Звон январских бубенцов

— Таким образом, Аристотель придерживался концепции… Чимин вздыхает негромко, отворачиваясь и утыкаясь взглядом в стену. В аудитории нет окон, и им даже на улицу не выглянуть, чтобы скрасить видами скучную лекцию. А там ведь наверняка снежинки… — Пак Чимин, я полагаю, стена интереснее моей лекции. Чимин едва успевает прикусить язык, чтобы не ответить громкое и честное «да!». Да, даже потрескавшаяся стена блекло-жёлтого цвета интереснее монотонных лекций про Аристотеля. И кто это вообще придумал? Их специализация явно далека от философии, зачем им знать периодизацию становления её как науки? Чёрт бы побрал всестороннее развитие… — Пак Чимин, не изволите ли смотреть, когда с вами разговаривают? Тэ рядом бьёт его по ноге, и Чимин всё же оборачивается, выговаривая тихое: — Прошу прощения. Профессор Со, заносчивый старик лет под семьдесят, кривится и возвращается к повествованию, а Чимин — к созерцанию стены. Чимин, вообще-то, тут не один такой: все парни так или иначе лежат на партах, с разной степенью успеха изображая, что просто ненадолго глаза прикрыли, а вовсе и не спят. Лучше всего получается у Тэхёна, хуже — у Намджуна. Первый спит с открытыми глазами, второй сидит за последней партой, так что ему особо стараться и не приходится. Чимину же, сидящему рядом с Тэ, регулярно достаётся за недостаточное актёрское мастерство. Чимин бы и рад постараться, приложить усилия и запомнить весь этот длинный список философов и их учеников. Было бы только для чего. Ведь одно дело тренировки, имеющие прямое практическое значение, а другое — бесполезный ворох информации, который представляют собой история с философией. А тренировок-то как раз и нет. На то время, что куратор Бан «отсутствует на территории базы», — Чонгук с Тэхёном в тот же день поведали им, что всё это брехня чистой воды, — шефство над ними взяла чопорная профессор Чхве. И за весь месяц этого надзирательства у них ни разу не было нормальных тренировок: профессор сразу заявила, что не будет заниматься чем-либо, находящимся вне её компетенции. С одной стороны, оно и хорошо: кто знает, как всё это могло закончиться без опытного наставника, она ведь всё-таки не куратор Бан, который и направит, и подскажет, и вовремя остановит от переусердствования. С другой же стороны — скучно, боже, как же это чертовски скучно. Ребята уже готовы были от безделья на стенку лезть, настроение тоже ушло в глубокий минус. Больше всех страдали, конечно, Сокджин и Тэхён, по своим личным причинам, но и у других хватало поводов для стресса. Четыре недели. Четыре недели почти полного отсутствия физических силовых тренировок, тренировок контроля, зато полная загрузка по гуманитарным наукам. Даже не по физике и математике, которые им всем в равной степени нужны для улучшения контроля — Чимин, правда, не знает, как именно это поможет, но Бан Шихёк говорил что-то вроде «нужно знать законы, которые собираешься нарушать». Так ведь нет. Философия и история. Почти каждый грёбаный день. Чимин старается не лезть в слухи, что периодически приносит на хвосте кто-то из группы, — обычно Хосок или Тэхён, как самые общительные, — но, честное слово, он уже готов поверить, будто у чопорной профессора Чхве роман с занудным профессором Со. Иначе объснить такой наплыв гуманитарных наук в их жизни он просто не в состоянии. Возможно, Чимин бы ещё долго пялился в стенку, изучая трещины. Возможно, его бы снова заметил профессор Со и отчитал бы за неподобщее поведение. Но в дверь стучат, и скучная лекция обрывается на полуслове. Профессор сводит на переносице кустистые брови и возвышает голос, отвечая недовольно: — Войдите. Дверь открывается, в проёме показывается сначала тёмная голова, затем маленькие глаза и крупный, на пол-лица нос. Чимин замирает взволнованно, а Тэ уже вскакивает с места, радостно вопя: — ПиДи вернулся! — Тишина! — грозно обрывает его профессор Со, но уже очевидно поздно по всем параметрам. Дружный