Звон январских бубенцов

В зале тихо, если не считать тяжëлого напряжëнного дыхания и звуков падения. Никто не разговаривает, не задаëт вопросов и не переругивается между собой. Обычная, абсолютно нормальная рабочая обстановка. И вместе с тем Чимину здесь невероятно уютно, как будто то, что потрескалось за последние дни в их размеренной жизни, наконец склеилось, встало на свои места. Без Игнес Берга Чимин чувствует себя гораздо комфортнее, и он корит себя за эти мысли, — всë-таки она их новый тренер, еë привëл куратор Бан, она не может быть плохой, — однако замечает, что и остальные стали спокойнее. Юнги сидит аккуратной чëрной точкой у стены, почти не шевелясь. Возможно, он воспользовался этим моментом спокойствия, чтобы поспать, Чимин знает, что старший часто так делает, и эта мысль заставляет его улыбнуться. И всë же здесь кое-кого не хватает… Мысль о Тэхëне и Чонгуке заставляет его помрачнеть. Их нет уже — час? Два? Сколько вообще прошло? Но не это волнует его, если быть честным. Юнги сказал, что ребятам нужно поговорить, так что об их пропаже Чимин не тревожится. Гораздо больше он думает о конфликте прошлого дня, что огромной трещиной расколол их с Тэ отношения. Юнги прав, им действительно нужно поговорить. Хотя бы потому, что они живут в одной комнате, и у них не получится прятаться друг от друга в чужих спальнях вечно. И Чимин понимает, что поступил жестоко, готов был признать это тем же вечером, но… Просто не может принять то, как Тэхëн поступил с Юнги. Он не хочет терять дружбу с Тэхëном, но и смириться с его поступком не может. И как быть, совершенно не представляет. Боже, как же сложно это всë… От очередного толчка Чимин падает, перекатывается и вскакивает на ноги, тут же толкая в ответ Хосока. У них получается всë лучше, теперь они толкаются и падают почти без перерыва, и, наверное, это всë-таки довольно полезный навык. Чимин падает, группируется и перекатывается, а у стены, открыв глаза, за ним внимательно наблюдает Мин Юнги. Тэхëн поправляет на младшем штаны и поднимается на ноги, и Чонгук заглядывается на то, каким плавным, грациозным, единым движением он это делает. Старший будто самый настоящий танцор, текучая стихия, и Чонгук готов просто стоять в сторонке и смотреть на него вечно. Но наваждение рассыпается, когда Чонгук опускает взгляд ниже и видит очевидную выпуклость на чужих брюках. — Хëн, — начинает он, ловя на себе широко распахнутый наивный взгляд. Он сглатывает, голос всë ещë хрипит и плохо слушается его после многочисленных стонов, вырвавшихся из горла, но он берëт это под контроль и, кивком указав вниз, спрашивает: — А как же ты? На секунду на лице старшего отражается непонимание, затем он смотрит вниз, и на лице его появляется широкая, чуть смущëнная улыбка. — Не переживай, Гуки, всë нормально, — отвечает беспечно. Вот и вернулось старое прозвище. Раздражение вскипает в груди Чонгука жалящим горячим маслом. Что ещë он должен сделать, чтобы его перестали считать маленьким? Тэхëн направляется к двери, пытается отодвинуть в сторону Чонгука. — Пойдëм, вернëмся к… Внезапно Чонгук хватает его за руку, секунда — и они оба осознают себя в новом положении. Теперь Тэхëн прижат к двери нависающим тяжело дышащим Чонгуком. Младший видит, как расширились зрачки старшего, как испуганно забилось под пальцами сердце в чужой груди, и на секунду пугается собственной дерзости, но сопротивляется этому, выталкивает из себя страх вместе с наполнеными решимостью словами: — Хëн, я хочу помочь тебе… Полные удивления глаза и дëрнувшийся кадык — одна из самых прекрасных вещей, что Чонгук видел в своей жизни. Старший смотрит на него неверяще, удивлëнно — и вместе с тем как-то совершенно покорëнно, что Чонгук не удивляется, когда слышит тихое: — Тогда можешь… — Тэхëн сглатывает, его голос вздрагивает и слегка срывается, и от этого