День всех слепых

…Горит Земля и города горят, А штрафники на палубах стоят, И зрят в глаза смердящему зловонью. Вы на гробы меняйте крейсера, В прорыв идут штрафные катера… Хрипловатый голос поручика Лукаса тонул в неистовом аккомпанементе. — Браво, — незаметно спустившийся в машинное отделение Слэйтон пару раз хлопнул в ладоши, выходя из тени. — Какое счастье, что в такое непростое время нам случился музыкальный попутчик! Хотел только предупредить, что статья 73 дробь 3 раздела 6 устава запрещает употребление спиртных напитков на борту во время подготовки к военным действиям. Или ваши люди считают себя выше устава? — А, Слэйтон, Вы, наконец, вылезли из своей конуры? — вспотевший от усердного пения Лукас отложил гитару. — Признаться, я думал, что мне не придётся Вас даже увидеть, не то что услышать ваш приятный голосок. — Рад, что напоминание о соблюдении устава Вы считаете приятным. Не всякий человек одинаково хорошо владеет и гитарой, и мозгами. Остаётся только надеяться, что с оружием Вы управляетесь не менее искусно, чем поёте. — Никогда бы не подумал, что борцы с мирными жителями будут учить меня управляться с оружием. Убить безоружного человека — это Вам не танк подбить. — В этом безжалостном мире войны, отнявшей у них всё, люди потеряли всяческую надежду на выживание. Они не хотят даже пить и размножаться. И единственное, на что они уповают — это на достойную кончину. Мы же дарим им эту возможность — уйти из мира достойно, сгореть в пламени битвы, предстать мучеником перед своими соплеменниками, а не сдохнуть от голода и болезней в гальюне эвакуационного транспорта. Мы высшие ипостаси воинов, ангелы смерти, приносящие человечеству последнее утешение! А что несёте человечеству вы, кроме своих банальных песенок? — К вашему сведенью, эту «банальную песенку» написал командир 5456-го батальона безвоздушных пехотинцев, весь личный состав которого сложил свои головы при штурме Януса, — Лукас поднялся, заправляя выбившуюся из штанов майку, и положил руку на рукоять боевого ножа. Остальные солдаты окружили Слэйтона плотным кольцом. — Или же Вы хотите выразить неуважение боевым офицерам своими ироничными выпадами? — Вы говорите об уважении… — Слэйтон обвёл взглядом потные лица солдат. — Однако заслуживают ли уважения пьяные разгильдяи, единственным проявлением доблести которых на данный момент является нарушение устава? — Уж не собираетесь ли Вы учить нас доблести и уважению? — Лукас сделал шаг к Слэйтону и почти выдохнул ему это в лицо. — Надеюсь, я ослышался, — Слэйтон делано скривился. — И вы не нуждаетесь в уроках мужества и доблести, ибо офицер без доблести — это половая тряпка, а не офицер. Хотя… Кое-какой урок я вам преподам. Лукас открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Слэйтон уже выхватил боевой нож: тонкое и короткое, всего полторы ладони, лезвие блеснуло в полутьме машинного отделения. Поручик выпучил сначала глаза, а потом захохотал во всю глотку. Его хохот подхватили остальные бойцы, и от громогласного ржача даже задрожали некоторые переборки. Каждый потянулся к поясным ножнам, и на Слэйтона ощерились огромные толстые клинки с зазубринами на противоположной лезвию стороне и глубокими кровостоками. Таким клинком человека можно было проткнуть насквозь. — Этот раунд явно не в твою пользу, — Лукаса всего трясло от смеха. Слэйтон не обращал внимания. Он успел закатать левый рукав и со всего маху рубанул ножом по руке. Кровь брызнула из открывшихся артерий, окатив Лукаса и ближайших солдат. Кисть безвольно повисла на перерезанных сухожилиях. Лукас дёрнулся, невольно отпрянул назад, запнулся за табуретку и с грохотом упал. Бойцы, на которых попала кровь, подались назад, толпа расступилась, и Слэйтон, зажимая рану свободной рукой, быстрым шагом направился к лестнице. За ним потянулся кровавый ручеёк. — Вот чёрт, — бормотал кто-то, стягивая заляпанную кровью майку. — Какой ужасно поганый денёк, — прогремел голос Лукаса. — Дайте-ка мне хлебнуть из заветной фляжки. Он плеснул из фляги на ладонь и омыл испачканное кровью лицо, потом сделал два больших глотка. Солдаты вернулись на трубы охлаждения, а Лукас подхватил гитару и взял два исступлённых аккорда. — Что-ж, — опять зарычал он. — Не каждый день приходится умываться чужой кровью, уж в этом он прав, — бойцы одобрительно загалдели, а Лукас начал наигрывать какую-то незатейливую мелодию. — Когда одна за другой за бортом рвутся помповые бомбы, когда в космосе становится не продохнуть от паров воды, мы надеваем деревянные скафандры… Где-то вдалеке хлопнула дверь отсека.