Звон январских бубенцов

Часы тикают. Каждый щелчок воспринимается как удар по оголённым проводам-нервам. Кажется, уже каждый в этом помещении окинул мерзкий агрегат испепеляющим взглядом. Будь здесь Сокджин, он бы, должно быть, не сдержался и спьяну жахнул по керамическому блюдцу чем-нибудь тяжёлым. Хорошо, пожалуй, что его здесь сейчас нет. Они вшестером стоят в кабинете у Шихёка. Чимин даже не знал раньше, что у ПиДи есть кабинет. Он вообще много о чём не подозревал до этого вечера. Например, о том, что они настолько важны для правительства Южной Кореи, что на их пропажу выделят наряд спецназа вместе с собаками-ищейками. И что ради их поиска оцепят здание, а когда найдут, выведут каждого под присмотром минимум четырёх охранников. Впечатления, которые Чимин нескоро забудет. И которые точно не ожидал получить, сбежав с другом в ночной клуб. Их куратор сидит в скрипучем кожаном кресле, облокотившись всем телом на стол и прикрыв руками лицо. Если бы Чимина попросили описать с помощью языка тела смесь заёбанности, раздражения и расстройства, он бы, определённо, изобразил ПиДи с этом моменте. И их ебанутую шестёрку с повинно опущенными головами ансамблем вокруг — в качестве визуализации дурости и вины. Тяжело выдохнув и с силой проведя руками по лицу, Шихёк поднимает на них заплывшие воспалённые глаза. На часах три ночи — вряд ли он мог выглядеть лучше, когда искал их всех всеми возможными способами в течение нескольких часов. — Блять… — выдыхает куратор устало, обводя глазами пространство вокруг. Чимин, да и остальные ребята тоже, покаянно опускают головы. Единичное слово, сорвавшееся с языка обычно нематерящегося наставника, лишь усилило витающую над головами грозовую тучу вины. С другой стороны, тут, пожалуй, больше и ничего и не скажешь. «Блять» — и всё на этом. Ибо в сложившейся ситуации даже Тэхён понимает, как крупно они накосячили. Но Шихёк внезапно продолжает. — Я всё думал, почему всё в последнее время так хорошо, — тяжко вздохнув, бормочет он. Ни на кого конкретно не смотрит, подперев подбородок, пялится в стену, как будто сам с собой говорит. — Тэхён перестал опаздывать, Намджун вещи не ломает, — перечисляет, задумчиво вертя в пальцах карандаш, — Хосок с Сокджином не ругаются почти… А оно, оказывается, вот почему… На этих словах кто-то порывисто вздыхает, явно собираясь что-то сказать — в извинение либо в оправдание, — но ПиДи коротко взмахивает пальцами, и продолжения не следует. Шихёк смотрит в сторону. Тикают часы. Чимин отсчитывает секунд сто пятьдесят раздражающего чиканья, прежде чем Шихёк поворачивается и окидывает их усталым взглядом. Молчит. — Хоть бы сделали всё правильно, бедóвые, — выдыхает сокрушённо. — Боже. Кто-то вскидывается рядом, кажется, Тэхён, но ПиДи, быстро взмахивает рукой, не давая даже слова произнести. — Не успокаивай меня, я знаю, что это была твоя идея, — он вздыхает тяжко. — Почему никто из вас не остановил эту бестолочь? Или хотя бы не предупредил. Неужели никто из вас не вспомнил об этом? Это же, блин, элементарно. Чимин виновато втягивает голову в плечи. Ну да, они облажались. Но кто мог знать, что на закрытом КПП есть камера? Зачем она там понадобилась вообще? — В общем, — наставник выпрямляется, кладёт руки на стол, внезапно став собранным и крайне серьёзным. И хотя в глубине его глаз всё равно угадывается туман усталости, резкая перемена пускает мурашки по спине. — В этот раз вы серьёзно накосячили. Я постараюсь минимизировать последствия, но совсем без них не обойдётся. Надеюсь, вы осознаёте. Чимин тяжело сглатывает, быстро оглядываясь на остальных. Судя по застывшим лицам, именно после этих слов до всех наконец