Вечный шторм

      — Нет, я хочу поговорить с тобой! — Гермиона чуть было не закричала, но сохранила громкость голоса в рамках приличия общественного места.              — Затащить в постель, поправлю.              Малфой с нескрываемым весельем следовал за Грейнджер в направлении её башни, изредка встречая одиноких студентов в коридорах.              — Какой же ты противный, тебе говорили? Это верх наглости — полагать, что я могу пригласить тебя к себе в гостиную с целью… с совершенно не той целью, с которой на самом деле приглашаю. Хоть какой-то девушке стоило сбить с тебя спесь, неужели все они так и падали перед тобой?              — О, не волнуйся, с обрыва передо мной не падали точно, — Драко с трудом увернулся от женской ладони, которая почти прошлась по щеке. — Поэтому ты, определённо, особенная.              — Знаешь, я передумала. Ты проживёшь и без этой информации! — почти дойдя до портрета, Гермиона остановилась и скрестила руки, ожидая ухода Малфоя. — Благодарю за компанию, но теперь ты свободен.              — Ты перепутала меня с домовым эльфом, когда принялась раздавать приказы. Я уже настроен увидеть спальню Золотой девочки и никуда не уйду, — он же с нетерпением уставился на портрет, хотя изображённый мужчина категорически отказывался открывать без пароля, даже если полгода там жила одна лишь Гермиона, которую можно было узнать по звуку шагов.              — Мятная жвачка, — она закатила глаза и только потом прошла в башню.              — Серьёзно?              — Что?              — Твой пароль — это мятная жвачка? — Малфой приподнял брови, снова возвратив лицу насмешливый вид.              — Ты сам прекрасно слышал. — Верхняя одежда отправилась на вешалку. — Надо будет его сменить, вдруг ты захочешь заявиться без спроса.              — Я не из тех, кто приходит без приглашения, к твоему сведению. И уж точно не когда дело касается твоей башни.              — Почему именно моей?              — Твой кот похлеще цербера. Да и ты сама…              — Не надо! Оскорблять моего Живоглота, — Гермиона наклонилась и подняла упомянутого зверя с пола, нежно приглаживая шерсть. — Он милый, если ты ему понравишься.              — Я ему однозначно не нравлюсь, — Малфой прошёл к центру комнаты и сел на диван, сразу же откинувшись на спинку.              — Ты вообще мало кому нравишься, откровенно говоря.              — Питомцы похожи на своих хозяев — факт. Потому что вы оба беспочвенно агрессивны.              — Что ж, ладно, лучше перейдём к делу. — Гермиона уселась в кресло, позволяя коту устроиться на коленях. Живоглот всё время недобро косился на Малфоя, словно намереваясь наброситься. — Как я и говорила, в библиотеке было нечто интересное.              — И? Давай ты не будешь напускать интриги этими фразочками, переходи к сути, — Драко запрокинул голову, устало прикрыв глаза, что не дало ему заметить озлобленную гримасу Грейнджер.              — И я, не без подсказок Маппы, нашла переписанные записи о заклинании, которое могло бы избавить человека от Тёмной метки. Точнее сказать, целый ритуал. Когда я это прочитала, у меня не осталось сомнений в том, что он обязан был сработать.              — В чём была суть ритуала? — Малфой выпрямился, бросив на Гермиону короткий взгляд, а затем наклонился чуть вперёд, опираясь локтями на колени.              — Это что-то похожее на маховик времени, но действует он локально. Сначала необходимо нанести специальное зелье на нужный участок кожи или поверхности, таким образом происходит условное отсечение этого участка. Далее произносится заклинание, с помощью которого выделенная часть перемещается во времени. Проще говоря, рука возвращается к моменту, пока на ней ещё не было метки.              Драко переваривал услышанное с полминуты, перебирая в голове известные ему заклинания и зелья. Такой способ ему ранее не был известен, хотя в определённый момент жизни он бы отдал всё, чтобы избавиться от уродливой змеи на предплечье.              — Какова цена?              — С чего ты взял, что нужна жертва? — Гермиона не хотела потакать его превосходству в вопросах логических выводов.              — Такие сложные заклинания не работают просто так. Это сродни тёмной магии, которая очерняет душу и отбирает что-то взамен. Невозможно было бы избавиться от такого тёмного заклятия, как метка, без последствий.              — Цена — время. Время, которое тебе отмерено для жизни. Человек отдаёт ровно в два раза больше того срока, который берёт.              — Справедливо. — Заметив её реакцию, поспешил добавить: — Да, Грейнджер, это справедливо. Такого рода вещи не достаются просто так, поэтому зачастую имеют большую цену. Когда дело касается тёмной магии, то взамен на один глаз тебе придётся отдать два.              — Поэтому тёмной магией нормальные волшебники не пользуются.              — Да? Волшебники используют её оттого, что не остаётся другого выбора. Думаешь, Блэквеллы пошли на это от простого желания избавиться от некрасивого рисунка на теле? У них не было выхода, Грейнджер. И когда ты в тупике, не остаётся никакого смысла размышлять о добре и зле. Ты делаешь ровно то, что должен.              — Я понимаю, но что, если именно это погубило их? Может, им оставалось жить всего несколько лет, и от действия ритуала этот срок сократился до нескольких месяцев.              Гермиона не хотела верить в то, что Блэквеллов погубило действие магии. Это казалось ей совершенно несправедливым. Они хотели жить отдельно от войны, строить спокойную и размеренную жизнь. Но им пришлось поплатиться за это слишком большой ценой.              Злой рок? Или же такой и была их судьба? Судьба, в которой они так и не обрели счастья. Судьба, в которой они вынуждены были так рано умереть и отдать собственного ребёнка на воспитание в чужой мир.              — Это слишком странное совпадение, не находишь? Я с трудом верю, что им обоим был уготован одинаковый срок жизни. Поклялись умереть в один день, понимаю, но в реальности так не работает, — он покосился в сторону кота, который переместился к нему на диван и теперь как-то хищно поглядывал на Малфоя. — Их отследили Пожиратели, а затем убили. В это я верю.              Иногда Гермионе казалось, что сторона Ордена не знала всего ужаса, который несли в себе Пожиратели смерти и Волан-де-Морт. Иронично, но за закрытыми дверьми оставалось ещё больше тьмы и грязи. И именно люди, что находились по ту сторону, знали все её страшные секреты.              Что испытывал Малфой, когда самые ужасные среди ныне живущих волшебников поселились в его доме? Когда в его доме устраивали собрания убийц, насильников и мучителей? Когда приходилось смотреть в лицо почти каждой жертве и видеть там животный страх, сменяющийся предсмертной агонией?              Мальчик, который выжил. Мальчик, у которого не было выбора.              Когда ненависть военного времени, бурлящая в крови, утихла, Гермиона смогла принять для себя нелёгкое решение.              Она не могла, не хотела винить слизеринцев за то, что те были на другой стороне. У них не было выбора. Они не выбирали, в какой семье им родиться. Не выбирали, к какому фронту примкнут родители. И тебе легко судить, пока не окажешься в такой ситуации. Легко говорить, что нужно было сделать то или это. Что нужно было отказаться от семьи, бросить родных, сбежать от Волан-де-Морта и прочую чушь.              Бросить семью и каждый день представлять, как окажешься на поле боя. А напротив стоит родная мать или отец, прицелив палочку с горящим зелёным концом. И тогда тебе останется только смерть. Душевная или физическая.              На войне нет стороны, которой было бы легко. Нет людей, которым бы она нравилась и которые были бы с ней согласны. Есть только кучка одержимых фанатиков, которым давно снесло крышу от сумасшедших идей и взглядов. И нельзя винить тех, кто всего лишь родился не на той стороне.              Гермиона не винила. Уже давно не винила.              — Тогда как им удалось узнать их местоположение? Если Блэквеллы избавились от метки, а поместье окружено самыми мощными защитными чарами, то просто невозможен тот сценарий, который произошёл, — она устало прикрыла глаза и принялась массировать виски.              — Их, вероятно, кто-то подставил. Кто-то, кто знал о местоположении поместья ещё до того, как его скрыли. — Драко напрягся в ожидании нападения животного, которое уже напряжённо размахивало хвостом. — Или же в поместье есть портключ, какая-то дыра в щите, через которую можно было бы проникнуть. Это бы объяснило появление тех Пожирателей в наш первый визит.              — Чёрт, я сломала голову, пока думала, как им удалось попасть в поместье. Они точно не могли переместиться через камин, потому что Маппа бы увидела их и могла дать отпор в доме. Получается, они оказались сразу на улице, что увеличивает вероятность наличия портключа. Но откуда ему взяться у людей, никак не связанных с Блэквеллами?              — Ты не можешь знать, были ли они связаны. Старые знакомые, враги, друзья. Может быть всё что угодно, нам не у кого спрашивать.              — Почему же? Я могу спросить у Офелии. — Имена. Называть их стоило по именам. Они её родители и заслуживают хотя бы этого.              — Едва ли она вспомнит что-то из твоих обрывистых описаний. В любом случае даже при жизни люди не всегда знают своих недоброжелателей в лицо, поэтому вполне вероятно, что Блэквеллы никого не опознают.              — Ладно, на рождественские каникулы я буду в поместье, тогда и займусь этим вопросом. Мне бы не хотелось, чтобы где-то в защите была брешь, через которую может проникнуть кто угодно. Придётся всё снова осмотреть и поговорить с портретом.              — Уверен, что достаточно тщательно проверил барьеры. Но если тебе будет спокойнее, то можешь сделать это сама. Мне нужно вернуться в гостиную, — он хотел подняться, чтобы направиться к выходу, но был жестоким образом остановлен.              Живоглот резко подорвался с места, будто только и ждал движения со стороны Малфоя. Кот налетел на него и вцепился когтями прямо в лицо, не оставляя шансов для обороны. Драко, натренированный на быструю реакцию, моментально отцепил от себя животное, удерживая его на вытянутых руках так, что Живоглоту оставалось только дёргаться из стороны в сторону, злобно шипя.              — Мерлин, Живоглот! Так нельзя! — Гермиона подскочила и подбежала к питомцу, пытаясь отобрать того у Драко, но он лишь встал с места и направился вверх по лестнице. — Дай я заберу его.              — Нет, пока он не придёт в себя.              Не без труда Малфой донёс Живоглота до спальни Гермионы, скинул его на кровать и закрыл за собой дверь. Только когда Драко повернулся, она смогла увидеть на его щеке глубокие полосы царапин, из которых стремительно сочилась кровь.              — Я… Прости, он обычно не набрасывается так, мне надо было остановить его, когда он прыгнул на диван, просто это так…              — Всё нормально, я не умру от пары царапин, — голос его звучал ровно и спокойно, в отличие от неё.              — Не умрёшь, но могут остаться шрамы или попасть инфекция. Сядь на диван, — она поддалась суете, бегая по гостиной в поиске медикаментов. — Я привозила с собой перекись и пластыри, где-то была марля.              Она вытащила из аптечки немного ваты, смочила её спиртом, а затем подошла к Малфою, склоняясь над его лицом. Гермиона занесла руку с ваткой и почти коснулась раны, когда веселье в серых глазах заставило её замереть. Он едва сдерживал смех, но издалека это было бы незаметно.              — Что смешного?              — Палочка. — Драко увидел непонимание в глазах, поэтому уточнил: — Ты можешь использовать палочку, Грейнджер.              Гермиона физически почувствовала, как кровь бежит по венам прямо к щекам, делая их розовее обычного. В лёгкой панике она и думать забыла о магии, первым делом прибегнув к магловским методам. На самом деле, когда дело касалось незначительных порезов и ран, она всегда предпочитала обычные пластыри. Ей казалось неправильным использовать заклинания для любой мелочи, она не должна была так зависеть от своей палочки.              — Ну, ты наверняка ни разу не испытывал на себе влияние спирта на открытые раны, поэтому будет сюрпризом. — После этих слов всякое веселье в чужих глазах исчезло, уступив место привычному холоду.              — Волан-де-Морт не позволял использовать исцеляющие заклинания и зелья. Поэтому я знаю, какими методами пользуются маглы.              Гермиона проглотила ком в горле, что так предательски не дал ей вымолвить ответ. Она протянула руку вперёд, кончиками пальцев касаясь его щеки. Влажные алые дорожки стёрлись и остались женскими отпечатками на подбородке.              