***
— Бадди, — Эллиа присвистнул, отвлекая пса и показывая тому яркий теннисный мяч, — лови, малыш. Пес широко открыл пасть, будто хотел громко подать голос, но также скоро захлопнул обратно, прихватил мощными клыками часть кожи. Он забавно вытянул лапы вперед и оттопырил заднюю часть туловища, приготовившись то ли к бегу, то ли к прыжку. Эллиа усмехнулся и, хорошо размахнувшись, кинул мяч очень далеко, тем самым разрешая броситься вслед за трофеем. — Смотри-ка, — Александр толкнул Сэмюэля в плечо, удерживая в руке бутылку пива, — вы почти тезки. — Обхохочешься, — в руке Сэма была, наоборот, банка жестяная, да и смотрел он на Нильсена отнюдь не с таким же удовольствием. Тяжело дыша из-за мешающейся в зубах игрушки, пес прибежал обратно, выплевывая слюнявое нечто, еще недавно бывшее мячом, к ногам хозяина. Эллиа, не изменившись в лице, подхватил мяч и снова забросил, после чего вытер ладонь влажной салфеткой, находящейся неподалеку. — Нет, Барни, я серьезно, — от усердия построить «серьезный» взгляд Нильсен аж нахмурился, — ты так умеешь? А если мячик найду? Сэм гневно покосился на остряка, который все это время заправски переворачивал на гриле мясо. — Еще пара шуток, и вместе с бифштексами там окажется твое лицо, — кивнул на горячий гриль. Александр «помрачнел» еще сильнее. Он убавил огонь, внимательно наблюдая за появляющейся золотистой коркой, и очень сосредоточено добавил: — Прости, солнце, но я не составлю тебе компанию. Хочешь кого-то отжарить, поищи в другом месте. Меня переполняет странное ощущение легкости, очень необычное, возможно, это потому, что впервые за последнее время Англия решила порадоваться нас ясным небом и теплым, приятно греющим кожу солнцем. От яркого фона зеленый газон на заднем дворе Ноября выглядит особенно сочно, а еще больше он кажется таким из-за садовых разбрызгивателей, обильно поливающих подстриженную траву. — Разве мы не хотели обсудить какое-то мероприятие? — осторожно уточняю, потому что до последнего вопрос видится неуместным. Ева, все это время загорающая на шезлонге, дерзко посмеивается, после чего довольно потягивается под солнечными лучами. Ответить мне сестра нужным не посчитала, на что Рэйчел, выжимающая чуть поодаль из фруктов сок, закатила глаза. — Какое, малышка? — пробасил Эллиа и вновь бросил мяч ротвейлеру. Молча оглядываюсь в сторону Александра в поисках поддержки. Он непонимающе качает головой и вновь переворачивает мясо, в то время как Сэмюэль не сводит с меня тяжелого внимательного взгляда. Именно он — этот взгляд — отрезвляет, лишний раз подчеркивая, что что-то не так. Гриль шипит, вверх поднимается плотный, наполненный неприятным кровянистым запахом дым, но никто из окружения не обращает на это внимания. Смех Евы со стороны шезлонга уже до неприличия громкий, едва не надрывный, а улыбка Рэйчел, пихающей в дребезжащую соковыжималку дольки грейпфрута, выглядит совсем пугающей. — Как же? — оглядываюсь в сторону Эллиа и делаю шаг назад, почти хватая ладонью воздух в надежде, что рядом окажется хотя бы что-то, за что я могла бы удержатся. Ноябрь поглядывает в мою сторону исподлобья и в то же время треплет рукой крупную голову пса. Ротвейлер находится в боевой стойке — один в один, как та самая Альма из парка — и грозно скалится, обнажая острые белые клыки, с которых стекают крупные густые капли крови. Одна его лапа медленно поднимается и вновь грузно опускается, цепляя рыхлую землю вместе с куском газона. В завершение животное резко и громко, единожды лает, заставляя едва не упасть в попытке отойти подальше. — Это всего лишь песик, Агата, — как в тумане пробивается голос сестры, — не будь трусихой. — Ева, — хриплю, проталкивая голос непослушными губами. Сердце спешит загнанным зверем, мои движения несобранные, сложные, спутанные. Настолько, что просто повернуть голову в сторону сестры