Захваченная

— Это они? — услышала она шёпот. — Должен сказать, тонкая работа, мальчик мой. — Ты думаешь? На них вся ночь ушла. — Надо было и кровать сделать. — Да, я тоже об этом думал, — смешок. — Наверное, в следующий раз. — Когда она будет ходить тяжёлой? — Вот только ты не начинай, старина. Плевака рассмеялся. — Ну, однажды это должно произойти. Желательно до того, как я перестану ходить и не смогу ловить ваших спиногрызов. — Дай мне ещё хотя бы пару лет, — вздох. — К тому времени я уже могу откинуться, — лишь наполовину сыронизировал старик. — Ещё раз скажешь такую чушь, и да поразят тебя боги насмерть, — Иккинг повертел в руке буровой инструмент, которым пользовался ночью, и уставился на результат. — Думаешь, ей понравится? — Хель, ну мне же нравится! — сказал Плевака так, словно в жизни не существовало ничего логичней. Он потряс былого подмастерье за плечо, голос его высоко поднялся от удовольствия. — Добавил камушки… хороший штрих. Неплохой способ вернуть сломанное в оборот. Я их все спас, так что со следующими тридцатью Сногглтогами, именинами и каждым подаренным ребёнком всё будет хорошо. — Я хочу, чтобы здесь у неё были приятные вещи. Я не делал ей подарка на помолвку, не ухаживал за ней. Даже не просил... — Но ты всё равно её выиграл. — Да, Плевака, но игра была нечестной. — И что? — со смехом спросил его старый друг. — Иногда играешь нечестно и всё равно проигрываешь. Спроси у Забияки Ингерман. Это имя выдернуло Мериду из мирного местечка между сном и бодростью. Всё перед глазами кружилось, пока левая рука медленно помогала подняться. — Иккинг? — её голос звучал так, будто она застряла в горящем доме, и во рту привкус был не лучше. Юноша подлетел за один удар сердца, бережно убирая вылезшие волосы, чтобы не задевать порез на лбу. — Доброе утро, — на всякий случай он не повышал голос. — Счастливого Сногглтога, Мерида. Девушка ухватилась за его плечо и села. Иккинг поцеловал её неушибленную сторону головы и закутал в плащ. — Больно, — прошептала Мерида, и он понимающе промычал. — Да, представляю. Давай вернём тебя домой, пока… Тут раздался бешеный стук в дверь, от которого принцесса испуганно охнула ему в ухо. Валка ворвалась внутрь с абсолютной паникой на лице: — Не могу найти девочку, она ушла!.. — Спокойно, она здесь! — крикнул Иккинг и извинился, когда на него злобно шикнули. — С похмельем из самого Хельхейма, к несчастью. — О, милая, — женщина взяла её лицо в ладони. — Я чуть с ума не сошла от волнения. — Ох, голова, — застонала Мерида. На разбитой губе блестела бисеринка крови, — как волчок кружится. — Пойдём домой, — свекровь подталкивала и тянула, пока она не пискнула от боли. — Ой, прости! — Полегче, — вклинился Иккинг. — Давай я. Мерида заставила ноги двигаться достаточно быстро, но от подкатившей тошноты чуть не расплылась по полу. Она полностью прислонилась к чужой груди, жалея, что нет коня или дракона, чтобы добраться на них, но уже через три шага поняла, что перевесилась бы через бок, надеясь, что не будет кататься по земле. Так же она чувствовала себя во время своей первой рыбалки с отцом на озере, когда божилась, что никогда не вернётся на сушу. Она должна была пройти через деревню с высоко поднятой головой, чтобы другие не увидели её слабости, поэтому оттолкнула Иккинга, пошатываясь, и на секунду накрыла ладонью рот в рвотном позыве. Плевака судорожно протянул ей ведро, но девушка махнула рукой, вспомнив маму. Почти захотелось рассмеяться от нахлынувших волной воспоминаний. «Господа, я… что-то неважно себя чувствую, но вы все получите обещанный ответ…», — она не сумела сдержать хрюканье, и кузнец снова машинально сунул под нос ведро. В голове едва не зазвенела отрыжка. — «Ошеньскора». Мерида вздёрнула подбородок, как подобало королеве, которой надеялась быть с каждым проделанным к холму шагом. В деревне кипели жизнь, блаженство и счастье. Некоторые останавливались, завидев их, кланялись, и отражаемое уважение заставляло её чуть больше чувствовать себя собой. В центре, недалеко от места нападения, големом возвышалась башня из щитов, каждый из которых был тщательно расписан, очищен от крови и отшлифован от сколов, железные детали были отполированы и блестели в тусклом солнечном свете, пробивавшемся сквозь мутные облака. Девушка выгнула шею, услышав хруст после жёсткой койки и травм, и посмотрела на серое неясное небо, отяжелевшее от обещаний снега и льда. Что-то в этом цвете пробудило отчаянную тоску по Соласте. Задумавшись, она сама не заметила, как врезалась в сопровождающего, который тут же обернул её рукой понадёжней. Глаза прошлись по изобилию свеч, эмблем, украшенных разноцветными бантами, лентами и колокольчиками яков и овец. Люди уже приносили подарки и подношения к щитовому великану высотой с Большой Зал. Кое-кто взбирался, чтобы установить свечу на край щита, превращая его в огонь надежды. — Сноггл... тог? — Да, — ответил Иккинг, глядя на окутавшую всех радость. — Несколько лет с этим было сложновато из-за, ну... всего, но в этом году все дома и все счастливы. Его взгляд нашёл её. А ты счастлива? Буду, когда голова перестанет кружиться. Она вздохнула, не совсем уверенная, что в настроении праздновать вдали от первой семьи. Иккинг с удивлением отметил, что отец уже украсил дом зеленью и толстыми красными бантами — приветственный дар для сына и невестки, попытка развеселить после стольких событий и извинение за сыгранные ранее роли. (Иккинг ничуть не растерялся). Стоик распахнул двери и с весёлым смехом закружил супругу. Та выдохнула от удовольствия, когда он поднял её, словно пушинку, напевая праздничные песни. Мерида посмеялась, но её больше интересовало проскользнуть внутрь и неторопливо, осторожно подняться по лестнице. Она хотела надеть что-то тёплое, хотела своего дракона назад и хотела вернуться в кровать. Но кому, как ни принцессе, было знать, что особенные дни подразумевают выходы на публику. Мерида принялась бороться с обтягивающими грудь повязками, и юноша поторопился помочь, обматывая усеянную свежими ушибами и нелицеприятными следами швов кожу простыми чистыми лентами, — привык делать то же самое с культёй. Потом Иккингу указали на жёлтое платье, и он мямлил извинения на каждый болезненный стон. Даже после такой простой задачи ей пришлось сесть на подвернувшийся сундук, прислонив голову к его плечу, и это коробило. «Я вернусь к вам», — пообещала девушка нетронутым одеялам и подушкам. — «Дождитесь». Мерида отмахнулась от мужа, как от назойливой мошки, но тот настоял снова привязать правую руку к груди. Немного придя в себя, она позволила провести себя на первый этаж к любимому тёплому местечку. Свечи теперь стояли почти на каждой свободной поверхности, кухня полнилась хлебом, сыром, вином и мурлыкавшим Плевакой, вероятно, только что вернувшимся после посещения лавки. Стоик мигом сунул принцессе в руки стакан чего-то тёплого и крепкого, и она без раздумий передала его Иккингу, который отправился за водой, сетуя на нерасторопность отца. — Подарки! — ликующе и чересчур громко рассмеялся вождь, и Мерида постаралась морщиться не так явно. — Моей сногсшибательной Валке, — он прижал что-то к её