Звон январских бубенцов

Утром Чимин просыпается разбитым. Он садится в постели, слепо шарит по тумбочке, наугад отключая будильник. Застывает, скрючившись, норовя боднуть лбом колени. На соседней кровати недовольно бормочет Тэхён, грузно переваливаясь на другой бок, и сейчас Чимин может пересказать мысли друга вплоть до последнего междометия, просто потому что сам думает ровно то же самое. Вставать чертовски не хочется. Обычно Чимин довольно бодрый по утрам. Не беря в рассчёт те моменты, когда утро начинается задолго до восхода солнца, часов так в четыре или пять, ибо в такое время даже конченный жаворонок не почувствует себя нормально. (Просто конченный, может быть, но не жаворонок точно, Чимин уверен наверняка) Но если говорить о нормальном, обычном утре, то Чимину ничего не стоит встать в семь утра и отправиться на силовую тренировку, или на лекцию по физике с разбором сложной темы. Обычно не стоит в обычное утро. Но сейчас явно что-то идёт не по плану, потому что время девять утра, а Чимин готов скорее умереть, чем думать о чём-то, кроме кровати. Почему так, он не знает. Оттого ли, что он вчера впервые попробовал заниматься чем-то новым, сложным и непривычным, вроде совместных тренировок с Тэ, или же оттого, что произошло вечером после этой самой тренировки. Чимин вздрагивает, замирая. Вечером. После тренировки… Чимин хотел бы это контролировать, но чувствует, как волна мурашек пробегает по спине к затылку, когда он вспоминает вечер. Короткую пробежку с Тэхёном по коридору, когда они крались, как воришки, к комнате хёна. Мёртвую, до дрожи пугающую тишину. Тёмную комнату за спиной чёрного силуэта и тихий хриплый голос. Чимин запускает руку в волосы, слегка оттягивая за пряди, приходя в себя, и поднимается с кровати. Пытается отвлечься, но, пока одевается, всё равно думает. Думает, думает, думает… Безнадёжно стонет, когда голова от мыслей готова вскипеть и взорваться, как забытый на плите металлический чайник. Тэхён на кровати подрывается, сбивая простынь и путаясь в одеяле, головой бешено крутя в поисках Чимина. И облегчённо выдыхает, обнаруживая того прислонившимся лбом к деревянной поверхности дверцы шкафа. — Ты чего? — уточняет всё равно чуть встревоженно. — Да так, — врёт Чимин. — Вставать не хочется. Или не совсем врёт. Он не видит, но Тэ сейчас наверняка недоумённо вскидывает бровями, поднимаясь с кровати — слышно скрип матраса и отбрасываемое в сторону одеяло. Тэхён молчит, медленно проходя мимо Чимина к своему шкафу. Он явно чувствует недосказанность, спрятавшуюся за короткими, быстро брошенными фразами, но на друга не давит, за что Чимин ему безмерно благодарен. Потому что говорить сейчас ну совсем не хочется. Тэхён, конечно, лучший друг и все дела, но Чимину для начала самому бы понять, что не так и почему его это тревожит. Этим и займётся, пока ищет на вешалках огромный розовый свитер и надевает джинсы. Наверное, дело всё просто в его чувствительности. Даже Тэхён порой говорит, что Чимин слишком остро воспринимает вещи. Долго помнит то, что другие забывают уже через минуту, как досадное недоразумение. Долго отпускает, сложно смиряется. Он, может, и сам хотел бы быть другим. Спокойным, безразличным. Никогда не переживать, не брать на себя столько ответственности за чужие эмоции, за атмосферу в группе. Просто отстраниться, не делать лишнего. В конце концов, он ничего никому не должен, ни ребятам, ни уж тем более какому-то новенькому странному Юнги. Он не должен юлить, не должен оправдываться и пытаться понравиться. Это не его задача, это вообще проблема ПиДи, если они не поладят. Он ведь за них отвечает, пусть и разбирается. Правда? Но Чимин не может так. Это просто чувствуется неправильным: вот так взять и начать игнорировать нового члена команды, не общаться с ним, избегать контакта. Возможно, есть люди, которым так комфортно, которые прекрасно справятся с этим. Возможно, Юнги как