***
— Среды, — медленно проговорила Валка, — для купаний. Мерида поняла, хотя и не знала, почему для этого выделяется только один день в неделе. Всё-таки она была принцессой, — слегка неряшливой принцессой — которую швыряли в бадью почти каждый день. Но требовательность была ей не в новинку, так что она согласно кивнула. — Ты будешь с другими женщинами, — пояснила Валка, и у Мериды стал ещё более недоумённый вид, пока она не услышала эренделлский. — Вы должны быть связаны обществом. Звучало просто ужасно, если это было тем, о чём она подумала. — Вместе? — Да, — кивнула Валка. — Женщины моются с женщинами, мужчины — с мужчинами. — Э-э, ладно, — девушка двинула плечом. — Думаю, не смертельно, — тихо добавила на гэльском. Она решила забыть об этом, пока не столкнётся с доказательствами. Скорее всего, женщина просто оговорилась или она ослышалась. Так или иначе, Мерида содрала доспехи, стянула приобретённое на одном из островов зелёное платье и довольно опустилась в источающую пар воду, соскребая грязь горстями светящегося мха со сладковатым запахом свежей зелени и чего-то лимонного. Валка предложила какое-то мыло для волос, и девушка настороженно согласилась, надеясь, что копна от этого не взлохматится вчетверо. Ей помогли избавиться от всего зацепившегося за кудри, и собралась довольно внушительная куча. Мальчики бы сделали из всех этих листочков и веточек маленький замок, Хэммиш и Хьюберт полюбовались бы пару минут, пока Харрис всё не разгромил. Настроение мгновенно испортилось. Мерида тёрлась с такой силой, что на коже остались красные следы, а мох рассыпался. Она швырнула его в противоположную каменную стену, сдерживая рычание. — Сделаешь так же с волосами, и от них потом ничего не останется, — тихо проговорила Валка, и девушка раздасадованно погрузилась в воду до подбородка. Если бы только так можно было стереть весь этот кошмар! Валка была славной, сильной женщиной, которая казалась Мериде полной противоположностью её матери, но в то же время чем-то очень похожей на неё. Она проявляла строгость, когда нужно, становилась мягкой во время обучений и наставлений, — чего так не доставало Элинор — но без единой толики изящества. Напротив, она побудила Мериду забыть про большую часть этикета и заменить обычаями викингов: ни реверансов, ни мудрёных формальностей, ни жеманных изощрённых придворных отношений. Для неё это было просто непередаваемой свободой, но отречься от всего оказалось очень непросто. Крайне неуважительно по отношению к своему воспитанию было всё забыть, ведь благодаря этому она стала той, кем стала. Она одевалась, как они; училась говорить, как они; была окружена драконами, как они; будет жить в их бесплодных пустошах. Даже сейчас, спустя столь недолгое время, со времён тонких платьев для езды и треска натянутой тетивы словно прошли десятилетия. Раньше ей будто попало что-то в кровь, заразив жаркими грёзами о таинственном мире, которого она вовсе не знала. Она не смирилась с новым местом, порой утра её страшили и запутывали одновременно. Она не сразу вспоминала, что уже не Данброх, а Хэддок, которую везут домой. Домой. Мерида пустила пузыри в воду, больше напоминавшую клетку. Она едва не угодила в водяную могилу при мысли об острове, где чудовищный отец Иккинга будет демонстрировать её, завоёванную принцессу, как поживу. Иккинг, конечно, заметил, тем не менее ничего не сказал, даже не попытался. Это было ошибкой, моментом слабости, который, она поклялась, больше не повторится. Лёгким шансом, которым, казалось, следовало воспользоваться, чтобы лишний раз не встречаться с издевательскими взглядами. И теперь приходилось терпеть озабоченные взгляды мужа, который выглядывал чуть ли не из-за каждого угла, боясь, что эта слабость вернётся. И над ней, конечно, смеялись, их рты растягивались в ухмылках из-за её хладнокровия, клана, гордости. Они высмеивали её крах, потери её семьи, зная, что их победили относительно легко, с малыми потерями, и никто из них не задумывался, как бы справился с этим сам. Их веселило её обливающееся кровью сердце, но ответом служило лишь непринуждённое лицо. Она была неприветливой, строгой и резкой, не оставляя возможности насмехаться над собой ещё больше. Валка вылезла из воды. Мерида на секунду зацепилась за неё взглядом и тут же в смятении отвела его в сторону. Она не могла не заметить, что всё тело женщины испещряют шрамы, оставшиеся, несомненно, от драконьих зубов и когтей. Ещё одно существенное напоминание о том, что это совсем не её мать. — Закругляйся, — одевшись, Валка потрясла перед ней сухой тканью. — Пришло время сделать тебе причёску настоящего викинга. Мерида разобрала лишь пару слов, борясь с румянцем, завернулась в ткань и опустилась на колени на «перину» из обильного мха. Валка приглаживала и расчёсывала волосы так же, как сын, и она чуть было не захихикала от такого странного сходства. Женщина задумчиво хмыкнула и начала туго заплетать пряди с обеих сторон к основанию и за ушами. Формально, это была воинственная причёска, но она оттянула часть округлой мягкости херувимского лица Мериды и придала ей более жёсткий и дикий вид, который на Олухе подойдёт лучше всего. — Ну вот. Мерида внимательно осмотрела косы в отражении и кивнула. Валка увидела, что Иккинг уже закончил и двинулся к более прохладным частям пещеры, и, подождав Мериду, вернулась в главную. — Что ты думаешь о моём сыне? — спросила женщина по-эренделлски. — Он хороший человек, без жестокости в сердце, — тотчас ответила Мерида, предвидевшая этот вопрос. Валка хмыкнула: — Он тебе нравится? Разморённая после ванны принцесса потянулась и замерла на середине шага. — Насколько это возможно, — голос, как бы она ни старалась, дрожал. — Я вышла замуж ради мира, останусь ради мира, буду жить и дышать ради мира. — Правда? По глазам Мерида поняла, что она знает. — Да, — категорично прошептала девушка на гэльском и тут же исправилась, перейдя на нужную северную речь: — Да. Валка оценивала, изучала, совсем как Иккинг, и Мериде захотелось разразиться безумным смехом. Женщина кивнула, коснулась её лица и поманила за собой, упомянув что-то об обеде. Мерида пошла за ней вверх по тропинке, к свету.***
