***
Хеллоуин в Хогвартсе всегда оставался особенным мероприятием, которое даже местные призраки ждали с замиранием давно не стучащего сердца. Гермиона не была в числе фанатиков, которые надевали страшные костюмы и клянчили конфеты направо и налево, но ей нравилась сама атмосфера всеобщего безумия, подкреплённая запахом тыкв и восковых свечей. Можно было быть ярым скептиком хоть в десятом поколении, но у любого бы перехватило дыхание от ужина в Большом зале под закатным небом в окружении ярких оранжевых конфетти и парящих призраков, которые так и норовили опрокинуть на учеников наполненные ягодным пуншем чаши. — Стоило отменить вечеринку, — пробурчал Слизнорт себе под нос, но его жалобы так или иначе услышали все за профессорским столом. — В школе всё ещё небезопасно. — Бросьте, Гораций. У детей должен быть праздник, — вступил в беседу Невилл, незаметно подмигивая Грейнджер, которая сидела через несколько мест от него. — Поддерживаю профессора Лонгботома. Звёзды благоволят к нам сегодня. Они с Невиллом одновременно закатили глаза на аргумент Трелони и тут же усмехнулись. — Что думают звёзды насчёт моего костюма? — внезапно спросил Нотт, наклоняясь над столом, чтобы лучше видеть профессора Прорицания. Уж непонятно, какого мнения о его одеянии были звёзды, но Гермиона была в восторге. Сначала она решила, что Теодор выбрал образ безумного шляпника из-за внушительного цилиндра и старинного фрака, но затем, когда он впервые за вечер ей улыбнулся, Грейнджер увидела сверкающие клыки и получше присмотрелась к красной подкладке парадного фрака. Нотт превратился в графа Дракулу, но Гермиона была совсем не против оказаться в его сегодняшнем меню. Их секс — как и последующие несколько встреч до и после занятий — ощущались как самое правильное, что она когда-либо делала в жизни. С ним было легко разговаривать, порой легче, чем беседовать с самой собой в зеркале, к тому же Тео оказался на удивление чувственным. Он переживал за неё, интересовался такими мелочами, на которые её бывшие бойфренды в жизни не обратили бы даже мизерного внимания. — У тебя аллергия на арахис? — Почему ты всегда мёрзнешь во сне? — О чём ты думаешь, когда выпускаешь патронус? Гермиона начала замечать, что Нотт пробрался прямо ей под кожу и ей нравилось тепло от его присутствия. Чем дольше тикали часы их новых отношений, тем страшнее становилось всё это потерять. По неведомой причине Грейнджер продолжала искать подвох, будто она была одной из героинь классических фильмов ужасов, над которыми так любила смеяться в детстве. На подкорке сознания Гермиона чувствовала, что обречена, что спуск в этот неизвестный ей подвал под названием «серьёзные отношения» может оказаться ловушкой, из которой она уже не выберется, но в ней ещё теплилась надежда, что она играет в фильме с хорошим концом. — …Поэтому летучие мыши иногда считаются предвестниками перемен, — услышала Гермиона окончание реплики Трелони, но её взгляд уже скрупулёзно сканировал ряды слизеринцев. В дальнем углу, недалеко от третьекурсников, сидел Малфой. Он не разговаривал с ней с того самого дня, когда дал совет открыться Нотту первой. Гермиона правда искала с ним встречи, даже несколько раз приходила в медицинский блок, хоть и слышать вымученные вздохи Сьюзен ей порядком надоело. Но у Драко всегда находились какие-то неотложные дела, даже когда больничные койки пустовали. Грейнджер ждала от Малфоя подвоха, однако его не произошло. Пожалуй, впервые она ощущала весь груз своего ошибочного мнения на его счёт. Ни лживый диагноз, ни оскорбления в порыве ссоры не терзали её душу настолько яростно, как тот факт, что она его недооценивала. Ей становилось не по себе оттого, что всё так резко переменилось. Гермиона стала чуть ли не похитительницей мужских сердец, а Драко вдруг начал действовать не в своих интересах, раздавая невыгодные ему рекомендации. Так просто не бывает — этот мир окончательно спятил. — О чём задумалась? Она отвлеклась на тягучий тембр Тео и невольно засмотрелась на его вампирский профиль. Он