Вечный шторм

      Пэнси оказалась на пороге башни ровно в девять. Даже в подавленном и разбитом состоянии она не могла изменить собственной пунктуальности, которую в ней выдрессировали ещё в детстве.              — Эта башня не могла быть скучнее. Но неудивительно, ведь тут живёт зубрила.              Паркинсон потратила пару минут на разглядывание обстановки, оценивая внешний вид гостиной так, будто ни разу не видела убранство башни старост.              — Я уже собрала все свои вещи, к твоему сведению. Так что в плохом вкусе лучше обвиняй архитекторов школы, — Гермиона плюхнулась в кресло, всё ещё ощущая ноющую боль внутри черепа.              Пэнси переключила на неё внимание, внимательнее вглядываясь в её лицо. Паркинсон никогда не показывала этого, но ей удавалось с необычайной лёгкостью распознавать человеческие эмоции. И именно эта черта помогала ей сохранять титул самой мерзкой слизеринки, которая может унизить и оскорбить кого угодно. Она знала, куда нужно бить, чтобы сделать больно. И если кому-то не посчастливилось перейти ей дорогу, то Пэнси этим воспользуется.              — Грейнджер, я понимаю, что ты привыкла сочувствовать даже растоптанным муравьям, но не стоило из-за меня рыдать.              — Удивительно, как твоё самомнение влезло в дверной проём. Мне всегда было интересно, почему мысль о том, что вокруг вас вертится весь мир, входит в базовую комплектацию любого слизеринца?              — Удивительно скорее то, что вы, гриффиндорцы, до последнего не признаёте факт отсутствия у вас какого-либо чувства юмора, — Пэнси уселась на диван, сразу же откинув голову на спинку.              Гермиона не могла сдержать нервного покачивания ногой, потому что своим поведением Паркинсон чересчур напоминала другого человека. Человека, чьё существование хотелось стереть из головы хотя бы на пару месяцев. А лучше навечно.              — Так из-за чего ты тут ревела?              — Не твоё дело.              — Охренеть, — Пэнси резко устремила на Гермиону сердитый взгляд, — то есть я пришла сюда, потому что твой нос оказался в моих личных делах, но сама ты заявляешь, что делиться ничем не станешь? Эта сделка не имеет смысла, Грейнджер.              — Давай называть друг друга по именам. Начнём с этого. — Гермиона поднялась с места и направилась к некоему подобию кухонной зоны. У неё оставалась пара чашек и чайничек, в котором было удобно заваривать её любимый ромашковый чай. — Чаю?              — Ты серьёзно предлагаешь мне чай? — голос Пэнси прозвучал то ли удивлённо, то ли пренебрежительно. — Салазар, дай мне сил.              — Ну… воды?              Последующий звук отдалённо напомнил пощёчину, но вместо щеки было что-то более твёрдое. Пэнси приложилась ладонью о собственный лоб, не веря в происходящее. Ситуация становилась всё более абсурдной с каждой секундой её пребывания в башне. Она знала, что идея провести вечер за душевными разговорами с Гермионой Грейнджер не обернётся ничем хорошим, но представить не могла, что дела будут настолько плохи.              — Уж прости, ты можешь пить свой чай или воду, но у меня с собой огневиски.              — Это… Нельзя проносить в школу алкоголь.              — И? Брось, я прекрасно знаю, что Финниган только так таскает бутылки с горючим.              — Симус вообще много чего делает из категории «запрещено», поэтому он не лучший пример. — Гермиона всё же принесла чашки к журнальному столику и с лёгким стуком поставила их на деревянную поверхность. — Так или иначе, налей мне побольше.              — Чёрт, да кто-то всерьёз разозлил нашу Золотую девочку. Вот уж не думала, что увижу, как ты пьёшь огневиски прямо в Хогвартсе.              — Никогда не говори «никогда», слышала о таком?              — Нет, ведь я живу в пещере.              