***
Малфой с силой сжал пальцами переносицу, переключая навязчивые мысли на боль, но проще было задохнуться, перекрыв себе кислород, чем перестать думать о ней. Откуда она взялась такая, главная защитница слабых и обделённых. Он уже успел забыть за эти годы, какой Грейнджер умела быть невыносимой. Ей всё время нужна была похвала от окружающих, и если он в большинстве случаев старался только ради отца и статуса семьи, то она кормила своими бесполезными успехами исключительно голодных тараканов. Даже сейчас просто лечить его сына по оговорённой методике было для неё недостаточно — ей нужно было пробраться прямо в его мозг и занять как минимум половину необходимого для жизнедеятельности пространства, чтобы проводить там свои грязные меркантильные эксперименты. Она опять нашла себе игрушку, новую подопытную крысу, чтобы тешить своё самолюбие, а он поддался, как конченый дилетант. Гермиона громко смеялась над тем, в кого его превратила, Драко был в этом абсолютно уверен. Но он ей не крыса и точно не слабак, к шее которого можно прикрепить поводок чужих амбиций. В чём заключалась её дебильная терапия? Втереться в доверие и трахнуть ему мозг? Тогда выполнено просто блестяще. Драко поверить не мог, что это всё происходило именно с ним — с ним, который всегда щёлкал её эмоции, как орешки, стоило ей появиться в аудитории и запрокинуть свой наглый нос. Что это он — тот, кто вечно издевался над своими романтичными друзьями и считал любовь чувством блеклым и незначительным, помешался не на ком ином, а на Гермионе Грейнджер. С Асторией было гораздо проще. К ней он неизменно испытывал что-то понятное и приземлённое; что-то, чему хотя бы мог дать название. Например, уважение — за то, как умело она показывала себя на публике и как элегантно держалась рядом на любом скучном мероприятии до самой последней минуты. Порой это было физическое влечение, которое он без проблем контролировал и которое она так же без каких-либо трудностей в нём удовлетворяла. Иногда он чувствовал рядом с ней покой и уют, но никогда, никогда в своей блядской жизни Малфой не чувствовал от одного её взгляда на себе удар тысячи острейших иголок в сердце, от одного прикосновения к коже — ожоги, как от Адского пламени, и тем более никогда его ладони не потели, как у первокурсника, стоило ей лишь невинно прикусить нижнюю губу. А с Грейнджер всё было именно так, и его, Салазар дери, натурально лихорадило. Раньше он притворялся, что может с этим жить, но всё изменилось в ту самую ночь. В ночь, когда он поставил на кон, казалось бы, «ничего не значащего секса» слишком многое, а следом произошёл этот долбаный теракт. Его психика не справлялась с перегрузкой. Количество ужаса в его жизни переполнило чашу терпения, а таблетки Гермионы продолжали бесхозно валяться в ящике стола. Ему не хватало стабильности. Это всегда было его путеводной звездой: он стремился ко всему правильному, чёткому и объяснимому, но, когда гриффиндорка ворвалась в его жизнь, вся стабильность ушла в небытие. Малфой словно надеялся найти тропу во время песчаной бури — настолько это было бесполезное занятие.***
Тео отложил третью папку за вечер и устало облокотился о спинку стула. В последнее время он всё чаще находился в стенах министерства, а не в своём обители в Хогвартсе. Он уже мог без проблем представить, сколько негативных высказываний проглотила Минерва, пока объясняла преподавательскому составу, почему профессор, отвечающий за всю школьную литературу, позволил себе такую непозволительную роскошь, как не заниматься подготовкой классов к новому учебному году. Определённо, дополнительного масла в огонь подлила ситуация с Грейнджер. Макгонагалл непременно найдёт способ, чтобы вызвать его на разговор и выведать у него все необходимые ей подробности, но к этому моменту Тео намерен был подготовиться. Однако успехи в Аврорате однозначно шли на пользу его расшатанной нервной системе. Он почти полностью переболел своей симпатией к Гермионе и смог отложить план, составленный после разговора с той библиотекаршей, в самый дальний из возможных ящиков. Она часто приходила к Поттеру, и сначала его задевало лишь её присутствие. Такая правильная, порядочная леди, в идеально выглаженных блузках и узких юбках, которая взяла и переспала с его лучшим другом прямо у него за спиной, как будто ей это ничего не