Звон январских бубенцов

Утро не доброе. Вот совсем. Вот никак. Продирая глаза под звон будильника, Чимин готов проклясть себя, всех вокруг и тот день, когда родился на свет. На часах семь утра, он спал три с чем-то часа, и, серьёзно, он не настолько ебанутый жаворонок, чтобы кайфовать от этого. И Тэ, со страдальческим стоном свесившийся с кровати, с ним, очевидно, абсолютно согласен. С другой стороны, по скромному мнению Чимина, которым он никогда не поделится, не то чтобы у Тэ сегодня было право жаловаться. Впрочем, как и у него самого. Едва поднявшись с кровати, Чимин ощущает на себе всю жестокость холодного зимнего утра: холод зябким покрывалом окутывает сонное тело. Пока он подбредает к шкафу, поводя плечами и недовольно ежась, то решает, что сегодня лучше зажарится, чем замёрзнет, и сразу достаёт из шкафа мягкий кашемировый свитер яркого цыплячьего цвета. Недолго мнёт в руках и ныряет в тёплое нутро практически с облегчением, чувствуя, как он постепенно нагревается от раскалённой после сна под тёплым одеялом кожи. Надевает джинсы, подпрыгивая и ругаясь про себя, потому что ткань слишком холодная и слишком узкая, а закончив, идёт будить Тэ, что развалился на кровати сползающей на пол морской звездой. Он подходит к кровати и осторожно толкает друга рукой. — Тэ. — М. — Вставай. — Мвтснь отмн, — мычат неразборчиво, пытаясь перевернуться на бок, но лишь сильнее сползая под воздействием безжалостной гравитации. Чимин не сдаётся. — Вставай, Тэ, — сильнее треплет за плечо, тянет на себя, отчего спящее тело стекает бесформенно вниз под недовольное бурчание откуда-то из тэхёнова горла. — Серьёзно, Тэ, ты же не собираешься оставить меня одного разбираться со вчерашним дерьмом! — сдаваясь, громко возмущается Чимин. Ноль реакции. Ноль шевеления. Абонент по имени Тэхён на данный момент отсутствует как форма жизни на этой планете. Раздражённо фыркнув, Чимин бросает остатки ног стекать вниз по матрасу и злобно прищуривается. — Ты вынуждаешь, — последний раз предупреждает он. — Не заставляй меня делать это. Снизу снова что-то неразборчиво бормочут. Что ж, ладно. Он не хотел к этому прибегать, но, видит вселенная, Тэхён его вынудил. — Окей, — покладисто и довольно громко заявляет Чимин, с тихим злорадством наблюдая, как друг недовольно морщится от превышенных децибел, — Раз уж ты не против, сегодня я заберу себе нашего милого маленького мак… Он не успевает даже договорить, как тело конвульсивно дёргается, окончательно падая с кровати, а после встрёпанная голова Тэ вскидывается вверх. — Не смей! — угрожающе шипит Ким, сверкая дьявольски блестящими глазами на лучшего друга. — Не смей шантажировать меня этим, Пак Чимин, или мы больше не друзья! Чимин от такого заявления на секунду задыхается. — Вот так значит! — возмущается в ответ. — Променял меня на какого-то малолетку! И как верить после этого в дружбу! — Ты меня вынуждаешь, — грозно шипит снизу Тэ. — Прекращай, или в ход пойдут другие методы. Но Чимина уже понесло. — Да? И что ты мне сделаешь? — уточняет, наигранно уперев руки в бёдра. — Ты уже растоптал нашу прекрасную дружбу, чем ещё ты сможешь ранить моё бесценное сердце? Или! — он наигранно ахает. — Не говори, что ты собираешься спать с мелким прямо в нашей!.. Он не договоривает: Тэхён со злобным рыком и грацией пантеры бросается ему в ноги, роняя Чимина на пол. Тот не успевает даже вскрикнуть, как скрюченные пальцы забираются под свитер и начинают неистово щекотать рёбра. Чимин визжит, срываясь на писк. — Прекратииииии, — вопит, хохоча и отпираясь, слабыми руками едва упираясь в чужие широкие плечи. Тэхён не слушает, проходится мягкими подушечками по рёбрам снова и снова, со злорадной