***
Вытерев пот со лба, Мерида улыбнулась измученному лицу Астрид. Зефир всё чаще летала на Громгильде, и она посчитала своим долгом хотя бы иногда заглядывать и узнавать, как дела у будущей роженицы. Женщина, ураган во плоти, не переставала трудиться несмотря ни на что, а принцесса помогала чем могла. Дом Эретсонов был меньше, чем у них с Иккингом, но огонь по ощущением горел сильнее и поднимался выше. Приходилось постоянно хлопать липшей к коже тканью, чтобы охладиться. За последние пару дней она будто сама превратилась в очаг, но силилась закрывать на это глаза. Астрид стрельнула в неё пронзительным взглядом, пока раскладывала на столе принесенные в подарок сыры и масло. — Жарко? — спросила она с такой хитрой улыбкой, которая говорила больше, чем Мерида смела надеяться понять. — Да, прости. — Брось, — Астрид задумчиво погладила живот. — Как там Иккинг, кстати? Жар расплылся по щекам и пробежал по всей спине. Мерида сдержала досадный рык. — Хорошо. Он... сейчас больше дома. — И это хорошо, не так ли? — хозяйка откинулась на стуле, изучая её с неподдельным интересом. — Тебе нравится, что он рядом? — Он… хороший, — пробормотала девушка, отгоняя прочь мысли о его руках, губах и о нём вообще. Особенно о глазах, которые разрывали её на части. — Понятно, — вдруг смягчилась Астрид. — Знаешь, это нормально — хотеть его. — Хотеть? — ну вот, опять это слово. Это казалось логичным по отношению к воде, еде, сну, но к человеку? — Да, — Астрид довольно опустила глаза на делавшую круговые движения руку, на округлость, в которой бурлила и перекатывалась маленькая жизнь. — Хотя хотение может привести и к чему-то другому… — Я не понимаю, — Мерида растёрла погорячевшее лицо. — Поймёшь, — со знающим видом сказала Астрид. — Очень хорошо и, по-моему, очень скоро. — Если хочешь говорить загадками, делай это, когда я не умираю, — она с раздражением уставилась на подругу. — Ох, не ворчи, принцесса, — хихикнула та, со стоном вставая на отёкшие ноги. — Это жизнь — бесконечный круг удовольствия и боли. «Боли мне пока хватает, спасибо». Положив руки на раздутые бока, Астрид приблизилась ровным шагом. — Могу я кое-что спросить? Мерида махнула рукой, мол, спрашивай. — Ты его уже целовала? Хорошо, что она ничего не держала в руках, иначе непременно бы уронила. — Ч-что? — Иккинга. Целовала? И я не про тот невинный чмок, по-настоящему. — Я, ну… — в груди ощутимо потеплело. — Да. Он мой муж. — И? — И что, девочка? — Не груби, — снова хихикнула Астрид. — Тебе понравилось? — Понравилось? — Мне что, позвать Готти, чтобы она проверила тебе уши? Да, Мерида, тебе нравилось, когда Иккинг тебя целовал? — Ну… — борясь с желанием заёрзать и зашаркать ногой по полу, она кивнула. — Да. — О-о, знаю я этот взгляд, — засмеялась женщина. — Вы не только это делали! Давай, рассказывай! — Я… я ничего не делала! — возмутилась Мерида. — Это он… всё делал. — И тебе это нравится! — Астрид так широко улыбалась, что принцессе показалось, что её лицо вот-вот треснет от напряжения. — Хорошо! — Нет! — Мерида не знала, долго ли ещё сможет не плакать, окончательно утонув в эмоциях. — Это не хорошо. — Почему нет? — Потому что… — она закусила губу. — Потому что?.. Девушка беспомощно развела руками: — Хулиганы. Данброх. Война. — А. Ты чувствуешь себя виноватой за то, что он тебе нравится. Добавлять осталось нечего, это было правдой. — И, как женщина, уверена, за те вещи, которые он с тобой практикует. О Мерида, — Астрид тяжело вздохнула. — А чего ты ожидала? Что будешь ненавидеть его до последнего дня? Что просто будешь терпеть все ужасы жизни с мужчиной, которого и видеть не желаешь? «Да» прозвенело между ними, как колокол в тишине. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это, — Астрид чуть потянула себя за отросшие за беременность медовые волосы. — Я не видела нашей войны, но знаю, что она была чудовищной, — она взяла её руки в свои. — Но война и жизнь — две разные вещи, ты ведь понимаешь? Битва — не обыденность. Ты не должна всему на свете сопротивляться. Мерида ничего не ответила. — Нормально его любить. — Нет, не… — Почему? Потому что ты убивала наших людей, а мы — твоих? Потому что проливалась кровь? Сглотнув слёзы разочарования, она повела плечом. — Мерида, — твёрдо произнесла Астрид и приподняла ладонями её лицо. — Сейчас я слишком эмоциональная, чтобы тебя успокаивать, поэтому вот тебе правда: можешь сопротивляться, а можешь принять это. Боги привели тебя сюда, потому что так было суждено. Не мне суждено было быть с Иккингом, а тебе. Вы были рождены друг для друга, чтобы связать ваши земли, закончить войну, воздвигнуть нас и повести вперёд. Ты видела, как убивали мы, а мы — как убивала ты. Ты видела гибель драконов и сидела на их спинах. Ты должна примирить две эти вещи, потому что они — жизнь. Боги одной рукой дают, другой отнимают. Может, ты и потеряла дом, но обрела другой и мужа, который искренне тебя обожает. Она говорила быстро, но Мерида с горем пополам улавливала суть. — Как? — Не знаю, — призналась Астрид. — Но это нужно сделать, или ты причинишь боль не только себе, но и Иккингу и вашим будущим детям. Эта мысль была ужасающей. Носить чадо в своём чреве, рожать, растить... — Я не хочу… — Слишком поздно, — Астрид прицокнула языком. — Просто послушай моего совета, ладно? Расслабься. — Лежи и получай удовольствие, да? — съязвила на своём принцесса, покачав головой. Она не была уверена в точном значении этих слов, но слышала их достаточно, чтобы примерно понимать смысл. — Что ж, прекрасно! — Астрид, вспылив, шлёпнула её тряпкой. — Борись с этим, пока не лопнешь и не выставишь себя дурой. Посмотрим, будет ли мне дело. Бурча себе под нос, Мерида подхватила свою корзину и небрежно помахала на прощание. — Скоро она всё поймёт, мой малыш, — сказала Астрид, возобновив поглаживания заметно опускавшегося живота — ребёнок должен был появиться тоже скоро. — Потому что это жизнь! Ей представлялся мальчик — она хотела сына с её глазами и лицом Эрета. Человека, который когда-то сбил её с дракона сетью. — Вот именно! — рассмеялась она, почувствовав неслабый удар. — Не волнуйся, милый, скоро ты будешь бегать кругом вместе с маленьким Хэддоком. Сколько хочешь поставить? Последовал ещё один пинок, который мама расценила как согласие. — Умница.***
Мерида была на грани рыданий, теперь точно уверенная, что умирает. Всё было таким горячим: её кожа, рот, то место между ног, настолько, что она не могла твёрдо стоять на ногах. Это пульсировало в мозгу, бежало по позвоночнику с каждым шагом, каждым движением, каждым вдохом. Это было пугающе, безумно, и не имело ничего общего с тем, что она испытывала раньше. Она знала, что такое боль и неудобства, но эта не уходила уже с неделю и с каждым пройденным днём становилось только хуже. Иккинг замечал, как медленно она двигается, как наклоняется, пытаясь сделать полный вдох, но они были слишком заняты проблемой с Ночными Огоньками, чтобы обращать друг на друга внимание дольше, чем на мгновение. Бесенята понемногу начинали уходить на сольные полёты, оставляя дом в тишине, и Мерида собирала всё на место, чтобы потом всё развалили заново. Деревню переполнили драконы всевозможных форм, размеров и классов, заслоняя собой небесный свет. Что означало частое отсутствие Иккинга, который занимался пожарами (в прямом и переносном смысле) и решал, как разместить деток по всей обширной империи. Когда делать было нечего, принцесса отправлялась на длительные прогулки или короткие полёты, но понимала, что Соласта хочет как можно быстрее вернуться к птенцам, и не могла её винить. Сегодня она бродила вдоль побережья на другой стороне бухты Хвостоколов, громко тряся веткой, если паралитические существа подходили слишком близко. Как барсуки и еноты, от шума они разбегались обратно по укрытиям, где удобнее было