стоило. Затем он всё-таки заставил себя анализировать: пытался списать её странное поведение на токсичную ауру Малфоя или особые обстоятельства, что могли так или иначе привести к такому исходу. После наступила депрессия — но, на его счастье, очень короткая. Её быстро помог пережить Гарри на пару с холодными бутылками немецкого пива и бурным обсуждением дела. Теперь он, кажется, наконец-то достиг стадии принятия и мог даже не отвлекаться, когда она входила в конференц-зал. Вот и сейчас её визит не стал исключением. Нотт вытянул ноги и лениво склонил голову набок, вчитываясь в последний абзац, когда Гермиона сделала несколько шагов вперёд. Он сидел здесь один, а значит, её показной смелости хватит в лучшем случае на пару секунд, прежде чем он снова услышит хлопок двери. Хорошо. Возможно, ей нужно больше времени. Тео прокашлялся и перелистнул документ, но в вечернем сумраке он по-прежнему не мог и примерно определить её положение в огромной комнате, не поднимая глаз. Ему удалось найти её сидящей на крайнем стуле на другом конце длинного стола для совещаний с опущенной головой, когда его подаренный на выход из кабинета срок истёк уже в десятикратном объёме. Если бы он только видел себя сейчас со стороны. Гордо наблюдающего за по всем признакам разбитой Гермионой. В такие моменты Нотт неизбежно сравнивал себя с отцом и его ущербными друзьями, которые всегда смотрели на своих женщин свысока и не скрывали демонстративного величия и превосходства. Он обещал себе, что познает настоящую любовь, что никогда не посмотрит так на свою любимую, но юношеский максимализм не готовил его к такому предательству после десятка лет беспроглядного одиночества. Тео просто не успел отвернуться, когда её каштановая копна волос неожиданно содрогнулась от громкого вздоха и она повернулась к нему. Было уже поздно отводить глаза, поэтому Нотт продолжил наблюдать, скрывая от Гермионы любые эмоции. Она должна была видеть чистый лист на его лице, но, судя по тому, как внимательно она его рассматривала, её это не устраивало. — Здравствуй, — сухо бросила Грейнджер и автоматически сжалась в ожидании ответа. Им до сих пор не удавалось нормально поговорить, потому кто-то — или что-то — всё время находился неподалёку. Мракоборцы, которые заваливали их разного рода вопросами по делу, Поттер, который кидал на каждого из них по очереди странные любопытные взгляды, и, конечно же, обоюдный гнев, который порой норовил вот-вот вырваться наружу, чтобы всё окончательно испортить. — Привет, — ёмко ответил Тео и уже хотел вернуться к бумагам, когда она снова заговорила, отвлекая его: — Я думала, ты меня пошлёшь. Он нахмурился, потому что сейчас явно не ожидал услышать от неё ничего подобного, ещё и таким язвительным тоном. — Зачем мне тебя посылать? — Я предполагаю, что мужчины так делают, когда их потенциальная девушка спит с их лучшим другом. Нотт всё ещё не узнавал в ней знакомую ему Грейнджер, но решил, что вполне способен играть по её правилам, когда не испытал ожидаемого укола ревности от последней реплики. — Посылают, когда хотят сделать больно, — пояснил Тео, как будто вёл очередную лекцию по ЗоТИ. — Ты сама сделала себе больно, когда пришла к нему, а не ко мне. Правда так и сквозила в голосе. Нотт, как всегда, умело подобрал нужные слова: большего наказания, чем любить Драко Малфоя, для неё действительно не существовало. Она поняла это, ещё когда истерические крики Миртл заглушали её собственный громкий плач. Всё в её жизни меркло на фоне этой непонятной одержимости: как бы громко на неё ни ругались призраки, как бы отчаянно её ни отговаривали близкие, как бы долго она ни просыпалась в холодном поту, Малфой имел в этом всём решающее значение. Гермиона обманчиво надеялась, что отделается от него с годами, но у судьбы были на неё, по всей видимости, другие планы. Она заставила себя собрать остатки самообладания, чтобы выйти из конференц-зала раньше, чем её оборона рухнет прямо у Нотта на глазах.***
В коридорах Аврората было подозрительно пусто, но даже это не помогло растерявшейся Грейнджер заметить идущего к ней навстречу Поттера. — Осторож… — Гарри тут же прервал свою речь, когда узнал личность этой нерасторопной незнакомки, которая сейчас упиралась в его грудь. — Гермиона?! — Да. — Она чуть отстранилась, виновато прикусывая губу. — Я хотела увидеть тебя. Поттер посмотрел на неё из-под опущенных ресниц, как будто уже начинал подозревать её во лжи. — Конечно, — тихо произнёс он. — В конференц-зале? Грейнджер мысленно оценила его очередную «гениальную» попытку свести её с Теодором Ноттом. Ох, если бы Гарри только знал правду. — Твой кабинет подойдёт лучше.***