едва не срывается уже Чонгук, — прикоснуться ко мне? От произнесëнных слов дыхание сбивается у обоих. У одного потому, что просит о таком, у другого — потому, что е г о об этом просят. Но смущения больше нет, откуда ему быть, оно испарилось с первыми каплями пота, с первыми стонами, обоюдно сорвавшимися с губ. И сейчас, одновременно подаваясь навстречу, стыд — последнее, о чëм они думают. Они целуются так, будто это в последний раз. Чонгук смелее напирает на губы старшего, но поцелуй пока углубить не решается. Тэхëн дышит загнано ему в рот, пока руки младшего спускаются вниз, возятся с пуговицей и молнией, а когда сдвигает бельë и берëт в руки член — оба выдыхают, замирая. Чонгук поглаживает тëплую твëрдость в руке, привыкая к ощущениям, пока Тэхëн извивается и хнычет, умоляюще шепча: — Давай же… Кто он такой, чтобы отказывать? Он обхватывает посильнее, пробует провести рукой. Кожа трëтся о кожу, и с губ Тэхëна срывается измученный стон, смесь разочарования и удовольствия. — Рука… Рука сухая, — говорит, болезненно заламывая брови. — Прости, хëн! — вздрагивая и пугаясь, тут же поспешно извиняется Чонгук. Он наклоняет голову, пускает тонкую ниточку слюны на зажатый в руке член. Он чувствует, как Тэхëн напрягается, а следом с его губ срывается потрясëнное: — Господи боже… Чонгук поднимает взгляд, ловит голодные, расширившиеся зрачки — и только тогда осознаëт, как выглядит сейчас, с приоткрытым ртом, из которого стекает слюна. Собственное сердце заходится, он безнадëжно краснеет, но губы растягиваются в довольной, лукавой усмешке. Он проводит рукой, размазывая по длине слюну, поднимается к головке и собирает выступившую смазку, распределяя. Тэхëн низко стонет, упираясь затылком в дверь, его мокрые волосы прилипают к поверхности изящными полукружиями. Бëдрами он подаëтся вперëд, толкается в чонгукову руку и в блаженстве закатывает глаза, и от этого внутри поднимается что-то горячее, неизведанное, кипящее и жгучее. — Тебе нравится это, хëн? — шепчет Чонгук, склоняясь ближе, смутно удивляясь тому, как низко и возбуждëнно звучит его собственный голос. — Нравится то, что я делаю с тобой? — Да… — на выдохе стонут в ответ. Тэхëн будто пьяный, грудь тяжело вздымается, глаза полуприкрыты, и это точно самый лучший вид, который Чонгук мог бы увидеть за всю свою жизнь. Старший слегка ëрзает, толкается бëдрами в руку неумело и рвано, но этого оказывется мало, и он хнычет просяще, заламывая брови: — Пожалуйста, Гуки, ещë… У Чонгука внизу всë будто вскипает. Они и до этого чувствовал, как отзывается член на каждый несдержанный стон и вздох старшего, но дрожащие, умоляющие слова, сорвавшиеся с губ, оказались последней каплей. Кто бы мог подумать, что детское прозвище будет звучать так возбуждающе. Он склоняется ближе, к самому прекрасному на свете лицу, ловит чужое сбитое дыхание горящей кожей, опаляет своим чужое. — Я так хочу поцеловать тебя, хëн, — выдыхает жарко. Тэхëн открывает глаза, смотрит неожиданно осознанно несмотря на мутный взгляд, а после улыбается легко и мягко. — Так целуй. Странный звук вырывается из горла, смесь стона с довольным рычанием, когда Чонгук преодолевает расстояние до заветных, желанных губ. Младший никогда даже не подозревал, что может так, что в нëм так много нового и неизведанного закрыто, голодного и страстного, что выпустить наружу окажется так приятно. Зато, кажется, знал Тэхëн, его удивительный, прекрасный, магнетический хëн, что коротко стонет в поцелуй и на прикосновения к члену бëдрами толкается рвано. Хëн, которого Чонгук хочет поцеловать просто везде, хочет его всего, и которого касается чувственно, то ускоряя, то замедляя темп, непонятно чьë удовольствие растягивая, ведь ощущение бархата под пальцами такое эйфорически-ошеломительное. Тэхëн стонет и хнычет на каждое изменение ритма, мечется под руками, льнëт