искусственно сделал свою кожу немного бледнее, а волосы уложил специальным лаком. Если бы не эти добрые синие глаза, она бы действительно приняла его за небезызвестного представителя кровососущих. — О том, что я побаиваюсь вампиров. — Боишься, что я выпью из тебя все соки? — зловеще прошептал он, приближаясь к её левому уху. Гермиона не успела ответить — он незаметно прикусил её мочку зубами. Только неестественно высокий воротник его фрака спас их от того, что этот жест увидели любопытные ученики. — Тео… — выдохнула она, — прекрати… — Не могу, — хрипло произнёс он и поцеловал её и без того чувствительную шею. — Я жутко голодный. — Я загляну на вечеринку, — сдалась она, не в силах больше терпеть мурашки на собственном теле. — Я знал, что ты передумаешь. Грейнджер закатила глаза, но улыбка Тео, пусть и с пугающими клыками, однозначно стоила того, чтобы согласиться. — Профессор, а это правда, что вампиры особенно привлекают юных леди? — громко спросил Невилл с ухмылкой нарушая их воркование. — Профессор Лонгботом, я рад, что вы спросили! Гермиона хихикнула от поведения, казалось бы, взрослых мужчин и снова посмотрела в зал. Как раз в этот момент Драко поправлял свой синий костюм в полоску, вставая со скамьи. — Мне нужно отойти, — быстро произнесла она, чтобы услышал только Тео, и вскочила с места.***
Ужин ещё не закончился, поэтому, когда Грейнджер вырвалась в коридор вслед за Драко, поблизости не было ни души. Она осмотрелась, но не увидела ничего, кроме горстки хеллоуинских тыкв в углу, отражающих пугающие улыбки на каменном полу. Гермиона перевела дыхание и уже разворачивалась обратно, когда слева, прямо из тёмного закутка, послышались шаги. — Кого-то потеряла, Грейнджер? Тон, которым он с ней разговаривал, показался незнакомым. Будто их общение с самого июня перестало что-либо значить и они опять откатились к стартовой линии. Малфой злобно улыбнулся, доставая из кармана пачку с сигаретами. — Будешь или тебе запрещает новый парень? — Что происходит? — не выдержав напряжения, спросила Гермиона. — А что? — с наигранным удивлением произнёс он. — Разве что-то происходит? Грейнджер вздохнула, наблюдая за тем, как он кладёт сигарету между тонких бледных губ. — Я тебя не понимаю. Она отступила от дверей Большого зала, чтобы их разговор был скрыт от случайных глаз. Пара факелов, которые должны были освещать эту часть тупика, погасла, и теперь они стояли в полутьме. Это, вероятно, было на руку — с учётом того, насколько свирепо выглядела часть острого лица Малфоя, которую Гермионе всё-таки удалось увидеть. — Что именно непонятно такой умной ведьме? Он говорил даже не вытащив изо рта сигарету, а затем зажёг ту кончиком палочки. Ей вдруг захотелось отнять у него табак и жадно затянуться. Тео не запрещал ей курить прямо, но Гермиона сама понимала, что ему не нравится её вредная привычка. Просто Нотт был из того типа людей, которые предпочитали промолчать о неудобствах, а потом носили в себе обиду, чего нельзя было сказать о мужчине рядом, который выпаливал всё, о чём думал, как на духу при первом же удобном случае. — Ты меня избегаешь. — Мы это проходили. Если я не хочу тебя видеть, это не значит, что я тебя избегаю, — пояснил он, выпуская дым вверх. — Почему ты злишься? Ты сам посоветовал мне признаться Нотту. Я думала… — Гермиона сглотнула непонятно откуда взявшийся горький ком, — я думала, ты не против остаться друзьями. Драко хмыкнул, прикуривая. Он даже не смотрел на неё — скорее просто возвышался рядом в великолепном костюме свободного кроя. Чёртов пижон. — Дружба, как оказалось, размытое понятие, — задумчиво прокомментировал он. — Мне жаль, что ты больше не общаешься с Тео, я не хотела… — Вставать между нами? — перебил её Малфой. — Так благородно с твоей стороны. Ей стало больно от его издёвок. Впервые не просто обидно, а ужасно больно. Она считала, что они переступили этот этап, что топор войны был глубоко зарыт, но Драко снова достал его из-под земли и теперь размахивал острым лезвием прямо перед её лицом, угрожая. — Прекрати