Они не проронили ни слова до того, как Гарри вежливым жестом пригласил её к себе в кабинет. Здесь было намного темнее, чем в комнате, где сидел Тео, что не стало для Гермионы чем-то удивительным. Во время сложных дел Поттер практически не бывал один, поэтому и не пользовался своим рабочим местом, предпочитая одиночеству более тесную работу с коллективом и ценные для расследования мозговые штурмы. Плотные бордовые шторы закрывали небольшое окно позади стола, но можно было безо всяких усилий разглядеть очертания мебели. Грейнджер села на один из гостевых стульев, а друг подошёл к окну. — Прости за беспорядок, — бросил через плечо Гарри, раскрывая портьеры. — Я захожу сюда только забрать документы. Она кивнула и вынужденно выдохнула, чтобы хоть как-то защитить нос от распространившейся вокруг кабинетной пыли. Воздух был ужасно затхлым и в нынешней ситуации мог без каких-либо проблем вызвать у неё совершенно неуместные сейчас слёзы. — О чём ты хотела поговорить? Что-то со Скорпиусом? Догадки друга были весьма логичны. В последнее время они действительно беседовали исключительно о делах, откладывая более личные темы на потом, но Гермиона чувствовала, что если не поделится с ним в ближайшее время всем, что лежит на душе, то на днях просто не выдержит и взорвётся от такой дикой мыслительной нагрузки. — С ним всё хорошо, — успокоила его она, — а вот со мной нет. Гарри нахмурился, а Грейнджер прикусила губу, ругая себя за абсолютно неуместный пафос. — Джинни не сказала тебе? — Не сказала что? — уже с ощутимым беспокойством уточнил Поттер. — Гермиона, всё в порядке? Поразительно, но именно тогда, когда она могла смириться с болтливостью рыжей, её верная подруга решила держать рот на замке. — Да, — сразу же заявила она, но тут же изменила свои показания: — Вообще-то нет. Я не в порядке. Гарри проигнорировал покосившиеся на переносице очки, когда измученно склонил голову. — Я переспала с Малфоем, — едва слышно призналась Грейнджер, привлекая его внимание. В комнате моментально стало ещё тише, чем раньше, отчего она невольно услышала тревожный тик старинных настенных часов на стене. — Ты ничего не скажешь? — осторожно поинтересовалась Гермиона и кинула на друга короткий взгляд надежды. Поттер, кажется, даже не моргал, пока спешно анализировал шокирующую для себя информацию. — Как давно вы… — он выдохнул, подбирая правильное слово, — вместе? — Мы не вместе, Гарри, конечно же нет. — Так, значит, это… — Он снова ощутимо замялся, и, если бы не яркое закатное солнце воспарившее за его спиной, она могла поклясться, что увидела бы, как лучший друг покрывается пятнами смущения, — просто секс? — Я не знаю, что это. — Прикусив губу, она наконец позволила себе немного опустить напряжённые плечи. — Мы с Тео… — Вы с Тео?! — перебил её Поттер. — Ты же говоришь мне о Малфое. — Всё верно, — подтвердила Гермиона. — Мы с Теодором Ноттом пытались построить отношения. Гарри немного дёрнулся в кресле, но Грейнджер сразу же остановила его попытку прочесть ей очередной список нравоучений. — Прошу, выслушай меня до конца.***
Дафна отложила дневник Астории в сторону и подмяла под себя пуховую подушку. Она всегда чувствовала этот особенный уют в стенах поместья Забини, и так было ещё задолго до того, как они с Блейзом официально начали отношения. Но даже знакомые интерьеры этого места, выдержанные в тёплых пастельных тонах, не могли успокоить океан сомнений и переживаний, захлёстывавших её с головой каждый раз, когда она вспоминала о сестре. Никто вокруг не знал об Астории столько, сколько знала она. Глупо было объяснять, насколько особенная между сёстрами обычно существует связь. А когда вы обе волшебницы и наследницы самого богатого чистокровного рода в Великобритании, вы в принципе оказываетесь навечно неразлучны. Она бы никогда не позволила кому-либо, кроме Забини, заглянуть в свою израненную временем душу, потому что попросту не хотела, чтобы кто-то обнаружил, сколько рубцов на ней оставила смерть Тори. Дафна не переставала ей завидовать, хоть и всячески