доходит, чего может им будет стоить на первый взгляд безобидная шалость. Это не Хосок, потерявший контроль, потому что увлёкся. Они сбежали. И теперь здравствуй взятие крови по утрам, усиление контроля и дополнительные обследования. Может, даже мочу́ на наркотики проверять начнут. И продлится это счастье месяц в лучшем случае. Шихёк вздыхает так тяжело и устало, словно это всё ему предстоит, в последний раз прикрывает глаза рукой и смотрит на ребят. — Идите спать, — говорит он. — Постарайтесь хотя бы немного набраться сил, потому что завтра я жду вас на тренировку. И не ждите поблажек: вы взрослые ребята, так что принимайте последствия того, что натворили. А теперь исчезните с глаз моих, богом молю, — заканчивает, вновь устало прикрыв рукой глаза. Ребята кивают, вразнобой кланяются и тихо покидают кабинет. Зависают в коридоре, переглядываясь друг с другом. — Джун, — говорит за всех Хосок. — Скажи хоть что-то, а? Лидер лишь раздражённо закатывает глаза. — Я сегодня больше вам вообще ничего не скажу. Пошли домой, команда Пи, — заканчивает, оборачиваясь к выходу. — А почему Пи? — вопрошает Чонгук, наивно хлопая глазами. — Пиздец потому что, — тут же отвечает Намджун. Тэхён выкидывается, ощетиниваясь и злобно шипя: — Тут дети! Намджун только отмахивается. — Да какие вы нахер дети. Пошли, я спать хочу. Тэхён фыркает злобно старшему в спину, но всё равно послушно идёт следом, взяв за руку и поведя за собой макнэ. Тот краснеет ушами, опускает глаза, но не возражает, подстраиваясь под чужие шаги. Чимин подозрительно прищуривается на этих двоих: что-то как будто изменилось в их поведении, неуловимо как-то, почти призрачно. Больно плавно себя рядом с макнэ ведёт Тэхён, слишком сильно смущается Чонгук… Возможно, стоит спросить Тэ, что между ними произошло. Либо он сам расскажет. Если захочет. Мимо проходит Хосок со взглядом погружённым в себя, и Чимин вспоминает, как старший в клубе практически нёс на руках Сокджина. Что тогда, что сейчас вид у него не то чтобы счастливый. Интересно, а у них что случилось? Надо будет Хоби расспросить. Чимин собирается идти, но ловит на себе взгляд тёмных треугольных глаз. Юнги смотрит внимательно, задумчиво, и как всегда молчит. Чимин улыбается неуверенно, но вполне искренне, вспомнив, что они теперь снова общаются. Он вопросительно приподнимает брови, качнув головой вслед удаляющимся ребятам, предлагая следовать за ними. Юнги неопределённо пожимает плечом, и Чимин, улыбнувшись, направляется вперёд. С Юнги ему тоже о многом предстоит поговорить. Дверь открывается, на мгновение пропуская в комнату яркий свет и человеческий силуэт, затем с тихим щелчком закрывается, погружая помещение во мрак. — Хён, спишь? В ответ тишина. Не то чтобы Хосок ожидал услышать что-то, кроме мерного дыхания и слабого причмокивания губами: всё-таки Сокджин в стельку пьян, это было очевидно ещё в клубе, — но всё же перестраховаться не помешает. Это знание ему абсолютно ничего не даст, но Хосоку нужно удостовериться. Просто нужно. Хосок снимает обувь, наощупь ставит её на полку рядом со входом, медленно расстёгивает куртку, скрипя молнией, и кидает в сторону, та мягко приземляется на ковёр. Завтра уберёт. Голова гудит просто ужасно, хочется упасть в кровать, не снимая одежду, и забыться лет на десять. Но Хосок проходит мимо, крадётся по мягкому ворсу мимо собственной постели и склоняется над кроватью старшего. Сокджин под одеялом лежит ужасно трогательно, свернувшись калачиком на боку и обхватив плечи руками. Едва слышно сопит, пуская воздух через нос, и легко поглаживает себя по оголённому плечу, то ли согревая, то ли успокаивая. Хоби улыбается нежно, наблюдая