ID работы: 11669458

Аферисты

Гет
NC-17
Завершён
303
автор
Размер:
530 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
303 Нравится 502 Отзывы 101 В сборник Скачать

Глава 16: Благоговейное предубеждение

Настройки текста
Примечания:
      «— Это твой новый дом, Агата, — дядя Остин перехватил из одной руки в другую мою сумку с вещами, — тебе нравится?       Качаю головой. Не нравится. Совсем не нравится.       Я не тороплюсь заходить. От дома веет той самой «обычностью», которую совершенно не хочется видеть. Он небольшой, белый, с бежевой черепицей. Цветы на окнах. Аккуратно подстриженный газон и такой маленький забор, высотой не больше моего колена. Маме бы не понравился.       Нервно задыхаюсь и отворачиваюсь. Вижу небольшую площадку, вымощенную по краям камнями. На вид, будто клумба. Участок пустой и безжизненный, если не брать в расчет парочку сорняков.       — Мы еще не решили, что хотим посадить, — дядя поймал мой взгляд, — возможно, ты захочешь заняться садом сама? Кажется, твоя мама любила настурции…       Неправда. Мы все их любили. И папа, и я… Даже глупый спаниель Лакки, которого мне не разрешили забрать, он тоже любил их.       — О, вы приехали! — входная дверь открывается, и из дома почти выбегает высокая стройная женщина с длинными черными волосами, отдающими на выходящем из-за туч солнце красивым блеском.       У нее милая улыбка, но джинсы — абсолютная безвкусица. Мама бы такие не надела.       Она не спускается с крыльца, и я не сразу понимаю, почему. Лишь приглядевшись, замечаю, что за ее спиной, крепко вцепившись в край пурпуровой широкой футболки, стоит такая же темноволосая девочка, на вид точно не старше меня. Недобро косится и делает шаг назад, не отпуская футболку женщины.       — Надо представить их друг дружке, — суетливо предлагает дядя, подталкивая меня вперед.       Женщина кивает и присаживается на колено, пытаясь ухватить девочку за руки. Та же, в свою очередь, брыкается, не слушая долгое объяснение на непонятном языке.       Когда оно подходит к концу, девочка грубо выдыхает и, предварительно оглянувшись на меня, разворачивается обратно в дом и хлопает дверью. Женщина виновато пожимает плечами.       — Привыкнет, — заверяет она и протягивает мне ладонь, — Агата? Тебя ведь так зовут? Я приготовила кое-что к твоему приезду. Твой дядя говорил, что ты любишь яблочный пирог, верно? Не знаю, как его готовили у вас, но, думаю, этот тебе точно понравится.       От мысли о еде, а тем более о сладком пироге к горлу подступает тошнота. Но я послушно беру женщину за руку, позволяя увести себя на тесноватую чистую кухню, где уже явно давно свистел паром металлический чайник, стоящий на плите.       Мама всегда говорила, что вежливость — это то, что сразу отличает умного человека от необразованного. Я не хотела пирог. И чай не хотела. Но позволила усадить себя на слишком высокий для моего роста стул и вручить в руки десертную вилку, пока странная хозяйка дома разливала черный пресный чай в стеклянные чашки.       Ковыряя вилкой бисквит с кусочками яблока внутри, я слушала и узнавала, что странную женщину зовут Сара и что теперь она живет с нами. Вернее, я с ними. И что Лакки мы не забрали, потому что у Сары на него аллергия.       А после Сара и дядя Остин остались на кухне вдвоем. Дали мне «задание»: осмотреть дом. Таким наигранным голосом, словно я вдвое младше своего возраста.       Тогда я увидела ее снова. Эту девочку. Она выглядывала из-за двери своей комнаты, стояла как вкопанная. Сколько — неизвестно.       — Ева! — тон, с которым она крикнула это, очень напоминал какое-то ругательство. Словно меня в чем-то заранее упрекали.       — Что? — хочу подойти ближе, но девочка выставила стопу, очерчивая границу.       — Имя. Мое имя — Ева, — она снова сказала это грубо и очень нескладно. Как будто бранилась и училась говорить одновременно.       — О, а я Агата, — это странно, но она стала первым человеком, с которым мне действительно захотелось поговорить. Фальшивая любезность взрослых оставляла в душе лишь скользкий неприятный осадок. — Тебе сколько лет? Хочешь посидеть в моей комнате? Правда… я еще не поняла, какая из них моя, но…       Я не успела договорить. Ева широко открыла рот, будто собираясь что-то сказать. Но так и не сказала. Лишь сильно покраснела, точно от досады, и вновь хлопнула дверью, окончательно скрывшись».       В комнате витает приятный аромат кофе. Он легко окутывает меня, дразняще касаясь кончика носа, совсем как в мультяшках. С трудом открываю глаза, пытаясь понять, где я нахожусь и откуда тянет духом доброго утра.       Кофейный букет симпатичен еще и тем, что он разительно отличается от привычного в этой квартире запаха химозных напитков. Взяв за обыкновение не надеяться на завтрашний день, я уже давно не покупала натуральный кофе — знать, что на дне банки осталась хотя бы пара чайных ложек растворимого, гораздо приятнее, чем перемалывать последние два зерна, понимая, что их не хватит и на полчашки.       Приподнимаюсь и спихиваю с себя жаркое тяжелое одеяло, из-за которого спина уже покрылась испариной.       В квартире духота, зачем мне вообще одеяло?       Оглядываюсь, вспоминая, что впервые за последний месяц я действительно ночевала дома, да еще и не одна. Моментально захотелось завернуться обратно.       — Ну надо же, кто вышел из спячки, — Александр выглядывает из-за собственного ноутбука, который он удобно расположил на барной стойке моего кухонного уголка. — Кофе?       Осторожно сползаю с дивана и неспешно потягиваюсь, подходя ближе.       — Что ты делаешь? — кладу ладони на гладкую поверхность столешницы, наблюдая.       — Проворачиваю за твоей спиной стратегически важные дела, — швед слегка поднял взгляд, а затем улыбнулся, — расслабься, крошка енот, работаю, я работаю.       Все это выглядит как-то очень… Странно, что ли? На нем простая футболка, волосы взъерошены после сна. От Александра веет чем-то теплым и утренним, домашним, чем-то очень уютным.       Я и не знала, что он может быть таким.       — Работаешь?       Не знаю, зачем я задаю откровенно глупый вопрос. Мне дико важно говорить хоть что-то, потому что сжимающийся внутри трепет не дает спокойно мыслить. Кажется, что если я сейчас дотронусь до повисшей в воздухе атмосферы, то она просто разобьется, как разбросанные по полу стеклянные осколки.       Алекс проводит ладонью по волосам и легко усмехается. Он что-то сосредоточенно вносит в ноутбук, а затем возвращается ко мне. Молча смотрит, отпивая напиток из широкой серой чашки.       — Кофе буду, — все-таки отвечаю и сажусь напротив, легко перебирая пальцами по столешнице.       Мужчина поднимается и тянется к кофейнику, а заодно достает и вторую чашку. От еще горячего напитка поднимается легкий пар.       — Стараюсь максимально продать оборудование в рамках Соединенного Королевства, — ставит чашку рядом. — Раз уж какое-то время мы побудем тут.       — Серьезно? И что, всегда получается? — отпиваю, поглядывая на собеседника.       Что-то знакомое. Гель для душа. Он брал гель для душа. Тот, что с верхней полки.       Прижился, черт такой. Еще и в футболке своей опять.       — Не с первого раза, — вглядывается в экран ноутбука и довольно кивает, — но раз я не могу сейчас заниматься этим в Стокгольме, приходится искать выход.       — Что-то вроде командировочной работы? Заставляешь людей сотрудничать? Не слишком ли самоуверенно? — закрываю глаза, наслаждаясь вкусом напитка. Терпкий аромат заметно сочетается с нотками ореха и шоколада.       Это невероятно. Такой мягкий, но яркий… Где он его откопал вообще?       — Не думаю, — вскользь отвечает Нильсен, — мир полон возможностей, котенок, но будет глупо считать, что они сами упадут к тебе в руки.       — Ага, то есть возможности? — скрещиваю стопы и покачиваюсь, боясь, что если перестану контролировать эмоции, то показательно-довольное настроение уж точно выдаст меня.       Пытаюсь отвлечься, чтобы не пялиться на его шею и почти виднеющиеся в вороте ключицы. Визуально это выглядит вполне себе эстетично, что и сбивает с толку.       Александр останавливается, невидящим взглядом упираясь в экран. Затем щурится и полностью переключает внимание на меня.       — Ты сейчас что... — делает небольшую паузу, с трудом подбирая слово, — флиртовала?       Громко кашляю, подавившись напитком, и отставляю чашку подальше, после чего сильно ударяю ладонью по столешнице.       — Совсем придурок?! — пытаюсь отодвинуться, забыв, что высокие стулья слишком тяжелые для таких махинаций, из-за чего шумно падаю на пол, болезненно ударившись локтем об угол стола.       Нильсен ухмыляется в свойственной ему манере. Он слегка выглядывает, наблюдая за моими попытками подняться на ноги и утешить пульсирующую болью руку.       — У тебя получается вполне себе неплохо, — задумчиво проговаривает.       — Что?       До меня не сразу доходит смысл фразы, а как только доходит, по спине и вниз до кончиков пальцев опускается странный холод. Волнение?       С какой стати это должно меня волновать?       — Забудь, — мужчина резко и слабо дернулся, возвращаясь к занятию.       — Ну уж нет, — возмущенно поднимаюсь и опираюсь о стойку, чтобы снова не упасть.       Бесит, что я, как какая-то школьница, стою и жду его ответа. Не знаю, зачем. Не знаю и все тут. Швед устало разминает плечи и шею. Смотрит сначала прямо на меня, а потом куда-то за спину.       — Давно хотел спросить, — в глазах сверкает огонек, не предвещающий ничего хорошего, — дома ты тоже по шторам на эмоциях прыгаешь?       — Чего?! — резко разворачиваюсь, вспоминая, что вот уже несколько месяцев карниз в моей квартире не висит на положенном ему месте, а грустно лежит под окном, укутанный в несчастные шторы. — Случайно вышло!       Краснею. Это же надо было ему непременно увидеть эту картину. Что за человек?!       — Угу, а, может, это вообще не твое жилище, и ты сюда через окно залезаешь? — он нахально подмигнул. — Насколько помню, опыт у тебя есть.       — Ну прямо уложил! — язвительно кривлюсь и складываю руки.       — О, опять флиртуешь, — приникает губами к чашке, а я давлюсь воздухом, то ли от очередной наглой фразочки, то ли…       Нет. От фразы. Точно от нее!       С небольшим шипением — не знаю, как я смогла его издать — подхожу к шкафу и хватаю первое, что попадается под руку, собираясь оставить мужчину наедине со своими насмешками. Неприятное ощущение от жаркого сна в одеяле все еще сковывает тело.       — Я в душ, — бросаю уже на пути, не особенно понимая, зачем посвящаю придурка в такие детали.       — Это просьба составить компанию? — ехидно возводит брови.       — Нет, — натурально осознаю, что на покрасневшем лице уже можно жарить завтрак, — это предупреждение. Не хочу находить в своей ванной лишний компромат!       Швед недоверчиво качнул головой.       — А говоришь так, будто очень даже хочешь, — он оценил мое возмущение и добавил, — не бойся, крошка енот, весь компромат я храню очень бережно и никому его не доверяю.       