Звон январских бубенцов

В переулке темно, не считая тусклого света качающейся на полуободранном проводе лампы. Завывает, врываясь из открытой улицы, ветер, принося с собой холод и метель. Нечто большое и бесформенное накрыто толстой полиэтиленовой плëнкой. Ветер треплет тëмные края, приоткрывая слегка, являя под ними что-то, похожее на груду тряпья и мусора. На плотном материале мелкими точками выделяются свежевыпавшие снежинки, они раскрашивают матовый чëрный в мелкий горошек, и это делает общее зрелище странно удручающим. В отдалении слышатся неторопливые шаги. Две пары ботинок медленно ступают по снегу, хрустят свежим настом, подбираются ближе, замирают у самой кромки тëмного пластика. Ветер воет нестерпимо, кусает открытое ему лицо. — Поднимите, — отрывисто просит Шихëк. Он поджимает губы, сжимая челюсти, глубже топит руки в карманах пальто, — уже знает, что там увидит. Помощник присаживается и, подхватив за край, одëргивает в сторону полиэтилен. Взгляд Шихëка замирает на теле с неестественно вывернутыми конечностями. Пальцы переломаны, челюсть приоткрыта в немом крике. Глаза широко открыты и с ужасом взирают на него, словно пытаясь передать после смерти всë то, что довелось пережить. Шихëк смотрит внимательно, взгляд не отводит. Губы сжимаются в тонкую линию, брови сходятся на переносице в смешении сотни эмоций. Всë-таки упустил… — Что скажете, полковник Бан? Голос рядом звучит внезапно, тихие и осторожные интонации больно бьют по уставшему сознанию, вырывая из тишины мрачных мыслеобразов. Шихëк не вздрагивает только потому, что уже давно не умеет. Мужчина переводит взгляд на помощника, задерживается глазами на лице, но смотрит вскользь и то недолго, почти сразу возвращаясь к изуродованному трупу. У его помощника от этого взгляда мурашки по коже: такое впечатление, что полковник не на него сейчас смотрел, а на набор атомов. Впрочем, всë так и есть. — Да, — коротко бросает Бан Шихëк после небольшой паузы. — Фонит. Точно он. И не говоря ни слова больше направляется прочь, глазами находит и кивком указывает стоящей в отдалении группе приступить к работе. Несколько человек в форменных комбинезонах тут же подхватываются и, пригнувшись пройдя под жëлтой лентой, спешат на огороженную территорию. В руках у них чемоданчики с подписями местного полицейского департамента, на лицах сосредоточенность. Помощник, замерший над трупом, несколько секунд смотрит в спину тяжело шагающему начальнику, затем вздрагивает, словно очнувшись, подрывается и бежит следом. — Вы уверены, полковник Бан? — едва поравнявшись, спрашивает, тяжело дыша. — Может всë-таки маньяк? — говорит с надеждой. Шихëк усмехается горько. — Обычный маньяк таких следов не оставит, — отвечает глухо, словно из-под толщи воды. Выдыхает тяжело, устало: — Так что я бы не надеялся, майор Ли. Я, конечно, устал, но в таком не ошибаюсь. — Я вовсе не это!.. — вскидываются в ответ виновато, но Шихëк останавливает взмахом руки любые попытки объясниться. — Я знаю, майор, — отвечает спокойно. Идëт медленно, взгляд направлен внутрь. Снег скрипит под ногами. Они медленно доходят до припаркованной в отдалении чëрной машины с правительственными номерами. Шихëк подходит к ней, распахивает дверь в салон, но вместо того, чтобы сесть внутрь, замирает и поднимает голову вверх, подставляя лицо небу, что сыпет щедро мелкую снежную пудру на смуглое лицо. Майору Ли неловко прерывать почти умиротворëнное созерцание своего начальника, но он всë-таки решается, коротко кашлянув, привлекая внимания и тут же наблюдая, как Шихëк вздыхает и переводит усталый взгляд из-под тяжëлых век на него. — Полковник Бан, — вежливо начинает, — какие будут указания? Мужчина несколько секунд молчит, переводит взгляд за оградительную линию, где над телом