***
Три дня спустя.
На серой мраморной плитке отражались ярко-оранжевые лучи закатного солнца, и Малфой почему-то засмотрелся на это зрелище, словно видел подобное в первый раз в жизни. У комнаты были кристально-белые стены, потолки высотой не менее четырёх метров и огромные окна с видом на соседний сквер, которые пропускали приличное количество света. Конечно, у помещения были и свои недостатки: тут весьма неприятно пахло лечебными травами и прочими специфическими отварами, но Драко совершенно не волновал этот странный аромат — он очень давно успел к нему привыкнуть. Вытянув вперёд длинные ноги, которые слегка затекли от долгого неподвижного сидения на неудобном стуле, Малфой поправил концы медицинского халата и размял уставшую шею. Он находился в одной из самых больших палат Мунго уже несколько часов и пришёл сюда сразу, как только закончились пациенты, которым требовалась неотложная помощь. Здесь разместили почти всех выживших после громкого теракта в Косом переулке, в том числе его собственного ребёнка. Светлая макушка Скорпиуса была перебинтована несколько раз, но прочие физические повреждения за последние сутки колдомедики успешно вылечили бадьяном и различными хирургическими заклинаниями. Помимо этого, ему внутривенно капали Костерост и другие полезные магические смеси, но, вопреки всем предпринятым мерам, он до сих пор был в отключке. Драко подпёр подбородок рукой и удручённо прикрыл глаза. Поразительно, как жизнь вот так резко прерывается, когда становится плохо твоему ребёнку. Малфой бы давно умер от голода или недосыпа, если бы миссис Томкинкс так настырно не пыталась восполнить в его организме жизненно важные ресурсы. В этой невыносимой женщине оказалось слишком много такой же невыносимой для него заботы, но в глубине души Малфой был ей благодарен. От него не осталось бы никакой пользы, если бы он заморил себя голодом. Стресс и без того достаточно сильно подкосил все органы чувств. Мозг работал на износ, глаза быстро уставали и требовали хотя бы часовой передышки, а уши периодически закладывало от навязчивых звуков и голосов. Вот и сейчас Драко сначала решил, что ему опять причудилось, учитывая то количество раз, когда он дёргался от каждого незначительного шороха в палате. Но вскоре звук со стороны кушетки повторился, и Малфой обернулся на неподвижную фигуру сына. Он уже хотел треснуть себя за сентиментальность и нервозность, но рука мальчика неожиданно зашевелилась вновь. «Рука» было громко сказано: он инстинктивно дёрнул правой конечностью, как обычно дёргаются все люди, когда им снится что-то неприятное, вроде неожиданного падения с высоты. Однако Драко посчитал это маленьким, но всё же успехом и, придвинувшись вплотную к кушетке, сжал его маленькую ладонь в своей. Несмотря на то, что Скорпиус был довольно долгое время без сознания, рука сына была в разы теплее его собственной. Малфой никогда не пытался выяснить, в чём заключался этот парадокс его тела. Казалось, руки никогда не согревались после того случая, когда он впервые ворвался в туалет плаксы Миртл и выкрутил холодный кран на максимум. Он и сейчас прекрасно помнил, как больно по рукам били холодные струи воды и какими обжигающими на этом фоне становились слёзы, стекавшие ручьём по его щекам. В тот день Малфой первый раз совершил преступление, перешёл ту самую пресловутую моральную черту внутри себя. И это была не просто линия. Это оказался грёбаный забор с острыми пиками, перелезая через который Драко легкомысленно разорвал всю свою грудь в кровь. Кэти Белл. Он запомнил её имя на всю жизнь. Глупая девчонка. Храбрее его в сотню раз. — Мне больно, — еле слышно прохрипел Скорпиус, но этого было достаточно, чтобы по позвоночнику Малфоя пробежал электрический ток. Драко навис над ним и аккуратно дотронулся до лба левой рукой. Через мгновение ярко-голубые глаза сына нашли его туманно-серые и замерли в лёгком непонимании. — Ты сильно сжимаешь мою руку. — О, Салазар, прости, пожалуйста. — Он ослабил хватку и попытался заставить себя улыбнуться. Но получилось крайне вымученно. — Пап, перестань, — нравоучительно произнёс Скорпиус всё ещё слишком слабым голосом. — Что перестать? — Ты смотришь так, как будто я чудом выжил. Я не немощный. Малфой усмехнулся и посмотрел на сына, сузив свои проницательные глаза. — Конечно нет, — подтвердил Драко не задумываясь. — Ты у меня самый сильный.***
