Звон январских бубенцов

— Вы утверждали, что объект уничтожен… — У меня были веские причины так полагать… — И что же это за причины, помимо трупа на столе судмедэксперта? Голос в трубке фонит и искрится — превратности зашифрованного канала связи. Или, возможно, кто-то просто не в себе. Было бы понятней по видеосвязи, но командир настоял на секретности. Бан Шихëк прикрывает глаза, выдыхает устало. Рука тянется к переносице, чтобы снять очки, помассировать напряжëнные глаза и наконец отдохнуть, но мужчина вовремя ловит себя на этом и опускает руку на стол. Возводит глаза к потолку, обращается в трубку вежливо-устало: — Командир Мун, вы читали отчëты. Я вам ничего нового не сообщу. — Тогда скажите, — не унимаются там, — как вышло, что эти отчëты попали к нам на стол? Каким образом появилось заключение о смерти, если объект жив? Вы говорите, что след подделать невозможно, и я вам верю, тогда как появились отчëты о вскрытии? Шихëк в непонимании хмурится. Он бы, возможно, соображал лучше, если бы хоть немного поспал. Но этого не случится ещë ближайшие часов восемь. — На что вы намекаете, командир Мун? — медленно спрашивает ПиДи. — Я говорю о том, — отвечают по ту сторону, — что кто-то мог подделать эти записи, чтобы убедить нас в желаемом, — мужчина понижает голос, делает в конце выразительную паузу. Складка непонимания между бровей мужчины становится лишь глубже. — Намекаете, что это я? Надеюсь, это не всерьëз. Вы знаете меня, командир, знаете, что я как никто заинтересован… — Я не про вас, полковник, — спокойно перебивают его, — а про вашего подопечного. Его появление совпадает со временем операции, верно? Шихëк напрягается, весь подбирается в кресле, сильнее прижимает трубку к щеке. — О чëм вы говорите? — Не притворяйтесь, что не думали об этом, — пренебрежительно усмехаются ему на ухо. — Это многое объясняет, не так ли? Все эти его попытки побега… — Нет! — возражает Шихëк так резко и напористо, что на той стороне замолкают. Пальцы сжимают трубку до побеления. — Он не мог… На той стороне молчат. — Вы знаете это или верите в это? — уточняют после паузы. — Насколько я знаю, вы не контролировали его перемещения, верно? Кто знает, как много он мог сотворить, с его-то способностью… — Нет, — снова возражает Шихëк. Слова звучат тихо, но в них алмазная твëрдость. — Это не он. Я знаю его и доверяю так же, как вы мне. Мин Юнги к этому делу больше никакого отношения не имеет. Разговор затихает. Длинная пауза тяжëлой чертой пересекает воздух, расчëркивая момент на «до» и «после». — Как скажете, полковник, — отвечают в телефон. — Надеюсь, ни один из нас не пожалеет о вашей уверенности. Он отключается не прощаясь. ПиДи ещë с минуту сжимает в руке телефон, пустым взглядом пялясь вникуда, а после роняет на стол и, чертыхнувшись, закрывает лицо руками. — Давай быстрее уже! — подгоняет Чимин, стоя в дверях. Он притоптывает на месте, с долей раздражения наблюдая, как лучший друг в черепашьем темпе достаëт из шкафа одежду, по пять секунд разглядывает каждую и только потом надевает. — Ну, быстрее, Тэ! — Да что ты заладил! — взрывается тот. Он раздражëнно дëргает плечом, кидает на друга быстрый злой взгляд и снова отворачивается к шкафу, бросает пренебрежительно: — Без нас не начнут! Чимин ошалело моргает от внезапной грубости. Что-то не так. Тэхëн обычно так себя не ведëт. Обычно он дружелюбен и полон сил, всегда с нетерпением ожидает нового дня. Обычно. А сейчас, по всей видимости... — Дело в Гуке, да? — прямо спрашивает Чимин, стараясь звучать мягко, а не обвинительно. — Тэ, я ведь говорил тебе… — Замолчи, Чим, — обрывает его Тэ. Чимин замолкает, от повторной грубости едва не отшатнувшись, и расстроенно поджимает губы, отводя взгляд. Он хочет открыть дверь и выскочить в коридор, чтобы самому отправиться на тренировку, чтобы