работает группа судмедэкспертов, копошатся, словно рой пчëл. Возвращает взгляд на майора. — Пусть ребята поработают. Поищут улики, хотя я сомневаюсь, что что-то найдут. Установят личность и… Хм. Пожалуй, всë. И снова смотрит в небо. Майору кажется, что полковник что-то недоговаривает, но не задаëт вопросов, лишь с готовностью кивает. — Куда вы сейчас? Мужчина пожимает плечами. — Поеду на базу, — отвечает спокойно, как само собой разумеющееся. Опускает голову и смотрит собеседнику в глаза. Впервые за весь день майор видит, как слегка светлеет до того хмурое и сосредоточенное лицо полковника, когда он произносит простые слова: — Дети ждут. Жëлтый мячик влетает в стену с грохотом пушечного выстрела. Все вздрагивают, Сокджин громко чертыхается, и Чимин жмурится, виновато вжимая голову в плечи. — Простите, — тихо блеет он. Все лишь отмахиваются с раздражëнно-усталыми вздохами, пытаются вернуться к своим занятиям. Тэ ободряюще сжимает руку, Чимин отвечает грустным взглядом и вялой улыбкой, вздыхает и морщится, потирая плечо. После того, как утром в него ввели датчик, рука будто тяжëлая и слушается плохо. Возможно, это всё воображение, но Чимин видит, что и у ребят похожая проблема: он поглядывает на них изредка и видит, как скован в движениях Намджун и как неловко управляет левой рукой Тэхëн. Чимин надеется, что это всë временный эффект. Наверное, поэтому, а ещë потому, что все они жутко не выспались, тренировка идëт отвратительно, ну просто ужасно. Настолько плохо, что Чимин с Тэхëном вынуждены были вернуться к практике на теннисных мячах, а ведь они уже неделю как перешли на волейбольные! Чимину стыдно, но прямо сейчас он не способен на большее. Ещë стыднее становится от того, что свидетелем их с Тэ блистательного провала невольно становится Юнги. Старший не тренируется — что логично, ему не на чем. Или не на ком, — и поэтому просто стоит, прислонившись к стене, отстранëнно наблюдая за тренировками. Может, Чимину кажется, но чем больше они лажают, тем сильнее он хмурит брови и тем ярче ощущается волнами исходящее от него недовольство. Впрочем, кто знает, как бы реагировал сам Чимин, если бы вынужден был терпеть такую сильную сенсорную перегрузку. Хуже, чем у них, дела идут только у Сокджина с Хосоком. Даже не смотря в их сторону, Чимин краем глаза изредка замечает, как нервно сегодня ведëт себя хосокова иллюзия: бесконечно дëргается, рябит и фонит, то вспыхивая ярко, то угасая до едва заметных бликов. Она вся странная, напряжëнная и нервная, словно не может полностью сосредоточиться и определиться, наконец, как ей себя вести. Как и еë создатель. Может быть, конечно, проблема в грохоте врезающихся в стены теннисных мячей и недавно вживлëнных датчиках, но Чимину почему-то кажется, что дело в другом. Он оборачивается на комплементариев раз, второй, пока не замечает, как Сокджин едва касается руками плеч Хосока и как неестественно ровно держит спину последний. И тогда с потрясением, граничащим с ужасом, осознаëт, что этим двоим некомфортно друг с другом. Этот факт ужасает и поражает его настолько, что Чимин отвлекается, посылая импульс сильнее, чем нужно, в результате чего очередной мячик, исчезнув с тэхëновой ладони, материализуется у стены и тут же лопается на части. Чимин зажмуривается, а Тэ вскидывает лицо к потолку и страдальчески стонет. Ребята затихают, один за другим прекращая свои занятия и обращают внимание на него. — Боже, это невозможно! — громко жалуется он. — У меня голова раскалывается! Может быть, просто пойдëм домой? — вопрошает он, с надеждой глядя на Намджуна. — ПиДи не узнает всë равно! Ребята молча переглядываются между собой, Чимин видит, как на их лицах появляются задумчивые выражения. Даже Намджун, обычно стойко держащий оборону против