следить за её шагами по чёрному песку. Мерида предполагала, что жар появился из-за снега, и всерьёз подумывала сорвать одежду и немного остыть в холодной воде, которая, в отличии от замёрзшего фьорда, ударялась о берег. Но поможет ли это боли, она не знала. Что же с ней происходит? Что она могла натворить, чтобы пламя пожирало изнутри? В замке, по крайней мере, всегда были лекарь и мама, которая уж наверняка знала верное средство. Плащ остался дома, она сидела на земле в одном платье, оттягивая ткань, чтобы пустить к коже воздух. Солнце готовилось садиться, а значит, скоро вернётся Иккинг, и эта мысль заставила мышцы живота сжаться так сильно, что девушка оказалась на коленях. Западный ветер сурово трепал волосы. Тяжело дыша, она опёрлась на руки и неуверенно поднялась. Сомнений нет — умирает. Она редко болела, ни разу в жизни не чувствовала такой слабости и не смогла удержаться от пары слезинок по дороге к холму. Она совсем чуть-чуть надеялась, что, если попробует объяснить, Иккинг поймёт, поговорит с их целительницей и добудет ей какое-нибудь лекарство. Она будто могла плеваться жарким, как у Громгильды, огнём. Но ещё она надеялась, что драконы окажутся на месте, чтобы держать их в стороне друг от друга. — Что со мной творится?! — прокричала Мерида на весь лес, наплевав на возможного напуганного дракона, который может напасть. Она сомневалась, что почувствует, как он начнёт дышать на неё огнём. А вот если её парализуют, боль прекратится. Это отдавалось в каждом дюйме, в каждой поре, это нарастало гигантской волной, которой она уже хотела покориться. Точно она бежала без остановки много дней, много недель подряд, и каждый мускул был натянут до предела, отчего её трясло и сводило спазмами при ходьбе. Мерида снова низко и жалобно застонала, полная неопределимого желания. Она казалась себе пустой зияющей пещерой, готовой заглатывать кучу яблок, хлеба, сыра и бочек вина, но в то же время её воротило от еды. Прислонившись к ближайшему стволу дерева с зажатым в руке подолом, она шумно выдохнула. «Что происходит?». Она хотела взмолиться об ответе у неба, спросить кого-то, кого-угодно. Впервые за долгое время она боялась за свою жизнь. По внутренней стороне бедра потекла влага, и Мерида почти испустила смешок: ну конечно — просто женские недомогания. Еда, вино, бой и волнение изменили их в этом месяце, вот и всё. Мучения сразу обрели смысл, и принцесса вернулась домой широкой поступью, от которой по ногам бежало тепло. Почти влетев внутрь и не обращая внимания на развешенную одежду, она взбежала по лестнице наверх, чтобы достать из недр сундука нижнее бельё из тюленьей кожи и кровавый мох, положенные матерью специально для таких случаев. Девушка издала дрожащий выдох облегчения, успокаивая себя: «С тобой всё нормально, девочка, это ерунда!». Пинком закрыв дверь, она задрала платье, сбросила бельё до щиколоток и плюхнулась на стул, но вдруг в замешательстве остановилась. С ней точно что-то не так — от недуга выделения потеряли всю красноту. Мерида охнула, моргая с накрытым ладонью ртом в нарастающем ужасе. Больна. Нужно сказать Иккингу, нужно найти целителя и понять, как объясниться перед обоими. Волнение пересилило стыд, по лицу потекли слёзы, с губ начали срываться всхлипы. Она хотела увидеть маму, Иккинга, хотела, чтобы боль утихла — чтобы произошло хоть что-нибудь. Принцесса подавила очередной всхлип, приказывая себе перестать. Она должна быть сильной, спокойной, или им никогда не решить проблему. Сообразительности Иккингу хватало с головой, он справлялся со всеми предыдущими безумиями и сейчас поможет. Внизу послышались шаги, голос зовущего её супруга, и Мерида вскочила, побросав всё обратно в сундук и наскоро поправив платье. Она спустилась по ступеням, вытирая слёзы и улыбаясь как можно непринуждённее. Беззубик потёрся о её ногу, активно обнюхивая, и она отстранила его голову. Иккинг посмеялся