ухмылкой наблюдая, как друг извивается и хохочет, переходя на визг. — Хватит, Тэ, я всё понял, по-оня-а-ал! — кричит, хохоча до выступивших слёз. — Я больше не бу-уд-уахахаха! — Поздно! — мстительно заявляют над головой. — Настал час расплаты, мелкий человек! — говорит, снова проходясь по рёбрам. Чимин бьётся затылком об пол в приступе смеха, он уже едва может дышать. — Пощади-и-и! — задыхаясь, визжит так громко, что режет уши. И вздрагивает, резко обрывая себя, когда слышит несколько мощных ударов в дверь. Тэхён на нём тоже испуганно замирает. — Замолчите оба, блин! — слышится за дверью разъярённый голос Сокджина. — Один только звук и, Богом клянусь, я вас обоих в душе утоплю! Парни испуганно затихают, пока по коридору разносятся раздражённые шаги старшего. Когда они затихают в районе ванны, двое осторожно переглядываются. Громко прыскают, и Тэхён тут же зажимает руками рот себе и Чимину — нарваться на злого старшего им в равной степени не хочется. Когда приступ смеха проходит стороной, оба смотрят друг на друга. — Ну что? — нарушает молчание Тэхён. В глазах танцуют бесенята, кажется, он полностью проснулся. — Пошли на тренировку, невыносимый? Чимин отфыркивается, несильно толкая его в плечо. — Для начала слезь с меня! Ты тяжёлый! Тренировочный зал встречает их непривычной тишиной. Чонгук с Намджуном сидят рядом, каждый погружённый в свои дела: старший читает книгу, младший мастерит что-то на коленях. И в этом, в целом, нет ничего необычного. Гораздо страннее то, что Сокджин с Хосоком, сидящие рядом же, вообще не говорят. При этом они не медитируют, что обычно для них является единственной причиной заткнуться, а просто сидят рядом. И выглядят оба не прямо сказать чтобы сильно радостными. Чимин хмурится, снова припоминая увиденное в клубе. Может быть, стоит поговорить с Хосоком?.. Но Чимин не успевает должным образом обдумать эту мысль, потому что стоит им с Тэ переступить порог, как Джин оборачивается, находит их взглядом и злобно рычит: — Ни звука, мелкие! Не хочу слышать ничего громче шёпота с вашей стороны! Внезапная грубость обескураживает, и ребята застывают в дверях, недоумённо моргая, как две очень озадаченные рыбки. И пока Намджун отрывается от книги и, нахмурившись, переводит непонимающий взгляд с Сокджина на них, Чимин пересекается взглядом с Хосоком. Вопросительно приподнимает брови. На мгновение у старшего во взгляде отражается искренняя безнадёжность, после он коротко поджимает губы и осторожно кладёт ладонь Сокджину на плечо. — Хён, ты чего? Сильно голова болит? Хочешь, я звуки приглушу? — спрашивает мягко. Чимин ловит в глазах у Хоби отголоски затаённой боли и хмурится. Да что случилось? Им точно нужно поговорить. Джин сразу как-то затихает, но продолжает хмуриться и дуться. Пару раз дёргает плечом, пытаясь сбросить с плеча чужую руку, но Хосок оказывается упрямее, и в конце концов старший сдаётся — прикрывает глаза и будто бы расслабляется, напряжённые плечи опускаются, а с губ срывается устало-облегчённый вздох. Когда он открывает глаза снова, то выглядит уже гораздо спокойнее. — Простите, ребят. Чувствую себя ужасно после вчерашнего, ещё и не помню ничего, это какой-то пиздец. Намджун рядом красноречиво хмыкает. — Всё хорошо, — блеет робко Чимин, переводя неуверенный взгляд на Хоби, отмечая едва заметный болезненный залом бровей. Да, здесь определённо нужен диалог. Кого с кем только — большой вопрос. — Вообще-то! — хочет возмутиться Тэ, но замолкает, когда Чимин бьёт его по бедру. Тот оборачивается, сверкая возмущением карих глаз, но Чимин делает страшный взгляд и быстро выразительно кивает в сторону хёнов. Тэхён хмурится, переводит взгляд с них на