Тэ сам разбирался со своими душевными ранами, но в тот момент, когда он уже принимает решение так сделать, Тэхëн вдруг тяжело выдыхает и, прикрыв глаза, утыкается лбом закрытую дверцу шкафа. — Прости, Чим-а, — выдыхает устало, бросая на друга взгляд исподлобья, и Чимин видит в его глазах столько беспомощности, сколько никогда прежде не видел. — Я просто уже не могу… Чимин сначала стоит, замерев и не зная куда податься, а после выдыхает, точно решаясь и, преодолев комнату, заключает друга в кольцо объятий. Тэхëн вмиг расслабляется, выдыхая беспомощно, зарываясь носом Чимину в ключицы. Тот прижимает к себе, гладит по плечам и выступающим лопаткам. Минута проходит в тишине, с мерным дыханием Тэхëна на чиминовой коже. Чимин вздыхает, нарушая молчание. — Тэхëн-а? — М? — Скажи ему. Тэхëн отшатывается от него, точно ошпаренный, но затем успокаивается, усмехается невесело и печально. — Как ты себе это представляешь? — глядит расстроенно. Он возвышает голос, передразнивая самого себя: — Хей, привет, я твой хëн, который защищал тебя и заботился о тебе, и я хочу поцеловать тебя и много, много чего ещë! — на последних словах он громко стонет и вновь утыкается другу в плечо. — Боже, это даже звучит жалко! Я ведь даже не знаю, нравятся ли ему парни! Чимин нежно гладит его по голове. — Так скажи и узнаешь. — Я не хочу напугать его! — мычит Тэхëн в ключицу. — Если он подумает, что я домогаюсь его! Чимин не выдерживает и оглушительно хохочет. — Это как же надо в любви признаваться, чтобы подумали, что ты домогаешься! Тэхëн шипит зло и бьëт Чимина под рëбра. Тот дëргается, но не от боли, а скорее от щекотки. — Прости, прости, — извиняется он, всë ещë посмеиваясь, но скоро переходит на прежний спокойно-ласковый тон. — Но я серьёзно, Тэ. Тебе нужно разобраться с этим. Просто скажи, как есть — кроме части про «много чего ещë», — Тэхëн фыркает. — Чонгук чуткий, он обязательно поймëт. И не бойся отказа. Лучше получить его сейчас, чем несколько лет надеяться на невозможное. — Прям как ты? — уточняет Тэхён. В голосе его смешались ехидство с хитрецой. Теперь уже Чимин бьëт друга под рëбра. — Заткнись. Не хочу вспоминать об этом. — А кто говорил, что раны давно зажили? — Тэ был бы не Тэ, если бы так просто оставил его в покое. Он не подкалывает, просто уточняет, но Чимину от этого не легче. Он вздыхает. — Они зажили. Просто я был придурком и не хочу вспоминать все глупости, что творил. — Окей, — покладисто соглашается Тэ. Это выглядит слишком подозрительно, и Чимин настороженно хмурится. И бинго: — Зачем вспоминать про старые, если можно сотворить новые. — Да чтоб тебя! Чимин с криками отталкивает друга от себя. Тэхëн хохочет, взгляд его сияет и переливается тысячей солнечных огней. Чимин держится несколько секунд и потом смеëтся тоже, он не умеет на него долго злиться. Когда оба отсмеялись, и вся напряжëнность улетучилась, Тэ смотрит на него своими солнечными смеющимися глазами. — Пошли быстрее, а то опоздаем! А Чимин улыбается, он и не против совсем. Коридор перед тренировочным залом встречает их неестественной тишиной, какая бывает только, когда никого нет дома либо все вдрызг друг с другом разругались. И Чимин хочет, чтобы это был первый вариант, но теряет все надежды в тот же миг, как переступает порог. Хосок с Сокджином медитируют. Или, точнее, делают вид, что. Но одного взгляда Чимина достаточно, чтобы заметить напряжëнные спины и хмурые лица обоих. Да и сидят они едва не у разных стен, хотя обычно едва не висли друг на друге. И Хосок иллюзиями больше не балуется, пытаясь вывести старшего из состояния дзена… Что-то творится между ними двумя, и Чимин очень хочет спросить об этом Хосока. Он жалеет, что не сделал это прошлым вечером. В центре, где расположились Чонгук с Намджуном, тоже довольно тихо. Намджун читает