груди. — Огню в моей душе. Женщина покраснела, а Плевака сделал вид, что его затошнило, заставив Мериду спрятать смешок в стакане. — Моему лучшему другу, — Стоик хлопнул его по плечу. — О нет-нет, ты не!.. — О да! Бери или я тебя прирежу. Моему единственному сыну и наследнику, — из мешка достали ещё один свёрток. — Спасибо, пап. — И! — девушка не смогла скрыть удивление на лице, когда Стоик бросил почти опустевшую торбу ей на колени. — Нашему новому пополнению, но, конечно, не последнему. Тебе, Мерида. Она моргнула: — Для… меня? — Да! — мужчина собрался её встряхнуть, и двое остальных в унисон крикнули: «Нет!». — Ты теперь одна из нас. Из нашей семьи и нашего острова. — Я… благодарю, — Мерида сглотнула. Плеваке достался клинок — острый, смертоносный и подогнанный специально под ручной протез. Викинг тряс заплетёнными усами, поражаясь, как кого-то заставили сделать что-то для такого калеки. Иккинг получил перстень со смеющимся Хулиганом для использования в качестве печати. Он примерил его на указательный палец, любуясь работой учителя. — Ты теперь должностной, — подтрунила Валка. — Понимаю, ты думаешь, что я не замечаю всего, что ты для меня сделал, — Стоик сжал плечо сына. — Но я знаю, кто на моей стороне, и знаю, что единственная причина, по которой мы здесь, живые и процветающие, — это ты. Иккинг боролся с прилившей к щекам кровью. — Это прекрасно, пап. — Ты несёшь груз нас всех, — конунг выглядел удивительно эмоциональным. — И делаешь это так легко, что я просто диву даюсь. Я горжусь тобой. Юноша растроганно шмыгнул и повернулся к Мериде, смотревшей из-под усталых полуопущенных век. — Ну же, девочка, открой, — видя её нерешительность, Стоик сам развернул тисовый лук и полный стрел колчан. Она охнула и любовно погладила их одной рукой, с укором глядя на перевязанную. — О, они замечательные, — прошептала с трепетом. — Спасибо. Вождь многого из её языка запомнить не успел, но понял достаточно. — Всегда пожалуйста, дорогая. Валка говорит, что стреляешь ты превосходно, и я не прочь убедиться, когда сможешь! — Это правда, — вставила вышеупомянутая. — Пугающее зрелище, — признал Иккинг. — Она могла бы попасть Жути в глаз с полсотни шагов. — Заливаешь! — Я мог бы поспорить. — О, я принял бы спор. Мерида заворожённо рассматривала тонкое дерево и гравировку. Лук был немного длиннее, чем её, но она решила, что тогда стрелы будут лететь дальше. Вырезанные витиеватые орнаменты не походили на семейные, углы, как характерно для северных культур, были поострее. Она понятия не имела, что Стоику известно об её увлечении стрельбой, что уж говорить о вере в неё, позволившей получить оружие такого высокого качества. Как же она ненавидела Забияку за подлый порез, лишивший её малейшего шанса испытать подарок сегодня же. Кроме того, она не знала, что сегодня у них своеобразное Рождество. В последние несколько недель на слуху всё чаще и чаще было это слово, но о его значении она никогда не задумывалась. Была слишком задействована в драмах, чтобы даже вспоминать о прошедшем Рождестве и семье, готовилась к роковой встрече с Забиякой и всем возможным последствиям. Сейчас же чувствовала себя глупо и неудобно, видя, что все что-то дарят, а у неё даже чего-то символического предложить нет. Мериду вырвал из раздумий выдох Валки, накрывшей ладонью рот в попытке сдержать эмоции. — Стоик… Как тебе удалось?.. — Моей душе, сердцу, драконьему пламени, — он взял её руки в свои, — дарить один и тот же подарок дважды как-то неправильно, но… Иккинг, по природе своей любопытный, попытался заглянуть маме через плечо, но его оперативно оттянул дружеский крюк. Валка показала зелёный камень, оправленный в чистое серебро кольца. Она задушено всхлипнула, и Мерида почувствовала, что рука дёргается от столь открытого плача. — Мам… — Иккинг положил ей на плечо руку. — Это… это был мой первый и единственный подарок в твою честь. — Плевака сделал это сразу, как я узнал, что она носит тебя, — мягко добавил Стоик. Губа у женщины задрожала, и он успокаивающе коснулся её щеки: — Тогда ты тоже заплакала, — оба хохотнули. — А потом, если память меня не подводит… — Стоик! — она слабо ударила его в плечо. — Украсила мои сапоги завтраком. — Меня мучила тошнота! — причитала Валка без капли обиды. — Постоянно! — Поверь, я помню, — конунг обнял её крепче, практически спрятав маленькое тело от людских глаз. — Тебя от всего тошнило! — Замолчи! — Эля! — Стоик! — Воды! — Не могла сидеть в Большом Зале почти всё время, — подхватил Плевака. — Любого мяса и прочего, — Стоик показательно приложил ладонь к закрытому шлемом лбу. — Как ты вообще выжила? — Сама не знаю, — Валка выбралась из захвата, чтобы обнять сына. — Не удивительно, что ребёнок был таким слабым. — Но теперь я сильный, — Иккинг изучил украшение и послал отцу ухмылку, когда снова надел его на чужой палец. — И ты получила то, чего хотела. — Надеюсь, у ваших детей будут её голубые глазки, — вздохнула мама, играя с рыжими кудрями на лице девушки. Иккинг положа руку на сердце тоже бы хотел когда-нибудь увидеть глядящий на него из колыбели аквамарин. — Красивое! — проворковала что-то Мерида, заметив кольцо. Валка объяснила по-эренделлски, что это подарок к беременности, торжественная вещь. Мерида понятливо угукнула и в свою очередь поделилась, что у её народа принято дарить подарки после родов. — Если вдруг, — она сделала неопределённый жест, — ребёнок не выживет. Как ни бездушно, такое было совершенно обыденным. — Как будто подарок может как-то облегчить эту боль, — Валка покачала головой. Девушка пожала плечами, не способная посочувствовать или хотя бы понять. У её мамы никогда не случалось выкидышей, она давала жизнь сильным детям. Однажды до Мериды дошёл слух, что служанка забеременела от конюха, но той быстро указали на дверь и больше на работу она не возвращалась. Принцесса временами слышала о таком ужасе, но никогда не видела, чтобы кто-то на этом долго зацикливался. Дети её особо не цепляли, если только не щенки, котята или птенцы папиных соколов. Она не хотела быть матерью, потому что никогда не было причин походить на собственную, но теперь от неё ожидали продолжения сильного и длинного рода. Вспомнив крики Элинор во время родов тройняшек, Мерида ощутила побежавшие по спине мурашки. Это длилось буквально днями, большую часть времени которых король забирал её из замка, но она могла поклясться, что эхо проходило через леса. — Плевака, ты свихнулся! — отвлёк голос Стоика, потрясающего новым мечом. — Ну, Иккинг, конечно, помог с деталями на эфесе. — О Тор! Крушиголов со стариной Торнадо! Сынок! — он так сильно затряс отпрыска за плечи, что голова затряслась, как у болванчика. Мерида не удержалась от смеха, когда он чуть не повалился на пол. — Рад, что нравится, — слабо выдавил он. — Ещё как! Валка протянула Мериде драгоценный камень на серебряной цепочке, предназначенной для держания мехов на плечах. Она перевела взгляд с красного самоцвета на кузнеца, и тот пояснил, что это от обломков. Сам Плевака от женщины получил новую, а главное — чистую рубашку, от Иккинга — кожаный фартук для работы в кузнице. Стоика наградили другим шлемом с более широкими