эту картину. С самого начала, как он попал сюда, он находил хёна исключительно привлекательным. Восхищался, почти боготворил его. Всё, что старший делал, становилось предметом обсуждения, комплимента или хотя бы просто улыбки. Хоби лишь сейчас, оглядываясь назад, понимает, что чувства его выходили далеко за рамки обычного дружеского восхищения. Удивительно, как слеп он был тогда. И каким слепым, должно быть, остаётся сейчас, когда видит перед собой только Сокджина, не давая, запрещая смотреть на других, мешая себе и ему жить так, как надо, как правильно. Перед глазами вырисовывается девушка с красивой фигурой в облегающем платье, тянущая руку к хеновой промежности. Вдруг Сокджин хотел этого?.. Му́ка искажает лицо, Хосок мотает головой, отгоняя мысль. Даже если хотел, хён был очевидно пьян, и не мог отдавать отчёта в своих действиях. Так что младший действовал в его интересах, несмотря на то, что они в тот момент совпадали с его эгоистичными побуждениями. Сокджин шумно втягивает воздух, ворочаясь и вошкаясь, и Хосок испуганно отшатывается. Но старший, очевидно, спит, движимый лишь рефлексами тела в поисках удобной позиции. Устроившись удобнее, он дёргает ногой, и одеяло сползает вниз, обнажая руки и торс, одетые в одну лишь тонкую футболку. Так и замёрзнуть недолго. Хосок усмехается грустно, смотря на эту картину. Осторожно подцепляет пальцами одеяло и накрывает им старшего по самую шею, стараясь не касаться кожи. Он ведь не соврал тогда: ему действительно больно. Больно касаться, больно смотреть. Больно знать, что он никогда не будет рядом с хёном в том качестве, в котором хочет: они говорили с Сокджином об этом однажды, у старшего были девушки и непохоже, чтобы он когда-нибудь задумывался о парнях. Хосок тоже. До этого момента. Но он сам виноват: какой идиот влюбляется в людей, получая от них исключительно дружеские стимулы? (Поцелуй в клубе Хосок в рассчёт не берёт: хён был пьян и говорил странные вещи, это нельзя считать осознанным действием) Так что в своих чувствах ему некого винить, кроме самого себя. И разбираться ему с этим тоже самому. Последний раз взглянув на свернувшегося эмбрионом Джина, Хосок улыбается и, поколебавшись, позволяет себе маленькую слабость: склонившись, оставляет короткий поцелуй в растрёпанных каштановых волосах. Отстраняется, шепчет коротко: — Спи спокойно, хён. И, не раздеваясь, ложится в свою кровать. Завтра будет тяжёлый день. Глаза болят просто адски. В них будто насыпали песок и хорошенько втёрли в роговицу. Очки давно сняты, ибо не помогают. Какое счастье, что сейчас по большей части нужно слушать, а не смотреть. — Мы изъяли записи с камер, — расплывчатое пятно перед глазами стоит ровно, едва колеблется. Вещает серьёзно. — В целом, в туалете всё выглядит довольно безобидно. Если не знать подробностей, похоже на обыкновенную драку. С залом сложнее: больше людей, больше внимания. Сынок Кима навёл шороху, — усмехаются откуда-то сверху, но ПиДи грозно хмурит брови, и человек осекается, прокашливаясь. — Простите. В общем, записи на обработке, специалисты редактируют сомнительные моменты. — Как проходит работа со свидетелями? — Шихёк поднимает глаза и щурится, хотя всё равно ничерта не видит. Чёрное пятно невнятно шевелится — должно быть, человек неопределённо жмёт плечом. — Большинство слишком пьяны, чтобы вспомнить даже собственное имя. У некоторых обнаружены лёгкие наркотики в крови, это усложнит задачу, но ненамного. Мы занимаемся подбором индивидуальной дозы для каждого. Что касается заведения… — Можно просто снести нахер это здание? — подняв голову, устало с проблесками слабой надежды уточняет Шихёк. Наверху подавляют