ближе и шепчет что-то бессвязное, отдалëнно похожее на «ещë…» Чонгук, кажется, на небесах. Собственный член в штанах подрагивает и ноет, он готов кончить вместе со старшим. Он уже почти, ему бы только чуть-чуть притереться… — Ближе… — выдыхает вдруг Тэхëн. — Ближе, Чонгук… Он тянет руку вниз, к расстëгнутым брюкам младшего, без труда преодолевая барьер нижнего белья и вытаскивая член — Чонгук едва не кричит, когда музыкальные пальцы оглаживают по длине. Если хëн сделает так ещë пару раз… Но у старшего другие планы. Под недоумëнным взглядом Чонгука он высвободждается из его рук — но только для того, чтобы придвинуться ближе, прижать их члены друг к другу. Чонгук потрясëнно выдыхает с приоткрытым ртом. Он думал, что лучше быть не может, но это — это просто прекрасно. Ощущение старшего настолько рядом, настолько чертовски близко, что это почти невыносимо. Между тем старший поднимает глаза — и их взгляды просто примагничиваются друг к другу, словно к самой прекрасной вещи во вселенной, словно ничего другого больше на свете нет. — Давай… сделаем это вместе, — шепчет сбито Тэхëн. Чонгука пробирают мурашки. Тяжело сглотнув, он кивает, возвращает руки вниз, захватывает оба их члена и тонкие, красивые пальцы Тэхëна вокруг них. Он бы любовался этим видом вечно, но есть кое-что куда более захватывающее — это лицо старшего, подëрнутое дымкой блаженного удовольствия, и его сводящие с ума, совершенно бесовские глаза. Чонгук готов вечность смотреть только на него… Тэхëн кивает — и они двигаются, размеренно подстраиваются под желанный ритм. Не сводят друг с друга глаз, тяжело дышат в приоткрытые губы, тела прижаты настолько близко, насколько это возможно, синхронно двигаются руки. Всë заканчивается довольно быстро: оба уже заведены до предела, и хотя Чонгук, да и Тэхëн, вряд ли отказались бы продлить экстаз близости, пары толчков хватает, чтобы сперма залила сплетëнные руки. Оба стонут бесстыдно и громко, наслаждаясь удовольствием друг друга. Когда всë заканчивается, Тэхëн беспомощно опадает на дверь, шумно выдыхая. — Боже, я с тобой с ума схожу. Чонгук улыбается. Он не спешит убирать руки, так же, как и Тэхëн, и обоих это более чем устраивает. Младший тянется вперëд, чтобы оставить быстрый, — скорее нежно-невинное касание, чем что-то большее, — поцелуй. Шепчет в губы: — Я рад, что теперь ты чувствуешь то же, что и я, хëн. Старший в ответ довольно мурлычет, захватывая чужие губы своими. — Что значит «вы не можете»? Звенящий металлический голос заполняет собой маленькую комнатку. Молодая женщина с бронзовой кожей напоминает исполинскую богатыршу, способную переломать одним пальцем шею парочке солдат. Шоколадные глаза сверкают громами и молнией. Тем не менее, молодой оператор, над которым угрожающе нависла эта безусловно впечатляющая женщина, лишь флегматично жмëт плечом. Будь она хоть девой Марией, он всë равно не будет выполнять еë требования. — Не могу, — отвечает спокойно. — Нет доступа. У меня данные только об общем местоположении, без конкретных комнат и помещений. Я знаю, что они находятся в пределах базы на открытых для доступа территориях. Ничего чрезвычайного… Но если хотите, можете отправить запрос в Сеул, они располагают всеми данными… Последние слова он произносит уже в спину стремительно удаляющейся фигуре и снова жмëт плечом. Тянется и отхлëбывает из кружки остывший кофе. А после вздрагивает, едва не подавившись, когда за внезапно нагрянувшей и так же внезапно удалившейся гостьей в коридоре с грохотом захлопывается тяжëлая железная дверь. — Почему-то я чувствую себя заключëнным, — ковыряя ногтëм мат под ногами, мрачно изрекает Сокджин. — И с каждым часом ощущение только усиливается. Ответом ему служат тяжкие вздохи разной степени синхронности. За несколько часов, проведëнных в зале, они все уже думают примерно одно и то же. Уже