Грейнджер не находила себе места. Буквально. За что бы она ни бралась, будь то обычная уборка дома, приём пациентов или чтение книг, — абсолютно всё превращалось в пустое занятие, лишённое всякого смысла, пока за окном некогда спокойный магический Лондон просто сходил с ума. Произошедшее в Косом переулке сразу же окрестили самым страшным терактом в магической Европе со времён Волдеморта. И Грейнджер даже не могла сказать, что они преувеличивали. Лавку «Всё для квиддича» взрывом разрушило до основания, а все, кто находился слишком близко к центральной части сцены, по заметкам экспертов, погибли мгновенно. Судя по анонимному доносу в «Пророк», целью очередной группировки блюстителей чистой крови был Аласдер Мэддок, который уже несколько лет как стал неким символом новой жизни. Бывший охотник «Сорок» — первый из представителей квиддичной индустрии, кто признал свои отношения с маглорождённой; и не просто признал, а сделал их историю общественным достоянием. Они стали теми самыми новыми Ромео и Джульеттой, в которых отчаянно нуждалось поколение юных волшебников и волшебниц. Людям нравилась такая любовь — свободная, лишённая предрассудков. Но теперь эти ужасные звери навсегда очернили её, превратив в кошмарные лужи крови, которые с трудом впитывались в землю через ухабистую брусчатку переулка. Гермиона вздохнула, убирая несколько документов в портфель. Она хотела встретиться с Гарри вечером на Гриммо, но быстро изменила решение и сделала вывод, что лучше всего будет навестить его прямо в Аврорате. Поттер не вылезал из офиса с того самого дня, когда получил портключ в Великобританию из-за страшного происшествия и вынужден был прервать участие в международной конференции. И Грейнджер не могла заставить его уйти домой ночевать, сколько бы Джинни ни просила её об этом, ведь на его месте поступала бы точно так же, пока не получила хоть какие-то ответы.***
Когда Скорпиус очнулся во второй раз, было уже темно. Драко развернул свой стул, чтобы вместо прохода между кушетками разглядывать ночное небо. Просто поразительно, как оно всегда умудрялось быть прекрасным, несмотря на все кошмары, что мужественно выносили простые смертные, живущие под его строгим надзором. Он по-прежнему вспоминал, каким чистым и прекрасным было небо в тот день, когда ему поручили убить директора Дамблдора. После этого ужасного разговора, полного откровенной ненависти Тёмного Лорда и наигранных пресмыканий отца, Малфой сидел на ступеньке перед садом в Мэноре и смотрел на звёзды. Он втайне мечтал, чтобы одна из них прямо сейчас упала на Землю и стёрла его, а вместе с ним — те кошмары, что несёт за собой человек со змеиным лицом и красными глазами, в порошок. Но этого в итоге не случилось. Как не случилось и прыжка в конце шестого курса, когда Драко случайно — или совершенно неслучайно — оказался слишком близко к краю пропасти. Астрономическая башня всегда притягивала его, а в тот страшный год вообще превратилась в единственное место, где ему было спокойно. Только стоя там и вдыхая ночной воздух, он чувствовал, что всё ещё жив, как обычные люди, мог смотреть на небо, пусть и зачастую плотно затянутое тучами, но это было просто небо — такое же, как и всегда. Нормальное. И это успокаивало. Башня оказалась единственной, кто предлагал ему хоть какой-то выход, как будто на её стене висела огромная мерцающая красная стрелка, заманчиво указывающая в самый низ, к подножью замка. Но Драко так и не принял приглашения. Для самоубийцы он оказался чересчур трусливым. Мать в детстве не уставала объяснять ему, как важны звёзды на