Иккинг потянулся к воздушным прядям, как любопытный дракон, но опустил руку прежде, чем Мерида успела заметить. Мать бросила на него укоризненный взгляд, копошась на выделенном для стряпни месте. Очень скоро уже не было сил терпеть тошнотворный запах блюд, которые она умудрилась приготовить, и юноша, имеющий большой опыт в заботе об отце, взял всё в свои руки. Валка рассмеялась и полушёпотом завела разговор с девушкой, сидящей у костра в тёплой накидке. Иккинг быстро расправился с едой, но Мерида в своей рыбе только ковырялась — в чём, в общем-то, не было ничего удивительного, ведь они уже долго питались исключительно ею. — Сын. — Хм? — он оторвался от невесёлого лица жены. — Почему бы не взять девочку полетать под луной? Этой ночью полнолуние, а ей нужно подышать свежим воздухом. — Но снаружи так холодно... — На ней шкуры как минимум трёх волков и десяти лисиц, сажай её на дракона и вперёд. У Валки был такой лютый вид, что Иккинг не осмелился перечить и вывел Мериду через ближайший проём. С пронзительным свистом появился Беззубик, точно вырос из тёмных теней, лизнул наездника и опрокинул на мох. Иккинг шутливо отбивался, пока не залез ему на спину, усадив девушку перед собой: скорее уж он собьёт две Жути одним боласом, чем ещё раз позволит ей держаться позади, кроме того, так у неё будет обзор получше. Мерида остановила его, на её лице появилось странное выражение, которое он не мог понять. Она прикусила губу, очевидно, нервничая, и Иккинг уже собрался дать спуститься, если на то была воля, когда её пальцы расстегнули накидку. Она сделает шаг навстречу. Она докажет Валке, что её слова правдивы — она будет жить и умрёт за мир, который принесёт их союз. Она должна развеять его страхи о том, что ей нельзя доверять, что она слабовольная, ищет смерти. Она должна доказать им всем, что у неё получится, получится из принцессы превратится в жену вождя. — Нет, холодно, — возразил Иккинг, но она лишь покачала головой и накрыла плащом их обоих, видя, что на нём нет даже доспехов. Несмотря на то, что на самом деле у него было во что укутаться в случае чего, жест согрел изнутри, и он вздохнул, глядя на её взволнованное лицо. Подоткнув края мехов, он ухватился за седло, вытянув перед ней руки, и направил дракона ввысь. Я пытаюсь, сказала она. Я готова попробовать. Беззубик летел с непревзойдённой грацией, скользя по окутавшему их арктическому ветру, поднимаясь из пещеры в яркие безоблачные глубины. Луна, круглая и полная, как кулон на шее, сияла, создавая на её лице тени. Она посмотрела на небо, бледное и яркое одновременно, усыпанное звёздами. Когда появились огни, Мерида ахнула, вытянув шею, и показала на развевающиеся ленты зелёного, пурпурного и розового света. Иккинг посмеялся ей в ухо, согласно прошептав «красиво», не уделяя так уж много внимания танцующему по льду цветному сиянию. В темноте она была бледно-белой и холодной, вдали от тепла очага. Огненно-рыжие волосы стали цвета отполированной меди и золота, дважды заплетённые с каждой стороны и оттянутые назад, как у воительницы. Она парила, как нечто бессмертное и недосягаемое, как сгусток звёздного света и огня под человеческой плотью. Впервые спустя недели она улыбалась, искренне и широко, при виде представления севера, которое проносилось по полуночному небу. С того момента, как это сказал отец, Иккинг знал, что его невеста будет хорошенькой, но здесь и сейчас, в этой благоговейной радости, он находил её потрясающей. Спустя двадцать минут Мерида оцепенела, но всякий раз, стоило юноше попытаться повернуть назад, она умоляла дать ещё немного времени, и он сдавался. Беззубик, тоже уставший сидеть взаперти, сделал впечатляющий взмах подобно огромной летучей мыши, срывающей небесные светила. Мерида подняла руки вверх, чудом не уронив новую накидку, не способная совладать с ребёнком внутри себя, который думал, что, возможно — возможно, если она вытянется чуть больше, то сможет снять звезду, сунуть в карман и держать при себе всё время. Ворча, Иккинг стал бороться с тяжёлой хлопающей тканью (Ну давай же!) и наконец снова обернул вокруг неё руки и меха с недовольным вздохом. Широко раскрытая ладонь легла ей под рёбра, и краска залила лицо девушки, только сейчас осознавшей, что она прижата к его телу. В таком положении зад плотно прилегал к чужим бёдрам, оба тряслись при каждом манёвре. Одной рукой он поддерживал, другой наклонял вперёд, чтобы дотянуться до замков, к которым крепились путлища, и легчайшим движением поворачивать Беззубика в ту или иную сторону. Эта связь была негласной, текучей. Грудь Иккинга выгнулась над её спиной, подмяв под себя, как ценный груз, пока зверь петлял, заставляя девичье сердце перекатываться по позвоночнику вверх-вниз, колотиться и подпрыгивать. Мерида была благодарна его маме за то, что настояла на ванне: от Иккинга пахло облаками, толикой дыма от костра и чем-то сладким. Он сильнее сжал руки, она шумно выдохнула, услышав, как что-то бормочут на ухо (Держись, сейчас будут вращения). Беззубик перешёл в закрученное пике, девушка вцепилась в руки наездника мёртвой хваткой, подавив удивлённый вскрик. Он рассмеялся, добавив что-то (Да, я знаю), и её ещё сильнее откинуло в плен худых бёдер. Мерида старалась не обращать внимание на растущее между ними тепло, с рычанием откинула мешавшие пряди, снова вызвав у юноши смех. Она хотела придвинуться к луке, но опять качнулась назад, силясь не ёрзать от неведомого напряжения внизу живота. — Готова вернуться? Мерида вопросительно промычала, не уловив смысла из-за ветра и акцента. — Устала? — нашёлся Иккинг, и девушка кивнула, похлопав по державшей её руке. Он уткнулся носом в местечко под ухом, как ласковый Криволап, и она густо зарделась. После тихой команды Беззубик повернул назад. Голос гудел в