Аферисты

      — Стой, нет, погоди… Что?       Смотрю на светлую безымянную плиту до неприличия туповатым взглядом. Все, совершенно все, о чем мы говорили раньше, все наши догадки, теории, подозрения… Все рушится на глазах, крошится как свежий бетон, выдаваемый под вековой камень.       — Так он сказал, — Сэм поднялся на обе ноги и хорошенько оглянулся. — Прогуляемся?       — Отличая идея, — фыркнула Ева, — я уже испугалась, что ты захочешь вести беседу в менее жутких местах.       — Ева! — шикаю. Все-таки, если услышанное правда, то подобные шутки сейчас попросту непозволительны.       — Нет, я понимаю, — кивнул Сэм, — я просто… Прошу меня извинить, я… У вас бывало, что за какие-то двадцать четыре часа все меняется настолько глобально, что… Вот ты стоишь, — он оглянулся обратно, — и никак не можешь вникнуть, а ты ли это вообще?       — В последнее время все чаще, — хоть в чем-то я могу его утешить.       Сэм улыбнулся, слабо и с задержкой:       — Тоже верно, — он сложил ладони за спиной и первым шагнул вперед, увлекая нас за собой, — я не должен был вам это рассказывать, по крайней мере, сейчас, до того момента, как те двое не вернутся.       — Александр и Рэйчел? — решаюсь уточнить, с немалым облегчением наблюдая, как Сэмюэль кивает.       — Сложно сказать, с чего все началось, но я попробую, — продолжил Макото, — наверное, с того, что Нильсен пришел ко мне в кабинет. Сказал, что есть разговор.       — Насчет Хлои? — меня не волнует ехидно-ироничный взгляд Евы. Пусть вопрос глупый, все равно спрошу.       — Да, насчет нее, — ответил. — Примерно за пару дней до того маскарада. К слову, разговор был долгим. Нильсен предложил мне не то помощь, не то сотрудничество. Я сам, признаться, все еще не понял, поэтому, если какие-то детали покажутся несуразными, сразу скажу, что не отвечу. Когда и как он узнал, что Хлоя здесь — понятия не имею, буду надеяться, что достаточно недавно, иначе, клянусь, пожалеет. Но он рассказал мне о Кадоганах, примерно то же самое, с чем сейчас пришли и вы. О их планах на мою должность. С одной только поправкой: в их компании была третья участница. Озвучивать смысла нет, и так наверняка поняли. Если бы сам о чем-то таком не догадывался, может, и не поверил бы, потому что в остальном история выглядела жутко нелепой, только вот потом мы приехали сюда.       — И… что ты…       — Покрутил пальцем у виска, разумеется, — мужчина пожал плечами. — Но сейчас это неважно. И я понимаю, что все это звучит максимально сумбурно, просто… С того самого момента мне сложно сосредоточиться. Честное слово, лучше бы и дальше думал, что Хлоя просто скрывалась от сложных отношений. Когда мы приехали сюда, Нильсен сказал, что есть другие доказательства и что он привезет их, если я потребую. Стало еще тяжелее. Что-то в его словах было… А еще спросил, хочу ли я наказать виновных и как далеко я готов зайти ради правды. Поверьте, достаточно далеко.       Внезапно Ева оживилась. Она совершенно некстати разошлась широкой улыбкой, а в глазах блеснул огонь.       — Ничего себе, Агата, — заинтриговано протянула сестра, — а хахаль у тебя не дурак.       — О чем ты? — я не сразу понимаю, что произошло, а после вспоминаю, что Ева все это время успешно наблюдала другую сторону медали, и до меня доходит по-настоящему. Встрепенувшись, возвращаюсь к Сэму: — Что он предложил тебе? Ну же?       — Предложил вывести Кадоганов на чистую воду, — ответил Сэм под еще одну усмешку Евы, — привел весомые причины, по которым поймать их с точки зрения закона попросту не получится, ну и сказал, что бить братьев можно только их же оружием.       — То есть?! — если один из них сейчас же не выложит все прямо, уверяю, на кладбище появится еще парочка безымянных надгробий.       — То и есть, — голос Сэма вновь стал жестким, — я хочу наконец разобраться в происходящем, а для этого волей-неволей придется присоединиться к любой из сторон. Кадоганы пока таких щедрых предложений не оставляли.       — Ты же понимаешь, что я не про это.       — Мы немного их провели, — пожал Сэмюэль плечами, — заставили поверить, что ситуация все еще под их контролем. Точнее, сделали все для этого возможное.       — Выходит, — старательно удерживаю гнев внутри себя, — та выходка в номере отеля… Это было представление? Чтобы Кадоганы думали, что ты все еще настроен против Александра?       — Именно, — улыбнулся он краем губ, а затем обратился к Еве, — что скажешь?       — Что осталось надеяться на твое актерское мастерство, красавчик, — привычно съязвила та. — Ты ведь не думаешь, что они делились со мной планами?       — Ева, подожди, но как же Эллиа…       — Да начхать ему, говорю же, — сестра возвела ладони, — Коллинз был должен денег, Кадоганы сказали, что вернут за него, если твой хахаль себя выдаст. Все. Дальше не знаю.       Настроение значительно поднялось, а с плеч свалился гигантских размеров груз. Так вот что все это значило. Александр решил пойти ва-банк и просто дал то, что от него ждали Кадоганы: сделал вид, что действительно прячет какой-то компромат. А остальное — лишь блестящая игра. Я пока не знаю, по какой причине Алекс пытается провести Кадоганов, но ясное дело, что если бы он сразу не проявил к их уловке никакого интереса, то, видится, и братья держались бы осторожнее.       Так, Агата, ты почти разобралась, осталось только… Понять, что не поделили Нильсен с Кадоганами… Ты и так копала в эту сторону, ничего ведь сложного, да?       Больше я не сомневаюсь, что Александр и Хлоя были знакомы. А вместе с тем, если он уже знал о ее судьбе, и все это время… Все это время мы ведь бежали по отчасти ложному следу. Почему же он сразу не сказал мне? Да еще и слова Евы…       «Он погубил дорогого им человека».       Оглядываюсь назад, пусть мы уже и проделали приличный путь. Что-то неоднозначное открывается во всей этой истории. Если он не соврал, и Хлоя… Если с ней действительно случилось то, что случилось… Не в этом ли и кроется ненависть друг к другу Нильсена и братьев?       — Есть еще кое-что, — отвлек меня от размышлений голос Сэма, — на днях я получил письмо.       — Чего-чего? — Ева навострила уши.       Сэм выдохнул и потер ладони.       — Что ж, — степенно начал он, — до недавнего времени я не делился этой информацией, но сейчас нет смысла таить. Как только те двое улетели в Швецию…       — Так они правда там?       — Если не соврали, то там, — ответил, — так вот, едва они покинули страну, я получил одну крайне занимательную вещь.       Сэмюэль запустил ладонь за пиджак и достал небольшой вскрытый конверт, демонстрируя его, однако в руки так и не передал.       — Что в нем?       — Требования. От анонимного «доброжелателя». Ну или не знаю, как назвать человека, который пытается запустить лапы в государственные бумаги. Взамен, разумеется, информация о ней.       Какая глупость. Требования? Почему письмом? Потому что электронный носитель можно отследить?       — Знаете, что самое интересное, — риторически поинтересовался дипломат, — это письмо вновь ставит меня перед выбором. Признаться честно, мне бы очень хотелось верить, что ваш друг наврал и что на самом деле Хлое ничего не угрожает. И, возможно, будь я безрассудным влюбленным, на что, автор письма точно надеялся, я бы действительно полоумно бросился вслед указаниям.       — Если бы? — учтиво и даже как-то человечно поинтересовалась Ева.       — Да, — подтвердил Макото, — если бы. Я все еще не могу объяснить нашу с Хлоей связь, я просто знаю, что… Что она была. Называйте меня грубым человеком, но я готов смириться с ее гибелью, если это правда. Все, чего я хочу: наказать причастных.       — Интересный ты человек, — протянула сестра. Без всякой иронии.       — Возможно, — пожал Сэм плечами, — вам не понять. Я не из тех людей, которые сразу поддаются эмоциям, хотя… Хотел бы. Наверное, хотел бы. В любом случае Хлоя стала для меня особенным человеком. Неважно, что мы чувствовали друг к другу, своим появлением она перевернула мой мир. Я ей обязан.       — Но почему? — у меня никак не укладывается в голове. Все, что Сэм говорит, идет в абсолютный разрез с привычными установками о взаимоотношениях, какими я привыкла их видеть.       — Потому что я начал жить, — он остановился и на секунду закрыл глаза, прежде чем продолжить, — потому что Хлоя научила меня любить эту жизнь, потому что она научила меня ценить ее.       Мне нечего ответить на услышанное, а у Сэмюэля точно нет охоты продолжать. Сжимаю ладонь, прислушиваясь, как все те же белки беззаботно скачут по сухим мелким ветками. Вот и все, больше мы ничего не можем сделать. Мы знаем, почти видим правду, но доказать… Доказать ничего нельзя.       Напрягает лишь, что я все еще не знаю, что могло потребоваться Кадоганам именно от меня… Хотя нет.       Узнать-то могу.

***

      Иногда в самые редкие минуты я действительно думала о том, почему из всех поприщ для возможности пробиться собственными силами выбрала именно журналистику. Работа в скучных редакциях, где все сотрудники готовы наступить друг другу на горло, лишь бы на первой полосе красовалась непременно их статья, не привлекала меня. Да и написание самих статей, уж если на то пошло, тоже. Природа не наделила талантом красочного слова, тут уж ничего не поделаешь.       Однако, если бы меня все-таки спросили, какая черта натолкнула на мысль, что я и впрямь бы справилась, однозначно нашла бы таковую. И черта эта: настойчивость.       Настойчивость, которая неожиданно для меня привела в порядком знакомое казино. То самое, где в свое время нас выловил здоровяк Ноябрь. И да, сегодня я ищу его совершенно целенаправленно. Шестое чувство нашептывало, что уж любитель сбора информации точно должен знать ответы.       Внутри, как и полгода назад, было много посетителей, а, возможно, и того больше. Подобные места я никогда не любила, от них веяло глупой смесью надежды и отчаяния, непонятной веры в лучшее. А после… После письма от тети, которое все еще не выходило из головы, ярость к игорным заведениям лишь увеличивалась.       Мне до сих пор не хотелось верить, что отец был игроком, но я понимала, что если в чем-то тетя не соврала, то именно в этом. С одной лишь оговоркой: она не назвала, чьими стараниями он был вовлечен в сомнительные передряги.       Я плохо помню, где именно находился кабинет Эллиа, поэтому ищу наугад. Хожу по огромному темному залу, пытаясь хоть мало-мальски засветиться на камерах. Учитывая, что здоровяк обладает поразительным талантом видеть все и вся, я попросту смутно надеюсь, что хотя бы так привлеку его внимание.       Отчасти это срабатывает, и внимание я привлекаю, однако далеко не Ноября, поэтому не сразу понимаю, что произошло, когда на запястье грубо сжимается чья-то сильная ладонь.       — Нашел!       Неудачно дергаю руку и оборачиваюсь. Голос кажется слишком знакомым, как и неопрятное, заросшее щетиной мужское лицо. Преследователь цепко удерживает меня, несмотря на все старания вырваться из хватки.       — Решила облапошить еще какого-нибудь дурака, стерва?       — Что вы?..       