***
— Уже легче? — почти улыбаюсь, когда Рэйч передразнивает странноватого ведущего из гудящего телевизора, который мы включили просто для атмосферы. — Меня спрашиваешь или себя? — уточняет, прежде чем сделать внушительный глоток вина прямо из бутылки. Стаканы в номере, конечно, были, но мы решили не заморачиваться и по-вчерашнему обошлись без них. — Подловила, — смиренно признаю и сама отвлекаюсь на бутылку. Раньше, еще, может быть, пару месяцев назад я и думать бы не стала, чем вызваны очередные Евины капризы. Но после проведенного вместе времени, а в особенности этого странного, но такого запоминающегося празднования, на душе ощутимо скребли кошки. Несмотря на то, что именно она устроила совершенно безобразную и непонятную сцену, виноватой во всем произошедшем вновь ощущаю себя я. Потому что она увидела, как я ходила к Александру? Не знаю, я уже абсолютно ничего не знаю. И ведь, самое главное, с чего бы ей злиться? Вспоминаю, как ладонь Эллиа небрежно была закинута за ее плечи, и ярость снова подступает к ребрам. Да ведь это другое: Ноябрь интриган и лжец, и мы… И мы не должны ему доверять! Саркастичный голос внутри замечает: не должны так же, как и Александру с его вечными тайнами и оговорками. Да ведь я и держусь с ним осторожно! Сжимаю горлышко бутылки. Настолько осторожно, что постоянно сплю с ним, да! Нет, Ева права, определенно права. Нельзя играть в две игры одновременно, нельзя вечно подозревать Александра, а потом вот так просто и бездумно проводить с ним время, ждать и гадать, когда он, наконец, допустит оплошность, и в то же время подпускать его слишком близко. Нельзя. И когда я спросила, не подозревает ли его больше Сэм… Я ведь это для себя спросила, чтобы себя успокоить? Выглядит так, будто заигравшись, я забыла о главном: о своей цели и о том, что это мое расследование, именно мое. И правила мои должны быть. И Ева права во всем. И нужно покончить с этим, как можно скорее покончить. — Почему ты решила заняться журналистикой? Я чуть не поперхнулась от того, насколько не ожидала услышать именно такой вопрос. Убираю бутылку и вытираю испачканные сладким алкоголем губы. — С чего так резко? — Вовсе не резко, — Рэйчел облокотилась на идеально белые подушки, — мне и в тот разговор стало интересно, просто не успела спросить. Телефон девушки замигал, и она отвлеклась, отвечая на сообщение. Подарила улыбку и сразу ее убрала. — Алекс, — отвечает, — интересуется, не придется ли нас и в этот раз искать по всем отделениям города, а то он уже и контактов собрал. Молча приникаю к горлышку бутылки, делая вид, что очень хочу вина. Страшно не желаю, чтобы Линд продолжала эту тему, но она, похоже, и не собирается. — Ну так что с журналистикой? — вновь поинтересовалась. Собираюсь с мыслями. В целом, это не такая уж и тайна, уверена, что Ева, например, прекрасно понимает, отчего я так рвусь, просто мне не говорит. — Когда я стала старше, специально вернула себе мамину фамилию, — отвечаю медленно, вспоминая события по кусочкам. — Ева была в ярости от этого, но… Ей и фамилия по отцу моя не нравилась, так что она смирилась. С тех пор как дядя свихнулся, у меня не осталось родни, точнее… По папиной линии. Я знаю, что существует одна женщина… Очень богатая и влиятельная женщина, фамилия которой Сильвер-Харрис. Она тоже моя семья, да только… — Ты не знаешь, где ее найти? — уточнила Рэйч в возникшей паузе. Качаю головой. — О нет, знаю, — снова делаю глоток, — но что мне с этого знания? И что я скажу ей, когда найду? Столько, сколько я себя помню, с тех пор как родителей не стало, мы сильно нуждались. Если бы она хотела помочь, она бы помогла, понимаешь? Теперь уже кивнула и Рэйчел. — Я не могу вот так заявиться к ней на порог и сказать: «Хэй, это же я — Агата!» — всплескиваю рукой, и на чистейшее покрывало проливаются красные капли из бутылки. — Поэтому с самого детства я думала, что могу сделать, чтобы она сама нашла меня, чтобы она захотела этого. Были… Какие-то воздушные мечты, что я стану популярной