его груди, и грубоватые на слух слова проникали в её собственную, точно колокольный звон. Даже когда Ночная Фурия вернулась к простому скольжению по воздуху, рука осталась на месте, большой палец двигался под грудью туда-сюда. Мерида изображала безучастный вид, поворачиваясь к мерцающим звёздам, но лицо по возвращении к верхнему входу в пещеру просто пылало. — О, погляди, — она усиленно боролась с вызванной шёпотом дрожью. — Король дома. Разумеется, Великий Смутьян покоился в самом сердце скрытого мира Валки, занимая большую его часть. До этого он объявлялся лишь однажды, и Мерида сперва решила, что это просто часть горы, но потом гора двинулась, а она полночи тряслась от чистейшего ужаса, как бы ни пытался муж её успокоить. Мощная, покрытая шрамами чешуя сверкала, как начищенный металл, от ледяного дыхания во всём заливе ощутимо похолодало. Между двумя Альфами прошло короткое мгновение, и Беззубик, наклонившись вбок, унёс чету к обжитым туннелям. Иккинг снял мех с плеч, целиком возвращая Мериде, поднял капюшон, защищая лицо от внезапного холода, и подобрал под него выбившиеся пряди. Его взгляд сосредоточился на собственных действиях, и девушка вдруг почувствовала себя рядом с ним очень маленькой. — Вот так, пойдём, — Иккинг взял её за руку, и Мерида почти приросла к земле, чтобы не двигаться, но не стала этого делать. Что-то горячее и тяжёлое скрутилось в животе, будто она проглотила лаву Громмеля, медленно застывавшую в твёрдое железо. Они приземлились в небольшом углублении, тёплом, несмотря на общую прохладу. Беззубик, который в основном вёл ночной образ жизни, вернулся к природному стилю полёта, а двое занялись вечерними делами. Обычно Иккинг отворачивался, раздевался до мягких нижних штанов и забирался в постель, Мерида в добавок ко всему расчёсывала волосы. Сегодня, как и следовало ожидать после работы Валки, пришлось нелегко. Она устроилась на коленях возле него с самым широким своим костяным гребнем, безуспешно пытаясь распустить тугие косы. — Нет, нет, — подал голос Иккинг, делая несколько записей в дневнике. — Брось это. Брось. Разберёшься, когда будешь мыться в следующий раз. — А? — она сорвала клубок, и юноша поморщился от вида печально свисавшей с зубьев тонны вырванных волос. — Так, достаточно, — он пытался оставить её в покое на некоторое время, даже отказался от этой своей обязанности, но жене, похоже, снова требовалась помощь. Иккинг протянул ладонь, она на время задумалась, но в конце концов смирилась. Всё так, как раньше. Он начал с самых кончиков, методично распутывая локоны со всей нежностью, на которую был способен, чтобы принцесса не дёрнулась и не отпрянула. Как бы нелогично это ни было, он не хотел, чтобы она ещё хоть раз от него отстранилась. Закончил примерно через полчаса мирной борьбы, с ворчанием помахав пострадавшей рукой, затем взял свой гребень, поменьше, чтобы зачесать две туго заплетённые вокруг головы косички назад, и заплёл одну по всей длине. Не такую тонкую и затянутую, как мамины, — всё же его руки привыкли к чешуйчатой коже, а не кудрявым густым волосам — но он не был готов так быстро отпускать её. Он понимал, почему всех драконов тянет к девушке, ведь сам был не лучше любопытных зверей, бегавших вокруг её сапог и жаждавших исходящего от яркой макушки тепла. Иккинг отодвинулся, и Мерида едва не встретилась лицом с полом, но была вовремя подхвачена и уложена рядом. Если что и произвело на него неизгладимое впечатление, так это то, что благоверная не позволяла ничему на свете мешать себе спать. В то время как Иккинг не смыкал глаз почти всю ночь, ворочаясь от волнений, Мерида могла устроить себе постель из стула, седла, мха и любого другого места, и разбудить её порой было труднее Беззубика. Он не смог сдержать негромкий смешок от вида её безмятежного лица, и едва не разразился хохотом, когда она перевернулась на бок с единичным храпом. Иккинг убрал шальной локон, забившийся в уголок её рта и услышал, как она бормочет на родном, закинув ногу на его и придвинулась, впитывая тепло тела. Он не мог ей отказать и сполз чуть ниже, облегчая доступ. Тонкая рука опустилась ему на грудь, и юноша со странным восхищением задержался на блеснувшем кольце, которое с остервенением ковал вместе с его парой всего за несколько часов до свадьбы. Отец настаивал, что они не нужны — всё уже было закреплено на бумаге, никаких традиций с обеих сторон не требовалось. У него не было родового меча для обмена с ней, он не мог предложить ничего ценного — лишь свои умения — и подарил ей кольцо, которое хоть что-то значило. Она хранила в себе столько тайн, которые он упорно пытался раскрыть, каждое полувысказанное ругательство и закатывание глаз, каждое топанье ногой и тихое рычание… Но ещё большее недоумение вызывали её скрытые улыбки и весёлое хихиканье по любому поводу, смешившее мать, головокружительное удовольствие, которое он видел в её глазах лишь однажды. В ней было что-то от природы бесхитростное, она не скрывала от него эмоций, и уже за это он был благодарен. Каменное лицо предназначалось деревенским зевакам, она, без сомнений, считала, что отвечает им «добром на добро». Хотя и не созданная для ухищрений, Мерида не была дурочкой и наверняка догадывалась о содержании разговоров у себя за спиной. Так что она спряталась от всех, кроме него с Беззубиком (и сейчас ещё, конечно, мамы), но время медленно истекало. Удача была не на его стороне: если Стоик ещё не отправил Жуть, непременно сделает это через день-два, и придётся гнать на Олух. Он прибудет как герой-завоеватель, а она — как не без труда полученный приз, помпезность в разы увеличится, и ему хотелось бы сделать что-то большее, чем просто её предостеречь. Тяжело выдохнув через нос, Иккинг в отчаянии прижался лбом к её, в тысячный раз жалея, что не может с ней разговаривать. Он жалел её, бедную увезённую из родного замка принцессу, которая, узнав о таких чувствах, непременно бы разозлилась, но он ничего не мог с собой поделать. Сам