рогами, однако старый снимать он не спешил. — Это… это было всем, что от тебя осталось. — Значит, будет больше. Иккинг с Плевакой понимающе переглянулись, и Мерида слабо улыбнулась, чтобы ранка на губе снова не лопнула. — А теперь мой самый большой подарок, — старик показал девушке вложенное в ножны оружие, и она растерялась. Узнала рукоять, узнала головку. Рука затряслась, вынув целиком и полностью перекованный меч. Места, где его раскололи, покрывала чёрная облицовка, вероятно, из какого-то другого металла или средства, скрепляющего всё это вместе, но прозрачная, как обсидиан или тёмный янтарь. Клинок словно носил шрамы после сокрушительного удара молнии. Её потянуло на слёзы от того простого факта, что он был сломан, но вернулся окрепшим, хотя и не невредимым. Это было просто поэзией — держать его в руке, видеть своё отражение в стальных фрагментах. Губы предательски зашевелились. — Отец… — Всё нормально? — лицо Иккинга оказалось вплотную к её. — Лучше, — выдохнула она, вспоминая слова. — Лучше не бывает. — Хорошо, — виска коснулся кончик его носа, затем губы. Мерида увидела, как он улыбается, довольно, счастливо, что ей угодили. — Повесим его над накидкой. Место уважения, как и подобает. Она подавила норовившую хлынуть солёную влагу, борясь с комом в горле. — Это… — Хм? — Плевака, — подбирала нужную фразу, — хорошо поработал. Лучше всех. — Рад, что смог услужить, — Мерида нехотя отдала палаш викингу, тот повесил его на стену над множеством свечей и пёстрых лент, и она прижала ладонь к груди, пытаясь как-то заглушить никуда не девшуюся боль. Без родни здесь её вновь настигло чувство пустоты и одиночества, даже в окружении новых лиц. Она пыталась прочно пустить здесь корни, но всё равно словно плыла не находившим берега кораблём. «Я хочу домой», — сморгнула слёзы. — «Я когда-нибудь перестану этого хотеть?». Похоже, настала очередь Иккинга. Он преклонил перед ней колени, как до этого умудрился сделать Плевака, и положил ей на ноги две броши — тоже для плаща, потом достал ещё две, и девушка поняла, что они парные. Первые использовались во время свадебной церемонии и отличались лишь размерами, вторые отличались существеннее: его — из яркого золота, её — из полированного серебра, и изображался уже не один дракон, а двое — неизменный Беззубик и, очевидно, Соласта. На её броши добавили пару камней из уничтоженных украшений — зёлёный и голубой глаз рептилий, вившихся друг вокруг друга в бесконечной петле. Всё было сделано со всей свойственной Иккингу тщательностью, вниманием. Принцессу просто очаровала разница между плавными, округлыми плоскостями хвоста её дракона и более острыми и вытянутыми плавниками его. Их передние лапы соприкасались, точно они держались за руки, связанные и равные. Даже грани разнились: одна, более строгая и резкая, принадлежала стилю викингов; другая, сглаженная, будто сошла с семейного гобелена. Ахнув, Мерида поднесла одну ближе к глазам. — Нравится? — с надеждой вопросил юноша. Нравится? Он гадал, нравится ли ей? Он не просто привязал свою семью к её — он привязал себя к ней. Среди его людей, её и кого бы то ни было, они — одно целое. Хэддок — символ Фурий. Их двоих. Он сделал больше, чем она могла себе представить, выделяя для неё всё больше места в своём доме и сердце, пока она не поняла, что её место рядом с ним. Девушка содрогнулась от внезапно обдавшей потоком перемены. Раньше она испытывала глубочайшую тоску от одиночества, но от этого могла бы разорваться. Как Иккинг изменил всё в один миг, ей не узнать, но это было потрясающе и ужасающе. Украшения в хижине, если подумать, не так уж отличались от тех, что развешивали в замке в это время года, хоть известный день уже и прошёл. У неё была семья, пусть и не до конца её. Не то же самое — но близко. — Лучше... — проблеяла Мерида тоном готовой вот-вот заплакать. — Лучше не бывает. — Да? — таким же нетвёрдым голосом сказал Иккинг. — Тебе нравится? — Да, — она обвела вставленный голубой глаз дракона. — Да. — Я рад, — Иккинг бережно, очень бережно приподнял её лицо за подбородок. — Я-я не знал, чего именно ты ждала, но я хотел сказать, что... — он выдал смешок, пахнущий дымом, острым привкусом металла, молнией и опасностью — всем, из чего состоял вместе со своим драконом. — Хотел, чтобы ты увидела, что для меня ты и я — едины. Вместе. — Да, — повторила принцесса, уронив подарок обратно на колени, и взяла его руку в свои. И я здесь, пыталась передать она, коснувшись щетинистой щеки. Ради всего этого, ради тебя. Всегда. И снова то чувство, будто тебя перемещают, двигают, толкают на другое место. Но там, где прежде она не чувствовала под ногами твёрдой земли, теперь было что-то реальное, правильное, всё, что раньше не выходило собрать, вставало на свои места. Он всегда был здесь, стоял с протянутой рукой. Прозрение ударило молнией, плазменным залпом. Сперва она считала, что сумеет жить с ним мирно и дальше дело не зайдёт, но сейчас всё казалось совершенно другим. Всё изменилось — не обязательно в худшую сторону, это не означало, что она должна провести остаток дней в ненависти. Глаза горели тысячей слов, которые она хотела бы найти способ сформулировать, правильно повернуть язык, чтобы выразить. Кажется, я тебя люблю. Возможно, он это понял, потому что вдруг подался вперёд, накрыв её губы своими. Поцелуй тревожил больные места, но Мерида не желала, чтобы огонь внутри когда-нибудь погас. — Эй-эй, полегче! — Плевака подцепил крюком ворот рубашки юноши и оттащил назад. — Побереги это до уединения, парень. Лицо Иккинга стало густо-розовым, но Мериде совсем не было стыдно. Её слишком ошеломили эмоции, возникла знакомая жажда сорваться с места. Убежать, скрыться в чаще, замёрзнуть до смерти, потушить пламя, которое так жарко разгорелось в груди, что, казалось, из открытого рта повалит дым. — Пойдём, — Валка потянула её за руки. — Сделаю тебе причёску к вечеру. — Ей нравится так, — вставил Иккинг, и его вознаградили холодным взглядом. — И ей не мешало бы немного отдохнуть перед тем, как… — Я поняла, сын! Кажется, я тебя люблю.

***

Дингваль-младший бросил к её ногам тяжёлую истекающую кровью голову. Безумная улыбка обнажила красные зубы — несомненно, отрывал ими куски плоти. — Они все мертвы, моя королева. Дикие золотистого оттенка глаза, обращённые на неё, тускло поблёскивали на свету. Нечто первозданное, старше её предков, старше самой земли. И у неё была его голова. — Всё-таки не такие вы и страшные. Элинор перевела взгляд на охваченную пламенем долину, которое росло, лизало края восходящего солнца и мерцало на её начищенных доспехах. «Я убью вас всех», — поклялась она. — «И заставлю страдать так же, как вы меня». — Миледи? — обратился подошедший Маккензи. — Я слышал о больших успехах в изготовлении оружия из зубов и костей… — Соберите их. Должна же быть от тварей хоть какая-то польза, живых или мёртвых, — женщина повернулась спиной, взметнув полы плаща вверх, к сотворённой бойне. — Приведите моего мужа. Лорды с поклоном удалились, и Элинор, успокоив норовистого коня Мериды, вскочила в седло. «Я иду, дочь моя, потерпи ещё немного». Её мечом она отсечёт их головы, все до единой.

