Аферисты

      Это случилось на школьном выпускном. Ева идти не хотела. Как она выразилась: время можно потратить на что-то более существенное. На тот момент наши взаимоотношения уже изрядно пошатнулись, а еще мне ужасно нравился парень из параллели, поэтому само собой разумеется, что я не стала спрашивать разрешения, когда отправилась туда в одиночку. И конечно, Ева была там уже через полчаса.       Прибыла она вовремя. Аккурат в тот момент, когда я успела опозориться среди практически бывших одноклассников, уронив бадью с пуншем. Все бы ничего, если бы уронила лишь на себя, а не на оказавшегося рядом парня. Того самого, к слову, который нравился.       Сгорая от стыда, я спряталась в единственном на тот момент, подходящем для этого месте: футбольном стадионе. Злилась, что не получается хорошенько так по-девчачьи зареветь и пинала низкие скамьи на трибунах.       — Не хочу осмеивать твой выбор, но, кажется, именно о чем-то таком я и предупреждала.       Уже тогда, в момент, когда мне, может быть, это и требовалось, она не стала устраиваться рядом. Уселась на соседнем ряду и скрестила ноги, снисходительно наблюдая за моими попытками бороться с гневом.       — О чем? — на эмоциях уточнила я и в очередной раз пнула скамью. — О моей неуклюжести? Видела Джека? Уверена, воспоминания о выпускном у него останутся, что надо!       — Что с того? — поинтересовалась сестра, безуспешно рыская по карманам в поисках сигарет.       — Как это, что с того? — я чуть на месте не подскочила от возмущения. — Это первый и единственный парень, который… Он же мне нравится, и ты это знаешь. А теперь я на всю жизнь заклеймила себя в глазах человека, который мне не безразличен, неуклюжей растяпой!       Ева подняла голову и громко рассмеялась. Звучание ее чистого голоса прошлось эхом по стадиону и растаяло в начинающих загораться на темном небосклоне звездах.       — Не переживай, думаю, через месяц-другой он вообще забудет о твоем существовании.       К вискам подступила кровь, неприятной гневной пульсацией отсчитывая сердечный ритм. Ева в очередной раз легко и просто высказала все те неприятные гадости, которые еще на какое-то время потом обязательно отпечатаются в сознании.       Как ошпаренная я вскочила со скамьи и суетно оправила и без того идеально выглаженную юбку.       — Тебе всегда обязательно говорить такие вещи?!       — Какие? — она с любопытством наклонила голову и вытянула ноги вперед, сохраняя равновесие. — Правдивые?       — Отвратительные!       Не успокоившись, я сделала шаг в сторону, намереваясь оставить сестру наслаждаться собственным превосходством в одиночестве. Она прочитала это желание в моем поведении, но столь учтиво хлопнула пару раз на свободное место рядом, что, не сумев отказать, я послушно плюхнулась на него.              — Ты ведь не совсем дурочка, — заметила она, не оборачиваясь в мою сторону.       Плохо освещенный провинциальный стадион провинциальной школы в провинциальном городишке хранил наш диалог всеми возможностями своей небольшой, но все-таки пустоты. Разве что где-то внизу заметно покачивалась невысокая трава на упущенных участках, которым было предназначено стать газоном.       — Что с того? — обиженно буркнула я в ответ. В душе было и того поганее.       — Зачем тебе знать, что именно запомнит этот Джек о твоей неуклюжести? Какая в этом разница?       Ева нечасто устраивала разговоры по душам, и если это был один из них, то в тот момент я никак не могла понять, с чего она решила, что я захочу судачить именно об этом.       — А может, у меня большие планы, — невпопад заявила я.       Ева провела языком по нижней губе и вновь обратила взгляд к звездам. По ее лицу прошлась парочка не самых мне понятных мимических волн. Звезды ничего не ответили.       — Не в этом городишке, — наконец выдала сестра вердикт.       — Что ты понимаешь, — ради принципа я решила оспорить вердикт, — мне нравится Портс…       — Не нравится.       Дальше молчали. Потому что она была права. Не нравился. Никогда. Ни единой проклятой секунды.       Отдаленно, очень далеко послышался довольный крик выпускников из актового зала. Мероприятие набирало обороты, и тем сильнее от него подкатывало противное чувство тошноты. От него и от его участников.       Ева поднялась и глянула на меня. На то, с каким спокойствием я все еще старалась делать вид, что желание уйти домой не разрастается с невероятной скоростью.       — Мы не такие, Агата, — произнесла она, — не из той сказки, тут уж ничего не поделаешь.       Я фыркнула, оправляя прическу и вытаскивая уже почти выпавшую невидимку из волос. Покрутила ее в руках, чувствуя, как острый конец украшения приятно колет указательный палец.       — С чего ты так решила? — с вызовом подалась вперед. — С того, что ты по-другому не можешь? Так пересмотри пару приоритетов, глядишь, и получится.       — Да, — хохотнула сестра, — и я сразу выскочу замуж, куплю дом и заведу питбуля по кличке «Тедди». Именно от того, что я приоритеты поменяю.       Я решила не отвечать. Меня всегда бесило то, сколь узко Ева смотрит на мир. Верит в свои взгляды и привычки, не собираясь меняться, а что самое главное, пытается втянуть в это и меня. Ну и, может, совсем чуть-чуть, что она всегда пыталась говорить так, будто она старше на пару лет. На пару десятков лет.       — Знаешь, что будет, если твой дружок Джек обратит на тебя внимание? — поинтересовалась Ева, окрашивая наводящий вопрос настолько ядовитой улыбкой, что знать мне ровным счетом ничего не хотелось. Однако сестра не остановилась: — Он позовет тебя на свидание, непременно в какую-нибудь дыру, где подают рыбу и чипсы, будет долго рассказывать о своих «классных» жизненных историях, пока в очередной раз переизбыток дешевого пива не прижмет его мочевой пузырь, и он не оставит тебя на минуту-другую передохнуть от этих невероятных историй. После свидания обязательно ляпнет, что еще никогда не встречал такой потрясающей девушки и по сравнению с тобой все его бывшие просто грязь с пола, а затем сделает вид, что сказанул глупость и сразу извинится, но будет поздно: ты уже почувствуешь себя особенной. Да так, что спустя два-три подобных вечера вы доберетесь до первого же дешацкого придорожного отеля, ведь твой уже почти бойфренд вовсю прожужжал уши о том, что он «не такой», и подозрения девушек, будто парни хотят их только в постель затащить, это унизительная собачья чушь: «Как хорошо, что ты другая, Агата! Но я ни в коем случае не стану тебя торопить!» — вот что он скажет. И тебе ужасно не захочется огорчать его, когда он заявит о своих намерениях в самый неподходящий момент. Годика через полтора отношений, если они столько продлятся, ваши общие знакомые начнут намекать, что Джек ходит на сторону, и — ой какая неожиданность — именно в этот момент он сделает тебе предложение. Со своим вечным желанием «сглаживать углы» ты, разумеется, согласишься, и вы переедете в небольшой милый домик с белой оградкой. Поначалу все будет прелестно: Джек найдет хорошую работу, скажет, что тебе необязательно делать также, ведь он вполне сможет обеспечить вас двоих, так что для его спокойствия ты не будешь особенно возражать, и — вау, еще одна неожиданность — ты «случайно» залетишь. Через лет пять-десять, когда он будет стабильно задерживаться на работе, а ваши дети, на которых он почти не обращает внимания, пойдут в школу, ты окончательно почувствуешь себя ненужной и разбитой. Ты начнешь понемногу выпивать, часто гулять и на одной из подобных прогулок заведешь себе любовника. Обязательно помладше, чтоб решений за обоих не принимал, ведь ты и думать не станешь уйти от рохлика-мужа. Так что любовник бросит тебя быстро, но это не страшно, после него появится второй, третий, на четвертом станет плевать совершенно на все, да и дети уже упорхнут в колледж. Джек устанет от того, что от тебя вечно пахнет алкоголем, и воспользуется случаем, чтобы оформить развод, а ты продолжишь сидеть и думать: чем же таким в своей жизни ты этого заслужила!       С несколько подкрепленных тишиной секунд я тщательно пыталась предположить, с какого такого дуба рухнула эта девчонка, потому что ровным счетом ни одного предложения из ее потрясающей теории предугадать было бы нельзя.       — Ты телевизор пересмотрела? — назло самой себе я пустила слишком много сарказма в голос.       Ева скривилась и цокнула. Отвернулась в сторону, переводя частое дыхание. Могу поклясться, что в этой ее безумно увлекательно реплике сестра точно, не думая, сказанула лишнего и сама теперь это поняла.       — Я всего-то имею в виду, — выдала она наконец, — что здесь для нас с тобой будущего нет.       — О, ради всех святых!       Я не обсуждала с Евой, что у меня уже были на тот момент планы на жизнь. Но тем сильнее разозлили ее слова. Ничего обо мне не зная, она уже сделала какие-то там выводы. Я думала, что имею право на нее злиться, и даже толкнула плечом, желая покинуть стадион.       — Я собираюсь переехать в Лондон, — твердо добавила она мне в спину. Вот так просто, без предложений, без оправданий, без попыток помирится. В тот момент я считала, что это просто была редкая минута, когда мне удалось одержать вверх над ее вечным первенством, но…

***

      Разминаю шею и оглядываюсь на рассыпавшийся неровной мозаикой город, наблюдаемый сквозь плотное стекло панорамного лифта. С высоты черт знает какого уже по счету этажа утренний туман выглядит плотнее, но и отсюда же проглядывают первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотную серость тяжелых облаков. Еще пара часов, и день будет совсем безоблачным, чего не скажешь о моих мыслях.       Своей пропажей Ева сделала ровно то, что всю жизнь делала я, с одной лишь разницей: у меня получалось из вредности, а у нее… От величайшей глупости!       И сюда же столь очевидная причина нашего недопонимания, порожденного простой и ясной проблемой: мы не разговаривали. Эпичное высказывание, полное скрытой защитной злости, которое Ева выдала в тот день, на каком-то там школьном стадионе, подогревалось единственной причиной, по которой она считала, что может вот так вот бездумно сыпать глупыми подозрениями — я давно перестала с ней делиться. Чем угодно: планами, мечтами, мыслями, противоречием в моих целях и моем поведении… Всем. Да хоть тот Джек… Да, он мне нравился, но желание обратить на себя внимание парня из параллели вряд ли подпитывалось пустоголовыми мечтами о совместном будущем. Ева ошиблась, считая, что мной легко управлять, но знаю, как бы то ни было, знаю, что почву для этого я подготовила своими же руками.       Как и она сейчас.       Вот почему, пялясь на отдаляющиеся улицы города, где муравьиным скопом выползали первые утренние трудяги-горожане, я едва усмиряю собственный пыл. Мы уже не те юные девочки с горячей головой, следующие первому же эмоциональному порыву, так что, да, я понимаю, что должно быть у сестры были причины умолчать о том, что она в большей опасности, чем кажется на первый взгляд. Но я злюсь. Злюсь чисто и открыто, едва ли не с той долей честности к самой себе и окружающим, которая может быть присуща разве что маленькому ребенку.       В руке электронный ключ, благодаря которому я поднимаюсь на самый высокий этаж этого здания, а в голове все еще учтивая улыбка девушки на ресепшене: «Мистер Кадоган просил передать вам это». Это, ну и двузначная цифра на кнопке лифта, к которой ключ предоставлял доступ, неоднозначно намекнули, что еду я как минимум в пентхаус. Нетрудно догадаться, если все здание — это их отель, в чем сомневаться не приходится. Слишком уж персонал вежливый, подобный разве что на извергов работает.       Двери лифта медленно открываются, и, как этот бывает в эпичных хорошо продаваемых киношках, первое же, что бросается в глаза — просторное, светлое, чистое помещение. Куда же без панорамных окон на два этажа и прочей ненужной белиберды, не говоря уже об огромном экране для проектора.       Выскочки.       У Александра номер был раз в десять скромнее, а апартаменты в Сиднее вообще арендовала Рэйчел, так что для людей, которые не так уж и часто проводят время в Лондоне, эти двое вложили в квартирку непомерно лишнее количество денег.       — Не впечатлена?       Поворачиваюсь, предсказуемо сталкиваясь взглядом с тем, кого предположительно мне хотелось бы определить как Эдвард. В руках мужчина держит небольшой, но яркий на вид сверток.       Отвечать не приходится. Удовольствовавшись возникшим грубым молчанием, Кадоган протянул сверток мне.       — В таком виде тебя заметить не должны, — прокомментировал он, насладившись моим удивлением. И объяснил: — обсудим все на балконе. Лондон редко радует погодой, будет глупо упускать шанс.       — Как легко омрачить твое утро, однако, — я не решаюсь с ним спорить. Пока не понимаю, где моя сестра, не решаюсь. Но сверток выхватываю с достаточной нелюбезностью, чтобы Эдварду не приходилось заблуждаться на счет моего отношения.       Он слегка наклоняет голову, и я сама не знаю, что так сильно подстегнуло на подобные мысли, но почему-то именно в этот момент стало ясно, что до этой секунды Еве, по крайней мере всерьез, ничего не угрожало. И я ему не нужна. Точнее, если и нужна, то не так, как этого можно было бы ожидать.       — Прошу, не трать время, — устало потребовал он, — сегодня оно имеет ценность не только для меня.       Хочу было парировать высказывание очередной колкостью, но слова замирают на полпути, а под пальцами звучно мнется обертка свертка.       — Да, — усмехнулся Кадоган, — Кристофер мне рассказал о твоих выводах по вопросу моих приоритетов. Ты угадала отчасти. Так что, если не возражаешь, я бы оставил впечатление о них еще хотя бы минут на пятнадцать. На остальное у меня и так подвернулся лишний день.       Мне и теперь отвечать не хочется. Не потому что нечего. Потому что все, что я скажу, в глупом свете выставит лишь меня саму, но уж никак не Эдварда, который, очевидно, и без того прекрасно наслаждается собственным положением в эту минуту. Дабы закончить бессмысленный диалог, вновь верчу головой, но сейчас до той степени показательно, что она грозится вот-вот слететь с плеч, будто шарнирная.       — Ты можешь переодеться в ванной, — без всякой галантности поставил Кадоган перед фактом, — я буду на террасе.       Попытку суетливо оглядеть помещение на предмет других лиц в этой квартире Эдвард уже не видел. Либо этот человек решил поиграть в доверие, либо заранее не делал на меня высоких ставок.       Разве что…       На секунду мелькнула совершенно наглая, но такая желанная мысль: а что, если сестры здесь нет. Что, если все это лишь большой обман, и на самом деле Ева вот вообще не у них и…       И тупее идеи в твоей голове давно не было, Агата.       Сестричка, конечно, дама непредсказуемая, но сомневаюсь, что она бы проводила ночь черт знает где, лишь бы пошутить надо мной, когда в ее распоряжении целая квартира.       Взгляд сам собой фокусируется на мобильном, который я только что положила на прохладную гладкую поверхность мраморного стола в желтоватой ванной комнате с дорогой плиткой и цветами на каждом углу. Я выключила телефон еще в тот момент, когда успешно поймала такси до Кадогановского отеля, и сейчас, вспомнив, что эта надоедливая штука социального взаимодействия молчала подозрительно долгое время, меж ребрами вспыхивает что-то, очень так похожее на явное сочетание стыда и совести.       А ведь Александр ничего не знает.       Так вот откуда это гнетущее чувство подозрительности и того, что «что-то не так». Я думать забыла, что Александр все еще не в курсе, как я умыкнула из дома.       Боюсь представить, какой скандал устроит.       Не контролируя лишних эмоций, рву сверток более пылко, чем того требуют обстоятельства. На чистый, не менее глянцевый пол падает бежевый брючный костюм.       Рехнулся, что ли?       Поднимаю приятную тонкую ткань и еще раз пробегаюсь взглядом по собственным джинсам.       И что его в моем внешнем виде не устраивало?       Ситуация все больше и больше набирает непонятные мне, даже какие-то комичные обороты. Пару часов назад этот человек угрожал мне по телефону, а теперь просит надеть дорогой костюм, чтобы покрасоваться перед кем-то там на балконе, лоджии, террасе, или какие еще способы побороть архитектурные комплексы он придумал?       Сжимаю в руках почти прозрачную ткань блузки.       Это какое-то представление или как?       Ну, ладно. Если Эдвард хочет шоу…       Резким движением откидываю верхнюю одежду, позволяя прохладному тонкому материалу заменить ее. Ловко застегиваю брючную пуговицу, ни капли не удивляясь, что костюмчик впору.       Значит, будет этому мерзавцу шоу!       Пусть я не знаю, что мужчина удумал, но и он забывается, что я не такая, как… Грубо или нет, неважно. Он должен знать, что если ему один раз свезло манипулировать такой, как Хлоя, это еще не значит, что все девушки будут ей под стать, и раз братья Кадоганы не умудрились додуматься до этого при общении с моей сестрой…       Придется убедить их самостоятельно.       Маленькая ремарка: если ранее я думала, что сюрпризы закончились на костюмированном спектакле, то единственное, что получилось выдавить из себя, стоило оказаться на громадной, больше напоминающей еще одну площадку, террасе:       — А ты точно ничего не перепутал?       На широком, украшенном цветами балконе стоял небольшой круглый столик. Ну один в один, как на рекламных постерах — с белой скатертью, фруктами, сендвичами и эклерами. А к общей картине добавился штрих: мой дебют увидеть, что Эдвард умеет доброжелательно улыбаться. И если бы не весьма убедительный недобрый огонь в его глазах, я бы серьезно решила, что этот человек ударился, рехнулся и решил позвать меня на свидание.       Будь бдительна, Агата.       — Из-за встречи с тобой я мог пропустить завтрак, — лениво бросил мужчина, — не слишком ли роскошная услуга для «девчонки из ниоткуда»?       Я знаю, какие там мыслишки кроются у него за душой, прекрасно знаю. Небось думает, что меня такая подача смутит или испугает. Не тут-то было.       — Ты о той, которую не оказал голодовкой, или об этой подачке? — нагло усаживаюсь напротив и скрещиваю ноги, принимая закрытую позу. Все равно не нравится мне это.       Вместо ответа Эдвард тянется к темной откупоренной бутылке:       — Вина?       Господи помилуй.       — В девять утра?       Кадоган качнул головой, но ладонь убрал. Спокойно занял место напротив и, ни капли не смущаясь, принялся медленно нарезать что-то в своей тарелке, отдаленно смахивающее на блины.       — Ева бы не отказалась, — заметил он.       — Да. Самое время для фразы: поэтому она все еще где-то здесь.       Понятия не имею, зачем из меня вырвалось то, что вырвалось, но хватать слова за хвост довольно поздно. Интерес Эдварда однозначно укрепился.       — Ты тоже здесь, — вскользь заметил он, продолжая педантично нарезать блины, к которым, к слову, до сих пор не прикоснулся.       Отравлено? Он решил меня прикончить этим своим «завтраком»?       В ту секунду, будто прочитав мои мысли, мужчина с хищным выражением лица отправил в рот хороший кусок красной рыбы.       Это еще ничего не значит!       — Прошу, — указал он ладонью на стол, — говорят, хорошая трапеза способствует хорошей беседе.       — Да, если в нее мышьяк не подсыпан, — любезно улыбаюсь, не собираясь притрагиваться к еде.       Сначала Кадоган окинул меня серьезным вдумчивым взглядом, а затем, откинувшись на спинку стула, громко рассмеялся. Громко и неприятно.       Да, Хлоя. Не находись ты среди закопанных молчунов на Чингфорд Маунт, мы бы, как пить дать, подружились.       — Не в моей квартире, — грубо завершает Эдвард собственное веселье.       Внутренне хмыкаю и подаюсь необъятному желанию утереть этому гордецу нос. Хватаю со стола первый же грейпфрут, зарываясь пальцами в плотную, но мягкую корку. Постепенно из фрукта выходит сладкий липкий сок, стекающий вниз по запястьям прямо на новенькие брюки.       — Прости, надеюсь, они стоили не баснословных денег? — отправляю в рот кусок плода, чувствуя, как кислинка приятно растекается на языке. Со вчерашнего дня я не ела ровным счетом ничего, так что перед бедным желудком, схватившим цитрусовых натощак, тоже придется извиняться.       — Не страшно, — кивает мужчина. Тянется за ножом для фруктов и следует моему примеру, только вот вместо цитрусов, принимается тщательно чистить зелёное яблоко. — Крис покупал его для девушки… У вас, как иронично ни прозвучит, один размер одежды.       Пальцы крепко сжимают мякоть очередной дольки. Это же надо было додуматься!       Но вместо того, чтобы хотя бы на какую-то секунду показать, что меня смущают подобные подробности, целенаправленно съедаю горько-сладкую мякоть.       — И для кого ты решил меня нарядить? — он приподнимает удивленный взгляд, так что приходится пояснить. — Ты сказал, что в том виде, в котором я пришла, меня не должны видеть. Кто не должен? И, кстати, раз уж речь зашла, где твой брат?       — Речь зашла… — отчего-то именно самодовольно повторил он, но тут же перешел к первому вопросу: — Ничего особенного. Не хочу, чтобы персонал видел, что у меня замарашка в гостьях.       Ну, знаешь ли!       Проглатываю гневные слова, как новый кусок ненавистного грейпфрута.       — Так что ты там говорил про Криса? — наугад пытаюсь раскрутить Эдварда на диалог, но, заметив, как слегка приподнимается уголок его губ, не выдерживаю и откидываю остатки фрукта на тарелку. — Слушай, я глубоко польщена, что ты решил разделить со мной самую важную часть дня и все такое, но…       Эдвард лениво поднял одну ладонь, и, не обращая на меня сейчас особенного внимания, сделал ею знакомый жест, которым обычно просят умолкнуть.       — И все еще не поняла, — он выпрямился, устало выдохнул и схватил со стола салфетку, принимаясь медленно вытирать ей руки.       — Где Ева? — набрасываюсь с новым вопросом, зная и чувствуя, что сейчас, именно сейчас, настал тот самый момент.       Эдвард качает головой, пока тянется за кофейником. Медленно цедит горячий напиток в белую широкую чашку, прежде чем безразлично бросить:       — В одном из номеров. Не одна, кстати. Готовит тебе сюрприз.       Нетрудно догадаться.       Последнее предложение пока игнорирую. Мало ли, что он там придумал, не всему же стоит верить.       — Я хочу ее увидеть!       Эдвард заметно морщится не то от плохого кофе, не то от моего вопроса. Ставит чашку на стол и отвечает:       — Само собой, ты ее увидишь.       Неправильно. Вопрос неправильный. Вот оно что. Этот человек ждет от меня совершенно других.       — Что тебе нужно?       Кадоган довольно кивнул, все еще уделяя полное внимание одной лишь сервировке стола. Хорошо подумал или сделал такой вид, прежде чем плавно подойти к главной теме:       — Видели ту могилу? Что скажешь? — довольно улыбнулся, словно старому другу на долгожданной вечеринке. — У нас есть знакомый в управлении районом… Но не суть. Не зная наверняка, придется побеспокоить не меньше десятка усопших, на что, конечно, же нужно разрешение. Да, ничего сверхъестественного, но столько времени займет… А там и пятое-десятое поколение родственников, которым такая затея не по вкусу… Ух.       — К чему мне знать?       Желание схватить со стола очередной лимон или апельсин едва не одерживает вверх. Но сижу. Сижу, крепко сцепив под столом ладони, которыми куда больше хочу задушить этого человека.       — Да так, — мягко подмигнул он. Сжал столовые приборы, вновь посмотрел перед собой, а затем отложил их в сторону и сам расслабленно облокотился о спинку кресла. — Да… — сосредоточенно выдохнул, будто бы на какой-то момент витая в собственных мыслях. — Я понял. Начнем проще: крысеныша придется оставить ни с чем. В том числе забрать все улики и флэш-карту, которую вы нашли. А если когда-нибудь, ну вдруг, случайно или что-то вроде того тебе придется свидетельствовать: руку на библию крепко не клади. Врать придется много. Харрис, ты уже можешь включить свою фамильную экспрессивность, поняла ведь, о ком я говорю, знаю, что поняла.       — Представления не имею, — замечаю, но невольно дергаю ногой под столом, пока на лице ложная невозмутимость.       — Надо же, — пожал Эдвард плечами, — неужели в тот день в Хилтоне плохо слышно было? Нам с братом стоило подойти ближе?       — Откуда…        Нож для чистки фруктов, который он успел взять, резко вонзился в апельсин. Второй ладонью Эдвард сильно сжал фрукт, капая ярким соком на белую скатерть.       — Если перестанешь глупить, пришлю тебе запись с камер, — грубо процедил он, словно резко разозлившись. — Прыгнула за гардину, как нашкодившая псина. Тебя сестра не учила, что подслушивать нехорошо?       — Думаю, она была слишком занята шпионажем для отбросов, — ни капли не дрогнув голосом, даже с каким-то затаенным удовольствием кидаю в него фразой. Пока тема вновь не ушла в лишнее русло, отвечаю на предыдущий вопрос: — И я не вонзаю людям в спину ножи. Не мой конек.       Он склоняет голову набок и смотрит совсем пристально:       — Неужели?       