бы он Олух никогда не оставил, невзирая на все недостатки и сложности, это для него было больше, чем домом и местом рождения. Он преобразил деревню, оставил свой след среди викингов, а теперь и в их возросшей Конфедерации. Когда-то всего лишь мальчишка, в крови которого было больше хаоса, чем у Локи, ныне — Избранный, блудный сын, первый среди драконьих наездников и будущий конунг всей Норвегии. Победитель Красной Смерти, наездник Альфы, Драконорождённый. Он был охвачен пламенем и восстал из пепла собственного разрушения, чтобы переделать остров по своему образу и подобию. И огонь разгорелся, ведь удалось обучить не только драконов, но и целую армию викингов. Несомненно, и у неё было своё место в крепости, пусть чужой и странной. И она, должно быть, совершала великие деяния, прославилась среди маленьких кланов благодаря силе и отваге. До него, разумеется, доходили слухи о Валькирии Данброха, но он не верил, пока своими глазами не увидел её на поле боя, прорывавшуюся сквозь мужчин втрое больше, словно те были пустым местом. Поговаривали, что она вгоняла пику в череп викинга, словно потрошила рыбу, и стоило признать, что при воспоминании об этом он до сих пор чувствовал бегущие по коже мурашки, дрожь в позвонках, которая грозилась сбросить лежавшую на груди руку. Она сражалась и выжила, чтобы сейчас спать подле него, но образ маленьких рук, размахивающих массивными клинками и топорами викингов казался слишком противоречивым. Как эти тонкие пальцы направляли меч на таких, как Плевака, отец или даже Сморкала? Как настолько сильное упрямство может быть таким хрупким на вид? Она была разделена, расколота на две потрёпанные половинки, которые не удавалось правильно собрать. Возможно, отчасти дело было в его восприятии, как предположила мама, но кто мог его винить, когда она носилась вокруг, как разгневанное Ужасное Чудовище, при этом выглядя так, словно и Густава не одолеет, не говоря уже о полноценном северном воине? Слова Валки прозвенели в ушах, и юноша вздохнул, мысленно погладив рыжие волосы. Он очень многое додумывал, имея слишком мало фактов, оставалось только чем-то заполнять пропуски. Он должен больше в неё верить, чтобы сохранить её рассудок, отыскать частички, которые она так тщательно скрывает, так рьяно защищает. Если она проявит снисхождение, он сможет начать вести их в правильном направлении, двигаясь с ней как одно целое, а не подталкивать вперёд вслепую в надежде, что она не оступится. Пальцы сжали покрывавшие их меха. Она уже оступилась. Он сумел помочь, пока не стало слишком поздно, но они не смогут всё время быть рядом друг с другом. Настал час для прыжка в неизвестность.***
Иккинг резко пробудился. В лёгких собрался дым от окружившего огня, смерть тянула холодные руки, чтобы прижать его к земле и забрать из этого мира без пощады. С застрявшим в горле криком он перевернулся, вскочил, задыхаясь, и перебрался в другой конец помещения на трясущихся руках и коленях. Культя дважды обо что-то стукнулась, но боли он почти не почувствовал. Мерида застонала от досады и нервно позвала его по имени, перекатываясь, чтобы выкроить себе ещё пару часов. Иккинг всё ещё ловил ртом воздух и вдруг понял, что видел сон о битве, а тяжёлая голова девушки, скорее всего, и затрудняла дыхание. Юноша дрожал, во рту собралась желчь. Не до конца вырвавшись из воспоминаний о драконьем огне и смерти, он подполз к месту, где оставил протез. Пристёгивать в этот раз оказалось сложнее обычного из-за бешеного стука сердца. — Иккинг?.. — Мерида сидела, облокотившись и моргая в темноту. Голос был низковатым и хриплым от сна, северный едва узнавался. — Не так? — Ш-ш, — тактично вытерев потную ладонь о штаны, он уложил её обратно. — Всё хорошо. Поспи ещё. — Пора? — Рано. Спи. Мерида ещё раз моргнула опухшими голубыми глазами и притянула его ближе. Иккинг молил тело перестать дрожать, не зная точно, по-прежнему ли это только из-за кошмара. Она прижала свободную руку ко взмокшим лбу и щеке. Скривившись, девушка вытерла ладонь о меха и отсела чуть дальше. — Болен? — Нет-нет, — заверил он, как никогда желая, чтобы она всё забыла и вернулась ко сну. — Спи, всё хорошо. Я в порядке, клянусь. Спи, Мерида. Она прищурила глаза либо от полудрёма, либо что-то заподозрив, но после издала лишь тяжёлый протяжный вздох и нерешительно легла. — Ладно. Видимо, не поверила, но готова оставить всё как есть или ей просто безразлично, лжёт он или нет. Может, она и не вспомнит об этом через несколько часов. Благодарный любому из вариантов, Иккинг на долгий миг прижался губами к центру её ладони и вышел, отчаянно нуждаясь в холодном воздухе и одиноких минутах раннего утра, чтобы подумать.***
Подремав ещё часа два, Мерида встала и принялась одеваться, яростно вытирая ладонь каждые несколько минут, как мысли возвращались к губам Иккинга на коже. Она потрясла головой, отчего коса захлестала, как хвост враждебного дракона (откуда она, кстати, взялась?) и натянула самый чистый свой наряд. Нужно заняться стиркой. Мерида с горестным вздохом посмотрела на груду одежды Иккинга — как жена, она должна и её простирнуть, хотя одна мысль уже вызывала зуд. Девушка взяла всё в охапку и пошла по вырытым туннелям. Она встряла в разговор, потому что голоса матери и сына с её приходом стали ужасно тихими. Мерида спросила Валку, можно ли использовать горячую воду из источников, на грубом и плохом северном. Однако Иккинг широко улыбнулся, засмеялся и даже похлопал, и она постаралась не краснеть, не зная, издевается он или нет. Тем не менее принцесса почувствовала некоторое облегчение, заметив, что муж не выглядит больным и хилым, как рано утром, и призадумалась, не был ли это её собственный лихорадочный сон. Иккинг подбежал к ней и накрыл тёплыми ладонями щёки. — Я понял тебя! — пропел он. — Вышло здорово! И она его тоже, на удивление. Приятно было видеть — или, скорее, слышать — что уроки не прошли даром. Валка улыбнулась и цокнула языком — привычка эта, должно быть, передавалась