этом небе. Как они определяют наши судьбы, как много в них заложено тайного смысла. Но большую часть своей жизни Малфой провёл в иллюзии, поэтому редко запоминал эти истории, приписывая их очередным бредням Блэков. Теперь он понимал Блэков гораздо больше, чем когда-либо. Имя было дано сыну в честь созвездия Скорпиона, и его выбирал лично Малфой — Астория, как настоящая немая жена аристократа, дала на это абсолютное право. Долгое время Драко считал, что должен назвать его в честь деда, Абраксаса Малфоя, но вскоре понял, что не хочет для своего ребёнка такой же пустой, злобной, лживой жизни, которой наделены все Малфои. Была бы его воля, он бы отправил Скорпиуса во Францию, к Нарциссе, но Драко так поразило, что он в кои-то веки принёс в этот мир что-то настолько светлое, что он решил, несмотря на все опасения, держать ребёнка поближе к себе, под своей защитой. И небо всегда было с ним. В день рождения Скорпиуса. В день их первого совместного рождества. В день, когда он наконец-то произнёс первое слово. И даже в день, когда та самая «мама», которую он позвал, сидя в своей комнате на подоконнике и не решаясь слезть самостоятельно, покинула его и Драко навсегда. Небо всегда было с ним. — Отец. Малфой моментально взглянул на вялого сына и заметил, что синяки под глазами уже стали немного меньше. — Что-то принести? — с волнением спросил Драко, внимательно наблюдая за ним. — Нет. Где Тирион? Он ждал этого вопроса. Они со Скорпиусом сильно напоминали Малфою его и Нотта в молодости. Такие же неразлучные и одинаково странные для окружающих. — Он жив, его не задело волной. Несмотря на хорошую новость, брови мальчика почему-то нахмурились. — Как так вышло? Мы сидели рядом. — Я не знаю, но он цел и невредим. Просил передать, что хочет навестить тебя сразу же, как ты очнёшься. Малфой-младший ничего не ответил. Старательно изображая, что снова уснул, он закрыл глаза, чтобы не вызывать у отца дополнительных переживаний, и вскоре действительно провалился в царство Морфея.***
В дни тяжёлых расследований Аврорат напоминал настоящий улей. Только вместо полосатых жужжащих созданий его населяли мрачные фигуры в бордовых плащах. Гермиона в очередной раз испуганно прижалась к стене, когда компания из четырёх мракоборцев побежала к лифтам, прямо ей навстречу. Её всегда восхищали эти люди, готовые постоять за счастливое будущее зачастую ничего не подозревающих волшебников. Прожив в таком безумном темпе лишь пару лет, она клятвенно пообещала себе больше не оказываться в эпицентре подобных приключений. Спасение мира и вечная слава были привлекательны исключительно на страницах детских книжек, на деле же никакие победы не могли разжечь пламя навечно потухших невинных сердец. Грейнджер променяла бы любые деньги, любое, даже самое незначительное ликование после сражений на уютный стол в саду Уизли, за которым сидел бы каждый, кто покинул их так непозволительно рано. — Вам помочь? Гермиона обернулась на низкорослого рыжего волшебника, который оказался единственным, кто вообще заметил её в этой суматохе. — Да, пожалуйста. Я ищу мистера Поттера, я… — Я знаю, кто вы, — перебил её аврор и, махнув рукой, отправился дальше по коридору. Каждая дверь, которая была закрыта во время её последнего визита сюда, теперь была настежь распахнута, и Грейнджер сразу догадалась для чего. В воздухе находились по меньшей мере десятки, а может быть, и целая сотня бумажных самолётиков, что без устали влетали в открытые кабинеты в поисках нужного адресата. Когда её рыжий проводник неожиданно остановился, Гермиона чуть не налетела на его сутулую спину. Она открыто пялилась на огромное количество мельтешащих вокруг людей с пёстрыми папками в руках и просто не успела заметить, как они подошли к нужному помещению. Всё-таки она выбрала правильную профессию: ничего не могло быть лучше блокнота и пары кожаных кресел в тишине. — Вам сюда. — Мужчина вежливо указал на дверь, которая, к удивлению, оказалась закрыта. — Спасибо, — поблагодарила