Тёмный мир, наши дни.
– Лайя! Какое событие, – улыбка расползлась по лицу Септентриона, когда дверь в кабинет советника отворилась и девушка привычно вошла в собственность мужчины. Вовсе не задумываясь о том, что достаточно давно её не посещала, но точно зная, что не приходила бы сюда ещё столько же лет отсутствия. – Возвращение феноменальной королевы. Женщина, добившаяся власти с самых низов. Тёмная, своим примером доказавшая, что есть что-то поважнее крови. Сила духа? Уверенность в себе? Он с издёвкой смаковал каждое слово. Пробовал на вкус порцию долгожданной речи, которую в голове произносил уже миллионы раз, оставляя этот лакомый кусочек на тот случай, когда брюнетка нарушит данную в порыве гнева клятву и всё-таки снова появится на пороге его комнаты. А самое обидное – что он всё это время унизительно держал дверь открытой именно для неё. Так бездарно променять своё мужское эго на мнимое высокомерие он мог только по чрезвычайной глупости. Глупости, которая седлала его уже несколько столетий и не позволяла даже расслабить и гордо расправить плечи. До безумия смешно – советник Септентрион остался с носом. И оставила его с ним заложница самой себя и также его драгоценной сестры. Такого удара по репутации мужчина ещё не получал. – Ты мне льстишь, дорогой, – кошачьи глаза Бёрнелл метнулись на всё те же шкафчики и тумбы, лишь поменявшие своё расположение и добавившие пару интересных предметов. Раньше она знала каждый сантиметр кабинета, сейчас – узнавала лишь некоторые вещи, которые связывали её прошлое с прошлым советника. – Должно быть, ты меня всё-таки ждал. Художница грациозно подошла к шкафчику, взяла с самого верха обитую синим бархатом коробочку и заглянула внутрь. Кольцо, поблёскивая сапфиром, мирно покоилось в положенном вырезе. Гравировка в виде трезубца на толстой обойме символизировала её власть. Власть в пандемониуме, над многими некогда равными ей бесами. Над целым тёмным миром, охотно склонившим перед сильной женщиной свою голову. И над его ничтожными чувствами, коими Септентрион никогда не умел управлять, если дело касалось – до чего забавно! – человека. Нисколько не запылилось – видимо, тёмный брал его, чтобы вспомнить былые годы. И достаточно часто. – Разумеется. За тобой должок, – кивнул мужчина, оглядывая с ног до головы ничуть не смутившуюся Лайю. Она была всё той же. Правда, от неё исходила совсем другая энергетика. Чужая. От неё за версту пахло искренностью и мягкотелостью, а значит, слабостью. И в чём она заключалась он тоже знал. – А ты сменила стиль в одежде, – советник пальцем поддел гипюровую лямку чёрного топа, по счастливой для него случайности выглядывающей из-за длинного платья-рубашки, дополненного тугим корсетом с цепями. И новый золотой кулон в виде солнца, покоившийся меж изящных ключиц. – Мир людей затягивает, правда? – Куда больше, чем этот, – призналась Бёрнелл, а потом рассмеялась. – Так говоришь, будто я не принадлежу людям. – Ты далеко не человек, – хмыкнул Септентрион. Прекрасно зная, как сильно это её злило. – Ты их убивала. И убиваешь. Как ты можешь себя к ним относить? У Лайи мороз по коже от этих слов. Они все – правда, тяжким грузом обременявшая спину. Она несла все убийства на себе, не отказываясь ни от одного: готова ответить. И всё равно ей никогда не искупить вины за все зверства, что девушка причиняла невинным душам в попытке спасти кучку других. Нет таких целей, ради которых ей позволялось убивать. И не будет. – Как бы ты ни старался задеть меня, Септи, – хрипло, практически шёпотом. – Я не стану отвечать тебе тем же. Проглочу любую твою колкость и не замечу. Один вопрос – тебе от этого стало легче? Ему не стало. Только хуже. Хотелось сгрести её в охапку, как он привык это делать раньше, и крепко-крепко к себе прижать, пока её острые ногти в приступе ярости режут его одежду на спине. Но Лайя спокойна, как никогда. Она сдержанна, разумна и давно научилась пропускать чужие слова через призму равнодушия. Без него. И слова советника для неё теперь такие же чужие, как и слова незнакомцев. Это выбивало из его затхлых лёгких весь проплесневевший воздух и скопившийся яд. Там у него настоящий мусор, потому что без неё мужчина практически не дышал. Не мог вздохнуть, и от этого чувствовал себя неполноценным, словно оторвали жизненно важную часть и выбросили, и брюнет загибался от открытой раны. Истекал кровью, а всё равно не умирал. Это слишком позорно для него – умирать от чувств. Септентрион всегда их отвергал и стыдился. В то время, как Бёрнелл открыто с ними боролась и не откладывала в дальний ящик. Может, этим она его и покорила? Своим не требующим доказательств мужеством. А его в ней было даже больше, чем в советнике. – Ты пришла за кольцом? – после недолгого неудобного молчания, мужчина кивнул на футляр в её руках. – Оно твоё. Забирай. – Я пришла тебя проведать, – пожала плечами Лайя. – Знаешь, я давно переросла наши обиды. Надеюсь, однажды и ты сможешь. Она коротко сжала плечо тёмного, сильнее стиснула коробку в ладони и двинулась к выходу. – Я правда помогал тебе чем мог, – внезапно сказал брюнет, не поворачиваясь. – Всё, что я знал сам, делил с вами. Бёрнелл промолчала. Вышла из кабинета родного брата той, кто поместил в неё порождение ада. И словно освободилась от удавок на шее и