Глаза мужчины горят лютой ненавистью, настолько яркой, что мне действительно становится не по себе. Но чем больше я в них вглядываюсь, тем больше узнаю.       Тот чудак… Как же его…       — Оливер? — все еще неуверенно уточняю.       Мужчина скалится и больно дергает меня за руку, заставляя сделать шаг в его сторону. Он выглядит куда хуже, чем в нашу последнюю встречу: от Оливера пахнет дешевым и плохим алкоголем, на знакомом пиджаке появились новые заплаты, а от отросших поблескивающих салом волос исходит ощутимый аромат пота, который, смешиваясь с алкогольной отдушкой, вызывает лишь одно желание: зажать меж пальцев нос и отойти подальше.       — Узнала, надо же, — мелко и противно рассмеялся он, — кто пригласил на этот раз? Или, скажешь, что зашла сюда случайно?       Надо же было тебе появиться именно сейчас!       — Послушайте…       — Нет, ты послушай! — мужчина приближается совсем так, что я чувствую его смердящее дыхание, пропитанное тем же дешевым спиртом. — Где вторая? А?! Я знал, что вы вернетесь, знал!       Стараюсь держать ровное дыхание, чтобы не показывать собственных эмоций. Если в первую секунду я и впрямь чувствовала жгучее смешение стыда и вины — совместные с Евой выходки никогда не льстили мне — то сейчас только нарастающее с каждой секундой раздражение. Как бы ни были мы с сестрой виноваты, что в свое время провели этого простака, полгода выжидать нас из-за двух тысяч фунтов…       — Так, Оливер, — в чем-то он прав, так что и я не спешу увиливать, — давайте поговорим.       Глядя на нервное поведение этого человека, начинаю понемногу жалеть, что с такой легкостью избавилась от денежных чеков. Но об этом потом. Что-нибудь придумаю.       — Поговорим?! — он схватил меня за плечи, силой впиваясь пальцами. — Поговорим? Ты! Мерзкая, тупая…       — Пустите, вы делаете мне больно! — кричу уже громко. Надоело. Я пыталась дать этому человеку шанс спокойно все обговорить, решить вопрос с его несчастными деньгами.       Однако чем больше он возмущался, тем сильнее я понимала, что деньги как будто больше не играют для него роли.       — О, я еще не так…       — Прошу прощения, какие-нибудь проблемы?       Строгий знакомый бас позади, и я облегченно выдыхаю. Безуспешно дергаю рукав напоследок, но все-таки расслабляюсь, зная, что уж чего-чего, а скандалов в собственном заведении Эллиа терпеть не станет. Уже не страшно.       — В вашем заведении воровка! — процедил Оливер, дергая край одежды обратно.       — Не уж, — воспользовавшись тем, что мужчина отвлекся, вырываюсь окончательно и расправляю одежду. По крайней мере, здесь совесть моя чиста. — Я ничего у вас не брала.       Ноябрь заинтересованно переключился на моего обвинителя. Тот сильно покраснел и попробовал еще раз:       — Возможно, но вы провели меня! Браслет, помните?! Ага! Вижу, что помните! Значит, воровка! Мошенница! Вы, — он ткнул пальцем в Эллиа, и тот, в свою очередь, нахмурился от столь неслыханной дерзости, — да, вы, сэр! Вызывайте полицию.       Меня не пугают крики нетрезвого мужчины, но все равно с любопытством оглядываю реакцию здоровяка. Интересно, что это действительно в его власти. Если бы, конечно, было желание что-то подобное сделать.       Ноябрь поморщился на такую фамильярность со стороны и без того не респектабельного посетителя.       — Что же вы им скажете, — неспешно протянул он и достаточно громко хрустнул суставами пальцев. Выждав паузу, с иронией добавил: — Сэр?       Оливер встрепенулся и почесал затылок. Растерянно всплеснул одной ладонью и еще раз оглянулся в мою сторону, будто опасаясь побега. Никуда убегать, к слову, я не собиралась. Не за тем пришла.       — Я… — суетливо дернулся мужчина, — я… Я скажу все, как есть! Что вот она, — ткнул пальцем теперь в мою сторону, — и ее сообщница продали мне фальшивый браслет! И что никаких сто тысяч фунтов он не стоит!       — То есть вы частенько захаживаете в казино со ста тысячами фунтов в кармане в надежде купить подлинник какого-нибудь украшения? — Эллиа, в открытую улыбаясь, сложил руки. — Ну, то есть, гипотетически, конечно.       Из-за комичности ситуации мне дико хотелось прыснуть со смеху. Как иногда говаривала Ева: «Не мы виноваты, что идиоты — такие идиоты».       — Вы что здесь, все надо мной издеваетесь? — Оливер едва не вскрикнул это надломленно и тонко. — Нет, конечно! Стал бы я ходить в эту помойку, будь у меня сто тысяч! Я отдал этой сучке за него две тысячи!       Эллиа побагровел. Как это случилось всего один раз за историю нашего с ним общения, и без того почти великан, он резко стал выглядеть выше собственного роста. И почувствовала это не только я, а еще и побледневший окончательно Оливер, который как-то хрипловато крякнул и сделал шаг назад.       — Значит так… сэр, — низко задал Ноябрь совершенно новый, отдающий нескрываемой угрозой тон. — Эта, как вы выразились, «помойка», не что иное как мое заведение, а у заведения есть правила! Например, не устраивать в его стенах торговые ряды. Смекаете, о чем я говорю?       Оливер сглотнул. Казалось, еще минута, и он вовсе расплачется от несправедливости.       — Да вы… Да я… Да вы знаете, кто… Я всех вас засужу!       Ноябрь явно устал от этой никак не завершающейся сцены. Он лениво щелкнул пальцами, и несмотря на то, что в казино играла громкая музыка, около бледного от негодования Оливера оказалось еще двое амбалов.       — Желаю удачи, — равнодушно бросил Эллиа, — но в нашем казино вам больше не рады.       На смену бледности к щекам Оливера хлынула краска. Разве что пар из ушей не пошел. Опасаясь, что охранники применят силу, он дернул впустую плечами и все еще суетно развернулся, скрываясь среди остальной толпы. Сотрудники Ноября, если их можно так назвать, без дополнительных вопросов двинулись следом, чтобы проследить, что мужчина покинет помещение.       Эллиа сложил руки за спиной и уже свободно и заинтересованно обратил на меня внимание.       — Выпьем? — больше риторически поинтересовался он.       Киваю, понимая, что даже если очень постараюсь, то нужных слов сейчас не найду. Слабо усмехнувшись, здоровяк разворачивается, предлагая тем самым двинуться за ним следом. Пока мы проходим отдельные ряды играющих, где, как мне уже было знакомо, кто-то кричал от радости, а кто-то раздосадованно стучал по стенам или заламывал руки, стараюсь мысленно сосредоточиться, чтобы вспомнить, с чего я вообще хотела начать наш диалог.       Возможно, прийти сюда — было не самой гениальной идеей, но, если Ева оказалась права, а в этом я больше не сомневалась, идея моя не лишена оснований. Как минимум от того, что болтуном и сплетником Ноября точно не назовешь. Пока это будет ему выгодно, конечно…       Будем надеяться, что Ева шпионит для него достаточно ловко, чтобы Ноябрю не захотелось в один прекрасный день сдать нас обеих Кадоганам прямо в лапы.       Мы поднялись на второй этаж и зашли в уже знакомый, прекрасно обставленный кабинет. Не предлагая кресла — с чистой совестью я плюхнулась в него сама — Эллиа привычным движением достал бутылку бурбона. Той же самой марки, что и полгода назад.       Одно дежавю за другим, надо же.       — Начнем пожалуй, — мужчина протянул мне бокал, который я без всякой охоты сжала в прохладных от волнения пальцах. — И какие такие пути привели тебя ко мне?       