Гермиона и неловко постучала. Ответа не последовало, поэтому она аккуратно приоткрыла створку, заглядывая внутрь. Помещение было огромным и совсем не походило на другие комнаты в Аврорате, скорее напоминало современный конференц-зал. Овальный стол как минимум на двадцать персон, стойка с кафедрой перед ним и широкая белая доска в другом конце комнаты, которая сплошь была исписана неясными аббревиатурами и сокращениями. — Гермиона! Поттер посмотрел на неё через плечо, всё ещё опираясь на кулаки над разложенным ватманом. — Прости, можно? — неуверенно спросила Грейнджер, но он лишь радостно кивнул. Прямо за Гарри, немного вдали, работали ещё три волшебника. На одном было классическое массивное аврорское пальто, а двое других, одетые в обычные костюмы, стояли к Гермионе спиной, что-то бурно обсуждая и жестикулируя. — Я не хотела тебя отвлекать, просто Джинни переживает. И я тоже, если честно. Поттер сразу же оторвался от дел и, подойдя к ней, прикоснулся к плечам, сканируя каждую веснушку на её лице своими милыми изумрудными глазами. Грейнджер отказывалась понимать, как в нём сочетались эти две абсолютно разные личности: самого добродушного и бескорыстного человека на свете и суровой главы Аврората Великобритании. — Я понимаю, и я обещаю тебе, мы вместе отправимся сегодня на Гриммо, — успокаивал Гарри, бережно двигая ладонями по её напряжённым предплечьям. — Вы что-то нашли? — Да! На самом деле я уже отчаялся, потому что бомба была совершенно ни на что не похожа, но нам помогли! Казалось, радости Поттера не было предела. Он чуть не поднялся от счастья на носках, пока делился с ней прорывом. Ей не терпелось узнать, кто же стал этим долгожданным спасителем. — Кто смог вам помочь? Гарри зачем-то подмигнул ей, прежде чем развернуться к компании мужчин, которая всё ещё о чём-то рассуждала. — Теодор! — громко позвал Поттер. Теперь Грейнджер поняла, чей чёрный затылок с манящими завитушками на волосах она не опознала ранее. Нотт похлопал второго незнакомца по плечу и повернулся к ним лишь на мгновение, роняя со своего лица сдержанную улыбку. Этой секунды хватило, чтобы не разглядеть в нём ставшей привычной за последние недели вины за статью или неприкрытого внимания, которым он осыпал её с первой минуты знакомства. Сейчас он был совершенно безразличен. Гермиона отрывисто вздохнула, когда Тео как ни в чём не бывало приблизился к Поттеру и остановился в несчастном полуметре от неё. Абсолютно неуместное, но очень сильное чувство вины захлестнуло Грейнджер с головой. Ей захотелось зажмуриться и убежать, стоило ему остановить своей глубокий проникновенный взгляд на её глазах. И она могла поклясться, что увидела в нём искреннюю злобу. Или у неё уже была паранойя. — Я рассказывал Гермионе, кто помог нам достичь успеха, — ничего не подозревая, восхищённо продолжал Гарри. — Решил, что она должна знать героя в лицо. Ноги налились свинцом, когда Тео зачем-то протянул ей руку. — Теодор Нотт, но, полагаю, мы знакомы. Ей не оставалось ничего, кроме как пожать его тёплую сильную ладонь, чтобы не вызвать у Поттера лишних вопросов. Рукопожатие длилось дольше, чем того требовали условности, и было немного более странным, учитывая тот факт, что Нотт почти не двигал своей рукой. Словно в подтверждение её теории, следом Гермиона почувствовала, как что-то небольшое и металлическое впивается в кожу. Первой мыслью было отнять руку, но Грейнджер никогда не брезговала необдуманными рисками, когда того требовала от неё жизнь. Она подняла глаза на Тео, который ей хищно улыбнулся. Это не походило на его обычную милую улыбку — даже некогда очаровательные ямочки по краям напомнили ей тёмные устрашающие каньоны. Нотт убрал руку первым и снова посмотрел на Гарри, как будто всё, что происходило на протяжении минуты, не было для него чем-то странным и неестественным. У Гермионы в лучшем случае была одна попытка, чтобы быстро разжать сжатую в кулак ладонь и взглянуть на то, что он ей