тэхëнова обаяния, сейчас не возражает и, кажется, всерьëз задумывается над тем, чтобы свалить. Да и сам Чимин, хотя и чувствует, что это неправильно, видя общие настроения, невольно задумывается. Правда, они ведь всë равно не способны на большее: они не выспались, их всех клонит в сон и координация нарушена, и к тому же плечо так сильно болит. Так что, может, всего разок… — А может, — внезапно раздаëтся хриплый голос откуда-то из угла. Чимин резко оборачивается, обнаруживая Юнги, оттолкнувшегося от стены и медленно направляющегося к ним, — стоит взять себя в руки и хоть немного постараться? Голос негромкий, но прокатывается по залу с интенсивностью снежной лавины, сошедшей с гор и сносящей всë на своëм пути. Юнги приближается, взгляд его тëмен и жëсток, пронизывает каждого насквозь, стоит только на него взглянуть. — О, хëн! Я забыл, что ты здесь! — начинает Тэ, отпуская чиминову руку и оборачиваясь к старшему, ярко улыбаясь.Чимин тоже оборачивается, подмечает напряжëнные плечи и сжатую челюсть. Юнги по-прежнему выглядит оглушëнным, как тогда, в медпункте, если не хуже. Со старшим очевидно что-то не так. Было жестоко со стороны куратора заставить его остаться здесь, в концентрате бурлящих красками эмоций. — Пойдëшь с нами? — Тэ же, кажется, совсем не понимает, что старший только что сказал. Юнги между тем отвечает тихо, его голос дрожит от сдерживаемый эмоций: — Вы боевая единица, а не отряд фокусников. Хватит играться, начните воспринимать всë всерьëз. Он говорит вроде спокойно, не кричит, не повышает голоса, а у Чимина мурашки по спине ползут. Все слова Юнги в этот момент пропитаны яростью и какой-то ещë эмоцией, затаëнной настолько глубоко, что еë разобрать не получается, лишь ощутить — и болезненно прикусить губу в приступе необъяснимого сочувствия. Чимин делает шаг, неосознанно стремясь оказаться ближе. Руки колет, словно они не на своëм месте, да и сам Чимин чувствует себя не на своëм месте сейчас. Юнги отворачивается, смотрит пустым взглядом в сторону, произносит глухо: — Пока вы играете в детство, люди погибают. Если бы вы только поторопились, вы бы стольких могли спасти… Он поднимает взгляд, коротко смотрит на Чимина — и его точно молнией ударяет. Он вдруг осознаëт, понимает наконец, что это была за эмоция. Это боль. Всё долго молчат, не решаясь что-то сказать, пока паузу не нарушает Намджун. — О чëм ты говоришь, хëн? Кого спасти? Юнги сжимает зубы, отворачивается резко. Молчит, упрямо сведя брови. Проходит минута, две, ребята ждут, что старший что-нибудь скажет. Но ничего не происходит. — Окей, — продолжает Намджун. Не сводя взгляда с Юнги, он вслепую находит рукой стоящего рядом Чонгука и аккуратно подталкивает его к их привычному месту тренироваки. Тот непонимающе моргает, но подчиняется. — Давайте постараемся, ребята. От Чимина не укрывается искра грустной благодарности во взгляде, который Юнги направляет на Намджуна. Остальные ещë недолго смотрят на старшего, потом Сокджин так же молча подталкивает Хосока в плечо, намекая вернуться к тренировкам, — Чимин видит, как несильно поводит плечом Хоби, и рука Джина тут же оттуда исчезает, — а следом Тэхëн берëт Чимина за руку, отводя в сторону. Чимин вроде и следует, а взгляд от старшего всë равно отвести её может, всë смотрит на замершую напряжëнную фигуру с разрушительной бурей в глазах. Юнги замечает его взгляд, секунду смотрит, коротко поджимает губы и, отвернувшись, возвращается к стене. Чимин вздыхает сочувственно и отворачивается. Крепче сжимает руку Тэ, заставляет себя сосредоточиться на тренировке. Берëт из корзины мяч. Тэ сжимает его ладонь едва-едва и он, поняв, что комплементарной готов, посылает импульс. Мяч ударяется о стену. — Что это с Юнги-хëном сегодня? — Тэхëн валяется на кровати, пялится