Аферисты

      Январь.       — Когда ты, наконец, разрешишь Рэйчел выстроить нормальную защиту?       Мне чудится, будто голос рикошетом отлетел от стен и стал слышен абсолютно всем в этом помещении: другим посетителям, половина из которых отчего-то слишком довольно улыбается от общения в подобном месте, сотрудникам правопорядка, безразлично наблюдающим за всей этой картиной, и, само собой, остальным заключенным, смотреть на которых я остерегаюсь уже в который раз. Не потому, что имею какую-то определенную степень предрассудков в их отношении, теперь уже нет. А скорее, от того, что когда я на них не смотрю, мне хотя бы изредка начинает казаться, словно происходящее с нами не является действительностью, а скорее, какая-то очередная дурная игра, еще одна из нескончаемого Нильсеновского арсенала.       Больше полугода… Уже больше полугода я стараюсь понять причину, по которой Александр решил полностью взять на себя вину. Точнее, полностью уничтожил в квартире Кадоганов следы моего пребывания, а вместе с ними наши общие с Кристофером отпечатки на орудии убийства. И если я надеялась, что он воспользуется собственными связями и уловками, чтобы свести общее недоразумение на нет, то надеялась зря. С тех самых пор, как Нильсена забрали под стражу, он мало того, что даже не пытался оформить залог или предоставить против Кристофера должные улики, он вообще не собирался давать никаких показаний. Абсолютно ноль.       — Злишься? — улыбается. Слишком спокойно для человека, который находится под стражей закона безумное, по моему мнению, количество времени.       — На что? — язвительно бросаю. — На то, что ты вот уже четвертое слушание позволяешь стороне обвинения втаптывать себя перед присяжными, или на то, что вы с этим негодяем Макото как воды в рот набрали?       Александр понимающе сжал уголок губы и слабо качнул головой. Не будь между нами идиотского толстенного стекла, я бы его ударила. Клянусь, как есть, ударила бы.       — Как там остальные? — учтиво, но совершенно некстати поинтересовался.       Выдыхаю, царапая ногтем стекло. Следом тянется противный звук, который немного отвлекает. С каждым разом очевиднее видится, что человек напротив словно издевается надо мной.       Минувшие за плечами полгода — хотя, уже, пожалуй, что и больше — не оставили произошедшее в тот день в отеле без последствий…              «…Разрываясь между Евой и заблаговременным предположением идиотского поступка со стороны Нильсена, я металась, как сумасшедшая белка меж двух деревьев. Когда влетела в длинный, бьющий в глаза ярким светом ламп больничный коридор, там все еще сидела Линд. Обернутая в утащенный из отеля плед, с мокрой головой и строгим взглядом, который, вероятнее всего, и послужил той самой останавливающей силой, не позволившей сотрудникам оказать девушке первую медицинскую помощь. Эллиа рядом не было.       — Уехал, — пояснила Рэйчел, — сразу, как только ее забрали, а я отвлеклась, пытаясь объяснить, что она не Росомаху в переулке встретила.       — Мне сказали, — запыхавшись от бега, я сделала паузу, чтобы привести в порядок легкие, — что ее на операцию?       Рэйчел кивнула. До сих пор мне не выпадал шанс увидеть девушку в такой степени растерянности, и я бы с огромным удовольствием избежала этой возможности вновь. И хоть по всем законам справедливости Линд имела полное право послать волнение за состояние моей сестры куда подальше, она не стала этого делать. Отчего-то не стала.       — Что-то с селезенкой, я так и не поняла, — отрешенно ответила. И вот тут я осознала, что особенно сильно меня смутило в ее поведении: Рэйч с трудом держала голос.       — Эй, — я села рядом и протянула ладонь, чтобы взять ее за руку, но почти сразу одернула. Не смогла. Не получилось.       — Не думала, что он так поступит, — сказала Рэйч скорее в пустоту, чем мне.       — Ты про…       — Эллиа, — пояснила, — я про то, как смешно, он оставил нас здесь.       Интересно. Чтобы Линд с ее-то проницательностью беспокоилась о поступках Ноября? По сути, именно чего-то подобного от него и стоило ожидать.       — Но ведь он помог доставить ее сюда и…       — Да, помог, — Рэйчел тряхнула головой, убирая не высохшие волосы за ухо, — с тем самым видом, с которым обычно хомячков закапывают, знаешь? Что-то вроде: «я сделал все, что мог, сами понимаете».       Я все еще не догоняла, к чему она клонит. Ведь ничего большего Эллиа нам и не должен был. Как бы меня ни напрягала манера здоровяка, его мотивы ясны.       Словно почувствовав мои мысли, Рэйчел оглянулась. Вкрадчиво прищурилась, читая в глазах и без того ясный для себя вопрос.       — Не понимаешь, да? — охотно простила она. — Дело не совсем в нем… Просто я думала, что… Я думала, что эта девчонка заслужила хотя бы одного человека, который поставит ее состояние поважнее собственной занятости, не говоря уже об остальном мире.       Стыд касается шеи горячей кровью, стремительно приливающей к скулам и щекам. Гением быть не нужно, чтобы понять, что этим замечанием Рэйчел, может, и не сознательно, но покрывает и меня. И сейчас, несмотря на то, что я все-таки здесь, она права. Полностью права.       