Чимина, потом опять кидает на них короткий взгляд, — и яркое понимание отражается на его лице. Он вопросительно поднимает брови, и Чимин медленно кивает. Рот Тэхёна приоткрывается, на лице отражается понимание вместе с осознанием. Чимин слегка улыбается. Интересно, что Тэ был первым, кто заметил проблески этой химии между Джином и Хосоком, а сейчас именно Чимин указывает ему на то, что между ними что-то произошло. Впрочем, Тэхёну наверняка не до этого: хотя он и выглядит привычно бодрым, его мозг наверняка по-прежнему занят осознанием собственных чувств к маленькому макнэ. Чимин не может его за это винить. Его другу нужно время. — Окей! — решает вслух Тэ, резко разворачиваясь и направляясь к ребятам. Чимину сначала кажется, что он идёт к Намджуну, но когда Тэ легко огибает их негласного лидера и чуть не с разбегу влепляется в спину младшего, выразительно закатывает глаза. Он мог бы догадаться. — Доброе утро, Гуки! — щебечет тем временем Тэхён, сжимая младшего в объятиях — Чимин даже отсюда видит, как у того покраснели уши. — Ты приготовил что-то для своего любимого хёна? — Может быть, он не приготовил, — раздаётся усталое от двери, заставляя замереть, — зато у меня для вас всех есть сюрприз. Вряд ли приятный, правда. Чимин резко разворачивается. У дверей стоит Бан Шихёк. У него за спиной хмурой тенью пристроился Юнги. Чимин сначала радостно улыбается, но тут же хмурится, вспоминая, что обычно старший тренируется отдельно. — О, ПиДи! — обернувшись, но не прекратив обнимать макнэ, радостно приветствует куратора Тэхён. — И что ты нам принёс? Ненадолго на лице Шихёка проступает мягкая умилённая улыбка, но тут же стирается хмурым расстройством, когда Бан серьёзно произносит: — Последствия. Толстая игла пронзает плоть в основании плеча, распространяя вниз по руке резкую, глухую боль. Чимин сцепляет зубы, подавляя жалобный всхлип. Рядом с ним, судорожно вцепившись пальцами в подлокотник, шумно втягивает в себя воздух Сокджин. Чимин понимает его: хотя смутно осознаёт, что игла вряд ли толще спички, кажется, что она разрывает мышцы и царапает кости, хотя вряд ли даже до них достаëт. Он понимает, что его ощущения обманывают его, но игла в его теле действительно инородна, еë хочется убрать, поскорее избавиться от неë. Как и от того, что она с собой привнесла. Молчаливая медсестра с закрытой маской лицом удаляет иглу так же резко, как ввела, и быстро заматывает плечо тугим самоклеющимся бинтом. Чимин бы восхитился профессионализмом, если бы не знал, чем этот профессионализм грозит ему и ребятам. — Повязку можно будет снять через два часа. Если пойдёт кровь, обращайтесь в медпункт, — заученный фразой чеканит медсестра, окидывая Чимина отстранённым взглядом. Чимин кивает, силясь улыбнуться. Вежливо было бы сказать «спасибо», но после того, как в него в добровольно-принудительном порядке вживили датчик, как-то не хочется. Он всё же шепчет слабые слова благодарности, а после встаёт с кресла, чтобы на напряжённых ногах пройти в угол этого белого, стерильно чистого помещения. Здесь, подальше от кресел и жутких медицинских инструментов, на одном из кожаных диванчиков уже угнездились Чонгук с Тэхёном. Они сплелись в большой трогательный клубок, и Чимин замечает, как Чонгук медленно поглаживает по волосам дрожащего и всхлипывающего Тэхёна, повторяя что-то похожее на «всё хорошо, хён, всё хорошо». Сам младший, хотя и бледнее обычного, похоже, переживает это не так тяжело. Ничего себе. Но смутное удивление, поднявшееся в груди при виде чего-то очевидно нового в отношениях Чонгука и Тэхëна, испуганно замирает, стоит Чимину заметить мрачной тучей прислонившегося к стене Юнги. И Чимин, конечно, плохо его