Силясь не ударить идиота еще раз чем-нибудь потяжелее полотенца, прохожу мимо и скрываюсь в любимой светлой ванной комнате. На всякий случай проверяю, хорошо ли заперлась. А то с него и прийти станется. Скажет, что забыл любимую зубную щетку, например.       — Весь комплямат я хляню белезно и никому не довеляю, — кривляюсь и передразниваю перед зеркалом.       Раздражает. Нет, это не возможно. Если у него когда-нибудь появится девушка, я мысленно ей не завидую…       А с чего ты взяла, что ее и так нет?       Ну, например, с того, что… Ну… С того, что…       Черт возьми, с того, что мы вообще-то переспали!       Ударяю ладонью по гладкой и холодной поверхности раковины. Как бы то ни было, это обычная слабость, особенно учитывая, что какое-то время мне пришлось жить с этим идиотом под одной крышей, а тут любой с ума сойдет.       Ну, как сказать, Ева уж точно не купилась на эти нахальные замашки.       Ева и не жила последние пять лет в таком же затворническом образе, как это делала я. Сестра, наоборот, любила ходить веселиться, встречаться с различными людьми и при этом никогда не ввязывалась в серьезные отношения. Как это сделала когда-то я.       Собираю волосы в пучок и тянусь к небольшому столику, где должна быть подставка с резинками. Хмурюсь, когда понимаю, что на этом же столе лежит застегнутая серая сумка, очень напоминающая небольшую косметичку. И точно не моя.       С одной стороны, это плохо — копаться в чужих вещах, а с другой…       Интерес пересиливает. В конце концов, я же не стану с ним об этом говорить, верно? Верно. Осторожно расстегиваю молнию, бегло оглядывая содержимое.       Иногда я не особенно доверяю своей проницательности. Я, конечно, всегда знала, что родиться гением — мой дар и вместе с ним тяжелейшая ноша. Но привычка допускать совсем уж смешные ошибки всегда все портит. И сейчас, залезая в дорожную сумку Алекса, я чувствую себя, примерно как пред одной из таких ошибок. В конце концов, что можно прятать в совсем маленькой косметичке?       Но я замираю, когда понимаю, что можно. Что-то точно можно. Например, небольшую прозрачную пластиковою коробочку, наполненную горстью ярко-синих таблеток, которая уютно расположилась между упаковкой зубной пасты и средством после бритья.       Протягиваю ладонь, боясь дотронуться до находки, будто она нереальна. На первый взгляд — обычный контейнер для хранения, вот только… Во-первых, Нильсен не похож на человека, который станет таскать за собой аптечку, а, во-вторых, других таких же упаковок рядом попросту нет. Ни надписи, ни наклейки, ни другого обозначения.       Уж не хочешь ли ты и об этом рассказать, Александр?

***

      — Ева, я понимаю, что твое время — это самое драгоценное, что только может быть во вселенной, но, пожалуйста, ради всех святых, отвлекись от своей приставки!       Сестра безразлично кивнула, сильнее сжимая губами палочку от леденца, который мучила уже порядочное время.       — Три часа назад она сказала, что идет на рекорд, так что я бы не надеялась, — Рэйч кокетливо откусила печенье, болтая в воздухе стопой.       — М мгмгм мгмгм мм мгмгмг, — Ева закусила зубами пластик, резко нажимая на кнопки джойстика.       — Что? — когда она говорит, я и так всегда слышу что-то нечленораздельное, но это уже окончательно клиника.       — Она сказала, что мне слова не давали, — мягко вмешалась Линд.       — Мгмгм мгмгм, — сестра ухмыльнулась, едва не выронив чупа-чупс.       В нахальном тоне, с каким она это промычала, угадывалось такое четкое «Верно, Барби», что уж это я переспрашивать не стала.       Удерживаю переносицу кончиками пальцев, чтобы отвлечься от увиденной картины. Я и так пока не отошла от шока с той самой секунды, как дверь в квартире Евы открыла Рэйчел. И что в квартире не было привычного бардака.       — А вы неплохо поладили, — заметил Александр.       Красноречиво оглядываюсь, надеясь, что он закроет эту тему, пока Ева не исправила ситуацию чисто из вредности. В целом, она может.       — О, в этом нет ничего такого, просто…       — Мгг м гмг гмгмм мгмггммгм мгмгм?       Нет, это уже ни в какие рамки!       Резко поднимаюсь и протягиваю ладонь, отнимая у сестры леденец, из-за которого она говорит хуже годовалого ребенка.       — Мммммм! — Ева пищит и почти падает, пока я тяну за палку в свою сторону.       — Хватит! Издеваешься ты, что ли, над нами?! — забираю чупа-чупс под не менее обиженный детский взгляд.       В итоге желание доиграть пересилило в девушке, поэтому она сдалась, и конфета была отвоевана, а затем победно выброшена в мусорку.       — До чего ты вредная, просто агрр, — она сильно ударила по кнопке, из-за чего авто на экране свернул с трассы и картинно улетел в ближайший кювет. — Ну вот, из-за тебя я проиграла! Довольна?       — В принципе, да, — не знаю, от кого я подхватила это дерзкое настроение, но на душе действительно легче стало от того, что сестра, наконец, отвлеклась.       Ева обреченно упала на мягкий пуфик, раскинув руки. Игра перестала ее волновать.       — Что дальше? — еще лежа на широкой подушке, она слегка подвинулась и теперь смотрела на нас вниз головой. — Ну, узнаете вы, что там на этой флэшке, и что с того?       Оглядываюсь на Александра. Мной движет уже чистый интерес, но вот что он на это скажет?       Вместо того, чтобы ответить на этот вопрос, Нильсен задает совершенно новый:       — Вы проследили за Коллинзом? — он перекинулся через плечо Линд, поглядывая на ее телефонную переписку, за что схлопотал ладонью по лбу и был вынужден отодвинуться.       — Еще раз так сделаешь... — предупредила блондинка.       — Но ведь они согласились? — придурок улыбнулся так, что мне самой захотелось его ударить.       Рэйч округлила глаза и отсела подальше.       — Согласились, — ответила она, — получишь ты свой код, — и девушка еще раз вздохнула. — Ты в курсе, что я отмотала на юридическом не для того, чтобы покрывать твои кри…       — Tillräckligt, — Александр сказал едва слышно, но настолько твердо, что Линд сразу прикусила язык, так и не закончив фразу.       — О, какое напряжение, — язвительно расплылась сестра.       — Ева, — пытаюсь осадить ее и заодно напомнить, что мы не в дурацкие игры на приставке играем.       — Что? — та приподнялась на мягком пуфе и с вызовом посмотрела в ответ. — Мне надоело делать вид, что мы классная команда, пока эти двое опять что-то умалчивают! Не пора ли поговорить, как взрослые люди?       Линд поморщилась и покачала головой. Но спорить с девушкой не стала, тем более что на такую реакцию Ева завелась еще больше.       — А почему вы все так на меня смотрите? — она развела руками. — Мы в лучшие друзья не записывались, так, может, хватит собираться кружком, будто отправились в скаутский поход и делимся впечатлениями? Ладно эта, — она с легким прищуром кивнула в сторону Линд, — с ней все понятно. Выглядит, как брошенный питомец, и ведет себя, как ма…       Ева осеклась. Сжала ладони и мягко, фальшиво улыбнулась.       — Как глава местной банды клининга, — заменила так и не высказанное слово.       Самое удивительное, что вместо того, чтобы обидеться на это откровенно-неприятное замечание, Линд отчего-то смешливо чихнула в чашку. Сестра закатила глаза и опустила плечи:       — Спасибо, что помогла прибраться, — процедила она, обращаясь к блондинке, — но еще раз тронешь мои вещи, и вместо великодушной ночевки получишь в нос, понятно, Барби?       — Понятно, грязнюшка, — Линд улыбнулась до того мягко, что я сама чуть не поперхнулась от фразы, сказанной ею, и интонации, с которой она ее произнесла.       Она ей прозвище дала?!       Ева дернула плечом, но не столь же резко, как это делает, когда бывает действительно в бешенстве. Охотно верю, что Рэйч все еще не так уж ей и нравится, но то, что она смягчилась — могу биться об заклад.       — Давай короче, — Александр сложил руки, прерывая диалог, — что именно тебе не нравится? Что мы работаем попарно?       — Мне не нравится, что ты вертишься около моей сестры! — она произнесла это неожиданно громко, почти с криком.       — Ева!       — Молчи, глупая! — огрызнулась, не смотря на меня, и снова обратилась к шведу. — Достаточно коротко?!       Александр легко усмехнулся. Ни капли волнения.       — Предельно, — подтвердил, — только какое это к тебе имеет отношение?       — Эй, пого… — пытаюсь было вмешаться, но резко поднятая рука мужчины останавливает меня на полуслове.       Какого хрена он не может просто сказать обратное?!       А самое поганое, что я понимаю, с чего сестра решилась начать этот диалог. Это все рюкзак. Чертов рюкзак, который она забыла в Сиднее и который я сегодня ей вернула. И хоть я постаралась, чтобы его содержимое ни капли не отличалось от прежнего, рука моя предательски дрожала, когда я отдавала вещь. А Ева не дура. Далеко не дура.       — И это спрашиваешь ты? — девушка усмехнулась, сложив руки точно также, как и сам Нильсен.       Мужчина театрально оглянулся, будто выискивая рядом еще кого-то.       — Ну, похоже, что я, — пожал плечами.       — А я не позволю ей оступиться на таком человеке, как ты! — сестра почти шипит. — Понял?!       В комнате повисает гнетущая жесткая, почти ощутимая тишина.       — О как, — абсолютно спокойный ответ шведа, — интересная зона ответственности.       Ева сглатывает слюну и крепко сжимает ладони. Ее глаза сухие, но теперь совершенно красные. В ушах эхом отдает ее ответ.       О чем она, черт возьми, говорит?       И она поняла. Поняла, что сказала. Она сильно сжала челюсти, часто дыша. Сестра качнула головой, но больше не продолжила. На миг оглянулась на Линд каким-то странным, почти беспомощным взглядом, который сразу сменился гневным и презрительным, и резко направилась прочь из комнаты.       — Ева! — пытаюсь хотя бы как-то ее остановить, но напрасно.       Забыв про легкую куртку, девушка покинула квартиру, хлопнув входной дверью. В груди осталось копошиться странно-гадкое ощущение.       — Я поговорю с ней. Когда вернется.       Тонкий голос Рэйч особенно непривычно прозвучал в почти наэлектризованном воздухе.       — Нет, все…       — Агата, — Линд мягко поднялась и опустила ладонь на мое плечо, — сейчас ты не сможешь ей помочь.       — А ты будто сможешь, — горько усмехаюсь. Звучит не очень.       — И я не смогу, — согласилась она. — Но в отличие от вас, мы с ней не особенно близки. И не будем.       — И чем это успокоит? — не особенно верю в успех такого подхода.       — У тебя когда-нибудь бывало, что хочется выговориться чужому человеку? Тому, кто не полезет лет через пять припоминать твою же слабость? — Линд хитро подмигнула, что-то словив в моем лице. — То-то же. Сейчас ей очень нужен именно такой человек. Чужой.       Рэйч протянула ладонь, почти схватив новое круглое печенье, но сжала пальцы в кулак еще на полпути и перебрала в них сухой воздух. Особенно довольной от сказанного она не выглядела.       — Что? — не могу успокоиться от этой перемены.       — Просто… — сначала девушка задумалась, но тряхнула головой, прикрыв глаза, — забудь. Не суть.       Александр прошел по комнате, осторожно отодвинул штору и заглянул в окно. Квартира Евы находится на втором этаже, поэтому небольшая улица с этого ракурса просматривается прекрасно.       — Оставим это на потом.       Он сказал это достаточно сдержанно и так… флегматично. Словно примерно такого исхода и ждал все это время.       Хочу было подойти, чтобы тоже посмотреть вслед сестре — в том, что он выглядывал именно ее уход, я не сомневаюсь — однако мужчина сразу развернул меня обратно за плечи, настойчиво увлекая обратно.       — Ну так что там с нашим австралийский птенчиком? — он усадил меня на диван, обращаясь при этом к Линд.       Это он так сейчас его завуалировано страусом назвал?       Брыкаюсь, отталкивая Нильсена. Потом с ним еще разберусь. Сейчас мне интересно, что скажет Рэйчел.       Сама она опустила голову на ладони и устало потерла лоб и переносицу.       — Камеры хранения на Блумсбери Сквер Гарден, — ответила девушка. — Едва он высадился, первым делом отправился туда. Я бы даже сказала, что он очень торопился.       — Что он там оставил? — свой голос слышу будто со стороны, слишком живо вспоминая карту города.       Не так уж и близко тащиться именно в этот район. Особенно от аэропорта.       Линд задумчиво пошевелила пальцами, пожала плечами, но ответила:       — Ничего.       — Как это?       Мне не особенно нравится отвлеченный взгляд Нильсена в окно, как и то, что он совершенно не задает вопросов, будто и так лучше всех все знает.       — Вот так, — девушка переложила чай и печенье на поднос, убирая со стола, — он взял электронный ключ от камеры, заплатил и ушел.       — И… Это все?!       Меня понемногу злит, что абсолютно все, что происходит, никак не складывается… Ну вот как в один единый пазл. Будто все, что мы узнали, связывает уникальная, но совершенно неуловимая деталь. И без нее информация попросту распадается, как палатка, от которой потеряли каркас.       — Есть кое-что еще, — Рэйч начала осторожно, отчего повернулся даже Александр, наконец-то отвлекаясь от окна. — С того момента, как он приехал в Лондон, стал жить в отелях. Он не поехал в особняк.       Нильсен хмыкнул и прищурился.       — Живет в отеле, ты хотела сказать?       Линд покачала головой.       — Нет, в отелях, — она произнесла это тверже, — и если бы… Признаться, если бы не подозрительность Евы, которая решила с утра пораньше продолжить за ним слежку, мы бы так этого и не узнали. И я вовсе не уверена, что сейчас он снова не перебегает с места на место, но только вот…       — Вам тоже нужно иногда отдыхать, понял, — мужчина прервал ее, и, мне показалось, что сама она выдохнула действительно облегченно. Еще и слегка осунулась, что было совершенно не свойственно.       Так вот почему Ева позвала ее. Они постоянно следили за Коллинзом.       Острое, как ядовитый шип, чувство вины моментально кольнуло меня. Не то, чтобы мне было в чем винить себя перед сестрой… Но ведь всего на минуту… На какое-то мгновение...       Я подумала о том, что она лишняя.

***

      Если я и предполагала, что сюрпризы закончатся ровно на том самом моменте, когда Ева ушла, а мы смогли узнать хоть что-то, то я очень крупно ошибалась.       Не успеваем мы переступить и порог уже моей квартиры — действие, которое я уже вовсю сопровождала мечтами о том, что буду вышвыривать Нильсена из окна — как мой телефон в очередной раз напоминает о себе гаденьким таким звонком, не предвещающим совершенно ничего позитивного. Также, как и номер Эллиа на экране.       — Да, — отвечаю сразу, пытаясь не замечать пытливый интерес Александра к происходящему.       — Добрый вечер, мисс Харрис, — вкрадчивый и мягкий голос мужчины на той стороне связи совсем не внушает доверия. — Надеюсь, вы хорошо долетели?       — Более чем, — отворачиваюсь, чтобы не видеть настойчивого взгляда шведа. — И да, приношу извинения, но я не буду интересоваться тем же. Мне как-то все равно.       Несмотря на то, что собеседник меня не видит, не могу удержаться от улыбки. Которую, правда, моментально прячу обратно, едва подмечаю, что кое-кто по фамилии Нильсен этим явно доволен.       У-у-у, придурок, чему радуешься?!       — А кусаться вы стали явно увереннее, — довольно протягивает Эллиа, — или кто-то помог вам обрести эту уверенность?       — Нет, просто вы больше не устрашаете, — честно усмехаюсь.       Негодник Нильсен разве что утренний свет не излучает. Отхожу еще дальше. Вот же бесит!       — Прекрасно, мисс, просто прекрасно.       — Угу, так вы закончили петь дифирамбы, или мне поставить телефон на удержание, пока ваш резерв льстивых фраз не исчерпает себя?       Ноябрь тихо, но четко рассмеялся. Натурально слышу, как он постучал ногтем по дубовой поверхности своего стола.       Помогите, кажется, я сама в Еву начала превращаться.       — Вы же помните, что задолжали мне чаепитие?       — Я? — почти неподдельное удивление в голосе. — Мистер Ноябрь, вы что-то путаете. Я не обещала вам никакого чаепития… Кто же это был?.. Хм.. О, я знаю, это был некий Нильсен!       Оглядываюсь, понимая, что довольная морда придурка уже вовсю отсвечивает с моего дивана. Опять! Опять он на моем диване!       — Трубочку не передать? — спрашиваю единовременно с попыткой пнуть шведа и прикусываю язык, по небольшой паузе понимая, что сказала глупость.       Ага, еще бы этот так не ухмылялся!       Пинаю еще раз. Основательнее. Мерзавец ловит меня за стопу и тянет на себя, заставляя потерять равновесие и упасть к нему на колени, а поскольку я все еще удерживаю телефон, то ударить его просто не выйдет.       — Не нужно, — настроению здоровяка можно позавидовать, — я сторонник личных бесед.       — О, кто бы сомневался, — краснею, потому этот идиот Александр хоть и не распускает руки, но смотрит в упор с легкой ухмылочкой.       — Надеюсь, вам будет удобно завтра вечером?       — Совершенно нет.       Говорю это из чистой вредности, отчего-то заранее чуя ответ от Ноября, который действительно получаю:       — В таком случае, жду в пять, — поскольку я не могу сорвать злость на Эллиа через трубку, то заряжаю свободной ладонью по лбу Алекса.       А дальше тишина, знаменующая, что собеседник положил трубку. Откладываю телефон в сторону и разминаю ладони с многозначительным выражением лица, как бы намекая, что ближайшая груша для битья сейчас буквально подо мной.       — Только не говори, что мое сердце будет разбито, — предупреждает с такой серьезной миной, что я чуть не прыскаю со смеха и великодушно решаю, что раньше времени дурака можно не убивать. Просто добрая сегодня.       — Вдребезги, — отталкиваюсь от него, чтобы подняться на обе ноги, — здоровяк сказал, что нашел тебе замену и надеется, что ты не станешь заедать от горя шампанское мороженым.       На пару секунд мы смотрим друг на друга, а после Нильсен закрывает в насмешке глаза, из-за чего я захожусь несерьезным хохотом. Теперь в этой квартире два дурака, а не один. Я заразилась от него придуршеством.       — Не хочешь мою квартиру освободить? — расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки, пока иду в кухонный уголок, чтобы налить себе воды.       — Ты знала, что у тебя очень удобный диван? — отвечает, вместо того чтобы понять намек.       — Без тебя он намного удобнее, — игнорирую и тянусь за графином.       — Неужели? — следует за мной, недоверчиво поглядывая, как я стараюсь отвлечься на воду.       Выдыхаю и опускаю плечи. Поговорить, так поговорить.       — Слушай, чего ты хочешь? — ставлю чашку обратно на стол. — Ты ведь не просто так второй день здесь ошиваешься, а Рэйчел…       — Не просто так держит Еву под присмотром, — кивнул Нильсен, — верно, и что?       — И ты вот так открыто говоришь об этом?       — Ну ты явно не дурочка, чтобы не понимать таких простых вещей, — пожимает плечами, — смысл отрицать?       — Ну, спасибо! — также складываю руки.       — Не верю, что говорю это, но проблема не в тебе, а…       — О, теперь мы общаемся методом «клише»? — поднимаю брови, силясь не улыбаться.       — И не во мне, крошка енот.       Мужчина делает еще шаг вперед, его голос звучит совсем мягко, поэтому я слегка отстраняюсь, чтобы не потеряться.       — О нет, не говори, что Рэйчел — исчадие зла, — картинно поднимаю руки к груди.       Александр снисходительно округляет глаза. Отвечать не спешит, но уже и не нужно. Я понимаю. Ева. Концерт, который она сегодня устроила, все еще крутится в моей голове.       — Послушай, — хватаюсь ладонями за край столешницы, царапая ее поверхность, — Ева обычно не такая уж и…. Ладно, хрен с ним. Да, она перегнула палку, но… Она просто… Она…       Ногти сильнее впиваются в стол. К горлу подступает горечь. Я никогда не думала о контроле со стороны сестры как о чем-то, что мешает мне жить. Но сейчас, когда я говорю об этом с Александром, да еще и так спокойно…       Почему это выглядит совершенно в другом свете?       — И как часто она перегибает палку? — интересуется без укора, но и без сочувствия. Скорее, действительно для понимания.       — Достаточно, — отворачиваюсь, но сразу возвращаю взгляд. — Забудь. Правда. Это все из-за меня. Ну, что она сорвалась на тебе.       — Интересно, — еще шаг ближе. Словно пытается прочитать меня.       — Я выдала нас, когда отдавала ей сумку… Ну… ты понял. Это же ее сумка.       Это невозможно. Почему он так спокоен? Цепляю пальцами края рукавов и закусываю губу, чтобы не чувствовать себя совсем виноватой. С этим тоже нужно покончить.       — И… Знаешь… Забудь о том, что было, — вскидываю ладонь, прежде чем он ответит, — погоди! Пока ты не скажешь еще что-то, позволь мне объяснить. Я была на эмоциях, и я… Если будешь издеваться, я тебя убью, но мои последние отношения были лет пять назад. Считай, что ты просто под руку подвернулся. Как бы грубо это ни звучало.       Швед даже в лице не поменялся. Но хотя бы в его глазах не было осуждения. Это успокаивало ровно до тех пор, пока он совершенно межу делом не уточнил:       — Зачем в таком случае ты так об этом переживаешь? — склонил голову набок, наблюдая за мной.       — Что?       Это, признаться, не совсем то, что я ожидала услышать. Мужчина взъерошил свои волосы.       — Ладно, котенок, по душам, так по душам. Я сказал тебе, что мы можем об этом поговорить, но если ты сама захочешь. Могла не поднимать эту тему, и все осталось бы там, где осталось. Зачем ты так переживаешь о том, чтобы оправдаться в произошедшем? Не для себя ли?       Опускаю голову. Он прав.       — Но ведь я поступила необдуманно! — цепляюсь за остатки совести, как могу.       — Даже если так, — он не спорит. И очень странно, что сейчас рядом с ним я чувствую себя совсем несмышленой. — Мне казалось, что ты достаточно большая девочка, чтобы самостоятельно устанавливать границы во взаимоотношениях. Я ошибаюсь?       Настолько взрослая, что завела единственный серьезный роман втайне от сестры. А все оставшееся время не позволяла себе даже интрижек, боясь, что…       Что случайная связь перерастет в нечто большее. Ничего на свете я так не опасалась, как увлечься кем-то. Возможно, не только из-за Евы. Возможно… потому что я просто не готова.       