***

— Ты посмотри, — заботливо ворковала Валка. — Ты истощена, бедняжка. Что ж, поставим тебя на ноги перед застолицей, чтобы ты смогла уйти пораньше. Мерида кивнула и тут же болезненно зашипела — руки свекрови были не так нежны, как у её сына. — Прости-прости! Ох, делает тебе броши, а место, где можно хранить всю одежду, уже не в состоянии! А все эти сундуки! Я ему устрою, когда спустимся. Спать в норе, как, эм… — руки женщины замерли. — Ну, наверно, как я. Девушка старалась не обращать внимания на то, что волосы нещадно дёргают. Валка отнеслась к делу очень серьёзно: тщательно распутала их, заплела и затянула назад, чтобы ничего не прятало лицо. Она использовала похожую на крохотный меч заколку, которую сама подарила в ледяных пещерах, и закрепила мудрёный узел, потом достала выпачканную чем-то чёрным палочку и подвела ей глаза, отчего взгляд сделался более томным и глубоким. Мерида хмуро уставилась на видневшиеся в отражении посеребрённого стекла уродливые синяки на щеке и лбу, рассечённые висок и губу и возненавидела свою причёску. Взгляд, которым её окинула мама Иккинга, был полон такой гордости, которую она едва ли замечала в глазах собственной мамы. — Ты прекрасное и опасное создание, — тихо оценила женщина. — Ничто тебе не помеха, слышишь? Мерида кивнула. — Не позволяй ничему сломить тебя, дорогая. Мой сын любит тебя, а значит, ты можешь всё. — Иккинг?.. Валка чмокнула её в лоб, проигнорировав услышанное. — Так, это платье не подойдёт. Конечно, ты в нём выглядишь чудесно, но нам надо хорошо смотреться вместе. И её переодели в тёмно-синий наряд, который, в общем, тоже был к лицу. Похоже, что это был семейный цвет вечера, потому что все вырядились в одинаковый сапфир. Иккинг набросил на неё бледно-серые меха, улыбаясь как умалишённый, когда пристегнул на плечи обновки и скрепил всё цепочкой от матери. Мерида попыталась оказать ему ответную услугу, но от правой руки толку было немного, и в итоге вмешался Плевака. От всех них исходил неблагозвучный смех, руки были полны корзин, которые неслись в Большой Зал, Стоик с другом тащили огромные бочки, содержавшегося в которых эля хватило бы, чтобы убить человека. Мерида чуть отставала от остальных, а перед спуском по холму остановилась, чтобы взглянуть на яркую деревню. Люди разоделись до сверкающего блеска, факелы, свечи и цветные фонарики не оставляли ни клочка свободного места, искрясь на свежевыпавшем снегу в борьбе с темнотой. В лицо ударил ветер. Повернувшись, она увидела новую порцию, падающую с чёрного неба, и улыбнулась. Заметив, Иккинг рванул назад и натянул ей на голову капюшон. Ветер ещё раз хлестнул, заставив девушку хихикать. Холод почему-то воодушевлял, а не тревожил, плащ хлопал по ногам, капюшон грозился слететь снова. Муж усмехнулся, вытер каплю крови с её нижней губы и посмотрел своим всевидящим пронзительным взором. Забрав лёгкую корзинку с хлебом, — единственное, что ей разрешили нести — он взял её за руку так, будто ей это было нужно. Не было, разумеется, но действие не вызвало чувство раздражения, как раньше, а наоборот, заботы. Признаться, держаться на склоне это тоже помогло. На столах в Большом Зале еды было больше, чем знали, что с ней делать, и Мерида смущённо осознала, что Иккингу нужно будет помогать ей есть полвечера. Ему, однако, было весело, в какой-то момент он даже сделал вид, будто сидит рядом с младенцем (Открывай ротик, дракон залетает!). Впрочем, после того, как она вонзила в скамью нож прямо ему между ног, юноша, сглотнув, начал вести себя более зрело. Принцесса смеялась вместе с Валкой, шутила со Стоиком и Плевакой, поднималась ради одного танца с Иккингом, который обнимал, словно она была ценнее самых дорогих сокровищ, под медленный романтичный мотив. Если люди и смотрели, то лишь с уважением. На глаза Мериде не попадался ни один золотой волос Забияки, и одна её половина чувствовала вину, зато вторая пылала злобной гордостью от того, что та стоит там, где не может показать лицо. Иккинг поцеловал её в нос, прокрутив в неспешном обороте за одну руку, и она обессиленно вздохнула, но останавливаться не хотела. — Нет-нет, моя дорогая, хватит, — юноша потянул её в сторону, и Мерида по-детски захныкала. — Я обещаю, как только полностью поправишься, мы протанцуем всю ночь, идёт? Девушка уступила и с улыбкой проследила за Зефир и ещё парой ребятишек, вертевшихся под музыку во все возможные стороны. Маленькая Эретсон подбежала к ней, хвастая новым клинком, и та помахала Астрид, которая бесстыдно уплетала десерт с тарелки Эрета. Принцесса с облегчением плюхнулась обратно на скамью, застонав от напряжённых мышц, и с места встал вождь. — У меня есть ещё один подарок, — обратился он к толпе. — Скажите-ка мне: что лучше всего помогает провести такие долгие и тёмные вечера? Прозвучало несколько непристойных догадок, и Стоик расхохотался: — Да нет! Истории! На этих словах появился человек, которого Мерида прежде не видела, тут же заговоривший в известной только бардам манере. Лицо его было впечатляюще разрисовано, краска под глазами растекалась вниз, как крылья дракона. Хоть она весьма смутно понимала, о чём идёт речь, могла с уверенностью сказать, что он знает своё дело. Валка услужливо подсказывала на эренделлском: — Он рассказывает о великане Имире. Его смерть привела к появлению земли в том виде, в котором мы её знаем. Из его крови получились океаны, из костей — скалы, из волос — деревья, из черепа — небесный купол, а серый мозг расплылся по нему облаками. Мерида хмыкнула, подумав, что «богиня облаков» теперь звучит не так уж и заманчиво. Истории шли одна за другой: о богах и их огромных залах, о кровавых битвах и жертвах. О золотых стенах Вальгаллы, охраняемых валькириями. О том, как Один расстался со своим глазом в обмен на мудрость, и о том, как девять суток провисел на стволе Мирового Древа, чтобы постичь силу рун. — А вот эта новая, — удивилась Валка. — Называется «Медведь и Дева». Мерида запретила себе шевелиться, сглатывать или моргать. Конечно, это не о ней, просто совпадение. — О! — хохотнула уже изрядно выпившая женщина. — Он выучил её в ваших лесах! Рука Мериды задрожала. — М-м, — Валка прервалась на очередной глоток. — Давным-давно в высокой башне, скрытой от посторонних глаз, жила алчная и безрассудная принцесса. Она любила своих животных, оружие и спорила с семьёй о том, что значит быть женщиной. — Эта девчонка мне по нраву, — со смешком заметил Плевака. — Отец собирался выдать её замуж, рассудив, что сделать из неё достойную жену положено другому мужчине. В ярости девушка сбежала, отправившись на поиски могущественной ведьмы. Эта ведьма сотворила колдовство, превратившее её отца в медведя... Э-э... — она мигнула. — Не знаю, как объяснить. Медведь, но... больше, хуже. Медведь-демон. «Он попросил меня дать ему силу десятерых мужчин». — Принцесса дала ему яд, и он стал чудовищем. Он вырезал её семью, поставил весь замок на колени. Дочь в ответ убила его, проткнув тысячей стрел, и взошла на трон Медвежьей Королевой. — Минутку… Медведь разве не символ клана Данброх? — буркнул Стоик. Мерида едва дышала. — Так и есть, — улыбнулся Иккинг. — Ты знаешь эту историю, Мерида? Старая семейная легенда? Она сделала судорожный вдох, слёзы грозились политься в любой момент. — Да… — Это правда? — спросил Плевака. — Так начался ваш род? — Нет, он всё переврал, — прозвучал слабый и никому не понятный ответ. Сейчас она не могла мыслить ясно. — Мерида? Она моргала в оцепенении, мир вокруг кружился, раскалывался пополам. Шум нарастал до крещендо, напоминая