Аферисты

      В глазах плывет от количества искусственного дыма и мутного, приглушенного освещения. Достаточно просторный зал уже наполовину заполнен присутствующими и это несмотря на то, что до полуночи еще не меньше четырех часов. Небольшого роста худенькие официантки с особенным изяществом лавируют между красными диванчиками и столиками, заставленными разнообразными напитками, а за широкой стойкой парочка барменов показывает настоящий мастер-класс, подбрасывая или поджигая те или иные коктейли, но при этом лица их остаются совершенно безучастны.       На отдельных же стойках вокруг пилонов грациозно танцевали уже другие девчонки: высокие, статные, почти все с красивыми длинными волосами, легкий взмах которых вводил посетителей едва ли не в состояние транса. Некоторые из клиентов пытались протянуть к танцовщицам свои грубые засаленные ладони, однако каждый раз такое дерзновение легко пресекалось изящным движением танцующей. Невесомый прыжок, и девушка уже вверх ногами на длинном шесте: крутится, удерживаемая едва ли не магией.       Когда мы найдем ее, этой девчонке точно не поздоровится.       Знать не хочу, что именно связывает Еву с этим местом. А больше остального искренне надеюсь, что здесь мы ее все-таки не найдем.       За несколько часов до:        «— Удивительно, — почему-то мне показалось, что будь Сэмюэль героем мультфильма, он бы непременно «крякнул». Смешная мысль, да и вообще не к месту.       Мужчина озадаченно поглядывал из окна второго этажа той комнаты, которая была любезно предоставлена Еве. Способ ее «побега» виделся простым, как на ладони, но вместе с тем ужасно непредсказуемым.       Протянутая, кажется, брезентовая вывеска цветочного магазина под окном больше оставляла вопросов, нежели ответов.       — Она что же, просто взяла и вот так вот съехала по ней? — недовольно сложив руки, Линд сверлила нас всех таким взглядом, будто мы не только знали о планах Евы, но и самолично помогли ей скатиться вниз.       — Непрактично, — Александр задумчиво потер подбородок.       — Это все, что пришло тебе в голову?! — вскипела Рэйчел.       Швед не ответил на это замечание. Ветер дергал края тента, угрожая сдуть его сразу вместе с магазином. Удивительно, что Ева предпочла такой способ, когда могла преспокойно выйти через общую дверь, разве что…       — Ну, похоже, что съехала, — мрачно заключил Макото, угадывая мою мысль. — Выглядит так, будто не очень-то хотела, чтобы ее хватились сразу.       Нильсен не удержался от скрытого за кашлем смешка:       — Сразу понял, или пришлось подумать? — поинтересовался он.       В этот раз его проигнорировал Макото.       — Эй, а не уместнее ли будет предположить, не как она ушла, а куда? — спрашиваю, ужасно надеясь, что это замечание отвлечет их.       — Умница, котенок, — сразу реагирует Алекс, словно все время именно этого и ждал. — Вот об этом действительно задуматься стоит.       Легче мне от его одобрения не становится, особенно учитывая, что тот поглядывает с огромным таким намеком, мол, «ну ты-то точно должна знать». Нет, не должна. Я однозначно не в курсе.       Однако, если в неведении я сама, это еще не значит, что в нем же абсолютно все присутствующие. Постепенно — и с каждой секундой все больше — меня начинает удивлять, что из всех нас никак не проявляет себя та, кто о последних передвижениях Евы точно знает больше остальных.       — Рэйч, — окликаю, надеясь сразу прояснить этот момент, — а ты?       — А что я? — она хмурится и крепко поджимает губы.       — Неужели тебе тоже ничего не говорила?       — С какой стати ей что-то мне говорить?!       Девушка переминается с ноги на ногу и бегло оглядывает нас, в особенности приподнявшего бровь Александра. Линд глубоко вбирает воздух и кусает нижнюю губу, царапая собственный локоть аккуратными ногтями, и это единственное, что выдает в девушке волнение, потому что глаза ее не бегают, а голос совсем ровный.       — Алекс, — она не просит и не уговаривает. Как это обычно происходит, между ними двумя вновь та самая непонятная связь, когда только они сами понимают смысл сказанного. Но мужчина качает головой, и Рэйч объясняется: — Если вскроется, что я нашла это в ее вещах… Черт…       Впадаю в тихий шок: первый раз вижу, чтобы Рэйч ругалась, пусть и таким образом. Сама она тянется в карман брюк и достает что-то, очень похожее на плотную дорогую визитку с выгравированными позолотой буквами «Glitter&gold».       — И давно ты… — не договариваю. Глупый вопрос.       — Уже здесь, в Лондоне, — зачем-то отвечает, — просто… Мне бы не хотелось, чтобы Ева знала, будто я в ее доме копаюсь.       Александр хмыкнул, принимая визитку из ее рук. Но здесь и я согласна: формулировка ответа действительно интересная.       Жадно вчитываюсь в текст на карточке. Название, адрес, телефон… Все, кроме понимания, какого рода это организация. Похоже, что этим же вопросом задается и Александр, поскольку он вопросительно покосился на юриста. И без того ясно, что Рэйч наверняка поискала эту информацию.       — Стрип-клуб в сердце города, — ответил вместо нее Сэмюэль. Ответил очень неохотно, но настолько же оперативно. Остается гадать: подумал ли он, что Линд ответа не знает, либо решил хоть как-то поучаствовать в расследовании. Пусть и поиска моей капризной сестры.       — О, так все же есть грязные секреты в чьем-то шкафу? — довольно обернулся Нильсен в его сторону.       — Завались, — поморщился Сэм.       Всем своим видом он ясно дал понять, что оправдываться или объясняться не собирается. Но в целом, не уверена, что это было нужно.       — Я не могу утверждать, что она действительно там, — поспешила добавить Рэйч, — это просто визитка.       