Звон январских бубенцов

— Как думаете, что это было? — через час молчаливых тренировок всё же спрашивает в пустоту Тэхён. Он лежит на полу, одну руку подложив под голову, другой лениво вращает в воздухе. Рядом, в метре от пола, послушная его командам, вокруг своей оси медленно вертится скамейка. — Не знаю. Намджун перехватывает летящий от Чонгука мяч, легко сжимает его в руках. Выпускает на пол, даже не глядя, окидывает Тэ коротким внимательным взглядом и подаёт знак Чонгуку, чтобы кидал следующий. Пока он всё это делает, предыдущий мяч растворяется в воздухе, рассыпаясь на молекулы, даже не коснувшись пола. — Волнуешься? Думаешь, что-то плохое случилось? — спрашивает он, кинув ещё один взгляд на Тэ, пока Чонгук, сконцентрировавшись, создаёт в своих ладонях следующий мяч. Тэ пожимает плечами, наблюдая за Чонгуком. Младший сосредоточен, от усердия даже слегка высунул язык, стараясь сделать всё в лучшем виде. — Не знаю. Но такого раньше никогда не было. — На самом деле я согласен с Тэ, — внезапно подаёт голос Хосок, что пристроился в дальнем углу зала под присмотром Сокджина. Над головой у него летает, вращаясь, огромный фиолетовый пони. — Я куратора таким никогда не видел. Тут даже Сокджин согласно кивает, и Чимин, до того сосредоточенный на замедлении падающей шариковой ручки, вынужден осторожно признать: — Странно это всё. И тревожно. Раздаётся взрыв: мяч в руках макнэ, разросшийся до размера арбуза, лопается, разлетаясь ошмётками по залу. Хосок вскрикивает от неожиданности, и пони с хрустом лопается, рассыпаясь цветными леденцами на голову ему и Сокджину. Намджун вздрагивает, отшатываясь назад, Тэ с Чимином резко вскидываются, теряя контроль, на пол с грохотом падает скамейка. — Твою мать, Хосок! — вопит возмущённо Сокджин, отряхиваясь от потока карамелек. — Держи себя в руках, в конце концов! Я предупредил, что будет резкий звук, какого хрена? — Потому что уточнять надо! — оборонительно огрызаются в ответ. — Ты не говорил, что будет так громко! И почему остальных не ругаешь? — Потому что остальных напугал ты, идиота кусок! Я же предупреждал! — Да ладно, Джин, — примирительно вклинивается Намджун. — И правда громко вышло. Я тоже не ожидал. Чонгук потеряно моргает и покаянно опускает голову, втягивая её в плечи, словно пытаясь стать меньше, чем уде есть. — Простите… — виновато блеет, скрывая огромные виноватые глаза за чёлкой. Стоит этому случиться, и Тэхён вскакивает, оказываясь рядом, кладёт ладони на плечи и ласково поглаживая по голове. — Ну что ты, ты не виноват! Сокджин же всех предупредил, что будет громко, так что всё нормально, не переживай, — успокаивает он, параллельно кидая злостно прищуренные взгляды на Намджуна и Хосока. Последний под таким грозным взглядом куксится и отворачивается, бормоча под нос что-то отдалённо похожее на «точнее надо говорить». Сокджин же, находящийся ближе всех, в ответ рычит что-то по типу «как умею!». Хосок в ответ фыркает, и перепалка грозится вспыхнуть снова, если бы не так кстати зазвеневший телефон. От резкого звука все вздрагивают повторно, почти одновременно оборачиваясь на Чимина, и тот торопливо возится, выуживая из заднего кармана придавленный задницей агрегат. Под непонимающими взглядами отключает сигнал и виновато поясняет: — Куратор сказал, что мы можем уйти пораньше… И я поставил будильник… На всякий случай. Повисает тишина, в которой парни переглядываются и которая прерывается резким сокрушённым вздохом Сокджина. Он массирует переносицу и качает головой. — Что ж за день сегодня такой… — бормочет с досадой. — Хосок, прости, я перегнул, — говорит, оборачиваясь к согруппнику. Тот удивлённо вскидывает бровями и бормочет в ответ смущённое «да ничего, ты тоже извини». — Все в порядке? Уши целы? — обращается ко всем. После нестройного мычания и кивков подтверждения Сокджин решительно кивает сам. — Пошли домой. Только, умоляю, без лишних звуков, иначе не гарантирую, что не взорвусь. На это все понимающие кивают, затихая. Даже Тэ, вскинувшийся было с какой-то сверхценной идеей, обрывает себя и послушно замолкает, уводя всё ещё понурого макнэ в коридор. Чимин поднимается и следует за ними, туда же выходят и остальные. Обуваются и