Эллиа медленно опустился в собственное рабочее кресло и заинтересованно сверкнул глазами, отпивая напиток. Стараюсь не теряться. Знаю, что он, должно быть, думает обо мне: вот, она, та самая, которая во всех начинаниях бегала за каким-то там шведским бизнесменом едва ли не на задних лапах, а сейчас пришла и будет задавать вопросы. А может… может, он и вовсе ничего не думает.       Соберись, Агата, соберись.       — Почему сразу пути? — отвожу взгляд и глупо даже для самой себя хмыкаю. — Тебя так редко навещают друзья?       Эллиа вновь щелкает пальцами. Сухо и очень предостерегающе. Цель достигнута: я оборачиваюсь в его сторону.       — Осторожнее с гипотезами, малышка, — предупреждает, — мы еще не друзья. И да, достаточно редко. — Он довольно почесал подбородок: — Обычно такое случается, если им что-то нужно. По глазам вижу, что ты не из тех рядов.       Облизываю сухую нижнюю губу, подавляя желание глотнуть крепкий напиток. Что-что, а в неловкое положение Ноябрь умеет поставить. Однако я пришла не играть и не притворяться. Скрывать мне нечего.       — На самом деле нужно, — прокашливаюсь и поправляю прядь волос за ухо, надеясь, что бегающий взгляд не так сильно бросается во внимание.       — О как, — мужчина вновь отпил, — интересно…       Выдыхаю и слегка отклоняюсь назад, чтобы было проще держать прямую спину. Сколько бы ни прошло времени, что-то не меняется: мне ужасно трудно держаться рядом с этим человеком. Вид у него пугающий.       — Да брось, — развожу свободной ладонью, — только не говори, что ждал от моего прихода чего-то другого.       Эллиа улыбнулся краем губ.       — Нет, крошка, — заверил, — я твоего прихода как факт не ждал.       Кто бы сомневался. Ну хоть сюрприз устроила, и то ладно.       Таким же сухим отзвуком щелкают настенные часы. Стрелка медленно продвигается вперед, намекая на драгоценность каждой уходящей секунды. Ну и, может, самую малость на то, что для сомнений однозначно поздно.       — Что ты знаешь о Кадоганах?       Прямо и в лоб. Ноябрь же в лице не изменился, будто я спросила о дурацкой погоде. Спокойно поставил бокал на стол и неспешно покрутил, наблюдая, как в стеклянных стенках бьется крепкая темная жидкость.       — Знаю много, — ответил, — а вот что могу рассказать… Зависит от того, что тебя интересует, это раз, и сколько ты готова за информацию заплатить, это два.       Ну конечно. У этих дельцов только деньги на уме.       Сжимаю ладони, строя ответную невозмутимость, хотя в душе второй раз проклинаю себя за то, что разорвала полученные чеки. Глупый, глупый, глупый поступок.       — И… сколько ты хочешь? — осторожно протягиваю, надеясь, что Ноябрь не запросит слишком уж бесчеловечных сумм.       Но вместо того, чтобы ответить, мужчина внимательно прищурился, разглядывая мое недоумение, а затем басовито рассмеялся, запрокинув голову.       — Теперь понятно, — заключил он, вдоволь позабавившись. Продолжать эту фразу не стал, заменил на ответ. — Нет, крошка, меня деньги не интересуют. Тут другое, — сложил на столе руки и совсем серьезно добавил: — плата будет позже. И взимать ее буду не я.       Сглатываю. Следовало ожидать. Но если Ноябрь думает, что мне нечего ответить, то он глубоко заблуждается.       — Тогда и не тебе беспокоиться о моих долгах, — красноречиво цокаю, — не так ли?       — Смело, — Эллиа медленно кивнул. — Что тебя интересует?       Я теряюсь. Это как-то… просто. Слишком просто.       — И никакого подвоха? — хмурюсь, больно царапая свободную ладонь ногтем.       Тот пожал плечами, продолжая собственную показательную игру.       — Дай подумать… — Эллиа облокотился о спинку кресла и, словно лишь сейчас вспомнив что-то очень важное, резко приподнялся, — да, есть нюанс: вопрос будет только один, кроха. Видишь ли, я не сказочник.       