и сказал что-то о малышах, которые ушли с матерью. Он поцеловал её лоб, веки, прежде чем достигнуть губ, и огонь будто распространился от места его касания. Мерида вцепилась в него и через секунду отпрянула, тяжело оперевшись о стол. К его глазам сразу вернулся пронизывающий и оценивающий взгляд. — Мерида? Что с тобой? — Я... — она потеряла дар какой-либо речи; чтобы говорить, нужно было думать. — Больно, Иккинг. — Тебе больно? — голос скакнул на октаву выше. — Что случилось?! Руками он принялся исследовать её где только можно, ища рану, и девушка застонала, сама не зная, откуда взялся этот звук — точно не изо рта. Трепеща, словно нервная Жуть, Иккинг усадил её на стол и присел на колени, чтобы проверить, нет ли чего-то под сапогами. Беззубик заскулил, завыл и с шумом выскочил из дома, заставив наездника растерянно посмотреть наверх и пожать плечами. — Скажи, где болит, — медленно скомандовал он и повторил дважды, пока она не поняла. — Везде! — Мерида протёрла затёкшие глаза, зная, что её сейчас как раз не понимают. — Всевышний, мне так горячо… Иккинг беспомощно замигал, и она заревела уже по-настоящему, напуганная до смерти. Никогда ещё она так открыто не плакала, всегда была твёрдой, как железо Громмеля, противостояла деревне и самой жизни так, точно всё должно было пасть у её ног. Он видел подобное лишь однажды, с Соластой на Драконьей Горе, когда Мерида связалась с ней духовно. Даже тогда она пыталась притвориться, что не проронила и слезинки, они оба делали вид, что ему показалось. Это было совсем другое — от испуга она уже икала, и юноша был так ошеломлён, что совершающий бесконечные круги и петли разум не мог прийти ни к чему конкретному. В сокровенном месте, кажется, скопилось ещё больше влаги. Мерида беспокойно заелозила на столе, снова пробудив жар одним слабым движением, и всхлипнула от пульсации. Ей следовало чувствовать такой стыд — и отчасти ей было стыдно выть перед кем-то, особенно Иккингом. Она это ненавидела, но уже столько раз заглатывала слёзы, заталкивала назад, что теперь они наполняли её выше краёв. Может, в этом всё и дело, может, лишняя солёная вода ищет любые выходы и поэтому она протекает внизу? — Я не… не знаю, что делать, — Мерида за миг стала ещё более пунцовой, но об этом сейчас переживала в последнюю очередь. Иккинг старался успевать за её гэльскими мыслями, но от плача мало что разбирал. Она перешла на северный: — Я боюсь, Иккинг, прошу… Мне нужен целитель. — Готти? — юноша сам с трудом так не паниковал, в голову не приходило ни одной хорошей мысли. — Ш-ш, Мерида, тише… В чём дело? — Я умираю или вроде того, — принцесса опять вернулась к родному языку. Икнув, она размазала влагу по носу и глазам. — Я плавлюсь от жара. Скоро я потеряю сознание. Может, это отрава или заражение, или яд… Я не знаю, но-но… Иккинг обхватил её челюсть. — Ш-ш, успокойся. Дыши. Мерида тяжело втягивала воздух, грудь вздымалась. Он показал ей глубокий вдох и выдох, и девушка повторила за ним, роняя слёзы. Иккинг сел напротив неё, переместившись так, чтобы внимательно наблюдать за ней. Она стиснула ткань платья, когда из глаз выкатилось ещё больше капель — таких горячих, что было бы не удивительно, испарись они. Мерида прохрипела имя мужа, когда он встал, чтобы принести кружку воды, которую утром набрал из колодца — она собиралась набрать ещё, правда, после стирки. Иккинг шикнул, когда она попыталась заговорить, и подтолкнул чашу к её губам, затем начал отстёгивать пластины огнеупорной брони. Принцесса тихо шмыгала, потягивая воду, пока юноша поднимался наверх. Он прав, нужно расслабиться, или она не сумеет сказать ничего толкового. Но с чего начать? Нужно быстро думать, иначе придётся показывать, а при одной мысли об этом на подол проливалась вода. Ей сейчас не повредили бы даже птенцы, хотелось к чему-то прижаться, хотя их горячая шкура мало бы чем помогла. Иккинг буквально срывал