кажется сущим испытанием. — Ты вела себя очень-очень дурно, негодница. Вновь хочу что-то сказать, спросить, но тело не слушается, в горле сильный и почти болезненный ком, отдающий неприятным першением каждый раз, как пытаюсь издать звук. Чем старательнее пробую, тем больше понимаю, что и сама уже ничего не слышу: рычание пса, разбрызгиватель воды, смех Евы, звук соковыжималки… Все стихло, растворилось в мягком, почти ощутимом вакууме. А за спиной тихий, слишком знакомый щелчок. Так снимают пистолет с предохранителя. На интуитивном уровне ощущаю у затылка холодное оружие. Я знаю, что оно там… — Вы не оправдали моего доверия, — в пространстве эхом отскакивают голоса Сэмюэля и почему-то кого-то из Кадоганов. «Нет! Нет, стой, подож…» Выстрел… — Стой! — до хрипоты срываю в крике голос и тянусь рукой в такое реальное пространство. Боль еще пульсирует в голове, лишая ясности зрения; в глазах редеет темными пятнами, а сознание никак не собирается во что-то целостное. Ощущение оружия у затылка очень реальное, чересчур реальное. Суетно хватаюсь за волосы и прощупываю пальцами кожу, с трудом разбираясь в том, какой из миров настоящий. — Агата? — в просторной гостиной появляется темноволосая макушка Сэмюэля. На его рубашке небольшое свежее пятно от кофе, вероятно, пролил от моего же крика. Разумом я понимаю, что происходящее — дурной глупый сон: я ведь вижу сейчас и белый просторный диван, на котором сижу, и открытое окно, впускающее свежий воздух, и растерянное лицо Сэма, который уж точно не понял, что это со мной произошло. Вспоминаю, как мы заявились к нему в квартиру на Кенсигтон, для того чтобы не было лишних разборок, о том, моя или Евина квартира вместит такую толпу людей, как я возмущалась, что меня не берут на разговор с Ноябрем, и как Рэйчел сказала, что лучше не тащиться всей оравой, и они вдвоем с Александром просто тихо-мирно поговорят с ним. Да, помню, более того, прекрасно помню, но, как тот самый детский кошмар, сновидение еще запускает в реальность лапы и смешивает вымысел с реальностью. Словно по закону самых раскрученных кинолент, входная дверь хлопает почти сразу, и в холле слышится спешный широкий шаг. А за ним строгий и недовольный голос Нильсена. — Что случилось? Неужели с улицы услышал? Позволяю себе посмотреть на него, сжимая онемевшие пальцы на ткани джинс. По виду зол сильнее прежнего. Руки трясет, они то и дело слетают вниз, меж ребер теснит от невозможности вдохнуть хотя бы сколько-нибудь, а еще мне ужасно холодно. Впервые в жизни испытав подобное состояние, я элементарно его испугалась. — Алекс… — голос звучит непривычно надрывно. — Djävel. А в следующий момент ладони мужчины уже крепко прижимают меня к широкой груди. — Барни, у тебя гостеприимство по квоте или режим перезагрузки? — рыкнул он в сторону ошарашенного Сэмюэля. — В смысле? — голос Макото напряжен не меньше, но уж точно не из-за меня, скорее, от резкости шведа. — В смысле: воды принеси! Цепляюсь пальцами в футболку и сильно прижимаюсь к мужчине, унимая дрожь. Все хорошо, все совершенно точно хорошо… Как Сэм оставляет нас одних, я уже не вижу, как, впрочем, и ничего другого, потому что, уткнувшись в плечо Александра, закрываю глаза, успокаивая шальное сознание. Дожили, Агата, кричишь во сне, как маленький ребенок. — Все, все, — ладонь медленно, почти невесомо проходится по спине, затем еще раз и еще, — тише, котенок, уже не страшно. Часто киваю головой, но отстраняться не думаю, наоборот, жмусь крепче. — Сон, — бормочу куда-то в его грудь. — Что? Не понимаю, действительно ли он меня не слышит или специально заставляет отвечать на вопросы. — Сон, — стучу кулаком в плечо Нильсена, набравшись ярой злости от того, что я едва ли не впервые просто хочу пожаловаться, а меня еще и не понимают, — там были ты и Ева, и Рэйчел, и Эллиа, и… его дурацкий пес! Чувствую, как