одеваются все в предельно возможной тишине. На улице атмосфера слегка разряжается, возможно, потому, что Хосок всё-таки пристаёт к Сокджину, тихо что-то ему рассказывая и ненавязчиво расспрашивая. Они плетутся сзади, Джин больше не рычит, слушает спокойно, но отвечает односложно и устало. Впереди Тэхён ведёт под руку макнэ и негромко что-то ему втолковывает, его бархатный голос звучит мягко и успокаивающе. Чимин с Намджуном идут в середине, разделяя их небольшую процессию, растянувшуюся на половину улицы, и Чимин уверен, что Нам тоже слышит, как шершавый баритон Тэ смешивается с усталыми интонациями Джина, создавая жутковатую нелепицу. До Чимина доносятся обрывки фраз, вроде «чёрный цвет везде», «такое случается иногда», «не виноват», «страшно пиздец», «не нужно говорить», «отлично справляешься» и «ничего не исправить». Он не уверен даже, не вплетается ли в эту канву ответные реплики Хосока и Гука, так что даже если бы у него было желание, вряд ли бы он что-то разобрал в общем гуле нестройных голосов. В таком примерно состоянии они и добираются до дома. «Домом» они в один момент начали именовать простой двухэтажный барак серо-белого цвета, в котором Чимин живёт вот уже два года, а ребята — и того дольше. На первом этаже располагаются спальни персонала и комнаты мониторинга, — им никто не говорит, но парни и так догадываются, что находятся под круглосуточным наблюдением, — а второй целиком занят их комнатами. И хотя в силах правительства выделить каждому по отдельной комнате, живут они всё равно по двое, а потому ласково называют этот барак общагой. Первыми в двери вваливается Чонгук и Тэхён, последний громко здоровается с девушкой на входе, которая, конечно же, совсем не отслеживает время их прихода, просто она всегда здесь сидит, просто так получилось. Следом заходят погружённый в раздумья Намджун и малость оглушённый количеством несвязанных между собой реплик, которых он наслушался по дороге в общагу, Чимин. Далее вваливается уже повеселевший Хосок и гораздо более спокойный Сокджин. — У вас завтра в десять лекция, не опаздывайте, — напоминает их честной компании девушка. Намджун вежливо улыбается ей за всех разом, пока остальные гурьбой поднимаются наверх. Чимин тоже строит некое подобие вежливой улыбки, юркая мимо Нама вверх по лестнице, оставляя прочие взаимодействия на него. Как-то так само собой сложилось, что Намджун, хотя и не был старшим, негласно взял на себя всё формально-неформальное общение с жителями военного городка, которые не Бан Шихёк. Позиция такая всех более чем устраивает, и даже Сокджин, хотя и является самым старшим, явно не горит желанием сместить Намджуна с его позиций. Пока Намджун вежливо уточняет у девушки, в какое именно время и в какой конкретно класс им завтра следует явиться, Чимин поднимается по лестнице и оказывается в длинном нешироком коридоре, по обеим стенам которого расположено по две двери, ведущие в спальни. Ванная и туалет расположились в небольшом тупичке за поворотом, который с первого взгляда с лестницы и не заметен. Зато заметна простая белая дверь, наглухо закрытая от любопытных посетителей на электронный замок — Чимин знает, потому что Тэхён уже пытался туда проникнуть пару раз, а кому-то же надо стоять на стрёме, пока он бедокурит. Дверь в ванную оказывается закрыта, внутри вовсю плещется вода — кто-то принимает душ, и, судя по писклявым интонациям, передразнивающим какой-то гёрлз-бэнд, это Хосок. Чимин вздыхает и плетётся в комнату. Когда Хосок моется — это надолго. В комнате обстановка скудная. Две кровати, два шкафа и письменный стол со стулом, всё в белых, мертвенно-бледных цветах. Посередине комнаты махровый ковёр, такой же белый, и только приглушённый свет настольной лампы добавляет комнате нежно-оранжевого спектра. Тэхён уже развалился на собственной кровати, застеленной весёленьким постельным бельём с уточками, уткнувшись в телефон. Когда Чимин, прикрыв дверь, направляется к своему шкафу, Тэ поднимает голову, провожая друга внимательным взглядом. — Хоби в душе, — извещает он. Чимин неопределённо ведёт плечом, стягивая свитер. — Я знаю. — У Джина было видение, — добавляет Тэ. Чимин замирает, оборачиваясь, удивлённо оглядывая