раз один из них. Но точно не Чимин. Разве не будет между ними неловкости, какой-то недосказанности? Он-то уж точно будет чувствовать напряжение. Чимин слишком хорошо себя знает, и всё ещё достаточно честен с собой, чтобы отрицать очевидное: хотя Юнги прошлым вечером ясно дал понять, что не горит желанием общаться и взаимодействовать с кем-либо из их небольшой группы, Чимин точно знает, что попытается наладить с ним контакт снова. Всего раз. Если же Юнги и в этот раз откажет, он отступит и больше пытаться не будет. Обдумывая это про себя, ожидая Тэ, сидя на застеленной кровати и залипая в тёмный экран телефона, Чимин решает, что пока другу ничего не скажет. Он, конечно, отговаривать не станет, но и в восторге после вчерашнего тоже вряд ли будет. — Я готов, — сообщает Тэ, и Чимин вскидывает голову от телефона. Оглядев друга, одетого в бежевые брюки и охровую вязаную безрукавку поверх свободной рубашки, Чимин кивает, поднимаясь с кровати. Когда они открывают дверь, выходя в общий коридор, мимо них с визгом, переходящим в высокий смех, проносится Хосок, и шумно сбегает вниз по лестнице. Ребята успевают только проводить его недоумённым взглядом, когда следом за беглецом бросается Сокджин с криками: — А ну стой, чудовище! Верни назад немедленно! Но за младшим уже с грохотом захлопывается входная дверь, и Сокджин резко тормозит, чертыхаясь, а после поворачивается к младшим, являя им своё красивое лицо во всём его возмущённом великолепии. — Стащил мой свитер! — возмущается он. — Нет, вы представляете?! Зачем? Он же даже такое не носит! — Может, он хочет, чтобы ты наконец надел что-нибудь другое? — предполагает Тэхён, оглядывая торс старшего, запакованный в простую облегающую футболку. — Зачем? — искренне удивляется тот, вскидывая брови едва не до кромки тёмных волос. — Мне и так тепло. Тэхён вздыхает и так многозначительно закатывает глаза, как будто что-то знает, и Чимин хмурится, вместе с Сокджином подозрительно оглядывая лучшего друга. Что такого он заметил, чего не заметил Чимин? — Забей, — отмахивается Тэ, проходя мимо, жестом зовя Чимина за собой. — Если увидим его, попросим вернуть тебе свитер, — бросает через плечо старшему. Тот всё ещё хмурится, провожая их недоумённым взглядом, но благодарно кивает. Чимин смотрит таким же непонимающим взглядом, но за другом следует. — И что это было? — спрашивает, когда тяжёлая дверь отделяет улицу от тёплой прихожей с девушкой-наблюдательницей. Тэхён пожимает плечами, задумчиво хмурясь, подставляя лицо под неяркое зимнее солнце. Со стороны кажется, будто он хмурится небу. — Пока не уверен, — отвечает он отстранённо. Когда он встречается глазами с непонимающе нахмурившимся другом, взгляд его проясняется, и он задорно и вместе с тем загадочно улыбается. — Возможно, я ошибаюсь, но если нет, ты сам скоро всё увидишь. И направляется в сторону учебного корпуса. Чимин непонимающе моргает, но следует за ним. Иногда за мыслями Тэхёна так сложно поспеть… Они оставляют куртки и обувь на первом этаже, а после минут пятнадцать бродят по коридорам, периодически заглядывая в классы и проверяя номера. Нет, здание совсем не запутанное, это просто Тэ любопытный. А ещё ведёт их целенаправленно куда-то не туда. Когда они стучатся и заглядывают в очередной класс, на них непонимающе смотрят несколько десятков пар глаз. Мужчины от двадцати до тридцати, одетые в военную форму, натренированные и побритые. Чимин, всунувшийся в дверной проём следом за другом, ойкает и краснеет под их взглядами, вспоминая свой нежно-розовый вязаный свитер, ярко контрастирующий с однотипной военной формой. Он неловко мнёт вязаный подол, резко чувствуя себя неуместно. — Ой, — в противовес ему очаровательно улыбается Тэ, совершенно не спеша ретироваться из-под нескольких десятков изучающих взглядов. — Простите. Мы не можем найти свою аудиторию. Не знаете, где тут номер триста пять? — и снова квадратно