со стороны Сэм неуклюже пытается подать мне стакан воды, который лениво отталкиваю. Не хочу я никакой воды! — Угу, понял, — Александр отнимает одну ладонь, — значит, щеночка заводить не будем. Я не пускала слез, но почему-то кривовато всхлипываю, отстраняясь от мужчины и замечая, что он сам принял стакан из рук Сэмюэля. — Ты идиот, да? — от волнения не осталось и следа, недовольно морщусь на его слишком уж спокойное выражение лица. — Какого еще щеночка? Воспользовавшись моей растерянностью, швед пихает ненавистную воду и каким-то слишком вольным движением заставляет Макото отойти подальше, словно тот не хозяин квартиры, а какой-то, честное слово, дворецкий. — Любого, крошка енот, любого, — подталкивает стакан еще раз, настаивая, чтобы отпила, — я уже понял, что тебе собак показывать нельзя, у тебя на них всегда странная реакция. Странная? Жидкость встает поперек горла, когда понимаю, что негодяй припомнил момент с поцелуем в парке. Праведный, вполне логичный гнев заполняет все мое существо и чуть не выходит наружу, когда застывает ровно в том же месте, где и сконцентрировался. Что значит «не будем»? Откуда у него взялось какое-то «мы»? — Александр, ты охренел? — Еще в тот день, когда впервые увидел погром от твоих рук, — серьезно кивает. Желание ударить его стаканом по голове едва не затмевает все остатки здравого смысла. Придурка спас тот факт, что рядом все еще находился свидетель в лице Сэма. Входная дверь хлопает повторно. Я не задумываюсь об этом, потому что слишком сильно увлечена фантазиями с детальной экзекуцией наглого шведа, но когда шорох пакетов доходит до слуха не в одиночку, а с раздраженным сестринским хмыком, прятаться или отскакивать становится слишком поздно. Гадать не стоит, где эти двое ее подобрали. Опять у Ноября ошивалась. — Боже правый, — Ева кинула пакеты на ближайшее кресло, — слышь, как тебя… Гроза бюрократии, — она обратилась к Сэмюэлю, — ты заряженного пистолета нигде, случаем, не прячешь? — Смотря для каких целей, — процедил он. Мне воистину стыдно перед Макото за нашу компанию, но, видят все святые, он подписался на это сам. — Угадай, красивый, — сестра покосилась в нашу с Нильсеном сторону, — хочу третий глаз на лбу состряпать: видеть больше этих Чипа с Дейлом не могу. — Ева, все, — устало выдыхаю, не надеясь на ее понимание. Пусть хоть высечет меня потом: уже плевать. На удивление, ругаться она не стала. Хмыкнула чуть более недовольно, и все. — Надеюсь, ты не очень дорожишь бутылкой джина, которую припрятал за кофейной банкой, — фыркнула Ева в сторону хозяина квартиры и, не спрашивая, развернулась в сторону кухни. — Она вообще-то премиальная, — Сэм встрепенулся, настороженно пытаясь проследить за действиями девушки. — Тогда самое время присоединиться, сладкий, потому что другого шанса его попробовать у тебя не будет, — равнодушный крик из кухни и грохот посуды нисколько не обнадеживали. Выругавшись чем-то, похожим на древнее японское проклятье, дипломат последний раз бросил в нашу сторону взгляд и кинулся вслед за Евой. Едва его дух скрылся из гостиной, за аркой показалась деловито-спокойная Рэйчел. Происходящее выглядело столь слаженно, что если бы мне сейчас сказали, что нас снимают для какого-нибудь шоу, я бы совершенно не удивилась. Линд что-то смешливо отвечала собеседнику по телефону, но, к несчастью для моего любопытства, отнюдь не на английском языке. Несколько раз она кивала невидимому «кому-то», а затем, бросив напоследок облегченное: «Jag är skyldig dig», повесила трубку. И лишь теперь она позволила плечам опуститься, наглядно показывая, что сама Рэйч находится в крайней степени усталости. — Это невозможно, — шикнула девушка, — чтобы я еще раз что-то просила у Олсена. Я успела забыть, что он душный донельзя. — Почему не у Берга? — Александр поймал меня за запястье ровно в тот