друга. И когда только узнал? Он же всю дорогу с Гуки сюсюкал, а в общаге без Чимина две минуты всего, и уже всё знает? Ну вот как? — Знаю, — всё же отвечает, отворачиваясь обратно к полкам. Подумав, спрашивает всё же: — Сказал о чём? — Неа, — отвечает Тэ недовольно. — Хосоку только. А тот молчит. — Думаешь, там что-то про нас? Про команду? Повисает пауза. Чимин стаскивает штаны с ляжек и запихивает их в полку, вытаскивая с другой домашне-пижамный комплект, быстро ныряет в него. Он сейчас не видит друга, но отчётливо представляет, как Тэхён задумчиво жуёт губу. — Не знаю, — признаёт он наконец. — Но думаю, что неспроста всё это. И ПиДи до сих пор не вернулся… И тут Чимин согласен. Он и сам чувствует примерно то же самое. Как будто тревожная пелена накрыла их до того вечно беззаботную компанию. И тут ему даже нечего сказать в качестве успокоения. Потому что видения Сокджина — это серьёзно. Старший, конечно, за несколько лет на базе научился эту способность контролировать. Может заглянуть в будущее на короткий срок и, разложив событие на составляющее, сказать, как предотвратить нежелательные последствия. Чимин всегда поражается, как купленное в магазине яблоко может предотвратить взбучку для всей команды, но Джин редко оказывается неправ. Но иногда на него накатывает, как, например, сегодня. Видение приходит внезапно, и никто из ребят старшего в таком состоянии не видел, но догадаться всё равно оказывается нетрудно: увиденное выматывает, выбивает из колеи, Джин после этого раздражительный и нервный, способен взорваться от любой мелочи. Как сегодня. И почему они сразу не заметили? Вроде не первый раз же… вот идиоты… И теперь Чимин отчаянно пытается вспомнить, чьим же голосом было произнесено это проклятое «ничего не исправить». Но не может, хоть убейся. А тут ещё и куратор Бан ушёл, сорвавшись прямо с тренировки, и это вот совсем легче не делает. Обычно он так не делал. Какой бы вызов ни пришёл, он выделял ребятам время. Потом всё равно уходил, но час-два с ними проводил железно. А тут ушёл, практически сбежал, ничего не объяснив. И это действительно тревожно. Но Тэ он этого, конечно же, не скажет. Чимин уже хочет сказать что-то неопределённо-успокаивающее, чтобы не драконить и так напряжённого Тэ, но в дверь стучат, и друг, подорвавшись, бежит открывать. Чимин прослеживает за ним взглядом. На пороге стоит Чонгук. Оленьи глаза смотрят на Тэхёна преданно и смущённо. — Привет, Гуки! Что-то случилось? — бодро и радостно приветствует Тэхён; Чимин слышит улыбку в голосе друга и невольно улыбается сам. Тэ становится таким милым, когда видит их маленького макнэ. Чонгук под улыбкой краснеет, но смотрит смело и даже самую малость упрямо. — Хён, это тебе! — говорит и протягивает что-то, Чимин не видит что. Но ему и не надо. Он знает и так. Тэхён не сдерживает восхищённо-восторженного возгласа. — Ух ты, как красиво! Это пион? Роза? Я угадал? Чонгук смеётся, заливисто и довольно. Смех его мягкий, совсем детский, заставляет улыбаться вместе с ним. Напряжение, если и было, тает моментально, у Чимина даже плечи расслабляются. — Нет, хён! Это ранункулюс! — и улыбается лучезарно, довольно. — Правда? — Тэхён, кажется, искренне удивлён, заинтересованно разглядывает цветок со всех сторон. — Красивый. Я и не знал, что такие бывают. Глаза у макнэ радостно распахиваются, а следом хитро сужаются. — Хён, тогда… Тэ смеётся. — Хитрый кролик, — шутливо грозится он ему. — Но ты прав, я действительно его не знал. Ты хорошо постарался. И заслужил награду. После этих слов он склоняется и оставляет на щеке Чонгука осторожный поцелуй. — Ну всё, беги, — быстро говорит, отстраняясь, оглядывая младшего с улыбкой. — Хосок, наверное, уже освободил душ, ты можешь успеть первым. Порывисто кивнув, довольный Чонгук срывается с места. Тэхён улыбается, провожая его взглядом до комнаты, закрывает дверь. А, обернувшись, сталкивается с внимательно-улыбчивым взглядом Чимина. — Что? — возмущённый тон даётся ему совсем плохо, а ведь Тэ хороший актёр. Чимин качает головой. — Ничего. Тэхён хмурится, но больше ничего не говорит, бережно окутывает ладонями цветок и подходит к своему шкафу. В его тайнике теперь на один цветок больше.