радостный возглас заполняет доверху класс, и ребята вскакивают со своих мест, бросаясь к выходу. Чимин бросается вместе с ними, игнорируя предостерегающие вопли профессора Со, которые и так довольно скоро погрязают в радостных воплях Тэ, повиснувшем на кураторе, и нестройных приветствиях других ребят. Хотя горестное «они заставляют нас учить историю!» в исполнении Тэхёна слышно и так. — Ну всё, всё, Тэ, хватит, — смеясь, куратор Бан осторожно отлепляет от себя гипертактильного Тэ, чтобы поздороваться с остальными ребятами. Им он просто кивает, тепло улыбаясь, а ребята кланяются в ответ. Последним, низко поклонившись, с ним здоровается Сокджин. — Мы рады снова видеть вас, — говорит он, и на его напряжённом лице проступает действительно облегчённая и радостная улыбка. Шихёк на это тепло и как-то совсем по-отечески улыбается, протягивает руку и успокаивающе хлопает старшего по плечу. А после переводит взгляд ему за спину, на так и замершего возмущённым истуканом профессора философии. — Профессор Со, вы не будете против, если я заберу у вас этих детей? Нам нужно наверстать упущенные тренировки. Профессор набирает в грудь воздуха, явно намереваясь разразиться недовольной тирадой, но обрывает себя и бросает с деланым пренебрежением: — Да пожалуйста. Всё равно они не способны удержать внимание дольше десяти секунд. Его ехидный выпад остался без ответа, хотя Чимин видит, как Тэхёна буквально переполняет желание злостно зашипеть. Если бы не куратор Бан, возможно, он бы так и сделал. Чимин знает, что в детстве Тэхён не гнушался кусаться, если вдруг у кого-то возникала мысль его задеть. Покусанные обидчики, пусть и жаловались мамам, но подходить с издёвками больше не смели. Сейчас Тэ, конечно, уже взрослый, но привычки, особенно настолько эффективные, в человеке живут долго… Под общее молчание профессор Со, шурша и хлопая, собирает со стола свои папки, складывает в потрёпанный дипломат и возмущённым шагом устремляется мимо. Уже выйдя за порог, он вздрагивает и отшатывается, будто столкнувшись с невидимой стеной, отводит взгляд, устремляя его в пол, и, обойдя что-то по широкой дуге, быстрым шагом скрывается в лабиринте коридоров, напоследок хлопнув дверью. — Где вы были так долго? — тут же спрашивает Чонгук. — Мы спрашивали профессора Чхве, она сказала, что вас нет на базе, что вы занимаетесь личными делами. Но мы же видели вас в кафе! — его голос звучит ужасно обиженно. Шихёк на это ласково треплет младшего по голове. — Не переживай, Чонгук, никто не собирался намеренно вас обманывать, — успокаивает куратор. — Профессор Чхве просто всего не знала. Меня действительно какое-то время не было на базе, и я поправлял в том числе личные дела. И отпуск взял, чтобы была официальная причина, по которой я отлыниваю от своих рабочих обязанностей, — на этих словах он усмехается и обводит всех добрым взглядом, от которого всем разом как-то спокойнее становится. И звучит всё, конечно, здорово и гладко. Вот только усталые глаза, впалые щёки и осунувшийся вид их обычно бодрого куратора, наводят Чимина, и не только его, на определённые подозрения: личные дела куратора Бана, очевидно, неплохо так кусались. — Ну всё, хватит расспросов! Даже представить человека не дали, — обрывает ещё на начавшиеся вопросы Шихёк, поворачивается вправо… И сильно удивляется, обнаруживая там Хосока, примостившегося рядом с Намджуном. — Не понял, — нахмурившись, бормочет он, отодвигая парней и направляясь к выходу. Выглядывает за дверь. — Ты чего спрятался? Я же сказал зайти вместе со мной, — мягко журит кого-то. Ребята недоумённо переглядываются, Чимин находит глазами Тэхёна. Тот выглядит не менее удивлённым, но глаза уже заинтересованно блестят. Хороший признак. Наверное. За дверью что-то неразборчиво бурчат, потом раздаются тихие шаги, и куратор Бан вводит в аудиторию маленькое нахохлившееся существо. Тёмные маленькие глаза блестят из-под длинной смольной чёлки, руки