Александр без спешки вернул ей карточку, не убирая внимательного взгляда. Линд отвернулась, как пристыженная, и что-то… Что-то было не так. В самой Линд не так. Пока не знаю, что именно, но точно что-то, раз Александр это увидел. А Александр точно увидел».       Неуверенно обнимаю себя, когда мы проходим мимо третьего столика с посетителями, которые заинтересованно глянули в нашу сторону. Не сказать, что девушки-клиентки показались редкостью, однако… Однако одеты они были куда как лучше нас.       Учитывая, что вся наша одежда была черт знает в каком виде, заехать по пути в один из торговых центров превратилось в натуральную необходимость. Но вот, что в нем, в этом центре, покупать, оставалось неясно.       Так и вышло, что Рэйч не изменила привычно-деловому стилю, а я — любимым черным брюкам с завышенной талией. Мне всегда думалось, что у по-настоящему успешных женщин только такие и бывают. Предположение, над которым частенько посмеивалась Ева, известная своей любовью ко всему джинсовому.       Оглядываюсь на Рэйчел: в насквозь пропитанном жадными взглядами месте Линд чувствует себя как будто бы увереннее, чем я сама. Казалось бы, с моим-то опытом, можно было и привыкнуть. Однако ходить по подобным местам с сестрой — это одно, а вот с кем-то другим… Пускай это не имело ко мне никакого отношения, но почему-то… В один момент я почувствовала себя максимально незащищенной, словно шла совсем голышом.       Хорошо, хоть Нильсена здесь нет.       В другой ситуации его сосредоточенное внимание к собственным неоспоримо важным делам меня бы напрягло, но сегодня… Сегодня я была рада.       Сначала Александр оказался решительно против, чтобы мы отправились в этот клуб вдвоем, и настаивал, нет, требовал, чтобы мы «посидели спокойно хотя бы пять минут, пока он не разберется со своей проблемой». Но тут за мои интересы вступилась Линд, категорично заявив, что это она его постоянно вытаскивала не пойми откуда, а не наоборот.       Навострить уши мне не дали, потому что сразу после этой фразы Александр отвел меня в сторону и достаточно долгое время подбирал слова.       «— Глупостей не наделаете? — тихо поинтересовался в итоге.       Я фыркнула, делая вид, что в окно смотрю лишь для артистичности.       — Где я, а где глупости? — хорохорюсь, что хватает сил. — Я просто хочу знать, что Ева затеяла. Быть не может, чтобы это не было показательно.       Мужчина коснулся моего локтя, отчего я вздрогнула и сразу же вернула внимание к нему. Мне не хотелось, чтобы он на меня рассчитывал. Потому что рано или поздно это обернется ультиматумом для меня, я знаю… Как когда-то давно. Когда я последовала за Евой в Лондон и оставила прошлое в мрачном Портсмуте.       Не знаю, что именно он понял, но почти сразу Александр отстранился без всякой прежней расположенности. К шведу вернулась его прежняя бесячая саркастичность:       — Надеюсь, в этот раз обойдется без службы отлова бродячих животных, — странно блеснув глазами, заметил он.       Открываю рот, чтобы ответить что-то в этом же духе, но осекаюсь. Вместо этого кладу ладонь на твердое теплое плечо и слабо пожимаю, не в силах сделать улыбку чуть менее натянутой».       — Ты посмотри, кого к нам принесло! — как бы далеко я ни заслышала голос Евы, не узнать его невозможно.       Линд так же, как и я, сразу оборачивается на достаточно громкий окрик.       Приехали…       То, что мы пришли сюда в ее поисках, вовсе не значит, что я рассчитывала найти сестру в подобном месте. Ева сидела на бархатном полукруглом диванчике, вальяжно закинув ноги на низкий столик. В руках сестра держала бокал «Голубой лагуны».       Но удивила меня не сама она, не бокал в ее руках, и вовсе не то, что, судя по коротким шортам и серебристому топу, она умудрилась побывать и в собственной квартире. Удивило меня то, что рядом с ней ровно с таким же важным видом восседал, черт его дери, Эллиа!       Рука мужчины была небрежно закинута на край спинки, едва касаясь оголенных лопаток Евы. Ее эта близость явно не смущала.       Немая картина приобрела длительный дурной оборот. Смутно я успела заметить, что от увиденного Рэйч почему-то побледнела и сжала ладони.       — Боже правый, Ева! — резко подхожу ближе, и не думая здороваться с Эллиа. Судя по его улыбке, тому не привыкать. — Какого черта?!       Она закатила глаза и медленно потянула из трубочки коктейль.       — Какого черта, что? — лениво поинтересовалась. — Научись уже заканчивать вопросы. Сестричка.       Ева звучно отделила последнее слово, стрельнувшее меня до самого центра сознания.       Да что тут происходит?       — Все, — указываю рукой на Эллиа, на клуб, на танцовщиц, даже на ни в чем не повинных барменов, — все вот это. Ты ушла, ничего никому не сказав, телефон отрубила, следов не оставила… И вот так спокойно тут сидишь?       Заинтригованное выжидание Ноября стало более жадным. Он и не собирался вмешиваться. Просто смотрел, как мы ругаемся с сестрой по какому-то… откровенно глупому поводу.       Но я решительно ничего не понимаю. Вчера все было прекрасно, а сегодня…       Какого дьявола ее настроение так резко изменилось?       Она промычала какое-то невнятное «угу» и снова занялась собственным коктейлем. Ногти впились в ладони, пока я старательно контролировала очередной выдох. Надо успокоиться, агрессией Еву не возьмешь, точно не возьмешь.       — Послушай, — говорю уже мягче, показательно хватаясь за лоб теплыми от нервов пальцами, — давай просто поговорим, как взрослые люди.       — Интересно, где ты этому научилась? — с какой-то странной хитрецой бросила она фразу, которую я намеренно пропустила мимо ушей.       — Так, для начала вы двое объяснитесь.       Специально смотрю не только на сестру, но и на Ноября, от взгляда которого это, конечно же, не укрывается. Он косится на Еву, потом на танцующих позади нас девушек, а далее привычно низким баритоном отвечает:       — Я дал Еве работу, — мужчина абсолютно спокоен, будто речь шла о чем-то посредственном, — это интересует?       — Работу? — повторяю скорее на автомате.       Какую еще работу?!       Сестра выпрямляется и закидывает ногу на ногу, затем ставит бокал на столик. Ни капли не стесняясь, достает из сумочки сигарету и прикуривает. Хочу было поинтересоваться, отчего она уверена, что здесь можно курить, как Ева сама отвечает на этот вопрос.       — Как ты думаешь, где мы? — быстро затянувшись, задает загадку. Ответить не дает, сама продолжает: — Это все ему, между прочим, принадлежит, — указывает зажженной сигаретой на Эллиа.       И снова не успеваю вставить и слова, как роль перенимает Ноябрь:       — Уж не серчай, малышка, — улыбнулся он, — я давно подыскивал такого сотрудника. Согласись, нельзя же быть единовременно в двух местах сразу?       — Так засядь в одно и сиди там! — я и не думала, что зла настолько, пока не выкрикнула это едва ли не на весь клуб.       Задыхаюсь, всерьез опасаясь, что за такие слова мне точно прилетит какая-никакая ответка. И поначалу Ноябрь действительно, нахмурившись, щурится, недобро пошевелив губами. Кровь застывает в жилах, потому что, гоняясь с Нильсеном по всей планете, я, черт возьми, забыла, с кем иногда имею дело.       И, когда я окончательно теряюсь и притихаю, в этот самый момент Эллиа поднимает голову, заливаясь громким довольным смехом. Ева снисходительно закатывает глаза на его реакцию.       Ведут себя… Ну как парочка, честное слово.       Но уже поздно. Поздно поворачивать назад и брать слова обратно. Делаю широкий шаг вперед, игнорируя тот факт, что Рэйч попыталась схватить меня за руку.       — О какой работе идет речь?! — все, что получается сделать, это процедить вопрос сквозь зубы.       Мужчина оценивающе выжидает, протягивает ладонь, забирая у Евы начатую сигарету, и неспешно затягивается, медленно выдыхая крепкий пахучий дым.       — Помнится, я уже говорил, — неохотно пробасил Эллиа, — что предпочитаю проследить за порядком лично, — Он снова закурил и продолжил, — так вот, вместе с этим я считаю, что залог хорошего информатора — его уверенность в нераспространении сказанного. Моя задача — уверенность эту внушить.       — То есть шпионить, — презрительный голос Рэйчел прозвучал совсем рядом.       — Ну почему шпионить… — Эллиа потянулся, чтобы затушить законченную сигарету в пустой стеклянной пепельнице, — а впрочем… Хорошо звучит.       Ева облокотилась о спинку и сложила руки, качая в воздухе стопой. Ни я, ни Линд не задаем больше вопросов, но мне ужасно не нравится плутовство в манере Ноября. Он не торопится продолжать, и, честное слово, я действительно не уверена, что хотела бы этого. Однако вопрос мужчина все-таки задает:       — Как? Так-таки не в курсе? — я не понимаю, о чем мужчина говорит, но когда он оглядывается на Еву, которая, в свою очередь, еще более саркастично дергает плечом, становится резко тревожнее.       Что, что еще я не знаю о своей же сестре?!       Ноябрь наигранно цокнул. Фарс, которым было пропитано все наше общение, уже совершенно не передать словами.       — Неужели скромничаешь? — с каким-то непривычным лукавством поинтересовался он у Евы.       Сестра фыркнула, встряхнулась и резко поднялась с места. Она скорой поступью двинулась в нашу сторону, что, признаться, слегка испугало. В какую-то секунду мне показалось, что она вот-вот толкнет меня.       Но нет. Демонстративно протиснувшись между мной и Рэйчел, Ева поднялась на высокий подиум с пошлой розоватой подсветкой и легко, словно совершенно ничего не весила, подпрыгнула, сразу же хватаясь за пилон.       Я потеряла дар речи: видят все святые, и готова поклясться, я не знала! Не знала, что Ева умеет танцевать стрип, да еще так… Дьявол меня раздери, первоклассно.       Легкий шест словно был продолжением ее самой, удерживал Еву в абсолютно любом положении, даже тогда, когда, казалось, по всем законам физики она должна была уже упасть. Спустя не больше нескольких секунд все ее движения подчинялись до интимности приглушенной, но прекрасно слышимой музыке. Ева медленно опустилась на подиум, не выпуская шест из одной руки, и изящно прогнулась, будто пантера перед нападением.       Музыка стала резче, и Ева резко опустилась вниз, выгибаясь в спине назад. Мне даже почудилось, будто она успела подмигнуть за ту секунду, когда демонстрировала максимум гибкости собственного тела, опуская плечи все ниже и ниже. И снова вернулась в прежнее положение, хватаясь за шест.       — Хороша, не правда ли? — довольно отметил Эллиа, воспользовавшись тем, что ни я, ни Рэйч не смогли отвести от этой картины глаз.       Не знаю, что нашло на Линд, но она вся вспыхнула, резко развернувшись к нему:       — Закрой рот, пока я не отрезала твой мерзкий язык, — и пока сама я ловила упавшую на пол челюсть, гневно добавила: — то, что она хорошо танцует, не значит, что ты… Имей уважение!              Ноябрь тихо рассмеялся:       — О, поверь, мое уважение огромно, — заверил он.       — И что ты заставишь ее здесь делать? — спрашиваю, с трудом подавляя подступающее к горлу отвращение. То, что Ева будет танцевать перед этими… Что к ней будут вот точно также тянуться противными засаленными руками, с пухлыми пальцами, украшенными кольцами… Да лучше я лично запру ее в собственной квартире!       — А сама как думаешь? — пробасил Эллиа и выждал время, испытывая мое терпение. — Не пугайся, малышка, батрачить наравне с другими не заставлю. Ева будет приходить тогда, когда попрошу, устраивать шоу для тех, для кого попрошу, и подслушивать то, о чем попрошу. Не так уж и пыльно. В казино я и сам могу оставаться глазами и ушами, но здесь… Согласись, будет странно.       — Ой, да ладно, ты бы отлично смотрелся на пилоне, не скромничай, — Рэйч вновь не удержалась, но, судя по тому, что она сжала ладони на ткани кофты, пожалела о сказанном.       