по наследству: — Воду возьмём поближе, а драконы нагреют. День стирки, верно? И мгновение минуло. Мерида вздохнула и слабо, беспомощно пожала плечами. Женщина рассмеялась над её разбитым видом и повторила, используя для сравнения эренделлский. В какой-то момент Иккинг прервал её, лицо было стеснённым, но и несколько возбуждённым. Валка покачала головой с исполненной нежности улыбкой и жестом указала на девушку. Иккинг взял её руки в свои и повёл к потрескивавшему огню. — Мерида, — тихо начал он. — Я хочу поговорить с тобой. Пальцы согнулись в чужих руках, мгновенно напрягшись. Он планирует оставить её со своей матерью? Она не станет возражать против дополнительного времени, но тогда он сможет уйти и делать всё, что заблагорассудится, а она застрянет здесь. Часть Мериды сгорала при мысли, что её отпихнут в сторону, стыдливо спрячут вместе с Валкой в полузатопленной пещерной системе. В этом ли состоит его замысел: бросить её на середине пути, чтобы быть на Олухе с какой-то другой женщиной — своей любимой? — Дракон, — продолжил Иккинг, и она тут же волнительно распрямилась. — Дневная Фурия. Она тебе нравится? Мерида посмотрела на Валку, которая знала, что она всё поняла, и указала на сына, терпеливо ожидавшего реакции. Девушка несколько раз перевела взгляд с одного на другого, пока не остановилась на Иккинге, и согласно кивнула. Белый зверь был прекрасным созданием, столь же неистовым и требовательным, как она сама. Мерида что-то чувствовала каждый раз, когда приближалась к его обители. Она уже пыталась туда войти, но Иккинг так громко и пронзительно кричал, что удавалось это лишь в одиночестве в перерывах между рутинной работой с Валкой — что случалось крайне редко. — Хорошо, — юноша вздохнул, почти вжав голову в плечи. — Я не против показать тебе, как её приручить. И снова её отталкивают. Он предложит ей такой дар, возможность покинуть его и не вернуться. Доказательство его веры в неё и договор, которым их семьи скрепили брак. Иккинг беспокойно провёл по волосам, рывком встал на настоящую и искусственную ноги и протянул руку ладонью вверх. Было что-то в зелёных глазах — молчаливое обещание, что между ними всё изменится, и он не возражает, если и она тоже. Больше никаких тяни-толканий, дёрганий, издевательств — если он поведёт, она с готовностью последует за ним, и они будут стоять бок о бок, как нечто, возможно, однажды близкое к равному. Мерида со шлепком вложила свою руку в его и вскочила. — Хорошо, — пробормотал Иккинг, больше маме, чем ей. — Одну убедили. Думаешь, сможем и вторую? Валка издала издевательский смешок: — Приведи к ней свою Ночную Фурию и тогда, может, продвинемся. Иначе сбежит, прежде чем девочка хотя бы приблизится к тому, чтобы её оседлать. — Похоже, у нас нет выбора, — он поднёс руку Мериды к губам, целуя костяшки, и с удовлетворением отметил розоватый оттенок румянца — не такой яркий, как волосы, но всё же невероятно привлекательный. — Хватит заигрывать, сынок, — открыто насмехалась женщина. — Пора поработать во благо жизни. Иккинг засмеялся в ответ лишь отчасти иронично и потащил девушку за собой в огромную центральную пещеру, с громким свистом зовя дракона. Заглянув за край пропасти, Мерида увидела, что громадный Великий Смутьян ещё там и косится на них глазом размером с приличный дом. Беззубик в этот час был вялым и громко ворчал на Иккинга, и она не могла не согласиться, что ещё слишком рано и нужно поспать ещё где-то до полудня. Хотя в душе чувствовалось ужасное волнение, если не странный испуг. Свой собственный дракон! Это превзошло все её ожидания. Она знала, что у большинства жителей Олуха и всего Архипелага есть прирученные драконы, но казалось маловероятным, что чужачка, которую принудили оказаться в подобной ситуации, получит такую привилегию. У Мериды почему-то было предчувствие, что вождь Стоик этого не одобрит, но сын плетёт интриги у него за спиной. Маленькая искорка озорства на его лице вдруг стала гораздо более понятной. Более юная, храбрая сторона немного переживала из-за конунга. «У меня будет дракон!», — кричала она со всей ожесточённостью девчонки, столкнувшейся с медведем-демоном. — «Забудь о глупом конунге!». Но проще сказать, чем сделать. Родители остались далеко, из защитников только Иккинг, чья мать, судя по всему, не имеет с Олухом ничего общего, так что этот здоровенный мужчина сможет легко победить сына для восстановления субординации. Если она решится покорить зверя, станет ли тот лишь временным приятелем, которого отнимут, как и всё остальное? Четвёрка зашагала к импровизированному загону. Валка с Иккингом тихо переговаривались, пока Мерида ковыляла позади с невыспавшимся Беззубиком. Она провела рукой по широкой голове, согретой естественным теплом коже. У неё от природы было влечение к летающим существам, расположение к папиным ловчим птицам; она любила наблюдать за лоснящимися в лучах заходящего солнца крыльями. Беззубик был окрашен в чёрные тона, созданный из тени, полуночи и острого обсидиана, сжатых в форму гигантской летучей мыши. — Мне кажется, лучший план действий — отойти в сторону и дать Беззубику провести, э-э… беседу. У неё будет пространство, у него — время, чтобы её успокоить. Если она будет слишком возбуждена, то начнёт проделывать в нас дыры — ну или в своде. — Я согласна с тобой, — Валка убрала с лица прядь. — Мне не хватало такого тебя. — Какого? — В своей стихии. С драконами. То, что ты женился, не значит, что нужно стать другим человеком. Даже если она не сможет полюбить их так же, как ты, — что, я уверена, не так — ты не должен поворачиваться к ним спиной, Иккинг. Ты нужен им, а они — тебе. — Я знаю это, мам, — буркнул он. — Конечно. Своим оценивающим взглядом мама словно разбирала его на части. — Хорошо, вижу, что знаешь. Недалеко от убежища Беззубик неожиданно оживился, принюхиваясь, и обошёл всех, чтобы добраться до тяжёлой сети. Он рычал, урчал, хрипел, и к всеобщему удивлению показавшаяся Дневная Фурия начала ему