момент, когда хотела отсесть от него подальше. — Последний раз он спросил меня, как не засветиться перед федералами США, — развела Линд руками, — ну его надо, такие долги иметь. Я, знаешь ли, не агент службы безопасности. Выдергиваю ладонь из цепкой хватки Нильсена, но остаюсь на месте и на всякий случай потираю запястье, чтобы придурок точно не схватил повторно. Кроме того, какие связи подняла Рэйчел для того, чтобы наша вечерняя выходка прошла успешно, меня интересует куда как больший вопрос: как так вышло, что по дороге от здоровяка Ноября они с Евой друг друга как минимум не поубивали после недавней ссоры, и почему в ответ на мою дерзость сестра и слова не сказала, а ведь это настолько редкий случай, что последний раз я с ним сталкивалась буквально «никогда». — Рэйч, — поднимаю одну ладонь, привлекая ее внимание, — а, эм… — Если ты о том, как все прошло, то хорошо, — она двинулась в сторону брошенных Евой пакетов и принялась в них рыскать, — в этом плане к Ноябрю у меня претензий нет, он понимает, что мы от него хотим, а главное… — достала из пакета какую-то вещь, критично осмотрела, качнула головой и положила обратно, — я сама понимаю, чего он хочет от нас. В общем за камерами он присмотрит, а Олсен его удаленно подстрахует… а заодно нас, если тот захочет что-то выкинуть. — Да нет, я… — Олсен — наш знакомый, не бери в голову. Так, или я совсем слепая, или тут что-то не так. С каких пор Рэйч такая отвлеченная? — Рэйч, — говорю чуть громче, чтобы привлечь ее внимание. — Я хотела узнать, что ты такого сделала с моей сестрой? Нет, серьезно. Ева бы скорее приняла мышьяк, но уж точно не пошла бы глушить стопки на пару с человеком, который ее подбешивает, если, конечно, нельзя принять во внимание, что бесят ее в последнее время абсолютно все. Но спокойно перенести вид Нильсена, не кинуть ответку на мой упрек да еще и с Сэмом бутылку джина разделить…. Кто эта девушка и куда дели мою сестру? — О, мы поговорили, — Линд мило улыбнулась и кокетливо заправила прядь волос в привычном для нее духе, когда она не распространяется о методах манипуляции, к которым может и прибегнуть. — О чем поговорили? — не то, чтобы мне это не нравится, но Ева — это всегда тот самый испорченный аппарат, тест-драйв на котором лучше не проводить. Рано или поздно аукнется. Линд вновь уткнулась носом в пакеты и в итоге остановила выбор на одном из них, который, собственно, и кинула мне. — Поверь, что это неважно, — убедила она, пока я ошарашенно ловила брошенную вещь, — примерь-ка лучше. Ева сказала, что на тебе будет смотреться хорошо. — Тогда это точно не моя сестра, — бурчу, пока заглядываю внутрь. Судя по красивой шелковой ткани, внутри красного оттенка платье, а если прикинуть ее количество, то платье явно открытое. — Ладно, она сказала: «это давай, тогда точно все петухи сбегутся», — закатила глаза Линд. — Уже теплее… — щупаю ладонью мягкую ткань, замечая, как нахмурился Нильсен, оценив ее количество. — Что? От мужчины не укрывается моя язвительность. Он не отвечает, лишь меняется в лице и довольно откидывается на спинку дивана, зуб даю, что показательно. Окончательно убеждаюсь, когда сама Линд возмущенно проговаривает про себя какое-то тихое: «Herregud». И тут я смекаю: Точно, Кадоганы там будут. Тоже мне, «победитель положения». Он серьезно думает, что нас не узнают? Конечно, мы уже обговорили все детали, в том числе то, что у меня, как и у Евы, кроме маски, будет еще и парик, но вот душа чует, что не особенно Александр на этот шифр надеется. Это так, общая маскировка, пыль в глаза и все такое. Если у него с Кадонанами какие-то личные счеты, ни за что не поверю, что он станет играть с ними втихую, хотя… Если хорошо подумать, он именно это и делает в последнее время. Ладно, потом решим, сначала узнаем, что в той камере хранения, а потом уже и придурка запытать до полусмерти можно будет. Как же я надеюсь, что уж сейчас-то мы найдем хоть какие-нибудь ответы.***