Что ж, ожидаемо и справедливо. И я уже почти открываю рот, как сразу же осекаюсь, чувствуя, что сердце забилось чаще. Когда я шла к Ноябрю, я точно знала, о чем хочу поговорить с ним, но сейчас, оказавшись перед выбором, я в замешательстве.       Все это время меня беспокоили две, нет, три стороны жизни Кадоганов. Первое — действительно ли они знали Хлою Льюис; второе — что их связывает с Александром; третье…       — Они действительно партнеры с некой Аннет Сильвер-Харрис? — вопрос срывается с языка быстрее, чем я успеваю понять. Скорее интуитивно, чем обдуманно.       Эллиа приподнимает бровь.       — О, знакомая фамилия… Случайность?       — Родственники, — обрываю, контролируя злость. В конце концов, продолжать играть я не просила. — Не поверю, если скажешь, что не знал.       — Ну как же, — довольно улыбается, — знал. Не так давно, как хотелось бы, ну да не важно.       — Вот именно, — крепче жму стекло бокала, — что это неважно.       Эллиа размял шею и довольно постучал ногтем по дубовой поверхности стола. Тянул ли он время или просто любил поиграть с чужими эмоциями, но отвечать Ноябрь не спешил.       — Надо уточнить, кого именно ты имеешь ввиду, — шире улыбнулся на мое удивление, — видишь ли, кроха, Кадоганы передают… скажем так, дела пофамильно. От отца к сыну и так далее, логику сечешь?       Хмуро киваю. Если бы у меня были уши, как у зверька, они бы точно сейчас приподнялись вверх.       — По традиции первому ребенку мужского пола, — продолжил мужчина. — Кстати, интересный факт: ходит слушок, что для близнецов Кадоганов традиция не должна была нарушится, и, известно, что первым был Эдвард…       Эллиа затихает и делает неприлично длинный глоток алкоголя.       Издевается он или как?       — Но что-то пошло не так? — уточняю, со всей души молясь, чтобы мой вид не выглядел настолько напряженно.       Он хмыкнул, театрально пожимая плечами.       — Возможно, — ответил, — тут уж… сама понимаешь, точно говорить нельзя. Все-таки, — он склонил голову набок, — слухи. Ну, например, что Лукас Кадоган — это их отец — почему-то резко изменил планы. Эдвард родился первым и как относительно старший должен был претендовать, но Лукас — повторюсь, просто слух — решил отдать фамильное дело в руки того сына, который первым продолжит род.       — Что? — качаю головой, потому что уже совсем запуталась. — Род? Погоди, я не понимаю, а при чем тут мой вопрос?       Эллиа прищурился и как будто разочарованно расслабился, вновь откинувшись на спинку кресла. Не знаю, что я должна была вынести из его рассказа, но, судя по реакции здоровяка, точно упустила что-то важное.       — И правда, — жестко согласился, — и к чему это я? О, точно, вот к чему: партнером Аннет Сильвер-Харрис был Кадоган-старший. Лукас Кадоган.       — Как же братья? — почему-то я уже предвижу ответ, и, правда, такой очевидный и верный, он заранее встает на свое место.       — Ну… Они знакомы, я предполагаю. Но глава дома все еще Кадоган-старший. Не будем хоронить бедолагу раньше времени.       — То есть никаких общих дел на текущий момент у них нет, это хочешь сказать?       От того, как Ноябрь себя ведет, мне трудно быть ему благодарной за информацию. Но пока я поднимаюсь на обе ноги, все равно думаю о том, что уходить с грубостью будет неверно.       Хотя бы ради Евы.       Да и черт бы с ним. Дело сейчас вообще не в Ноябре, а в том, что я оказалась права: Кадоганы лгали с самого начала. Им точно было что-то нужно. Что?       — Подожди, — я ставлю так и не начатый бокал на стол, едва поспевая за собственной мыслью, — А чем вообще занимаются Кадоганы? Ты так и не сказал.       — Потому что это другой вопрос, — протянул Эллиа, убирая поставленный мной стакан в сторону.       