журналисткой и… кто его знает, может, засвечусь где? Или случайно встречусь с ней на каком-нибудь мероприятии… или… Черт его знает, я уже и не уверена, что это была хорошая идея. — Но зачем тебе это? И вновь у меня стойкое ощущение, что я говорю не с Рэйчел, а с кем-то, кто крепит золотые таблички в кабинете, убеждая всех вокруг, что он настоящий психотерапевт. — Как это, зачем? — вопрос Линд показался мне ужасно глупым, ведь это само собой разумеющееся. — Чтобы обрести семью, разумеется. Она ставит бутылку на прикроватную тумбочку и обнимает собственные колени. Внимательно смотрит на меня, слегка наклонив голову: — А кто тогда Ева? Сглатываю и не могу унять бегающего взгляда. Глупо пытаюсь сделать подобие улыбки, покусываю истерзанные и без того губы. — Вот что ты опять о ней начала? — спрашиваю вместо ответа. — Ты же сама сказала, что злишься на нее. — Злюсь, — кивнула Рэйчел, — но я злюсь за свое, а ты-то тут при чем? Аргумент, не поспоришь. Но, пожалуй, есть еще одна вещь, которая меня теперь интересует, и раз уж мы заговорили о моей сестре… — Скажи-ка, а о каком-таком откровении она говорила? Я не уверена, что девушка так уж и должна посвящать меня в их с Евой разговоры, но… Если выпал шанс, то почему бы не попробовать? Рэйчел снова потянулась за бутылкой. Сделала глоток, думая о чем-то своем, и, как ранее это сделала я, ответила вопросом на вопрос: — И что ты собралась делать с этой информацией? — отчего-то хитро подмигнула она. Я смутилась. Не знаю, отчего: то ли от того, какой она вопрос задала, то ли от этого кокетства в голосе. Линд поймала мое смущение и дальше допытывать не стала, только еще раз пробежалась взглядом по номеру отеля и отрешенно заявила: — Ничего особенного, — покачала она головой, — просто теперь я знаю, чего она боится больше всего на свете. — Ну, в этом большой тайны нет, — не удержавшись, я фыркаю и, поймав укоризненный взгляд Линд, продолжаю, — боится, что не заработает на золотой пентхаус, в котором молодые, намазанные маслом юноши будут подавать ей текилу на серебряном подносе. Рэйчел недоуменно подняла бровь, облизнула губу, а затем звонко искренне рассмеялась. Откровенно, мне была непонятна причина такого веселья, пока она не объяснилась: — Все в порядке, просто вы двое… — она широко развела ладонями, — первый раз такое вижу, правда. Вот ты говоришь, а я ее слышу. Уверена, вы помиритесь уже завтра. Я соглашаюсь, правда в этом есть. Выходит-то само собой: нужен только повод, а повод обязательно находится. — Что, тоже меня передразнивает? — с напускным недовольством интересуюсь. — Ну? Говори, давай, знаю же, что передразнивает. Линд снова звучно хихикнула, убрала за шиворот волосы, чтобы было похоже на Еву, и состроила ее вечно-саркастичное лицо: — «О да, я Агата Харрис и я всегда знаю, что я делаю, а если вам показалось, что не знаю, смотрите пункт первый. И вообще, это был план, а не ошибка!» — мастерски кривляясь, девушка действительно идеально скопировала вечное бурчание моей сестры. — Так и говорит? — снова неудачный взмах руки, и новые пятна на покрывале. Меня не злят эти слова, наоборот, от них как-то… Странно тепло. — Вот же дрянная девчонка, ну я ей покажу. Эту фразу Рэйч уже не комментирует. Мне и не нужно. Да, Ева не идеальна, капризна, вспыльчива… И между тем… Она всегда была единственной, кто терпел меня за любые выходки. Я ведь и это понимаю, правда, понимаю. Да только… Я не могу ответить на вопрос Линд, и не потому что не люблю Еву. Люблю, еще как, вот такую вот своенравную и капризную. Но… Но я никогда не думала о ней как о своей семье.***