это. — Тяжело дыша, Грейнджер приблизилась к нему практически вплотную. — Мы не обязаны быть врагами, я не хочу этого. — Ты не спрашивала, чего хочу я, — бросил он, опуская взгляд. Лучше бы он этого не делал. Лучше бы она по-прежнему не видела тёмного сгустка в глубине серых радужек. Малфой был зол, и что-то ей подсказывало — он сдерживал эту злобу, как только мог. — Чего ты хочешь? Драко сцепил челюсти и развернул сигарету в руках. Он молча поднёс кончик к её губам, чтобы она могла попробовать, но Грейнджер и так собиралась попросить его об этом. Малфой не отдал ей сигарету, и ей пришлось закурить прямо с его рук. Гермиона видела, с каким наслаждением он наблюдает за тем, как она затягивается никотином, и это только усугубляло ситуацию. — Сигареты — это сплошной вред, — хрипло отметил Драко и, дождавшись, когда она выпустит дым, провёл кончиком вдоль её губ. Грейнджер жадно сглотнула, хотя было абсолютно нечем. Во рту предательски пересохло. — Но это зависимость. Так и с тобой. Нельзя дружить с тем, по кому ты страдаешь. С этими словами Малфой выбросил под ноги окурок и наступил на него. Гермиона так и не нашла в себе силы сказать Драко что-то вслед. Ей страшно хотелось курить, но она завязала.***
Теодор ждал её уже несколько часов, периодически гоняя подвыпившую молодёжь во двор, чтобы ребята немного проветрились. Минерва велела направлять таких нарушителей сразу в комнаты, но, как бывший проказник, Нотт прекрасно знал, что это не поможет. Пускай лучше они тайком при нём подливают в пунш спиртное, чем идут невесть куда и выпивают какую-то бодягу в одиночестве, где им в случае чего никто не поможет. Благодаря тому, что все столы были сдвинуты в сторону, Тео свободно достиг импровизированного танцпола, над которым висело несколько диско-шаров. Нотт гордился тем, что в Хогвартсе появилось место для молодёжных вечеринок, хоть и вводить подобные инновации пришлось с боем. Тео не терпелось станцевать с Грейнджер в качестве пары их первый медленный танец именно здесь. От фантазий о ней, о прикосновениях, о шёпоте, скользящем по коже, возбуждение начинало распространяться с сумасшедшей скоростью. Тело ему давно не принадлежало, как и всё остальное. Его пронзило стрелой — если не Купидона, то другого опытного сводника, иначе объяснить это щемящее чувство в самом центре солнечного сплетения Теодор не мог. Она ему не только снилась — она уже полноправно владела всеми его мыслями. Нотт был счастлив от одного воспоминания об их близости, объятиях и поцелуях. Ни одна девушка не смогла так плотно засесть в его голове, но Грейнджер удалось. Её слова, запах… Она пустила корни прямо в его нервные окончания. Эта влюблённость пугала, потому что и близко не была так же безумна и мимолётна, как подростковая. Она была глубже, опаснее; в ней было слишком много веры в то, что эти чувства с ним надолго и они уже никогда не угаснут. Теодор не страдал кризисом среднего возраста, да и волшебнику его лет думать об этом было рановато, но он понимал, что так сильно влюбляются дай Мерлин несколько раз в жизни, а по статистике и вовсе единожды. Гермиона, возможно, его последний шанс, последняя вторая половинка, которая так идеально подходила его разбитому сердцу. Теперь он думал, что Паркинсон разбила его неслучайно, потому что, если бы оно было целым, Тео бы не смог подставить другую половинку такого же несчастного сердца рядом — и они бы никогда не соединились, не забились в унисон. — Теодор! Он чуть не поскользнулся на всё ещё гладкой подошве новых лакированных оксфордских туфель, когда услышал своё имя. Желание наконец-то увидеть Грейнджер делало из него законченного идиота, но его мало волновало мнение окружающих. Вопреки надеждам, к нему приближалась не Гермиона. В коротком, вульгарном и весьма безвкусном медицинском халатике — будто из секс-шопа — дефилировала подвыпившая Сьюзен Боунс. Нотт вздохнул, незаметно прикусывая губу. Ему не хотелось конфликтов, точно не сейчас и точно не на глазах у половины школы. — Сьюзен, — удручённо