Итак, наш план был прост, наш план был гениален, наш план был… чертовски туп. Все дороги ведут в Хилтон. Я бы подумала, что это даже звучит красиво, если бы в это же самое время меня слегка не потряхивало от понимания, что все может пойти вот совсем не по той дорожке, которую мы наметили. Слишком уж просто: все, что мы с Александром должны сделать, дождаться появления Коллинза в зоне видимости и устроить красивое представление на публику, какой-нибудь скандал, ссору или что-то вроде того, главное, чтобы шумно. Ева еще и «по-братски» предложила заранее меня напоить, чтобы вышло поживее, но вот уж чего делать не собираюсь. Этап второй: заслышав нашу ругань, Ева, которая будет максимально в зоне видимости, ловко тащит у Коллинза, в теории обратившего на нас внимание вместе с остальными, карточку от номера отеля. Эллиа буквально настоял, чтобы это сделала именно она, поскольку, как он выразился, еще не отошел от восторга, когда моя сестра обчистила в пабе его знакомого. Никто и не против. Пусть играются. Этап третий: Рэйчел, получив от Евы карточку от номера, спокойно пробирается туда и находит ключ уже от камеры хранения. Пока уляжется скандал, пока Коллинз хватится своей карты, пока восстановит новую на ресепшене… Нас уже и след простынет. Этап параллельный и самый важный: следить по камерам, что все чисто, а в нужный момент их отключить. Сколько я ни пыталась втихушку убедить Рэйчел, что Эллиа не лучшая для этого кандидатура, другой у нас не оказалось, за исключением разве что Сэмюэля, который не так хорошо разбирался в программах, в отличие от здоровяка. Либо соврал, что не разбирается. Настаивать я не стала, потому что именно от Макото — причем в потрясающе короткий срок — мы получили левые пригласительные и такие же документы. Не очень качественная работа, но, как выразился Нильсен, на один день пойдет, а «малыш-медвежонок сделал все, что мог». Было решено, что Сэм отправится на вечер под руку с Евой, чтобы точно не вызвать никаких подозрений. Ну и чтобы она опять не удрала в самый ответственный момент — мне подумалось, что именно эту мою идею он вполне разделял. Этап четвертый — личный: нигде не накосячить. Итак, Хилтон. — Ты когда-нибудь задумывалась, что мы неплохо смотримся? — напялив на себя слишком довольную улыбку, заметил Нильсен, пока глазами я выискивала, что Сэмюэль действительно не разрешает Еве налегать на шампанское. Она, конечно, и сама умеет контролировать себя, но уж больно в последнее время на это сложно положиться. — Ага, куда лучше на тебе разве что удавка для шеи смотрится, — отвлеченно бросаю, сообразив, что я потеряла сестру из вида. Его ладонь незатейливо проходится по талии, и я вздрагиваю, впервые за вечер уделяя мужчине полное внимание. Кажется, что-то очень похожее мы уже проходили на том аукционе, до чего странно. Только в этот раз на глазах шведа изящная черная маска, отчего смотреть на него вдвое сложнее. Она ему идет до чертиков. Из-за маски взгляд мужчины становится особенно острым, уже не говорю о том, насколько хорошо она сочетается с темным жилетом и уходящим за него галстуком, который так и хочется схватить, чтобы потянуть на себя. Весь вид Александра отдает какой-то интригой, мрачной, чарующей загадкой. А я, как уже выяснила, от загадок бесконтрольно схожу с ума. Не всегда в лучшую сторону. Он наклонился ближе, пользуясь тем, что в этом скоплении людей я не могу его ударить. Коснулся талии второй ладонью, вызывая невольный трепет во всем теле. — Могу устроить, — прошептал над ухом. Ударить захотелось посильнее. — Александр, — гордо поднимаю голову, — напомни, что я говорила тебе о личном пространстве? — Что-то явно несущественное, раз решилась надеть это платье, — осторожно касается тонкой лямки, словно