А на утро меня ждал еще один сюрприз. Точнее совершенная и необратимая неожиданность, пути отступления от которой оказались недоступны. К нам заявился Нильсен. Вот так вот просто в первой половине дня, когда ни я, ни Рэйч не были готовы к пробуждению. Он стучался в номер не меньше десяти минут, громко и настойчиво, одарил меня самой вежливой из всех улыбок, на которые был способен, учитывая привычный, наполненный иронией блеск в глазах. — Тебе чего? — с трудом подавив желание захлопнуть дверь обратно, я сонно потерла веки. Не супер вежливо, но зачем-то же он явился, раз умудрился у Рэйчел узнать номерок. — Да так, — быстро пожал плечами и, не спрашивая разрешения, прошел внутрь, — проходил рядом, решил убедиться, что в этом номере ты оставишь карнизы на положенном им месте. Громко хлопаю дверью, отчего просыпается и Рэйч, поскольку номер состоял из одной комнаты. — Ты когда-нибудь перестанешь шутить на эту тему?! Прохожу к небольшому шкафчику и хватаю чистый стакан, наполняя его водой. После вчерашнего вечера в горле сильно сушит. — Не переживай, крошка енот, — он яро потрепал мою и без того запутанную шевелюру и сразу отошел на безопасное расстояние, — когда-нибудь небеса сжалятся и покарают меня за все мои грехи. А до этого момента… Александр еще раз оглянулся и, словив странновато-дикий не выспавшийся взгляд Линд, прожигающий его из-за края одеяла, послушно хмыкнул и отошел к окну, любуясь видом. — Приводи себя в порядок и поехали. — Куда, блин, поехали? — делаю новый глоток воды. Со стороны кровати раздается шум: это Рэйч запахнулась сильнее в одеяло, да так, что даже макушка не торчала. Не нравится мне это, ой как не нравится. — На курсы дрессировки, — он сложил руки в карманы, — мне сказали, что полосатые безнадежны, но я решил все же попытаться. — И он обернулся ко мне: — думаешь, зря? Стакан, который я держала в руках, серьезно грозился полететь этому человеку в голову. — Я надеюсь, что сжалятся небеса очень скоро, — процеживаю сквозь зубы, прежде чем запереться в ванной, чтобы действительно не выглядеть так, как будто меня с самого утра по лестничному пролету протащили. Пока я старательно чистила зубы, искренне пытаясь не отвлекаться ни на что больше, за дверью доносились приглушенные звуки, похожие на этот непонятный шведский язык. Опять о чем-то своем говорят? В какой-то момент мне показалось, что Рэйч повысила голос, и, возможно, я бы и дальше пыталась понять по ее интонации, не перепалкой ли там пахнет, если бы меня не отвлек собственный мобильник, прихваченный по пути. Неужели Ева? Это было быстро… Удивительно, что сестра решила напомнить о себе настолько скоро. Впрочем… Я рада. Если эта девчонка хоть раз в жизни признает, что она погорячилась, поговорить с ней будет намного проще. Протягиваю ладонь за мобильником и застываю в той же комичной позе с щеткой в зубах: сообщение поступило от Кристофера. «Не против, если я заеду завтра?» Мысли смешиваются и путаются. С несколько секунд я вчитываюсь в его сообщение, пытаясь собрать прочитанное в единое связное предложение в голове. С чего он так скоро объявился? Завтра… Завтра. А если Нильсен не захочет уходить? А если спросит, куда я пошла? Мне что, как Ева, из окна выпрыгивать? Да ведь у меня не второй этаж, и трюк не прокатит! И тут же странное нехорошее чувство крепко засело на подсознании, а вполне логичный и правильный вопрос напросился сам собой: «А какого, спрашивается, черта, я должна получить его разрешение?!» Продолжаю чистку зубов с удвоенным рвением. Если хорошо подумать, Кристофер был прав в тот вечер, когда сказал, что не судит людей по их обществу. Это ведь действительно только их с Александром терки. Еще непонятно, почему они так играют наперегонки в поисках того треклятого ожерелья. Нильсен постоянно говорит об этом с таким загадочным лицом, словно ожерелье вообще принадлежало Кадоганам, а он его самолично стащил из их фамильного гнезда, чтобы всучить Сэму через каких-нибудь посредников! И тут я резко давлюсь зубной пастой, из-за чего приходится громко кашлять, чтобы выплюнуть ее из легких. Агата, ты только что, мать его, сделала очень логичное предположение! Поднимаю голову, лишний раз убеждаясь, что кровь совсем отхлынула от моего лица. А что, если… Что, если это правда? Тогда все вполне себе встает на свои места и становится почти что очевидно! Кроме… Кроме, пожалуй, Хлои… Здесь остается лишь один вывод… Она могла что-то знать. Или увидеть. Или… Что более вероятно, заключая из рассказа Сэма: ее кто-то преследовал. А может… И яхту эту у Коллинза она покупала не случайно? Как-никак партнер Александра, и теперь все чаще и все больше эта «случайность» кажется закономерной. И тогда возвращается вопрос: кого все-таки боялась Хлоя?***