ремни доспехов, чтобы натянуть что-то другое. Если Мерида продолжит в том же духе, без Готти или мамы, похоже, не обойтись. Он в обычные дни её понимал с трудом, а этот плач вызвал такую панику, какой не испытывал с тех пор, как видел тонущего у острова Красной Смерти Беззубика. Даже когда жена, казалось, готовилась разрыдаться, он видел, как она призывает внутреннюю стойкость и всё подавляет. Никакие порезы, ушибы, ожоги, сыпь, жар и кашель не вызывали у неё такой истерики, и он начинал всерьёз опасаться за её жизнь. Юноша сбежал вниз, переодетый в рубашку на один-два оттенка темнее её зелёного платья. Мерида чуть сгорбилась под его взглядом, желая скрыться от столь ребяческого поведения, и от намёков на обычное состояние ему стало немного легче. Она прикусила губу, когда Иккинг снова сел напротив, спокойно положив руку на её колено, и живот сжался вместе с горлом. Горячими были её плечи, коленные чашечки, даже кожа между пальцами ног. По щеке скатилась ещё одна слеза, и он стёр её пальцем, потом забрал кружку, неодобрительно посмотрел на то, что та не опустела, но всё же отложил. — Болит? Мерида кивнула. — Где? Рваным жестом она показала на всю себя. Его брови поднялись и досадно опустились. — Когда это началось? Хороший вопрос, не так ли? Она чувствовала угли, шёпот и лизущие шею, грудь и нижнюю часть тела языки пламени. Это начиналось с маленьких огоньков тепла, длившихся неделями, вчера же пришло инферно, или, может, не один день назад? Она заметила утром, когда Иккинг, опустив ладонь ей на поясницу, целовал на прощание с предупреждением далеко не уходить, и ночью, когда он притягивал её за талию ближе. Девушка потёрла лоб со всхлипом разочарования. Что это значило в начале — что будет становиться только хуже без остановки? На трясущихся ногах Мерида встала, собрала в кулак влажные локоны и высунулась через до сих пор открытую заднюю дверь на холодный воздух, в котором так нуждалась. Она почти пожалела, что не дала Астрид или другой женщине заплести её во время последнего дня мытья, чтобы их сейчас не пришлось сдирать с кожи. Иккинг прислонился к противоположному косяку, скрестив руки, затем провёл пальцами по её лбу, вызвав вздох. Почему-то от прикосновения ощутился холод, словно у него каким-то образом был ответ. — Горячая, — коротко прокомментировал он, и Мерида пылко кивнула. — Ты заболела? — Огонь, — прошептала. — Больно. Иккинг задумчиво промычал, подвёл её к свету, прижал ладони к груди и провёл ими до живота. Девушка согнулась, как от удара под дых, ноги свело судорогой. Он усадил её на всё тот же стол, проходясь по телу взглядом сверху вниз. Точно так же он искал незакреплённый винт или болт в своих изобретениях. — Где? — повторил Иккинг, пожёвывая внутреннюю сторону щеки и поглядывая на дверь. Приводить Готти ему не улыбалось: даже при своей немоте старуха была известной сплетницей, так что к полуночи об этом узнают все. И, учитывая, что брак они так и не консумировали, дело было точно не в плохо запланированной беременности. Всхлипывая, Мерида прижалась к его груди, напрягая шею и спину, пока он втирал в них узоры. Ответа так и не последовало. Юноша затих, уже смирившись с необходимостью позвать знахарку, но боясь отойти. Насколько же сильно она сейчас страдает? — Я умираю, — сказала Мерида. Он закатил глаза на такую откровенную драматичность, но в животе поселился холодок беспокойства. — Нет, не умираешь, — уверенно ответил, чувствуя запах солёного бриза на волосах. Раз опять ходила на побережье, всё не так уж плохо. — Иккинг, — девушка отстранила лицо от чужой рубашки, не зная, от слёз там пятна, пота или бог знает чего. — Я… Я… — Ш-ш, — он убрал кудряшку с уголка её рта. — Я здесь. У неё не было никаких других идей. Возможно, будь она поспокойней, нашла бы Готти или Астрид сама, но сейчас, с кружащейся головой, чувствовала себя скорее мёртвой, чем живой. В конце концов они