отвечать. Беззубик посмотрел на Иккинга в ожидании, и юноша поднял натянутую преграду. Наступила напряжённая тишина. Драконы описывали головокружительные круги, фыркали и трепетали крыльями, общаясь на неведомом языке. Потом Беззубик оказался слишком близко, раздались какие-то шмяканья, звуки укусов, шипение. Дневная Фурия неожиданно впечатала Ночную в землю, надавив на шею, от растерзания которой удержала лапа. Над людьми заскребли когтями, рептилии подняли пыль, выбираясь через проход в пещеру. Мерида, пригнувшись, вскрикнула, Иккинг зашипел себе под нос, Валка же стоически сжимала костлявыми пальцами дребезжащий посох. Как только драконы скрылись из виду, все поднялись на ноги и бросились следом, а они тем временем сбились в клубок, толкаясь и царапаясь. Беззубик отпихнул самку задней лапой, и оба с яростными криками прыгнули в пещеру. Он засветился зловещим голубым цветом силы Альфы. От недовольного рычания Великого Смутьяна дрожали стены. Одной рукой Иккинг оттянул за талию жену от края, глаза, полные нарастающей тревоги, устремились наверх. Фурии принялись пускать плазменные залпы во все стороны, свежесделанные дыры вызвали у Валки поток неслабой ругани. По ледяному куполу пошли многочисленные трещины, драконы внизу панически разлетались, сокрушаясь от творящегося беспредела. Король заревел, пещера вновь опасно задрожала. Не удержавшись, Мерида упала на колени, лёд вокруг них обрушивался. — Беззубик! — закричал Иккинг. — Самое время что-нибудь придумать! Дракон бросил на него стальной взгляд, из его позвоночника выступили пластины, позволявшие опережать самку на поворотах. С завидной ловкостью он сменил направление, уклоняясь от очередного залпа Дневной Фурии, и подлетел к ней вплотную. Оба сцепились и рухнули вниз. С оханьем Мерида прикрыла рот рукой, видя, как они стремительно приближаются к смерти. Завязалась драка, повсюду разлеталась чёрная и белая чешуя, лапы с острыми когтями наносили удар за ударом. Драконы снова набросились друг на друга, грузно приземлившись в пещеру под собой, затем остановились. В нескольких местах шла кровь, они угрожающе расправили крылья, демонстрируя одинаковый гнев. Прочая живность с воплями рассредотачивалась, Великий Смутьян тяжело поворачивал огромное тело, наблюдая за схваткой. Больше залпов. Мерида едва не переваливалась через юношеские плечи, чтобы лучше видеть. Сердце Иккинга ударяло громом: если плазма поразит крыло, он не сумеет его вылечить даже с маминой помощью. Беззубик зарычал со всей яростью вожака, его выстрел вспыхнул у лап Дневной Фурии и опрокинул её на спину. От её высокого испуганного крика Мерида чуть не задохнулась и впилась ногтями в чужие руки. Беззубик прыгнул на противника, вонзив зубы в шею и прижав к месту лапами. Внезапно наступившая тишина оглушала, обрывистое дыхание больше напоминало крик. Между двумя существами возникла какая-то связь, вроде подчинения, Ночная Фурия отпустила Дневную и отступила назад напряжёнными, сдержанными шагами. Белый дракон перевернулся, отряхнулся от потерянных чешуек и склонил голову перед могуществом Альфы. Прошёл миг, затем ещё один, и Валка выдохнула: — Ну вот, дело сделано. Хватит на сегодня драки, согласны? Мерида с огромным облегчением отлипла от Иккинга, но тот не шевельнулся, пока не увидел своего дракона в воздухе, летящего не слишком болезненно. Беззубик повернул голову, глядя на наездника, и легко поднялся выше. Дыр не наблюдалось, в боку и животе было несколько глубоких ран, из которых медленно текла кровь, но это легко заживёт со временем и материнскими примочками. Дневная Фурия, к его потрясению и веселью, послушно следовала за Ночной, с таким же количеством черноватой крови, просачивающейся между чешуйками. — Вы только посмотрите, — прогудела Валка. — Что ж, идём лечить. Пора научить жену обращаться с драконьими ранами. Беззубик легко привалился на бок, обнажив живот и ранения и явно ожидая, что Иккинг выполнит свою часть сделки. Самка издавала воркующие и прищёлкивающие звуки, нервно расхаживала кругами, точно была страшно растерянна. Мерида с умоляющей гримасой попрыгала справа, слева, пытаясь отрезать путь к побегу, потом опустилась на колени в ожидании. Валка отказывала сыну в каком-либо вмешательстве, кроме принесении воды, тряпиц и лекарств. Иккинг с Беззубиком, у которых мысли сходились, пристально наблюдали за двумя женскими особями. Дневная Фурия бесшумно ходила вокруг Мериды, как и все драконы, проявляя интерес к ярким волосам, но и нервничая при виде людей. Девушка старалась сохранять как можно более незаинтересованный вид, ковыряясь во мхе и украдкой поглядывая из-под ресниц. Когда дракон приблизился настолько, что смог втянуть запах выбившихся из причёски локонов, раздувая их вокруг лица, она улыбнулась юноше хитро и торжествующе. Она была ярче молнии и вдвое беспощаднее, словно поднялась высоко-высоко и вырвала своё прямо из рук богов. Тор и Один казались просто ничтожными рядом с ней, этот взгляд говорил о непревзойдённой и непоколебимой разрушительности, и если бы Иккинг ещё не был собой, пал бы пред ней ниц. Забирай всё что хочешь, молил и предлагал бы он, делай с этим что угодно и гордись, что отняла это у меня. Мерида протянула руку, дракон вздрогнул и попятился назад. Затем, без его подсказки, она наклонила голову вбок и вниз, чтобы не было никакого давления, чтобы Дневная Фурия приняла её. Иккинг с трепетом и благоговением наблюдал, как самка нюхает руку и трётся о неё мордочкой. Мерида повернулась лицом, вытянула другую, и дракон снова отскочил. Девушка рассмеялась, положила ладони на колени, давая обнюхать себя со всех сторон; дракон подходил всё ближе и ближе, пока не поднялся на задние лапы, одной надавил на плечо Мериды, исследуя голову, и та стала смеяться ещё заливистей. Испугавшись, Дневная Фурия отступила и тихонько зарычала в знак озадаченности. — О, моя храбрая, милая девочка, — проворковала Мерида на гэльском, как Ангусу, когда его однажды обидела