***
На второй раз он встречает её изобличающим приветствием: — Я знаю, кто ты такая! К сожалению, их встреча происходит слишком скоро после Игр — Китнисс приходит забрать его семью. Если бы она была живой, то в этот момент точно сочувствовала бы ему. За единственный миг у юноши не остаётся никого. Совсем один в этом безумном мире. — И кто же? — подыгрывает она и ясно осознаёт, что он имеет право её ненавидеть. — Ты ангел смерти, — и смотрит на неё своими серыми-серыми глазами. Определение ставит её в тупик. Никто и никогда не называет её так. Это неправильно. Китнисс — Жнец, хоть и с дефектом в виде попытки чувствовать, но ангел смерти — это не про неё, это кажется слишком… личным?.. — Почему ты так думаешь? — ей правда любопытно и удивительно, откуда такие мысли в голове мальчика. — Почитал кое-какие книжки, — с лёгким пренебрежением отвечает он и продолжает: — Или лучше звать тебя Жнецом? — В вашем глупом Панеме почти не осталось книг, тем более с такой информацией, — замечает Китнисс абсолютно честно: в этой стране действительно практически полностью уничтожено наследие прошлого. — Почти, но не совсем, — парирует он, — а раз ты не отрицаешь, значит, всё правда. Китнисс молчит, не зная, что может в таком случае говорить. Он не похож на глупца и потому осознаёт, что ей пришлось отнять у него трёх самых близких ему людей. У неё нет оправдания, да и не виновата она в их смерти, но всё равно ощущает, как именуемая виной отрава циркулирует по её нематериальному телу. Когда она начала чувствовать?.. — Возможно, — не отпирается Китнисс, но и не признаётся полностью. — Скажи лучше, для чего тебе это знать и почему ты видишь меня. Парень на это жмёт плечами и, будто задумавшись, тянет: — Мало ли, какое знакомство в жизни пригодится… Он не просит её вернуть его семью, и тогда Китнисс понимает, что он гораздо умнее, чем она посчитала изначально. Ему известно о том, что она ведёт их к свету, а призрачное существование в подлунном мире — худшее, что могло бы с ними случиться. Он держится с величайшим достоинством и выдержкой, так что она невольно проникается к нему уважением, обещая себе, что запомнит, как его зовут. Это меньшее, что она может сделать.***
Китнисс держит своё слово: теперь она знает о нём всё, что можно выяснить. Хеймитч (слишком часто) зовёт её, пользуясь тем, что она сама дала ему козырь против себя, всё так же называя ангелом смерти. Китнисс старается как можно меньше контактировать с ним, опасаясь того, что ещё может произойти, — всё между ними пошло не по плану с самой первой минуты. Проходит несколько лет, и она наблюдает, как он ломается. Это не удалось сделать Сноу, Играм, даже утрате семьи — но удаётся постоянным смертям тех, кого он наставляет. Особенно сильно бьёт по нему год, когда его трибут чуть не приходит к победе. В основном Хеймитч видит её во время Игр — Китнисс начинает игнорировать его обращения к ней. Она затрудняется сформулировать, почему ей больно смотреть на то, как он топит себя в алкоголе и напускном равнодушии к окружающему миру. — Зачем ты это делаешь? — беспомощно спрашивает она через десяток лет. — Может, хочу быстрее встретиться с тобой, — неразборчиво произносит он, старательно не обращая внимания на недовольство Китнисс и сея в её голове сомнения. — Лучше возьми себя в руки и продолжай жить, — даёт она непрошенный совет напоследок, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что он его проигнорирует.***
Жнец Китнисс радуется за двоих, когда через двадцать четыре года от его победы новый мальчик, подопечный Хеймитча, выигрывает. Она ждёт, что у её давнего знакомого снова появится цель в жизни, что Пит сможет привести в норму его душу, погрязшую в страданиях и потерях. Китнисс очень удивляется, когда вместо того, чтобы впустить в свою судьбу новую весну, новый рассвет, Хеймитч опять зовёт её. — Теперь-то ты заберёшь меня, ангел смерти? — абсолютно серьёзно — и оттого более страшно — спрашивает он. Китнисс непривычно видеть его таким взрослым и измученным, по-настоящему уставшим от бремени. — Я не могу, — шепчет она, не желая прерывать его жизнь, и дело здесь не только в её полномочиях. Отчего-то ей крайне важно, чтобы его жизнь продолжилась, шла своим чередом. — Опять отказ, — его усмешка переполнена горечью. — Я столько лет ждал нового победителя, а теперь, когда моя миссия закончена, ты снова отказываешь мне. — Я не могу, — повторяет Китнисс, — это неправильно. Она хочет донести до него свою правоту, но беда в том, что из них двоих упорством обладают оба и оба же будут отстаивать собственную точку зрения до конца. — А когда было что-то правильно? Когда старый мир был разрушен? Когда власти Панема решили устроить Голодные игры, а потом превратили их в жестокое развлечение? Когда Сноу повелел убить мою семью? — Хеймитч переходит в наступление, давя Китнисс аргументами и невольно задевая струны в её по определению отсутствующей душе. Она ощущает себя неуютно и до странного беспомощно перед его настойчивостью. — Или для правильности тебе нужно, чтобы я сам себя убил? Последний вопрос добивает её. Китнисс сдаётся, прося прощения у всего мироздания и у Хеймитча за свою слабость, когда напрочь стирает из его памяти все эпизоды со своим участием.***
Они видятся вновь через несколько лет. За это время выиграна революция и свергнут Сноу, Пит Мелларк становится президентом и порой навещает Хеймитча. Китнисс не ждёт его так скоро — поэтому очень удивляется, когда сталкивается с ним. Последние годы она старается вернуться к образу правильного Жнеца и чётко выполняет свою работу. Зачитывая ему инструкции, она приказывает заткнуться своим воспоминаниям, не к месту посетившим её, — в конце концов, Хеймитч её не знает по её же милости. У них нет общего прошлого. Однако все установки Китнисс сгорают дотла в момент, когда она, как и положено, берёт его за руку, а он внезапно притягивает её к себе, совершенно непостижимым образом говоря: — Ты поступила тогда крайне опрометчиво, мой ангел.