Впервые за мое знакомство с Александром мы воспользовались услугами такси. Это было настолько удивительно, что я лишь великой силой удержалась от провокационных вопросов. Странно, что за минувшие сутки он не стал арендовать авто, как делает это обычно, но большого значения я не придала. Как там говорят, у богатых свои причуды? Вот и пусть чудит, лишь бы мне не мешал. Всю дорогу туда, не знаю куда, мысли мои были далеки от того, чтобы интересоваться, к какому месту меня везут. Я смотрела в окно, где мелькали улицы города, и упорно старалась свести извилины в четкие предположения. Сводились они из рук вон плохо, однако я не отчаивалась. На предложение Кристофера я согласилась: поговорить с ним в любом случае лишним не будет. Тем более, он что-то там говорил о своем увлечении, а где увлечения, там и откровения, так что, кто его знает, возможно, я даже успею откопать какую-никакую зацепку. Единственное, что я додумалась предпринять в целях безопасности, так это предложить мужчине встретиться на нейтральной территории. А Нильсена… Как-нибудь проведу. Да и вообще, сама мысль, что мне надо перед кем бы то ни было объясняться за свои поступки, бесила до одури. Еще неизвестно, не увижу ли я его и впрямь через полгодика в тюремной робе. О каких объяснениях речь? Да и клятв я не давала! Сам Александр на время поездки оказался на редкость молчалив. Он почти не смотрел на меня, не старался привлечь к себе внимания тупыми шутками, и, клянусь, если бы я не была уверена, что он снова погряз в своих рабочих проблемах, подумала бы, что он и впрямь волнуется. Глупости какие. Действительно. Уж чего-чего, а поводов для волнения у Нильсена просто быть не может, по крайней мере, пока он ведет себя, как последняя сволочь. В такие моменты возникает ощущение, что весь мир рехнулся и кинулся перед ним на колени. А я… А вот я не рехнулась. Не девочка уже, знаю, как себя вести и с кем. Уж как-нибудь разберусь. Спустя минут сорок мы приехали к яркому двухэтажному автомобильному салону, который так и светился от количества полировки, нанесенной на новенькие автомобили. Администратор — такой же будто «отполированный» мужчина в полосатом костюме и начищенных ботинках — уже бежал к нам навстречу, стоило Нильсену покинуть салон такси. — Мистер Нильсен, добрый день, рад вас снова видеть. Они обменялись крепким приветственным рукопожатием, пока я недоуменно взвешивала, что именно меня смутило в этой речи. Снова? Значит, он тут уже был? Администратор повернулся и в мою сторону: — А вы… — Агата, — отвечаю на легкое касание и совсем слабое пожатие ладони. — Очень, очень приятно, — снова раскланялся «отполированный». Замечаю, что на его груди прикреплен бейдж с выгравированным именем. — И мне, Оскар, — любезно улыбаюсь, про себя подумывая, что у него даже имя какое-то «блестящее». — Как вы и просили, мы отогнали заинтересовавшие модели на площадку, если вам или вашей спутнице захочется провести тест-драйв, — Оскар уже вовсю семенил впереди нас, часто оглядываясь на сухие кивки Александра. А вот я окончательно ничего не понимаю. Какой еще тест-драйв? Мы обходим автоцентр со стороны улицы и попадаем на внушительного вида асфальтированную площадку, на которой находилось не меньше десяти моделей авто. Едва мы подошли ближе, «отполированный» администратор вежливо отошел на приличное расстояние, предоставив нам возможность поговорить один на один. Нильсен не особенно к ним присматривался, вместо этого сразу обратился ко мне: — Хотел вот машину купить, подумал, что твоя помощь не помешает, — незаинтересованно бросил он, — свежий взгляд и все такое. — Что? — мне резко захотелось прочистить уши, потому что сказанное им больше