Они смотрят, но не видят
По национальному панемскому телевидению показывают многое. Камеры пристально, хищно следят за новым шоу, любезно предоставленным искушённой публике стилистами Дистрикта-12. Они ловят каждый всполох пламени, охватывающий трибутов беднейшего из Дистриктов, каждое движение этих обречённых на смерть юноши и девушки, каждый их жест и взгляд. Больше всего внимания достаётся, конечно, ей — Девушке в огне, Огненной Китнисс, как прозвали её капитолийцы. Пламя, горящее вокруг неё и в её сердце, поражает. «Эффект Китнисс» захватывает жителей столицы, лишь усиливаясь благодаря словам Пита Мелларка, — теперь прицел камер становится в несколько раз сильней, Китнисс любят, Китнисс восторгаются, а её образу стремятся подражать. Итогом истории «несчастных влюблённых» становится первая в истории Игр двойная победа (давшаяся смертью товарищей по несчастью, трюком с ягодами и просчётом главного распорядителя, что, естественно, не волнует никого в Капитолии), да полные любви взгляды Китнисс в сторону Пита на камеру. Разумеется, по панемскому телевидению не покажут, в чьих объятиях оказывается только что вернувшаяся с арены победительница Семьдесят четвёртых ежегодных Голодных игр.***
Когда приближается время Семьдесят пятых Игр, Третьей Квартальной бойни, телевизионщики доводят до белого каления Китнисс Эвердин, которая тем не менее не имеет права продемонстрировать своё раздражение, и всё же неотступно следуют за ней и Питом, пытаясь выцепить все подробности жизни теперь уже «счастливых влюблённых». По всем каналам Панема показывают до неприличия довольных победителей прошлого года… …и они не знают, у кого Китнисс спрашивает совета по выживанию, ищет метод существования победителя; не знают, с какими кошмарами она борется по ночам. Никто никогда не увидит, куда её приводит дорога в ночь объявления условий Бойни. Капитолийцы не знают, каким обещанием Китнисс сковывает себя и ментора.***
После срыва Семьдесят пятых Голодных игр по панемскому телевидению перестают показывать Девушку в огне — отныне она становится государственной преступницей. Зато наступает черёд Пита Мелларка — голоса разума Капитолия, призывающего прекратить бунты и восстание. И гнев Китнисс Эвердин на сообщение о захвате одного из двух её ближайших друзей, её преданного союзника, не попадает ни в объективы камер столицы, ни на записи камер заговорщиков. Гнев Китнисс Эвердин принимает агрессивную форму, осыпаясь ударами и проклятиями в адрес единственного человека, которому она всегда полностью и безоговорочно верила.***
По панемскому телевидению показывают промо-ролики. В кои-то веки это не заслуга капитолийцев, а результат трудоёмкой деятельности команды Дистрикта-13. Агитационная кампания при участии Сойки-пересмешницы снимается тяжело — но ни один из простых жителей Дистриктов об этом не узнает, как не узнает и о том, благодаря кому она наконец стала эффективной. О том, какой сложный разговор имел место между некогда трибутом и ментором, не узнает даже высшее руководство Тринадцатого.***
По случайности убийство президента Койн попадает на телевидение, давая возможность всей стране узнать о случившемся. Однако ни одна камера не заснимает суд над сломленной героиней Панема — обнародуется лишь приговор ей. Охмор, навсегда изменивший Пита Мелларка, также остаётся в стороне, как и причины, по которым он не возвращается в Двенадцатый. Выбор победителя Второй Квартальной бойни в пользу добровольного изгнания с бывшей Сойкой-пересмешницей не попадает в фокус.***
Пламя революции обновляет Панем — именно это показывают по национальному телевидению. Восстановление Дистрикта-12, устранение разрушений, произошедших в ходе военных действий, первая помощь всем нуждающимся и формирование новых законов — вот основное содержание телепередач. Моральное, психологическое и физическое восстановление экс-символа революции мало кого интересует, и Китнисс — больше не Огненная девушка, не Сойка-пересмешница, а просто Китнисс Эвердин — с облегчением выдыхает. Пристальное внимание камер тяготило её каждый момент, когда она была под прицелом объективов. Причины жить всё ещё иногда ускользают, но она справляется, каждый день находя новый повод, и это становится её ежедневной обязанностью. Свобода, прогулки в знакомом с детства лесу, письма Энни о сыне, улучшение состояния Пита и постепенное восстановление дружбы с ним и с Гейлом кажутся достаточно весомыми причинами. И ещё, конечно, возможность раздражать её единственного соседа по Деревне победителей на день дольше, но в этом Китнисс уж точно никому не признается.***
В фокус камер Китнисс попадает через год, когда вынужденно произносит речь о первой годовщине революции, а по разным сторонам от неё сидят другие победители. Сидящий справа Пит уже справился со своей частью, озвучив то, что было нужно для укрепления страны. Никогда не имевшая выраженной склонности к ораторскому искусству Китнисс готовится перейти к напоминанию о потерях, а потому крепко сжимает чужую руку под столом, чтобы почувствовать себя хоть немного увереннее. Она очень надеется, что гримаса боли не отразится на лице Хеймитча и не попадёт в запись.***
Грядущая свадьба Пита Мелларка и Делли Картрайт порождает общественный резонанс, и всего через семь месяцев после работы с телевизионщиками Китнисс снова вынуждена с ними сотрудничать. Во время интервью, на котором её спрашивают об отношении к новости, взаимодействии с Делли и напоминают о её собственном «романе» с Питом на протяжении двух Игр, Китнисс отчётливо ощущает кольцо на левой руке, но не бросает и взгляда на свои скрытые митенками пальцы.***
По национальному панемскому телевидению показывают многое: например, преобразование последней оставшейся арены в музей истории Голодных игр, продолжающееся развитие инфраструктуры в Дистриктах и даже новый музыкальный проект, идея которого принадлежала самому Плутарху Хэвенсби. Показывают и открытие нового реабилитационного центра в Дистрикте-12, где присутствует Китнисс (уже давно переставшая быть Эвердин, но именно так знакомая большей части Панема), ведь центру присваивают имя её покойной сестры. За прошедшие шесть лет Китнисс научилась жить с болью, хоть одна мысль о Прим всё ещё царапает её где-то в области сердца. Но всё же Китнисс держится и больше не ускользает в пучину едких воспоминаний, не закрывается и не уходит в себя. Она может легко пересчитать причины, по которым не делает этого, — все они здесь: и Энни с подросшим Финником-младшим, и Джоанна, стоящая под руку с Гейлом (Китнисс ещё предстоит выслушать историю, как эти двое умудрились найти друг друга), и Пит с Делли и их трёхлетней дочерью. Её персональная причина оставаться в живых находится рядом с ней, держа её за руку и переплетя пальцы, и впервые окружающие имеют возможность видеть. Первый раз на памяти Китнисс они не скрываются от камер, а стоят рука об руку, готовые к тому, что эти кадры, скорее всего, облетят весь Панем. Китнисс кажется, что шесть лет — достаточно большой срок, чтобы народный интерес к её персоне если не исчез, то хотя бы угас. И, даже если это не так и телевидение с папарацци вновь станут причиной всплеска внимания к её скромной персоне, она готова к этому. Впервые Китнисс ощущает в себе такую уверенность и внутреннее спокойствие. …Однако по старой привычке свою главную причину, самый важный повод жить, Китнисс Эбернети будет скрывать и охранять ещё очень долго — достаточно для того, чтобы её сын успел вырасти и узнать их семейную историю. И конечно, этот момент не достанется ни одному панемскому каналу.