улыбается. Чимин пытается по возможности не краснеть ещё сильнее. Кто-то неловко откашливается перед тем как сказать: — Этажом выше. Прямо по коридору, по левой стороне. Тэхён сияет на всех довольной улыбкой. Кажется, пара человек в этот момент давится воздухом. — Вот спасибочки! Теперь мы быстро всё найдём! — и скрывается за дверью с довольным выражением лица. Не то чтобы он не знал, где находится аудитория. Чимин-то в курсе, что база для Тэхёна всё равно что дом родной. — Что это было? Кто это? — спрашивает Чимин, когда дверь закрывается. Тэ небрежно дёргает плечом, направляясь прямо к лестнице, резко потеряв интерес к остальным классам. — Какие-то элитные отряды особого назначения. ПиДи говорил, что сегодня у них будут учения на нашей базе, захотелось посмотреть. — Тэхён пренебрежительно фыркает. — Ничего особенного. А шуму было… Чимин не отвечает, молча следуя за другом. «Ничего особенного». Хотел бы он так сказать. У самого перед глазами серьёзные лица натренированных ребят, облачённых в форму с военными отличиями. Он внезапно чувствует себя не просто неуместным, а жалким. Их базу используют для подготовки элитных отрядов спецназа, и этот факт как-то… Разочаровывает в себе, что ли. Непонятно, как среди военных экстра-класса затесался такой как Чимин. Когда они заходят в нужный класс, знакомый гвалт вытряхивает Чимина из едва начавшейся меланхолии. Сокджин с Хосоком о чём-то спорят на повышенных тонах, — можно предположить, что об украденном свитере, — и, вполне возможно, даже не по второму кругу, судя по тому, как стоически игнорирует их вопли Намджун. Лидер сидит, стараясь погрузиться в книгу, но даётся ему это очевидно трудно в творящемся шуме. Слева от него сидит Чонгук, что-то старательно мастеря в руках, но с каждым недовольным криком это что-то рассыпается на парту серым пеплом. Когда дверь открывается, он отрывается от своего занятия, подняв глаза и, встретившись с Тэ, лучезарно улыбается. — Привет, хён! — сияет улыбкой. Тэ отвечает ему тем же. — Доброе утро, Гуки! — отвечает своей улыбкой-сердечком, освещая аудиторию. Чимин закатывает глаза, переводит взгляд в сторону. И вздрагивает, когда видит за последней партой, в самом углу класса сгорбившуюся чёрную фигуру. Мгновенно чувствует в груди целую бурю эмоций, смесь облегчения, страха и волнения. Облегчения потому, что в этот раз Юнги в классе вместе со всеми, его не забыли. Или, может, он пришёл раньше. Страх — потому, что вот он, момент, когда можно что-то сделать, что-то исправить. А волнение — потому что… Ну, просто потому что. Чимин коротко дёргает стоящего рядом друга за рукав. — Тэ… Друг отзывается не сразу, Чимину приходится дёрнуть ещё пару раз, прежде чем тот отрывается от гляделок со своим ненаглядным макнэ и обращает, наконец, внимание на лучшего друга. — Ну что? — шипит он недовольно, оборачиваясь. Чимин выразительно смотрит другу в глаза, коротко качнув головой в сторону чёрного силуэта. Тэ прослеживает его взгляд, непонимающе хмурится. — Да забей ты на него, — восклицает негромко, возвращая взгляд. Но видит решительные глаза друга и озадаченно хмурится. Молчит с минуту, что-то обдумывая. — Ладно, — сдаётся наконец. — Но не говори, что я не предупреждал. Чимин кивает, ни на секунду своей решительности не теряя. Бывает, они с Тэ не сходятся во мнениях. И это как раз тот случай. Чимин почему-то уверен — в этот раз получится. Пока он разворачивается, и Тэхён провожает его обеспокоенным взглядом — Чимину всё равно. Когда Сокджин с Хосоком замолкают, прекращая перепалку, оглядываются на него с опаской — тоже всё равно. Он идёт спокойно и решительно, шаг за шагом подбираясь к парте в дальнем углу зала. Тёмная фигура сидит, сгорбившись, смотрит в стол. С каждым шагом она всё ближе и ближе, пока, наконец, не оказывается на расстоянии протянутой руки. И тогда Чимин, улыбнувшись, заговаривает так дружелюбно, как только может: — Привет. Не