примерно час как они перестали заниматься: толкаться и падать, конечно, забавная затея, но если делать это весь день, рискуешь поехать головой, причëм не только фигурально. Так что все сгрудились у стеночки, где до этого медитировал достаточно отдохнувший, а потому вполне благодушный Юнги-хëн. Старшего от остальных сразу же отгородил Чимин, с ним рядом пристроился Намджун, а следом сплелись в тесный клубок Хосок с Сокджином. Хосок на заявление старшего лишь успокаивающе кладëт руку тому на плечо, а тот отвечает тем, что накрывает еë своей, сплетя пальцы. Намджун смеряет их взглядом ровно раз, а после отворачивается — кажется, эти двое уже не пытаются ничего скрывать. Чимин же смотрит на них, и испытывает странное желание положить голову на плечо Юнги, или так же, как старшие, переплести с хëном пальцы. Он смотрит на старшего, и тот переводит на него вопросительный взгляд, от которого Чимин внезапно краснеет и резко отворачивается. Он ловит на себе взгляд Намджуна, и думает — какого чëрта? Почему он не может сделать этого? Они друзья, и Юнги будет полезно такое взаимодействие, он уже достаточно хорошо контролирует свою силу, так что ничего страшного не будет. Это нормально, верно? Верно. Но что-то гложет его, странное смущение мешает просто взять и сделать, а поэтому он возится, делает вид, что разминает плечи, а после выдыхает тяжко-капризное: — Я устал! — и приваливается спиной к чужому худому и острому плечу. Юнги не реагирует. Ребята косятся на них, все выглядят так, будто хотят что-то спросить, и от такого внимания Чимин едва не краснеет и уже готовится обороняться, когда… — Ты ведь встретил их, да? Чонгука и Тэхëна. Чимин суть вздрагивает. Это Сокджин. Смотрит прямо на Юнги, ждëт ответа, но взглядом не давит, просто интересуется. Чимин не знает, как на это реагировать. Если честно, он немного удивлëн, что никто не спрашивает его или Юнги о конфликте с Тэхëном и даже как будто не удивляется тому, что они теперь ходят вместе. Все так легко приняли это, он почему-то этого совсем не ожидал. Юнги на вопрос лишь неопределëнно жмëт плечом. Он напрягается, телом осторожно придвигаясь к стене, садясь поудобнее, отчего Чимин теперь почти полностью лежит на его плече. Чимин улыбается, понимая, что старший сделал это для него. Сокджин выдерживает паузу, будто ждëт продолжения, но, не дождавшись, спрашивает снова: — И ты действительно не знаешь, где они? На этот раз Юнги замирает, задумываясь, будто прислушиваясь к чему-то, и снова жмëт плечом. — Они в этом здании, — отвечает наконец. — Но где именно, ты не знаешь? — уточняет Сокджин. — Нет, — следует ответ. Сокджин вздыхает. Он выглядит так, будто устал от односложных ответов, однако прежде чем сдаться, задаëт последний вопрос, взглянув на Юнги устало и с надеждой: — Они в порядке? Чимин чуть поворачивает голову, чтобы уловить выражение лица старшего. Этот вопрос его тоже волнует довольно давно, и хотя он знает, что это скорее Тэхëн станет причиной того, что с другими что-то случится, не может не беспокоиться. Он видит странно довольный взгляд и приподнятый уголок губ, затем старший отвечает: — Более чем. Чимин успокоенно расслабляется у Юнги на плече. Если старший сказал, что всë в порядке — значит так и есть. Возможно, эти двое наконец нашли в себе смелость признаться, кто знает… Сокджин удовлетворëнно кивает и отступается. Он откидывается назад, облокачивается на Хосока, а тот в ответ пробирается рукой старшему на талию и прижимает к себе. Чимин смотрит на этих двоих и улыбается. Наконец у них всë хорошо… Чимин ëрзает, устраивается удобнее и прикрывает глаза. На плече у Юнги уютно. Это удивительно, каким мягким на самом деле оказался Юнги, вопреки первому впечатлению Чимина о нëм. И даже странно теперь, что не заметил сразу, не разглядел, хотя думал всегда, что людей знает хорошо. Но