произнёс он. — Я тебя везде ищу. — Я вроде бы не прячусь, — попытался пошутить он, поправляя действительно весьма заметный фрак графа Дракулы. Пока Боунс переступала с ноги на ноги, Тео успел обнаружить разводы туши на её щеках. Судя по всему, Сьюзен совсем недавно плакала, и не нужно было обладать дедуктивными талантами великого Шерлока Холмса, чтобы не догадаться о причинах её истерики, а вернее — о причине. — Я страшная? Тео опешил от её резкого вопроса и даже оглянулся по сторонам. Ему нужно было удостовериться, что этот неловкий разговор хотя бы не подслушивают. На его счастье, никого в радиусе пяти метров не было, а ближайшая парочка с большим энтузиазмом изучала рты друг друга, чем что-либо вокруг. — Конечно же нет! Что за глупости! Даже врать не пришлось. Боунс была симпатичной, с вполне аппетитными формами, от вида на которые у любого зрелого мужчины потекли бы слюнки. Нотту много раз приходилось выслушивать неуверенных в своей сексуальности женщин, но от Сьюзен это слышать было особенно смешно. Её внешний вид, собственно, и стал толчком к тому, что он прервал вынужденный из-за конфликта с Гермионой целибат. — Ты бросил меня из-за неё. Я хуже неё, — дрожащим голосом продолжала Боунс, и, судя по тону она буквально настаивала на том, о чём говорила. — Ты ошибаешься. Я не… — Тео зарылся пятернёй в причёску, натыкаясь вместо привычных густых волос на плотную плёнку покрытых твёрдым лаком волос. Никакого удобства в этом вампирском облике. — Мы расстались не потому, что кто-то лучше тебя, я просто не хотел тебя больше обманывать. — Вы спите? Я же спрашивала тебя, и ты ответил, что нет! — Мы дружили, и я не думал, что всё этим обернётся, но чувства у меня и правда были. Сьюзен. — Протянув руку, он осторожно взял Боунс за кисть. — Я и так слишком долго врал себе и тебе. Это бы ничем хорошим не кончилось. Боунс всхлипнула, и он услышал этот отвратительный звук, несмотря на меланхоличные завывания проигрывателя. Нотт ждал от неё какого-то решения, и, посмотрев за его плечо, она вдруг немного просветлела. — Подаришь мне последний танец? Он не должен был этого делать, и даже дьявол на плече не смог привычно махнуть на наспех принятое решение рукой. Тео казалось, что каждая клеточка его тела напряглась, сопротивляясь тяжёлому, но в данный момент необходимому выбору. «Всего лишь один танец. Я справлюсь». — Да. Конечно. Сьюзен сама повела его в центр танцпола и положила его руки к себе на талию. Нотт попробовал держать их как можно выше, но недостаточно высоко, ведь вырез на этом халатике оказался чрезмерно глубоким. Тео не чувствовал к ней ничего, за исключением разве что жалости. А о похоти и речи не шло. — Прости меня, я правда не хотел делать тебе больно, — прошептал он, наклоняясь к её уху и мечтая лишь о том, чтобы его слова каким-то чудом приблизили концовку этого мучительного танца. — Что ты в ней нашёл? Это был хороший вопрос, и, как и на все хорошие вопросы, на него практически невозможно было найти ответ. Нотт много раз думал о причинах своей симпатии, но даже в диалоге с собственным подсознанием его мозг вдруг сужался до размера спичечного коробка. «Просто, короче, ну, как бы». Ничего, кроме слов паразитов и элементарного «понравилась, и всё», не лезло в голову. Казалось бы, тривиальный ланч в душной кофейне с дурацкой безвкусной позолоченной посудой. Дафна, сидящая рядом, вся как на иголках. Горький кофе и опустевшая сахарница, из которой он уже вытряс все остатки. Даже самый опытный поэт не смог бы слепить из этого ни одной приемлемой романтичной строчки. Но то, как она вошла, как её пышные кудрявые волосы прыгали в такт шагам, как искренне она улыбалась пьянчуге-бариста, было, мать его, самым романтичным событием в его чёртовой жизни. — Наверное, неважно, что я нашёл. Важно, что я ничего не искал. Сьюзен подняла на него большие печальные глаза и вдруг впилась в его губы поцелуем. Нотт отскочил от неё сразу же и, словно ведомый невидимой силой, обернулся в сторону выхода. На него смотрела оцепеневшая от ужаса Грейнджер, которая, заметив на себе его взгляд, тут же кинулась прочь. Он не сказал Боунс ни слова, не посмотрел на танцующих рядом учеников. Он побежал за Гермионой, как оголтелый, и неожиданно понял, что бежал бы до тех пор, пока в лёгких не иссяк воздух. — Гермиона! Подожди!***