Воспоминания режут, словно горячая оплеуха. В ушах остаточный тихий звон. Верно… Верно.       Я уже это сделала. Тогда. С Евой.       Так хочется сразу поставить разговор на стоп, оправдаться, высказать что-то, но… Но я не могу. Слова застревают, а внутри черствый и жесткий привкус правды.       — Ты видишь в нас монстров, Харрис, — Эдвард совсем успокоился и положил приборы на стол, после чего принялся с особенной тщательностью вытирать ладони. — Но попробуй мыслить шире. Или ты правда думаешь, что тот япошка — законопослушный гражданин, а крысеныш — святой мученик?       — Говорит человек, который пытался упечь Александра за решетку, — не могу удержаться от показательного сарказма.       — Перестань, — Кадоган поморщился, — если бы я действительно захотел этого, он бы не выпутался. Я дал ему шанс подумать, а вместо выводов и благодарности получил преследование. Неприятно, знаешь ли. Так что второй раз не прокатит.       — Зачем? — больше я не могу вторить его игре. Я устала. — Ведь вы и можете все замять, вы уже замяли, так зачем? А та девушка…       И вновь не могу продолжить. Конечно, это пустое. Какая тут Хлоя… Думал ли он ней хоть иногда как о живом, разумном человеке? Нет, дело не в ней… Вовсе не в ней, а в том, что Александр что-то знает о их планах, знает, как доказать, что они причастны к этим убийствам, и не через посредников, а даже — что особенно лишнее для их семьи — своими руками. Как и в том, что теперь они точно знают: Нильсен с ними рано или поздно рассчитается. Из мести или из чувства справедливости… Даже больше первое, чем второе, но это неважно. Долг собран, а Кадоганы заметили это слишком поздно. Особенно Эдвард, для которого фамильное дело наверняка должно быть превыше остального.       А ведь это мысль. Насчет Эдварда. Он ведь и сейчас пытается все один контролировать.       — В чем твоя проблема? — собираюсь с силами, чтобы вернуть над диалогом прежний контроль. — Недостаток внимания? Или так боишься, что Крис может тебя обойти?       Кадоган неспешно поднимается и подходит к стеклянному ограждению. Смотрит куда-то вниз, а после проводит ладонью по деревянной поверхности.       — Не боюсь, — спустя время ответил он, — я сам уговорил отца организовать для нас эту… Как принято говорить? Конкуренцию? Видимости ради, не больше. Отец никогда не видел Кристофера во главе семьи, но не сообщать же брату об этом, согласна?       Мне слышится, как далеко внизу гудят автомобили, как мир кипит под нашими ногами, как жизнь вокруг продолжает свое нетерпеливое течение. И как рассыпаются в чистый прах все мои теории, вновь построенные на пепле.       — Но… Как же…       Всю свою жизнь Кристофер пытался доказать, что он чего-то стоит, пытался дать понять, что его тоже можно воспринимать всерьез. Он ведь. Да, черт возьми, он выполнял все поручения Эдварда. Он выбрал его, а не Хлою, тогда, когда она нуждалась в этом больше остального! Он поставил на кон всю свою жизнь и проиграл ее… Так, как же так?       Как же так? Почему ты скрывал это от него?       — Кристоферу не хватало мотивации, он слаб, — Эдвард поднял ладонь, хватая рукой воздух. — А без мотивации… Людьми сложнее управлять.       — Ты контролировал собственного брата?       — Заботился.       Ладонь Эдварда сжимается в кулак и опускается вниз.       — Я заботился… — повторяет, — о брате. В тот день, когда он чуть не подставил всю нашу семью. А потом сделал это снова, когда нашел беглянку. Всегда.       Мои пальцы, коснувшиеся от неожиданного осознания линии губ, совсем холодные. По затылку словно ударили чем-то тяжелым, волнение растекается тяжелой волной, парализуя ясность мыслей.       — Неужели…       Ускользающая, смеющаяся надо мной правда предстает в полном ее объеме. Она пробирается под кожу и оставляет яркий болезненный след, потому что именно ее, эту самую правду, мне так не хотелось слышать.       Эдвард ни при чем. Только Крис. Рассудительный Крис.       — Нет, это не правда, — качаю головой. В отличие от Эдварда, Кристофер… Он ведь… Да и тогда…       Эдвард оглядывается на меня через плечо и мягко улыбается. Медленно, с пониманием выдыхает. Не оставляя сомнений.       — Но это ты отогнал яхту? — сжимаю пальцы на тонкой ткани брюк, но все равно до боли чувствую кожей впивающиеся ногти.       — Я. Когда нашел их. Точнее его в обнимку с трупом.       Теплый, до странности мягкий для этого утра ветер касается моего лица, проходит по напряженной спине. Все смешалось и запуталось. И сколько ни стараюсь, не могу избавиться от неоднозначного чувства к Эдварду. Я не могу понять его мотивов.       Прикрываю глаза, чтобы собраться с мыслями. Еще недавно поднявшийся со дна осадок вновь мирно опускался, и я понимаю, что возможно, только возможно, это недопонимание еще можно уладить.       — Ты боишься действий Александра? — спрашиваю с пониманием. Серьезно. Потому что, будь история иначе, он бы не беспокоился, что рано или поздно Нильсен раскроет их дела.       Эдвард замечает это. Он качает головой и полностью расслабляется.       — Он хороший противник, — отвечает, — и успел далеко копнуть, прежде чем мы поняли, что он медленно, но верно рыщет рядом.       — Это не ответ.       Кадоган медленно улыбнулся. Сложил ладони за спину и кивнул.       — Верно, это не ответ, — согласился он. — Но и ты слишком узко мыслишь. Ни я, ни Кристофер уже давным-давно не участвуем в его партии. Просто упорство, с которым крысеныш пытался вывести нас на чистую воду, сыграло на руку. Вот и все.       — Чего же ты тогда хочешь?       Я запуталась и ничего уже не осознаю. Эдвард говорит загадками, а терпение мое подходит к концу. И я все еще совершенно не понимаю, что с моей сестрой, но почему-то затянувшееся беспокойство превращается в недоброе подозрение.       — У меня другие цели, но балласт тоже мешает, — он посмотрел куда-то поверх моей головы и вернул внимание обратно. — Нильсен, как паразит: только избавишься, а тот уже на хвосте. Действовать грубо мы не можем — ох уж эти общие социальные круги — но поставить на место крысеныша пора. Заодно заберем наши вещи, флеш-карту, например, согласна? Сестра говорила, что у тебя неплохие актерские способности. Они понадобятся, когда ты пойдешь с ней к тому япошке и загрузишь нужную нам информацию. Думаю, из вас двоих к тебе он расположен побольше, так что проблемой стать не должно. Девушка Кристофера не справилась, потому что я по доброй душе недостаточно ее контролировал. У тебя такой роскоши не будет.       — С чего ты решил, что я в этом заинтересована?       Эдвард мастерски и в какой-то степени галантно ударил себя по лбу. Понимающе качнул головой:       — Прости, все время забываю важные вещи, — приятельским тоном согласился он, — ты же думаешь, что еще можешь вернуться к своему крысенышу, да? Совсем запамятовал сказать об этом. Там правда нюанс… Все вылетает из головы.       — Это какой же? — не нравится мне это. Ой как не нравится. Особенно хитрый блеск в его глазах.       — А ты сходи, — беззвучно усмехнулся, — посмотри. На экране.       Кадоган выжидающе сложил руки и смерил меня заинтригованным взглядом, отчего по рукам пробежал неприятный холод. Однако я послушно выхожу в комнату и поднимаю глаза на экран, где ярким светом проектора рисовалась картина происходящего.              Поначалу мне сложно что-то понять. Знакомая желтая плитка, цветы и дорогая сантехника напоминают ванную комнату, в которой я и сама минут пятнадцать назад переодевалась, однако совершенно иное расположение интерьера намекает, что номер все-таки другой.       А это кто?       Лишь тщательно приглядевшись, понимаю, что в ванной лежит тело. Женское. В максимально неудобной на вид позе, но не двигается и как будто спит. Светлые волосы прикрывают лицо, однако фигура и одежда мне знакомы слишком хорошо.       Тяжело сглатываю, не желая принимать увиденную правду.       Рэйчел! Матерь Божья, это же Рэйчел!       — Что это? Что ты удумал? — не могу оторвать взгляд от экрана, словно от этого что-то зависит.       — Кристоф, покажи ей, будь другом, — ленивый голос Эдварда заставляет напрячься и резко обернуться, теряя последнее самообладание.       Я и не знала, что он уже успел оказаться в квартире. Нет, судя по всему спустился со второго этажа, почему я его и не заметила сразу. На лице — равнодушная безмятежность. Но это все еще он. Тот самый Крис. Тот, в чьих глазах совершенно недавно я видела смиренную тоску, желание что-то изменить. Тот, кто все еще живет по чужой указке. И тот, кто…       Кто заварил всю эту гребанную кашу.       — Крис… — пытаюсь взглядом, голосом, поведением, да хоть чем-то понять его. Не получается. Он будто все еще тот человек, с которым я гуляла тихим июньским вечером, и одновременно не он. Смотрит тщательно, выискивая во мне новые ответы, которые я, заранее чую, дать не смогу.       — Агата, то, что они говорили, это правда? — тихо, точно не для ушей брата поинтересовался он. Невпопад. Неправильно и не к месту.       — Кто? И что…       Эдвард нас слышать не должен, но его голос прерывает мой вопрос.       — Кристоф, не заставляй меня самому это делать.       Тот послушно достает телефон и снимает блокировку. Заходит в одно из приложений. На меня не смотрит.       — Про ваш с… ним роман, — грубо уточняет, — это правда? Ты не была искренна, да?       Он про Александра? Но какое это сейчас имеет значение?              Гуляя с Крисом, я даже предположить не могла, что он успел за столь короткое время разглядеть во мне какой-то там интерес. Суетно пытаюсь вспомнить, были ли такие моменты, когда я могла подкинуть ему малейший намек на развитие отношений выше дружбы, но теперь уже не получается.       Да и почему он вообще думал об этом? Как же воспоминания о Хлое?       — Крис, я не…       — Эд, я включил, — прерывает меня, не желая принимать попытки настроить диалог.       — Что включил? — плохое предчувствие вышибает из головы все остальные мысли и заставляет обернуться.       Так и есть. Поначалу я не поняла, что происходит, но постепенно, на светлом экране стало заметно, что картинка уже не так статична. Почти незаметно, но все-таки в глаза бросилась одна вещь: из крана била вода. Не очень мощно, но все же била.       — Стой, стой! — я почти хватаю телефон из рук Кристофера, когда он предусмотрительно делает шаг назад. — Она же без сознания! Что ты делаешь?!       Он смотрит на меня холодным взглядом. И все еще бездействует. Вновь спешно оглядываюсь на экран, где первый, еще совсем низкий пласт воды уже коснулся одежды и ладоней девушки. Она по-прежнему не проснулась. Мирно лежала, словно просто пока не очнулась.       — А я надеялся, что ты была со мной честна, — вторил Кристофер, глядя на меня почти с ненавистью.       Не могу больше на него смотреть. Бросаюсь к Эдварду, норовя опрокинуть чертов стол.       — Прекратите это, слышишь?! Прекратите!       Цепко сжимаю рукава мужского пиджака, готовая, если потребуется, вытрясти из этого человека всю душу.       — Зачем ты это делаешь?       — Все на эмоциях, — Эдвард небрежно отцепил мои ладони. — И это с твоей-то фамилией?       Соберись Агата, соберись! Александр же учил!       Когда выберусь из этого ада, я точно вспомню все его нравоучения и как следует отблагодарю. Клянусь.       — Глупо, — силой ставлю показательную улыбку, — если вы с ней что-то сделаете, Александр…       — Рано или поздно сунется в еще пару наших проектов, — пожал тот плечами, — да, знаю. Теперь уже с ним не так просто, как несколько лет назад. Но разве это важно?       За спиной хлопнула одна из дверей. Оборачиваться не тороплюсь. Сначала ответ. Потому что что-то не так. Точно не так.       — В каком смысле?       — Неужели после этого ты сможешь смотреть ему в глаза? — улыбнулся он. — Зная, что была здесь, пока мы топили его подружку? Я же говорил… Ты могла не приходить.       — Ты сказал, что…       — Что кто-то расплатится, — кивнул он, — но я не говорил, кто именно. Или я ошибаюсь? — Эдвард нахмурился и заглянул за мое плечо. — Ева, я ошибаюсь?       — Ева!       Резко разворачиваюсь, но не делаю и шага, остолбенев на месте. Моя сестра — совершенно свободная, живая и здоровая — проходит мимо меня и садится за грёбаный стол. Цинично закидывает ногу на ногу и недовольно складывает руки.       — Ева… Ева, ты… Но как же…       У меня не хватает слов. А сестра не отвечает. Смотрит в сторону и очень, очень недовольно поджимает губы.       — Очень просто, Агата, — Эдвард подходит ближе, — не бери на личное, просто меры предосторожности. Мне бы хотелось, чтобы ты потом не жалела о своем выборе, так что решил облегчить задачу.       — Пожалуйста, — сжимаю в ответ его запястье, чувствуя, что время утекает, как песок сквозь пальцы, — Эдвард, прошу тебя. Не нужно. Я согласна, хорошо, хорошо, только отпусти ее!       Мне страшно узнать, сколько успело воды набраться в ванной, пока близнецы тянули минуты. Об остальном потом.       Он протягивает ладонь и медленно, убивая каждую секунду, способную спасти мою подругу, проводит по моему предплечью. По-дружески.       — Нет, — отвечает, — это уже не тот выбор. Мне нужны гарантии, что ты не сбежишь к крысенышу при первой же возможности. Я пообещал твоей сестре, что дам тебе свободу, если она поможет с гарантиями. Она помогла. Про остальное забудь. Хотя… Если поспешишь и дашь обратную прямо сейчас, возможно, еще есть шанс, что твой крысеныш ничего не узнает.       — Боже, это же бесполезно, — ворвалась в диалог Ева, — я говорила, что она бесхребетная!       — Ева!       Это… Это… Это все так неправильно! Зачем она это делает? Она ведь говорила, клялась, она ведь… Она ведь ненавидела их! Зачем?!       — Я вообще не понимаю, что вы в нее так вцепились, — продолжила сестра, — тоже мне, породистую нашли. Да там мозгов с грецкий орех, если бы она умела заниматься тем, чем промышляет ее супер-важная родственница, уже бы давно нашла способ с той связаться, а она, как маленькая девочка, разнылась, едва узнала, что, оказывается, ее королевскую задницу все это время никто не ждал, а сама она — просто неосторожная промашка своих тупых родителей.       Ладонь Эдварда крепко и больно сжала мое плечо, пока он цепко вглядывался в мое лицо.       — Знаешь, — обратился к Еве, — может, ты и права? Согласен, черт с ней, со старухой и ее планами, пусть просто погорит со своим бизнесом, может, хоть наконец акции надумает продать. Кристоф.       Эдвард щелкнул пальцами, подзывая к себе брата. Я не стала поворачиваться, но холод по затылку подсказал, что именно сейчас, и вправду сейчас — боже, отчего так глупо — решается моя судьба.       — Я думала, вы сами руки не мараете, — с какой-то напряженной долей презрения вмешалась сестра, — разве не лучше будет посмотреть, как ее хахаль откажется от нее после случившегося? Ей же и пойти не к кому больше.       — Драма меня не интересует, — отрезал Эдвард. — Тем более есть маленькое подозрение, что тут одна юркая крыска мимо пробегала, — Он с интересом глянул на мою сестру, которая в свою очередь состроила непонимающий взгляд, но отчего-то побледнела. — Не узнаешь?       Протянув ладонь в карман, мужчина достал наполовину вскрытую пачку маленьких белых таблеток. Очень, очень знакомых мне. Тех самых, которые всегда хранились в ее сумочке.       Это ведь хлофазолин.       — Понятия не имею, — я не вижу взгляда сестры, но по тону чую, что он бегает.       — Да что ты? — участливо и максимально понимающе. — Знаешь, я верю. Ты бы не рискнула подмешивать это мне, не правда ли? Тогда поблагодари воришку, который пробрался в твою квартиру, потому что это сыграло нам на руку. Крысеныш будет мучиться всю свою жизнь, вспоминая этот день. Кто-то явно рассчитывал потянуть время.       Потянуть время? Точно, вода! Я вчера ее не пила. Я же отставила стакан…       А что Александр?       Могу ли я теперь надеяться, что Ева в привычной нам с ней манере пыталась решить эту проблему одна? Рассчитывала ли она, что я не приду сюда, и она вновь во всем разберется? У меня так много вопросов, но ни времени, ни возможности узнать это.       Эдвард вновь обратил внимание в нашу сторону:       — Кристоф, — он повторно щелкнул пальцами и небрежно указал в мою сторону.       Щелкнул затвор предохранителя. Холодный металл у затылка. Вот и все. Глупо… До чего глупо.       Надеюсь, Ева, ты будешь счастлива.       Мысль пролетела без иронии или лишней вспыльчивости. Я была неправа долго, очень долго. Я подставляла ее, я относилась без должного уважения к ее чувствам и планам, и я… Господи, до чего не вовремя, но от эмоций у меня начали трястись руки, потому что я была ужасно несправедлива к ней. Все это время, каждую секунду. И даже сейчас… Не факт, что я права, но мне хотелось бы думать, что она пыталась оградить меня своими чертовыми таблетками.       А я пришла. Черт, Ева, почему мы не поговорили? Я ведь взяла и пришла!       Возможно, ты сможешь меня простить.       Закрываю глаза.       Странно, что именно в такие моменты, когда твоей жизни суждено оборваться, время начинает тянуться намного медленнее. Никакое прошлое не мелькает перед глазами, просто смерть, такая близкая и ласковая, почти родная, смерть, которую ты так сильно боишься, от которой бежишь сломя голову, совсем перестает пугать. Медлительность злит, и все, чего я хочу, это чтобы происходящее скорее закончилось. Просто закончилось. Всего одна секунда, так пусть она поспешит…       — Эд, у меня заряд на один выстрел, — деловито уточняет Кристофер за моей спиной.       — Боишься промахнуться? — неприкрытая ирония.       Может, они хотят чаю попить?       Сарказм, присущий мне в экстремальных ситуациях, начал работать против меня. Зачем тянуть и без того короткое чужое время? Или Крис решил меня пожалеть и поберечь пулю для кого-то другого?       — Да нет, — короткая реплика, — не боюсь.       Громкий и противный хлопок.       «В тот день Ева пришла домой с массивным, очень заметным фингалом на скуле. Глаз ее совсем заплыл и едва открывался.       — Бог ты мой, что это? — я выплюнула трубочку из-под сока и бросилась к ней, готовая выручить, оказать первую медицинскую помощь. Голова слегка кружилась от высокой температуры — она держалась третий день, из-за чего о школе пришлось забыть — но я откинула этот факт.       — Отвали от меня! — сестра хлопнула по руке и быстро заскочила в ванную, запираясь в ней.       Волнение охватило мою детскую душу, как ожидание чего-то неизбежного. Понимание, что ты сделал какую-то гадость, но еще не до конца принятие, какую именно.       — Ева, что произошло? — что было сил я потрясла дверь. Дверь не открывалась. — Ева!       — Отвали, я сказала!       — Ева, пожалуйста!       Ответом мне послужили тишина и редкие, вполне себе настоящие всхлипывания по ту сторону двери. Тревога возросла и совсем нещадно сжимала мои легкие.       — Ева, я не понимаю! — кулаки сами собой забарабанили по двери. — Открой, давай поговорим!       Дверь распахнулась. Лицо сестры стало еще более опухшим. Она серьезно плакала.       — Миссис Грин — справедливый учитель?! — резко поинтересовалась Ева.       — В каком…       — Ответь!       — Ну… я не… Она что-то сделала?       — Сказала, что девочки не дерутся, после того как я на глазах у всего класса уделала Марка и заставила два часа простоять на стуле! А его все девчонки в классе жалели потом. Мне ваша страна не нравится! Я уеду! Сбегу! Я уйду отсюда, потому что знаю, что была права!       — Миссис Грин поступила, как конченный мудила, — округлив глаза, согласилась я, еще не особенно понимая в одиннадцать лет значение этого слова. Мне просто хотелось поддержать сестру.       Ева с три секунды смотрела на меня, сглотнула и застыла. Вместе с ней задержались крупные, понемногу высыхающие на щеке слезы. Она коротко хихикнула, смахнула соленую влагу с щек.       — Да, — согласилась, — только драку я начала.       — Угу, — киваю, — но она мудила. Неважно, что там было.       — Я завтра еще раз его ударю, — предупредила меня сестра.       — Я выучу новое слово.       Ева рассмеялась совсем громко. А за ней, очень постепенно, но с огромной долей облегчения и я…»       Это интересно, но всю жизнь я считала, что, умирая, мы уже не слышим никаких звуков. Однако я слышала сорванный голос Евы, отчего-то столь же резко прервавшийся, и как меня за запястье схватили, словно это что-то исправит. А еще страннее было то, что я даже смогла открыть глаза и проморгаться. Отсутствие боли и полная ясность зрения подсказали: на удивление, я жива.       Но вот Эдвард скатился по ограждению. Мужчина слегка приоткрыл рот, а глаза его становились стеклянными, он не моргал. Лицо перекосило, из привлекательного оно стало некрасивым и пугающим.       На груди разрасталось красное, отливающее темно-фиолетовым пятно. И лишь замедленно, очень-очень постепенно в сознании сформировалась мысль, что так выглядят мертвецы.       Все остальное произошло слишком быстро, намного быстрее, чем я успела восстановить точную последовательность событий. Не успело тело Эдварда совсем упасть на пол, Ева уже подскочила со своего места, схватив со стола какой-то прибор.       Я не контролировала себя, но уверена, что что-то крикнула ей, потому что отчетливо увидела, как в воздухе сверкнуло искривленное лезвие ножа для фруктов, и Кристофер, который сделал шаг навстречу бездыханному телу брата, почуяв движение за своей спиной, успел оперативно развернуться.       Я отлетела в сторону, больно ударившись локтем о плитку, которой был отделан балкон. Именно тогда сделала вывод, что тоже попыталась броситься на него, чтобы помочь сестре. И окончательно отрезвил меня хриплый голос. Мой голос.       Отточенным движением, Кристофер вывернул руку моей сестры, заставляя ее расслабить пальцы. Она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли, но все равно сдавлено пискнула. Коротко. Потому что в следующий момент рукоятка ножа оказалась в руке Кристофера, а лезвие совсем пропало. Только сестра обрывочно втянула воздух и ненадолго сжала плечи мужчины.       — Ева! — не контролируя себя, бросаюсь вперед.       Кристофер оттолкнул меня вновь, и вновь я бросилась вперед. Быстро, не думая, с застилающим зрение гневом. Пока он не отпустил ее, выхватив упрятанный за пояс ствол и замахнувшись им.       Боль. Резкая, крепкая, звенящая… В висок или бровь. Теряю равновесие. Неважно. Я должна.       В глазах сильно плывет. Расплывается стол с находящимися на нем остатками завтрака, расплывается яркий красный след на ладони моей сестры, которой она держится за бок, потому что вторая ее рука все еще цепляется за столешницу. Где-то внутри меня зарождается серьезное и манящее желание закрыть глаза. По брови стекает густая, пахнущая железом капля. Смаргиваю, чтобы она двинулась дорожкой вниз, оставляя за собой на щеке быстросохнущий след.       Ева спотыкается на ровном месте, я понимаю, что ноги ее не держат, поэтому кидаюсь вперед, почти падая сама, но успеваю подхватить ослабевшее тело сестры, тем самым не навредив ей. Рукой держу ее ладонь, сильно давлю на рану.       Я ведь ни черта не понимаю в медицине.       Я только помню, что рану надо давить. Давить и… И жгут. Но какой тут жгут?! Это ведь живот!       Ева, что я должна делать?       — Кристофер, пожалуйста, — против волю умоляю его помочь нам, еще помня, что ранение сестры — его рук дело. Невидящим взглядом — из-за капель крови на веках — смотрю в его сторону. Помутневшая фигура находится довольно низко, кажется, он опустился, чтобы еще раз взглянуть на брата.       — Вот я и выполнил твою просьбу, Эд, — сказал Кристофер, — нанес удар, которого ты не ждал, да? Гордиться станешь? Ай, ты же не ответишь… Прости, прости… Да, Агата? — постепенно его лицо проступало за рыхлой пеленой. Тон сдержанный, деловитый. — А, это? Слушай, я не хотел убивать ее, понимаешь? Нет, нет, не Еву… Ну, потом… Она меня просто так разозлила… Особенно тем, что оказалась шлюхой. Но я не хотел. Я не знал, что она ударится о тот угол в этом, как его… Ну, в общем, ты поняла.       — Крис…       Крепко держу сестру. Я не могу посмотреть вниз. Не сейчас. Не при нем. Но мне страшно. Потому что она молчит… Почему она молчит?       — Я надеюсь, ты мне поверишь, Агата, — Крис подходит и больно сжимает мое запястье, заставляя поднять руку, которой я держала Евину ладонь, и отпустить ее. — Я, правда, надеюсь, что в следующий раз мы поговорим уже по-другому. Я знаю, ты не такая, как они.       Я не понимаю, что он делает, пока в пальцах не оказывается холодный металл пистолета. Обеими руками мужчина заставляет меня сжать пистолет всей ладонью. Наудачу жму курок. Короткие щелчки подтверждают, что он разряжен.       — Я буду ждать, ладно? — ласково убирает Кристофер прядь моих волос, прежде чем подняться. — Ты знаешь мой номер.       Он достает из кармана и кладет на пол выключенный телефон, который до этого я оставила в ванной. Хрустнув суставами шеи, Кристофер спокойно оправил пиджак и направился в сторону выхода из пентхауса. Хлопнула дверь.       Ева… Мы с тобой опять крупно влипли, да?