Гермиона скрыла улыбку за кашлем, будто бы прочищая горло. В последнее время концентрация людей со змеиного факультета в её жизни увеличилась и превысила всяческие нормы, прописанные во внутреннем регламенте. И абсолютно неизбежным было то, что рано или поздно она начнёт привыкать к тому, как они себя ведут. Слизеринские шутки и то, как они смотрят на этот мир. Теперь всё это было чуточку ближе к Гермионе, но она не торопилась радоваться.              — Ты первая рассказываешь.              Пэнси разлила алкоголь, с лёгким шлейфом отвращения осознавая тот факт, что собирается пить дорогой огневиски из чайных чашек. Её отец предпочёл бы вылить пойло в ближайшие кусты, чем осквернять благородный напиток подобным образом.              — Рассказывать особо нечего, если честно.              — Ты уж постарайся. — Гермиона чувствовала, что ей это нужно. Нужно было услышать, что у кого-то тоже проблемы, как бы эгоистично и отвратительно это ни звучало.              Все люди склонны бояться одиночества в той или иной степени. Гермиона всегда думала, что является довольно самодостаточной личностью и ни от кого не зависит, однако этот год помог ей понять, что внутри неё сидит страх быть единственным несчастным человеком на всём белом свете. Это внутреннее тянущее чувство несправедливости. Ощущение, что чёртова Вселенная ненавидит лишь тебя одну, что все тёмные полосы свалили на тебя.              Порыв мерзкой радости от осознания наличия проблем у других людей обязан быть подавлен. Но он всё же имеет место.              — Ладно, — Пэнси с шумом выдохнула и сделала большой глоток, опалив горло жгучим алкоголем. — Моя жизнь стала вонять беспросветностью с самого начала войны. Я всерьёз думала, что нам всем конец. Что даже если мы и выживем, то обычной жизни нам никто не даст. Но, как оказалось, общество куда более великодушно, нежели мои собственные родители. Они намереваются отправить меня во Францию, желательно выдав замуж за какого-нибудь чопорного француза.              — Почему? — Гермиона полностью переключилась в режим прослушивания и восприятия. Кажется, даже её глаза потеряли фокус.              — Они считают, что нам уже не отмыться от репутации Пожирателей смерти и приспешников Волан-де-Морта. Думают, в Великобритании для нас будут закрыты все двери и остаток жизни мы проведём в позоре. Эти грёбаные параноики, которые пекутся о заголовках газет больше, чем о своей дочери, — Паркинсон сморщила нос, словно её вот-вот стошнит. — А я не хочу уезжать, потому что имею право сама решать, что делать со своей жизнью. Мне не пять лет, чтобы можно было распоряжаться мной как вздумается. Но когда ты живёшь в чистокровной семье, то у тебя буквально нет права слова, понимаешь? Могла бы понять, наверное, если бы выросла с Блэквеллами.              Гермиона мысленно ощетинилась, неосознанно вступаясь за Офелию и Дамайона. Почему-то ей казалось, что они бы не были такими родителями. Они наверняка дали бы ей самой выбирать жизненный путь, не ограничивая жёсткими рамками.              Но возражать вслух она не стала, потому что это ощущалось неуместным по многим причинам.              — Я могла бы пойти им наперекор, но тогда мою фотографию просто выжгут из семейного дерева, как это бывало со всеми остальными.              — Не могу быть уверена, но разве это не приемлемая цена за свободу и возможность самостоятельной жизни?              — Это звучит просто на словах. Но на деле… — Тяжесть от разговора висела в воздухе, читалась между строк. — Не самое приятное ощущение — знать, что в память о тебе в родословной останется лишь обугленное пятно.              — Мне сложно о таком рассуждать, потому что я жила в совершенно иной среде. И я не уверена, что имею право раздавать советы.              