старалась это скрыть. Никакие родители в мире в здравом уме не признаются в том, что у них есть любимчик: для них все дети на словах абсолютно равны. Но то, с каким трепетом они смотрели на Асторию, и то, как часто одновременно с этим игнорировали её, говорило Дафне намного больше, чем она хотела бы от них услышать. Она не могла их винить, ведь её младшая сестра была буквально синонимом солнца. Яркие светлые волосы, красивая улыбка с небольшими ямочками в уголках губ и голубые глаза, в которых, казалось, застрял самый настоящий кусочек неба. Красивая, умная, целеустремлённая — когда-то Дафна готова была отдать что угодно, чтобы заиметь хотя бы треть этих качеств. На сказочную картину жизни сестры совершенно не ложилась эта ужасная вереница трагедий. Астория покидала Мэнор крайне редко и делала это лишь в сопровождении домового эльфа, поэтому было абсолютно неясно, когда она могла заполучить такое страшное проклятие. Яд ей подсыпать не могли, заколдовать на глазах у толпы тоже, а совершить подобное в доме, на который было наложено больше охранных чар, чем на все другие поместья чистокровных волшебников, вместе взятые, казалось просто невозможным. Её смерть была не только кромешным ужасом, но и тёмной загадкой, не дающей покоя. Драко никогда бы не стал рыться в её вещах и искать ответы. Дафна поняла это, когда увидела его через неделю после похорон. Он был похож на ледяную статую; серую безликую тень; того, кто не имеет сил для борьбы; того, кто очень давно сдался. Тогда она приняла решение и вывезла всю одежду и личные записи Астории из Малфой-Мэнора, но в большей степени её интересовал дневник. Неприметная книжка в коричневом переплёте с небольшим тиснением. Тори записывала туда всю свою жизнь, начиная с пятнадцати лет, и Дафна никогда не предпринимала попыток его прочесть. Кто же знал, что она и не смогла бы. Тайный шифр сестры сразу же напомнил ей древние руны, но Астория явно не ограничилась простым переводом. Скорее всего, она придумала защитное заклинание: нужно было что-то произнести шёпотом или написать на с виду полупустом листе первой страницы, чтобы тебе открылись скрытые в дневнике тайны. Но что именно, Дафна точно не сможет понять сама. Как бы Тео ни был ей дорог, ради разгадки она готова была пожертвовать его комфортом и обратиться за помощью даже к Грейнджер, с которой он с некоторых пор несильно ладил. Что-то подсказывало Дафне, что у этой девушки всегда были на всё ответы.***
— Господи, Гарри, не молчи, — взмолилась Гермиона, когда тишина кабинета начала порядком давить ей на виски. — А что сказать?! — чуть громче, чем следовало, спросил Поттер. — Ты же не маленькая и должна была понимать, куда это всё может тебя привести. Мне нужно напомнить, сколько раз я говорил тебе, что Малфои опасны и чтобы ты держалась от Драко подальше? — Нет, — резко ответила Грейнджер. — Почему ты ничего не сказал про Нотта? Как же его измена? Где твои высокопарные речи? Он посмотрел вверх и повернул голову к книжному стеллажу справа, как будто сдерживал собравшийся на подкорке гнев. — Мне нужно сказать правду или то, что тебя успокоит? — Правду. Гарри снова взглянул на неё и поправил волосы на висках, усаживая дужки очков плотнее к голове. — Я не думаю, что Теодор тебе изменил. Мы работаем с ним уже более недели, и он ни разу не повёл себя как недобросовестный человек, даже наоборот. Нотт уходит из офиса вместе со мной глубоко за полночь, когда в министерстве нет никого, кроме ночной охраны. Благодаря ему у нас есть улики, зацепки, успехи в следствии. — Гарри неожиданно прервал свой список аргументов и вскоре добавил с ноткой горечи: — Он не злодей, Гермиона, как бы ты ни мечтала верить в обратное. Она цокнула и отвернулась от него. За столько лет ей пора было привыкнуть к нравоучительным тирадам лучшего друга, но каждый раз дух бунтарства искренне желал придушить Поттера вместе с его треклятой логикой. — А Малфой — злодей, верно? — с неприкрытой иронией уточнила она. — Ты сама всё знаешь, мне нет смысла отвечать. — Брось, хватит строить из себя гения! Гермиона резко вскочила с места, переполненная сильной обидой на друга, отчего спинка стула опасливо наклонилась над полом и чуть не упала. — Избранный Гарри Поттер лучше всех знает, как нужно жить?! — истерично подчеркнула она. — Ты всегда умел найти виноватых, жаль, что в большинстве случаев был неправ. Сэкономили бы нервы и силы. В горле запершило, и Грейнджер быстрым шагом направилась к выходу, не дожидаясь его ответа.***