вот-вот потянет ее вниз. Перехватываю его ладонь, подмечая, что вновь и вновь на нас обращены взгляды гостей. Ну почему каждый выход на публику превращается в какое-то… показательное выступление. Нет, меня не смущает, что мы и так собрались здесь именно для этого. — Лучше поищи глазам Коллинза, а то, клянусь, еще пара минут, и даже Сэмюэль не спасет Еву от желания осушить местный бар. Нильсен усмехнулся и провел ладонью по моей щеке, убирая прядь волос за ухо. Поднял взгляд чуть выше моей головы и вновь вернулся с тихим и тяжелым выдохом. — Зачем его искать, если он прямо за твоей спиной. Резко оборачиваюсь. Среди роскошно разодетых женщин и не менее элегантных мужчин в самых разнообразных, скрывающих личность масках действительно проглядывалась знакомая, немного кучерявая, местами уходящая в плешь седина. Мужчина стоял к нам затылком, но я оценила легкую сутулость и беспокойную жестикуляцию. Ранее я видела фотографию, пусть и с другого ракурса, но, судя по выделяющейся почти белесой кучерявости, сомнений быть не могло: это и правда Коллинз, а что самое главное, он действительно здесь. Ясно как день, лучшего шанса не представится, да еще и так скоро. Радости или облегчения от этой новости я не испытала совсем. Покрутив головой еще раз, не без разочарования понимаю, что братьев Кадоганов на мероприятии не видно. Не думаю, что не узнала бы их — двое высоких рыжеволосых молодых людей хорошо бы выделялись из общей обстановки. Но их не было. Совсем. Не могли же они не явиться? Как же хваленое доверенное лицо? — Крошка енот, мы идем? — нетерпеливо уточнил Александр. — А? А, ну да, — оглядываюсь еще раз, понимая, что сестра так и не появилась в поле зрения, — а где Ева? Ты ее видишь? Мужчина нахмурился и также внимательно всмотрелся в зал, затем еще раз, а потом качнул головой. Поймав случай, я тут же поспешила бросить что-то вроде: «Я найду» и оставила Нильсена одного, чтобы иметь возможность пройтись уже основательно. Разочарование настигло меня и здесь — уже через несколько минут, едва не столкнувшись всего-то с тремя парами, я буквально налетела на Макото. С хмурым видом тот стоял около одного из фуршетных столов и вглядывался в сторону лестничного пролета, точнее, куда-то за него. — Где Ева?! — от горечи и злости за то, что ничего интересного мне выяснить не удалось, я практически накричала на него, да так, что этот стойкий и холодный представитель правовой системы не на шутку вздрогнул. — Сказала, что… — он неловко глянул в сторону пролета, — ну, тип… Как это у вас принято говорить? В общем, в дамскую? Я на месте остолбенела. Ни за что не поверю в сказанное мужчиной. Он может купиться на трюки моей сестры, я — нет. — Какая еще дамская?! — он и на этот вопрос не нашел, что ответить, поэтому я справедливо решила дальше дипломата не мучить. — Ладно, стой здесь, пойду найду ее. Мы скоро вернемся. Никуда не уходи! Не думаю, что без моего, несомненно, важного наставления он бы куда-то делся, но сказать я все равно должна была. Хотя бы ради приличия… Или мне просто захотелось покомандовать, не знаю, все с самого начала не заладилось, перевернулось и пошло сикось-накость. Равнодушно огибаю тесные танцующие пары, едва не выбиваю поднос из рук официанта, но успешно выбираюсь из столпотворения, поворачивая за лестничный пролет. Передо мной широкий пустой не то холл, не то коридор с нагроможденными в кучу столами. Видимо, расчищали из банкетного зала. Ни одной двери в зоне видимости нет, поэтому логично предположить, что уборные где-то в конце этого нескончаемого коридора. Когда я почти преодолела половину пути, подумывая о том, какими словами прокляну сестринские вольности, из-за другого поворота, о чем-то очевидно споря, вышли двое. Высокие. Статные. Вероятно, рыжеватые… Черт! Возможно, во мне сработал простейший инстинкт, но вместо того