жужжание рассерженных в улье ос. Призраки прошлого преследовали её в виде маминых душевных глаз на морде огромной чёрной медведицы. Нынешняя история была в два раза более запоминающейся: ей пришлось убить отца, чтобы спасти свою шкуру и сесть на престол. У неё вырвался короткий неверящий вздох, она слепо потянулась к руке Иккинга. — Мерида? — …Домой? — умоляюще пролепетала девушка с дикими увлажнившимися глазами. Прошу, прошу, отведи меня домой. Иккинг, как всегда, понял без слов: — Конечно. Он извинился перед отцом, и тот немедля залился набравшимся раскатистым смехом, привлекая всеобщее внимание: — Сынок идёт делать мне внука! — Папа! — с лицом цвета волос жены Иккинг потянул её за собой, ободряюще опустив ладонь на талию. Пока он вёл её, слышались новые возгласы, но принцесса была в совершенно другом мире. — Ты в порядке? Она не ответила, не могла ответить. Она задыхалась, прошлое, настоящее и будущее перемешались и обвились вокруг шеи петлёй. — Мерида? — юноша остановил их у щитового гиганта. — Эй… Девушка попятилась к пустой бочке, чтобы опорожнить желудок, и Иккинг бросился сдвигать упавший капюшон. К счастью, волосы придерживать не пришлось, так как её рвало с такой силой, что она едва не полетела во всё это лицом. — Не падать! — Мериду вовремя поймали, и она вытерла рот тыльной стороной ладони. — Так, эль пока не пьёшь. — Ага, — она шмыгнула носом. — Полегчало? Ладно, пошли домой. Домой. Иккинг проследил за её устремившимся на небо взглядом. — Слушай, они скоро прилетят. Я понимаю, что скучаешь, я тоже скучаю. Мерида кивнула, позволив ему думать, что всё дело только в этом. Она и выразить не могла, как ей плохо, как страшно, что за морем мать совершает злодеяния во имя мести. Но и Иккинг был прав: без Соласты и Эйдена ей не увидеть, что творится в Данброхе, своими глазами и даже пару строк туда не отправить. Она оказалась в ловушке, неизвестность пугала так, что словами не передать. Раньше приходилось сосредотачиваться на самой себе, на битве, на своём пути и не было времени любопытствовать, что происходит там, вдали. Теперь чувства были такими нестойкими, она колебалась между двумя преданностями. Сердце, разум, тело, душа требовали разных вещей и кричали так громко, что хотелось зарыться в сугроб и отдаться во власть холода. — Мерида, милая, — вздохнул Иккинг. — Всё хорошо. Пожалуйста, зайди внутрь, не хочу, чтобы ты замёрзла. — Иккинг, — она не смотрела на него, ведь так он увидит, так он поймёт. — Иккинг, я… — Я знаю, тебе нехорошо, — он щёлкнул языком по нёбу, как от случая к случаю делала Валка. — Слишком много всего на сегодня, прости. Мне нужно было настоять, чтобы ты отоспалась… — Я в порядке, — Мерида прислонилась к нему для устойчивости, закончив на гэльском: — Дай мне минутку. — Как скажешь, — Иккинг погладил её по спине. Поднявшийся ветер сдул капюшон, пытаясь сорвать меха, и Мерида закрыла глаза и дала колющей стуже прочистить голову. Иккинг заворчал ей в ухо, когда они оказались в шаге от небольшого ледяного урагана. Девушка споткнулась, на секунду открыла глаза и увидела чьё-то бледное лицо, но оно мигом исчезло. Она поверхностно задышала и почти отправила обоих вниз, но муж всадил протез в морозную землю и удержал её. — Пойдём, — скомандовал он, но в твёрдом голосе проскальзывала тревога. — Пойдём. Мерида позволила себя увести, но не перестала искать в метели фигуру. Она дважды обращалась к спутнику, но тот толкнул её в дом и запер дверь. — Ты это видел? — шептала на своём принцесса. — Видел? — Я... — Иккинг потряс головой. — На Олухе есть драконы — не ётуны. — Ё... ётуны? — Ледяные чудовища. Пожиратели, — пробормотал он. — Которые съедают и плоть, и кости. Мерида не вздрогнула, её родина тоже могла похвастать страшными историями. Точно так же, как блуждающие огоньки могли вести тебя к твоей судьбе, могли и к смерти. Водяные кони келпи утаскивали жертв в топь и безпрестанно искали новых, надеясь, что хоть одна останется с ними. Ведьмы предлагали зелья и пироги, чтобы изменить судьбу — или чтобы просто использовать тебя как часть варева. Так или иначе, Икиинг привычно добавил в очаг дров и отстранил её от двери, наконец встретившись с ней взглядом: — Кровать? Ноги Мериды подкосились. — Пожалуйста!

***

Иккинг перевернулся на другой бок, уронив руку на пустое место, и в полудрёме зашарил ею по меху в поисках ещё одного тела, примостившегося рядом. Обнаружив, что это тело в который раз пропало, он разрезал тишину комнаты громким рыком, на ощупь нашёл протез и пристегнул к культе в полусознательном ступоре. Открыв дверь спальни, юноша ничуть не удивился вовсю горевшему огню. Он неуклюже протопал вниз по ступенькам, пытаясь разобраться с рубашкой, и — чему тоже ничуть не удивился — увидел, как там сидит Мерида и смотрит на пламя так, будто в нём скрыты истины. Она была так сосредоточена, что не заметила чужого присутствия, пока он не подошёл и не прижал ладонь к её липкому лбу. — Всё, — едва не кричал Иккинг. — С меня довольно. — Как же ты много говоришь… — что-то промычала девушка себе под нос, как это часто бывало в последнее время. Постоянно что-то раздражённо шипела, бросала беззаботные взгляды, пока её, догадаться нетрудно, что-то глубоко грызло. Словно время остановилось и каждый шаг вперёд стирался. Через неделю после Сногглтога Иккинг проснулся от её безумных ворочаний и чудом не получил локтем в лоб из-за своего беспокойства. Ещё через неделю он проснулся в одиночестве и проскакал вниз на одной ноге, чтобы проверить, не пришла ли ей в голову какая-то безумная мысль вроде прогулки в такую погоду. Ещё через неделю они пришли к этому, и ему в равной степени хотелось её придушить и слёзно просить поговорить. Что бы её не съедало, она не могла или не хотела рассказывать. Мерида была пепельно-бледной, когда он присел возле неё и прижал голову к своей груди. — Пожалуйста, — усталость и эмоции больно ударяли по рёбрам. — Пожалуйста. Девушка моргнула влажными глазами и закусила побледневшую губу. — Тебе больно? Ты больна? Она покачала головой. Иккинг безысходно провёл ногтями по лицу. — Я сделаю всё что угодно, всё что пожелаешь, только… Её веки опустились, и юноша ощутимо потряс её за плечо, напомнив о не до конца зажившей ране. — Эй! — рявкнул он, и Мерида отшатнулась, испепеляя взглядом, в котором плескалась лишь половина обычной ярости. — Я… Я был терпелив! Я ждал, надеялся, что ты сама придёшь ко мне в своё время, но время истекло! Ты поговоришь со мной прямо сейчас! Она скрестила руки и выгнула бровь. Неужели? — Ты… Ох, ты такая проблемная! — Иккинг принялся мерять комнату гневными шагами, не забывая тянуть себя за волосы. — Ты не можешь поступать так со мной, Мерида! Не после всего, что было! — Устала, муж, — огрызнулась принцесса. — Знаю, что устала! Я, представь, тоже! Так почему ты не в постели? Почему ты не спишь? Ответом послужила одна недовольная гримаса. Иккинг попросил у богов терпения. — Да что с тобой такое?! Всё это треклятое время мы были так близки! — он с удовольствием отметил, как разбивается брошенная им ваза. — А потом ты опять начинаешь отталкивать! Мне это осточертело! Мериде в жизни довелось видеть достаточно скандалов, она сама устроила немалый несколько лет назад. И эти смехотворные выходки её не впечатлили. — Тянешь, толкаешь, тянешь, толкаешь! Каждый раз, когда мы… — Так уходи! — она наконец встала. — Оставь меня! — Оставить в собственном доме? — супруг издал нервный смешок. — Который сам строил? Из-за тебя? Её бледность и холодный пот должны были утихомирить эту