Возвращаюсь к Александру. Он очень близко, совсем рядом, но с ним не страшно. Кажется, словно я и впрямь могу открыться. Он выглядит кем-то своим. Синяя рубашка, накинутая поверх белой футболки, смотрится едва ли не также хорошо, как привычные официальные костюмы, при этом добавляя в образ мужчины что-то приятно-домашнее. Ему вообще все идет. Я это давно уже поняла.       — Знаешь, — набираю для храбрости воздуха, — может, ты и прав, но среди тех людей, которые мне встречались, мало кто хотел бы стать просто… Мало кто хотел бы несерьезных отношений.       Мужчина повел бровью и приподнял уголок губ.       — Ну, для этого нужно заявлять людям о своих желаниях, крошка енот, — теперь его улыбка выглядит совсем волнующей, Александр подходит еще ближе, я почти чувствую его дыхание. — Давай попробуем сейчас: чего бы ты хотела?       Тон, с которым он задает этот вопрос, мне предельно понятен. Прямо сейчас я могу оттолкнуть его или просто уйти. Я могу сказать, что не хочу видеть его, и я уверена, он уйдет с таким же спокойствием. Я могу навсегда поставить точку в этой истории.       И я знаю, чего я хочу.       Не думая, обнимаю шею мужчины, ловя губами его дыхание и сильно прижимаюсь, чувствуя мягкий ответный поцелуй.       Александр не дотрагивается до меня, отчего я начинаю ужасно волноваться, потому что кажется, что вот-вот он оттолкнет и все закончится. Что я буду полной дурой, которая совершенно неверно поняла его слова. Сердце бешено ударяет по ребрам, добивая пульс в голове.       Но когда я слышу его прерывистый выдох, то расслабляюсь. И в этот раз что-то совершенно по-другому. Он какой-то другой. Словно более... Уверенный. Медленно, но ощутимо прикусывает мою нижнюю губу, ласково проводит кончиком языка. В голову ударяет, как от хорошего вина.       Наконец, я чувствую, как руки мужчины мягко проводят вниз по моим предплечьям. И, кажется, он удерживает что-то еще. Что-то знакомое. Никак не могу понять.       — Посмотрим, насколько шелковой ты можешь быть, — тихо шепчет в губы и, пока я теряюсь, одурманенная происходящим, осторожно заводит мои запястья за спину.       Я не задумываюсь, что он там делает. Просто касаюсь губами его шеи и едва не вздрагиваю от трепета в животе, когда на мои действия мужчина реагирует новым вздохом.       Его кожа очень теплая… И такая… Бархатистая. А еще у Нильсена безумно приятный парфюм. Если бы я могла, я бы полностью растворилась в нем, настолько от этого аромата сносит крышу. Не сдерживаюсь и легко кусаю мужчину, оттягивая тонкий край кожи.       — Не сегодня, каттен.       Если бы я успела заметить его победную улыбку, то спохватилась бы быстрее, когда запястья за спиной оказались резко перетянуты, похоже, что моим же полотенцем.       — Эй! — неуверенно возмущаюсь и полностью теряюсь, едва заглядываю в голубые глаза напротив. — Мы так не договаривались!       Нильсен улыбается. Так, как умеет именно он. Нахально и тепло одновременно.       — А о чем мы договаривались? — прижимает меня ближе к кухонному гарнитуру и медленно снимает с моей рубашки дизайнерскую ленту на воротнике.       Поганец!       — Что все будет так, как захочу я, — задыхаюсь.       — Не волнуйся, лилла каттен,— на глаза опускается шелковая ткань, перекрывая весь дальнейший обзор, а затем его голос у самого уха, — очень скоро ты обязательно скажешь, чего хочешь.       Резкое движение, и я уже понимаю, что сижу на одной из кухонных тумб. И хорошо. Потому что еще минута, и я бы точно упала на этом самом месте. Меня немного злит, что теперь я не вижу Александра и не могу пошевелить руками. Злит и одновременно... Заводит?       Агата, ты скатилась!       Я часто дышу, часто и прерывисто, взволнованная этой неизвестностью. А если расслабляюсь, то плохо и урывками, потому что все происходящее выглядит какой-то странной безумной игрой, правила которой мне незнакомы.       Ладони мужчины проходят по моей талии, высвобождая заправленную рубашку поверх брюк. Там, где только что были его пальцы, проходится жар.       — А теперь о твоих желаниях, — медленно протягивает, кажется, расстегивая пуговицы на моей рубашке, — возможно, ты хотела бы остановиться?       Если этот урод улыбается, я прибью его ночью сковородкой!       — Только посмей,— говорю громче, чем планирую.       Чувствую, как он отпускает края рубашки, уже совсем расстегнутой, и неспешно опускается к застежке брюк. Невольно вздрагиваю, но держусь, не показывая смущения.       — Какая послушная девочка, — довольно замечает.       Легкое касание, мурашки от кончиков его пальцев на моей коже и глухой звук упавшей на пол ткани. Облизываю пересохшие губы. Я беззащитна. Полностью беззащитна перед ним сейчас.       Тело сводит приятным напряжением. Александр проводит подушечками пальцев по животу, опуская их ниже, а вслед слышу и его тихое дыхание. Чужие губы почти касаются кожи, я сжимаю ладони. Из-за того, что я его не вижу, волнение намного сильнее.       — Что ты делаешь? — сколько ни пытаюсь не выдавать в голосе дрожи, все напрасно.       Ловкие пальцы хватают край тонкого белья и медленно, очень медленно тянут его вниз. Внутри меня поднимается хаос. Все слишком спутано. И слишком интригующе.       — Тебе не нравится? — мужские руки ложатся на бедра.       Хватаю ртом воздух, когда он разводит их шире.       — Нильсен, — выплевываю почти жалобно, — ты подонок!       Сильно вздрагиваю от легкого укуса на внутренней стороне бедра. Физически осознаю, что лицо сильно покраснело, когда в голову приходит понимание, в каком мы сейчас оба положении.       — Ты действительно так думаешь? — хитро интересуется.       