лиса. — Пойдём. Досталось тебе от Беззубика, да? Уверена, мы сможем это исправить, если ты дашь нам шанс. Может, драконы и не понимали языка, но знали о намерениях. Могли почувствовать запах, увидеть, услышать их. Дневная Фурия понимала не больше Иккинга, но склонности у них, кажется, были похожи: она выгнула шею, чтобы Мерида нежно провела ладонью до самого живота. — Хорошая девочка, — продолжила принцесса. — Красивая и сильная, да? Не поддаёшься никому и ничему, твёрдая и крепкая до самого конца. Передвигаясь мучительно медленно, Валка присела возле неё. Одной рукой принцесса придержала дракониху за голову, а другой потянулась назад, принимая тряпки и примочку. Между ними была почти отточенная синхронность, Мерида шикала, пока Дневная Фурия извивалась под нежнейшими касаниями. Она очистила раны, нанесла тёмно-зелёное лекарство и обложила мхом, который впитывал кровь. Пережившие жестокий бой драконы болезненно подвывали. Иккинг предполагал, что оба израсходовали все шесть залпов и не без труда оставались в сознании. — Славная девочка, — всё мурлыкала Мерида. — Разве ты не прелесть? В голове у неё было два разных образа — дракон и в то же время не совсем дракон. Не такой, как Громмели, извергавшие лаву на поля сражений, прожигая сапоги её людей вместе с кожей, и они, спотыкаясь, падали лицом в смерть. Не такой, как Злобные Змеевики, которых выстроили высоко над болотами, и те выпускали ядовитые шипы, как стрелы, пробивавшие даже самые прочные латы, самую толстую шкуру. Не похожий на Кошмарных Пристеголовов, изрыгавших взрывной газ даже на самые высокие баррикады и подбрасывавших и друзей, и врагов до небес. Ничего общего с Ужасными Чудовищами, поджигавшими самих себя, сносившими валы и прорывавшимися сквозь границы, стены. Даже не такой, как Ночная Фурия, смерть из поднебесья, стрелявшая страшными залпами, подобными разрядам молний, которые уничтожали осадные двигатели и катапульты без малейших затруднений. Этот был совершенно другим, совершенно для неё новым, в крови вновь гудело: судьба-судьба-судьба. Это манило её, звало, пело, кричало и тянулось к ней. Руки покалывало, по ним бежали мурашки, волоски вставали дыбом. Судьба-судьба-судьба. Голубые глаза встретились, лёд с аквамарином, небо с морем, вечные и безграничные. Судьба-судьба-судьба. Голубизна блуждающих огоньков. Голубизна волшебства. Голубизна силы Беззубика, которая бежала по коже молнией перед грозой. Судьбасудьбасудьбасудьба. Каким-то странным образом она понимала, что всё так, как должно быть, даже если ей до сих пор хотелось, чтобы это прошло как с маминым заклятьем — что-то сделанное, а после разрушенное. Она родилась и выросла в Хайленде, вышла за наследника викингов, ей суждено было следовать за магическими существами в лесу и летать в ночном небе. Она была такой упрямой, чтобы жить среди своих завоевателей, такой свирепой, чтобы идти в ногу с драконьми наездниками и убийцами. В груди образовалась дыра, и она задыхалась, осторожно проводя по блестящим чешуйкам вокруг широко раскрытых глаз. — Всё... Всё было предрешено, — рвано прошептала Мерида. Нижняя губа дрожала, она старалась не плакать. «Не смей, чёрт возьми!». — Предписано, не так ли? С момента, как они пришли… Мне уготовано было быть здесь с тобой, с ним и драконами. Самка нервно и недоумённо урчала, но с интересом прислушивалась к словам. — Это судьба, — всхлипнув, она пустила слезу. В животе что-то скручивалось и трещало. — Мама говорит… Она как-то говорила мне, что судьба, словно полотно, соткана из множества переплетающихся нитей, как судьбы разных людей. Я думала, что смогу создать её сама, что всё зависит только от меня, что я смогу выбирать, что я… За первой слезой последовали другие, Мерида громко и жалобно шмыгала, утопая в голубых просторах. Так много было создано с начала войны, с тех пор, как она поняла, что именует её солдатом, воином, не подозревая, что у судьбы другие планы. Она дважды вышла замуж и запретила себе плакать. Она похоронила друзей и врагов и не посмела дать слезам волю. Она проглотила ненависть и склонила голову перед захватчиками, рыча в лицо отрёкшейся от неё семье, и глаза остались сухими. Всё это давило на неё, кололо изнутри, словно разгребая душу, дыхание участилось от высвобождения накопившихся эмоций и напряжения. Будто ледник, таящий и распадающийся под солнцем. — Но теперь я понимаю. Я чувствую. Я… Я должна быть здесь, — впервые за много лет она открыто рыдала. — Они… Мы должны были проиграть викингам, погибнуть, чтобы все заняли свои почётные места, как на шахматной доске… Один неверный ход, и королевство падёт… — картина падающей на пол доски, чёрный король в руке матери. — Мне суждено быть здесь… С ним. Она прижалась мокрой щекой к дракону, издающему странные звуки, руки потянулись к широкой шее, от рыданий было не удержаться. Ещё одно болезненное воспоминание — объятья с огромным чёрным медведем с глазами королевы. Волна поднялась, она застонала, чувствуя, как что-то вырвалось из самой души и упало на дно чудесной пещеры, навсегда для неё потерянной, но не забытой. Волшебство сотворено, превращение завершено, конец достигнут, и пути назад нет. Судьбасудьбасудьбасудьба. Валка послала сыну понимающую улыбку над её головой, но глаза Иккинга не отрывались от молодой жены.***