Она была на каблуках, и ему не составило труда её догнать. Тео сразу же сгрёб её в охапку и затащил в небольшой закуток с округлой каменной скамейкой и видом на сад. Ему повезло, что здесь в этот момент никого не было, потому что вырывалась Грейнджер с боем. — Отпусти меня! Нотт! Живо! Гермиона была в шаге от того, чтобы прокусить ему кожу, но вовремя осознала, что ей не хватает нескольких сантиметров, чтобы дотянуться до запястья. — Не пущу, — отказался Тео, продолжая удерживать её руки под грудью и уворачиваться от смелых попыток вломить ему затылком по носу. — Ты козлина! Как ты мог, чёрт возьми! Трахнул меня, и всё! Вернулся к бывшей! Ей было необходимо выплеснуть на него злость. Как стакан с холодной водой. Прямо в это чёртово привлекательное лицо. Гермиона не успела затеряться в иллюзиях о вечной любви, но видеть, как губы её парня касаются губ его бывшей, всё равно было больно и без ссадин от осколков разбитых розовых очков. Тео закрыл её рот ладонью, и она не успела выкрикнуть что-то обиднее. Он сразу же прижался к уху, выдыхая раскалённый воздух на кожу, которая и так горела от его прикосновений. — Я никогда не поцеловал бы её сам. Ты веришь мне? Грейнджер промычала резкое несогласие и почти укусила Нотта за ладонь, но он продолжил: — Она пришла и попросила последний танец. Я полный дурак, что согласился. — Тео облизал сухие губы, не отпуская её. — Ты мне нравишься, Гермиона. Мне больше никто не нужен. Она была вынуждена прекратить брыкаться, потому что все силы начали уходить на анализ его сладких, практически приторных слов. Несмотря на чёткие указания логики, Грейнджер начала невольно вслушиваться в то, что он говорил. — Не заставляй меня произносить эти три слова сейчас. Ты всё равно не поверишь, что я это испытываю. Я сам не могу поверить. На что он намекал? На любовь? Сердце будто загнали в угол. Тео был прав: она бы не поверила и не хотела верить. Он славился своим непостоянством с девушками, и прямо сейчас ей не нужны были надежды, которые позже рассыплются, как песок между пальцев. Гермиона инстинктивно расслабилась в его руках, и он, заметив перемену, развернул её к себе лицом, отнимая ото рта ладонь. — Ты придурок, — хрипло бросила она. — Ещё какой. Тео приблизился к ней для поцелуя, но Гермиона не дала ему закончить начатое. — Нет, — остановила его она, положив руку на твёрдую грудь. — Я всё ещё вижу её мерзкие губы на твоих. Это невыносимо. На самом деле её возбуждали его слова. Возбуждал тот факт, что известный ловелас оказался полностью в её руках. Нет ничего сексуальнее осознания, что она оказалась привлекательной и желанной. Желанней всех, кто когда-либо вздыхал по кудрявому высокому брюнету с полем из синих ирисов вместо глаз. — Я попробую сгладить впечатление. Грейнджер нахмурилась, но он так быстро поднял её на руки и усадил на холодную каменную скамейку, что ей бы всё равно не удалось возразить. На удивлённом лице тут же вспыхнул румянец, который, естественно, не получилось скрыть от проницательного взгляда профессора. Песня: Luma, Yuppycult — Devil Saint Lyrics Встав на колени, Нотт начал водить руками по её стройным оголённым ногам. Грейнджер знала, что его сведёт с ума длина этого платья, но и подумать не могла, что она сама будет одновременно злиться и дрожать от требовательных прикосновений. — Что ты делаешь? — пискнула Гермиона, но не предприняла попыток отстранить Тео от себя. — Я так долго ждал тебя. — Его накладные клыки сверкнули от прямого лунного света, который точечно падал на скулы и шею через резные арки окна. — Ты правда боишься вампиров? Гермиона вздохнула через рот, но получилось отрывисто и жалко. Нотт снова гипнотизировал её, на этот раз прощупывая желания, о которых она не говорила