Красивый контраст. Кровь на его коже.              — Мне жаль.              — А мне нет.              Малфой резко притянул её к себе, заставив усесться на его колени. Гермиона почувствовала, как с громким выдохом выбился воздух из лёгких. Она не успела понять, каким образом её губы оказались в плену. Чувствовала лишь горячий язык у себя во рту, исследующий каждый уголок. Хотя казалось, что теперь там нет ничего неизведанного.              Крепкие руки сминали её бёдра, словно специально намереваясь оставить там синяки. О, он бы хотел этого. Чтобы её тело покрывали его отметины. Потому что знал, что такого раньше никто с ней не делал. Ни тугодум Уизли, ни неотёсанный Крам. Только он.              Драко с жадностью впивался в её губы, пробираясь пальцами выше по телу и преодолевая барьер в виде кофты. Кожа живота была гладкой и горячей, и ему почти удалось вообразить, какой будет на ощупь её грудь. Такой же бархатистой, он не сомневался. Но Драко не хотел верить догадкам, он хотел знать наверняка.              Гермиона почувствовала влажность под пальцами, когда накрыла его лицо своими руками. Кровь теперь была размазана между ними, но это никого не останавливало. Она подмечала каждое движение его рук на своём теле, потому что те отдавались импульсами где-то в животе. Снова эта неудержимая страсть. Разгорающийся огонь. Как мог один человек быть таким холодным и горячим одновременно? Ходячий оксюморон.              Он коснулся аккуратной груди, но только через ткань лифчика. Гермиона дёрнулась и разорвала поцелуй, позволив себе дрожащий вздох. Драко переместил губы к её шее, оставляя на нежной коже влажные дорожки из слюны и крови.              Как же грязно. Недопустимо.              Всё между ними становилось таким. И этому не было конца. Самый первый поцелуй в тёмном уединении Выручай-комнаты был ошибкой. Потому что никто из них не мог теперь насытиться. Пусковой механизм пришёл в действие.              Мужская рука слегка смяла округлость в ладони, а язык продолжил рисовать на тонкой коже узоры. Гермиону лихорадило от ощущений. Она чувствовала необходимость избавиться от одежды. Слишком остро. Ей хотелось прямого контакта. Кожа к коже. Как бы это было? Если бы они и вправду… позволили себе это.              Зарылась пальцами в платиновые локоны, слегка оттянув голову. Малфой поддался, чтобы снова прильнуть к ней поцелуем. Его рот так умело овладевал её губами, что это казалось чем-то преступным. У другого человека совершенно точно не должно было быть власти над её телом. Не такой сильной.              Дыхание участилось до предела, когда прохладные пальцы отодвинули чашку бюстгальтера, коснувшись напряжённого соска. Гермиона выгнула спину и непроизвольно застонала Драко прямо на ухо. Если бы ткань джинсов была менее плотной, она бы наверняка смогла почувствовать, как дёрнулся его член от этого звука.              — Если я перейду границу, ты можешь остановить меня, — Драко перешёл на шёпот, прокладывая дорожку поцелуев от уха до линии челюсти. Его прикосновения отзывались мурашками.              — Нет, не останавливайся, — Гермиона сама не поняла, каким образом ей удалось сформулировать ответ, потому что мысли в голове давно разбежались под натиском желания.              Кривая усмешка растянула его губы — Гермиона почувствовала это своей кожей. Теперь почти вся её шея и лицо были покрыты пятнами крови, потому что раны на щеке Малфоя продолжали кровоточить. В этом было что-то первобытное и животное. От этого захотелось прикусить кожу на его шее, оставив лёгкие следы зубов. Драко что-то прорычал ей в ключицу, но слова были слишком тихими, поэтому Гермиона решила зализать место укуса, пытаясь сгладить причинённую боль.              Он почти обхватил пальцами сосок, но ему мешала теснота её белья, и Гермиона потянулась к застёжке.              — Сними… сними его…              И когда Драко добрался свободной рукой до крючков на спине, послышался звук отъезжающего портрета.              — Гермиона? Ты вернулась? — голос Джинни прозвенел громче церковных колоколов, и Гермиона отскочила от Малфоя. Он молниеносно выхватил палочку и очистил обоих от засохшей крови, попутно залечивая раны на щеке.              — Я здесь, — прозвучало совсем сипло и сдавленно, пока она судорожно поправляла одежду и волосы, усаживаясь на кресло.              Джинни прошла в гостиную и застыла. Малфой и Грейнджер надрывно дышали, в глазах всё ещё отражался блеск, а губы были припухшими. Младшей Уизли не составило никакого труда догадаться, чем эти двое были заняты. Её охватил сиюминутный шок и непонимание.              — Я завтра зайду, — она развернулась обратно к двери.              Джинни посещали мысли о Драко и Гермионе всего лишь раз, но этого было достаточно, чтобы лёгкое сомнение последовало за ней шлейфом. Невозможно было не заметить перемены в поведении двух людей, которые всю жизнь собачились и ненавидели друг друга. Но она и помыслить не могла, что проблема достигла таких масштабов. Она была уверена, что Гермиона ни с кем не встречается, даже теплила надежду на их воссоединение с Роном. И её, целующуюся на диване с хорьком, представить никак не могла даже в самых смелых предположениях.              — Нет! Джинни, всё нормально, мы просто обсуждали кое-что, — Гермиона вскочила с места, приближаясь к подруге, и схватила её за руку. — Останься, ты ведь хотела поговорить со мной.              — Да, я… хотела, — Джинни перевела взгляд на Малфоя, который наконец привёл дыхание в норму. — Привет, Малфой.              Он кивнул:              — Какими судьбами?              — Это мне стоило тебя спросить, но я лучше не буду этого знать, — Джинни всё же села в одно из кресел, неловко сложив руки на коленях. — Как проходит подготовка к квиддичным матчам?              — Отлично, почти все члены команды в прекрасной форме.              — Ты всё ещё умеешь делать свой трюк с переворотом?              Гермиона стояла в стороне и понятия не имела, о чём речь. Она наблюдала за их разговором и боялась спугнуть кого-то лишним шорохом.              — Разумеется, я умею делать свой фирменный трюк, — горделивая ухмылка задела губы.              — Стоит признать, он никогда у меня не выходит, — Джинни слегка усмехнулась, бросив взгляд на камин.              — Я мог бы научить тебя.              Тишина разорвала барабанные перепонки. Две девушки устремили взгляды сначала друг на друга, а затем на Малфоя.              — Не смотрите на меня так, словно вам это Тёмный Лорд предложил.              — Почти так и есть, — Джинни прокашлялась. — Я была бы не против, на самом деле.              — Хорошо, — Малфой поднялся с места, поправляя рубашку. — Мы продолжим играть в дружбу или я могу уйти, чтобы вы обсудили всё то, что здесь происходило до прихода Уизли?              Гермиона вспыхнула и бросила в него ближайшую подушку, хотя тот и поймал её в дюйме от лица.              — Проваливай наконец!              Она прикрыла глаза и дождалась щелчка двери. Её ожидала буря по имени Джинни Уизли, которая обязательно снесёт всё на своём пути.              — Значит, ты и Малфой, да? — голос подруги казался скептическим и тихим.              — Нет! Мерлин, нет, мы не… Между нами ничего нет, — Гермиона отчаянно боролась сама с собой, поэтому наконец села в кресло напротив, упираясь головой в подлокотник. — То есть я не знаю, ладно? Между нами что-то, может, и есть, но это ничего серьёзного. Мы просто иногда переходим черту, и я не знаю, как это остановить. Я понимаю, что мы ненавидели друг друга, может, он и сейчас это делает, но точно не я. Потому что Малфой оказался совсем не таким, каким я его считала. Во многом он оказался даже хуже, откровенно говоря. Но в нём есть и те черты, которые заставляют меня терять голову каждый раз. И я не могу контролировать это, не могу заставить себя отступить, хоть и понимаю, что шагаю в бездну. Абсолютно никаких сомнений, что я рано или поздно упаду в бездонную яму, но мои ноги не слушаются и тянут вперёд.              Слова лились из неё нескончаемым потоком, хоть она и старалась делать редкие перерывы. Спустя долгое время ей удалось высказать свои мысли хотя бы кому-то. Гермиона устала анализировать всё в одиночку, ночами прокручивая в голове одни и те же предложения. Было страшно говорить об этом Джинни, но теперь не было ни смысла, ни желания утаивать дальше.              — Что ж, это звучит правдоподобно. Почему ты раньше мне не рассказала? Когда это началось? — Джинни ощущала, как внутри нарастает волнение за Гермиону. Чувства к Малфою не означали ровным счётом ничего хорошего.              — Не могу сказать, не знаю. Но это будто накапливалось во мне. Он продолжал делать все эти вещи, — Гермиона поддалась внутреннему вихрю воспоминаний. — Кое-что произошло в поместье Блэквеллов, когда мы впервые там оказались. Я не готова говорить об этом прямо сейчас, но он спас меня. Затем мы напились и болтали почти до утра, и я поняла, что он не такой ужасный. Может, всё началось ещё тогда. А затем было множество раз, когда я ловила себя на мысли, что ощущаю себя с ним в безопасности. Это такой бред, Мерлин.              — Малфой заставляет тебя чувствовать себя защищённой?              — Да, но в то же время он делает все эти ужасные вещи. Он столкнул меня со скалы в субботу.              — Он… что сделал? — Джинни подалась вперёд, будто могла не так понять.              — Потом он сам же и спас меня, но дело даже не в этом. Он весь такой, понимаешь? Делает что-то, отчего у меня дрожит сердце.              На пару минут в башне воцарилась тишина, пока обе ведьмы погрузились в мысли. Гермиона кусала большой палец, пытаясь унять дрожь в голосе.              — Когда я узнала о смерти родителей, то мне ничего не хотелось. Я чувствовала, что потеряла эту жизнь. Будто стала жалкой тенью самой себя, которая бродит по коридорам Хогвартса, сдаёт домашние задания и ест три раза в день. Во мне не ощущалось никакой воли, хотя и умирать я не хотела. Всё просто в один момент стало серым и однообразным. Я стала второстепенным персонажем своей же истории, и я понятия не имела, как это изменить. — Щёки обожгло двумя солёными дорожками. — Но он смог. Он ворвался в мою историю и забрал себе всё внимание. Не сразу, но он стал главным героем, и мне оставалось только тянуться за ним. И у меня получилось, представляешь? Я снова могу сказать, что это моя жизнь. Что я здесь и сейчас чувствую и живу.              — Гермиона, — Джинни и сама плакала, хотя делала это крайне редко, — я знала, мы все знали, как тебе плохо. Но с каждым разом наши попытки помочь тебе не давали никаких результатов. И мне стало казаться, что мы делаем только хуже. Что каждый раз ты закрываешься и уходишь в себя всё больше, а мне этого не хотелось. И поэтому я отступила, перестала предпринимать попытки и стараться вытащить тебя. Думала, что время сделает всю работу. Годрик, если бы я только была чуть умнее и поняла, как тебе плохо. Прости меня, я бы никогда…              — Всё нормально Джинни, здесь нет твоей вины. Нет вины Гарри и Рона, вы все сделали достаточно для меня. Мне кажется, что ничего, кроме серьёзной встряски, не могло мне помочь.              — Если все твои слова о Малфое — правда, то я не могу обвинять тебя. В этом нет ничего постыдного, Гермиона. Даже если это чёртов Драко Малфой. — После этого последовал почти синхронный смех.              — Но мы не вместе, ничего такого. Я не уверена, что он вообще как-то изменил ко мне отношение, поэтому не воспринимай всё слишком серьёзно.              — Ну, он даже постарался быть милым со мной только что. И я уверена, что это было сделано не ради меня. Конечно, я не знаю всего и не берусь судить, но что-то подсказывает мне, что он как минимум далёк от ненависти к тебе.       Гермиона грустно улыбнулась, потому что словам Джинни не верила. Речь шла о Малфое. Дело было даже не в количестве его поклонниц. Он был непроницаемым человеком. Тем, чьи чувства всегда оставались загадкой. Поэтому она бы не смогла дать точного определения происходящему между ними. Не с его стороны.              — Знаешь, мне кажется, нам нужно заварить зелёного чая и съесть чего-нибудь сладкого, пока ты будешь рассказывать мне абсолютно все подробности, — Джинни поднялась, направившись в сторону импровизированной кухни. — Могу лишь заверить тебя, что если этот гадёныш тебя обидит, то я засуну ему метлу в задницу. Самую новую и дорогую модель.              — Я люблю тебя, Джинни Уизли, ты знала об этом?              Было хорошо. Один из камней, тяжёлым грузом повисших на душе, сорвался вниз. Стало легче. Даже грудная клетка стала вмещать чуть больше кислорода.              Теперь она не одна в этом ворохе переживаний.