День всех слепых

— На восемнадцатом шаге подпольная деятельность Зелёных вынудит Коричневых отвлечь значительные ресурсы для борьбы с диверсантами в тылу, тогда как усиленные боевые части Зелёных ударят по верхнему флангу противника, который тот оголил на семнадцатом шаге, получив дезинформацию о готовящемся наступлении группы армий «Центр», — худощавый кадет Шеннон с большими ушами замолчал и отступил в сторону от виртуальной доски, показывающей расположение космических войск гипотетических противников. Курсанты одобрительно загалдели, а улыбчивый эриданин вытянул руку. — Кадет Таубе, Вы хотели что-то добавить? — начавший было задрёмывать от шенноновского курсового Флипхард заметил его руку. — Да, учитель, — почему-то его манера всегда почтительно повторять эту фразу и при этом приветливо улыбаться приводила Флипхарда в некоторое смятение. — Я вижу как минимум два изъяна в рассуждениях кадета Шеннона: первое — это сильная зависимость действий на каждом этапе от результатов предыдущего этапа. Если на каком-то этапе произойдёт сбой, то вся программа перестанет работать… — Но сбоя не будет! — попытался возразить Шеннон, но Флипхард погрозил ему пальцем. — И второе — это слабая тактическая позиция Зелёных: при ограниченных ресурсах рискованно оголять центр, так как удар в этом направлении приведёт к неминуемому проигрышу кампании, а Коричневые соберут значительные силы в центре, и нужно быть, простите, — и кадет Таубе поклонился Шеннону. — Полным идиотом, чтобы не понять это после атаки на верхний фланг. — Хорошо, садитесь оба, — Флипхард задумчиво почесал подбородок. — Вы знаете, вполне возможно, что если Зелёные поддержат наступление на верхнем фланге массированной арт-подготовкой в центре, то противник может так сразу и не сообразить. К тому же, если не ошибаюсь, на четырнадцатом и на семнадцатом ходу планировалась глубокая дезинформация противника. В конце концов, истории известны и более дерзкие кампании, заканчивавшиеся успехом к полному нашему недоумению. Однако военная кампания не должна опираться на одну лишь удачу, поэтому, Шеннон, Вам четвёрка за тактику. И ещё я бы хотел особо отметить то обстоятельство, что Вы склонны к слишком большим жертвам. Шпионская и подрывная деятельность должна готовиться с особым тщанием, каждый человек — это годы подготовки, а Вы их целыми отрядами отправляете на смерть. Да, и учтите первое замечание кадета Таубе. На сегодня всё. Флипхард захлопнул журнал и принялся проставлять оценки в ведомость. Курсанты спешно покидали аудиторию. Когда он закончил, в кабинете уже никого не было, кроме кадета Таубе. — А Вы что здесь забыли? — напустился он на Таубе. — Марш домой готовиться к экзаменам! — Да я просто хотел пригласить Вас на чашечку кофе, учитель, — и Таубе обезоруживающе улыбнулся. Флипхард надул было щёки, чтобы дать курсанту грозную отповедь, но не нашёлся, что сказать, кроме: «Пф-ф-ф!». Спустя пару часов они сидели в придорожной кафешке где-то на краю техасской пустоши и ждали фирменный вишнёвый пирог, потягивая шоколадный напиток с непроизносимым мексиканским названием. Огромный десантный флаер академии распугал посетителей посадочной сиреной, и Флипхард с Таубе сидели у окна с видом на прерии в гордом одиночестве. — Как у вас здесь красиво! — Таубе широко раскрытыми глазами смотрел на пасшееся неподалёку стадо бизонов. — Можно ещё слетать к водопаду, — Флипхард покосился на часы. — Тогда, боюсь, вы захотите остаться у нас навсегда, — и он улыбнулся. Никогда ещё ему не было так хорошо. Хотя последние два часа Таубе без умолку тараторил, одновременно пытаясь высмотреть что-то с места второго пилота под низко висящими облаками, Флипхард впервые за много лет почувствовал себя свободным от суеты окружающего мира. Ему было приятно находиться рядом с этим человеком, с которым он чувствовал некоторую общность не только интересов, но и чего-то большего, общность, возможно некогда прозванную мудрецами карассом. — Когда-то на Земле существовали огромные поля красных цветов, — сказал он мечтательно. — Я бы хотел показать тебе такое, но, боюсь, их уж более не осталось. — Я знаю, — Таубе внимательно посмотрел на Флипхарда. — А ты был бы не против… Ну, показывать мне иногда что-нибудь интересное? — Предлагаешь стать твоим гидом? — Флипхард и не заметил, как они перешли на «ты». — Скорее другом, — поправил Таубе, тут же стушевался, закрыл рот рукой, и они оба рассмеялись…