передал. Она ухватилась за секунду, пока Поттер отвлёкся на новую реплику Теодора, и чуть не рухнула на пол от выстрелившего в голову адреналина, обнаружив в руке свою сапфировую серёжку, которую так и не нашла после ночи с Малфоем. Не может быть… — На самом деле Гарри преувеличивает. Я лишь принёс им одну новую улику, а выводы они сделали сами. О каких бы выводах и уликах Тео сейчас ни говорил, она знала, что он сказал это специально. Его голос и слова были обычными только для обывателя, но Грейнджер слишком хорошо помнила, каким дружелюбным и тёплым мог быть этот тембр и как умело Нотт обращался со своим языком. — Не скромничай! Теодор принёс мне пробу дерева с похожего случая, и остатки тёмной магии с прошлого пожара совпали с фрагментами, что мы обнаружили в Косом переулке. Слишком много информации. Гермиона хотела на воздух, хотела прекратить делать выводы, но окружающие как будто пытались её добить. — Приступы Скорпиуса, — подсказал Нотт, словно она не догадалась, о каком недавнем пожаре могла идти речь. — Я подозревал, что магия для мальчика его возраста слишком сильная. Грейнджер взглянула на Гарри, который наблюдал за ними двумя как-то слишком странно. Последний раз она видела у друга такой полный непонятной надежды взгляд, когда они наконец-то начали сближаться с Роном. Он же не… — Не волнуйся, Малфой в курсе, что Нотт должен был рассказать мне. Поттер уловил её переживания, но явно не догадывался, в чём их суть. Впрочем, знать, что Драко не выломает сейчас дверь конференц-зала, чтобы наказать каждого за вмешательство в жизнь Скорпиуса, было, несомненно, приятным бонусом этого диалога. Жаль, что пока единственным. — Ну, вы тут пообщайтесь, а мне надо уладить пару моментов, — быстро ретировался Поттер, кинув напоследок: — Пять минут, и пойдём. Она закусила губу и проводила друга, усиленно передавая взглядом своё отчаяние. Чёрт, Гермиона готова была разглядывать сейчас даже картины ненавистного ей Рембрандта, только чтобы не смотреть на Тео, возвышающегося перед ней высокой тенью. Когда молчание уже начало прилично затягиваться, она решилась заговорить с ним первой. В конце концов, а что такого? Они взрослые люди. — Ты отлично помог Гарри. — Это был сухой факт, но он стоил ей в лучшем случае пары нервных клеток. — Я сделаю всё, чтобы остановить это, — не задумываясь, прокомментировал Нотт. На какое-то время между ними опять повисла тишина, и Грейнджер снова заговорила, на этот раз не отдавая себе отчёт, что именно хочет донести: — Я… Ты… — Гермиона прочистила горло, но это совсем не помогло. — Не нужно, — тут же остановил её несвязную речь Тео. — Оставь жалость жалким, Грейнджер. После этого Нотт прошёл в сторону двери в считаных миллиметрах от её плеча, но так его и не коснулся.***
В глубине души Тео понимал, что выглядит как обиженный мальчик, что нужно было быть более сдержанным, вести себя более воспитанно, но зачем это всё нужно, если жизнь опять бездушно выбросила его за борт. Это была какая-то нелепица — всегда и абсолютно во всём, в чём ему был жизненно необходим успех, его ожидал провал. Везде, на каждом закутке жизни, находилось что-то скверное, во что он непременно обязан был вмазаться. Всё началось ещё в детстве, когда друзья, узнав, что он растёт без матери, начали над ним открыто издеваться. Для них он был диковинкой, и они с удовольствием припоминали в шутках его незавидное положение, отчего Тео невольно стал подозревать, что у ребят существует негласное соревнование — вроде спора о том, кто сможет сделать ему больнее. Но в эту концепцию совершенно не укладывался Драко, который никогда не поднимал тему семьи и не пытался победить в их жестокой игре. Потом Тео отправился в Хогвартс, и на горизонте засияла мечта стать игроком сборной Слизерина по квиддичу. Нотт был ослеплён желанием выиграть для родного факультета кубок, но смог стать вратарём команды лишь спустя четыре года обучения — и то благодаря тому, что Малфой выдвинул его кандидатуру сразу