знает, или, вернее сказать, совсем не знает, но, кажется, с Юнги что-то не так. Лицо старшего застыло, похожее на каменную маску, глаза смотрят вникуда. Старший выглядит оглушённым, будто его ударили под дых и оставили справляться с этим. Вот только он не хватает судорожно воздух, не паникует и выглядит почти нормально. Чимин секунду думает, может ли он подойти, но потом понимает: «не просто может — должен» — и направляется к Юнги. — Привет, — осторожно приближаясь, тихо здоровается Пак. Юнги окидывает его нечитаемым взглядом, молча кивает. — Всё в порядке? Сильно болит? Юнги смотрит на него, уголок губ коротко дёргается в неопределённой эмоции перед тем, как он отвечает: — У меня довольно высокий болевой порог, так что не переживай из-за этого. Это не хуже, чем могло бы быть. Последняя фраза звучит настолько туманно, насколько и странно. Чимин не уверен, может ли он уточнить, что же старший имел в виду, поэтому спрашивает: — Ты уверен? — Чимин делает ещё шаг вперёд. Непонятно, откуда в нём столько смелости, возможно, тот факт, что он снова может разговаривать с Юнги. — Выглядишь болезненно. Юнги усмехается на это, — Чимин не может понять какую эмоцию он в это вкладывает, — смотрит младшему в глаза и отвечает уверенно: — Я в норме. Просто тут, — он обводит глазами помещение, и Чимин оборачивается вслед за ним, замечая, как от кресла пошатывающегося Сокджина отводит побледневший Хосок, — слишком много эмоций. Чимин оборачивается, вновь сталкиваясь с чёрным взглядом старшего. На секунду он коротко хмурится, а потом замирает, приоткрыв рот в болезненном осознании. — О, — срывается с его губ короткое и понимающее. Он никогда не задумывался об этом раньше, но ведь правда. За день любой человек может испытать сотни эмоций, от самых хороших до самых плохих, и не каждый способен справиться даже со своими собственными, не говоря уже о том, чтобы воспринимать и понимать чужие чувства. В то время как Юнги воспринимает всë и сразу, и даже не имеет возможности переключиться на что-то иное. Брови Чимина сходятся на переносице болезненной эмоцией. Боже, Юнги… Трудно представить, как сильно его это выматывает. — Мне жаль, — говорит он искренне. Юнги только дёргает уголком губ, в глаза не смотрит. — Хочешь уйти? Я прикрою. Вот теперь Юнги смотрит, и в глазах у него — вполне очевидное, искреннее, концентрированное удивление. Он смотрит на Чимина так, словно он с другой планеты или, по крайней мене, отрастил пару лишних ушей. Впрочем, судя по тому, как уши Пака горят от этого взгляда, возможно, до этого и недалеко. Но Юнги быстро приходит в себя, отрицательно качает головой. — Не думаю, что это хорошая идея. У Шихёка будут проблемы, если я в очередной раз сбегу, — Чимин приоткрывет рот в выражении понимания и самую малость вины. Чёрт, он совсем не подумал об этом. Фраза «в очередной раз» слегка режет слух, но вот последние слова Юнги: — Но спасибо, — сбивают фокус гораздо больше. И лëгкая, мимолëтная, светящаяся добротой и благодарностью улыбка — как чëртова вишенка на торте. На секунду Чимин подвисает. Процессор в маленькой невыспавшейся голове безуспешно пытается обработать две простые мысли: «Его поблагодарили» и «его поблагодарил Юнги, да ещё и улыбнулся». Процессор коротит, искрит и ломается, и всё, на что способен Пак — широко улыбнуться и выпалить солнечно-счастливое: — Не за что! Юнги смотрит на него пристально, сканирует своим всевидящим взглядом, но ничего не отвечает — возможно, просто не успевает, потому что над комнатой возвышается усталый голос ПиДи: — Большое спасибо, оставьте нас на минуту. Две медсестры кивают, скидывают в мусор перчатки и вместе направляются к выходу. Их