Пальцы касаются нежной кожи и легко проскальзывают вниз по складкам. Пульсирующая тяжесть поднимается к животу.       — Да…. Нет… — дергаю руками и запрокидываю голову.       Ненавижу его, Господи!       — Так да или нет?       Он нажимает на чувствительную точку, и я уже почти хриплю, с трудом удерживая стон. Из вредности. Глупая, неправильная ошибка.       — Да… нет… Да!       — Содержательно, котенок.       Мужчина хватает бедра, сильно сжимая их, и я не удерживаю громкий вскрик, когда чувствую кожей что-то мягкое и влажное. Неторопливое движение, кидающее меня в настоящий дикий жар.       О нет.. Он… что….       Я думала, что сильнее сердцебиение уже не зайдется, как и скручивающееся в узел желание внутри меня. Но я ошибалась. Боже, как ошибалась.       — Чтоб тебя!.. — это единственное, что я могу проговорить, когда Александр надавливает на клитор, а затем сразу же легко всасывает его.       Я уверена, что он опять включил это гребанное самодовольство, пока уже расслабленный язык медленно проходится кругом или восьмеркой, или… черт его дери, он знает, что он там делает, из-за чего я просто не могу удержать собственный голос. Возбуждение очень сильное, даже с завязанными глазами я вижу пелену и впиваюсь ослабевшими пальцами в ладони, царапая кожу. Горячая волна расходится от касаний, уходя в бедра и живот, отчего их сильно сводит. Сейчас точно задохнусь.       Снова дергаю руками, не в силах смириться с тем, что не могу ничего сделать. Я полностью в его власти, и я, чтоб его, натурально погибаю. Лицо ужасно горит, у меня нет воздуха, а еще… А еще мне совершенно стыдно и хорошо от этого стыда одновременно.       То, что делает Александр, сводит меня с ума. Это так непривычно и пошло, что… я хочу больше. Я даже не знала, что во мне это есть — такое бесстыдное влечение. К дьяволу приличия, хочу только одного — чтобы этот швед ускорился, потому что, видят все святые, если он продолжит мучить меня и дальше, я не вынесу этого.       Я хочу, чтобы он освободил меня, хочу зарыться ладонью в его волосы, вот сейчас, когда он добавляет к действию и пальцы, а я протяжно стону так, как ни разу в жизни еще этого не делала. И снова... И снова...       Александр резко прекращает свои действия, из-за чего я всхлипываю, неконтролируемо качая головой.       — Так чего ты хочешь, лилла каттен? — голос чуть ближе, понимаю, что он приподнялся, и это подтверждается, когда мужчина несильно прикусывает мою шею.       Упрямо сжимаю губы. Не потому, что не хочу давать лишний повод позлорадствовать, а потому, что я боюсь того, что могу услышать из собственных уст.       — Ну же, — шепот совсем рядом с ухом, пока аккуратные пальцы медленно распределяют внизу влагу. Медленно и непристойно.       Если я сейчас попробую что-то сказать, у меня сердце выпрыгнет, пощади…       — Ну!       Алекс надавливает на клитор, и я снова всхлипываю, почти с писком. Тихо и рвано. Уши и щеки горят огнем.       — Боже… Тебя… Тебя! — наудачу опускаю голову, надеясь, что упаду на его плечо, и, к счастью, угадываю.       — Умничка.       Он хватает губами кончик моего уха и резко меняет темп пальцев, вызывая последний сдавленный крик, потому что дальше я уже ничего не могу сделать. Тело сводит мощной судорогой, и в глазах под повязкой едва ли не белеет. Дрожь повторяется, я слабо покачиваюсь вперед, пойманная Александром, и… расслабляюсь, прерывисто и часто дыша.       Какое-то время мы не двигаемся. Я еще прижимаюсь к нему, опасаясь, что если он сделает хотя бы шаг назад, то точно упаду с этого дурацкого гарнитура.       — Алекс, — невнятно мычу в его плечо, — руки…       Нильсен усмехается и осторожно снимает повязку с моих глаз, заставляя щуриться от света, а затем также бережно освобождает запястья. Он по-прежнему молчит. Хоть и не показывает этого внешне, но…       Я и не знала, что он умеет волноваться. Но, возможно… Возможно, он прав. Это ведь даже не отношения, так почему нет?       — Если ты думаешь, что после этого я не построю баррикаду из подушек, то очень ошибаешься, — с трудом проговариваю.       Александр поправляет прилипшую к моему лбу прядь волос.       — О, мне разрешили остаться на ночь, — нагло улыбается, зная, что уж сейчас я ему точно не врежу.       — Я сегодня добрая, — обнимаю его, чтобы лучше держаться, — но восемьдесят процентов дивана мои. Так и быть, можешь уместиться на оставшихся двадцати.       Теперь мужчина рассмеялся уже открыто.       — Двадцать процентов? Это же грабеж! Требую пятьдесят. Я слышал, что еноты могут умещаться в норах и поменьше.       Кривлюсь, возвращая себе привычное настроение.       — Двадцать пять, а если бы не твои тупые шуточки, предложила бы тридцать!       — Сорок — последнее предложение.       — Тридцать пять, — я уверена, что это не азарт, а просто истерика от навалившихся событий за последнее время. Точно не азарт.       Швед сдается:       — И как ты собираешься высчитывать тридцать пять процентов от дивана? — интересуется.       Пожимаю плечами.       — Какая разница, если ночью я тебя с него все равно полностью выпну…       — Ну попробуй, храбрый котенок, — в который раз щелкает меня по носу, — а уж я посмотрю на эти попытки…       Посмотришь, посмотришь. С высоты напольного покрытия.       Проказническое предвкушение побеждает во мне и заставляет забыть о гонках за информацией, ссорах с сестрой да и вообще обо всех произошедших событиях. Сейчас я не хочу о них думать.       А придурка пну обязательно. Вот как заснет… Непременно пну.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.