запястьях. Ладонь жёг синий бархат, выплавляя на коже девушки знак трезубца – в знак всё ещё не исчезнувшей власти над ним. Чувствовала её всем своим нутром, как бы старательно Септентрион ни скрывал. А это означало, что он снова станет в её руках марионеткой. А Лайя – отвратительный кукловод. – Ты хорошо постаралась, – рука Прокула оказалась на её спине в знак одобрения. – Если бы я не знал, что ты снова его дурачишь, сам бы поверил. Бёрнелл не вздрогнула: в её доме давно не было личного пространства. Хотя в её отсутствие – хоть отбавляй. В гостиной было начисто прибрано, никаких лишних и ценных вещей, лишь сползшая с большого чёрного кожаного дивана белая накидка, рядом – кофейный столик со стопкой аккуратно сложенных книг и пустующий кухонный гарнитур по периметру комнаты, словно хозяйка никогда больше не собиралась сюда возвращаться. С правой стороны виднелся проход в иной мир. И если Ноэ в своём жилище сделал ночное звёздное небо, то у Лайи он без разрешения сымитировал яркое солнце и пушистые зефирные облака, неспеша плавающие по нежно-голубому покрывалу. Художнице нравилось. Словно она не сидела в тёмном мире, как в склепе, а наслаждалась погодой на Земле в лесу у цветочной лужайки. – Я сказала ему исключительно правду, – поставила футляр на одинокую полку молочного стеллажа. – Это уже неважно. Важно, что ты снова можешь обратиться к нему за помощью и он в лепёшку расшибется, чтобы тебе угодить. За своеобразную плату, ты же её не забыла? Чтобы забыть те годы, Лайе нужно как минимум умереть. И этого будет недостаточно, чтобы выбить из себя воспоминания о времени, когда девушка была настолько отчаянна и глупа, что потакала адитуму и долго не могла разорвать порочный круг лжи и обмана. Брюнетка далеко не была такой светлой и чистой, какой её могли помнить близкие. Она лгала. Она использовала других ради своей выгоды. Она, в конце концов, наполовину чудовище. Неужели от неё до сих пор ждут добра? – Я не встану второй раз в то же болото, адитум. Я справлюсь и без Септентриона. Он всё равно ничего не знает. – Ты его недооцениваешь, – Локид вышел из-за стола, махнув длинными волосами. Лайя не смогла сдержать улыбку: слишком отвыкла от его настоящего облика. – Советник более, чем в курсе дел сестрицы. Однако, заставлять тебя мы не станем. На словах «не станем» блондин предупреждающе удостоил взглядом своего деда. Прокул перспективой доволен не был, но перечить своему внуку не стал – не в тех отношениях. Не в тех, в каких хотелось бы. – Безусловно, – согласно кивнула головой девушка. – Так о чём Вы хотели поговорить, Прокул? Я сделала, что Вы попросили. Теперь Ваша очередь. – Как ты знаешь, уже давно был украден артефакт сокрытия энергии, – вздохнул пожилой мужчина, подходя к искусной иллюзии Ноэ и на удивление спокойно, совсем не морщась от дневного света, стал разглядывать лесные красоты. – Я так долго искал лазейки, которые Сеера могла использовать, чтобы так хорошо спрятать своё присутствие. Так, что мы не нашли ни одной даже схожей энергии в доступных нам мирах. – Какова вероятность, что она в недоступном? – Ноль, – Ноэ отвлёкся от бесцельного лежания на диване. – У неё нет доступа и никто бы не позволил ей пройти. Выйти – тем более. Она бы не стала так рисковать. После суда все стражи до сих пор её ищут. Вариант один: она хитрая и придумала очень надёжный способ скрываться. Есть только одна небольшая странность.. Лайя оторвалась от гипнотизирования висящей на стене картины. Её девушка нарисовала в своей мастерской – изображение внешнего контура мужчины и женщины, через поцелуй перетекающих друг в друга и становящимися одним целым. Они, такие маленькие и незначительные по сравнению с небесными телами, сливались в огромный млечный путь, в целую галактику, хранящую внутри себя воображаемый мир. Там, внутри, пара создала свою невероятных масштабов вселенную, где едва ли помещалась их безграничная любовь. И для неё этого мало. И сколько бы галактик для любви ни создавали – мало. Потому что у неё нет ни границ, ни размеров. Есть только возможность почувствовать эту пронизывающую волну своей душой. И пусть на момент, когда художница создавала очередной шедевр, любовь прошла острым лезвием, распарывая необъятное явление на части, теперь она чувствовала её сказочной рябью, поражавшей от сердца весь остальной организм и приятной колкостью отдававшейся в кончиках пальцев. Любовь подлинна лишь когда вкладываешь в неё все свои силы. Если жалеешь – притворна. – Какая? – отведя взгляд от полотна, Бёрнелл взглянула на угрюмого адитума. – Ты чувствуешься везде. Твоя энергетика присутствует в тёмном мире, даже когда ты не здесь. – Что это значит? – непонимающе. От слова «совсем». Локид обошёл диван, захватил синюю коробочку с кольцом и вручил её брюнетке. – Пока не знаем. Мы попросили тебя его забрать, чтобы ты могла вернуться в воспоминания с советником. Может, ты бы заметила что-то необычное, – вздохнул мужчина. – Низшие объединяются в большие кучи, Лайя. Они бездарно гибнут от рук своих же королей. Если не перестанут, для них это будет концом. Система рушится. Пандемониум перестал решать важные дела и пытается разобраться с нападениями. Лайя знала, к чему они клонят. Прокул нетерпеливо прервал Ноэ. – Я заметил некоторые манерные следы Сееры. Есть вероятность, что она всё-таки жива. В конце концов, теперь мне требуется твоя помощь. Девушка отвернула голову от мужчин, сложила на груди руки – так сильно не хотела слушать продолжение. Она пообещала себе больше не соваться сюда. И в то же время расплата за все деяния свалилась на неё в один момент. – В чём она заключается? – Ты нужна в совете. Пора возвращаться.***