теперь это не важно, главное, что теперь знает, что внешняя хмурость Юнги сочетается с поразительной, тëплой и уютной мягкостью, в которую хочется зарыться, укутаться в ней и остаться навсегда. Он улыбается, он уверен, ребята тоже скоро это разглядят. Губы под губами безумно мягкие, Чонгук пробует их снова и снова. У них вкус пьянящий, сладкий, младший силится определить составляющие, но не может, хотя каждый раз кажется, что он уже почти понял, почти ухватил суть. Капли семени, смешанные друг с другом, срываются с переплетëнных пальцев и падают на пол. Со слипшихся волос стекают капли пота и устремляются туда же. Тэхëн кусается. Несильно, лишь немного прихватывает губы зубами, но этого достаточно, чтобы заставить Чонгука издать довольный приглушëнный звук, а самого Тэхëна — ухмыльнуться в поцелуй. Их общая страсть, едва только угасшая, потихоньку вспыхивает снова. — Знаешь, чего я хочу? — хрипло шепчет Тэхëн Чонгуку в губы, едва-едва от них отстранившись и оставляя ожоги своим горячим дыханием. — Чего? — выдыхает Чонгук в то малое пространство между их лицами, что ещë осталось. У него в животе предвкушающе скручивается от одного только голоса старшего. — Чего ты хочешь, хëн? Я всë сделаю. И это правда так. Если Тэхëн только попросит, Чонгук готов все силы бросить, лишь бы достать для него это, на край земли пойти, чтобы после увидеть счастливую улыбку Ким Тэхëна, своего личного единственного бога. Но желания старшего лежат не за экватором, не за пределами северного полюса. Они тут, прямо рядом. И он шепчет, подаваясь вперëд, так что почти никакого места между телами не остаëтся: — Я хочу тебя. Сейчас, — он поднимает глаза, смотрит на Чонгука тем самым взглядом, в котором хитрость беса сочетается с мольбой щенка, и произносит тихо, глядя в глаза: — Возьми меня, Чонгук. И эти три коротких предложения заставляют младшего задохнуться, выбивают почву из-под ног, отправляют разум за грань разумного. Картины, сотни картин и образов мелькают в воображении, распаляя внутренности и скручивая узел в животе. — Боже, хëн, — выдыхает задушенно, едва способный говорить. — Ты… Ты уверен? Точно хочешь? Тэхëн улыбается широко, квадратно и солнечно, как только он умеет. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я делал то, чего не хотел? — спрашивает он, а в голосе звенят озорные нотки. Он поглаживает пока ещë мягкую плоть под своими пальцами, и Чонгук шипит, настолько это приятно. — Давай же, Гуки. И Чонгук готов. Боже, как он готов. Раньше он только мечтать мог о том, чтобы доставить старшему удовольствие, видеть так близко эти губы, эти заламывающиеся брови, эти закатывающиеся от удовольствия глаза. Так что сейчас он более чем готов. Он хочет этого всего, запомнить каждую деталь старшего, сохранить в сознании, чтобы любить его потом ещë больше. Однако… — Мы не можем. У нас ничего нет, — говорит он, чувствуя, как скребëтся внутри сопротивление этим словам. На мгновение старший замирает, коротко хмурится, а затем опускает голову вниз. Долго смотрит на сцепленные руки. — Мы могли бы использовать это, — говорит наконец. Чонгук удивлëнно вскидывает брови и смотрит вниз. — Ты… — он хочет спросить хëна, уверен ли он, но вовремя осекается. Сглатывает, отгоняя слишком откровенные картинки, и поднимает глаза. — Что мне делать? Тэхëн улыбается. Он разворачивается, как- то совершенно легко поводит бëрдами — и штаны и бельё падают к его ногам. Чонгук задыхается. Видеть такого старшего, — настоящего, податливого, живого, — не в воображении, в реальности, это просто за гранью возможного. Он жадно оглядывает прикрытую хлопковой рубашкой спину, изящный изгиб поясницы и подтянутые, упругие ягодицы. Внизу уже не просто огонëк, там пожар полыхает, Чонгук чувствует, как возбуждается вновь. — Боже, хëн, — выдыхает со стоном, бесстыдно обхватывая мягкие