бурю, потушить пожар дождём, но на деле лишь раздували огонь. Из-за её недоверия, её пренебрежения к самой себе, из-за того, что она боролась до последнего, страдая в одиночестве от того, с чем он мог бы помочь. — До чего же ты упрямая. Я так на тебя… — Зол! — воскликнула Мерида. — Да! — Мне не в чем перед тобой оправдываться! Всё, что я делал, это помогал тебе! Я всё время… был рядом! Всякий раз, даже когда совсем не хотел! Я обещал тебе всё лучшее и пытался, клянусь Тором, пытался изо всех сил! Они стали ходить кругами, как два готовящихся к атаке ящера под цепным куполом. Они слишком долго сидели под замком, он знал. Красота и свобода ушедших драконов обоих тяготила. Те вернутся, возможно, уже в ближайшие пару дней, но невозможность сбежать друг от друга давила. И эта бессонница не могла длиться вечно. — Думаешь, можешь просто спуститься и начать всё это посреди ночи?!. — Поговори со мной! — высшие силы так и не дали ему терпения. — Поговори! На гэльском, северном, эренделлском, рисуй знаки на снегу, мне плевать, но!.. — Иккинг запнулся, от разочарования чувствуя возможные слёзы. — Но это? Это-это молчание? Удушающее, всеобъемлющее молчание? Это выше моих сил. Мерида остановилась, сделав рукой отчаянный, неопределённый жест. Что же ты хочешь от меня услышать? — Что угодно, — Иккинг приложил ладонь к раскалывающейся голове. — Меня это просто убивает, Мерида. Она фыркнула: — Ведёшь себя как ребёнок. Тебя это не касается. — Я не могу… Пожалуйста. Я понимаю, несправедливо вот так требовать от тебя… выучить наш язык, когда сам я не утруждаю себя ничем большим, кроме как улавливать отдельные слова из твоего, но… Прошу тебя, говори со мной так, чтобы я мог понять. Твои слова, мои… просто… попробуй. Девушка тяжело вздохнула, загородившись руками: — Я… — Да? — тут же вцепился он. — Ты?.. Больна? Обижена? Боишься? Что?! — Я… — она переминалась с ноги на ногу. — Я боюсь. — Ну вот! — Иккинг снова дёрнул себя за волосы. — Прошу, скажи, почему. — Семья, — помедлив, ответила Мерида и уставилась на огонь. — Семья? — в голове за один удар сердца проносился миллион мыслей. — То, что отец сказал в Сногглтог? О Тор! — юноша начал терзать одну из своих косичек. — Когда я этого человека увижу, я не знаю что с ним сделаю… Мерида. Он вздохнул, понося себя за бешенство, и взял её за руку. Девушка не желала так просто сдаваться, но он не отступал, пока не взял её за плечи и их глаза не встретились. — Мерида, моя родная… Я знаю, что давил на тебя несколько больше, чем тебе бы хотелось, но ведь исправлялся, правда? И я говорил тебе, снова и снова, что подожду. Так и было, так и будет, и, знаешь… Иккинг вспыхнул, не решаясь сказать напрямую. — Знаешь, мы можем… делать это, пока что не переживая о детях, верно? Ам-м, я имею в виду, доставлять друг другу удовольствие. Мерида понятия не имела, что за слова вылетают из его рта, но кивнула, стараясь поддержать. — Я знаю, ты знаешь, что мы… были от этого недалеки один-два раза, — ей правда хотелось догадаться, что краснеющий перед ней юноша имеет в виду, но всё было как в тумане. — Ты испугалась, и в этом нет ничего дурного. Для женщин всё по-другому, я понимаю. — Да, — коротко согласилась она, надеясь, что таким образом положит чему бы то ни было конец. — Но… видишь ли, у меня… кхм, была другая. До тебя конечно. Не суть важно, кто именно, но мы никогда… ах-х, — Иккинг запрокинул голову и застонал. — Боги, это так сложно. С этим ей трудно было спорить. — Просто постарайся понять, мы пока можем не думать о том, чтобы заводить детей. Мы вдвоём — семья и можем ждать столько, сколько тебе нужно. Я ведь не настаивал? У нас бывали кое-какие случаи, но я всегда старался не давить. К этим случаям он порой возвращался по утрам, чтобы помочь себе, пока она прижималась к нему всем телом и издавала во сне разные звуки. После её побега в лес он перестал подводить к чему-то подобному, чтобы она не напугалась и не навредила себе ещё больше, а с недавними событиями и вовсе боялся делать что-то помимо расчёсывания и помощи с одеждой. И всё же возникла проблема. — Дело… — Иккинг сделал шаг назад, — во мне? — Тебе? — Ну, я тебя… не привлекаю? — как раз этот вариант он не рассматривал, потому что не раз ловил на себе её взгляд, когда переодевался, а тогда в кузне девушка чуть ли не пожирала его своими затянутыми пеленой от выпитого глазами. Мерида тряхнула головой: — Глупый муж. Возможно. — Ты, кхм… Ты хочешь меня? Рыжие брови поползли вверх. — Хочу? — Да, — огонь спустился, оседая где-то у основания позвоночника. Иккинг раскрыл её пальцы своим большим и просунул под рубашку. Оба едва не задохнулись от прикосновения, и он потянул ладонь вверх, к бьющемуся сердцу. Мерида сбивчиво выдохнула, палец задел сосок. У юноши вырвалось сдавленное мычание, и она сглотнула. — Ты хочешь меня, Мерида? — его голос понизился до шёпота. — Хочешь коснуться меня, хочешь, чтобы я тебя коснулся? Хочешь возлечь со мной, как подобает супругам? Она сдержала всхлип. — Ты знаешь, как сильно мучаешь меня, прижимаясь так тесно, что я чувствую каждый дюйм твоего тела, до которого не могу и не стану дотрагиваться, пока не узнаю, действительно ли ты этого хочешь? Знать, что тебе тяжело принять свои желания, и чувствовать себя плохо от мысли, что я подтолкнул тебя к чему-то, о чём ты, возможно, пожалеешь? Иккинг провёл носом по её щеке, вызвав новый вздох. — Я тебе снюсь? Поэтому ты не спишь? Мерида задрожала, чувствуя слабость в коленях. Пальцы сжались, край ногтя вонзился в его кожу и заставил зашипеть. Юноша прошёлся носом от уха вниз по щеке, втягивая запах, и его нижняя губа поймала её верхнюю. — Я так нервничал, прикасаясь к тебе после боя, — прошептал он ей в губы, до сих пор не соединяя их, и принцессе отчего-то захотелось топнуть ногой и приказать поцеловать её. — Я не хотел делать тебе больно, не хотел пугать… — Ик… кинг? — Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Она почувствовала, как заволновалось в ней что-то горячее и расплавленное. Он был слишком близко; он был слишком далеко. — Да? — Это вопрос или ответ? — Да, — кивнула. — Да. Хочу. Иккинг прильнул к её рту, и Мериде почудилось, что её хотят проглотить целиком, что чудовища, о которых он говорил снаружи, на самом деле замаскировались внутри. Но он не был льдом, нет — огнём и молнией, и это ощущалось в каждом его касании по всей спине. Это было ничем и это было всем, слишком много и слишком мало, пекло Ада и лёд Скандинавии. Девушка оторвалась от него, тяжело дыша. Проворные пальцы добрались до завязок её сорочки. — Ещё? — с таким же сбившимся дыханием спросил Иккинг, и поцелуи спустились к шее. — Хочешь больше? — Да, больше, пожалуйста, — затрепетала она. Иккинг почти что разорвал сорочку посередине, освободив грудь, и без лишних церемоний прикусил прямую линию ключицы. Мерида выгнулась, не зная, куда деть раскинутые руки, пока губы не обхватили сосок, и она зарылась пальцами ему в волосы. Что-то внутри перетекало с груди, которой он сейчас был занят, прямиком к запретному месту между ног. Она едва знала о его существовании, пока он не появился в её жизни, и теперь не могла думать ни о чём, кроме ослепляющего и всепоглощающего жара. — Что это? — Мерида продолжала играть с его волосами. — Что ты со мной делаешь? Он хохотнул ей в кожу, каким-то образом поняв, что она сказала, оторвал её от пола — разум успел шепнуть, что это вышло чересчур легко — и откинулся на лавку, чтобы она могла вести их в своём темпе. — Как будто летишь на драконе, — почти неразборчиво произнёс Иккинг, ловя