книгу, — интересно, всë та же, или новая? — а Чонгук сосредоточенно что-то мастерит у себя на коленях. От творящейся тишины Чимину неловко, хочется сказать или сделать что-то, чтобы нарушить еë, но он не решается. Зато это делает Тэ — он будто создан, чтобы разрешать неловкие ситуации. Едва зайдя, он оглядывается кругом и абсолютно невинно интересуется: — А чего в тишине сидим? Хосок с Сокджином оборачиваются в их сторону, но ничего не говорят. — Вас ждём, — отзывается Намджун, и действительно закрывает книгу, поднимается с пола. — Куратор Бан задерживается, передал, чтобы начинали без него. — О, — Тэ удивлённо вскидывает брови. — Опять? Что-то зачастил он… Намджун пожимает плечами. — Он сказал «срочные дела», или как-то так. Чимин вдруг озирается в поисках одного конкретного человека и не находит его. — А Юнги-хëн? Намджун пожимает плечом. — Он мне не отчитывается. — А, — тянет Чимин, расстроенно поджимая губы. Он рассчитывал больше поговорить со старшим, когда будет перерыв. Но, похоже, Юнги опять вернулся к своим одиночным тренировкам. Тэхëн тем временем уже достаëт из угла сваленный туда инвентарь. Чонгук наблюдает за ним со своего места. Вытащив коробки на середину зала, Тэ разгибается и оглядывает всех требовательным взглядом. — Ну? Может, начнëм уже? — Да, пожалуй, — соглашается Намджун. Он оборачивается назад, жестом подзывает Чонгука. Тот поднимается на ноги, подходит, не сводя с Тэхëна внимательного и как будто ожидающего взгляда. — Куратор сказал сегодня попробовать работать на расстоянии. Метр-полтора или около того. Можно больше, если будет получаться. — Окей, — соглашается Тэхëн. Поднимает из коробки баскетбольный мяч и оборачивается на комплементария. — Ну что, Чимин-а, сделаем это? Чимин видит боль в глазах макнэ, и ему жутко стыдно, что Тэхëн использует его в качестве прикрытия, но поделать ничего не может, поэтому просто улыбается так искренне, как может, переводя взгляд на Тэхëна. — Конечно! Часы скрипят стрелками, отсчитывая минуты, проведëнные в тишине. В освещëнном лампами дневного света кабинете слышно лишь их мерный ход и тихое усталое дыхание. Шихëк гипнотизирует телефон — он лежит рядом на столе. Кажется, от такого пристального взгляда аппарат либо зазвонит, либо задымится. Но этого не происходит. Зато стучат в дверь. Мужчина резко выпрямляется, расправляет плечи, смотрит выжидательно. — Войдите! — голос сухой хрипит и каркает, больно режет по ушам, и от этого мужчина болезненно морщится. Дверь открывается, в проëме показывается тëмная фигура с мраморно-белой кожей. Шихëк тут же расслабляется. — А, это ты, — выдыхает облегчëнно. Он коротко машет рукой, подзывая. — Входи, не стой на пороге. Юнги повинуется; шагает внутрь и закрывает за собой дверь. Как только они остаются наедине, Шихëк откидывается в кресле, снимая очки и растирая ладонями лицо. С Юнги он может себе такое позволить, парень его поймëт. Размяв пальцами шею и издав при этом короткий вздох, Шихëк наконец надевает очки и переводит мягкий взгляд на своего подопечного. — Так устал, ты бы знал, — делится он, по-доброму и малость извинительно улыбаясь. Юнги бросает короткий взгляд на его лицо и тут же его отводит, после чего говорит негромко: — Знаю. Шихëк на секунду удивляется, а после усмехается по-дорбому. — Ну да, точно. Иногда забываю об этом. Юнги не смеëтся. Смотрит пронизывающе-внимательно, пока с его губ не слетает тяжëлое: — Это он, верно? Улыбка сначала застывает, а после медленно стекает с лица мужчины, превращая до того благодушное лицо в серьёзное. Шихëк поднимает на парня взгляд усталый и одновременно извиняющийся. — Да. И мне нужно поговорить с тобой об этом. Присядь, пожалуйста. Взгляд Юнги сразу же меняется — он как будто всë понял, хотя ПиДи ещё даже ничего не сказал. Он делает шаг, осторожно