короткий смешок. — К сожалению, у нас нет таких полномочий, — отвечают ему, и мужчина раздражённо вздыхает, обхватив пальцами и растирая переносицу. — Да ладно вам, полковник, — успокаивают его. — Всё поправимо. Исправим записи, поработаем со свидетелями — к утру об этом никто не вспомнит. Как по мне, хуже было бы, если бы они пошли в театр. Шихёк вскидывает брови, вопросительно уставившись на докладчика. — Почему? Человек усмехается. — Потому что забытая ночь в клубе выглядит как вполне ожидаемый исход, а вот забытый вечер в театре уже навевает подозрения. Шихёк задумывается на секунду, а после позволяет себе коротко и устало рассмеяться. — Пожалуй, ты прав, — улыбается, стараясь продемонстрировать дружелюбие сквозь общую усталость, но почти сразу возвращается к официальному тону: — Что ж, это всё. Рассчитываю на вас, майор Ли. Человек перед ним намёк понимает быстро, глубоко кланяется и выходит за дверь. Шихёк ещё какое-то время пялится в закрытую дверь, затем вздыхает и водружает на нос очки. Открывает ноутбук. Всё не так страшно. Осталось только убедить в этом руководство. Тэхён не засыпает. Постоянно ворочается, вошкается, громко вздыхает. Сначала Чимин игнорирует: он устал, у него был стрессовый день, может он хотя бы остаток ночи провести не думая о проблемах? Но после очередного тяжкого вздоха Чимин вздыхает и, повернувшись к кровати Тэхёна, негромко спрашивает: — Хочешь поговорить? — Да! — выпаливают в ответ. — Нет! — сразу после. — Ай, чёрт! — со стоном, схватившись за голову. «Похоже, это надолго» — решает Чимин и садится в кровати. Тэхён всё так же лежит, закрыв лицо руками. Чимин его таким сокрушённым давно не видел. — Это из-за Чонгука? — спрашивает Чимин, вспоминая их последнее странное взаимодействие. Тэхён вскакивает на постели так резко, что одеяло взлетает. Оборачивается на Чимина — тот отчётливо видит в темноте короткий блик испуганно блестящих глаз. — Так заметно? — спрашивает странно взволнованно Тэ. Чимин коротко пожимает плечом. — Ты сегодня вёл себя странно… — он не договаривает, потому что Тэ со стоном валится обратно в кровать, закрывая руками лицо. — Я пытался его поцеловать! — стонет безнадёжно-отчаянно. Чимин непонимающе хмурится. — Ты же и так его целуешь почти каждый день. — Не так! — снова перебивает Тэ, разворачиваясь к другу лицом. — Ты не понимаешь! В губы поцеловать, Чимин! — он закрывает лицо руками, стонет обречённо: — Кажется, он мне нравится! Кажется, Чимин сейчас совсем ничего не понимает. — В смысле «кажется»? Ты что, только сейчас это понял? — на той стороне непонимающе молчат, и Чимин поясняет: — Ты же не отлипаешь от него с тех пор, как он появился здесь год назад. Я думал, ты и сам уже понял. Не говори, что не задумывался об этом, я не поверю. — Он ведь ребёнок! — возмущаются в ответ. Чимин закатывает глаза. — Ребёнок он только для тебя. Тэ, Чонгуку восемнадцать. Он почти совершеннолетний. Прекрати его опекать. И себя за свои чувства давить перестань. Просто признайся уже. На той стороне напряжённо молчат. Чимин думает, не сказал ли он лишнего. Он вздыхает, пытается немного сгладить ситуацию, начинает мягко: — Я не хочу на тебя давить, Тэ. Но, мне кажется, ты зря переживаешь. Всё будет хорошо. В ответ снова молчание. — Я не знаю, — после долгой паузы, со вздохом отвечает Тэхён. Он ворочается, укладывается на спину, подкладывает руку под голову и задумчиво смотрит в потолок. — Может, ты и прав… Но Чимин не чувствует искренности в его словах. Возможно, Тэхёну нужно чуть больше времени, чтобы принять. — Это нормально, если тебе нужно время. Просто… Подумай над этим, хорошо? Я уверен, ты сможешь принять верное