вздох на задней стенке горла елозившей по бёдрам Мериды. Они так давно последний раз были в подобной близости, что сейчас юноша принимал её тепло, словно жаждущий, наконец получивший воду. — Да... ах! Вот так. Он притянул её за шею, зубы и языки столкнулись. Она позволила вести себя в танце, который был намного древнее всех когда-либо выученных ею, но не отставала. Муж пыхтел, мурлыкал, ласкал её тело, и на его коленях она чувствовала себя королевой больше, чем за всё время на троне. Руки Мериды обвились вокруг его шеи, перебирая тонкие волоски загривка, и Иккинг бросил на неё горячий взгляд, одну грудь сжимая в ладони, а другую омывая языком. Она выдохнула его имя, прося то ли остановиться, то ли перейти к большему, и прижалась к юношескому телу сильнее. Он застонал, и это волной прокатилось через всё естество, она вцепилась в спинку, сдавленно вскрикнув. Иккинг знал, что в ней живёт опасное существо, заключённое гневом и драконьим пламенем до такой степени, что он почти позабыл об этой её части. Ничто не приносило ему большего довольства, чем знание того, что эта часть береглась для него и только для него. Для всего мира, для людей Данброха и олуховчан она была Меридой Храброй, Валькирией, но здесь с ним по-прежнему оставалась пугливой невинной девицей. Она могла рычать и плеваться на свирепейших тварей, убить дракона не моргнув и глазом, поставить на колени викинга, но под ним краснела, медлила и следовала его примеру. Иккинг всегда отставал от неё, безнадежно хватаясь за кончики кудрей. Теперь не оставаться позади пыталась она, сбивчиво дыша, и благодаря этому он чувствовал себя чем-то новым, не менее опасным. Юноша поднял её правую руку и, убедившись, что видит, провёл языком по новообретённому шраму. Мама сняла повязки и нанесла на него какую-то смесь из яда Тройного Удара и ещё каких-то лекарств, отчего след приобрёл розовый цвет и вид многолунной давности. Ещё пара таких процедур, и давность превратится в многолетнюю, но он не был уверен, хочет ли, чтобы шрам исчез полностью — это служило доказательством победы над Забиякой, принятия в деревне нового жителя, подтверждением её правоты и их ошибочности. Мышцы Мериды напряглись, и он укусил её плечо, затем вернулся к шее. — Иккинг? — она горела, она вся светилась, она не знала, что делать или говорить кроме его имени. Ощутив зубы на нежной коже, девушка со стоном двинула бёдрами, и он пробормотал её имя. — Ик... Иккинг? — Да? — оторваться от неё стоило неимоверных усилий. — Перебор? Недостаточно? — Боги, он не мог не надеяться на последнее. Мерида растерянно помотала головой и о чём-то испуганно спросила: — Что со мной происходит? — Эй-эй, тише, — он натянул обратно обвисшие клочки сорочки, растирая через ткань её руки. — Всё нормально? Принцесса вздрогнула, во рту пересохло. — Иккинг? — Что? — зрачки почти до конца затмили зелёную радужку. — Хочешь, чтобы я перестал? Слова заставили всё её тело напрячься. — Нет, пожалуйста, любимый, пожалуйста... Иккинг застыл, чуть приоткрыв рот: — Как ты меня назвала? Мерида опять вздрогнула. — Mo chridhe. — Что это значит? — задал он вопрос, повторив за ней. — Я не знаю, как это сказала. — Сказать, — поправил. — «Сказала» это в прошлом. — Иккинг, я тут сгораю заживо, а ты объясняешь мне дурацкие правила?! Клянусь, я… Он рассмеялся и принёс извинения, но для кого-то, видимо, те были неискренними. — Не делай такое лицо, мне жаль, правда, — глаза цвета моря остались возведёнными кверху. — Скажи, что это значит. Мерида беспомощно пожала плечами: — Тебе надо посмотреть, я не могу объяснить. Что-то привлекло её внимание, и девушка закрыла ему рот, прежде чем он успел ещё что-нибудь спросить. Шум отдавался эхом, и до них не сразу дошло, каков источник. Они обменялись взбудораженными взглядами. — Ночная Фурия! — Иккинг схватил её за талию и повалил на пол поверх себя. — Пригнись! На крыше раздались стуки, больше двух, и чьи-то редкие шажки. Мерида, растянувшись на чужом теле, шептала «дети?», как молитву. Оба вскочили на ноги и бросились к выходу. Иккинг осторожно выглянул на заснеженную улицу. — Иккинг? — Мерида чуть попятилась назад, не желая высовываться на мороз. Потом юноша засмеялся, так громко, что, наверное, его отец услышал, и выбросил в воздух кулак. Крутанувшись на необутой ноге, он провёл руками по каштановым лохмам. — Мерида! — он с широкой улыбкой обернулся к ней. — Иди! Иди сюда! Посмотри! Она прошла по снегу, мгновенно зашипев от холода, и спустя недолгое время наконец увидела. Три маленьких рептилии: одна белая с чёрными пятнами и две чёрные с белыми. Мерида спрятала в ладони смешок, глаза забегали в поисках белого дракона среди множества сугробов. Не заметив отражающихся голубых глаз, позвала его: — Соласта! — Беззу-убик! — заигрывающе протянул Иккинг. — Ну же, брат, мы бы рады понянчиться, но и вас тоже хотим увидеть! На него налетели слева, толкнули в снег и облизали с головы до ног. Не успела Мерида посмеяться, как её тоже сбили на землю, и дракониха с диким энтузиазмом потёрлась о неё мордой. — О, девочка! — она сперва вскрикнула от холода, но всё-таки над ней нависала живая печка. — Я тоже скучала! — Беззубик, сидеть! Нет, нет, плохой дракон! А-ах, ну зачем?! Это же не отстирывается! Следом появились мордочки, изучающие запах волос носики, и, дабы не спугнуть новичков, пара двигалась тихо и спокойно. Мерида поймала нервный, взволнованный взгляд супруга, в кои-то веки думая о снеге в последнюю очередь. Один из птенцов втянул носом локон и чихнул ей в лицо, что по ощущением напоминало скорее слабую пощёчину, и девушка рассмеялась. Соласта фыркнула и заурчала на чадо, потом влажно лизнула свою наездницу, снова ту рассмешив. — Ну ладно! — несмотря на очаровательные лики, Иккинг всё же успел насытиться. — Все подъём и в дом, пока Мерида опять не простудилась или не потеряла ногу за компанию со мной. Кыш! Кыш-кыш-кыш! Неохотно дав хозяину свободу, Беззубик подтолкнул Дневную Фурию, хотя она и шипела вместе с одним из вылупившейся мелочи. Иккинг закатил глаза, буркнув самому себе: «Что, опять?». Он помог жене встать и распахнул дверь для неё и остальных посетителей. Какое-то время пустевшую тесноватую комнату до отказа заполнил устроенный хаос. Дракончики запрыгали по всем имеющимся сиденьям, хватая и выбрасывая зубами подушки. Родители по-своему отчитали их, требуя вести себя прилично, и Беззубик тут же свернулся калачиком у очага, совершенно спокойно относясь к возобновившемуся баловству. Белоснежную спутницу поначалу, казалось, довели до предела, но потом она зафыркала с явным накатывающим волнами весельем. — Полагаю, придётся мне сделать гнездо побольше, — под нос сказал юноша, держась одной рукой за голову. — Как считаешь, они останутся? Мерида подхватила одного из них, неуверенно порхавшего над головой и так же приземлявшегося. Размером он был со взрослого (и весьма упитанного) домашнего кота и заурчал очень похоже, когда принцесса почесала его под челюстью (О-о, бедняжка). Ещё один шальной локон оказался в опасной близости с ноздрями, и птенец чихнул, выпустив маленький плазменный залп, который заставил людей упасть на колени, проносясь по помещению и ударяясь о стены, пока Ночная Фурия не раззинула пасть и не слопала это, точно рыбу. Беззубик высунул розовый язык, как будто туда попало что-то очень горячее, и разъярённо зыркнул на ребёнка, с виду не особо пристыжённого. Мерида перевела на Иккинга полный ужаса взор, прежде чем оба взорвались истерическим смехом и обосновались в самом сердце круга милых сердцу зверей.