же, как только Майлз Блетчли заявил, что покидает свой пост из-за травмы и приближающихся экзаменов. Тео не мог считать это личной победой. Затем были другие, более масштабные разочарования. Например, спокойный и миролюбивый Тео никак не мог ужиться среди жестоких и кровожадных друзей отца. Здесь его снова спас Малфой, который первым принял метку Пожирателя смерти и тем самым отчасти прикрыл Тео и Блейза, выиграв для них немного времени. Вот тут всё прошло относительно успешно, и Нотт так и не получил смрадного клейма. Хотя постойте, война отняла у него отца. Когда небо над Великобританией стало чуточку чище, крики политиков с трибун зазвучали многообещающе, а свобода после окончания школы чуть ли не вскрыла лёгкие, пропуская долгожданный воздух, он начал встречаться с Панси Паркинсон. Но всё снова пошло не по плану. Тео никогда и никого так сильно не любил. Эта открытая, храбрая, умная девушка, казалось, оккупировала каждую клетку его мозга. Он делал всё, что она просила от него, напрочь наплевав на адекватные планы касательно своего будущего. Нотт много выпивал за компанию; пропадал на совместных с Панси тусовках; общался с людьми, которые по своему кругозору уступали даже домовым эльфам. Но всё было ради неё. Теодор не видел никого и ничего, лишь Панси рядом, поэтому спустя всего год отношений он купил самое дорогое кольцо в самом шикарном ювелирном Косого переулка, чтобы сделать ей предложение. Но Нотт совсем забыл, как всё, за что он брался, сносило к чертям собачьим, как те замки на песке, которые он щепетильно строил, каждый раз уничтожали его недалёкие сверстники. Она отказала ему. И это почти его уничтожило. Пожалуй, Хогвартс и его профессия были пока единственным, что у Тео отлично получалось. Спустя долгое время он наконец-то чувствовал себя на своём месте, а главное, действительно мог назвать это своей заслугой. Наверное, поэтому он решил, что теперь всё получится. Что Гермиона, несомненно, та, кто ему нужен. Что с ней всё точно будет иначе. Но тут это произошло снова. И нет. Он не обиженный мальчик. Он взрослый мужчина, который разучился чувствовать твёрдую почву под ногами и жутко боялся споткнуться вновь. — Поэтому я считаю, что вы, мужчины, не знаете, чего хотите. Последняя фраза Сабрины — или Софии, он не запомнил её имени — заставила Нотта отвлечься от тяжёлых мыслей. Надо же, этой девушке, несмотря на её профессию и приятную внешность, удалось отвернуть его от себя через всего десять минут «увлекательной» беседы. Спусковым крючком такого открытого безразличия к ней, скорее всего, послужил отказ обсуждать с ним «Портрет Дориана Грея», который Тео, наконец, дочитал прошлой бессонной ночью. Сабрина — или София — была библиотекарем и отмахнулась от его предложения, словно от назойливой мухи, сославшись, что ей хватает книг на работе. После этого Тео потерял к ней всякий интерес. Хотя, возможно, он просто искал повод. — Прости? — Я о том, что мужчины всегда винят женщин в легкомысленности, но сами абсолютно не знают, чего хотят, — повторила девушка, глупо моргая в своих огромных безвкусных очках. Её слова настолько выбили Теодора из равновесия, что он не сдержался и гневно усмехнулся: — Да что ты говоришь. Вы, значит, всегда знаете, чего хотите? Тогда почему нельзя сразу говорить правду? Зачем это всё? Сабрина — или как её там — непонимающе наблюдала за взбешённым собеседником, но так и не решилась его прервать. — А что, если мужчина точно знает, чего хочет, но это не совпадает с вашими желаниями? В этот раз было очевидно, что он ждал от неё комментария, и она неуверенно ответила немного охрипшим от волнения голосом: — Я думаю, что, когда девушка действительно чего-то хочет, это очевидно. А если её нужно привлечь, то достаточно сделать это что-то привлекательным. — Привлекательным? — уточнил Тео, казалось действительно заинтересовавшись её выводом. — Ну да. На самом деле это проще, чем кажется. Девушкам всегда скучно, хотя некоторые этого не