синхронность пугает, кажется, они даже моргают одновременно, но Чимин всë равно провожает их глазами до двери. Когда белая дверь закрывается, пряча за собой две прямые спины, упакованные в спецкостюмы, Пак поворачивается к куратору. Вид у ПиДи такой же замотанный, что и вчера, если даже не хуже. Наверняка он не спал эту ночь, во всяком случае, Чимин бы этому не удивился. В груди колет виной и жалостью, но этим эмоциям не находится выхода, когда куратор говорит: — Скоро у вас изменится расписание, — он обводит ребят внимательным взглядом, задерживается на секунду на каждом бледном лице перед тем, как продолжить: — Командование решило, что вы достаточно адаптировались, чтобы начать новый этап подготовки. Чимин нервно сглатывает, услышав эти слова. Юнги рядом окидывает его внимательным взглядом, и на секунду где-то на уголке сознания Чимин вспоминает, что старший читает эмоции, но совершенно не может заставить себя перестать нервничать. Неужели это всë из-за того, что они сделали? Это наказание или что-то такое? — Это не наказание и не что-либо подобное, — словно прочитав его мысли, продолжает Шихëк. — Я бы хотел даже сказать, что это никак не связано с вашей вчерашней выходкой, но, поскольку я всегда с вами предельно честен, скажу, что она лишь ускорила неизбежное. Чимин не уверен, может ли он облегчëнно выдохнуть в этот момент. — Точное расписание пока неизвестно, но лекций станет меньше, останется самое необходимое, добавятся борьба и военные дисциплины. Также, — он не договаривает, потому что его перебивает телефонный звонок. ПиДи раздражëнно закатывает глаза, дерганно лезет в карман и прижимает трубку к уху. — Да? Голос жёсткий, почти режет, и, хотя разговаривает Шихëк явно не с Чимином, последний всë равно боязливо втягивает голову в плечи. Все в их маленькой компании знают, как ненавидит ПиДи, когда его прерывают. Но голос в трубке хоть и звучит извиняющимся, частит что-то весьма настойчиво. Слушая невнятное едва доносящееся бормотание, Чимин наблюдает, как всë глубже и глубже становится складка меж бровей куратора, пока наконец тот не вклинивается в бесконечный поток коротким и резким: — Понял. Скоро буду. И кладëт трубку без предупреждения. А когда смотрит на ребят, Чимин вздрагивает от того, насколько мрачным, сосредоточенным и буквально пронизывающим ощущается его взгляд. Юнги рядом странно шевелится, но Чимин не обращает внимания, полностью сосредоточенный на кураторе Бане и словах, которые отрывисто слетают с его языка: — Мне нужно идти. Позанимайтесь сегодня вместе, Юнги, — Чимин снова вздрагивает и быстро оборачивается на старшего, — оставайся с ними. Я вернусь вечером, и мы ещё поговорим. После спешно преодолевает расстояние до двери и, распахнув еë, выходит в коридор. — Пожалуйста, выделите им сопровождающего и проводите на тренировку, — слышатся холодные и требовательные инструкции из коридора. Чимин ежится, ощущая себя более чем дискомфортно, когда о нём говорят в третьем лице, как о каком-то экспонате. — Находиться с ними в зале необязательно, но я хочу, чтобы кто-то из медперсонала был рядом с ними до конца дня. Они слышат торопливые шаги, после чего зал погружается в тишину, такую же стерильную, как и всë вокруг. Никто не говорит ни слова, лишь некоторые переглядываются между собой в молчаливом и тревожном непонимании. Тем оглушительней для всех звучит негромкий смешок Сокджина. — Ну надо же, — мрачно изрекает старший. — Как знакомо. У Чимина ползут мурашки и тело против воли вздрагивает, настолько пугающе многозначно звучат слова Джина сейчас. Он не уверен, хватит ли ему решимости уточнить, что же тот имел в виду. Судя по воцарившейся тишине — остальные тоже.