садится на стул напротив, смотрит выжидающе. ПиДи вздыхает. — Расскажи мне, что ты помнишь, — мягко просит он. Юнги вмиг напрягается, взгляд тяжëлый направляется в пол. — Вы были там, — роняет коротко, весь как будто сжавшись, пытаясь занять как можно меньше пространства. Шихëк вздыхает грустно, склоняется ближе над столом. — Да, был. Но ты пробыл с ним дольше, мог запомнить что-нибудь. Я знаю, это тяжело для тебя, но пойми: я просто хочу разобраться, — он протягивает руку, чтобы положить еë мальчишке на плечо, но тот бросает короткий взгляд, упреждающе поводит плечом, и рука беспомощно опадает на стол. — Пожалуйста, хоть что-то. Это может быть ключом, — смотрит умоляюще. Юнги молчит. Смотрит на свои колени, где лежат до побеления сжатые кулаки. Он так сидит минуту или две, зубы стиснуты, взгляд далëкий. Наконец он начинает тихо, по одному сцеживая слова: — Он пришëл ко мне. Сказал, что я должен выполнить его последнюю просьбу. Взял меня за руку. Потом… Он осекается, будто сбивается на секунду, сжимает челюсти и поджимает губы. Продолжает спустя минуту: — Потом ворвались вы. Шихëк хмурится, сильнее склоняется над столом. — Что это за последняя просьба? Юнги молча пожимает плечом, в глаза не смотрит. — И ты не делал ничего? — продолжает куратор. Колеблется, прежде чем спросить: — Ты… Никуда не ходил, когда сбегал из комнаты? Юнги замирает, а после бросает на куратора взгляд такой жгучий, что у того сердце замирает. — Так вот зачем вы спрашиваете, — медленно произносит он, коротко и горько усмехаясь на последних словах. Он поднимается со стула, смотрит взглядом тяжëлым, пустым. — А я думал, вы верите мне. — Я верю, — защищается старший. — Правда верю. Юнги качает головой, усмехается горько. — Лжëте. И сами об этом знаете. Куратор замирает, не находясь что сказать. Затем лицо его принимает болезненное выражение, он смотрит с мольбой, когда говорит: — Юнги, пойми, мне нужно знать. Мне достаточно проверить камеры, чтобы узнать, но я спрашиваю у тебя, потому что… — Так проверьте, — отвечает Юнги. — Если бы верили, не пришлось бы спрашивать. Он разворачивается и подходит к двери. Его рука уже касается ручки, когда Шихëк окликает его: — Юнги, постой. Парень замирает, оборачивается через плечо. Лицо не выражает ничего. Шихëк открывает рот, чтобы сказать… Телефонный звонок въедливой трелью обрывает невысказанные слова. Мужчина переводит взгляд на аппарат — Юнги смотрит вместе с ним. — Ответьте, это важно, — произносит Юнги. Он открывает дверь, выходит наружу. Шихëк провожает его взглядом. — Вы поймаете его, — говорит прежде чем закрыть дверь. Шихëк остаëтся один со звенящим телефоном на столе. Секунду он смотрит на него, потом, словно очнувшись, хватает, принимает вызов и подносит к уху. — Слушаю. — Полковник, — раздаëтся в трубке. Голос майора звенит тревогой, это слышно даже по дряной зашифрованной связи. — Нашли ещë одно. Не то чтобы это было неожиданно. Нет, совсем нет. Но мужчина всë равно сокрушëнно прикрывает глаза, на секунду до боли стискивая зубы. Ему требуется несколько секунд, чтобы совладать с голосом и спросить: — Рядом? — голос хрипит, но он надеется, что помехи не дадут майору догадаться о его состоянии. — Почти, — отвечают сразу. — В паре кварталов. Полковник, думаете?.. — Нет, — отвечает уверенно. — Он бы не дал нам такой возможности. Он играет с нами, хочет запутать. Нельзя этому поддаваться. — Как скажете, полковник, — голос звучит приглушëнно. — И ещë кое-что. Я знаю, в этой ситуации всë довольно очевидно, но командир Мун настаивает на осмотре каждого найденного тела. Мужчина прикрывает глаза и всë же выдыхает в трубку устало-обречëнно. Рука тянется к переносице, массирует еë, приподняв очки. — Что ж, если это так… Дайте мне координаты. — Конечно, — с готовностью отвечают в трубке. — Я