Эллиа проследил за ней долгим задумчивым взглядом.       — Все хочу спросить, — голосом, не предвещающим ровно ничего хорошего, ласково уточнил, — тяжело это, хранить чужие секреты?       Линд мгновенно побледнела и забрала за ухо прядь светлых волос, а у меня сердце ухнуло. Не к добру такая реакция, точно не к добру.       Это он про Александра? Неужели про него?       Додумать основательно я не успела. Музыкальное сопровождение подходило к своему логическому завершению, а Ноябрь приторно-сладко улыбнулся и хрустнул пальцами:       — Если не возражаете, дойду до бара, — он размял плечи, — ужасно горло промочить хочется.       Пресвятые угодники, я умру скоро от этого гребенного количества недосказанности.       Ева уже закончила и без всякой одышки ловко уселась на край подиума, скрестив в воздухе ноги. Рэйч изредка поглядывает в мою сторону, явно намекая, что нам пора. Но я не могу, уйти вот так просто не могу. Еще вчера я обрела сестру, а сегодня снова стремительно теряю ее. Нет, не могу, не хочу!       — Неужели, это правда? — тихо спрашиваю.       Сестра равнодушно пожимает плечами, показательно уворачиваясь в сторону. Я почти не вижу ее лица.       — Правда, неправда… Какая разница? — с какой-то почти детской обидой бросила она в ответ. — Он предложил — я согласилась. Так что оставим за фактами.       Нет, тут точно что-то не так.       — Ева, посмотри на меня, — делаю шаг, и чем я ближе, тем сильнее отворачивается она. — Посмотри!       Пытаюсь положить ладонь на ее плечо, но Ева, едва не подскочив, отталкивает мою руку. Зато хоть теперь я вижу ее. Как и то, что в глазах Евы отчетливо подступали слезы, а лицо сильно покраснело, но явно не от танца.       — Ева…       — С чего ты решила, что можешь указывать мне? — голос ее задрожал. — Мелкая негодница, — первая крупная слеза покатилась вниз, пропадая на линии подбородка, — я-то, идиотка, уже подумала, что мы… Не нравится ей, вы посмотрите! Скажешь, это ниже твоего достоинства? А бегать за своим хахалем не ниже достоинства?       — Что ты…       Вопрос не нужен. Я поняла. Осознание накатило, как холодное морское течение, и потянуло дальше, сжимая в ледяных объятьях.       — Видела я… — она резко махнула ладонями по щеками, — как ты сегодня пробиралась к нему. Тайком, как настоящая… — Ева говорила легко, бросала слова со спешной горячностью: — Я не дура, Агата! Понимаешь? Не дура! Рада, что ты нашла, где проявить свои таланты, но что прикажешь делать мне? Снова ждать, когда ты вернешься? Если ты вообще вернешься!       Несправедливые, до боли обидные обвинения, которые она швыряла, били в голове густой горячей кровью. Я чувствовала собственные сжатые ладони и с трудом держалась от желания накричать на нее в ответ, толкнуть, сделать хоть что-то! Лишь бы она перестала говорить эту откровенную чушь!       И, возможно, я бы это сделала, если бы тихий, почти не слышный выдох Рэйчел рядом не отрезвил бы меня. Не при ней. Пусть потом мы снова поссоримся, но не здесь и не сейчас. Не при Рэйч. Хотя… О чем я, если мы уже ссоримся?       — Ева, успокойся, ты так не… — попробовала вмешаться Рэйч.       — Нет! — вот теперь сестра обратилась к Линд. — Не смей, слышишь, барби?! Не смей в это лезть, даже не думай! Решила, что один раз поболтали по душам, и сразу лучшие подружки? — и она кивнула в мою сторону: — Ей свои сентиментальности вливай, не мне, ясно?       Рэйчел закрыла глаза и сглотнула, собираясь с мыслями. Сложила ладони:       — Ты на эмоциях, Ева.       Сестра поднялась с места и, сверкая глазами, двинулась на нее.       — Да хватит уже, ты по-английски говоришь или нет?! — а потом Ева внезапно «успокоилась». В голосе больше не осталось ничего, кроме ядовитой стали: — Забудь о том откровении, поняла меня? Считай, что его не было.       Холодная ладонь Рэйчел оказалась на моем запястье.       — Идем, Агата, — скомкано и странно тихо произнесла она, — больше нам здесь делать нечего.       Но я не могу оторваться от сестры. Ева сохраняла излюбленную улыбку: ненатуральную и с жестокой издевкой.       — Погоди, нет, я… — оборачиваюсь к Рэйч, чтобы отговорить ее, но… Поддаюсь просьбе сама.       Я никогда не смогу объяснить, что именно я в ней увидела в тот момент, потому что никакому, даже самому грамотному сравнению не удалось бы справиться с этой задачей. Но, клянусь, ни один человек в мире, окажись он на моем месте, не смог бы отказать Рэйч, стоило бы ему, так же как и мне, всего на секунду взглянуть на нее.       Как мы оказались на улице, я и сама не знаю. Рэйчел как будто дрожала, может, от ветра, а может… И от разговора.       — Хочу сегодня в отеле заночевать, не составишь мне компанию? — растерянно улыбнулась она, перебирая пальцами рукава.       Было бы логично это предположить.       — Ты на нее злишься, да?       Почему-то мне подумалось, что сейчас она скажет что-то успокаивающее, что-то, от чего мне станет легче, а Евина глупость превратится в обычную детскую обиду. Но Рэйч говорит другое:       — Да, Агата, — подтверждает, хотя по сдержанности так и не скажешь, — я злюсь. Я очень сильно злюсь. Именно поэтому я хочу побыть там, где ничего не будет мне напоминать ни о нашей ссоре, ни о… Других проблемах. И я снова спрошу тебя: ты со мной?       И вторично осознаю, что ни один человек на планете не отказал бы Линд в эту самую секунду. Не отказала и я, медленно, едва не отрешенно кивая, а после наблюдая, как легко и облегченно опускаются ее плечи, а изящная ладонь протягивается, чтобы вызвать первое же такси. И сразу меня посетила до нелепости странная мысль, что в этот раз я согласилась не потому, что Рэйч отказать нельзя было, а от того, что и сама хочу оказаться где-то, где ничего не будет напоминать мне о проблемах.