Кинувшись в полымя с головой, Ева рассчитывала поставить себя под удар. Не факт, что ради всех нас, но явно не без желания исправить сотворенное собственными же руками. И в то самое время, пока мою сестру, не побоюсь этого слова, дорезают на операционном столе, я все еще не могу определиться, а точно ли я сделала верный выбор. Отвратительное чувство.       — Знаешь, — оглядываюсь на двери кабинетов с вывесками арсенала докторских имен, — тебе не кажется странным, что об этом говоришь именно ты?       Линд опустилась, собирая волосы со лба обеими ладонями, а после этими же ладонями закрыла лицо полностью и хорошенько выдохнула, прежде чем собраться с мыслью. Адресуя ей вопрос, разумеется, я имела ввиду ту выходку, которую позволила себе сестра в отношении Линд. Она поняла это.       — Не кажется, — ответила, — потому что Ева не… Я для нее все еще чужой человек. Это нормально, что мое состояние заботит ее меньше, чем…       Юрист осеклась, но продолжать и не требовалось. Ответ более чем ожидаем.       — Рэйч… — провожу ладонью по спине, прижимая девушку к груди. На смену сковывающему напряжению приходит болезненное, безысходное расслабление, понимание, что ничего уже нельзя исправить.       На ключицы горячо капает, отчего собственные глаза щиплет в ответ. Вся невысказанная боль подруги с долей тяжести опускается на мои плечи. Я понимаю ее. Как и то, что, вероятно, нет и смысла в моих метаниях. Тот факт, что я вернусь обратно к отелю, ничего не исправит. Я слишком хорошо научилась читать поступки Александра. Жаль лишь, что с запозданием…»       — Задаются тем же вопросом, — хмыкаю с той долей иронии, которую могу себе позволить.       Мне показалось, что Александр недовольно моргнул. С того самого момента, как случилось то, что случилось, мне все больше начинает представляться, будто мы вернулись на стартовую точку. Порой и вовсе может сложиться такое ощущение, словно ничего не было. Ни братьев Кадоган, ни нашей погони за информацией, ни даже самой Хлои Льюис, настоящее имя которой так и не откроется нам теперь уж, по-видимому, никогда. Время застыло, как вязкая и холодная желейная масса, а каждый последующий день не приносил каких-либо особых плодов. И все это по единственной, по моему мнению, причине: молчание упрямца Нильсена.       Хотя в том, что кто-то поддерживает это мнение, я, конечно, очень сомневаюсь. Разве что Рэйчел, которая с тех самых пор буквально живет на два континента. В Лондоне она делает видимость, что у Нильсена есть адвокат, впрочем, напрасную, поскольку этот гад упорно не отвечает на вопросы, а в Стокгольме держит на плаву его же компанию. О том, что эти двое еще в ту затяжную поездку оформляли нотариальную доверенность на имя Линд как нового управленца, я узнала в первый же месяц. Не стоит и заикаться о том, в каком я была возмущении, узнав о подобной «готовности» с их стороны.       К слову, Кристофер предсказуемо не посещал ни одного судебного слушания. Ни он, ни кто-либо другой из членов его семьи, хотя, не стыдно признаться, что мне было в достаточной степени интересно, что из себя представляет их отец, за мнением которого оба брата гнались, не побоюсь этого слова, до последнего издыхания.       Конечно, я знала, что Кристофер ждет моего звонка, но тщательно игнорировала желание совершить таковой. Порой единственное, что меня останавливало от подобной глупости: потеря телефонного номера вместе с собственным мобильником. Конечно, он наверняка сохранился в записях сестры, но Ева с присущей ей чрезмерной любезностью скорее послала бы меня к черту, чем предоставила возможность переписать контакты. А если принять тот факт, что после удаления селезенки сестра вынуждена была бросить два главных своих антидепрессанта — сигареты и алкоголь — то и надеяться на ее понимание заранее не стоило.       Однако, с завидным упорством навещая Нильсена, я надеялась, точнее, заведомо чувствовала, что рано или поздно настанет тот момент, когда негодник напомнит о своем шаге в этой нескончаемой партии. Надежды не оправдались ни перед первым слушанием, ни в самом судебном зале, ни после него. Александр мастерски уводил тему, менял вектор беседы с ловкостью бывалого мошенника, заговаривал мне зубы, словом, безоговорочно молчал.       Примерно в такой борьбе за информацию и проходили наши встречи. В абсолютном понимании со стороны Нильсена, что я упорная и буду биться до последнего, и в том самом таланте обходить мое упорство с его.       — О Кристофере поговорим? — закидываю ногу на ногу и складываю руки, в полной готовности с недовольством оценить его ответ.       Александр привычно и беззвучно рассмеялся, принимая то, с каким знакомым неприятием я приготовилась к очередному уходу от разговора. Не сдаюсь. Настаиваю и буду настаивать, как минимум потому что дневник Хлои все еще у нас, а уж в нем-то черным по белому соперничество братьев расписано во всех красках.       Я приготовилась к тому, что сейчас мерзавец выдаст очередную шутку или что-то наподобие. Но удовольствовавшись мимолетной забавой, Нильсен вернул знакомое серьезное выражение лица.       — Ладно, крошка енот, — произнес фразу, от которой я едва на месте не свалилась, — думаю, уже можно. Ты в курсе реальной деятельности нашего малыша Барни? Что именно должна была подружка Кадоганов откопать на его рабочем месте?       — Учитывая, что я вас обоих все еще не убила? — язвительно морщусь.       Откуда бы мне знать такие вещи? Ну, да, я не дурочка и, разумеется, сама не раз задавалась вопросом, откуда на посту консула кто-то вроде возраста Сэмюэля. Не сказать, что это противоречит законам, но, как минимум, не так быстро и не своими силами.       Нильсен придвинулся, оглянулся на равнодушные лица полицейских и сложил ладони в замок, слегка сбавив тон так, чтобы это не выглядело подозрительно, но при этом его было слышно максимально плохо по причине разговоров других посетителей и заключенных.       — Слышала о существовании такой вещи как оффшорный счет?       — Это через который деньги отмывают? — тщетно пытаюсь припомнить все известные мне экономические лекции.       — Почти, — кивнул он, — счет, на котором можно смело хранить не облагаемые налогом суммы, в том числе, не всегда полученные законным путем.       — И какое отношение это имеет к Макото? — в память острой веревкой врезаются слова Эдварда о «не совсем честной» деятельности Сэма. — Хочешь сказать, что он такой имеет?       Мужчина кивнул, неспешно потирая руки. Оглядел мое замешательство и поспешил сразу же ответить:       — Нет, я не мог знать этого с самой первой секунды, — нагло и хитро улыбнулся он, рождая новые догадки.       — Но ты подозревал! — выставляю вперед указательный палец, приготовившись сложить на плечи заносчивого гада все грехи этого мира.       — Подозревал, — согласился он, — примерно с того момента, когда он впервые начал уходить от вопроса, почему в дело нельзя вовлекать полицию, да и, в целом, от расхождений в его показаниях с действительностью. Малыш Барни прекрасно лавировал во всех темах, которые так или иначе могли затронуть его маленькую зону ответственности, но в тот день, когда он впервые продемонстрировал чудеса собственного гостеприимства, он допустил промашку. Достаточную, чтобы впоследствии мы поговорили как два взрослых человека.       — Ты про газетную «утку» с кражей ожерелья? — уточняю, понемногу соединяя детали. — Да и вообще про всю историю с погоней за этой чертовой побрякушкой… У меня ведь никак в голове не укладывалось, как это Хлоя могла провести Кадоганов такой смехотворной вещью? Явно они не за этим ее к Макото отправляли, так почему?       — Верно, умный котенок, не за этим. Просто, не получив от девушки желаемое, братьям требовалось хотя бы относительное доказательство против Макото, так они могли пойти по плану «Б», думаю, они и сами поняли, что отправить в его окружение кого-то еще теперь уже не получится.       — Доказательство? Какое?       — Я не уверен, но ставлю на черный рынок или что-то похожее. Так далеко мы в откровениях не заходили.       От нелепости услышанного у меня закружилась голова.       — Ты смеешься?! — ударяю ладонью по столу. Охрана обращает на нас внимание, поэтому с трудом беру себя в руки. — Нильсен, черт тебя побери, какой еще черный рынок? С дуба рухнул? Или ты там уже понемногу запрещенные препараты принимаешь?       — Я же не сказал, что это точно, — Нильсен закатил глаза, но вернулся к теме, — да и неважно. Я всего-то хочу сказать, что…       — Что убийство Хлои не входило в их планы? — сжимаю ладони, силой понижая градус пара. Это я и так знаю. — Ну, да, что-то такое я уже слышала. Значит, им нужна была информация от нее, ведь так? А потом… Ну, в общем, мы уже говорили: братья, вероятно, считали, что доказательства у того твоего партнера, Коллинза, пока… Пока ты дорогу не перешел, я помню. Что с того? Как это нам сейчас поможет?       О том, что я услышала от Эдварда в тот самый день, когда его не стало, я уже рассказывала Александру и Рэйч. Еще до первого судебного разбирательства, поскольку искренне надеялась, что они оба поддержат меня и воспользуются этой информацией, чтобы перевести на Кристофера стрелки. Как бы не так! Мало того, что сами не упоминали в суде о преступлении одного из братьев в отношении Хлои, так еще и мне запретили. Ох, и скандал был… С моей, разумеется, стороны.       — Лукас Кадоган — не дурак, — покачал головой Александр, — он в жизни не допустит, чтобы фамильное дело досталось кому-то, чья способность держать характер в узде едва ли превышает таланты инфузории.       — Нильсен, — напряжение в моих плечах уже можно измерять научными приборами, — к чему ты клонишь?       Ох, не нравится мне его улыбка. Как есть, не нравится. Обычно после такой ничего хорошего не происходит.       — Я не могу посадить на это место нашего инфантильного друга, — ответил он, — в любом случае, отцовские связи сыграют на руку, и Кристофера рано или поздно вытащат. Но теперь… Когда чья-то бдительность слегка размыта… Есть шанс навсегда разорвать эту связь. И не только между этими двумя, а в целом, снизить влияние семейки.       О, знаю я это неприятное чувство, накрывшее меня с головой вплоть до мерзких холодных мурашек. Подозрение, называется.       Где-то справа зарыдала незнакомая мне женщина, вероятно, слишком истосковавшаяся по общению с собственным мужем. Знак, что скоро свидание закончится, и времени у нас осталось маловато. Убить придурка не хватит.       — И что ты собираешься делать?

