Звон январских бубенцов

На следующий день у них лекции по экономике, истории и — боже, сохрани — философии. Чимин с самого утра предчувствует скуку грядущего дня, а потому заранее тоскует. Всё лишь усугубляется чувством тотальной усталости, что поселилось во всём теле после усиленных силовых тренировок. Хорошо Юнги, он будет спать всё время. Может, Чимину тоже к нему присоединиться?.. — Чего ты копаешься? — понукает Тэхён друга, с вялым стоном уперевшегося лбом в дверцу шкафа. Сегодня Чимину как никогда сильно хочется спать. В противовес Тэхёну, что, кажется, так и пышет бодростью и энтузиазмом. — Давай быстрее, опоздаем же! Обычно именно Чимин был автором таких фраз по утрам. Как поразительно они поменялись местами в последнее время. И Чимин, кажется, догадывается, почему. — Зачем оно нам надо? — обречённо хнычет он, всё же открывая шкаф и стягивая через голову пижамную футболку. Мягкие свитера с вешалок смотрят на него, раздражая своей мягкостью и привлекательностью. — Я физик ты тоже. Зачем нам философия с экономикой? Тэхён ненадолго задумывается, мнёт губы, пересматривая в своей голове варианты, а потом пожимает плечами. — Без понятия, — беспечно отзывается он, продолжая одеваться. — Но раз ПиДи так решил, значит, надо, наверное. Чимин поджимает губы, хмурым взглядом гипнотизирует ряды вешалок. Прямо сейчас ему чуточку меньше нравится куратор Бан. Но Тэхён не даёт другу долго меланхолить, спешно одевается и толкает в плечо. — Пошли быстрей! Чимин вздыхает и надевает первый попавшийся свитер. Пока они идут до учебного корпуса, Чимин хмурится и тяжко вздыхает, щуря взгляд на яркое солнце на голубом небе. Так хочется спать, что совсем ничего не радует, и даже снежинок нет, чтобы хоть немного поднять ему настроение. Однако, когда они поднимаются по лестнице на третий этаж и заходят из коридора в класс, и Тэ с радостным «Гуки!» бросается к парте, за которой в одиночестве сидит его ненаглядный макнэ, настроение у Чимина чуточку улучшается. Он уже давно наблюдает, как эти двое ищут поводы больше находиться рядом друг с другом, а сейчас у них есть практически целый день (почти) наедине друг с другом. И, пусть это и звучит самоуверенно, Чимин частично считает это своей заслугой. Чуть-чуть, самую малость. Чимин выдыхает, сжимая в руке лямку рюкзака, и переводит взгляд в сторону, на парту, за которой распласталось сонное маленькое тело Мин Юнги. Вопреки его ожиданиям, Юнги не спит, хотя и выглядит довольно уставшим, а голова покоится на согнутых в локтях руках, готовая в любой момент склониться набок. Тем не менее, глаза его треугольно-тёмные открыты и издалека внимательно взирают прямо на Чимина. Ещё неделю назад этот взгляд вызвал бы паническую толпу мурашек, беспокойными волнами прокатывающихся от поясницы к шее. Но не сегодня. Сегодня Чимин точно знает, что Юнги ждёт его. И — наверное, возможно, самую малость, — ему рад. Приветственно улыбнувшись на этот взгляд, Чимин проходит в конец зала к отдалённой парте. — Доброе утро, хён, — всё так же улыбаясь, здоровается он. Юнги смотрит на него, недолго держит зрительный контакт и отворачивается, отвечая хриплое: — Доброе. И отодвигается, освобождая больше места рядом. А Чимин улыбается во все тридцать два, садясь и раскладывая вещи, сияя, как Чонгук от тэхёнова поцелуя. Пусть со стороны приветствие может показаться холодным, он точно знает, за две недели выучил отлично — для молчаливого и отстранённого Юнги это очень много. Он как дикий зверёк: открывается не сразу, прежде настороженно присматривается, принюхивается, под руку подставляется не сразу, сначала убедится, что не ударят, и к нежности и ласке привыкает постепенно. И Чимин чувствует странную гордость за то, что он к этому дикому созданию нашёл подход. Заходит профессор Чхве, и Чимин отворачивается, записывает название темы, старается слушать и даже делает какие-то пометки. Юнги рядом не делает ничего подобного, лишь смотрит изучающе и как будто задумчиво, Чимин чувствует на себе его взгляд и периодически отвлекается, чтобы встретиться глазами и ласково, по-доброму улыбнуться. Юнги не улыбается в ответ, лишь смотрит отстранённо-внимательно, но Чимину достаточно и того, что он взгляд не отводит. Пока этого