В замке Бёрнелл не стала ждать Локида и направилась в спальню, где проводила последние несколько дней без желания выходить. А он не пошёл следом: знал, что ей нужно время всё взвесить и обдумать. У неё вместо привычной ненависти к себе пусто и тихо. В голове беспрестанно дул ветер вместо роя мыслей, а часы бежали быстрее, чем обычно. Лайя много читала, бездумно пропуская сквозь себя буквы и совсем не понимая смысл слов, постоянно перебирала рабочие документы, убиралась в комнате, даже когда этого совершенно не требовалось, ковырялась в принесённой друзьями еде и целую порцию отдавала назад, для вида немного перемешав блюдо. Словно бы немного съела. Так было спокойнее её близким. И ей тоже. Но слышать, как у двери стоит Влад, положив ладонь на ручку – больно. А когда он, так и не сделав попытку войти, уходит – ещё больнее. Но она всё равно бы его не впустила. – Лайя, – в этот раз не ушёл. – Я понимаю, тебе сейчас сложно.. Но ты не могла бы открыть? Нам нужно поговорить. – О чём? – с грохотом в груди она замерла напротив ручки. – О приёме, – «и о тебе» – хотелось добавить, но он не стал. – Он уже завтра. Девушка хлопнула себя по лбу. Совсем вылетело из головы. – Входи. Дверь отворилась. Мужчина осторожно прошёл в комнату, аккуратно повернул ручку, отрезая их от оставшегося замка. В левой руке держал плоскую длинную коробку, молча положил её на тумбу в углу. Воцарилась непривычная тишина, длившаяся всего долю секунды – Басараб не выдержал и преодолел расстояние между ними. Оно казалось настоящей пропастью, перешагивать через которую Бёрнелл не решилась: уже для себя всё определила. Но отказаться от распахнутых для неё рук не смогла. Это было её самой большой слабостью. И девушка позволила себе раствориться в широких, тёплых ладонях всего лишь на пару секунд. Потом – отстранилась, с горечью отмечая вспыхнувшее в глазах Влада разочарование. Ожидаемая реакция на её хладнокровие. – Что это? – с любопытством кивнула на тумбу девушка, сделав пару шагов назад и заняв прежнее место у резной деревянной колонны кровати. – Я подумал, что ты не успеешь пройтись по магазинам и найти себе наряд. Поэтому подобрал сам и.. – он подхватил коробку, перевязанную белой лентой, и передал Лайе. – …я буду рад, если ты придёшь в нём. Художница растянула губы в удивлённой улыбке, потянула за один из концов банта и сняла крышку. Бордовый шёлк приятно заскользил под подушечками пальцев, и Бёрнелл приподняла платье за бретельки. – Спасибо. Оно очень красивое, – честно. – Я обязательно его надену. Сделала пару шагов в его сторону, коснулась губами колючей из-за щетины щеки. Его рука моментально обвила стройную женскую талию, слегка прижимая к себе. – Завтра мы полетим в Прованс. Будь готова в десять часов утра. – Да, конечно, – кивнула Лайя, безотрывно вглядываясь в сверкающие глаза напротив. Им суждено потухнуть через пару слов, которые она произнесёт. – Влад, после приёма мы уедем. Так и случилось. А ещё у него внутри что-то треснуло. Кажется, это было сердце. – Почему? Из-за последних событий? – мужчина полностью развернулся к Бёрнелл, ладонями обхватывая лицо. – Я тебе обещаю защиту. Здесь постоянные дежурства и охрана, пока не найдут убийцу, они не уедут. Я сделаю всё, чтобы ты и наши друзья были в безопасности. Не допущу, чтобы с вами что-то случилось. Никогда. «Ты представления не имеешь, с кем разговариваешь. Им никогда не найти убийцу или, напротив, как раз-таки найти – вот она я. Ещё пару бессонных ночей и я усну прямо так, стоя. Это не тот способ, с помощью которого я бы хотела рассказать тебе правду. Пока что не могу..» – Этого недостаточно, Влад! – убрала его руки. Слишком грубо, отрывисто. Чтобы он перестал убеждать её остаться. Иначе она действительно это сделает и обязательно пожалеет. – Недостаточно.. Я не могу так рисковать своей семьёй. «И тобой. И Лео. И всеми в округе» Басараба словно ударили по лицу – он ударной волной был откинут назад. Поэтому сделал полшага в сторону двери. Мужчина не мог принудить её остаться. Не мог, но, честно говоря, очень хотел, как бы эгоистично это ни звучало. – Ты помнишь одно из условий нашего сотрудничества? Ты поставила свою подпись, Лайя. Идёт разработка главного офиса. Тебе нужно быть здесь. К тому же, если убийце нужны вы, он найдёт вас незащищёнными. Здесь я могу гарантировать надлежащий контроль, расследование дела, присмотр. Не глупи, я тебя прошу, – весомые аргументы посыпались камнями в огород Бёрнелл. Он говорил правдивые факты, если бы не одно «но», стоящее перед ним во всей красе. – В конце концов, ты мне нужна. Каменная ограда, которую брюнетка старательно возводила между ними, теперь рухнула не по кирпичику, а в один момент вся полностью. Разлетелась в разные стороны, открывая глазам Влада сидящую на полу девушку двадцати пяти лет, плотно закрывшую ладонями лицо – было страшно их вновь открывать. Она сидела на полу, потерянная и оставленная