против, если присяду рядом? Чёрный взгляд, поднявшись, устремляется на него. Чимин вздрагивает. Вот тогда вся решимость покидает его. «Они хорошие ребята. Очень дружные и добрые. Они примут тебя» — Так говорил Бан Шихёк, ведя Юнги по заснеженным улочкам военной базы в тот день, когда впервые представил его своим подопечным. Юнги понимает это и сам, сразу, как только видит светлые лица и полные надежд глаза. Пусть и в тот момент они выражали скорее шок, недоумение и беспокойство, у Юнги имеется определённый опыт, и мудаков он вычисляет сразу. Так вот, они такими не были. Они, скорее, являют собой полную противоположность этому термину. Добрые, какие-то по-детски совершенно искренние, весёлые. Позитивные, по-своему придурковатые, удивительно радостные. Непредсказуемые и такие живые. Глядя на них, Юнги не понимает, зачем мог понадобиться на этом празднике жизни. Он уверен более чем: он здесь даром не нужен. И сами ребята лишь подкрепляют его убеждённость. Один взгляд на то, что устроили эти дети просто для того, чтобы попить вместе со своим куратором чай, даёт понять: они уже сейчас отличная команда и, если продолжить их тренировать, станут только лучше. Им не нужен Мин Юнги. Он здесь как колесо у собаки — чужой и инородный. Но Шихёк считает иначе. И вряд ли когда-то передумает. Возможно, дело в его развитом отцовском инстинкте, или же в иррациональной жалости, что поселилась в нём при виде Юнги, кто знает. Юнги бесит по отношению к себе и то, и другое, но смириться приходится с обоими чувствами в равной степени. И принять эту странную, абсолютно неразумную заботу, которая самим Мином не расшифровывается иначе как «пущу дикого манула в загон к ручным кроликам» И прямо сейчас один такой кролик стоит над партой, за которой сидит полусонный и мрачный Юнги, и блеет на своём дружелюбном с напускной уверенностью: — Привет. Не против, если присяду рядом? Конечно, Юнги против. Он специально выбрал самую дальнюю парту в самом отдалённом углу, чтобы своим присутствием не отравлять уютную обстановку. Незачем к нему приближаться, к нему нельзя приближаться, и трогать его не надо. Не нужно ему дружелюбие, принятие в команду и вот это вот всё. Он думал, что ясно дал это понять вчера вечером, когда этот ребёнок со своим комплементарием пришли к нему просить прощения неизвестно за что. Но вот он появляется снова, врывается прямиком к Юнги в личное пространство, о последствиях, кажется, совершенно не думая. Ответ для Юнги очевиден — «нет». Даже не просто «нет», а что-нибудь пожёстче, что-то грубое, жестокое, чтобы навсегда отвадить каждого в этой комнате нарушать чётко очерченные границы — он ведь прекрасно чувствует, что прямо сейчас его ответа ожидает больше, чем один конкретный человек, стоящий над его партой и сжимающий лямку рюкзака. Так что он сделает именно то, что нужно сделать, что правильно сделать, пока он не ранил никого из них тем, что оказался слишком близко. Но когда он открывает рот, чтобы выразить вполне конкретный отказ, дверь в аудиторию открывается, и заходит мужчина лет сорока, проходит к кафедре и бросает, не оглядываясь, что-то похожее на «начнём урок». Юнги отвлекается всего на секунду, а кролик… То есть, паренёк уже быстро юркает на место рядом, поспешно раскладывая тетради и учебники на парте. Юнги вздрагивает, отшатываясь в сторону. Пальцы, спрятанные под длинными рукавами толстовки, сжимаются, короткие ногти впиваются в кожу ладоней. Отсесть. Прямо сейчас. Он должен просто встать и пересесть за другую парту, хотя бы за соседнюю, чтобы увеличить расстояние… Парниша рядом, кажется, улавливает настроение Юнги и сам пугается: Юнги вдруг слышит его колотящееся сердце и чувствует оседающие на красивой смуглой коже дрожащие испуг и неловкость. Маленькие пальцы подрагивают, пока он открывает пенал и достаёт оттуда ручку. Он боится. Но не уходит. И Юнги смягчается. Он не особо чувствительный, к