глубоко спрятаны в карманах чёрной толстовки, ноги упакованы в чёрные джинсы и кроссовки. Маленький человек обводит их всех тяжёлым взглядом, на секунду останавливается на Чимине — тот вздрагивает, а парень быстро переводит взгляд. Кажется, атмосфера в аудитории неуловимо поменялась. — Это Мин Юнги, — куратор Бан делает странное движение, как будто хочет погладить Юнги или приобнять, но последний слабо поводит плечом, и рука, замерев, опускается обратно вдоль тела. — Он теперь в вашей команде. Повисает тишина. Чимин заставляет себя оторвать взгляд от внезапного гостя и обводит глазами лица ребят, пытаясь понять их эмоции на этот счёт. Но все они, как и он минуту назад, неотрывно смотрят на внезапное пополнение в их вполне себе стройных рядах. — Извините, что так внезапно, — продолжает Шихёк. Он чешет в затылке и выглядит довольно смущённым. — Со всеми этими делами у меня не было возможности вас предупредить, — парень рядом с ним странно дёргает уголком губ. — Но теперь Юнги полноправный член команды, и, я уверен, вы поладите с ним. Полноправный член команды обводит всех убийственным взглядом, и Чимин подавляет себе желание вздрогнуть и спрятаться за Тэхёна. Подружатся они, ага. Уже начали. Обстановку разряжает Тэхён — исход, хотя и ожидаемый, в данной обстановке всё равно внезапный. Тут и пошевелиться-то сложно, не то что руку приветственно пожать, а Тэ со своей природной непосредственностью вдруг шагает прямо к парню, склоняется к лицу и выдаёт радостное: — А он миленький! Я буду с ним дружить! «Миленький» отшатывается назад. С лица сползает угрожающее выражение, заменяясь вполне понятной человеческой эмоцией — опасением. Взгляд мечется к ПиДи, словно вопрошая «оно не кусается?» Кто-то давится воздухом, кажется, Намджун, следом начинает ржать Хосок, привалившись на Сокджина, и вскоре Чимин сам ловит себя на робком хихиканье. В какой-то момент даже куратор Бан позволяет себе хохотнуть. Атмосфера, пусть и не разряжается окончательно, но всё же меняется в лучшую сторону. — Может, чаю попьём? — предлагает внезапно Сокджин, когда общий смех стихает. Ребята переглядываются, а после смотрят на ПиДи. В глазах их мелькает заинтересованный блеск, но все всё равно ждут решения куратора. Тот задумчиво поджимает губы. — Вообще, я собирался устроить сегодня парные тренировки, — медленно говорит он, на последних словах бросая короткий взгляд на мрачной тучей замершего рядом Юнги. Тот едва заметно дёргает уголком губ. — Но можно и завтра. А сегодня давайте отдохнём, — переведя взгляд на остальных, решает Шихёк, улыбнувшись. Тэхён тут же радостно верещит, часто захлопав в ладоши. — Ура, чаепитие! Намджун-а, добудешь нам чайник? — С чего ты взял, что мне его дадут? — без особого возмущения уточняет тот, пропуская мимо ушей фамильярное обращение. Тэ коварно улыбается, многозначительно дёрнув бровью. — Потому что ты их любимчик. Добрый и вежливый. К тому же, — он вдруг оборачивается, устремляя взгляд в дальний угол комнаты и широко помахав рукой над головой, — они уже обо всём знают, — довольно заканчивает он. — Просто скажешь, что тебя ПиДи послал. Куда конкретно, можешь не уточнять. Ребята смеются. Шихёк стоически вздыхает. Намджун закатывает глаза. — Вот сам бы и пошёл тогда, — отвечает он без капли недовольства в голосе. Перед выходками Тэ мало кто может устоять. Слишком уж он очаровательный. — Давай-давай, — подталкивает его к двери уже Хосок. — Хочешь, составлю тебе компанию? — усмехаясь, игриво предлагает он. Джун фыркает. — Обойдусь, — и скрывается за дверью. Проводив его до двери вместе с Хосоком, Тэхён оборачивается и обводит всех взглядом, в котором через край плещется концентрированное веселье. — Погнали! — восклицает он, взмахивая руками. Восемь парт, повинуясь его движению, съезжаются, в пути разворачиваясь под нужным углом, и с треском сталкиваются, ударяясь друг о друга, образуя большой и просторный стол. Чимин вздрагивает от резкого