достаточно. Лекция идёт, женщина у доски говорит какие-то заумные фразы, в которых Юнги ничерта не понимает и от которых всё больше клонит в сон. Чимин сидит рядом, периодически старательно скрипит ручкой, записывая слова профессора в тетрадь. Иногда он поворачивается, чтобы ответить улыбкой на изучающий взгляд Юнги. А тот смотрит и одного понять не может. Когда это закончится? Мальчик, контролирующий время, уже две недели находится рядом. Здоровается, общается, улыбается, делится разными историями. Периодически предлагает пообедать вместе в кафе — Юнги всегда отказывается, — приносит вкусняшки, — Юнги не ест, — и вообще ведёт себя очень, ну просто чертовски подозрительно дружелюбно. Эта его манера старшего, чего скрывать, подкупает. Вот только это ведь всё ненадолго совсем. Однажды этому ребёнку надоест возиться с мрачным никчёмным Юнги, и он, наконец, вернётся к обычному времяпрепровождению в компании нормальных друзей. Юнги не так долго живёт на этом свете, но одно он уловил ясно: со сломанными игрушками долго не играют, какими бы диковинными они поначалу ни казались. Так что это всё лишь вопрос времени. Такой момент должен наступить. Всегда наступал. Женщина в строгом костюме объявляет о перерыве, и Чимин откладывает ручку, чтобы с наслаждением потянуться. Он так сладко стонет, вытягивая руки вверх, что Юнги и сам чувствует облегчение от кратковременного напряжения мышц. — Ну что, сходим в кафе? — закончив, жизнерадостно уточняет у старшего Чимин. Юнги смотрит спокойно, медленно качает головой. Чимин с досадой фыркает. — Какой ты скучный! — беззлобно заключает он, от досады резко отталкиваясь ногами, чтобы выдвинуть стул и выйти из-за стола и… Юнги не успевает понять, что происходит, лишь видит испуганные глаза, замечает беспомощный взмах рукой. Чужой испуг отражается в зрачках, застилая сознание покрывалом, тело Юнги движется само, когда он резко подаётся вперёд и стискивает сжимающую воздух ладонь. Вспышка. Просторная детская с тысячей игрушек отражается в глазах. Посреди незнакомой комнаты стоит мальчик, его широко распахнутые глазёнки направлены на собственные руки. Секунду он стоит неподвижно, а после поднимает на Юнги наполненные слезами глаза. Тихое «хён» слетает с детских губ, за мгновения переходя от тоненького писка до надломленного старческого хрипа, и в следующую секунду ребёнок растёт прямо на глазах, заставляя поднять взгляд, чтобы увидеть возвышающегося седого старика с беспомощными глазами. Всё заканчивается так же быстро, как началось. Юнги вздрагивает, разжимая руку, и в следующую секунду Пак Чимин с грохотом валится вместе со стулом на пол, больно ударившись затылком. В классе воцаряется тишина. Юнги чувствует удивлённо-испуганные взгляды, застывшие на них двоих, и видит глаза Пака, что снизу вверх смотрят прямо на него. Старший чувствует панику, боль и ужас, что разгоняется по чужому телу учащённо бьющимся сердцем. А ещё в карих глазах помимо страха — концентрированное, всеобъемлющее понимание. Чимин, наконец, узнал, почему Юнги стоило опасаться. Эмоции кисло вяжут на языке, Юнги с трудом сглатывает этот концентрат. В голове пусто, нет ни страха, ни паники, лишь мягко разок стукается в висок простая в своей очевидности мысль. Вот и всё. Эти слова не окрашены ни болью, ни страданием, ни тем более страхом. Они — просто факт, а фактам чужды эмоции, поэтому Юнги раз за разом выбирает именно их, ведь иначе и свихнуться можно в этом наполненном противоречиями мире. — Я… Извини, я… — бессвязно мямлит Чимин, отползая вместе со стулом назад, смотрит на Юнги, выплёскивает на него из своих глаз концентрат ужаса и страха. Юнги не обижается. Он всё понимает. Больше, чем кто-либо ещё. Он не двигается, ничего не говорит и никак не препятствует, когда Чимин, подскочив на ноги, быстрым движением сгребает всё со стола в рюкзак и, закинув на плечо, бегом уносится из класса. Юнги не оборачивается вслед, не провожает взглядом. Лишь выжидает, чтобы минуту спустя, поднявшись со стула, молча покинуть класс. Нет, Юнги не должен быть разочарован. Всё было очевидно с самого начала, это самый логичный исход из всех возможных. Если змея забывает, что ядовита, об этом ей напомнит труп посмевшего к ней прикоснуться. Иначе никак.