в телефон, ногами болтает трогательно и смешно. Вопрос его адресуется как будто в воздух, но Чимин прекрасно знает, что адресатом является он. Кроме них в комнате никого нет так-то. Он вздыхает, водружает на вешалку цеплячий свитер, закрывает шкаф и, развернувшись, с размаху плюхается на кровать. Молчит, пялясь в потолок — а что ответить? Он сам не знает, что случилось. Знает только, что Юнги с самого утра не свой — то ли из-за вчерашнего, то ли из-за повышенной концентрации чужих чувств, витающих вокруг. Если бы только Чимин мог спросить, но он не… А, погодите-ка, почему нет? Чимин от этой мысли резко садится в кровати, смотря перед собой с толикой безумия во взгляде. Тэхëн отрывается от телефона, окидывает друга скучающим взглядом с примесью натуралистического любопытства, но ничего не спрашивает. Этим же взглядом он наблюдает, как его друг подскакивает с кровати, на ходу поправляя растянутую домашнюю футболку, и резво несëтся к двери. Когда дверь с шумом захлопывается, жмëт плечом неопределëнно и снова возвращается к содержимому телефона. Чимин же, отказавшись за дверью, пересекает коридор так поспешно, словно боится передумать. И всë равно испуганно замирает у комнаты старшего, не решаясь постучать. Его рука поднимается и останавливается в нерешительности, не коснувшись полированного дерева. Чимин стоит, боясь пошевелиться, затем выдыхает резко с долей раздражения на самого себя — и всë же стучит. — Хëн. Это Чимин, — возможно, Юнги уже знает о его присутствии, но он всë равно чувствует необходимость сказать. За дверью тишина, как и всегда бывало до, но Чимин точно знает, с что старший там, поэтому терпеливо ждëт. Спустя некоторое время дверь бесшумно открывается, являя на пороге Мин Юнги с клочьями мрака, оседающими на плечах и клубящимися за спиной. Взгляд его внимательный тут же устремляется вечернему посетителю в лицо. Чимин не вздрагивает и глаза не отводит — потому что уже не боится. Смотрит в ответ, пробегается глазами по бледному лицу с устало смотрящими треугольныии глазами и рукам, запрятанным глубоко в карманах толстовки. Заговорить удаëтся не сразу — запала хватило только на короткую пробежку до чужой комнаты. — Хëн, я по поводу сегодняшнего дня… — начинает Чимин медленно. Юнги молчит, наблюдает внимательно, и он находит в себе уверенность продолжить: — У тебя что-то случилось? Ты сегодня сам не свой… — он поднимает взгляд… Чтобы поймать на мгновение промелькнувшее в чужих глазах изумление. Буквально на секунду, после чего Юнги моргает — и вот его лицо уже снова отрешëнно-безразличное. — Всë в порядке, — после небольшой паузы отвечает он, поднимая на Чимина взгляд. — Всë нормально, — повторяет, словно пытаясь убедить. — Тебе не стоит беспокоиться об этом. Чимину хочется услышать больше, узнать причину — но он сдерживает себя, не настаивает, лишь кивает и улыбается уголками губ. — Хорошо. А! — восклицает он, когда Юнги начинает закрывать дверь в комнату, заставляя старшего замереть и поднять настороженный взгляд. — Можно мне посидеть с тобой? На лице Юнги вновь отражается удивление, затем опасение и недоверие, и лишь после он отвечает неуверенно-осторожное: — Сейчас лучше не стóит. Чимину не обидно, нет. В конце концов, каждый имеет право на личное пространство. Так что всë нормально. Абсолютно. … Ну да, возможно, он разочарован самую малость, но это пройдëт. К тому же, Юнги не совсем запретил, он сказал «сейчас не стóит», а значит, всë ещë может быть. Поэтому он кивает, приподнимает губы в понимающей улыбке. — Хорошо. Спокойной ночи, хëн. Юнги кивает и беззвучно закрывает дверь. Чимин слышит негромкое «тебе тоже» перед тем, как дверь окончательно закроется. Это заставляет его улыбнуться шире и теплее. Да, всë определëнно ещë может быть.