самыми дорогими людьми наедине сама с собой, не имевшая представления, как ей жить дальше и что делать, на руках с маленьким ребёнком и ядовитым отторжением общества. Непонятая, отчаявшаяся, пронизанная скорбью и грядущим одиночеством. Сидела там, где Басараб её оставил и не могла сдвинуться с места. А душа у неё всё ещё застряла во дворах Османской империи, под раскидистым дубом на коленях у Аслана. Слушала красивые стихи из уст брюнета и любовалась его природной красотой, серьёзным взглядом и воодушевлением, которое ему приносили складные предложения. Удовольствием от втекающих в уши рифмованных строф, от их наполненности скрытым смыслом и, конечно же, клишированных фраз о любви. Банальных, но таких очевидно правильных, что невольно заставляли задуматься. Душа всё ещё путалась в балдахине из ценного материала в покоях члена семьи султана, игралась с маминым ожерельем в шкатулке и примеряла подростковые длинные платья, богато расшитые драгоценными камнями. Свободно вылетала в окно и резвилась под дождиком, пропитывалась ароматом вкусного обеда в столовой и купалась в восточных сладостях, пачкаясь сладкой сахарной пудрой. Блаженно раскидывала баночки с краской и швыряла запрещённые картины в разные стороны, шалила с покрывалом и любимой гончей, умиротворённо сопящей у подножья старой скрипящей кровати. Душа у Лайи всё ещё не прожила свою молодость, слишком рано повзрослела и стала решать важные проблемы, перекрывая путь шалостям и проказам – а они так сильно были ей нужны. Лайе нужна была жизнь, где не было душащего горя, где не было места постоянным слезам и несчастью. Лайе нужны были её друзья, побеги от бостанджи и тайные встречи. Поцелуи в лунном свете, занятия на лошадях с мелькающим рыжеволосым парнем и его широкой улыбкой, танцы в откровенных нарядах и даже токсичная забота собственного брата. Лайе нужна была её жизнь, а не чужая. Лайе нужна была Лале. Хотя бы ненадолго. Просто почувствовать себя живой, сломленной – и не стыдиться этого, не говорить себе «нельзя, сейчас не время», не думать о том, что на ней такая тяжкая ответственность за чужие жизни. Лишь отвечать за свою и мечтать выйти замуж за самого лучшего мужчину во всех вселенных и мирах. Но Лале сама лично отказалась от беззаботной жизни ради своих друзей. И без сомнений твердила, что никогда об этом не пожалеет. – Завтра в десять я буду тебя ждать у входа, – выдохнула Бёрнелл. – Не опаздывай, – отрешённо ответил мужчина, явно потерявшийся в своих мыслях. – Иначе я уеду один. Хлопок дверью заставил темноволосую обессиленно упасть в мягкий плен кровати. Удаляющиеся шаги – захотеть в него навсегда провалиться.***
Раздражённо тряхнув рукой, чтобы часы легли на запястье как положено, Влад вгляделся в циферблат и насчитал двенадцать часов дня. Это значило, что ещё как минимум столько же ему придётся обдумывать закончившийся минуту назад разговор и огрызаться на всех и каждого из-за плохого настроения. Однако, одним из лекарств от досаждавшей эмоциональной болезни был его друг, уже который день пытавшийся поймать Басараба для разговора. Отложив все свои срочные и не очень дела, брюнет яростной походкой направлялся в комнату Лео, из которой тот практически не показывался. Лишь по определённым дням, когда не так сильно болела голова и он мог справиться с накатывавшей напастью. Влад злился. Хотя бы потому что он уже давно не видел удивительную историю из прошлого и никакими способами не мог добиться даже короткого сна, вместо этого получая полноценный сон, о котором когда-то так мечтал и отсутствие каких-либо воспоминаний о ночи. Он просто ложился и спал – и это его неистово бесило. – О, при.. – дверь с громким хлопком закрылась, а сам Басараб угрюмым торнадо пронёсся к балкону мимо сидевшего на стуле Лео. – ...вет. Влад? Рыжеволосый положил простой карандаш, которым вертел в воздухе между пальцами для того, чтобы лучше думалось, прошёл следом за другом. Летний ветер словно вдыхал в Нолана жизнь, навевал о ностальгии по неизвестно чему. По чему-то приятному, родному, забытому. По чему-то, чего ему определённо сильно не хватало. – О чём ты хотел со мной поговорить? – брюнет локтями облокотился на серый каменный бортик, лбом – в сложенные в замок кисти. – О том, что либо я еду в психиатрическую больницу, либо иду разговаривать с Лайей, – без утайки. – Слушай, это же должно быть закономерностью, верно? Раз мы это видим, у неё тоже должно быть что-то подобное. Может, она что-то знает? – Понятия не имею, – приглушенный голос, сдуваемый ветром, долетел до ушей Лео. – Что ещё видел? Тонкий, женский пальчик взмыл в небо, прочерчивая зримую только ему линию, моментально рассыпающуюся блёстками и искрами. Остановился на серединке палящего солнца вдали и провёл его контур. В голове девушки рисовались картинки недавно рассказанной Асланом сказки о ласточке и она задавала все интересующие её вопросы юноше. – А если бы ты был ласточкой, ты бы смог оставить своих близких? – Лале, не поворачивая головы, всё так же водила вытянутой рукой по необъятному лазурному своду. Рыжеволосый вздохнул. Он словно разговаривал со своей маленькой младшей сестрой, любопытной до любой детали и мелочи и оттого так сильно на них зацикливалась. Расспрашивала то, о чём ранее парень даже и не думал, и вот уже