Малфой крутил в руке стакан с виски и смотрел на одиноко горящую в кабинете лампу. Ему не помогало ничего, даже старый сорокалетний товарищ из Шотландии. Сколько ни пыталась, медовая горечь на языке не могла перебить кисло-сладкий вкус свежей ежевики, нагло прилипший к нёбу. Драко ухмыльнулся, вспоминая, как громко приказывал эльфам избавиться ото всех ягод на кухне пару дней назад. Он был уверен, что бедные создания уже мечтали сдать неадекватного хозяина в психушку. Жалко, что Грейнджер так и не добилась для них независимости. Опять эта Грейнджер. Только послушай себя. Ни секунды не можешь прожить, не вспоминая о ней. Нужно было пригласить Нарциссу сюда, а не увозить Скорпиуса к ней во Францию. Тогда в доме было бы достаточно шумно и неуютно от её тщетных попыток перевоспитать его, чтобы у него просто не осталось времени на подумать. Алкоголь не помогал, а последняя сигарета в украденной у Гермионы пачке хоть и соблазнительно блестела, разглядывая Драко со столика, но стала для него почему-то слишком ценной, чтобы так легко с ней попрощаться. Это было удивительно, хотя его вообще мало что поражало в последнее время, разве что наглость нового секретаря. Молодой парень с Когтеврана оказался ещё проворнее той простушки и практически настырно заставил Малфоя привести себя в божеский вид. Мол, пациенты пугаются, когда видят своего врача в облике трупа. Надо отдать ему должное, Драко не только искренне посмеялся от этого точного сравнения, но и всё-таки побрился и причесался, чтобы больше не смущать посетителей Мунго. Он уже хотел поставить бесполезный виски на столик и отправиться в спальню, когда услышал в коридоре чьи-то осторожные шаги. Это не вызвало у него предсказуемой паники, ведь доступ в Мэнор был только у самых близких, а цокот этих шпилек он сейчас бы узнал, даже будучи в предобморочном состоянии. Драко точно не мог опьянеть от пяти глотков любимого напитка, а значит, в дверях его кабинета и впрямь замерла та самая Гермиона Грейнджер. На этот раз она стояла на каблуках максимально ровно, а в тёмных глазах читался целый монолог, который Гермиона для него подготовила. Он не стал мешать ей и поднял уголок губ, наслаждаясь тем, как внутренний зверь при виде неё довольно урчит. — Малфой, — строго начала Гермиона, и он еле сдержался, чтобы не поаплодировать её смелости, — так больше не может продолжаться. Ты избегаешь меня, не отвечаешь на письма, не пьёшь таблетки. — Она увидела, что он хотел что-то возразить, и вскинула руку, останавливая его: — Не надо. Я знаю, что ты их не пьёшь. Если тебе плевать на терапию, так и скажи. Мы взрослые люди, а ты ведёшь себя как маленький. Мы пообещали говорить друг другу правду. Возможно, это будет для тебя открытием, но молчание — это не правда. Она выпалила всё на одном дыхании и позволила себе короткий вздох, когда подготовленная речь подошла к концу. Пару секунд Драко медленно скользил по её лицу, прежде чем наконец заговорил: — Хочешь немного откровений от меня? — спросил Малфой, не сводя с неё хитрого взгляда. Он, естественно, не мог позволить себе говорить прямо, поэтому начал, как настоящий змей, издалека, по-охотничьи петляя. — До этого момента я правда считал, что ты умная. Что-то в груди рухнуло от его неожиданного признания. Она рассчитывала на всё что угодно, вплоть до откровенной ругани, но явно не была готова к таким изворотливым комплиментам. — Прийти ко мне пьяной было безрассудно, но допустимо, — смакуя каждое слово, медленно пояснял Драко. — Очень в твоём стиле. Но прийти ко мне во второй раз, трезвой… — он деловито покачал головой, как будто отчитывал её. — Это уже слишком. Края ушей ощутимо покраснели от его замечания, но Гермиона заставила себя не отвлекаться на эту патоку, которой он щедро её обливал. — Я пришла разобраться во всём, потому что я, в отличие от тебя, имею на это храбрость. Она задела его. Это было так очевидно и так неожиданно приятно. Прищур Малфоя сменился широко распахнутыми ледяными глазами. Наверное, именно с таким кровожадным айсбергом однажды столкнулся «Титаник». — Ты назвала меня трусом, Грейнджер? — прошипел Драко и в следующее мгновение встал со своего кресла возле окна. Он