***

      Открытая буквально с ноги дверь громко ударяется о стену, предупреждая всех, кому могло не посчастливиться оказаться в квартире на Кенсингтон, о моем присутствии.       — Сэмюэль Макото! — не стесняюсь громкого голоса. — Иди сюда, если тебе еще жизнь дорога!       Ответом представилось послушное верное молчание, однако кто я такая, чтобы отчаиваться? Без прочих предисловий вешаю в прихожей куртку и сразу направляюсь в гостиную, по отдаленному шуму понимая, что кто-то там есть.       Сэм и впрямь оказался в ней. Предупрежденный о моем появлении заранее — не буду указывать пальцами на людей, которые каким-то образом протащили за решетку к Нильсену мобильный — Макото стоял у окна, сложив руки, и наблюдал, как на улице снег постепенно перекрывает дороги. За последний десяток лет Англия приветствовала небывалые ранее морозы, поэтому ежедневные аварии или застрявшие в сугробах авто как-то перестали являться редкостью.       Так что, да, с трудом поймав на лютом холоде такси да еще и добираясь ничуть не быстрее больной черепахи, я вполне могу предположить, что о моей бурной эмоциональной реакции Нильсен предупредил еще кое-кого… Своего адвоката, например. Это я о Линд, которая, подобрав под себя ноги, сидела на любимом в квартире Макото кресле. Однако с ней позднее…       — Оффшорный счет?! — накидываюсь на хозяина квартиры.       — Не кипятись, — поднял тот ладони вверх и беспомощно оглянулся в сторону Рэйчел, лица которой я уже не видела.       Нет уж. Я уже вскипела. Причем вскипела достаточно для того, чтобы схватить первую же попавшуюся под руку подушку, яро двинувшись в сторону этого недодипломата или как теперь его называть?       — Ты хочешь сказать, — бросаюсь в надежде огреть мужчину по голове, пока он мастерски уходит от моих нападок, — что все проблемы от того, что Кадоганы гнались за доступом к твоим незаконным счетам?!       — Агата, слуша…       — Я тебе сейчас послушаю! — едва не падаю, споткнувшись, когда Макото с несвойственной ему грацией перелетел через спинку дивана.       — Он не мой, — Сэм вновь резко двинул влево, заставляя меня обходить диван, — я всего-то один из доверенных лиц. И я просто выполняю свою работу.       — Нильсен в тюрьме, — наугад делаю выпад, но промахиваюсь, — Еву чуть не убили, я… Все из-за того, что ты сразу не сказал про этот гребанный счет!       — Слушай, я сожалею, но давай поговорим, как…       — Черта с два ты сожалеешь! — не сдержавшись, швыряю в него подушку полностью и бью кулаком в воздух. — Крутишь махинации, деньги гребешь! И почему я сразу о чем-то таком не подумала, ты, магнат хренов?! Мы с ног сбились, доказывая тебе, что не имеем отношения к… А ты просто взял и скрыл нехеровый такой кусок информации?!       — Агата, он в чем-то прав, — примирительно развела руки Линд, — это же противозаконно. Такой информацией не делятся на каждом шагу.       — И ты знала? — вся моя хватка моментально ослабевает, стоит мне понять, что, вероятно, в полнейшем неведение все эти полгода мучилась только я. — Ты? Рэйчел, ты же… Вашу ж… Ты же юрист!       — Александр… — растерянно начала она.       — Нет! — вскидываю палец. — Нет, нет и нет! Когда тебе надо, ты этого придурка не очень-то и покрываешь! Ну? Кто еще был в курсе? Ева?! Эллиа? Быть может, тот олух Коллинз? Я уже не знаю, кого еще можно упомянуть! Уличная дворняга и та, должно быть, в большем информировании, чем я!       Из кухни раздался звук поставленного чайника.       — Боже, и как тебя твой хахаль терпит? — Ева прошла мимо и плюхнулась на диван, откидывая голову назад. — Ну, мне не говорили… Я сама доперла.       Спасибо, сестричка, хороший намек, что я дурочка полная.       — Это когда еще? — тут уже и Линд с интересом встрепенулась.       — Не помню, — пожала та плечами, — у Ноября тоже есть нелегальный счет, и как-то само собой традиционно сложилось, что у добропорядочных людей не бывает спонтанных покупок квартир. Или одна я обратила на это внимание?       Она красноречиво оглядела гостиную, напоминая о том, как легко и просто Сэм купил апартаменты.       — Я повторяю, — сложил Макото ладони в подобии молитвы, — это не мой счет. Но, да, получи к нему доступ не те люди, мне не сносить головы. Я все объяснил Нильсену, мы поговорили, и он сам выразил намерение исправить положение вещей.       — А ты взял и согласился? — мне даже смотреть на свое лицо не стоит, чтобы понять, что оно совершенно красное от гнева. — Зная, что уготованная им махинация никак не вытащит придурка из тюрьмы и не снимет обвинений… Ты согласился?!       Частое дыхание, с которым я выплевываю слова, делает речь сбитой и едва разборчивой. Во мне достаточно эмоций, чтобы вот здесь и сейчас хорошо так накричать на этого консула с его крысиным желанием избежать последствий для себя одного.       — Ответь мне, — в противоречие низко и терпеливо задал он вопрос, — кто он. Маленький мальчик? Или человек, неспособный осознавать тяжесть взваленной ответственности?       — Нет, но…       — Или, быть может, есть какой-то способ решить обе проблемы единовременно, о котором известно всем вокруг, кроме него самого? Что-то, что мы могли бы ему предложить, но не стали?       — Нет, — от согласия горько. Чем дальше, тем больше знаю, что Макото прав.       Глаза Сэмюэля кажутся темнее, чем это вообще возможно. Раньше я видела его мнимую злость, мнимую радость, видела даже что-то, что отдаленно напоминает тень сомнения на его обычно спокойно лице. Но я не рассчитывала, что действительно искреннее раздражение проявится именно сейчас. И сколько бы мне ни претила подобная мысль, но он прав. Сейчас он прав.       На кухне засвистело, а затем глухо хлопнуло.       — Оп, чайник! — Ева подскочила на месте, изящно разбавляя наше напряжение излишней жизнерадостностью. Той самой, которую она в людях терпеть не могла.       — Ты и чай? — недоверчиво морщусь, позволяя себе отвлечься от перепалки.       Сестра закатила глаза и опустила плечи, поворачиваясь в сторону кухни. По пути она высоко подняла ладонь, изображая что-то наподобие ленивого реверанса в воздухе.       — Куколка запрещает мне пить и курить, что ты предлагаешь? — бросила, не сбавляя шага.       — О, Господи, — Рэйч приложила ладони к лицу, — а куда делось прошлое прозвище?       Ева хитро оглянулась, из-за чего Линд сильнее нахохлилась, но допытывать не стала. Вместо этого она поймала в поведении моей сестры что-то новое и сразу решила бросить вдогонку:       — Та адовая жижа, которую ты из черного чая завариваешь, тоже под запретом, слышишь?! — она вскочила на ноги и пулей ринулась в сторону кухни, вероятно, преисполнившись намерением отобрать у Евы заварку. Шум посуды соединился с руганью.       А дальше их обеих словно совсем отрезало от нас невидимой преградой. В светлой и порядком пустой для нас двоих с Макото гостиной моментом стало неуютно. Медленным шагом добираюсь до дивана, чувствуя, что если сейчас же не сяду, то ноги совсем перестанут меня держать. Хочется поддаться дурным привычкам сестры и хорошенько затянутся парой сигарет. Одной будет мало.       — Так, значит, вы все решили? — уточняю у Сэмюэля, который вновь обратил внимание к окну, словно нарочно избегая встречаться со мной взглядом.       — Я же сказал, — ответил Макото, — я не смогу помочь. У меня попросту нет такой власти. Те, кто… В общем, благодаря шумихе о попытках Кадоганов подобраться к счетам известно слишком многим. А учитывая, что…       — Что Александр решил молчать, он тоже под подозрением?       — Не только, — скулы Макото слегка сжались. — Но выглядит это так, словно он покрывает их. Да и сама история с Хлоей… Слишком много нежелательных взаимосвязей, которых бы не было, если бы я… Я сожалею.       Знаю.       Я понимаю, что Сэм хотел сказать. Если бы он не скомпрометировал наше с ним общение ранее — сложно было не заметить, что он возил нас в собственный дом за городом — он бы не оказался сейчас под пристальным вниманием. Я умолчу о том инциденте, когда ему пришлось вытаскивать меня, Еву и Рэйч за мелкое хулиганство в отношении высокопоставленной шишки. Слишком много совпадений. Если теперь Макото попробует воспользоваться собственными связями… Это слишком рискованно для его положения.       Хоть он меня не видит, но качаю головой.       — Ладно. Ты не обязан, это не твоя… Это действительно не твоя забота, Сэм.       Мужчина оглянулся через плечо и долго, тщательно всматривался в мое лицо. В голове понемногу начинали формироваться планы, которые ни ему, ни Нильсену точно не понравятся, но у меня сложилось полное ощущение, будто они заранее проступили на моем лбу, и тот прочитал их еще до того, как я сама решила что-то.       — И тебя не удивляет, что я не готов рисковать собственным постом? — поинтересовался. Не с поиском изъяна, скорее, искренне. — Не удивляет, чем я занимаюсь? А если это… Ну там, коррупция? Или я бандит какой?       Поднимаюсь с дивана и обнимаю себя руками. Может, это зима меня доканывает, а может, в комнате действительно холодно, из-за чего очень хочется пройтись. В конце концов мы стоим плечом друг к другу, оба смотрим, как по ту сторону мира, который находится за стенами дома, легко ложится тонкий слой снега на промерзшую асфальтированную дорогу.       Мы с Сэмом не друзья. Никогда не станем. Я не задаюсь вопросом, почему эта мысль пришла в голову именно сейчас, я просто принимаю ее. Как и то, что нас это прекрасно устраивает. Нас всех. Когда все закончится, вряд ли найдется хотя бы одна общая тема, которую я стану легко и свободно обсуждать с ним за чашкой кофе. Не потому, что с ним что-то не так. Вовсе не поэтому…       — Нет.       Я могла бы многое начать объяснять. Но я не хочу. Это не важно, а в особенности неважно для него самого, потому что, какое бы мнение я ни позволяла себе о деятельности дипломата, да и не только я, а хоть вся наша троица вместе взятые, это никак не повлияет на его участие в подобных операциях и дальше.       — Сэм, — слежу, как за окном медленно выпадают новые крупные снежинки, — насчет дневника Хлои… Мне показалось… Я подумала, что она… Ну…       — Была не в порядке? — поймал он мои мысли. — Мы с ней никогда об этом не говорили.       — И все-таки? — в жизни не поверю, что Макото не замечал странного, не побоюсь сказать, болезненного поведения девушки.       Он поднял руки к груди и сцепил ладонь на запястье, медленно разминая пальцами тонкую кожу. Снег, поваливший за окном, лишь больше убеждал в том, что происходящее слишком легковесно, что это все бессмысленно и уже совершенно не имеет никакой силы.       — Знаешь это утопическое чувство, будто ты не создан для другой жизни? — от того, насколько точно и прямо он повторил когда-то давно произнесенные слова Евы, я резко повернулась. Свет из окна падал на половину лица Сэмюэля, подчеркивая острые черты его лица. — Мы постоянно вгоняем его себе в голову, верно? Но это еще не значит, что твой выбор — полное дерьмо.       Я не прерываю его речь. Не задаю уточняющих вопросов. Знаю, что это и не требуется. В какой-то степени мы оба понимаем, о чем он говорит.       — Когда я встретил Хлою, — продолжил Сэм, — где-то на уровне навязчивых мыслей я понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но она так идеально вписывалась в картину моего существования, что не было и секунды сомнения. Именно потому, что она была… Вот такой. Это было глупо и эгоистично, как с моей, так и с ее стороны. И все же…       Он не продолжил.       Ураган под именем Хлоя Льюис встрепенул нас всех, разбросал наши жизни и объединил целью, последствия которой, кажется, уже нельзя разобрать по полкам. В своей борьбе, по глупости либо по неосторожности, но она проиграла, оставив за собой след на одной лишь старой фотографии.       Но кто сказал, что ничего нельзя исправить? Разве что здравый смысл, прислушиваться к которому совершенно не моя традиция. Так что, к тому моменту, как в сознании насовсем поблекла улыбка девушки, увиденная год назад, я уже знала, как собираюсь поступить.       Прости, Алекс, но я сама тебя вытащу, хочешь ты этого или нет.