половину часа сидел в задумчивости и неопределённости. На палец юной хатун села голубая бабочка. Пару раз хлопнув крыльями, застыла, крепко держась лапками за мизинец. Лале в восхищении замерла, любуясь красотой на своих пальцах – рядом замер и Аслан, боясь пошевелиться. На его коленях неподвижно лежала девушка, а он своими копошениями не хотел ненароком спугнуть насекомое, уютно и безопасно устроившееся на нежной коже. Бабочка умиротворённо ещё раз дёрнула васильковыми крылышками и вспорхнула, улетая дальше. Куда-то в сторону солнца. – Если бы у меня были крылья.. – грустно, тяжело вздохнула темноволосая, переворачиваясь на живот и приземляя подбородок на сложенные руки. – Вот же они, – Аслан ощупал лопатки девушки пальцами. От щекотки та по-доброму рассмеялась в унисон с рыжеволосым кудрявым волшебником, своей сердобольностью действительно подарившим ей крылья. Своей дружбой, готовностью помочь и искренностью. Своим появлением в её жизни. – Просто ты их прячешь, маленькая хитрая ласточка.. Поодаль за ними с теплотой наблюдал Влад, согнув ноги в коленях. Одна лежала на земле, а вторая стояла вертикально, служа для юноши импровизированным мольбертом – он делал наброски рисунков под мирное щебетание птиц. Уголь приятно шуршал о полотно, не позволяя Басарабу допустить и малейшей ошибки: совсем как в жизни. Всё стихло. Из-за коленки показалась тёмная макушка, а спустя пару секунд выглянули два любопытных глаза. Влад от неожиданности вздрогнул, опуская эскиз пустой стороной вверх. – А что ты тут рисуешь? – девушка потянулась к листу, но брюнет покачал головой, перехватывая её руку и поднося мягкую ладонь к своей щеке. – Ещё не готово. – Я же только посмотреть! – взмолилась Лале. – Ты же сама не даёшь нам смотреть незаконченные рисунки, – Аслан улыбнулся в ответ на улыбку друга. – Как будто вы меня слушаете, – пробубнила темноволосая и перевернулась на спину, удобно устраиваясь на груди Влада. Он с нескрываемой нежностью притянул к себе любимую, коснулся губами её затылка и сильнее вжался в кору дерева, каждым позвонком ощущая шершавую, прерывистую поверхность. Тучи серым навесом сгущались над Эдирне, отрезая солнечные лучи от счастливой троицы, за разговорами проводившую уже второй час. Но это было непозволительной роскошью, и вскоре из-за сильного ветра ребята вынудили Лале вернуться в тёплую комнату, а сами засобирались в конюшню. – И кто придумал плохую погоду.. – девушка побрела вместе с друзьями в сторону дома. – Везде должен быть баланс, – пожал в ответ плечами Влад. – К тому же, плохая погода напоминает, что в жизни всё проходит. Как солнце, так и дождь, – Аслан подушечкой указательного пальца легонько стукнул по кончику вздёрнутого носа Лале. Та забавно его сморщила. – Всё однажды заканчивается. Басараб согласно кивнул. – Нужно только потерпеть. Брюнет дослушал рассказ с клокочущим сердцем. Могут ли эти события действительно быть выдумкой бурной фантазии? У Влада не было такого богатого воображения, и хоть Лео отличался изобретательностью, это не было чистой случайностью – им снилось одно и то же. – Тогда тебе стоит поторопиться. После приёма Лайя уезжает, – только и ответил мужчина, устремив взгляд вдаль. Лео дёрнулся, с удивлением посмотрел на друга. – Как? Почему? – Боится за свою семью, – тихо, но вкрадчиво. – Видимо, она мне не доверяет. – Я уверен, дело не в этом. Ты же не слепой, видишь, как она к тебе относится. Я надеюсь, что не слепой, – закатил глаза Лео. – Убеди её остаться. Ты же можешь. Он мог. Стоит ему ещё надавить – и её решительное выражение лица смягчится. Сказать правду о его чувствах, подкрепить их прикосновениями и лаской – и она подумает над своими планами ещё. В его пользу, конечно же. Но Влад не станет. Пока что – нет. – Она вольна делать что хочет. Я беспокоюсь за неё, – пожал плечами. Размял шею. Нолан фыркнул. – Что-то придумаю. У меня есть время. Рыжеволосый склонился над бортиком, на один уровень с другом. Так же напряжённо уставился вдаль, на покрытые густым слоем тумана горы, на сине-зелёный пейзаж леса, на постройки в округе замка, на красиво подрезанные бывшим дворецким кустики и ухоженные деревья на прилегающей территории. Басараб опустил взгляд за забор. По периметру мелькнула чья-то фигура и скрылась в тени колыхавшихся берёз. – Ты видел? – мужчина выпрямился, пытаясь заглянуть за угол здания. – Что? – Лео метал глаза по всему двору. – Что видел? Влад сорвался с места. Нолан догнал его у лестницы, без вопросов еле поспевая за целенаправленно практически бегущим брюнетом. Через боковой вход, через кусты и заросли, к самому забору. К примятой траве и уже пустой местности. – Кого ты увидел? – Кто-то прошёл тут. Не из охраны. Я не распознал, просто силуэт, – Басараб двинулся в сторону ведущих шагов. – Как его пропустили? Здесь столько офицеров! – Лео ошарашенно пошёл следом. Чуть не налетел на резко остановившегося мужчину. Тот наклонился, что-то поднял и положил на ладошку – гранатовый браслет сверкнул рубиновым отблеском на солнечном свете. Брюнет озадаченно посмотрел на друга – рыжеволосый неоднозначно пожал плечами и качнул головой. – Может, Лайя и права, – Влад осторожно спрятал украшение в карман пиджака. – Им не стоит здесь оставаться. Пока что.***