звука: когда Тэ взбудоражен, как сейчас, он совсем не дозирует силу. — Можно было и потише, — озвучивает его мысль Сокджин, сложив руки на груди и осматривая получившуюся конструкцию. — Никто не пострадал, — отмахивается Тэхён, подскакивая к чему-то отдалëнно-квадратному. Похоже, угрызения совести, если и посещают эту кучерявую голову, то нечасто и явно не сейчас. Тэхён носится кругом, поправляя парты ровнее, — на такие точные движения у него пока выучки не хватает. Сокджин, хмыкнув, отправляется на выход, обходя гиперактивного Тэ по неровной кривой. — Ты куда, хён? — тут же спохватывается, окликая, Хосок. — За вкусняшками, — отвечают, не оборачиваясь. — Не пустой же чай нам пить. — С тобой сходить? — подхватываются одновременно Хоби с Чимином. Сокджин фыркает громко и машет им рукой. — Расслабьтесь, дети, хён всё сделает, — говорит он, скрываясь за дверным косяком. Чимин вздыхает понимающе — хёну, возможно, хочется побыть в одиночестве подальше от этого бардака. Он может его понять: все вместе они порой ужасно шумные. Хоби, весь как-то насупившись, оглядывает составленные вместе парты критическим взглядом, обходит со всех сторон, присматриваясь и, вздохнув, заключает недовольно: — Некрасиво как-то. Неэстетично получилось. — Ну так придумай что-нибудь! — даже не задумываясь, бросает в ответ Тэ, сам оборачиваясь и требовательно протягивая к замершему в отдалении Чонгуку ладонь: — Гуки, иди сюда! — А? Я? Сейчас! — тут же реагирует Гук, отзывчиво бросаясь на помощь своему хёну. Чимин хмыкает — не то чтобы он мог ему отказать. Строго говоря, никто бы не смог, но Гук — особенно. — Ребята, — куратор Бан, кажется, вспоминает, что за весь беспредел отвечать придётся ему, и порывается что-то сказать, но на секунду замирает, обведя взглядом устроенный кавардак, а после и улыбается, попустительски махнув рукой. — А, фиг с вами. Всё равно убирать вместе будем. Чимин улыбается. Как он и сказал — перед Тэ и его обаянием никто не способен устоять. Так что, с молчаливого попущения куратора, Чонгук под чутким руководством Тэхёна создаёт чашки — обязательно маленькие и обязательно изящные. Эти двое стоят близко-близко, соприкасаясь макушками, бархатные инструкции Тэхёна неслышимы никому, кроме Чонгука, но Чимин видит алеющие уши младшего и очень хорошо представляет, как мягко и низко звучит голос друга, направляя и поправляя младшего. Пока одинаковые, словно из одного сервиза, белые аккуратные чашечки постепенно в рядок выстраиваются на столе, Хосок, сосредоточившись, накидывает на конструкцию из парт иллюзию аккуратного белого стола с бежево-золотым рисунком на лакированном покрытии и сооружает наполненную какими-то неведомыми бело-красными цветами прозрачную вазу. Придвигает школьные стулья и из них придумывает что-то такое же простое и аккуратное, а, закончив с ними, оглядывает помещение и, видимо, приходит к выводу, что такие шикарные стулья и стол должны стоять в не менее шикарной обстановке, а потому иллюзией прикрывает голые стены, придумывая спокойные бежевые с золотыми прожилками обои. Чимин наблюдает за развившейся бурной деятельностью, и чувствует себя самую малость ненужным, потому что со своей способностью оказался не у дел, и совсем не малость неудобно, потому что остался стоять рядом с благодушно наблюдающим ПиДи и замершим Юнги. И если присутствие куратора Чимина не смущает, то на новенького он даже повернуться лишний раз боится. Тот вроде и не делает ничего: стоит спокойно, смотрит вокруг отстранённо, почти безразлично, но что-то в этой его неподвижности навевает жути, будто парень и не живой вовсе. Но он же теперь в команде, их напарник, им нужно хорошо ладить, корит себя Чимин и, тяжко вздохнув, поворачивается, намереваясь перекинуться парой ничего не значащих фраз. Мин Юнги поворачивает голову навстречу почти одновременно с ним. Он спокойно встречает взгляд. А Чимин вздрагивает. Ему кажется, ему определённо кажется, но он не может