Хитрый, значит? Не на ту напал.       — Ладно, спрошу по-другому, — выпрямляюсь и складываю руки, — какого рода сотрудничество у Лукаса Кадогана было с моей тетей?       Ноябрю вопрос понравился. Он удовлетворенно придвинулся к столу, выставил сцепленные в замок ладони и опустил на них подбородок.       — Трудно сказать, — произнес в своей манере, — одна моя знакомая, которая частенько бывает на благотворительных мероприятиях Аннет, поговаривала, что та особенно ценила их «семейный» талант ставить палки в колеса. Дергать за нужные нитки, и все такое.       Надоел.       Хлопаю обеими ладонями по столешнице, нависая сверху. Могу представить, как сейчас я выгляжу, чересчур взбудораженная этим диалогом, но, если честно, плевать.       — Какие еще нитки?       — Не знаю, — Эллиа притворно развел ладони, — но я видел список их должников и должников их должников. Этакая финансовая пирамида, слыхала про такие? — Не успела я среагировать, как он добавил: — От родителей, например?       Быть не может.       Но нутро подсказывает: может, еще как может.       Так вот что она с ними сделала.       Закрываю на секунду глаза, чтобы собраться с мыслями. Не время для характера. Не здесь, не сейчас, не перед этим человеком.       — Спасибо.       Если отбросить личное, Эллиа не должен мне ровным счетом ничего. Сколько бы я ни шла на поводу у эмоций, сейчас это было бы не просто лишним, а по-настоящему некрасивым. Неправильным.       — И все-таки я не на твоей стороне, — напомнил Ноябрь.       Киваю. Это я и без него знаю.       — Верно, — соглашаюсь, — поэтому и спасибо. Ну… — теперь уже мое время усмехаться, — и за то, что не на их.       — Береги себя, кроха, — склонив голову, мужчина закончил наш диалог.       Когда я шла сюда, казалось, что покидать кабинет буду с непомерным грузом тяжести. Боялась, что правда, которую мне посчастливится узнать, будет слишком колющей, в первую очередь, от того, что всю свою жизнь я уходила от ответственности. Не только за себя, но и за свою семью.       Но теперь… Нет, о нет. Никакой тяжести, к черту ее. Я чувствую другое, совершено другое, и чувство это: облечение. Предвкушение. Жажда справедливости.       Утопая в воспоминаниях о собственных родителях, разрываясь в желании поступать правильно, я не задумывалась, отчего эта правильность тяготит меня. И вот он ответ: ох, тетя, моя дорогая, лживая, эгоистичная тетушка… Ты ведь именно этого боялась, раз Кадоганы взяли меня во внимание, едва увидели рядом с кем-то вроде Александра? Ты боялась, что я кровь от крови?       Видят все святые, это действительно так.       Сомнений больше нет. И если мне выдастся шанс… Один только шанс. Пусть будут уверены: я им воспользуюсь.       Телефон в кармане завибрировал в беззвучном режиме. Ева.       Удивительно, что именно в это же время. За милю она, что ли, чует?       — Да, Ев, — прикладываю ко второму уху ладонь, чтобы было лучше слышно.       — Ты где пропадаешь? В волчьем логове? — недовольно пробурчала сестра.       Ну… Почти.       — Еще немного и ты начнешь шутить, как Александр, — поддразниваю ее, резко преисполнившись хорошим настроением.       — Это точно, — характерный звук, как если бы сестра отпила из любимой фляжки, — поэтому в твоих руках увезти этого кретина подальше и спасти меня от участи превратиться в унылую стендапершу.       Столбенею на месте. Или мне послышалось, или…       — Что ты сказала?       Ева раздраженно выдохнула. Отсюда вижу, как она закатила глаза. Но это не важно, потому что если три секунды назад я вовсе не волновалась, то от ответа сестры готова серьезно упасть:       — Я говорю, что твой хахаль и наша Барби вернулись.