таким вещам, но… Есть что-то трогательное в его реакции, в том, как этот ребёнок преодолевает самого себя, чтобы наладить отношения, пусть Юнги и непонятно, зачем. Но если ему надо, то пускай. Он же просто сидит, верно? Ничего такого не делает. Ну и пусть. Главное, чтобы не трогал. Решает Юнги. И всё же пододвигается в сторону, освобождая себе и пареньку больше личного пространства. Так меньше риск, что тот его случайно заденет. Лектор говорит название темы, которая для Юнги является просто набором странных звуков и в голове не откладывается, а паренёк старательно записывает эту абракадабру в тетрадь. Лектор говорит вступительное слово, и Юнги готов уже задремать, когда парень вдруг оборачивается к нему. Юнги фокусирует взгляд на карих глазах напротив. — Я Чимин, кстати, — шёпотом говорит этот парень, складывая губы в дружелюбной улыбке. — Пак Чимин. Ну, вдруг ты не знаешь. Мин хмыкает неопределённо-согласно и отворачивается к лектору, делая вид, что внимательно слушает. Вообще-то, он знает. Бан Шихёк провёл ему небольшую лекцию для ознакомления, где достаточно подробно описал, кто есть кто. Так что Юнги знает не только имена, но и способности, стопроцентных комплементариев и варианты взаимодействия с другими в команде. Он просто не соотносил полученные знания с внешностью. Но теперь, когда этот парниша назвал своё имя, Юнги незаметно скашивает глаза, наблюдая за сидящим рядом пареньком, кажется, полностью погружённым в материал лекции. Пак Чимин, хм… Двадцатилетний паренёк из Пусана, контролирующий время. Из рассказов Шихёка у Юнги сложилось впечатление о нём, как о позитивном мальчике-одуванчике, стремящемся всем помочь. Неудивительно, что он со своим комплементарием первым полез знакомиться. А его комплементарий, значит, Ким Тэхён — заноза в заднице Бан Шихёка и по совместительству всей военной базы, на которой живёт едва не с рождения. Манипулирует пространством. Кое-кто бы обрадовался, окажись такие экземпляры в его распоряжении. И как хорошо, что не оказались. Юнги понимает, что уже слишком долго пялится, и отворачивается, собираясь вздремнуть. Он подпирает рукой подбородок, поворачиваясь в направлении лектора, чертящего непонятные формулы на доске, и позволяет взгляду расфокусироваться, прикрывая глаза. Непонятный бубнёж быстро становится фоновым шумом, сознание заволакивает пеленой, бодрствование сменяется сном. Он просыпается, по внутренним ощущениям, минут через сорок, почувствовав, что затекла рука. Бубнёж на фоне всё такой же наукообразный и малопонятный, лектор всё тот же, формулы на доске такие же космичекие. Юнги шипит тихо, встряхивая пальцами, разрабатывая руку. Он чувствует на себе взгляд и поворачивается, встречаясь глазами с Пак Чимином. Тот смотрит на него и улыбается, маленькие глаза превращаются в щёлочки-полумесяцы. — У тебя отпечаток руки на щеке и прядка из чёлки выбилась, — сообщает он. И вдруг тянется вперёд, протягивая руку к минову лицу. Юнги вздрагивает, резко отшатываясь. Стул накреняется в сторону, Мин чувствует, что заваливается на бок и теряет равновесие. Выставляет руку, смягчая падение, и вместе со стулом с грохотом падает на пол. Бубнёж прекращается, как и вообще какие-либо шумы в классе, и Юнги буквально кожей чувствует, что всё внимание направлено на него. Пак Чимин так и застыл с вытянутой рукой, смотрит потрясённо-непонимающе со смесью извинения и испуга во взгляде. — Что происходит? — слышит он строгий голос преподавателя. Злость подскакивает до максимума, Юнги стискивает зубы, подрывается с места, раздражённо хватает рюкзак и бросается прочь из класса, оставляя позади предостерегающий оклик лектора. На улицу выбегает, едва накинув куртку. В груди кипит раздражение, злость и досада, хочется закричать и стиснуть в крошево зубы. «Он же ничего не делает». «Просто посидит». «Пусть только не трогает». Ну как, посидел? Не потрогал? Дурак, какой же Юнги дурак.