признают. Им не нравится то, что дают на блюдечке; им нужно то, за что интересно бороться. Это всегда игра. Например… — Сабрина неожиданно потянулась к бокалу Нотта и пододвинула его к своему, — перед тобой два идентичных бокала, сейчас там примерно равное количество вина, а что, если… — Девушка взяла один из бокалов и перелила в него половину напитка из другого, до краёв заполняя его вином. — Теперь в одном бокале почти нет вина, — произнесла она, словно в этом заключался тайный смысл, затем посмотрела на пару, сидящую в нескольких метрах от них, и сделала то, за что Тео мгновенно стало стыдно: — Извините. Они обернулись на неё практически одновременно, но библиотекарша, судя по всему, и не собиралась стесняться — она приветливо улыбнулась им, указывая на вино. — У нас возник небольшой спор, не рассудите нас? Блондинка, сидящая напротив Сабрины, была явно азартнее своего спутника и с радостью согласилась. — Как вы думаете, в каком бокале вино вкуснее? — спросила девушка и специально немного подвинула бокалы в её сторону. — Думаю, там, где меньше вина, — после недолгого размышления заключила подопытная. — А что это за напиток? — Бордо, спасибо за помощь, — поблагодарила Сабрина и снова повернулась к Нотту. — Видишь? Вопрос лишь в том, что люди считают привлекательным. С вином простой пример, в жизни всё, конечно, намного сложнее. Например, меня привлекают зажатые скромные парни, но ты явно не из их числа. Поэтому я еще до того, как мы сюда пришли поняла, что вечер безнадёжно испорчен. — Но зачем тогда соглашаться? — до сих пор находясь в лёгком замешательстве, уточнил Тео. — А вдруг что-то поменяется, вдруг ты мне понравишься другим. Но так бывает редко, обычно вкусы определяют наше поведение, а не наоборот. Да, это глупо и нелогично, но без первичного впечатления не будет вторичного. — И без вторичного разрушится первичное, не так ли?***
Неожиданный стук сумел его напугать: Драко неловко подпрыгнул в кресле, ругая себя за столь расшатанные нервы. Они и до этого не блистали крепкостью, но за последние дни всё стало только хуже. — Войдите. Вариантов, кто мог навестить его столь поздним вечером, было немного. Оставалось лишь надеяться, что это не Нарцисса, которой он приказал держаться от Британии подальше, пока всё не уляжется, и не миссис Томкинкс со своей, вероятно, пятой по счёту за эти два часа чашкой кофе. Но как только дверь открылась, все сомнения моментально рассеялись. Гермиона просто вошла внутрь кабинета — а каждая молекула воздуха вокруг уже наполнилась ею под завязку. Малфой даже не осознавал, как скучал, пока снова её не увидел. Он всегда считал, что в принципе не умеет скучать, но она, кажется, обожала рушить его установки. — Привет. Голос Грейнджер прозвучал тихо и осторожно, как будто Драко был сделан из тонкого стекла и мог лопнуть от любого резкого звука. — Привет, — чуть громче ответил Малфой, указывая на стул перед собой. — Зашла узнать, как ты, как Скорпиус? — Всё хорошо, он очнулся и идёт на поправку. Драко старался выглядеть как человек, который спал более трёх часов за последние двое суток, но получалось скверно. Гермиона явно с недоверием разглядывала его синяки под глазами и мятую рубашку, напрочь игнорируя показную улыбку. — Гарри рассказал мне про тёмную магию, — продолжила она и положила руки на подлокотники, словно не знала, куда их лучше деть. — Дело сложное, но каждый, кто стоит за всем этим, поплатится,— сурово изрёк Драко. Секунда, другая. Она нерешительно потёрла шею и снова взглянула на него, но Малфой, кажется, был настолько уставшим и опустошённым, что его сил не хватало даже на такой небольшой разговор. Он сжал губы в тонкую линию и больше не смотрел на неё. — Я пойду домой. Если понадоблюсь, пиши. — Пока не успела передумать, Грейнджер встала с места так же бесшумно, как и вошла, и осторожно направилась к двери. — Я в порядке, — зачем-то добавил Драко ей в спину. — Хорошо, — ответила она и, не оборачиваясь, вышла из кабинета.