оказался рядом слишком быстро и настолько невыносимо близко, что все нейроны в мозгу тут же бросились врассыпную. — Что для тебя секс со мной? — шептал Малфой в считаных сантиметрах от лица девушки, но по-прежнему её не касался. — Игра с огнём? Страсть? Ошибка? Она отмахнулась от этих слов, задевая Малфоя каштановыми прядками, как будто физически ощутила на себе его ледяную хватку. — Ты бросила ради меня бедняжку Тео. На самом деле ты такая же, как и я, — ядовито продолжал Драко. — Просто я не скрываю свою тёмную сторону. — Если бы ты знал, как я тебя ненавижу, — прошептала Гермиона и следом замерла, почувствовав, как уверенно он поворачивает её лицо на себя, слегка придерживая за подбородок. — В этом и прелесть, Грейнджер. Я знаю. Она не успела даже вздохнуть, когда Драко, собрав в кулак непослушные волосы на затылке, рвано поцеловал её. Ей захотелось оттолкнуть его, желательно немедленно, но его горячий язык уже ворвался внутрь, вырывая из неё растерянные стоны. Он держал её невероятно крепко, чуть запрокинув голову, отчего Гермиона в принципе не могла нормально дышать. Пока он снова и снова вонзался в рот и таранил зубами её накрашенные красной помадой губы, Грейнджер пыталась устоять от этого смертельного напора. Она не понимала, почему сегодня выбрала именно этот цвет; вероятно, ей казалось, что красный ассоциируется с местью, со злостью, что она испытывала к Малфою всё это бесконечное время, но прямо сейчас эта дерзкая, по её мнению, помада послушно размазывалась по его бледным губам. От того, как он зарычал, оттягивая её нижнюю губу, каждый миллиметр кожи покрылся мелкой дрожью. Их языки наконец столкнулись, когда она не сдержалась и из неё вырвался первый оглушительный стон. Почему-то, побеждая её на этом поприще, наглядно показывая все слабости, он не ухмылялся, а, наоборот, плавно продолжал вести за собой, словно хотел, чтобы она поняла, что это совсем не предел. Гермиона схватилась за его шею, слегка царапая кожу ногтями, потому что ноги просто не держали её податливое от возбуждения тело. Малфой совершенно не помогал устоять на месте: его руки опустились ниже, затем ещё и ещё, пока не достигли талии и не выдернули её любимую бежевую блузку. Она укусила его в ответ, когда холодные длинные пальцы блондина коснулись оголённой кожи на пояснице. Он словно пытался подчинить себе каждое нервное окончание, пока водил ими удивительно нежно, надавливая на какие-то фантастические точки мягкими подушечками пальцев. Это был гипнотический транс, потому что, кроме горького запаха парфюма и его шелковистых волос, струящихся между пальцев, она перестала ощущать что-либо ещё. — Посмотри на себя, — тихо произнёс Драко, отстраняясь от её истерзанных страстью губ. — Какая, к чёртовой матери, терапия, если это бесполезно. Она плохо понимала, о чём именно он говорит, потому что в его словах не было знакомой ей издевки. Он только жадно изучал её лицо, бережно огибая россыпь веснушек недалеко от кончика носа, отчего ей на секунду и вправду показалось, что он сказал это вовсе не ей, а самому себе. Гермиона сглотнула, когда увидела, как закатываются его глаза от вида её груди, прикрытой лишь белым кружевным лифчиком. Она понятия не имела, когда он успел расстегнуть её блузку. — Хочешь сбежать? — спросил он, но не отодвинулся от неё ни на шаг. — Нет. — Мы оба трезвые, — напомнил ей Драко, словно правда пытался её отговорить. — Что, если твоя хрупкая вселенная добра и зла рухнет после этого окончательно? Гермиона неожиданно разглядела в его расширенных от возбуждения зрачках собственное отражение, и это неумолимо заставило сердце забиться чаще. — Ты не видишь, как смотришь на меня, — хрипло прошептала Грейнджер. — Она уже лежит в руинах. Малфой не ответил, вместо этого он резво подхватил её на руки, позволяя длинным ногам обвить его крепкий торс, и направился к дальнему креслу. Ей было сложно рассмотреть его небольшой кабинет, потому что единственный источник освещения давно остался позади и был явно недостаточно ярким, но роскошное окно с видом на знаменитый сад Мэнора всё равно не осталось незамеченным. Песня: I Don’t Need Your Name — Rosenfeld. Грейнджер всё ещё сидела на Драко, расставив ноги в брюках по бокам от его бёдер, пока он аккуратно перекладывал её волосы на одну сторону. Кожаная обивка была очень мягкой, поэтому