***

— Хорошо-хорошо... О-ох, великий Один, — Иккинг вытаращился на кавардак. — Что мы будем делать? Ночные Огоньки, как начала называть их Мерида, были милейшими маленькими чудовищами. Они ломали, рвали, жгли, разрушали всё на своём пути и в течение трёх дней принесли больше бед, чем Иккинг за всю жизнь (хотя Плевака бы не согласился). Девушку хаос веселил, но, когда дело дошло до уборки, она без умолку что-то ворчала. Иногда даже присоединялась к безумию, всё больше вспоминая о младших братьях. — Три дьяволёнка, — повторяла она, возводя очи горе особенно выразительно. Впрочем, лишние нагрузки помогали ей заснуть, так что Иккингу не на что было жаловаться. Даже если это означало никакого удовольствия на сегодня. — Так, друг, — он строго потряс рукой с вытянутым указательным пальцем, словно Беззубик сам был шаловливым ребёнком. — Пора в своё гнездо! Мерида обнимала самочку, а Соласта у её ног, терпя царапины, мыла мальчиков раздвоённым языком. Выбор имён занял немало времени, но принцесса окрестила одного на южный манер Мавериком — независимым. Девочку Иккинг назвал Стрелкой, которая держала братцев под прицелом, а второго мальчика — Уилдиром, пообещав, что следующий их выводок она назовёт сама. — Или наш, — тихо, чтобы не быть услышанным, добавил он. — Кто первый успеет. Вставайте! — юноша забрал у жены Стрелку, стараясь не замечать её нытьё. — Идите спать или есть, или что угодно! Просто покиньте эту комнату! Беззубик, заурчав, состроил щенячьи глазки, и наездник фыркнул: — Нет-нет, даже не мечтай! В пятнадцать я бы ещё растаял, но... Прекрати! Нет! Дневная Фурия, всё схватывавшая на лету, пришла на помощь избраннику с такими же жалобными глазками. — Не смей! — не успев толком повернуть голову, Иккинг закрыл глаза ладонью и указал на стену у входа. — Идите! Мерида, сдавшись, открыла дверь. Драконы вылезли наружу и забрались в гнездо. Иккинг предусмотртельно добавил места до их прилёта, и она задумалась, как скоро детишки из него вырастут. Муж пребывал в высшей степени эйфории, делая пометки, измеряя и наблюдая за новым видом, их пятнами, формой глаз, аккуратными линиями хвостовых плавников. Повадками те не были похожи ни на Змеевиков, которые, обретя способность летать, становились самостоятельными; ни на Громмелей, сбивавшихся в стаи в лесу; ни на отшельников Ужасных Чудовищ, предпочитавших уединённые пещеры и бухты. Они до сих пор питались с помощью отца и матери, отрыгивавших пережёванную еду, и всегда держались с ними рядом. Иккинг не знал, долго ли они будут взрослеть и быстро ли оставят родителей. Мериду пополнение более чем устраивало, благодаря нему дистанция между ней и спутником жизни увеличилась, когда она всеми силами пыталсь остановить собственное тело от мольбы взять её и раскрыть все его тайны. Они были просто идеальной маленькой помехой, постоянно скребущейся в закрытые двери, стоило им понять, как тепло в скромном жилище в зимние бури. Они истаптывали спящих сверху донизу, один раз не пощадив даже юношеского причинного места, и принцесса старалась проявить сочувствие и не расхохотаться в лицо, пока он хрипел от боли. Ещё троица согревала и оберегала, причём несколькими способами: они расползались по ногам, забирались под пуховое одеяло, прижимались к коже. Беззубик спал внизу на страже, их первый и самый главный защитник, а Соласта ложилась между дверью спальни и проходом, не спуская с детей глаз и издавая устрашающие звуки, если долго не унимались перед сном. Мерида сделала для них маленькие поддоны, похожие на те, что придумала Элинор для папиных гончих. Несколько часов эти штуки помогали, но собаки в конце концов замерзали и начинали искать тепла не друг у друга, а у людей поблизости. — Ну всё! — ворчал Иккинг, вытряхивая меха, с которых блестяшками сыпались чешуйки. — Мы делаем кровать, настоящую! Сил моих больше нет! Мерида лишь тихонько посмеивалась над ним. — А ты! — обвинительным тоном продолжал он. — Молча разрешала им ходить по головам — в буквальном смысле! С этого момента они спят отдельно, иначе у меня нервов не хватит! Девушка подавила смешок в ладони, но он проскользнул сквозь пальцы. Иккинг ущипнул себя за переносицу. — Наш дом кишит драконами! — он никогда не думал, что будет раздражён из-за появившегося у друга, который считался последним в своём роде, потомства. Но они же были воплощением беспредела! — Бедненький, — Мерида утешающе похлопала его по плечам. — Я люблю их, — честно сказал юноша, и у неё в голове что-то щёлкнуло, как воспоминание раннего детства. — Но они же зло! Маленькое, чешуйчатое и очаровательное зло! — Что? — спросила она, пропуская всё остальное мимо ушей. — Любовь? — А... да, ты… ещё не знаешь это слово, — Иккинг потянулся за словарём, но обнаружил следы укусов и мученически застонал, когда переплёт отлетел и страницы разлетелись во все стороны. — Вот об этом я и говорю! Столько мороки! — Любовь? — настояла Мерида. — Что такое «любовь»? Иккинг почему-то взволновано прочистил горло. — Любовь это… — он со вздохом присел на сундук, соскребая обожжённый след Ночного Огонька. — Любовь это… видеть твою улыбку, когда я приношу домой свежую буханку хлеба, ещё тёплую, словно это слиток золота. Слышать твой смех, когда ты не в силах перестать и начинаешь хрюкать, держась за живот, как будто физически не способна сдержать свою радость. Это просыпаться рядом с тобой, чувствовать тепло твоего тела, когда ты бормочешь, чтобы тебе дали ещё немного времени, точно солнце уступит, если ты попросишь как следует. Любовь это всё, что я к тебе испытываю, моменты, проведённые нами вместе, и те, что ещё только предстоит провести — всё это. Мерида с подозрением покосилась на него: — А? — Один раз, — Иккинг покачал головой. — Один-единственный раз мне удалось быть красноречивым, а ты не поняла. Я проклят богами. — Глупый муж, — цыкнула она. — Да… я в курсе. Встав, он обернул вокруг неё руки и поцеловал. Она промычала, почувствовав везде то самое тепло, и подалась навстречу. Огонь никуда не уходил, лишь таился в глубине, но при малейшем прикосновении полз вверх по позвоночнику. Девушка заглушила стон желания в его губах. Больше, больше, больше, едва не вслух просила она. Больше чего, она точно не знала, но коль это остановит боль, готова была рискнуть. Дверь внизу загремела от стука. Иккинг отпрянул с выражением, которое можно было описать как грозовое, и спустился открывать отцу. — Любимая, — неожиданно произнёс он по-гэльски, и она готова была упасть на ослабевшие колени. — Я скоро вернусь. Держись возле дома, хорошо? Мерида согласно качнула головой, хотя это было равносильно заглатыванию горящих углей, и жутко покраснела.