избавиться от в секунду возникшего ощущения, что через маленькие треугольные глаза заглядывает в комнату, где ничего, абсолютно ничего нет, где холодно, темно и пусто. Безжизненно. Мертво. Чимину кажется, что свет померк. Он замирает, чувствуя, как мурашки толпой поднимаются вверх по коже, концентрируясь где-то в районе шеи беспокойными волнами. Его будто сковало, он болезненно сглатывает. Нужно сказать что-то. Что-то дружелюбное, как он умеет. Ну же. Губы едва размыкаются, когда куратор Бан внезапно бросается в центр класса, и Чимин резко переводит взгляд вслед за ним. ПиДи же обхватывает руками Хосока за плечи, настойчиво отводя явно побледневшего парня от стены. — Хоби, Хоби, хватит, — повторяет он, слегка похлопывая парня по щекам. — Мы тут чаепитие устраиваем, а не приём для семьи президента, не нужно так стараться. Чонгук с Тэхёном удивлённо вскидывают головы, отрываясь от своего занятия, и потрясённо оглядывают явно изменившуюся обстановку. И Чимин тоже это видит. Ему не показалось, свет действительно померк — это Хоби приглушил его иллюзией, соорудив под потолком люстру вместо обычных офисных плашек. Помимо прочего он создал окно и к нему занавески с весёлым рисунком, и пару картин. И, кажется, заканчивать на этом не планировал: Чимин замечает несколько гирлянд над иллюзорным окном и… Это там что, снежинки за стеклом? — Да я немножко… — слабо возмущается Хосок. — Да, — Шихёк настойчиво тянет его к одному из стульев, усаживая почти несопротивляющееся тело, — именно поэтому ты бледный и шатаешься. В какой раз говорю: не берите больше, чем можете удержать, — обращается вроде бы к Хосоку, но Чимин ясно чувствует в этом предостережение для всех. — Хосок, убери это. Убери, я тебя прошу. Хосок что-то упрямо мычит, мотая головой. Он уже почти отключился, голова безвольно откидывается назад, и иллюзия на комнате рябит, но всё ещё держится. Чимин сжимает пальцы. Так это всё может плохо закончиться. Не смертельно, конечно, но в обмороке от перенапряжения тоже мало приятного. Потом ещё месяц будут гонять в медпункт, брать кровь, снимать показания, навестят кучу датчиков по поводу и без. Чимин слышит рядом тихий вздох, и чёрная тень отделяется от стены, направляясь в сторону ребят. Он вздрагивает, а когда фокусируется, понимает, что это Юнги. Новенький подходит к Бан Шихёку, на секунду касается плеча кончиками пальцев — и тот вздрагивает, резко оборачиваясь. На его лице выражение секундного ужаса сменяется пониманием, когда он видит Юнги, и он отходит в сторону, подпуская парня ближе к Хосоку. Чимин хмурится и шагает ближе. Что он задумал?.. Он видит, как Юнги наклоняется к Хосоку близко-близко, к самому уху, и что-то шепчет неслышно — это видно по одним губам, но звука нет. И Хосок вздрагивает, резко и испуганно отпрянув. Иллюзия мигает, рассыпаясь серой пылью, в классе, пару раз мигнув, вновь загорается яркий белый свет. Чимин выдыхает. Остальные ребята, должно быть, тоже. — Я принёс чайник! Все вздрагивают, оборачиваясь на торжественно замершего в дверях Намджуна, демонстрирующего свою добычу. Заметив перекошенные беспокойством лица, лидер перестаёт улыбаться и хмурится. — Что случилось? — спрашивает серьёзно, готовый решать любые проблемы. Шихёк вздыхает, натягивая успокаивающую улыбку на лицо. — Уже ничего, — отвечает он. — Но, кажется, чаепитие на сегодня всё-таки отменяется. Давайте приберёмся тут, и я доведу вас до корпуса. Ребята как-то потеряно кивают и принимаются за работу. Способности больше никто не использует. Кроме Намджуна, который уничтожает так и не понадобившиеся фарфоровые чашки. Когда Сокджин, отдав оказавшиеся ненужными вкусняшки надзирающему персоналу, поднимается наверх и заглядывает в комнату, Хосок сидит в кровати, укрывшись одеялом, и читает книгу. Он весь встрёпанный, влажные волосы торчат в разные стороны, делая его похожим на ёжика. Сокджин умиляется с этой картины ровно секунду, пока не вспоминает, что