единственный дискомфорт в этой позе исходил лишь от Малфоя, который совершенно не старался скрыть от неё свой впечатляющий стояк. Гермиона положила руку на его шею, любуясь каждой незначительной деталью на лице мужчины — от острых скул до небольшой горбинки на носу, — придававшей ему особую уникальность. Ей безумно нравилось, как он наблюдал за ней сейчас, словно уже знал наперёд всё, что она хотела бы с ним сделать. — Не хочешь сдаваться первая, — прочитал её мысли Драко и хитро ухмыльнулся в ответ на откровенный блеск азарта в её глазах. — У меня есть идея получше. Палочка оказалась в руке слишком стремительно, чтобы Грейнджер успела хотя бы возразить. Одним взмахом Малфой оставил их абсолютно голыми и тут же схватил её за запястья, чтобы она не успела прикрыться. — Той ночью в гостиной было так темно. — Без капли смущения он опустил взгляд ниже на её грудь, подмечая, какими напряжёнными стали её соски и какой тонкой была талия. — Я не успел разглядеть тебя. Она чувствовала, как от его властного тягучего тембра становится ещё более влажной. — Открой глаза, — попросил Малфой, и она не задумываясь подчинилась. Он опустил голову чуть ниже и острым движением языка облизал правый сосок, чтобы подуть на него горячим воздухом следом. Она захныкала, когда Драко повторил свои профессиональные движения с другой грудью, и несдержанно поёрзала на нём в инстинктивных попытках найти необходимое для себя трение. — Хочешь меня? — усмехнулся Малфой и отпустил её руки, которыми она уже давно мечтала впиться в его плечи. — Будешь хорошей девочкой? От последней фразы ей пришлось с силой прикусить губу. Гермиона не хотела сразу сдаваться, но, Годрик, Драко был настоящим олицетворением амбивалентности. Он вызывал в ней настолько противоположные мысли и желания, что внутри неизбежно закипала безгранично опасная смесь. — Я не слышу ответа. — Малфой приподнял её за ягодицы и взял член в кулак, чтобы подставить его прямо к трепещущим от нетерпения половым губам. — Отвечай, Гермиона, ты будешь послушной? От мимолётного соприкосновения с его горячей головкой струна возбуждения внутри затянулась до критической отметки, заставляя её потеряться в ощущениях. Она решительно послала все оставшиеся в ней принципы и посмотрела на него с искренним вожделением: — Я буду послушной. Драко устроился у её входа и позволил ей опуститься на член сразу до основания. Втянув воздух от восхитительных ощущений, он откинул голову на подлокотник кресла и сосредоточился на ощущении сильного сжатия, моментально охватившего каждый миллиметр кожи внизу. — Блядь, — прошипел он и услышал, как страстно вскрикнула Гермиона, повторяя движение. У него были совершенно другие планы, но она так эффектно начала скакать на нём, что он на пару секунд просто потерялся в пространстве. Его грубая хватка на бёдрах Гермионы точно оставляла красные следы, но он не мог сдержать напряжения. Драко остановил её рваный темп, замерев на глубине через несколько томительных мгновений, и она тут же посмотрела на него со смесью мольбы и удивления. — Не двигайся, — приказал Малфой, наслаждаясь неприкрытой растерянностью, вспыхнувшей на её лице. — Теперь посмотрим, кто сдастся первым. Гермиона просто не могла поверить в то, что слышит и ощущает. Его твёрдый член прямо сейчас потрясающе растягивал её стенки, а пульс бился в конвульсиях, но Драко, вопреки всему, попросил её не двигаться. — Чувствуешь это? — сладко прошептал Малфой, наклоняясь к её правому уху. И, чёрт возьми, да, она почувствовала. Помимо того как предательски дрожали колени, пульсация внутри от этой неожиданной паузы начинала постепенно усиливаться. Грейнджер невольно попыталась сжать его член сильнее, сглатывая скопившуюся во рту сухость. Ей так не хватало горячего трения, что сознание медленно отходило на второй план. — Будет становиться всё жарче и жарче, — продолжал объяснять он, — мышцы стянет в напряжении. Затем ты начнёшь неуправляемо дёргаться. Желание кончить станет таким сильным, что ты будешь умолять меня трахнуть тебя. — Драко вскинул бёдра, даруя ей возможность всего один раз двинуться на нём, и её тут же пронзило сильнейшим разрядом наслаждения с головы до ног. — Вот так, да, — как настоящий искуситель, проговаривал Малфой, опуская правую руку по её животу. — Ты вся моя. Он слегка надавил на клитор и сделал несколько