походило на абсурд. — О чем ты? — Просто выбери, — резкий выдох дал понять о недовольстве шведа, — считай, что у меня взгляд замылился. Ткни на любую. — Нет уж, погоди! — складываю руки. — Во-первых, почему ты вообще решил, что я в машинах разбираюсь? Во-вторых… Почему не Рэйч? Александр неохотно потер переносицу. Я понимаю, что разговор ему не нравится, быть для этого гением необязательно. Но меня все еще интересует целый ряд вопросов. — Мне не нужно, чтобы ты разбиралась, считай, что я жду случайного выпада, — ответил, — а Рэйчел не взял, потому что она сразу начинает бухтеть и лезет во всякие ненужные вещи. Этот центр она бы забраковала еще на подходе за какую-нибудь незначительную деталь в стиле сертификата двадцать пятой важности об участии компании в венецианском съезде автодилеров. Ну, хорошо… Допустим, это звучит убедительно, только вот… То, что Нильсен прекрасно умеет убеждать, я и без этого знаю. А сомнения, не желающие покидать все мое существо, продолжают душить и, возможно, сильнее прежнего. Потому что, кроме этих двух, есть еще один более важный вопрос: — Но зачем тебе покупать авто, если ты все равно рано или поздно уедешь из Лондона? Почему не можешь арендовать, как раньше? В точку. В самый центр. Вопрос застал Нильсена, если не врасплох, то точно поставил в неловкое положение. Он бегло оглянулся на отдаленно торчащего администратора и снова повернулся ко мне, чуть более уставший. — Вот какая разница, а? — пытается уйти от ответа, но по моему молчанию понимает, так просто не получится. — Неужели уже видишь меня на борту самолета рейсом Лондон-Стокгольм? — и на этот, казалось бы, саркастичный выпад ответа он не получает. — Послушай, крошка енот, не понимаю, откуда столько шума. Ну останется и останется. Тебе вон доверю, последишь, пока меня не будет. В горле снова начинает першить, но сейчас точно не от вчерашних посиделок, а потому что я начинаю понимать, к чему идет этот проклятый диалог. И развитие его мне вот совершенно не нравится. — С чего такая щедрость? — как ни стараюсь, в голосе все равно сквозит напряжение. Александр кривит уголок губ. По той нервозности, которую он старается скрыть в ладонях, я понимаю, что нервничает он вовсе не от моего поведения. А от того… Что мне действительно может не понравиться. — Захотел и подарил, — уже почти грубо отвечает он, но сразу поправляется, — чего ты взъевшаяся такая? — Подарил? — кровь уходит из пальцев рук, дышать все тяжелее. Нет. Нет, нет, нет. Что угодно, но не это! Мужчина расслабляется. Пытается выйти из проигрыша максимально безболезненно, а от того и произносит равнодушнее: — У тебя ведь день рождения был недавно, разве нет? Считай, что подарок. Хрупкий, едва склеенный по кусочкам мир выпадает из ослабевших воображаемых ладоней и ударяется о грубую, ненавистную реальность. Кажется, словно я даже слышу звон разбитого стекла. Он прочно заседает в моей голове и больно отдает в висках. — Нет, — шепчу и делаю шаг назад. В глазах шведа сквозит неприкрытое удивление. Неужели и вправду думал, что меня обрадует этот лишний жест? — Нет, я не хочу, — качаю головой, — я не разрешала тебе так баловать меня, слышишь? Не разрешала! — Так, маленькая Харрис, — он слишком быстро, а от того слишком ненатурально меняется в лице, — не строй такие испуганные глаза. Я тебе не взятку все-таки предлагаю, хотел бы смутить ей кого-нибудь, позвал бы Барни. И несмотря на то, что он слабо и почти неловко улыбается, что ему вовсе не свойственно, в глазах мужчины я вижу что-то другое. Что-то, что никак не могу понять, а принять и подавно. Делаю еще шаг назад. Под ребрами рвано бьет сожалением, а чем больше волнения мои действия вызывают в нем самом, тем больнее это ощущается. — Прости, — не знаю, смогла ли я это сказать вслух, или так и прошептала одними губами. Не могу, не могу видеть, как он пытается скрыть собственную растерянность. Мне жаль, мне очень жаль. Я делаю еще несколько шагов уже быстрее, а затем, разворачиваюсь, сильно сжав ладони. Александр