***

      Апрель.       Как и год назад, в Хитроу было достаточно многолюдно и достаточно шумно, для того чтобы трое не самых шумных девчонок смогли легко затеряться. До окончания регистрации на посадку оставалось не многим больше пятнадцати минут, что значительно ускоряло соблюдение всех требуемых для настоящего прощания приличий.       Возможно, меня чертовски сильно дернуло на лишние сантименты, но ладонь Евы оказалась до боли теплой и мягкой. И пусть это будет совершенно неверное и неуместное сравнение, но сейчас я чувствовала себя так, словно действительно теряю ее второй раз в жизни. И я понятия не имела, какой из них тяжелее.       — Уверена, что не хочешь следующим рейсом? — поинтересовалась она, не снимая темных защитных стекол, которые полностью скрывали не только глаза, но и вообще добрую половину лица.       Качаю головой. Год назад мне казалось, что нас с этой дурехой совершенно ничего не связывает, год назад я экономила последнюю копейку, лишь бы снимать квартиру самостоятельно и жить отдельно от нее, год назад… Год назад я и представить не могла, что буду сильно сжимать ее ладонь, в надежде что время сжалится надо мной, и оставшиеся пятнадцать минут продлятся подольше, не торопясь забрать мою сестру на рейс «Лондон-Атланта».       Смотря на нее сейчас — в костюме за семьсот фунтов, а может и того больше, в солнцезащитных очках, с тщательно спрятанной под париком укладкой, но с неизменной для характера сестры обувкой из обычных черных кроссовок — я едва не силком заставляю себя не думать, сколько продлится наша разлука. Может, всего-то пару месяцев, а может… А может, и пора нам наконец остепениться в этом надоевшем друг другу обоюдном контроле. В любом случае, я знаю, что в Атланте она не остановится. Еву всегда тянуло к большим городам. В отличие от меня.       — Ев, я… — если честно, я не знаю, что ей сказать. Скорее, поддаюсь навязчивому чувству, что произнести требуется хотя бы что-то.       — Не-не-не, — поправила сестра искусственную прядь волос и игриво улыбнулась, — не знаю никакой Евы. Я теперь мисс Хендерсон: закоренелая трезвенница и просто богатая мадама.       — Видала я таких трезвенников! — со стороны присоединился степенный голос Линд, отходившей до этого, чтобы выкинуть стаканы из-под чая. — И да, многоуважаемая мисс Хендерсон, напоминаю, что зарегистрированный на ваше имя счет пока еще пустоват, так что очень прошу… Не заляпай костюм в самолете, ладно?       Разбавить разговор не вышло. Он остановился, как останавливаются все неумелые шутки, которым попросту не дано разбавить общую атмосферу. Я знаю, что Рэйч старается держаться, но в то же время знаю, что ей тяжело далось выполнение требований Александра, даже если все мы изначально понимали, что требования эти будут неизбежны.       Сразу после нашего с Нильсеном последнего диалога он сменил адвоката, отстранив Рэйчел от этого дела, а уже в феврале продал собственную фирму по ошеломительно низкой стоимости. Не знаю, как сама Линд восприняла этот ход с его стороны, но, стоит отдать должное, держалась более чем достойно, хотя порой… Порой я видела в ее глазах искреннее непонимание, а иногда и обиду. И я понимаю ее. Посвятить столько лет работе на пару с Александром, чтобы в последствии, в самый последний момент получить от него подобную отмашку. Хуже всего, что мы обе знали, зачем Александру это потребовалось.       В мае будет последнее слушание. Если что-то пойдет не так, и… и срок будет слишком большим. Дураку понятно, что Алекс не хочет опускать такой груз на плечи Линд.       — Так, значит, все уже готово? — меняю тему диалога. Нет смысла избегать ее.       — Да, — с охотой подтвердила Рэйчел, — если кто-то захочет отследить наш вылет, то увидит, что некто с фамилией Скай и Линд в это же время двинулись в Берлин. Удачно, что у Ноября действительно есть хороший штат.       Да уж, удачно.       Как сказал Эллиа: «Считайте это моим подарком». И вот прямо сейчас из аэропорта Лутон вылетают две девушки, как нельзя удачно разряженные под Рэйч и Еву. Честно, если бы своими глазами не видела, как этот маскарад составлялся — не поверила бы, что человеческая внешность поддается настолько кардинальным изменениям.       — А…       — Я все перепроверила, — Линд коснулась моего плеча, — у нас будет интернет на борту, так что, если что-то пойдет не так… В общем, я буду держать в курсе. Сэм сказал, что курьер уже отправлен. Нам осталось только выждать, когда Кристофер попробует проверить информацию.       — Осталось надеяться, что он поверит.       Рядом с нами пробежал чей-то ребенок, громким смехом заглушая общий шум. Толпа не заметила его. Все безразлично проходили мимо, не обращая внимания на чужие заботы. Напоминали о ускользающем для нас времени.       — Что ж, — вставляю осознанно ироничную вещь, — если у нас ничего не выйдет, я просто застряну в тихой греческой деревушке без денег и связей. Звучит не так уж и плохо.       — Агата… — Рэйчел вздыхает, однако мне сейчас не нужны ее наставления.       — Я просто хочу немного перезагрузиться, — останавливаю ее, — остальное потом. Не надо, Рэйч.       Если бы она сейчас знала, что для самой меня ставка слегка выше, чем стащить у Кадогана состояние и скрыться с глаз, ни за что бы не разрешила здесь остаться. Но на то и риск.       Голос в здании объявляет, что до окончания регистрации осталось чуть меньше пяти минут. Спешу обернуться к Еве:       — Твоя бутылка вина, припрятанная в комоде под шкафом, еще на месте?       