круговых движений, вырывая из неё по-настоящему грязные стоны. Всё вокруг настолько затерялось от этих распирающих грудь ощущений, что она едва контролировала свои прикосновения. Её ногти то впивались в плечи сильнее, то царапали его бледную шею, то спускались ниже по груди, очерчивая жёсткий пресс. Гермиона хотела заставить его почувствовать то же самое, поэтому нарочно наклонилась корпусом вперёд и, приподнявшись, облизнула его солоноватый кадык широким движением. Когда она села обратно, Малфой прикусил губу и предупреждающе положил руки на её ягодицы. — За такое обычно наказывают, — пояснил Драко и с сексуальным звоном шлёпнул её по правой ягодице. Она вскрикнула от дополнительного сжатия и ощущения горячей ладони на чувствительной после удара кожи. — Малфой, — захныкала она, но он лишь повторил удар. — Больше не можешь? — из последних сил сдерживая собственное желание, спросил Драко. — Чёрт, — выругалась Гермиона, когда почувствовала его ответную пульсацию внутри. — Я хочу, чтобы ты попросила. Это даже нельзя было назвать борьбой: она так сильно хотела его сейчас, что голос разума никак не мог до неё достучаться. — Пожалуйста, — простонала Грейнджер, отчего каждый мускул в нём напрягся с новой силой. — Я вся твоя, Драко. Пожалуйста. Она могла сказать всё что угодно, но у неё вырвалось именно это. Он уже подозревал, что в будущем ему будет этого недостаточно, но сейчас её страстное признание и их разгорячённые тела в свете луны стоили всего. У Малфоя натурально снесло крышу, как будто кто-то наконец-то снял с него тяжеленную цепь, и он нетерпеливо схватил её за бёдра, чтобы насадить в первый раз. Ощущения разительно отличались от всего остального, что было до этого. Трение оказалось таким долгожданным, что каждое проникновение Драко отдавало настоящими взрывами внутри. Тело снова и снова пронзало яркими фейерверками. От нахлынувших на неё эмоций Гермиона в какой-то момент поймала стон Малфоя поцелуем и начала сама подмахивать бёдрами ему навстречу, стремительно увеличивая темп. Драко зарычал прямо в её губы и продолжил шлёпать её по ягодицам, прощаясь с последними крупицами собственного терпения. Он наклонился немного вперёд, и от нового угла проникновения Грейнджер начала скакать на нём абсолютно несдержанно. Его собственное терпение окончательно полетело к чертям, когда она машинально схватилась за грудь, играя со своими сосками. Он резко встал с места, не выходя из Гермионы, и, грубо уронив их на мягкий ковёр в кабинете, принялся вколачиваться в неё с сумасшедшей силой. Теперь ему открывался совершенно иной вид, и Драко нетерпеливо вонзился зубами в её тонкую шею. Она так пронзительно кричала и извивалась под ним, что ему действительно показалось, словно по венам вместо крови пустили расплавленный металл. Колючий ворс ковра и её гладкая кожа сконцентрировали на себе последние ориентиры в пространстве. Гермиона слышала собственные стоны, слетающие с губ вместе с его именем, как будто со стороны. Даже для неё всё это было диким сумасшествием. Драко представлялся ей исключительно злодеем, самым неправильным человеком на этом свете, но почему же именно он был причиной этого убийственного наслаждения? — Драко, боже, — задыхалась она, беспорядочно перемещая руки по его спине, — я больше не могу. — Можешь, — перебил её Малфой, — терпи, Грейнджер. Он продолжал грубые толчки внутри, от которых мир вокруг буквально переворачивался. Потолок поменялся с полом, а углы стен начали коситься друг на друга. Гермиона слышала лишь его томные стоны, их совместное учащённое дыхание и сжимала пальцы на ногах в отчаянных попытках исполнить его просьбу и продержаться. Драко чувствовал, как стремительно улетает куда-то в космос, максимально далеко от этой долбаной планеты. Финишем стали её красное от возбуждения лицо и глаза, которые закатывались от каждого резкого проникновения. Он почувствовал неизбежное напряжение, сковавшее тело, и зарычал: — Давай, Гермиона. Её бёдра дёрнулись навстречу. — Кончай. Мысли в голове разлетелись на осколки, пока их трясло друг напротив друга. Это было нечто большее, чем просто оргазм. Ей казалось, что они не отлипали друг от друга часами, хотя на деле наверняка прошло не более нескольких минут. Когда Драко всё-таки перекатился с неё на ковёр, ей внезапно захотелось проверить сохранность своих серёжек.