чтобы пройти мимо, надеясь, что они не разоблачат меня, моментально прыгаю за первую же гардину, прикрывающую, видимо, вход в служебное помещение. Задерживаю дыхание, прислушиваясь к чужим шагам. — Эд, погоди! — шаги становятся неровными и прекращаются. Кажется, Кристофер попробовал остановить брата. — Этот крысеныш ошивается здесь! — строгий голос Эварда леденит даже тут, в безопасной спрятанной нише. — Сейчас! — Мы ждали такого исхода. Не горячись. — Не то, что? — Эдвард будто усмехается. Тишина. Гардина начинает понемногу шевелиться от моего движения и дыхания, поэтому зажимаю рот рукой и не двигаюсь. Пауза становится совсем жуткой, а когда случайно шумно оступаюсь, ударившись о расшатанную дверную ручку, и вовсе покрываюсь холодным потом. Спокойно, Агата, спокойно, спокойно… — Веди себя благоразумно, — голос Кристофера вновь принимает смиренный, но настойчивый тон. — Пока мы будем вести себя благоразумно, он начнет действовать. Задыхаюсь, потому что звучание речи второго Кадогана совсем рядом. Настолько, что я могла бы дотронуться до Эдварда через ткань штор, если бы захотела. Сердце обивает бешеный ритм, который ни разу не смягчает отсутствие дыхания. — Он всего-то… Шаг. Глухой удар. Шум падения и сиплый выдох. — Никогда не обесценивай противника, — точно Эдвард. — Удар всегда наносится внезапно. Ты мальчишка, Кристофер, а не мужчина. Нас ждут. Шагов не слышу, поэтому остаюсь в том же положении, с прижатой к лицу ладонью еще около минуты и лишь после этого позволяю себе осторожно выглянуть из укрытия. Охренеть! Других слов и мыслей после услышанного у меня пока не появилось. Я могла бы начать долго и тщательно анализировать, к кому относились эти слова, но для этого гением быть не нужно. С предельной ясностью заметно, что речь может идти только об Александре, а это значит… Что наше «инкогнито» не такое уж и тайное. — Бу! — плечи хватают чьи-то ладони, заставляя подпрыгнуть и едва не вскрикнуть от испуга. После подслушанного любая мелочь может вывести из себя. Оглядываюсь, наблюдая Еву собственной персоной с высоко поднятыми от удивления бровями. Мне еще чуть-чуть непривычно видеть ее в роли блондинки и в этой позолоченной плетенным кружевом маске. — Тебе доктора позвать? — с ироничным участием поинтересовалась сестра. — Ты где была?! — накидываться еще и на нее в мои планы не входило, но из-за нервов установки катятся туда же, куда и все в последнее время: к чертям. — Тебе прилично или детально? — Ева смешливо прищурилась. — Агата, меня не было пять минут, там что, мир рухнул? Закрываю глаза, чтобы прийти в себя и беру ее за прохладную мягкую ладонь. Сестра явно удивлена, но ладони отнимать не стала. — Идем, мы нашли Коллинза, так что Алекс сказа… Да не суть. На ее лице моментально отобразилось все, что она об этом думает, однако спорить Ева не стала. Не знаю, что там такого наговорила ей ранее Линд, но сестра действительно присмирела до такой степени, что еще ни разу за сегодняшний день не обозвала Нильсена ни одним крепким словечком из своего нескончаемого арсенала. — С каких пор ты стала командовать, негодница? — С тех самых, как у тебя хорошее настроение без выпивки. Слова даются мне легко, и я не хочу задумываться, почему. Мне просто надоело и осточертело, а еще где-то за маячком благоразумия, действительно хочется вывести Еву из себя, чтобы она наконец-то стала… Как бы глупо ни звучало: самой собой. — Откуда тебе знать, может, я тайком закинулась экстази, — шокируя меня окончательно, она едва не хихикнула. Вот так вот легко и спокойно, так, как Ева, не делает никогда. Если поначалу я не придавала этому значения, то конкретно сейчас до меня неохотно доходит понимание слишком очевидного в ней. Обманщица. А что самое неприятное, мы не успеем об этом поговорить, потому что в нескольких шагах от нас уже стоит Макото, а времени