Пэнси зацепилась взглядом за карие глаза, мерно покручивая чашку в руках, чуть ли не выплёскивая содержимое.              — Где Уизли?              — У меня не было времени позвать её. — Да, стоило умолчать о микроскопическом приступе депрессии, который длился пару часов.              — Ясно.              — Почему ты решила обсудить со мной произошедшее?              — Кроме того, что ты буквально не оставила мне выбора своей назойливостью, — Паркинсон сделала очередной глоток — её порция подходила к концу, — подобные темы иногда легче обсуждать с чужими людьми, не думаешь? Как будто бы они не смогут тебя осудить, а если и осудят, то тебе будет плевать.              — У маглов есть специальные клубы анонимных алкоголиков или что-то типа того. Ты приходишь на встречу с незнакомцами, и каждый делится своими проблемами, — Гермиона с иронией взглянула на бутылку огневиски. Определённо их сегодняшний вечер походил на подобный клуб.              — Даже не могу решить, звучит это странно или привлекательно.              — Может звучать странно, пока у тебя в жизни всё в относительном порядке и ты ещё не дошёл до точки отчаяния. Но когда метрами ниже показывается социальное дно, то тебе уже плевать, насколько абсурдным кажется идея сидеть в кругу с кучкой незнакомцев и обсуждать алкоголизм.              — Чёрт, Грейнджер, и всё же ты можешь звучать по-умному. — Пэнси поднялась и начала расхаживать по комнате, а затем остановилась у камина, чтобы зажечь его палочкой. — Как у тебя на любовном фронте?              Гермиона издала странный звук, только примерно напоминающий смех. В голове возникли ассоциации с семейными посиделками, на которых двоюродные тётки любили выпытывать у девушки, есть ли у неё парень и нравится ли ей кто-то в школе.              — Никак.              — А более скучного ответа не было? — Пэнси обернулась через плечо. — Вы расстались с Уизли?              Дурацкая тема. Худшая тема в мире, по мнению Гермионы.              — Не уверена, что мы когда-то полноценно встречались. Но если тебе так угодно, то да, мы расстались. Ещё в начале учебного года.              — Я ждала этого. — Она поспешила поправить себя: — В том смысле, что вы никогда не смотрелись вместе. Да, у тебя ужасные волосы, и ты зубрила, но Уизли… Как по мне, ты достойна кого получше.              Гермионе хотелось вступиться за Рона, защитить его и сказать, что всё совсем не так. По правде, лучшего здесь достоин именно он. Рон заслуживал девушки, которая будет ценить его и любить. И Гермиона не видела себя в роли той самой. Теперь ей и вовсе стало казаться, что она не заслуживает никакой любви.              Потому что её сердце предательски сжималось от одной лишь мысли о неправильном человеке. Тот самый гениальный мозг, которым славилась умнейшая ведьма, дал сбой и проиграл бой сердцу. Но сердце оказалось чёртовым садистом, потому что заведомо согласилось на то, что причинит боль.              — А ты? Я даже не знаю, с кем ты встречалась, кроме…              — Малфоя? Мы даже не трахались, — Пэнси фыркнула, подливая себе ещё огневиски. Голова уже потяжелела.              Гермиона же с комом в горле пропустила слово «даже». Будто это было бы само собой разумеющимся — то, что Пэнси и Малфой должны были переспать.              И было внутри что-то ещё. Что-то, смутно напоминающее облегчение. Но Гермиона подавила эту эмоцию ещё до того, как та успела окрепнуть.              — Так вы двое не были вместе?              — Я была влюблена в Драко с самого первого курса. Но этот придурок никогда не давал мне чёткого ответа, не мог раз и навсегда послать меня к дракклу. А он мне действительно нравился, и я ничего не могла с собой поделать. Он умный, красивый, богатый и спортивный, у него хорошее чувство юмора. Салазар, да почти все девчонки с нашего курса хотя бы недельку, но были влюблены в Драко Малфоя. — Пэнси сделала сразу два больших глотка. — И я всегда думала, что он моя судьба. Мы ведь были друзьями, поэтому я ощущала преимущество перед всеми. Было чувство, что он уже у меня в кармане. Но, как оказалось, именно эта дружба и сыграла со мной злую шутку. Драко всегда говорил, что не станет портить нашу дружбу, что не может просто переспать со мной или что-то в этом роде.              — Джентльмен.              — О, вряд ли. И вся эта ерунда длилась буквально до седьмого курса. Тогда меня захлестнули эмоции из-за всей этой ситуации и я решила поговорить с ним. Знаешь, он сказал мне одну вещь, которая заставила меня всё переосмыслить.              — Что это было? — Гермионе казалось, что она смотрит любовное ток-шоу.              — Сказал, что моя влюблённость в него — это всего лишь привычка. Сначала я посчитала это бредовой отговоркой, но позже начала копаться в себе, переосмысливая многие моменты. И я поняла, что он прав. За эти годы я правда привыкла быть влюблённой в него. Это казалось мне безопасным, если можно так выразиться.              Гермиона дала себе пару минут на обдумывание услышанного, пока в комнате раздавался только треск камина.              — Думаю, что могу понять тебя в какой-то степени. Примерно то же произошло и у меня с Роном. Он был удобным для меня. Это звучит ужасно, и я совершенно точно не использовала его, и никогда не стала бы. В том лишь смысле, что я чувствовала комфорт и защиту, поэтому это казалось мне правильным.              Пэнси горько улыбнулась, усаживаясь на пол и опираясь спиной о диван.              — Разве любовь и не должна быть такой? Комфорт, безопасность и надёжность.              — Да, думаю, должна. Но мне всё больше кажется, что я склонна к чему-то иному.              — Например?              — Надо подумать. — Мысли перенеслись куда-то за пределы школы. Туда, где бушевала стихия. — Любовь, похожая на вечный шторм.              Гермиона сделала глоток, к своему удивлению допивая первую чашку. Совсем некстати в голове пронеслись факты о женском алкоголизме и его опасности.              — Звучит красиво.              — И опасно.              Девушки замолчали ненадолго. Странно, но чувство неловкости и зажатости отсутствовало. Годы взаимной неприязни и редких оскорблений остались за пределами стен, забытые хотя бы на время.              — Ты ведь теперь тоже общаешься с Драко? Как мне показалось, вы стали неплохо ладить.              Гермиона понятия не имела, что на неё нашло, но ей сию же секунду потребовалось вывалить наружу всё своё грязное бельё. И она рассказала Пэнси краткую версию всего того, что происходило между ней и Малфоем за эти месяцы. Без подробностей и слишком личных деталей, но общая картина была ясна.              Пэнси то и дело прерывалась на собственные реплики, а бутылка с алкоголем пустела с завидной скоростью. К концу рассказа она вскочила на ноги, не в силах сдержать поток эмоций и впечатлений от услышанного.              — И этот осёл мне ещё нравился! — Пэнси с грохотом поставила чашку на стол. Такой трюк явно привёл бы к плачевным последствиям, будь это бокал или фарфоровый сервиз. — Нет, так не пойдёт.              — Забудь, Пэнси. Я просто хотела поделиться с кем-то, я в порядке, — Гермиона не была в порядке, но бывали времена и похуже.              — Нет, нет! Лично я этого так не оставлю. Я иду надирать зад этому нахалу, — в подтверждение своих слов Паркинсон направилась к выходу, поправляя юбку и сползающие чулки.              — Не будь таким ребёнком! Это не…              — Либо ты идёшь со мной, либо я иду одна. Третьего не дано, Гермиона.              Она застыла на десять секунд. Сделала финальный глоток огневиски, выдохнула и поднялась с места.              У неё ведь не было выбора.       