Рокус лежал на кровати, придавленный скалой воспоминаний. Он смотрел в потолок – тот самый, в который беспрестанно глядел целыми днями после смерти отца. Стены, пол, окна – всё это связывало его с прошлым: третий этаж хозяин замка ещё не отремонтировал, и комната практически не подверглась изменениям. Сменилась лишь кровать, поставили новые тумбы, стулья, отремонтировали шкаф и повесили пару полок. Юноша сел на кровати, прижал ладони к лицу и вздохнул. Всё возвращалось на круги своя. Как в аду – они снова начали с первого. Со срывов, запаха смерти, с нестабильного состояния, с импульсивных решений и глупых последствий. Лайя будто бы потеряла приобретённый прогресс, и как бы ни пыталась взять себя под контроль вновь – не выходило. И, как и предполагал Рокус, кроме старухи ей теперь никто не поможет. Ни отвары Сандры, ни воодушевляющие речи, ни даже её старания. В коридоре послышалась возня. Брюнет поднялся с постели, открыл дверь и выглянул. Влад собирал упавшие с коробок папки, и, пока поднимал, ронял новые. – Тебе помочь? – Бёрнелл вышел полностью. Басараб резко развернулся. – Буду благодарен. Спасибо. Юноша подобрал стопку, забрал одну из коробок у брюнета и остановился. – А куда нести? В кабинет? – Нет, – мужчина кивнул на лестницу. – Я временно переехал на тот этаж. Тебе бы тоже советовал туда. – Из-за охраны? В ответ Влад покачал головой и пошёл вперёд. Рокус пожал плечами и пошёл следом. Практически до конца второго этажа, в соседнюю комнату с матерью. Слегка улыбнулся – он перебрался сюда ради неё? Чтобы если что всегда быть рядом? – Выпьешь кофе? «Я бы не только кофе выпил» – вздохнул парень, но в ответ только кивнул. К тому же, делать ему кроме самобичевания и размусоливания одних и тех же проблем было действительно нечего. Сандра закопалась в книги, а Бёрнелл уже не мог на них смотреть, последние несколько дней только и торчал в библиотеке и света дневного не видел. Ноэ пропадал в тёмном мире, лишь изредка перед сном заглядывая узнать как у него дела и как обстоят они у Лайи. Благо, вытащил её из комнаты, правда, цели Рокусу не слишком понравились – но что имели. При других обстоятельствах она бы и нос из своих покоев не высунула. – Я хотел извиниться перед тобой, Эдриан, – Влад поставил перед парнем кружку. – За нас с Лео. Было неправильно спрашивать такое при всех, это слишком личное. Юноша внимательно посмотрел на отца: всё такой же. Тактичный. Воспитанный. Галантный. До невозможности правильный, и совсем не раздражал этим. Наоборот – восхищал. Выдержкой, сдержанностью, отстранённостью. Так хотел к нему приблизиться, а он не подпускал дальше границы, которую прочертил сам, и Рокус знал: пока сам не захочет, ничего не выйдет. Да и извинялся он не за себя. Ничего не сделал, а вину всё равно чувствовал. Стоило ли ещё озадачиваться, в кого у него такой характер? Будто бы оба родителя вовсе не такие. Басараб выжидательно поджал губы. – Всё в порядке. Я сам виноват, – темноволосый отпил глоток. – Не надо было тебе про возраст врать. Я просто иногда старше неё себя ощущаю. Бес попутал. В голове парня сразу стали вырисовываться картины сидящего на плече Ноэ, и чтобы вовремя подавить смех, Бёрнелл скрыл широкую улыбку за кружкой. – Тогда давай будем считать, что всё улажено, – кивнул Влад. – Мне жаль, что так вышло. Я постараюсь обеспечить вам безопасность на эти два дня. Сделаю всё, что смогу. – О каких двух днях речь? – Лайя сказала, что вы уезжаете после приёма. После того, как я решу все связанные с этим проблемы, дам знать. Так вам ничего не будет угрожать. Полная кружка с кофе приземлилась на стол. Слегка недовольно, нервно, с силой. Басараб исходом событий удовлетворён не был, однако, другого пути не видел. Отсылать их куда подальше без возможности самому контролировать ситуацию? Ещё вчера он бы сам себе настучал по голове за барахливший генератор идей, но теперь.. Помогли ли его разговоры с охраной? Твёрдый, жгущий холодом голос – словно шипела ядовитая змея, готовая укусить в любой момент. Они допустили, чтобы на территорию попал посторонний человек. И если это убийца, он спокойно сможет проникнуть вновь. Ночью, днём, вечером, утром? Когда? – Ты останешься здесь один? Басараб задумчиво кивнул. Да – он останется здесь один. Наедине с её образом под веками.***
Как только часы пробили без четверти двенадцать ночи и замок погрузился в полную тишину, дверь в комнату Лайи со скрипом отворилась. Девушка, облачённая в тёмно-синий плащ, чёрный кожаный костюм и ботинки на толстой тракторной подошве, неслышно двигалась по коридору, в руках сжимая кремовую атласную ленточку. На улице недавно закончился ливень – символично, учитывая, куда она направлялась. Бёрнелл собрала все свои силы в кулак. Ей обязательно этой ночью надо быть у него. Ей пора пересилить себя, перестать бежать от случившегося и.. наконец извиниться. Пусть ему это уже не поможет, пусть он совершенно точно её ни в чём не винит, пусть ему уже абсолютно всё равно и её молитвы он уже не услышит. Так будет лучше ей самой. Наверное. В конце коридора неподвижно стоял полицейский, с изумлением оглядывая приближающуюся к нему девушку. – Мисс, покидать замок в такое время запрещено, – с треском прервал молчание. Лайя поморщилась. – Я выхожу под свою ответственность. – Я не имею права Вас выпустить. Бёрнелл сердито