***

      — Уже легче? — почти улыбаюсь, когда Рэйч передразнивает странноватого ведущего из гудящего телевизора, который мы включили просто для атмосферы.       — Меня спрашиваешь или себя? — уточняет, прежде чем сделать внушительный глоток вина прямо из бутылки. Стаканы в номере, конечно, были, но мы решили не заморачиваться и по-вчерашнему обошлись без них.       — Подловила, — смиренно признаю и сама отвлекаюсь на бутылку.       Раньше, еще, может быть, пару месяцев назад я и думать бы не стала, чем вызваны очередные Евины капризы. Но после проведенного вместе времени, а в особенности этого странного, но такого запоминающегося празднования, на душе ощутимо скребли кошки.       Несмотря на то, что именно она устроила совершенно безобразную и непонятную сцену, виноватой во всем произошедшем вновь ощущаю себя я.       Потому что она увидела, как я ходила к Александру?       Не знаю, я уже абсолютно ничего не знаю. И ведь, самое главное, с чего бы ей злиться?       Вспоминаю, как ладонь Эллиа небрежно была закинута за ее плечи, и ярость снова подступает к ребрам. Да ведь это другое: Ноябрь интриган и лжец, и мы… И мы не должны ему доверять!       Саркастичный голос внутри замечает: не должны так же, как и Александру с его вечными тайнами и оговорками.       Да ведь я и держусь с ним осторожно!       Сжимаю горлышко бутылки.       Настолько осторожно, что постоянно сплю с ним, да!       Нет, Ева права, определенно права. Нельзя играть в две игры одновременно, нельзя вечно подозревать Александра, а потом вот так просто и бездумно проводить с ним время, ждать и гадать, когда он, наконец, допустит оплошность, и в то же время подпускать его слишком близко. Нельзя.       И когда я спросила, не подозревает ли его больше Сэм… Я ведь это для себя спросила, чтобы себя успокоить? Выглядит так, будто заигравшись, я забыла о главном: о своей цели и о том, что это мое расследование, именно мое. И правила мои должны быть. И Ева права во всем. И нужно покончить с этим, как можно скорее покончить.       — Почему ты решила заняться журналистикой?       Я чуть не поперхнулась от того, насколько не ожидала услышать именно такой вопрос. Убираю бутылку и вытираю испачканные сладким алкоголем губы.       — С чего так резко?       — Вовсе не резко, — Рэйчел облокотилась на идеально белые подушки, — мне и в тот разговор стало интересно, просто не успела спросить.       Телефон девушки замигал, и она отвлеклась, отвечая на сообщение. Подарила улыбку и сразу ее убрала.       — Алекс, — отвечает, — интересуется, не придется ли нас и в этот раз искать по всем отделениям города, а то он уже и контактов собрал.       Молча приникаю к горлышку бутылки, делая вид, что очень хочу вина. Страшно не желаю, чтобы Линд продолжала эту тему, но она, похоже, и не собирается.       — Ну так что с журналистикой? — вновь поинтересовалась.       Собираюсь с мыслями. В целом, это не такая уж и тайна, уверена, что Ева, например, прекрасно понимает, отчего я так рвусь, просто мне не говорит.       — Когда я стала старше, специально вернула себе мамину фамилию, — отвечаю медленно, вспоминая события по кусочкам. — Ева была в ярости от этого, но… Ей и фамилия по отцу моя не нравилась, так что она смирилась. С тех пор как дядя свихнулся, у меня не осталось родни, точнее… По папиной линии. Я знаю, что существует одна женщина… Очень богатая и влиятельная женщина, фамилия которой Сильвер-Харрис. Она тоже моя семья, да только…       — Ты не знаешь, где ее найти? — уточнила Рэйч в возникшей паузе.       Качаю головой.       — О нет, знаю, — снова делаю глоток, — но что мне с этого знания? И что я скажу ей, когда найду? Столько, сколько я себя помню, с тех пор как родителей не стало, мы сильно нуждались. Если бы она хотела помочь, она бы помогла, понимаешь?       Теперь уже кивнула и Рэйчел.       — Я не могу вот так заявиться к ней на порог и сказать: «Хэй, это же я — Агата!» — всплескиваю рукой, и на чистейшее покрывало проливаются красные капли из бутылки. — Поэтому с самого детства я думала, что могу сделать, чтобы она сама нашла меня, чтобы она захотела этого. Были… Какие-то воздушные мечты, что я стану популярной журналисткой и… кто его знает, может, засвечусь где? Или случайно встречусь с ней на каком-нибудь мероприятии… или… Черт его знает, я уже и не уверена, что это была хорошая идея.       — Но зачем тебе это?       И вновь у меня стойкое ощущение, что я говорю не с Рэйчел, а с кем-то, кто крепит золотые таблички в кабинете, убеждая всех вокруг, что он настоящий психотерапевт.       — Как это, зачем? — вопрос Линд показался мне ужасно глупым, ведь это само собой разумеющееся. — Чтобы обрести семью, разумеется.       Она ставит бутылку на прикроватную тумбочку и обнимает собственные колени. Внимательно смотрит на меня, слегка наклонив голову:       — А кто тогда Ева?       Сглатываю и не могу унять бегающего взгляда. Глупо пытаюсь сделать подобие улыбки, покусываю истерзанные и без того губы.       — Вот что ты опять о ней начала? — спрашиваю вместо ответа. — Ты же сама сказала, что злишься на нее.       — Злюсь, — кивнула Рэйчел, — но я злюсь за свое, а ты-то тут при чем?       Аргумент, не поспоришь. Но, пожалуй, есть еще одна вещь, которая меня теперь интересует, и раз уж мы заговорили о моей сестре…       — Скажи-ка, а о каком-таком откровении она говорила?       Я не уверена, что девушка так уж и должна посвящать меня в их с Евой разговоры, но… Если выпал шанс, то почему бы не попробовать?       Рэйчел снова потянулась за бутылкой. Сделала глоток, думая о чем-то своем, и, как ранее это сделала я, ответила вопросом на вопрос:       — И что ты собралась делать с этой информацией? — отчего-то хитро подмигнула она.       Я смутилась. Не знаю, отчего: то ли от того, какой она вопрос задала, то ли от этого кокетства в голосе.       Линд поймала мое смущение и дальше допытывать не стала, только еще раз пробежалась взглядом по номеру отеля и отрешенно заявила:       — Ничего особенного, — покачала она головой, — просто теперь я знаю, чего она боится больше всего на свете.       — Ну, в этом большой тайны нет, — не удержавшись, я фыркаю и, поймав укоризненный взгляд Линд, продолжаю, — боится, что не заработает на золотой пентхаус, в котором молодые, намазанные маслом юноши будут подавать ей текилу на серебряном подносе.       Рэйчел недоуменно подняла бровь, облизнула губу, а затем звонко искренне рассмеялась. Откровенно, мне была непонятна причина такого веселья, пока она не объяснилась:       — Все в порядке, просто вы двое… — она широко развела ладонями, — первый раз такое вижу, правда. Вот ты говоришь, а я ее слышу. Уверена, вы помиритесь уже завтра.       Я соглашаюсь, правда в этом есть. Выходит-то само собой: нужен только повод, а повод обязательно находится.       — Что, тоже меня передразнивает? — с напускным недовольством интересуюсь. — Ну? Говори, давай, знаю же, что передразнивает.       Линд снова звучно хихикнула, убрала за шиворот волосы, чтобы было похоже на Еву, и состроила ее вечно-саркастичное лицо:       — «О да, я Агата Харрис и я всегда знаю, что я делаю, а если вам показалось, что не знаю, смотрите пункт первый. И вообще, это был план, а не ошибка!» — мастерски кривляясь, девушка действительно идеально скопировала вечное бурчание моей сестры.       — Так и говорит? — снова неудачный взмах руки, и новые пятна на покрывале. Меня не злят эти слова, наоборот, от них как-то… Странно тепло. — Вот же дрянная девчонка, ну я ей покажу.       Эту фразу Рэйч уже не комментирует. Мне и не нужно. Да, Ева не идеальна, капризна, вспыльчива… И между тем… Она всегда была единственной, кто терпел меня за любые выходки. Я ведь и это понимаю, правда, понимаю. Да только… Я не могу ответить на вопрос Линд, и не потому что не люблю Еву. Люблю, еще как, вот такую вот своенравную и капризную. Но…       Но я никогда не думала о ней как о своей семье.