***

      Пробраться в гостиную Слизерина оказалось чуть проще, чем Гермиона ожидала. После отбоя в зале почти никого не было, а оставшиеся слизеринцы были слишком увлечены домашним заданием, поэтому не обратили внимания на то, что вместе с Паркинсон в подземелья вошла и Грейнджер.              За все годы обучения это был первый визит гриффиндорки во «вражеский штаб». Она никому бы в этом не призналась, но тогда, на втором курсе, её одолели разочарование и обида за то, что ей так и не удалось пробраться к слизеринцам вместе с Гарри и Роном. Это своего рода карма. Закрытый гештальт.              — А если нас поймают?              — И что будет? Мы уже не на первом курсе, чтобы бояться школьных наказаний. К тому же мы находимся в гостиной после отбоя, как и положено.              — У чужого факультета, — Гермиона всё равно прижималась к стене и сутулилась в естественном желании скрыться и обезопасить себя.              — Салазар, да успокойся ты. Тебе ничего не будет, — Пэнси икнула, чуть прихрамывая, потому что от быстрой ходьбы туфля натёрла мозоль, а вспомнить о существовании нужного заклинания в состоянии опьянения оказалось непосильной задачей.              — И каков твой план? Малфой уже спит, наверное.              — Можем превратить его в червя, — Паркинсон пожала плечами и остановилась у входа в мужскую спальню. Её глаза блестели от алкоголя и азарта. Она вряд ли полностью осознавала, что делает и говорит.              — Пэнси, это ребячество. Я не стану в таком участвовать, — язык заплетался. Гермиона почти сделала шаг к спасительному выходу.              — Ладно, тогда я превращу все его вещи в резиновых утят. И когда он проснётся утром, то обнаружит…              — Знаешь, давай ты этим займёшься, идёт? Я подожду здесь и покараулю. — Гермиона натянула рукава свитера пониже, ощущая прохладный воздух. Зато это позволило понять, почему все слизеринцы такие злые: жить в таком холоде, совсем неудивительно.              — Гриффиндорцы смелые, говорили они.              Тем не менее Пэнси шагнула в тёмный проём, оставив Гермиону позади. На самом деле Грейнджер не было страшно, скорее неловко. За все годы обучения она была в мужской спальне Гриффиндора всего пару раз, и это были чрезвычайные случаи. Поэтому сама идея оказаться среди пяти парней посреди ночи ей не прельщала. К тому же Мерлин знает, кто из них и в каком виде предпочитает спать.              Каменная кладка выглядела очень увлекательно, но всё же стала надоедать уже спустя пять минут. И Гермионе не оставалось ничего, кроме как погрузиться в мысли. Она анализировала разговор с Пэнси и чувства к Малфою.              То, что он сделал, не было достойно никакого прощения. Плевать, какие им двигали мотивы. Он растоптал её чувства, унизил и осквернил своим грязным языком. А она, хоть и не считала себя подарком судьбы, уж точно не заслуживала такого.              Когда жалеть саму себя стало тошно, в игру снова вступила кладка. Гермиона решила пересчитать количество камней на противоположной стене. И только когда счёт дошёл до ста семидесяти восьми, дверь мужской спальни отворилась, но на пороге оказалась вовсе не Пэнси.              — Грейнджер? — Малфой был одет в серые пижамные штаны и зелёный слизеринский свитер. Недопустимо красив даже в сонном виде.              — Что ты сделал с Пэнси? — голос выдал недоверие.              — Уложил спать. — Он прикрыл за собой дверь и приблизился. — Ты следующая.              — Что?              — Пойдём, я провожу тебя до башни.              Она не хотела его видеть. Не хотела слышать и не хотела ощущать рядом. Как крапива по открытой ране.              — Меня не надо провожать, я сама справлюсь. Сладких снов, Малфой.              Гермиона вздёрнула подбородок, как в детстве, и зашагала прочь нелепой пьяной походкой. Наверняка выглядело комично, но что поделать.              — Хорошо, тогда я просто буду идти в том же направлении, что и ты. Ни в коем случае не провожая тебя.              — Валяй.              И он не соврал. Малфой шёл, отставая на шаг или два, но Гермиона всегда чувствовала спиной его взгляд. Затем она резко остановилась, услышав голоса в гостиной. Кажется, те ребята закончили с учёбой и теперь разговаривали о чём-то, сидя на диване.              — Надень мой свитер.              — Зачем? — Гермиона обернулась, её голос опустился до едва различимого шёпота. И Драко оказался слишком близко — такое следовало предвидеть.              — Ты же боишься, что они тебя увидят, — усмешка и уверенный взгляд.              — Я не боюсь! — хмурые брови и неубедительный писк.              — Просто возьми его.              Он стянул шерстяную вещь и накинул на Гермиону. Она почти утонула в нём, и ей пришлось просунуть руки в рукава, чтобы вернуть себе возможность передвигаться.              Малфой вышел первым, Гермиона же почти прижалась к его боку, семенящими шагами направившись следом. Скудное ночное освещение не позволило бы студентам узнать её в таком виде, но сердце всё равно забилось чуть быстрее обычного.       Когда подземелья остались позади, Гермиона наконец смогла вдохнуть полной грудью. А ещё она согрелась, потому что малфоевский свитер оказался до неприличия тёплым и мягким. Хотя в детстве она ненавидела такие вещи — те вечно кололись, и кожа от них чесалась, — этот свитер был явно сшит из шерсти, которая продаётся по цене золота.              Весь путь до нужной башни казался вечностью. Как и в начале, Малфой всё время шёл позади, как бы невзначай. Гермиона даже не собиралась оправдываться за то, что так и не вернула ему предмет одежды. Он мог бы и замёрзнуть немного, она же достаточно страдала, поэтому заслужила хотя бы чёртово тепло.              Стоило признать, что передвигаться по ночной школе с Драко было безопаснее, чем с Пэнси. Не приходилось волноваться почти ни о чём, кроме собственного саднящего сердца. И запах его геля для душа заставлял глаза слипаться на ходу, а голова с каждым шагом только наполнялась туманом. Выпитый огневиски был достаточно дорогим, чтобы эффект держался длительное время.              — Меня тошнит.              Именно это Гермиона заявила Малфою, когда они оказались около портрета. Заявление могло иметь и фигуральное значение, но, к сожалению, было абсолютно буквальным.              Малфой помог ей добраться до туалета, а затем ловким жестом скрутил непослушные волосы в тугой пучок, удерживая их подальше от унитаза и всего того, что выпускала из себя Гермиона.              Романтично? Безумно.              Когда в желудке ничего не осталось, Грейнджер поднялась на ватных ногах и сразу прополоскала рот, попутно умывая лицо ледяной водой. Ей казалось, что она смыла в сток свой желудок и кишки, настолько сильно её рвало. Горло саднило, а на языке всё равно ощущалось мерзкое послевкусие желчи.              — Тебе нужно в кровать. — Малфой подхватил её под руку, потому что резкая смена положения могла сделать только хуже. — Идём.              — Я не хочу спать… Хочу гулять на улице! — Гермиона взмахнула руками, как будто могла таким образом отмахнуться от парня, который в два раза больше неё.              — Ты обязательно погуляешь, Гермиона, завтра. Сейчас тебе нужно поспать.              Гермиона.              От звука своего имени скрутило живот. Нельзя было так реагировать на такие мелочи, но тело не поддавалось контролю.              Кровать была в тысячи раз мягче обычного, это факт. Словно падаешь в кучу перьевых облаков, не иначе. Рай. Так ощущался рай.              — Я буду спать в твоём свитере, — слова прозвучали где-то в ворохе подушек.              Драко не смог сдержать слишком мягкой улыбки. Его пальцы всё ещё ощущали копну кудрей, а взгляд гулял по миниатюрной фигуре, которая выглядела сплошным комом из-за одеяла.              — Если тебе…              — Нет. Уходи.              Даже в таком состоянии она не могла бы забыть произошедшее. И пусть она сделала только хуже, снова подпустив его к себе, но это была небольшая слабость. Ошибка, не являющаяся фатальной.              — Я уйду, когда ты уснёшь. — Гермиона готова была поспорить, что никогда не слышала его таким нежным. — Договорились?              — Хорошо.              Спустя какое-то мгновение его рука осторожно опустилась на одеяло в районе женской спины. Малфой хотел убаюкать Гермиону мягкими касаниями, чтобы она быстрее уснула.              — Не трогай меня.              Кольнуло.              Обоих.              — Спи, Гермиона.              Драко упёрся локтями в колени, укладывая голову на ладони. Он знал, что не имеет права даже находиться здесь. И уж точно он не должен был позволять себе прикасаться к ней.              Гермиона же была рада темноте ночи и тому, что мокрое пятно на подушке останется незамеченным.