Сестра наклоняет голову.       — Даже я о ней забыла, — бросает в ответ, — уже не терпится отпраздновать мое отсутствие?       Пожимаю плечами и небрежно кривлюсь.       — Вдруг пригодится, — тяну Еву на себя, пока та не начала допытывать в моем выражении лица, что это за «вдруг» такое. — Я буду скучать, дурочка.       Ева крепко сжимает мои плечи и рвано хватает воздух. Держится.       — А я не буду, — дрогнувшим голосом отвечает, — так и знай. Ни за что не стану. Еще потом запираться от тебя, когда прикатишь!       — Придется выломать дверь, — напоследок зарываюсь носом в ее плечо. Прожитые бок о бок годы кажутся непозволительно короткими. А впереди неизвестное будущее, в котором мы уже не можем двигаться рука об руку. И мы обе знаем это. И это не страшно, это не плохо… Это правильно.       После объятий с сестрой в нос ударяет сладкий цветочный запах духов Рэйчел. О том, что она полетит вместе с Евой, было решено в последнюю секунду. Ева сама предложила, причем совершенно бегло и между делом. Но сама.       С того самого дня, когда я впервые услышала откровение Рэйчел, мы больше не возвращались к этому диалогу. И я не знаю, готова ли она поделиться им с самой Евой, да и будет ли готова хоть когда-нибудь. Сложно сказать, уцепилась ли Линд за возможность этой поездки, не желая оставлять Еву одну, либо просто решила двинуться по течению.       Проблема Евы лишь в том, что это… Ева. Ей никогда никто и не был нужен, да и сомнительно, что будет. Но если кто-то и готов терпеть ее нрав, то, безусловно, лучше Линд спутника не найти.       Я не знаю, как сложатся отношения этих двоих в огромной и холодной на эмоции Америке. Но сегодня мне не так страшно, потому что они едут вдвоем. В любом случае, они все еще есть друг у друга.       Издающая противный писк пропускная зона отделила нас друг от дружки, и, проследив напоследок, что махинация с поддельными документами не вызвала у сотрудников подозрений, я медленно разворачиваюсь в сторону выхода, нашаривая в кармане все еще непривычный для ладони телефон, купленный прошлым летом, сразу после случившихся событий.       Пока обе они были со мной, предстоящий день уходил на задний план, помыслы были далеки от запланированного, но теперь… Подавляя уже ставшее привычным волнение, я все еще иду вперед. Отпускаю телефон из рук и рыщу в кармане дальше в поисках той самой вещи, о которой мы сегодня уже говорили.       Флэш-карты. Той самой. Которая была когда-то вручена Хлое, которую мы нашли в ее небольшой гончарной мастерской, которую мы взломали и на которой теперь был установлен дополнительный код. Той самой, которая, по мнению Рэйчел и Евы, была передана курьеру, не существовавшему и в помине.       Солнце слепит сквозь окна, заставляя меня достать из сумочки собственные защитные очки. Толпа туристов и жителей Лондона размывается, теряясь в фокусе, порой я ловлю себя на мысли, что совсем перестаю обращать на людей внимание. Мир вокруг меня словно распадается и становится окончательно не представляющим из себя какой-то значимости. Может, оно и к лучшему.       Оглядываюсь на огромную панель, знаменующую о прибывающих рейсах, и покупаю в маленькой невзрачной забегаловке горький дешевый кофе. Напитку предстоит составлять мне компанию еще не меньше пары часов, так что отвратительный вкус сыграет только на руку.       Удивительная вещь — время. Оно любит играть, любит ставить нам ультиматум, любит забирать и поощрять… А больше остального любит кидать в воспоминания и после с хитрецой наблюдать, как мы барахтаемся в них.        » — На ней установлен серьезный код, — Рэйчел сминала в руках знакомую флэш-карту. — Приличный, очень приличный. Берг трудился над ним не меньше пяти месяцев и запросил столь колоссальную сумму, что, честно, если ваша задумка не окупится, я рискую остаться на улице.       Да уж, раз Линд прибегла к помощи того самого Берга, который, как она как-то упоминала, за плату берет еще покрывательство перед Федеральной службой защиты, может, и не зря придурок Нильсен полгода изображал безвыходное положение.       От моей праведной кары Александра спасло лишь то, что достать его за непробиваемым стеклом было трудновато, когда я узнала, что от показаний Нильсен отказался тоже не просто так.       Не знаю, в какой именно момент времени ему стукнула в голову такая идея, но Алекс на чистом серьезе собрался торговаться с Кристофером. Вернее, делать вид, что торгуется, предлагая Кадогану доступ к тому самому оффшорному счету Макото, за которым братья в свое время так гнались. В какой-то степени звучит это ловко, ведь раз флэш-карту когда-то нашли именно мы, значит, Кристофер не мог быть до конца уверен, что информации на ней нет. Все, что он мог знать — что карта все еще в наших руках.       И если Кристофер поверит, будто Алекс готов «по старой дружбе» выменять свободу на информацию о счетах, то есть слабая надежда, что он будет слишком уверен в себе и захочет посмотреть флэш-карту, где на самом-то деле будет ловушка, которая при умелом контроле перекинет хорошую часть их фамильного состояния на заранее подготовленный нами левый счет. Причем, как добавила Рэйч, если совсем повезет, то те незаконные финансы, которые Кадоганы сами скрывают, возможно, получится передать в налоговые органы. При огромной такой, лепреконской удаче. Как она сказала: «Это был бы такой скандал, что очуметь можно».       