***

      А на утро меня ждал еще один сюрприз. Точнее совершенная и необратимая неожиданность, пути отступления от которой оказались недоступны. К нам заявился Нильсен.       Вот так вот просто в первой половине дня, когда ни я, ни Рэйч не были готовы к пробуждению. Он стучался в номер не меньше десяти минут, громко и настойчиво, одарил меня самой вежливой из всех улыбок, на которые был способен, учитывая привычный, наполненный иронией блеск в глазах.       — Тебе чего? — с трудом подавив желание захлопнуть дверь обратно, я сонно потерла веки.       Не супер вежливо, но зачем-то же он явился, раз умудрился у Рэйчел узнать номерок.       — Да так, — быстро пожал плечами и, не спрашивая разрешения, прошел внутрь, — проходил рядом, решил убедиться, что в этом номере ты оставишь карнизы на положенном им месте.       Громко хлопаю дверью, отчего просыпается и Рэйч, поскольку номер состоял из одной комнаты.       — Ты когда-нибудь перестанешь шутить на эту тему?!       Прохожу к небольшому шкафчику и хватаю чистый стакан, наполняя его водой. После вчерашнего вечера в горле сильно сушит.       — Не переживай, крошка енот, — он яро потрепал мою и без того запутанную шевелюру и сразу отошел на безопасное расстояние, — когда-нибудь небеса сжалятся и покарают меня за все мои грехи. А до этого момента…       Александр еще раз оглянулся и, словив странновато-дикий не выспавшийся взгляд Линд, прожигающий его из-за края одеяла, послушно хмыкнул и отошел к окну, любуясь видом.       — Приводи себя в порядок и поехали.       — Куда, блин, поехали? — делаю новый глоток воды.       Со стороны кровати раздается шум: это Рэйч запахнулась сильнее в одеяло, да так, что даже макушка не торчала. Не нравится мне это, ой как не нравится.       — На курсы дрессировки, — он сложил руки в карманы, — мне сказали, что полосатые безнадежны, но я решил все же попытаться. — И он обернулся ко мне: — думаешь, зря?       Стакан, который я держала в руках, серьезно грозился полететь этому человеку в голову.       — Я надеюсь, что сжалятся небеса очень скоро, — процеживаю сквозь зубы, прежде чем запереться в ванной, чтобы действительно не выглядеть так, как будто меня с самого утра по лестничному пролету протащили.       Пока я старательно чистила зубы, искренне пытаясь не отвлекаться ни на что больше, за дверью доносились приглушенные звуки, похожие на этот непонятный шведский язык.       Опять о чем-то своем говорят?       В какой-то момент мне показалось, что Рэйч повысила голос, и, возможно, я бы и дальше пыталась понять по ее интонации, не перепалкой ли там пахнет, если бы меня не отвлек собственный мобильник, прихваченный по пути.       Неужели Ева? Это было быстро…       Удивительно, что сестра решила напомнить о себе настолько скоро. Впрочем… Я рада. Если эта девчонка хоть раз в жизни признает, что она погорячилась, поговорить с ней будет намного проще.       Протягиваю ладонь за мобильником и застываю в той же комичной позе с щеткой в зубах: сообщение поступило от Кристофера.       «Не против, если я заеду завтра?»       Мысли смешиваются и путаются. С несколько секунд я вчитываюсь в его сообщение, пытаясь собрать прочитанное в единое связное предложение в голове.       С чего он так скоро объявился?       Завтра… Завтра. А если Нильсен не захочет уходить? А если спросит, куда я пошла? Мне что, как Ева, из окна выпрыгивать? Да ведь у меня не второй этаж, и трюк не прокатит!       И тут же странное нехорошее чувство крепко засело на подсознании, а вполне логичный и правильный вопрос напросился сам собой:       «А какого, спрашивается, черта, я должна получить его разрешение?!»       Продолжаю чистку зубов с удвоенным рвением. Если хорошо подумать, Кристофер был прав в тот вечер, когда сказал, что не судит людей по их обществу. Это ведь действительно только их с Александром терки.       Еще непонятно, почему они так играют наперегонки в поисках того треклятого ожерелья.       Нильсен постоянно говорит об этом с таким загадочным лицом, словно ожерелье вообще принадлежало Кадоганам, а он его самолично стащил из их фамильного гнезда, чтобы всучить Сэму через каких-нибудь посредников!       И тут я резко давлюсь зубной пастой, из-за чего приходится громко кашлять, чтобы выплюнуть ее из легких.       Агата, ты только что, мать его, сделала очень логичное предположение!       Поднимаю голову, лишний раз убеждаясь, что кровь совсем отхлынула от моего лица. А что, если…       Что, если это правда? Тогда все вполне себе встает на свои места и становится почти что очевидно! Кроме… Кроме, пожалуй, Хлои…       Здесь остается лишь один вывод… Она могла что-то знать. Или увидеть. Или… Что более вероятно, заключая из рассказа Сэма: ее кто-то преследовал.       А может… И яхту эту у Коллинза она покупала не случайно? Как-никак партнер Александра, и теперь все чаще и все больше эта «случайность» кажется закономерной.       И тогда возвращается вопрос: кого все-таки боялась Хлоя?