половинки, оставляя на бронзовой коже белëсые следы. — Ты меня с ума сведëшь. Тэхëн выгибается сильнее, охотно подставляясь под прикосновения, прикрывая глаза и блаженно выдыхая: — Рад, что наши чувства совпадают, — он недолго молчит, явно наслаждаясь осторожными поглаживаниями, а после выдыхает тихой просьбой: — Растяни меня, Гуки. Чонгук поверить не может, что удостоен такого счастья. Что может касаться так, как хочет, и приносить удовольствие. Он скользит ладонями вниз, растирая сперму по рукам, пальцами пробирается внутрь и замирает у самого мышечного кольца. Тэхëн замирает под прикосновением, Чонгук чувствует, как чуть сжимается колечко мышц, с губ старшего срывается тихий вдох. — Сначала один, — предупреждает он. И Чонгук слушается. Чуть давит на сфинктер, погружая палец внутрь, вырывая из горла старшего тихий стонущий выдох. Чонгук смотрит на хëна широко открытыми глазами, впивается взглядом в выгнутую спину, на вихрастый затылок — и подаëтся вперëд, чтобы оставить на мокрой от пота шее поцелуй, от которого старший упускает резкий вздох. — Боже, хëн, ты прекрасен, — шепчет хрипло, на грани рыка, двигая рукой, погружая палец глубже внутрь, срывая с губ старшего тихие вздохи и так же загнано дыша сам. — Ты прекрасен, Ким Тэхëн. Тэхëн в ответ мычит что-то, закусив губу. Палец проходит легко, с пóшло хлюпающими звуками погружается всë глубже и свободнее, и спустя несколько движений внутри тесной теплоты Чонгук приставляет второй. — Можно? — спрашивает, замерев и чувствуя, как замирает в руках старший. — Да… — после короткой паузы выдыхают в ответ, бëдрами подаваясь назад. Пальцы входят с сопротивлением, заставляют Тэхëна выгнуться и издать громкий стон, смесь боли и удовольствия. Чонгук морщится и выдыхает виноватое «прости!», тут же принимаясь выцеловывать открытую шею, двигая пальцами медленно, с осторожностью. Он кладëт свободную руку Тэхëну на бедро, поглаживает мягко и успокаивающе. В один момент скользкие пальцы с хлюпом проникают дальше и глубже, чем раньше, и Чонгук чувствует под ними что-то мягкое и гладкое, маленький комочек — и в эту же секунду старший с громким стоном выгибается в его руках. — Е-ещë, — срывается сиплое с губ, — Сделай так снова. Даже если бы старший не попросил, Чонгук бы всë равно это сделал, ведь видеть такое очевидное удовольствие, отражающееся во всëм теле хëна — лучшая награда. Но теперь, после просьбы старшего, такой покорëнно-молящей, решимость переполняет его лишь сильнее. Он двигает рукой чаще, погружает пальцы глубже, каждый раз задевая заветную точку, выбивая из старшего сорванные вздохи и стоны. Он чувствует, что мышцы старшего достаточно расслабились, и решается добавить третий палец, за что получает полный удовольствия стон. Пальцы свободной руки сжимаются на чужом бедре, Чонгук чувствует, как отзывается член на каждый стон старшего, он возбуждëн так сильно, что это почти болезненно. И становится лишь хуже, когда старший, выгнувшись после очередного толчка, выдыхает просяще, загнанно: — Хватит… Чонгук, я готов… Ты можешь… — он задыхается, потому что пальцы снова задевают простату. — Хватит, Чонгук, просто войди!.. Чонгук, кажется, готов кончить от одних только этих слов. Но он держится, вынимает пальцы, подрагивающими руками направляет член и задерживает дыхание, когда тот упирается в растянутый вход. Коротко толкается — и два выдоха, смешанные в один, срываются с губ обоих, вместе с воздухом выпуская наружу жаркое терпкое томление, что всë это время оба держали в себе. — Ты в порядке, хëн? — хрипит Чонгук, голос низкий и сиплый, он едва стоит на ногах, настолько головокружительно-приятно вокруг пульсирует и сжимается тесная теплота. Старший вместо ответа двигает бëдрами вперëд, снимаясь с члена, и Чонгук думает, что он хочет всë закончить, когда старший вдруг резко подаëтся назад, насаживаясь