пришлю их через минуту. Мужчину хватает лишь на то, чтобы бросить короткое «я жду» и прервать звонок. Он опускает слегка ноющую от пребывания в неподвижном положении руку на стол, всë ещë сжимая в ней телефон. Смотрит бездумно несколько секунд, после поднимается и направляется к выходу. Нужно покончить с этим как можно скорее. И только оказавшись в машине, он вспоминает о подопечных и Юнги. Он так и не навестил этих детей... В тренировочном зале тишина. Все разбились по парам и каждый сосредоточенно делает вид, что тренируется. Никто не смеëтся, не разговаривает, не пытаются подшутить друг над другом. И Чимину это совсем не нравится. Возможно, он бы не так переживал, если бы ребята действительно были сосредоточены на тренировке. Но ведь это не так. Он видит их, и яснее ясного понимает, что мысли их блуждают где угодно, только не здесь. И думают они о чëм угодно, только не о тренировках. Чонгук постоянно смотрит на Тэхëна. Он пытается творить, но уже который раз ошибается в попытке сделать простой шар для боулинга. Намджун молча терпит, спокойно поправляя его всякий раз, когда макнэ косячит, и на пол падает нечто с торчащими во все стороны цветами; он тоже иногда смотрит на Тэхëна. Последний делает вид, что не замечает этих взглядов, но всë становится слишком очевидно всякий раз, когда баскетбольный мяч телепортируется в опасной близости от Чонгука. Хосок и Сокджин выглядят так, словно вот-вот накричат друг на друга: губы у обоих стиснуты, взгляд тяжëлый, друг на друга они почти не смотрят и вообще не говорят. Иллюзии скачут как бешеные, в них не разобрать ничего даже отдалëнно. У Чимина желудок скручивает в нервный узел от одного только взгляда на них. В один момент он чувствует странный холодок, быстрой каплей скатившийся по спине, и оборачивается. Он видит, как Мин Юнги бесшумной тенью проскальзывает в зал. Улыбка мгновенно расцветает, стоит ему увидеть старшего, но так же быстро исчезает, когда он замечает отстранëнный взгляд и сгорбленную спину. В этот момент мяч, на который они с Тэхëном одновременно направили силу, подскакивает на месте и исчезает, чтобы появиться… Нигде. Вообще. Чимин на секунду замирает, судорожно вертит головой по сторонам, но не видит ничего, кроме сосредоточенных на своих делах ребят. Тэхëн осматривается вместе с ним, а после выдыхает сокрушëнно, зарываясь пальцами в кудрявые лохмы. — Чим-а, сосредоточься, пожалуйста, — просит серьëзно и устало. — Нам нужно сделать это правильно хотя бы раз. — Я стараюсь! — защищается Чимин, надув губы и обиженно нахмурившись. Уж кто бы говорил о сосредоточенности! У Тэхëна не получится скинуть все их сегодняшние косяки на него! Тэ уже открывает рот, чтобы что-то сказать, когда от двери раздаëтся короткое и хриплое: — Что за жалкое зрелище. Чимин вздрагивает и оборачивается. Он знает, знает, что это говорит Юнги, но вот голос старшего сейчас такой странный, почти неузнаваемый. Чимин вглядывается в мрачное лицо, и действительно видит что-то, вот только пока не может разобраться, что. Юнги же продолжает, не дожидаясь вопросов, голос его холоден и презрителен: — Вы настолько зациклены на эмоциях, что даже простейшую задачу выполнить не можете. Избавьтесь наконец от этого мусора. Он говорит, и голос его наполнен странной злобой, почти яростью. В груди у Чимина всë испуганно сжимается, он против воли бросает взгляд на Хосока, на секунду встречаясь с ним взглядами, смотрит на Чонгука, на его застывшее, испуганное лицо, на Джина и Тэхëна, на то, с какими выражениями они смотрят на хëна — и знает, что каждый из них понимает, что же старший имеет в виду. В этот момент, кажется, не остаëтся в зале человека, кто не смотрел бы на Юнги, не прокручивал в голове его туманные и в то же время каждому понятные слова. — О чëм ты говоришь, хëн? — слышится