Хосок обычно тщательно сушит волосы перед тем, как лезть в постель. А ещё Хосок не читает книги по вечерам. Вздохнув, Сокджин проходит к своему шкафу и открывает дверцы. — Вечера, — здоровается Джин, стягивая через голову мягкий кашемировый свитер. Сначала кажется, что Хосок его вообще не услышал. Сокджин расстёгивает пуговицу и снимает джинсы. — Вечера, хён, — отвечает Хоби всё же минуту спустя, безразлично перелистнув страницу, когда старший уже переодевается в домашнюю шёлковую пижаму. Голос отстранённый, что снова на Хосока непохоже. Джин хмурится, закрывая шкаф, разворачиваясь к соседу. — Так и будешь отмалчиваться? — как ни старается, в голосе сквозят обиженно-наставительные нотки. — О чём ты, хён? — хмурится Хосок, ненадолго поднимая взгляд, встречаясь глазами со старшим, а после снова утыкается в книгу. — Мы разговариваем, — перелистывает страницу. Его тон такой далёкий, что это бесит. — Это не называется разговором, — огрызается Джин и, в два шага преодолев расстояние до хосоковой кровати, садится в изножье. — Будь добр, отложи книгу, посмотри на меня. Хоби не реагирует. Джин вздыхает. — Пожалуйста, Хосок. Это срабатывает. Хосок, пусть и нехотя, откладывает книгу на тумбочку рядом с кроватью и смотрит Джину в глаза. От этого становится легче, пусть и совсем немного. Совсем легко станет, когда они поговорят. — Ребята рассказали мне, что случилось, — начинает Джин, заглядывая Хоби в глаза, силясь найти в них важное. Хосок замирает напряжённо, но взгляд не отводит. Это хорошо. Значит, ничего не скрывает. — Что случилось? Зачем усложнил иллюзию? Я разве не говорил тебе, что это может быть опасно? Хосок вздрагивает, всё же отводя взгляд, и у Джина на секунду всё внутри обрывается. Нет. — Всё в порядке, хён, — снова этот делано спокойный тон. — Тебе не нужно беспокоиться. Сокджин тяжко вздыхает. Ну вот и как с ним разговаривать? — Хоби, послушай, — говорит, продвигаясь на кровати ближе. Говорит мягко, доверительно. Заглядывет в глаза. Или хотя бы пытается. — Мы же друзья. И, как твой друг, я хочу знать, что с тобой происходит. Поэтому, пожалуйста, — осторожно кладёт ладонь на согнутую под одеялом коленку, — поговори со мной. Он ждёт полминуты, минуту. Две. Но Хоби молчит, отвернувшись, как-то совершенно по-детски и упрямо сжав губы. Кажется, Сокджин сейчас от него ничего не дождётся. Вздохнув, Джин поднимается, в последний раз мазнув по коленке младшего кончиками пальцев. — Наверное, я слишком давлю, извини, — просит он, отворачиваясь. — Если не хочешь говорить, не надо. Но если вдруг захочешь, мне было бы приятно, если бы ты поделился со мной. Натужно улыбается, быстро дёрнув уголками губ, и направляется к своей кровати, когда: — Прекрати считать меня ребёнком. Сокджин оборачивается так резко, что на секунду рябит в глазах, смотрит потрясённо, не может осознать до конца смысл сказанных младшим слов. — Что? — Ты слышал! — огрызаясь, бурчит возмущённо Хосок. Он смотрит в сторону, надулся обиженно и злобно. — Ты всегда общался со мной на равных, и я думал, что всё хорошо. А этот месяц ты как с цепи сорвался. Я понимаю, ты сильно переволновался из-за того видения, но ты слишком изменился. Его тон переполнен обидой и гневом, он говорит и говорит, и Джин должен бы на этот счёт переживать, но он испытывает лишь громадное облегчение от того, что младший с ним разговаривает. И всё, ничего больше его не волнует. Хосок говорит с ним, остальное можно решить. — …Так что если ты на самом деле так ко мне относишься, то лучше не надо, не такой дружбы я хотел. А если нет, — Сокджин замирает, когда Хоби, наконец, поворачивается и смотрит на него. Взгляд исподлобья злой и нахмуренный, и сложно понять, от этого ли мурашки или просто от того, что он наконец посмотрел. — Если нет, то выключи, наконец, старшего, и начни снова общаться нормально. Джин не уверен, позволительно ли его улыбке быть настолько яркой, но не может никак себя сдержать. — Обещаю.