решение. Он ложится на спину и закрывает глаза. Сон подкрадывается близко, устраивается у изголовья, гладя по волосам, и Чимин уже готовится засыпать в его объятиях, когда слышит тихое: — Спасибо, Чим. Улыбка трогает губы, и Чимин так же тихо шепчет в ответ: — Пожалуйста. — Они пробрались за территорию! — брызжет концентрированным возмущением динамик. — Обошли охрану! Нарушили приказ! — Технически, — возражает Шихёк, стараясь не тереть глаза каждую секунду. Вряд ли его возражения звучали бы хоть сколько-нибудь весомо, если бы он постоянно моргал и тёр лицо, — прямого приказа не покидать террриторию не было. Кроме того, не стоит забывать, что «отряд А» в списках официально ещё не числится, а значит и под общее командование не подпадает. На той стороне захлёбываются возмущением. — Хотите сказать, что это нормально? Отряд, находящийся под вашим подчинением, всем составом покинул территорию! Это немыслимо! — Вы так считаете, командир Мун? — уточняет Шихёк. — А я считаю, что это успех. — Успех? — задыхаются вновь. — Какой к чёрту успех? Вы в своём уме, полковник Бан? — Более чем, — отвечает Шихёк, усаживаясь поудобнее и сцепляя руки в замок. — Позвольте мне объяснить вам, как я вижу эту ситуацию, — он вопросительно смотрит на застывшее изображение на экране, дожидается дёрганного кивка и продолжает: — Отряд А пробрался за территорию в обход всех наблюдений. Без посторонней помощи, используя только те инструменты, которыми обладает — свои знания и способности, — на той стороне настороженно хмурятся и затихают. — И если бы не камера на закрытом блокпосте, — будем честны, включённая совершенно случайно, — они бы сейчас продолжали отрываться в местном клубе, и мы бы ничего об этом не знали. Он делает паузу, давая осознать сказанное. На той стороне молчат, недовольно жуя губы. Шихёк продолжает, делая акцент на нужные слова: — Недоученный отряд преодолел охрану. Без поддержки, без дополнительных подсказок со стороны. Представляете, на что они будут способны, когда закончат обучение? В ответ молчат, явно переваривая информацию. Шихёк видит, как на лице командующего отражается борьба уязвлённой гордости с осознанием блестящих перспектив. — И вы предлагаете оставить всё как есть? — всё ещё раздражённый, но уже значительно спокойнее спрашивает он наконец. — Разумеется нет, — спокойно возражает Шихёк. — Я просто предлагаю не быть столь поспешным и категоричным в выводах. Несомненно, ситуация внештатная. Но согласитесь, в ней есть и свои плюсы. Командир Мун Джэин явно задумывается: меж бровей залегает глубокая складка, он медленно перебирает пальцами, словно пытаясь ухватить ускользающую мысль. — Хорошо, — говорит он наконец. — Отряд А остаётся в прежнем составе под вашим руководством. Но мы вынуждены будем принять меры, чтобы избежать подобных инцидентов в дальнейшем. — Разумеется, — понимающе кивает Шихёк. — Помимо обязательной проверки мы усилим охрану и доукомплектуем состав наблюдателей, — Шихёк согласно кивает. — Проведём проверку техники, заменим на устойчивую к силовым воздействиям, — Шихёк хмурится, но молчит. — А также, — мужчина переводит дух, — установим маяки на каждого из ваших подопечных, — Шихёк набирает воздух, собираясь возразить, но командующий возвышает голос, перебивая: — Я всё сказал. Бан Шихёк поджимает губы, но согласно кивает, проглатывая возражения. — Разумеется, командир Мун. Ваши указания будут приведены в действие сегодня с утра. На экране кивают. — Отлично, — сухо чеканят. — Жду ваших отчётов о проделанной работе. — Непременно. Экран гаснет. Шихёк медленно снимает очки и трёт глаза. Что ж, всё не так плохо. Во всяком случае, хочется в это верить.