосторожность перед встречей оказалась пароноидальной. Он даже отписался зачем-то Дафне, что Панси позвала его помочь, и даже вложил в конверт Забини письмо от неё, как будто чувствовал подвох в каждом вздохе Паркинсон. Отчасти Нотт винил себя за такое предвзятое отношение к ней. Он был уже взрослым состоявшимся мужчиной, а Панси, несомненно, была такой же умной повзрослевшей девушкой. Кроме того, несколько лет в юности они неподдельно были счастливы вместе и могли доверить друг другу любые свои переживания и проблемы. Дверь открылась довольно быстро, прерывая бесконечный поток внутренних метаний. Его точно ждали. Тео подпёр локтём тяжёлую железную дверь и оказался в широком холле, элегантно украшенном большими напольными зеркалами со всех сторон. Сразу слева простиралась огромная гардеробная и стояли бархатные банкетки. Пока его ноги утопали в пышном бордовом ковре, Нотт не мог не задуматься о количестве выброшенных денег на всю эту роскошь. Он твёрдо сжал ручку своего рабочего чемодана и двинулся вперёд, к комнате, из-под двери которой лилось тусклое свечение. Каждый новый шаг отдавался прямо в позвоночник, а затем в мозг, где Тео готов был лично придушить себя за одно только нахождение здесь. Когда Нотт переступил порог небольшого конференц-зала, он сразу её заметил. Паркинсон сидела на одном из стульев сбоку, в самом дальнем конце комнаты, ближе всего к главе стола. В комнате горела скудная пара ламп, расположенных по центру столешницы, отчего её профиль наполовину скрывался в тени. Она повернулась к нему без язвительной улыбки и других неприятностей, к которым Нотт мысленно был готов. Панси лишь поднялась с места и, подойдя к нему, интеллигентно остановилась на приличном расстоянии. — Здравствуй, Тео. Она протянула ему ладонь, и он со стуком вынужденно поставил чемодан на пол, чтобы пожать её в ответ. — Здравствуй, — лаконично ответил Тео. — Я рада, что ты пришёл. Признаюсь, я начала сомневаться, что ты согласишься. Паркинсон развернулась и отошла обратно к своему месту, поднимая палочку на несколько дюймов. — Предлагаю обсудить фронт работы за чашкой чая. — Древко Панси сделало несколько плавных узоров в воздухе, после чего две чашки и пузатый чайник самостоятельно разместились на столе. — Нотт? Он вздохнул и неохотно поплёлся за ней. В конце концов, будет лучше, если это закончится быстро, чем затянется из-за его нерасторопности. Не проронив ни слова, Паркинсон наблюдала, как он садится на стул рядом с ней, но при этом даже не поднимает на неё глаз. Похоже, Тео окончательно потерялся в чувствах к этой лохматой выскочке. Она понимала, что, если Нотт на кого-то смотрит так, как он смотрел на Грейнджер возле театра, шансов соблазнить его, как дурачка, не очень много. Но у неё бы никогда не получилось построить процветающего бизнеса и приобрести такую популярность при всех этих жутких проблемах с толерантностью в обществе, если бы Паркинсон не умела думать. А она умела и очень хорошо. В волшебном мире было несколько вещей, которые никогда не подводили, если ты умел найти к ним правильный подход. И одной из таких вещей была амортенция. Панси предусмотрела всё: придумала правдоподобную легенду про проблемы в клубе, заранее выпила противоядие, чтобы они пили без лишних подозрений из одного чайника, и нашла у перекупщиков из Лютного старые подержанные мантии-невидимки для Скитер и её фотографа. Они, конечно, были не самого отменного качества, но в тёмном углу комнаты волшебников невозможно было заметить невооружённым взглядом. Как ни печально, от Теодора ей не нужно было ничего, кроме громкого заголовка. Расстройства Грейнджер были своеобразной приманкой для Скитер и, возможно, неким приятным бонусом в этой большой рекламной игре. Паркинсон даже было немного жаль её любимого медвежонка Тедди: она ведь правда не держала на него зла. Панси могла бы бороться за себя и своё будущее иначе, если бы ей всё время нагло не плевали прямо в лицо. Теперь это она — та, кто смотрит на всех этих кристально-чистых клерков и борцов за справедливость с презрением. И это она сама выбирает свой путь. — Ну, может, начнём? — произнёс он и ещё сильнее пригвоздил свои ладони к коленям. — Да, конечно. — Паркинсон сделала первый глоток, бросая выжидающий взгляд на Нотта. Он мешкал несколько секунд, прежде чем взять свою чашку и поднести ко рту. Ей казалось, что у неё буквально замерло сердце, когда он остановился в миллиметре от своих губ. Тео тут же отстранил от себя напиток и посмотрел на неё так, как обычно смотрят на злейших врагов. — Это что? — возмущённо спросил Нотт. — Ты что туда подсыпала? Панси была намерена держать лицо до последнего, о чём также предупредила паникёров-журналистов, поэтому лишь удивлённо взглянула на него, не позволяя себе