не пытается догнать меня или окликнуть. Он не глупый, он все понял, точно понял. А более того, он сам дает мне эту фору, позволяет уйти спешно, почти воровато. Замечаю на шоссе привычный черный маятник такси и бездумно вскидываю ладонь, потому что что-то очень сильно жжет внутри, и я никак не могу сосредоточиться на собственных действиях, в глазах почти темно от нахлынувших эмоций. — Девушка… — из мыслей меня почти вытаскивает грубоватый голос водителя. Точно… Адрес. Я не хочу ехать домой. Во-первых, туда может прийти Александр, а во-вторых… Мне очень нужно поговорить хотя бы с кем-то, хотя бы с одной живой душой. И, как бы я ни уважала Рэйчел… Она мне сейчас не поможет. А значит, что на всей этой идиотской планете остался лишь один человек, которому я могу довериться. Ева. — Кингстон-роуд, пожалуйста, — проговариваю почти на автомате. Водитель прокашливается и выстраивает маршрут. Стараюсь сфокусироваться лишь на мелькающих в окне автомобиля домах, потому что очень-очень близко к подкорке крутится мысль, которую я не хочу пускать. Мысль, до которой я дошла лишь сейчас, которую я поняла, стоило мне ощутить этот грузный неприятный ком вины, оправдаться за который мне попросту нечем. К Еве, да, надо к ней. Она поддержит, она поймет, она точно одобрит мой поступок. И мне плевать, что ее мнение предвзято, главное, что оно совпадает с той лазейкой, за которой я успешно спряталась. «Я тебе не взятку все-таки предлагаю…» Нет, Алекс. Если бы я приняла твой подарок, это была бы именно она. Если еще полчаса назад, подарок Александра показался мне оплошностью, то теперь я все больше понимала, что он, скорее, похож на четкий план. Как с тем дурацким аукционом, на который мы притащились. Нильсен не глупый, не мог он не видеть, в какое положение меня ставит. Все очень просто: если я приму его жест, то уже точно не смогу пойти против него. Не смогу выдвинуть обвинений, если окажется, что он в чем-то замешан. А ведь Ева предупреждала! Уже на месте я едва могу контролировать собственное тело. Меня всю трясет, единственное желание: как можно скорее добраться до сестры. Взлетаю по лестничному пролету и отчаянно, едва чувствуя себя, ударяю ладонью дверь. К черту звонок. Она поймет, лишь бы… Лишь бы была дома. И уже когда я, совершенно ослабленная, провожу рукой по грубой металлической поверхности двери, готовая упасть совсем, та открывается. Дежавю: Ева в своей футболке, с сигаретой в губах и вся растрепанная. Но в этот раз скорее удивленная. Неважно. — Ты как-то быстро, негодница, — в голосе сестры мелькнуло беспокойство, — или просто от бандитов бежала, а я по пути была? Я хватаю воздух, но ничего не могу ответить. В горле отвратительный комок. Выхватываю сигарету из ее губ и прохожу внутрь квартиры, глубоко затягиваясь прямо на ходу и выпуская обильный поток дыма, едва падаю на диван. В легких горчит, но это и на йоту не перекрывает тянущего жжения в груди. — Так, я не поняла, — Ева садится рядом и недовольно щурится, когда я затягиваюсь повторно, — ты же бросила еще в семнадцать, какого хрена?! Снова задыхаюсь, стоит мне попытаться ответить ей. Наша ссора кажется такой… Несущественной. Она меня не волнует, меня больше ничего не волнует, кроме ненавистного осознания, того самого, от которого я пыталась избавиться. Потому что я поняла, отчего мне так больно было видеть растерянность Александра. Отчего так тяжело хотя бы представить, что я могла задеть его по-настоящему. Отчего я теперь чувствую себя бесконечно виноватой, пускай это могло и не задеть его. Сжимаю остаток сигареты в руке и позволяю себе упасть в холодные руки сестры, послушно обнимающие меня в ответ. Ева больше ничего не спрашивает, я слышу, как сильно бьется ее сердце, но и оно не догоняет ударов в моей собственное груди. По щекам катит что-то горячее, я не дышу, нос сильно заложен. Сестра медленно гладит мою спину, отчего я захожусь сильнее. Ева, прости… Я заигралась, я не послушалась тебя. Ева… Я действительно влюбилась в этого придурка.