выдохнула. – Тогда сопроводите меня. Я ненадолго, – он не сдвинулся с места. – Пожалуйста. Я забыла одну вещь на улице, она мне срочно нужна. Мужчине на вид было около тридцати пяти лет: гладко выбрит, блондинистые прямые волосы, уложенные в модную для данного времени причёску. Ровная осанка, опрятная, выглаженная форма и едва виднеющаяся чёрная кобура с оружием на правом бедре. Серьёзный вид, но осунувшееся выражение лица, глубокие, тёмные мешки под глазами и загнутые длинные ресницы, грузом тянувшие веки закрыться. Не будь он так обеспокоен наличием убийцы вокруг, подожди девушка ещё немного – и она бы без препятствий прошла мимо него. Но Влад хорошо постарался. Если бы она вышла на лестницу в одиночестве, к ней было бы приковано уже несколько пар зорких глаз. Полицейский спустился к товарищам, от общей кучи отделилось ещё двое и брюнетка под конвоем вышла на улицу. Ей стало смешно. Её защищали от самой же себя. – Далеко идти? – спросил один из офицеров, не поворачивая головы. – В сад, – после недолгих раздумий ответила Лайя. – Практически до конца. До.. ограждения. Бёрнелл заходила так далеко всего лишь раз по случайности. Когда забылась и набрела на знакомый выступ, чуть ли не перевернувшись через него. Тогда она испугалась и чуть ли не побежала без оглядки назад, сбив нюхавшего тюльпаны Лео. Но сейчас темноволосая шла по своей воле. Крепко сжимала в руке потрёпанную, но такую важную ткань и словно отрывала от души вместе с её кусочками. Отрывала для своего сердца, погребённого под несколькими метрами земли. – Подождите здесь. Я буду на виду, – пообещала девушка и неуверенно сделала шаг вперёд. Потом ещё один, и ещё, словно сбрасывая с себя привязанные верёвками камни. Коснулась калитки, со скрипом её отворила, оставляя позади шесть прошедших веков и словно возвращаясь в родимую Валахию. Лайя словно оказалась в начале своего пути, с дрожью в руках, с уходящей землёй из-под ног, с ощущением альтернативной вселенной, в которой она по ошибке оказалась и теперь вынужденно проживала. Был ли где-то вход назад, в свою? Может, её разбудили глубокой ночью и вместо пробуждения её разум навсегда остался в своих кошмарах? Если так, как ей проснуться? Но с каждым днём реальность втекала в организм густым мазутом и там же застывала, мешая возвращению в нормальный режим жизни. Для этого ей не хватало крепкого мужского духа, незримо подталкивающего её на нужную стезю. Ей не хватало уверенности в себе, внутренней силы, рискованности. Она вместо целого мира под стопой выбрала своего маленького мальчика. И испортила всё, что могла. Кто бы мог подумать? Добрая, милая, светлая Лале, о которой трепетно и с любовью думал каждый, кто её знал. Если бы у радости было человеческое воплощение, им непременно стала бы энергичная, юная, сообразительная и талантливая девушка. Девушка, которая сама накликала горе на свою судьбу, стала причиной беды для того, кто всю свою нежность, чуткость и сентиментальность щедро дарил ей. Того, кто никогда их не проявлял и держался каменным и бесчувственным. Того, кого она одним своим видом волновала и впечатляла. Того, перед чьей могилой она сейчас стояла. И решалась сделать ещё пару шагов, мимо прогнившей скамейки, когда-то полноценно стоявшей здесь и терпевшей целыми днями присутствие Лайи. Но назад пути уже нет, да и она себя ни за что не простит, если, находясь в непосредственной близости, в такой день не придёт к нему. Ведь ровно пятьсот шестьдесят семь лет назад его не стало. Девушка преодолела расстояние и, сняв плащ, постелила его на землю. Села на него, поставила локти на колени и наконец-то подняла глаза на железный крест, на табличку, где было высечено имя и годы жизни. – Я не буду здороваться, – после повисшего вокруг звона тишины, в сиянии лунного света полушёпотом сказала темноволосая. Она виновато перебирала руками кусочек атласа. – Потому что никогда с тобой не прощалась. Но оставила тебя здесь одного, пока ты меня никогда не оставлял. И не оставил бы, – улыбнулась уголком губ, чувствуя, как знакомая волна печали жжёт глаза. Закусила губу, чтобы переключить внимание организма с моральной боли на физическую. – Если честно, было страшно возвращаться сюда после того, что я натворила, но.. Знаешь, я больше не жалею. И если бы я попала туда сейчас, – она шмыгнула носом, тыльной стороной кисти вытерла бегущие дорожки слёз. – Я бы снова это сделала. Темноволосая поднесла кулак ко рту, закусила костяшку, подавляя накатывавшие всхлипы. Впилась зубами до вспышки в глазах. Старалась плакать тише, грудь пульсировала, затылок горел невысказанными словами. Лайя запрокинула голову в попытке вернуть слёзы назад. Это – слёзы вины, стоявшей поперёк горла. Наполнявшей внутренности тяжёлой жидкостью доверху. Раскаяния, тоски, сожаления, муки. Она чертовски по нему скучала. – Столько времени прошло с тех пор, как ты пообещал вернуться.. Ты же всегда их сдерживал, Влад! Почему такое простое не смог? – неразборчиво. Девушка крепко сжала зубы, дробя ими всю сдержанность и выпуская на свободу вынашиваемые веками мысли. – Я столько живу, и ни разу не встретила никого, кто мог бы даже сравниться с тобой. И когда вновь встретила.. Скажи, как ты одним присутствием заставляешь меня хотеть чувствовать себя маленькой девочкой? Девочкой, которой