даже самой себе. Их в любой момент могли поймать. Услышать стоны и разговоры, завернуть за угол и увидеть, как профессор ЗоТИ в костюме Дракулы стоит на коленях с заброшенными ему на плечи ногами школьного психотерапевта. Это было недвусмысленно. Недвусмысленно горячо. Гермиона развела ноги шире, подчиняясь устремившейся по венам похоти. Казалось, та отчаянно бежала в её крови, чтобы найти долгожданный выход в самом сердце. — Вы хотите мою кровь, граф? Её грудь вздымалась от частого дыхания, и Тео, видимо, тоже ощутил сумасшедшее притяжение между ними. Его руки сами собой двинулись выше, без всякого стыда задирая платье и осторожно сдвигая бельё. На его бледно-каменном вампирском лице заходили желваки от яростного возбуждения, повисшего в воздухе. Грейнджер уже была мокрой, и он, увидев это, нетерпеливо прикусил кожу на её ноге. Сначала слева, затем справа. Клыки впились первыми, подстегнув её приподнять таз ещё выше, будто в них был особенный яд, выключающий сознание и делающий её марионеткой в его руках. Несколько минут. Каких-то несколько минут назад она чувствовала себя героиней шекспировской трагедии, обречённой и брошенной, а теперь вдруг превратилась в жаждущую, раскрепостившуюся крестьянку, соблазнившую вампира. Наверное, в этом и заключалась магия их отношений. В постоянном непостоянстве. — Меня не интересует ваша кровь, миледи. Я попробую вас иначе. Грейнджер прикрыла рот костяшками пальцев и откинула голову, когда его нос игриво задел отвердевший клитор. Руки Нотта всё ещё трепетно оглаживали бёдра, расслабляя её всё больше и больше, рисуя гипнотические узоры. Она нетерпеливо запустила пальцы в волосы Тео, желая почувствовать кудрявые прядки, побудить его двигаться быстрее, но наткнулась лишь на твёрдый лак, будто намекающий о его непоколебимости. — Тебе придётся быть тихой, — предупредил Нотт, и на этот раз трепещущей плоти коснулся уже большой палец. Гермиона глухо застонала, продолжая тяжело и глубоко дышать. Она вряд ли простила его полностью, но так же, как он, теряла контроль от их близости. Они были двумя глупцами, игнорирующими опасность обрыва, над которым повисли. Тео наверняка было жарко в его вампирском обличье, но он не обращал на это никакого внимания. Его пальцы продолжали медленно исследовать её, массировать и обнаруживать точки, которые он находил не глядя. За ней неотрывно следили его чёрные бездонные зрачки. Остановившись у самого входа, Нотт обвёл его по кругу, надавил на тугие стенки, и её повело. Позвоночник выгнулся, будто Тео потянул её за невидимые ниточки. Если бы Грейнджер стояла, то немедленно рухнула от покосившейся перед глазами картинкой. — Теодор… Он поцеловал низ её живота и, поймав рассеянный взгляд карих глаз, двинулся дальше. Гермиона дрожала, её кожа становилась всё мягче под его крепкой хваткой. Будь она его жертвой, он бы уже высосал из неё всю кровь без всякого остатка и сопротивления. — Ты, наверное, такая вкусная. Гермиона снова промычала что-то невнятное, но даже в этих звуках можно было расслышать мольбу. Небольшой закуток наполнился стонами, пока мужчина в старинном фраке медленно трахал её языком. В их отношениях пошлость всегда граничила с нежностью, поэтому первое, что он спросил, когда Грейнджер очнулась после длительных ласк, было: — Давай сбежим. И ей сразу же захотелось ненадолго покинуть замок, чтобы побыть с ним наедине. По-настоящему.***
Малфой курил на Деревянном мосту, вглядываясь в туманный горизонт. Луна то показывалась из-за туч, то пряталась снова, а он тихо завидовал её способности быстро и безболезненно удаляться с глаз. Ему бы тоже хотелось уметь теряться так, чтобы его никто не мог найти. Чтобы все перестали спрашивать, отчего его лицо такое грустное, а слова — такие едкие на вкус. Ему надоело, что все в этом мире жаждали покопаться в нём, будто он был их личной песочницей. Но главной в этой песочнице всё равно оставалась она. Гермиона не просто разглядывала его, с опасением поджимая губы, как остальные; нет, она рыла так глубоко, что на