***

      Впервые за мое знакомство с Александром мы воспользовались услугами такси. Это было настолько удивительно, что я лишь великой силой удержалась от провокационных вопросов. Странно, что за минувшие сутки он не стал арендовать авто, как делает это обычно, но большого значения я не придала. Как там говорят, у богатых свои причуды? Вот и пусть чудит, лишь бы мне не мешал.       Всю дорогу туда, не знаю куда, мысли мои были далеки от того, чтобы интересоваться, к какому месту меня везут. Я смотрела в окно, где мелькали улицы города, и упорно старалась свести извилины в четкие предположения. Сводились они из рук вон плохо, однако я не отчаивалась.       На предложение Кристофера я согласилась: поговорить с ним в любом случае лишним не будет. Тем более, он что-то там говорил о своем увлечении, а где увлечения, там и откровения, так что, кто его знает, возможно, я даже успею откопать какую-никакую зацепку. Единственное, что я додумалась предпринять в целях безопасности, так это предложить мужчине встретиться на нейтральной территории. А Нильсена… Как-нибудь проведу.       Да и вообще, сама мысль, что мне надо перед кем бы то ни было объясняться за свои поступки, бесила до одури.       Еще неизвестно, не увижу ли я его и впрямь через полгодика в тюремной робе. О каких объяснениях речь? Да и клятв я не давала!       Сам Александр на время поездки оказался на редкость молчалив. Он почти не смотрел на меня, не старался привлечь к себе внимания тупыми шутками, и, клянусь, если бы я не была уверена, что он снова погряз в своих рабочих проблемах, подумала бы, что он и впрямь волнуется.       Глупости какие.       Действительно. Уж чего-чего, а поводов для волнения у Нильсена просто быть не может, по крайней мере, пока он ведет себя, как последняя сволочь.       В такие моменты возникает ощущение, что весь мир рехнулся и кинулся перед ним на колени.       А я… А вот я не рехнулась. Не девочка уже, знаю, как себя вести и с кем. Уж как-нибудь разберусь.       Спустя минут сорок мы приехали к яркому двухэтажному автомобильному салону, который так и светился от количества полировки, нанесенной на новенькие автомобили.       Администратор — такой же будто «отполированный» мужчина в полосатом костюме и начищенных ботинках — уже бежал к нам навстречу, стоило Нильсену покинуть салон такси.       — Мистер Нильсен, добрый день, рад вас снова видеть.       Они обменялись крепким приветственным рукопожатием, пока я недоуменно взвешивала, что именно меня смутило в этой речи.       Снова? Значит, он тут уже был?       Администратор повернулся и в мою сторону:       — А вы…       — Агата, — отвечаю на легкое касание и совсем слабое пожатие ладони.       — Очень, очень приятно, — снова раскланялся «отполированный».       Замечаю, что на его груди прикреплен бейдж с выгравированным именем.       — И мне, Оскар, — любезно улыбаюсь, про себя подумывая, что у него даже имя какое-то «блестящее».       — Как вы и просили, мы отогнали заинтересовавшие модели на площадку, если вам или вашей спутнице захочется провести тест-драйв, — Оскар уже вовсю семенил впереди нас, часто оглядываясь на сухие кивки Александра.       А вот я окончательно ничего не понимаю. Какой еще тест-драйв?       Мы обходим автоцентр со стороны улицы и попадаем на внушительного вида асфальтированную площадку, на которой находилось не меньше десяти моделей авто. Едва мы подошли ближе, «отполированный» администратор вежливо отошел на приличное расстояние, предоставив нам возможность поговорить один на один.       Нильсен не особенно к ним присматривался, вместо этого сразу обратился ко мне:       — Хотел вот машину купить, подумал, что твоя помощь не помешает, — незаинтересованно бросил он, — свежий взгляд и все такое.       — Что? — мне резко захотелось прочистить уши, потому что сказанное им больше походило на абсурд. — О чем ты?       — Просто выбери, — резкий выдох дал понять о недовольстве шведа, — считай, что у меня взгляд замылился. Ткни на любую.       — Нет уж, погоди! — складываю руки. — Во-первых, почему ты вообще решил, что я в машинах разбираюсь? Во-вторых… Почему не Рэйч?       Александр неохотно потер переносицу. Я понимаю, что разговор ему не нравится, быть для этого гением необязательно. Но меня все еще интересует целый ряд вопросов.       — Мне не нужно, чтобы ты разбиралась, считай, что я жду случайного выпада, — ответил, — а Рэйчел не взял, потому что она сразу начинает бухтеть и лезет во всякие ненужные вещи. Этот центр она бы забраковала еще на подходе за какую-нибудь незначительную деталь в стиле сертификата двадцать пятой важности об участии компании в венецианском съезде автодилеров.       Ну, хорошо… Допустим, это звучит убедительно, только вот… То, что Нильсен прекрасно умеет убеждать, я и без этого знаю. А сомнения, не желающие покидать все мое существо, продолжают душить и, возможно, сильнее прежнего. Потому что, кроме этих двух, есть еще один более важный вопрос:       — Но зачем тебе покупать авто, если ты все равно рано или поздно уедешь из Лондона? Почему не можешь арендовать, как раньше?       В точку. В самый центр. Вопрос застал Нильсена, если не врасплох, то точно поставил в неловкое положение. Он бегло оглянулся на отдаленно торчащего администратора и снова повернулся ко мне, чуть более уставший.       — Вот какая разница, а? — пытается уйти от ответа, но по моему молчанию понимает, так просто не получится. — Неужели уже видишь меня на борту самолета рейсом Лондон-Стокгольм? — и на этот, казалось бы, саркастичный выпад ответа он не получает. — Послушай, крошка енот, не понимаю, откуда столько шума. Ну останется и останется. Тебе вон доверю, последишь, пока меня не будет.       В горле снова начинает першить, но сейчас точно не от вчерашних посиделок, а потому что я начинаю понимать, к чему идет этот проклятый диалог. И развитие его мне вот совершенно не нравится.       — С чего такая щедрость? — как ни стараюсь, в голосе все равно сквозит напряжение.       