требовалась его забота. Которая так сильно мечтала о его ласке. С ним она всегда такой и была. А в его глазах – сильной, независимой, с кучей идей и неиссякаемым запасом отзывчивости. Главное, что она была его. Что была. – Прости, что я тебя не уберегла, милый, – так тихо, что сама не поняла, подумала или сказала. – Прости, что тебе пришлось принять на себя мои ошибки. И даже если ты никогда себя не вспомнишь.. Тебя всегда буду помнить я. Лайя встала на колени, протянула руки к кресту и завязала атласный кусочек ткани. Губами крепко прижалась к холодному металлу, словно там, внутри него, была жизнь. – Мисс Бёрнелл, пора возвращаться, – громко позвал один из офицеров, и темноволосая вздрогнула. Раньше здесь росли цветы. Теперь пустоту заполняла маленькая, значимая для них обоих многое кремовая ленточка.***
В офисе Влад остался до последнего. До затишья гула работников и постоянного звука клавиш, до бьющего по черепу звука стрелок в часах и до единственной горящей лампы в кабинете начальника. Мужчина сидел на столом, отрешённо отталкиваясь блестящей чёрной туфлёй от пола и качаясь на кожаном кресле. Он достаточно долго не появлялся здесь – это заметно по скопившейся куче документов, которая обычно никогда у него не набиралась. И сегодня Басараб её тоже не разобрал. Он приехал на работу отвлечься, погрузиться в полезное дело. Изучить статистику, подписать важные бумаги. И всё равно не то. Не идёт процесс, как бы он себя ни заставлял. Поэтому ходил по кабинету, просматривал стеллаж с наградами и со вздохом глядел на неразобранную стопку. Его рассеянность определённо ему мешала. – Мистер Басараб, я закончила работу, – низкого роста шатенка коротко постучала по двери, а потом нырнула головой внутрь, застав брюнета напротив окна. Тот обернулся. – Обычно я закрываю офис, но если вы останетесь.. Могу я идти? Влад взял со стола папки, выключил настольную лампу, погрузив пустовавший кабинет во тьму снова. – Спасибо, Мэри. Вас подвезти до дома? – Нет, что Вы. Мне недалеко идти, – она смущённо улыбнулась. – Уже поздно, – мужчина посмотрел на часы. – Практически половина двенадцатого. – Меня встретит муж. Он ждёт снаружи. Благодарю Вас. Брюнет отстранённо кивнул, зазвенел ключами. – Я сам закрою. Доброй ночи. – И вам, мистер Басараб! В машине Влад задержался лишь на миг. Потом – вдавил педаль газа и плавно, не торопясь, поехал в замок. Городские пейзажи сменялись пейзажами Холодного леса, брюнет уже выучил, казалось бы, каждое дерево, однако всякий раз они казались новыми. Новыми, но такими знакомыми, будто бы он здесь жил испокон веков, с маленьких ростков. А может, это так и было? У ворот дома мужчина заметил движение. Припарковал машину, наспех вылез из неё и отправился к движущейся толпе. Разглядел среди офицеров девушку, натянувшую на голову капюшон и ладонями вытиравшую лицо. Басараб поймал их у входа. – Лайя? – удивился мужчина. – Что ты так поздно здесь делаешь? У него от злости бы из глаз начали бить молнии и руки сомкнулись на воротнике одного из бездарей, которым он строго-настрого запретил без его ведома позволять своим гостям выйти. Он бы и не дрогнул, с силой прижимая его к холодной каменной стене замка. И не постыдился бы хорошенько его встряхнуть – какое право имеет ставить на кон чужие жизни? Полиция должна их спасать. А не подвергать опасности. Он бы всё это сделал, если бы Бёрнелл не всхлипнула, привлекая к себе внимание брюнета. Офицеры на его вопросительный взгляд лишь растерянно пожали плечами. – Я уже иду назад, – сдавленно ответила та, отворачивая от него лицо. Влад раздражённо махнул рукой полицейским, и те отошли в сторону, но в замок без них не зашли. – Что случилось? – мужчина ладонями повернул её к себе, прямо на свет фонаря. Воспалённые глаза, красный нос и холодные щёки, словно кровь покинула эти места насовсем. – Ничего, всё хорошо, – она шмыгнула носом, пальцами крепко сжимая его запястья. – В порядке, ничего не произошло. – Пойдём, – он рукой мягко надавил на её спину, подталкивая ко входу в дом. Довёл почти до конца коридора, только немного не доходя свернул. А она и не заметила – просто шла вперёд, зная, что рядом Влад. Влад, у которого где-то внутри сидел тот самый обозлённый мальчик из Валахии, по неволе принуждённый служить воином в Османской империи, терпеть унижения, будучи правительской крови, вдали постоянно переживать о судьбе отца и брата. Мальчик, без которого жизнь Лале была бы серой и унылой, лишённой настоящих, искренних эмоций и чувств. Мальчик, который их пробудил, хотя сам был угрюмым и хмурым, и лишь спустя время стал раскрывать свои мягкие и слабые стороны девчонке, родившейся в семье захватчиков его жизни. Она теплилась в руках султана, и ему было решать – давить её или поливать, позволяя распуститься великолепному бутону. Вместо него юная хатун лично осторожно очищала хрупкий цветок от верхнего слоя камня, в который он по своему желанию забрался и отказывался выходить и вновь учиться чувствовать. Чувства делали его уязвимым, а для воина и будущего преемника власти это не было самой лучшей чертой. Но Лале – самое необъяснимое исключение из правил жизни. Она, являясь его самым ранимым местом, делала только отважнее и сильнее. Она его всегда ждала. И потому он возвращался. Всегда возвращался.