сзади голос Чонгука. Чимин почти видит, как тот испуганно моргает, словно его поймали на краже или чëм-то постыдном. Юнги переводит на него глаза, смеряет тяжëлым нечитаемым взглядом. — Или так, или до конца жизни не сможешь делать ничего, кроме бесполезных цветов. Ой. Чимин чувствует, как резко ухает вниз сердце. Он оборачивается назад одновременно с Тэхëном, чтобы увидеть, как Чонгук застыл, беспомощной рыбкой хватая воздух. Мгновения не проходит, как Тэ оказывается рядом, окутывая младшего своими объятиями, гладя по голове и успокаивающе шепча: — Эй, эй, Гуки, всё хорошо, — ласково произносит он, затем мягко опускает ладони ему на уши и поворачивает лицо к Юнги, и Чимин вздрагивает, видя в глазах друга полыхающее адское пламя. — Эй! — рявкает тот так, что все вокруг вздрагивают. — Не знаю, за что тебя так ценит ПиДи, но явно не за твои способности общения! Научись фильтровать свой яд, пока сам от него не умер! Голос его похож на гром и молнии, он вибрирует в ушах так сильно, что Чимин вздрагивает. Впрочем, не он один. Но не Юнги. Он лишь пожимает плечами, враз становясь словно бы собраннее и спокойнее, смотрит отстранëнно-безразлично. — Я говорю факты. Если ты не можешь их принять, проблемы в тебе. Тэхëн вдруг улыбается — но не своей обычной квадратно-дружелюбной улыбкой. От его выражения лица веет яростью и смертью, Чимин чувствует, как от этого взгляда леденеет в жилах кровь. — Нет, хëн, это у тебя проблемы, если не можешь принять тот факт, что люди иногда ошибаются. Мин Юнги беззвучно усмехается, механически дëрнув уголком губ. Когда он поднимает взгляд снова, в его глазах плещется та тьма, которую Чимин уже давно не видел. — Ты не знаешь, что такое настоящие ошибки, не знаешь им цену, — отвечает медленно, тяжело. — Не знаешь, потому что Шихëк мягок с вами. Будь вы в других обстоятельствах, вы бы голодали по три дня, а после демонстрировали, сможете ли творить без воздуха. И за ошибки вас бы ждало что-то похуже тяжëлого расписания. Поверь, ты бы не захотел ошибаться. Чимин дëргается, смотрит шокированно. Может, ему кажется, что примеры подобраны не случайно? Как будто Юнги говорит о чëм-то, что сам знает... Нет, такого быть не может. Но Тэхëна его слова будто только сильнее разозлили. — Я не собираюсь слушать твое мнение, — отвечает, скрестив руки на груди. — Я не просил о нëм так же, как никто из нас не просил тебя в команду. Ты никому здесь не нужен, Мин Юнги, и слова свои оставь при себе! Ой. Время замирает, повисает звенящая, просто оглушительная тишина. Чимин чувствует, как на его плечи разом свалилась огромная скала, мешающая ему пошевелиться. Всë тело застыло, мысли как будто ледяные, сложно заставить себя даже моргнуть. Он сглатывает, смотря на Юнги не отрываясь, стараясь уловить и распознать каждую появившуюся на лице эмоцию, но не видит, не может распознать ничего. Лицо старшего спокойно, оно вдруг будто разом застыло, напоминая восковую маску — и Чимин знает, чувствует, что это что-то значит, но в этот момент не может заставить себя подумать об этом. Воздух в классе, кажется, тяжелее ртути и свинца — густой и горький, едва-едва забивается в лëгкие. Юнги моргает, смотрит на Тэхëна пустым тяжëлым взглядом. — Я знаю, — только и говорит он. Чимин чувствует, как по спине бегут мурашки. Он знает, что должен подойти, всë его существо разрывается от этого желания — но он стоит на месте. Неподвижный. Замороженный. Он не может двигаться. И молча смотрит, как Юнги уходит из зала. Как только спина старшего скрывается за стеной, из ниоткуда возникает баскетбольный мяч в том месте, где ещë недавно стоял Юнги. Он с грохотом врезается в пол, заставляя всех вздрогнуть, а после, стуча и подпрыгивая, откатывается к ближайшей стене. Когда он с глухим стуком утыкается в бетон, в зале повисает тишина.