ни капли испуга. — О чём ты? — Почему чашка чая пахнет пергаментом, ежевикой и дождём? Это было как минимум подозрительно, а учитывая бесконечную панику перед визитом сюда, находка казалась Тео практически смертельно опасной. — Ты, наверное, переработал в своём Хогвартсе, — цокнув, пробубнила Панси. — Чай действительно с ежевикой, — нагло врала она, — а пергаменты ты перенюхал в пыльных кабинетах школы. Про сегодняшний ливень я вообще молчу. Он недоверчиво нахмурился, анализируя сказанное Паркинсон, но чашку на стол пока не вернул. Это была какая-то нелепица. Тео не понимал, зачем Панси могла его обманывать. Да и все известные опасные яды он бы учуял за километр. Запах своей амортенции он тоже знал. Несколько лет назад Нотт работал в мастерской Блейза и вдоволь нанюхался винограда и сладкой выпечки, когда случайно разбил флакон с любовным зельем. — Ты считаешь, что после всего, что мы пережили вместе, я способна отравить тебя? Я пью этот же чай! Это не отрава, но, если хочешь, можем поменяться кружками, — фыркнула Паркинсон, вполне правдоподобно изображая из себя невинную жертву клеветы. — Меняемся, — согласился Тео и передал ей свою порцию. Никто и никогда, пожалуй, так внимательно не следил за тем, как кто-то просто пьёт свой чай, но Нотт готов был стать первым. Он дождался момента, когда она сделает несколько глотков из его чашки, и решительно выпил из её. Напиток оказался очень вкусным — непонятно, в каком рецепте чая вообще использовали ежевику, но Тео уже считал это самой привлекательной задумкой на свете. — Ты готов справиться с любым существом у меня в клубе? Нотт сделал ещё три неконтролируемых больших глотка, прежде чем наконец-то отреагировать на вопрос Паркинсон и поставить чашку на место. Песня: Harder to Breathe — Letdown. — Да, прости. Просто чай очень вкусный. Он нетерпеливо выпил ещё, не до конца осознавая, откуда у него взялась такая сильная жажда. После этого Тео настойчиво отодвинул блюдце и посмотрел ровно перед собой. Комната волшебно поплыла от небольшой дымки, которая приятно сглаживала все острые грани мебели, стен и потолка. Его глаза машинально скользнули по лицу Панси, и он мгновенно перестал видеть что-либо ещё, кроме её милой улыбки. — Я всегда считала тебя очень храбрым, — томно произнесла Паркинсон и немного приблизилась, вульгарно задевая его колени. Голос разума бился в конвульсиях, когда Тео бездумно подался ей навстречу. — Скажи, что ты думаешь обо мне. Панси наслаждалась всем этим так же, как охотники наслаждаются выслеживанием своих жертв. Её голодное меркантильное нутро умирало от желания услышать от него снова те красивые до безумия комплименты, которыми он щедро осыпал её в юности. — Я… — Он зажмурился в попытках отогнать от себя весьма странные розоватые искры. Но стоило ему вновь открыть глаза, как он потерял всякую способность думать. — Ты такая красивая, Панси. Такая красивая. Невероятная. Нежная. Добрая. Тео перечислял всё это снова и снова, как сумасшедший, пока она не прислонила палец к его губам, приказывая замолчать. — Тогда поцелуй меня. Для него это было больше, чем желанная награда. Если бы Нотта попросили, он бы стал её рабом; сделал бы что угодно, всё, что она пожелает. И мысль о том, что Панси не хотела ничего и никого, кроме него, почти заставила Теодора потерять от счастья сознание. Он накрыл полные губы Паркинсон сразу же, когда она соблазнительно ему кивнула. Притягивая её ещё ближе к себе, он смело провёл руками по волосам, спине и восхитительным бёдрам. Теодор не мог дышать, пока яростно вбивался в её горячий рот языком. Он хотел выпить её страсть до дна и захлебнуться, хотел Панси всю, целиком, без остатка, как будто у него была жизненная необходимость её касаться. «Она умопомрачительна, абсолютно совершенна», — колотили мысли у него в висках, и Нотт в ответ на это грубо сжимал её юбку. Панси застонала от его приятного жгучего напора и всплывающих воспоминаний. Следом послышались долгожданные вспышки камер, и их двоих ослепило белым светом как минимум пять раз, но Теодор ни на секунду не прервал их горячий поцелуй. Она даже задумалась послать Скитер прочь и оставить себе его на всю ночь, как приятную игрушку, но жалость к его безвыходному положению заставила Паркинсон передумать. Она первая отстранила его за плечи и посмотрела в туманные, ненормально расширенные зрачки. Её рука скользнула в боковой карман жакета за маленьким пузырьком с противоядием. — Выйди из клуба и выпей это, — приказала Панси, будучи абсолютно уверенной, что Нотт сделает всё в точности. — Конечно. Он поднялся с места и почти успел выйти за дверь, когда Панси снова подозвала его: — Прощай, Тео! Не забудь свои вещи. После послушного кивка мужчина схватился за ручку чемодана и вышел из зала.