Александр кривит уголок губ. По той нервозности, которую он старается скрыть в ладонях, я понимаю, что нервничает он вовсе не от моего поведения. А от того… Что мне действительно может не понравиться.       — Захотел и подарил, — уже почти грубо отвечает он, но сразу поправляется, — чего ты взъевшаяся такая?       — Подарил? — кровь уходит из пальцев рук, дышать все тяжелее.       Нет. Нет, нет, нет. Что угодно, но не это!       Мужчина расслабляется. Пытается выйти из проигрыша максимально безболезненно, а от того и произносит равнодушнее:       — У тебя ведь день рождения был недавно, разве нет? Считай, что подарок.       Хрупкий, едва склеенный по кусочкам мир выпадает из ослабевших воображаемых ладоней и ударяется о грубую, ненавистную реальность. Кажется, словно я даже слышу звон разбитого стекла. Он прочно заседает в моей голове и больно отдает в висках.       — Нет, — шепчу и делаю шаг назад.       В глазах шведа сквозит неприкрытое удивление.       Неужели и вправду думал, что меня обрадует этот лишний жест?       — Нет, я не хочу, — качаю головой, — я не разрешала тебе так баловать меня, слышишь? Не разрешала!       — Так, маленькая Харрис, — он слишком быстро, а от того слишком ненатурально меняется в лице, — не строй такие испуганные глаза. Я тебе не взятку все-таки предлагаю, хотел бы смутить ей кого-нибудь, позвал бы Барни.       И несмотря на то, что он слабо и почти неловко улыбается, что ему вовсе не свойственно, в глазах мужчины я вижу что-то другое. Что-то, что никак не могу понять, а принять и подавно.       Делаю еще шаг назад. Под ребрами рвано бьет сожалением, а чем больше волнения мои действия вызывают в нем самом, тем больнее это ощущается.       — Прости, — не знаю, смогла ли я это сказать вслух, или так и прошептала одними губами.       Не могу, не могу видеть, как он пытается скрыть собственную растерянность.       Мне жаль, мне очень жаль.       Я делаю еще несколько шагов уже быстрее, а затем, разворачиваюсь, сильно сжав ладони. Александр не пытается догнать меня или окликнуть. Он не глупый, он все понял, точно понял. А более того, он сам дает мне эту фору, позволяет уйти спешно, почти воровато.       Замечаю на шоссе привычный черный маятник такси и бездумно вскидываю ладонь, потому что что-то очень сильно жжет внутри, и я никак не могу сосредоточиться на собственных действиях, в глазах почти темно от нахлынувших эмоций.       — Девушка… — из мыслей меня почти вытаскивает грубоватый голос водителя.       Точно… Адрес.       Я не хочу ехать домой. Во-первых, туда может прийти Александр, а во-вторых… Мне очень нужно поговорить хотя бы с кем-то, хотя бы с одной живой душой.       И, как бы я ни уважала Рэйчел… Она мне сейчас не поможет. А значит, что на всей этой идиотской планете остался лишь один человек, которому я могу довериться.       Ева.       — Кингстон-роуд, пожалуйста, — проговариваю почти на автомате.       Водитель прокашливается и выстраивает маршрут.       Стараюсь сфокусироваться лишь на мелькающих в окне автомобиля домах, потому что очень-очень близко к подкорке крутится мысль, которую я не хочу пускать. Мысль, до которой я дошла лишь сейчас, которую я поняла, стоило мне ощутить этот грузный неприятный ком вины, оправдаться за который мне попросту нечем.       К Еве, да, надо к ней. Она поддержит, она поймет, она точно одобрит мой поступок. И мне плевать, что ее мнение предвзято, главное, что оно совпадает с той лазейкой, за которой я успешно спряталась.       «Я тебе не взятку все-таки предлагаю…»       Нет, Алекс. Если бы я приняла твой подарок, это была бы именно она.       Если еще полчаса назад, подарок Александра показался мне оплошностью, то теперь я все больше понимала, что он, скорее, похож на четкий план. Как с тем дурацким аукционом, на который мы притащились. Нильсен не глупый, не мог он не видеть, в какое положение меня ставит.       Все очень просто: если я приму его жест, то уже точно не смогу пойти против него. Не смогу выдвинуть обвинений, если окажется, что он в чем-то замешан.       А ведь Ева предупреждала!       Уже на месте я едва могу контролировать собственное тело. Меня всю трясет, единственное желание: как можно скорее добраться до сестры.       Взлетаю по лестничному пролету и отчаянно, едва чувствуя себя, ударяю ладонью дверь. К черту звонок. Она поймет, лишь бы… Лишь бы была дома.       И уже когда я, совершенно ослабленная, провожу рукой по грубой металлической поверхности двери, готовая упасть совсем, та открывается.       Дежавю: Ева в своей футболке, с сигаретой в губах и вся растрепанная. Но в этот раз скорее удивленная. Неважно.       — Ты как-то быстро, негодница, — в голосе сестры мелькнуло беспокойство, — или просто от бандитов бежала, а я по пути была?       Я хватаю воздух, но ничего не могу ответить. В горле отвратительный комок. Выхватываю сигарету из ее губ и прохожу внутрь квартиры, глубоко затягиваясь прямо на ходу и выпуская обильный поток дыма, едва падаю на диван.       В легких горчит, но это и на йоту не перекрывает тянущего жжения в груди.       — Так, я не поняла, — Ева садится рядом и недовольно щурится, когда я затягиваюсь повторно, — ты же бросила еще в семнадцать, какого хрена?!       Снова задыхаюсь, стоит мне попытаться ответить ей. Наша ссора кажется такой… Несущественной. Она меня не волнует, меня больше ничего не волнует, кроме ненавистного осознания, того самого, от которого я пыталась избавиться.       Потому что я поняла, отчего мне так больно было видеть растерянность Александра. Отчего так тяжело хотя бы представить, что я могла задеть его по-настоящему. Отчего я теперь чувствую себя бесконечно виноватой, пускай это могло и не задеть его.       Сжимаю остаток сигареты в руке и позволяю себе упасть в холодные руки сестры, послушно обнимающие меня в ответ. Ева больше ничего не спрашивает, я слышу, как сильно бьется ее сердце, но и оно не догоняет ударов в моей собственное груди.       По щекам катит что-то горячее, я не дышу, нос сильно заложен. Сестра медленно гладит мою спину, отчего я захожусь сильнее.       Ева, прости… Я заигралась, я не послушалась тебя. Ева… Я действительно влюбилась в этого придурка.