до основания — и теперь Чонгук издаëт кричащий стон, потому что, господи, это так… — Давай, Гуки, — подначивает его Тэхён. — Просто возьми меня. Я хочу, чтобы ты сделал это. Чонгук не верит, что всë это происходит с ним. Он протягивает руки, пробирается ими под свободную рубашку, оглаживает рëбра и задевает соски́, — старший чуть вздрагивает, задержав дыхание, Чонгук это обязателбно запомнит, — медленно ведëт вниз, стараясь запомнить ощущение под пальцами, пока не останавливается на бëдрах. Обхватывает крепко и отстраняет старшего, практически снимая его с себя — чтобы сразу же резко толкнуться вперëд, чуть вильнув бëдрами. Он запомнил, где находится та заветная точка, как и то, как выгибается от удовольствия старший, когда его касаешься там. И судя по тому, как сейчас хëн, застонав, соблазнительно выгибается в его руках, Чонгук попал туда, куда нужно. Поэтому он направляет член именно туда, чуть повиливая бëдрами вверх. Бьëт чëтко по одной точке, крепче стискивая пальцы на бронзовых бëдрах. Тэхëн стонет несдержанно, совершенно бесстыдно. Толкается бëдрами назад, погружая Чонгука глубже в себя, топя и себя и его в пучине терпко-страстных ощущений. Телом он почти опадает на дверь, его грудная клетка полностью прижата к холодному дереву, а растопыренные пальцы рук на гладкой поверхности подрагивают и сжимаеются от каждого движения, словно пытаясь ухватиться, найти опору. И Чонгук даëт ему еë — в очередной раз подавшись вперëд, прижимает старшего в двери, накрывает дрожащую руку своей, толкается глубоко. Тэхëн под его руками такой дрожащий, податливый и отдающийся, и от этого кружится голова, Чонгук так хочет его поцеловать. И Тэхëн будто чувствует это: поворачивается корпусом, свободной рукой обвивает младшего за шею, приближая своë лицо как можно ближе к его. — Поцелуй меня, Гуки, — просит, своими соблазнительно приоткрытыми губами сбивая фокус. И Чонгук целует. Тянется вперëд, захватывает дразнящие губы, пробует толкнуться в приоткрытый рот языком. Из-за движения всë получается смазанным, он словно пытается выхватить последний глоток воды перед тем, как еë полностью у него отнимут, он даже не уверен, что делает всë правильно, но перестаëт беспокоиться, когда старший упусткает в поцелуй ещë один стон, вибрацией пришедшийся по телу обоих. Пока Тэхëну приятно, всë остальное неважно. Внизу кипит горячая лава, Чонгук чувствует, что скоро кончит, но хочет сделать это вместе со старшим. И он знает для этого все точки. Ведëт вверх по коже раскрытой ладонью, подбирается под рубашку, пальцами сжимает сосок — и Тэхëн, такой чувствительный, вздрагивает, как от удара, коротко и наломленно застонав, выгнувшись и беспомощно сведя брови. Теплота вокруг Чонгука сжимается, пульсирует, он понимает, что старший тоже близок — и это заставляет его яростнее двигать бëдрами, вибивая из Тэхëна новые и новые стоны. Всего слишком много. Кожа под пальцами горячая невероятно, бархатная, мягкая и упругая; пот, что он широким движением слизывает с покрытой испариной шеи, солëный и какой-то непередаваемо пьянящий; мускусный запах их семени, смешанного вместе; эти стоны и тесная пульсирующая теплота. Всë это разом наваливается на Чонгука, когда тело старшего перед ним содрогается, и сдавленный стон срывается с искусанных губ — и младший кончает следом, в последний раз дëрнув бëдрами и излившись в тëплую тесноту. Звон заливается в уши вместе со сбитым дыханием и заполошным сердцебиением. Чонгук сжимает чужое обессиленное тело в руках, прижимается тесно-тесно. Шепчет на ухо с искренней твëрдостью: — Я тебя больше никогда не отпущу. Тэхëн замирает в его руках, а после оборачивается, приближая своë лицо к чужому. Губы младшего расплываются с усмешке, когда по ним вибрацией проходится хриплое: — А я тебе и не позволю, — прежде чем вновь сливаются в поцелуе.