поверхность в итоге всплывали все, даже самые неуместные факты. Драко не хотел грубить ей, не хотел снова играть в кошки-мышки, но не мог себя контролировать. Он уже выкурил всю пачку, которую приобрёл сегодня в Хогсмиде у перекупщика, но ему было мало. Потому что на самом деле Малфой не хотел курить — он пытался заделать ноющие дыры в сердце табачным дымом, а тот, сука, продолжал выветриваться. — Малфой! С его-то удачей, конечно же, кто-то пришёл к нему даже во втором часу ночи. Драко нехотя повернул голову и увидел до безобразия странную компанию. Со стороны леса по старому мосту к нему шёл Поттер, который вёл за руку своего младшего сына, а позади них маршировало приличное количество авроров. Малфой даже выкинул сигарету, предвкушая интересный разговор. — Ты видел Гермиону? — первое, что спросил Гарри, останавливаясь перед ним в массивном кожаном плаще. — Я похож на её няньку? По видимости, шутки сейчас были неуместны, потому что глаза Поттера засияли в темноте недобрым изумрудным пламенем. — Когда ты видел её последний раз? Теперь Драко заметил, что Гарри говорил с надрывом, а авроры позади него активно перешёптывались. — Что происходит? — Мал… — Что происходит? — повторил он, пресекая любые попытки Поттер увильнуть. — Альбус, — попросил Гарри сына, протягивая ему ладонь, и мальчишка достал из кармана чьи-то сломанные часы. Малфой продолжал недоумевать, пока не увидел надпись на циферблате. Не обращая внимания на протест Поттера, он буквально выхватил из его рук часы. — Это… — Их носит Нотт, верно? — Верно. Поттер, что это значит? — Митч. Теперь команду получил паренёк позади Гарри, который любезно передал начальнику какой-то конверт. — Ты знаком с чернилами китайской каракатицы? Драко сжал кулаки, а вместе с ними и ремешок сломанных часов. — Прекрати говорить загадками! — рявкнул Малфой, не вынося медлительности шрамоголового. — Панси мертва! Если бы слова имели реальный вес, его бы просто-напросто расплющило. Конечности будто стали свинцовыми, а в голове пронёсся холодный жуткий ветер перемен. Драко даже пошатнулся, хватаясь за перила. Перед глазами стало ещё темнее, чем раньше. Он помнил это чувство и хорошо знал, что ярче мир никогда больше не станет. Это была плата за потери — частичка света, которую больше некому было носить. В его жизни не менялось ровным счётом ничего: его близкие продолжали умирать и попадать в опасности, а он по-прежнему наблюдал за этим со стороны, беспомощно стискивая кулаки. — Что в записке? Драко не узнавал собственный голос, что доносился словно из-под толщи льда, а когда Гарри коснулся плеча, даже не стал убирать его поразительно тёплую руку. Злость быстро испарилась, уступая место бесконечным раздумьям и вопросам, среди которых главным неизменно оставался «за что?». — Мы смогли расшифровать её. Нотт пообещал сам разделаться с Гермионой. Конверт валялся возле разрушенной стены. Тот, кто убил Паркинсон, влетел в неё и оставил отпечаток в потрескавшейся штукатурке. Малфой поднял голову, которая по ощущениям весила в несколько раз тяжелее обычного, а тело, наоборот, превратилось в слабую и вялую субстанцию. Его покачивало, будто тряпку на ветру. — Разделаться с Гермионой? — Мы не можем знать наверняка, но частичные отпечатки на часах и конверте совпали. Нам нужно найти Теодора немедленно. — Он не мог навредить ей, — хрипло, но уверенно произнёс Драко. — Я вижу, что она для него значит. — Малфой, нам нужно найти их. Немедленно, — продолжал настаивать Поттер, и он услышал этот проклятый тон. Его мать постоянно разговаривала с ним таким тоном, словно он был психически больным, особенно когда случалось какое-то дерьмо. Гарри, очевидно, боялся, что он сиганёт с этого несчастного моста или сделает ещё что похуже. Они все принимали его за сумасшедшего, но блядские записки с угрозами писал не он, а здравомыслящий Тео. Вот сюрприз, злодеи не испытывают сожалений, а Драко успел пожалеть едва ли не о каждом дне своей дерьмовой жизни. — Пойдём, прошу тебя. Поттер силком потащил его за собой.