Белый дракон был пуглив и насторожен, но следовал за Беззубиком и не отходил от Мериды. — Боль к боли, я полагаю, — промычала Валка Иккингу, глядя на Дневную Фурию, приветственно прижавшуюся к лицу девушки и устроившуюся у неё за спиной. — Драконы чувствуют такого рода вещи. Она знает, что Мериде больно и ей больно, поэтому они — одно целое. Обе девочки — его девочки, подумал Иккинг — выглядели совершенно измученными. Мерида плакала, казалось, целую вечность, пока не вмешалась Валка со всем своим материнским опытом и не оттащила её крепкими руками. Она ещё немного похныкала, но собралась и с красным опухшим лицом принялась смотреть, как ухаживают за бедным Беззубиком. Дневная Фурия металась туда-сюда с широко раскрытыми испуганными глазами, но всегда держалась рядом, иногда обнюхивала Мериду, Альфу, но отскакивала от мамы с сыном. Иккинг пребывал где-то между восторгом, потрясением, трепетом и ужасной грустью. Она наладила связь с Дневной Фурией без всяких инструкций и объяснений с его стороны, каким-то образом завоевала её доверие и открыла им обоим нечто, что Иккинг понимал и не понимал одновременно. Сам он сошёлся с драконом благодаря не случаю из прошлого, а принудительному взаимодействию и созависимости в самом начале. Но между этими двумя уже существовало доверие и будет только расти и расцветать, превращаясь в нечто великолепное. Её слёзы оборвали последние ниточки сожаления и уничтожили оставшуюся обиду на неё и её народ. Она всегда была такой сильной, такой уверенной — даже во время попытки покончить с жизнью оставалась стойкой и спокойной. Она не плакала, когда он напугал её (случайно, конечно), забрал от дома и семьи, или когда стояла против вопящего дракона и вопящего мужа-осла. Она задирала слабый подбородок, шипела, плевалась и привлекала к себе внимание с первого момента, как они встретились. Но он видел, как она слабеет и устаёт от постоянного одиночества, которое сам он, ясное дело, пока не мог заполнить, но Дневная Фурия могла и уже прорвалась в то, о чём он едва знал. По ней было видно, что в драконихе она нуждается так же, как та в ней. Это поможет залечить оставшиеся после войны травмы и построить что-то лучшее. И, в один прекрасный день, если он действительно её не устроит или окончательно надоест, Мерида заберётся на эту самую дракониху и улетит не моргнув и глазом. «Хороший стимул не быть ослом», — подытожил Иккинг, стараясь не смеяться с нотками истерики. — Бедное дитя, — в очередной раз прокомментировала мать после того, как трижды позвала Мериду по имени, и та, моргнув, потрудилась отозваться. — Измоталась. Надо вас покормить и поднять боевой дух. Иккинг мысленно простонал от подобной перспективы. — Ты знаешь, мы с Беззубиком слетаем в ближайший порт и кое-что прихватим. Свежий хлеб, какую-нибудь выпечку, что-то сладенькое для вас. — Наверное, хорошая мысль, сынок, — острый взгляд прошёлся по фигуре Мериды. — Подбодришь её немного. К тому же нам, девочкам, нужно обсудить кое-какие вопросы. Иккинг ушёл, даже не успев задуматься о том, на что она намекает.***
Стоило сыну скрыться, Валка понеслась в свои пещерные апартаменты и вернулась уже с небольшой шкатулкой. Она поставила её перед дремлющей девушкой. Нервный белый дракон устроился подальше от людских разговоров и спрятал мордочку за хвостом. — Милая моя, — Мерида подмигнула ей, произнеся соответсвующий эпитет на эренделлском. — Ты возлегла с моим сыном? — А? — обессиленно мигнула она. — Ты спала с моим сыном? — попробовала перефразировать женщина. — Да… Да, я сплю с ним, — она мигнула ещё раз. — Рядом. — Нет, нет, дорогая, — Валка потёрла лоб. Будет сложнее, чем рассчитывала. Как вырывать клыки из драконьей пасти. Она перешла на родной: — Вы консумировали брак? Было у вас соитие? Мерида покачала головой, коса заболталась, кудряшки подлетели (Я вас не понимаю). Наконец Валка вздохнула и подняла вверх руки: — Иккинг, — она вытянула один палец. Затем соединила большой с указательным на другой руке, образуя кольцо. — Ты, — совместила. Выражение лица девушки менялось от замешательства до какого-то странного, тошнотворного понимания. Мерида почувствовала прилив крови и тепло в груди. Мама Иккинга ведь не собирается учить её тем самым премудростям, котрые родная мама оставила без внимания? — Можешь не отвечать, я всё по лицу вижу. Ты знаешь, что происходит, верно? Мерида кивнула, стараясь смотреть куда угодно, только не в глаза напротив. — Одну секунду. Я покажу тебе, как готовить лунный чай, чтобы семя не прижилось. Ей показали три разных вида трав, сказали название каждого и как их смешивать. Мерида сломленно переспросила, для чего это, и Валке пришлось изощряться. Она провела руками над чужим животом, как будто девушка тяжела ребёнком, несколько раз повторив «нет», пока она, наконец, не поняла и не стала слушать куда внимательнее. Она хотела оставаться без детей как можно дольше и воспользуется любым шансом. — Смешиваешь эти три, потом завариваешь, ясно? Настаиваешь десять минут и пьёшь. Я не нуждалась в них с тех пор, как… Ну, много лун прошло с тех пор, как Стоику удалось меня найти и как-то заманить в постель, но они хорошие. Готти даст тебе больше, когда будешь на Олухе. Мерида ретиво кивала, внимая каждому слову. — Пьёшь это, — медленно и терпеливо произносила женщина, — утром. Слышишь меня? Каждое утро после того, как… закончите. Поняла? — Да, поняла, поняла, — Мерида сглотнула густую слюну. Она отложила всё в памяти, убедившись, что ничего не забыла. — Хорошо, — Валка цокнула языком, погладив большим пальцем её щёку. — Дети — это сложно, очень. А вы… вы оба сами ещё дети. Видишь ли, Иккинг появился на свет раньше срока. Он был такой слабенький, хилый. Я боялась, что ночью он уйдёт… Мне кажется, будь я немного старше, мудрее… Я была бы более подготовленной, и он не вышел бы из меня в такой спешке. Мерида понимала, что ей говорят, даже без знания каждого слова и от души согласилась: она ещё слишком молода; ей не нужны малыши, привязанные к юбке, пока она будет пытаться ориентироваться в хитросплетениях острова. — Я скажу тебе кое-что ещё, пока мы одни, — женщина притянула её ближе. — Не позволяй Стоику собой пренебрегать, слышишь? Держись рядом с Иккингом — и он будет с вами. Ты сможешь стать причиной, по которой они остановятся, наконец-то прекратят это безумие. Мерида кивнула, чувствуя правоту этих слов. Валка убрала с её лица несколько выбившихся прядей. — Будь сильной, Мерида Хэддок. Я горжусь тем, что могу называть тебя дочерью. Я чувствую в тебе отпечаток… судьбы. Она встала, отряхнув штаны. — Время стирки! Не сдерживая стона, девушка уткнулась лицом в ладони. Это она хорошо поняла.