* * *

Телефонный звонок вывел настоятеля из состояния полудрёмы. Мартин заворочался на диване, а телефон снова замурлыкал, помаргивая зелёным огоньком внешней линии. Патер Роберт удивлённо посмотрел на часы, показывавшие без десяти час, и снял трубку. — Отец-настоятель? Простите за беспокойство, — сквозь треск и шорохи прорвался голос Элеоноры Ламер. — У меня мало времени: нас срочно эвакуируют, отключаю всю связь, полная секретность. Вы передайте, пожалуйста, Эдди, что мы его очень любим и постараемся за ним вернуться. Спасибо Вам за всё! На этом разговор прервался. Патер Роберт положил трубку и несколько секунд обдумывал услышанное. Пышная Элеонора заведовала узлом связи в поселении, была замечена в пылкой любви ко всем маленьким пушистым созданиям вообще и приютским детям в частности, и потому вряд ли стала бы так шутить. Пальцы настоятеля заскакали по сенсорной панели, вызывая на экран данные радарной станции и спутников связи. Спутники оказались наглухо заблокированы, а в ближней зоне радара сновала дюжина мелких точек — челноки поднимали с поверхности персонал и ценное научное оборудование к эвакуационному транспорту. — Плохо дело, — пробормотал он, и ввёл код в открывшемся красном окошке. Спустя секунду у всех, кто находился в приюте, начали неприятно вибрировать браслеты с часами. Мартин проснулся, сел и уныло переводил взгляд то на мигающую красным надпись «ALERT» в циферблате своих наручных часов, то на свои разутые ноги. Патер Роберт уже подошёл к нему. — А это взаправдашняя тревога? — спросил Мартин сонным голосом. — Самая, что ни на есть, настоящая, — поспешно ответил настоятель. — Обувайся, я провожу тебя в столовую. Каждый постоялец приюта знал, что означает эта настойчивая вибрация в браслете: разгерметизация, пожар в отсеке или ещё чего похуже. Необходимо срочно покинуть отсек и следовать по указателям в безопасное место. Если указатели не действуют — то в ближайшее место общего сбора. Приют состоял из тринадцати вжавшихся в лёд отсеков, расположенных в два почти идеальных кольца вокруг самого большого отсека — столовой. Каждый отсек соединялся с соседними вмурованными в лёд коридорами. Все четыре отсека малого кольца имели выходы на поверхность, а от северного и восточного отсеков большого кольца шли прорубленные во льдах дорожки к посадочной площадке. Когда настоятель провёл Мартина в столовую, там собрались уже все дети. Дежурные сёстры сновали между рядов, рассаживая зазевавшихся детишек. Патер Роберт передал Мартина ближайшей сестре, а сам заковылял к перегородке, отделявшей кухню от столовой. Он долго откашливался, переминаясь с ноги на ногу, пока преподаватели успокаивали зал. Наконец наступила долгожданная тишина, а настоятель всё не мог собраться с мыслями. — Во-первых, я бы хотел поздравить вас всех с наступившим днём святой Лючии, — начал он после некоторой паузы гнетущей тишины. — И святая Лючия всегда учила нас сохранять нашу веру, что бы ни происходило. Сейчас наступают трудные времена: война, которой мы все надеялись избежать, уже на подступах к приюту, — зал напряжённо слушал каждое его слово, на лицах детей застыло испуганное выражение. — И в этой сложной, я бы даже сказал, тяжёлой, ситуации мы остаёмся одни, без какой-либо помощи извне. Чтобы выжить, каждому из нас придётся проявить чудеса мужества, и я верю, что вы все на это способны! Нельзя отчаиваться и опускать руки, ибо отчаяние — один из тяжких грехов. Мы будем преодолевать трудности, которые нас ждут, с верой в лучшее и надеждой на божественное провидение. Старших я прошу помогать малышам — им сейчас, как никогда, нужна будет ваша помощь. Только все вместе мы сможем… — тут патер Роберт замялся. — Пройти этот этап в нашей непростой жизни. А сейчас я попрошу всех воспитанников вернуться на свои места отдыха и приготовиться к эвакуации, собрать личные вещи, смену одежды, и ожидать своего воспитателя. Паники никакой не разводить, действовать строго по правилам и соблюдать все распоряжения администрации. Надеюсь, все меня поняли? — и патер Роберт грозно обвёл взглядом присутствующих. — Патер Томас, патер Бернард, патер Лазарус и сестра Бланж, пройдите в мой кабинет для составления подробного плана эвакуации. Всем приступать немедленно. Дети зашумели, задвигали стульями. На выходе из столовой Остин поймал настоятеля за рукав рясы. Патер Роберт уже хотел было отругать его за неприличное поведение, но увидев, что на том лица нет, смягчился. — Вы ведь не возьмёте больных из лазарета, так? — в глазах его стояли слёзы, губы дрожали, а голос почти срывался на крик. — Мальчик мой, — тяжёлая рука настоятеля легла на его плечо. — Я молю бога о том, чтобы все дети остались живы, и наши жертвы не оказались напрасными. Если у меня будет такая возможность, я обещаю тебе, что мы возьмём всех.