Проблема осталась в одном: сыграв с Кадоганом в «Троянского коня», мы никак не сможем повлиять на приговор Нильсена. Уничтоженные улики и длительное молчание сыграли свою роль, а значит, на расположение присяжных надеяться уже поздно. И если Александр думает, что он сделал правильный выбор, подставив себя под удар, чтобы подарить мне хваленую свободу и безопасность… Он здорово ошибается.       — Что именно? — равнодушно игнорирую, каким взглядом сестра пилит бутылку сладкого эля в моих руках. Операция прошла не так хорошо, как рассчитывали врачи, из-за чего селезенку пришлось удалить, а значит, что и некоторые «удовольствия» теперь для нее под вечным запретом. Тот факт, что я сама дразню ее своим поведением, меня волнует и того меньше: что бы ни случилось, я не должна вызывать подозрений своим поведением.       — Вирус, — Линд мелко и часто закивала, смотря лишь в пустоту, ну один-в-один героиня фильма, — чистый новый вирус. Плюс удаленный доступ. Единственное, что действительно необходимо для его работы, так это доступ к интернету. — Она задержала в легких воздух и обрывочно выдохнула. — Единственное, из-за чего я переживаю.       — Брось, — выпрямляюсь, понимая, что Ева все еще смотрит в мою сторону, но очень сомнительно, что ее интересует только мой напиток, — если Кристофер захочет проверить, действительно ли на ней обещанный доступ к счету, ему придется включить интернет. А он захочет.       — Это если его не смутит способ, которым мы решили доставить подарочек, — вмешалась Ева, — знаешь, я не эксперт в области людской психологии, но если бы Эдвард получил подобное послание, он бы очень засомневался, что твой хахаль уже просит пощады и помощи, да еще и столь тупым способом.       — Но Крис не Эдвард! — сталкиваюсь с ехидным взглядом сестры и прокашливаюсь. — В любом случае… Мы все знаем, что даже если бы Александр притащил Кадоганам британскую корону, вряд ли бы они хоть пальцем двинули ради его освобождения. Так что это всего-то потешит самолюбие Кристофера, не больше, а карту он проверит. Не может не проверить, с его-то желанием заслужить одобрение отца. Максимально сомневаюсь, что Лукас Кадоган не в курсе, кто на самом деле приложил руку к гибели второго сына. Крис воспользуется любым шансом, чтобы доказать, что… Ну не знаю, что, например, это Эдвард тянул их на дно и что-то в этом духе. Он воспользуется шансом, просто… Я знаю.       — Откуда? — сестра потянулась за лимонадом, не унимая проницательной ухмылки. — Откуда знаешь?       — Знаю и все! — задыхаюсь. Я ничего не могу объяснить Еве, но эта язвительность с ее стороны действительно выводит.       — Хватит, — Линд демонстративно поднялась и села между нами. — Агата в чем-то права: нам неважно, поверит Кадоган или нет, важно, чтобы вот это вот… — она подняла флэшку на уровень глаз, — оказалось подключено именно в его компьютер. Вирус работает через сервер, если что-то пойдет не так, я подправлю его работу удаленно, но… Если это будет устройство, которое к Кадогановской фамилии отношения вообще не имеет, мы рискуем перетащить в Атланту не их состояние, а последние два цента какой-нибудь шестерки. Это, черт возьми, опасно.       — Как и то, чтобы нас потом, как минимум, не нашли, — хмыкнула Ева, — не знаю, сколько раз Кадоган-папа шлепнет сына ремнем по жопе за его промашку, но не думаю, что и нам руку пожмут, если поймают…       Верно, но только если нас вообще будут искать.       Обращаю внимание на комод, где сестра любила припрятать самый дорогой алкоголь, какой ей иногда удавалось выцепить. Она все рассчитывала собирать коллекцию, но пока что коллекция эта состояла из одной единственной бутылки вина за двести футов. В голове уже давно созрел план. План, в котором правильное применение этого напитка избавит нас от какой либо необходимости скрываться. Если, конечно, не потратить зря ни единой капли».       Голос диспетчера лениво объявил о новой посадке на очередной из рейсов, из-за чего автоматически сверяю на панели и прибывшие модели самолетов. К слову, очень вовремя. Время… Удивительная все-таки вещь. Подумать только, что с моим нетерпением два часа пролетели небольшим ощутимее, чем какие-то пятнадцать минут.       Выбрасываю пустой стаканчик из-под кофе в урну, поправляю очки и смело иду за толпой встречающих. Где-то галдят дети, слышится ругань их родителей, юные девушки в нетерпении сжимают ладони, всем видом показывая, что их ждет безусловно приятная и долгожданная встреча.       Меня, кстати, тоже.       Прячу улыбку, сама смутившись собственному энтузиазму. Однако ненадолго. Едва из обратного потока прилетевших показывается высокая статная и очень знакомая фигура, улыбка появляется вновь. Немного волнуюсь, но это объяснимо.       Он тоже улыбается, едва ловит меня собственным взглядом. Ускоряется, в два шага оказываясь рядом, и протягивает ладонь, чтобы была возможность взять меня за руку. На большем пока не настаивает, и, откровенно говоря, со стороны, вероятно, это выглядит достаточно романтично, чтобы посоревноваться с теми нетерпеливыми девицами, которые недалеко от нас бросились на шею своим молодым людям.       — Представить не можешь, насколько я счастлив видеть тебя здесь, — сжимает мою ладонь и смотрит широко и открыто. Думаю, если бы было можно создать вокруг энергетический купол, он бы это уже сделал.       Мягко опускаю ресницы, задерживаюсь с закрытыми глазами, пряча все эмоции глубоко в подсознание, туда, где их никто не сможет найти ближайшие девять часов. Медленно возвращаюсь к нему, чувствуя, что и мое предвкушение выдает достаточно воодушевления от нашей встречи.       — Привет, Крис…