категорически мало, точнее будет сказать, что его нет совсем. — Коллинз вон тот, седоватый и низкий, — еще раз напоминаю, когда вверяю сестру в руки консула, — у него… — Два нагрудных кармана пиджака, нет барсетки и модель брюк с «обманками», — она подтолкнула меня от себя, мол, «иди уже отсюда», — да-да, заметили. Агата, я была в его доме с кучей фоток, серьезно думаешь, что не знаю, как он выглядит? Эта черная тряпочка «Зорро» без шляпы не очень-то помогает. Пытаюсь добавить еще хоть что-то, но сестра вновь перебивает и подхватывает Сэма, изрядно офигевшего от такой вольности, под руку: — Мы справимся, — сладко улыбается. Сэмюэль внимательно перевел взгляд с нее на меня, потом обратно, отнял руку Евы от себя, на что та ни разу не огорчилась, и спокойно подтвердил: — Я прослежу. Судя по взгляду негодной сестрицы, ей было много что добавить на эту реплику, но я не стала ее выслушивать. Александр и так ждет прилично, а тайминг не резиновый. Я бы даже сказала, что оставила Еву на попечение Макото с явным облегчением. — Готовы, — подтверждаю для Нильсена, когда возвращаюсь к нему. Он кивает и вновь оглядывает ситуацию; почти с задором подмигивает, когда утягивает меня за руку чуть поодаль, где было поменьше людей, а значит и шоу должно быть более эффектным. Я немного волнуюсь — вновь это противное ощущение, что все идет слишком легко и гладко, а значит, некстати подвернувшиеся проблемы только и ждут, чтобы выскочить из-за какого-нибудь угла и нарушить нам абсолютно все планы. Безуспешно пытаюсь отогнать дурное предчувствие, что дается с огромным трудом. — Ну это-то ты умеешь, крошка енот, — успокаивает Александр, заметив беспокойство в моих глазах. Отпускает мою ладонь и медленно, легкими невесомыми движениями проводит кончиками пальцев по талии, опуская все ниже и ниже. Поддаюсь, цепляясь за его запястья, будто пытаюсь остановить мужчину. Самое дурацкое, что мы не обговаривали, каким именно образом будем привлекать к себе внимание, на это Нильсен съязвил что-то в духе «надеюсь на ситуацию и твой внутренний датчик поиска неприятностей». Может, он хочет, чтобы я его оттолкнула или что-то вроде того? Чем дальше мы заходим, тем больше мне кажется, что сам Александр ничего-то вовсе и не делает, а чисто ждет, пока я самостоятельно соображу, каким именно образом устрою оговоренный скандал. До чего хитрая сволочь. Поймав осознание в моем лице, Нильсен наглеет окончательно и обнимает за талию, словно мы не разговариваем, а уже танцуем что-то очень медленное, едва ли не пошлое, потому что в следующий момент ладонь его опускается все ниже и ниже, почти оглаживает бедро, воспользовавшись высоким разрезом на платье. Это что, месть за тот случай, когда я его шприцом пугала? Прокашливаюсь, когда мужчина приближается совсем тесно, поднимая пальцы выше по спине; намекает, мол, если ты сейчас же ничего не предпримешь, я тебе еще и завязки сзади развяжу. Не то чтобы я была совсем против… Соберись! Принимаю игру и резко отталкиваю мужчину, уже подготовившись обвинять его во всех грехах домогательства к честной порядочной девушке, как в этот же момент… Свет резко выключается. Ошеломленная секундная тишина… Черт, черт, черт. Толпа начинает перешептываться, музыки больше нет, а подготовленная тактика катится прямиком к дьяволу, потому что я теперь вообще не знаю, успела ли Ева дойти до цели. Более того, если свет включат, то продолжить партию конкретно сейчас мы попросту не сможем: в ней не будет смысла, а значит, что привлекать внимание «слепой толпы» требуется здесь и сейчас. По спине проходит холод. В едва ли не гробовой тишине зала с прекрасной акустикой, шептаться с Нильсеном о дальнейших действиях бессмысленно — нас элементарно могут услышать. Думай, Агата, думай! Что их расшатает? От стен эхом отлетает хлесткий звук пощечины и мой собственный крик.