женаты, хоть кто-то должен её понять, не может же он просто в ужасе сбежать. Может, Иккинг и не найдёт разумного объяснения, но поговорит с тем, кто найдёт, на проклятом варварском наречии. Если лекарство не отыщут, она просто бросится со скалы. Мерида сжала кулаки и зажмурилась, когда начала поднимать юбки, стягивая на ноющих бёдрах. Иккинг бездыханно, вопросительно произнёс её имя, и она содрогнулась от накатившего чувства унижения. Она взяла его руку, поцеловала костяшки в безмолвной мольбе о понимании и опустила под платье, где болело больше всего. В глаза смотреть не смела, поэтому следила, как опускает и поднимает его грудь дыхание. Пальцы собрали влагу вдоль внутренней стороны бедра, он охнул, и она дёрнулась. Всё настолько ужасно?! Его люди когда-то сталкивались с этой чудовищной хворью?! Принцесса икнула и встретила его взгляд, напуганная и смущённая. Ладонь проследовала выше, натыкаясь на горячую скользкую плоть, и она едва не откинулась назад. Не совладав с вырвавшимся стоном, одной рукой она накрыла рот, другой вцепилась в рубашку, инстинктивно двинув бёдрами навстречу. Пальцами она намертво сдавила себе челюсть и горло, чтобы ненароком не выпустить ещё какой-нибудь звук, и услышала поражённый шёпот. — Потерянный глаз Всеотца… — Иккинг, — взвыла Мерида, похлопав его по плечу. — Больна? — Ох, — он убрал руку и легко улыбнулся, несмотря на собственный яркий румянец. — Нет, Мерида, ты не больна, успокойся. Девушка ретиво помотала головой. Конечно больна, она никогда такого не чувствовала! Были с Иккингом, правда, похожие моменты, когда он целовал, касался её, делал тёплой и мокрой, но это больше напоминало окунание в лаву. Не может это быть нормально, точно какая-то болезнь. — Тише, — юноша бережно опустил ткань юбок вниз, и щеки коснулся её горячий выдох. — Всё хорошо, правда. Иккинг не мог не посмеяться над нелепостью сложившейся ситуации. Она была не больна, а отчаянно заведена. Возбуждение стекало почти до колен влажными мазками, от которых он начинал терять рассудок. Должно быть, она отказалась от причинявшего неудобства нижнего белья, должно быть, хотела этого весь день и не понимала, что не так. Неужели она никогда не испытывала такого желания, неужели на самом деле поверила в смертельную болезнь? Разве он не раздувал это пламя, не касался достаточно, чтобы открыть ей, каково это — по-настоящему хотеть? Один её взгляд ясно говорил: нет, она понятия не имеет, что происходит, и жутко перепугана. Она не хотела ему говорить, но больно было до такой степени, что оставалось только просить о помощи, лишь бы это остановить. — Тише, — снова сказал Иккинг, переместив вздрагивающую жену на стул. Её розовые щёки, нос, губы блестели, и знание, что она его хочет, заставляло его самого хотеть её ещё сильнее. — Мерида, всё хорошо. Мерида прильнула к нему, быстро расслабляясь, за что он был признателен: она сидела на его собственном, теперь уже довольно заметном возбуждении. Девушка отодвинулась, вытирая глаза рукавом. — Прости, — шепнула. — Боюсь. Выдохнув через нос, он улыбнулся и откинул назад её волосы. — Хочешь… чтобы это прекратилось? — Ты можешь… можешь помочь? — по-гэльски спросила она. — Да, — кивнул. — Мерида, ты знаешь?.. Иккинг теперь сам краснел, и Мерида непонимающе заморгала, ожидая ответов. Она была в шаге от того, чтобы встряхнуть его, чтобы слова высыпались, как бисер из мешочка. — Ты знаешь, как… мужчина и женщина… совокупляются? Мерида наклонила голову, обрабатывая услышанное, и повторила последнее слово, чтобы ей дали определение. Иккинг прокрутил в памяти известные слова, погладив её поясницу. Вспомнившееся произносилось будто целую жизнь назад. — Консумируют? — Консумируют? Её глаза и рот широко открылись с пришедшим пониманием, и юноша отвёл взгляд, хотя очень не хотел. Мерида прочистила горло и повела плечом; мать рассказывала, что мужчина приходит к женщине с вожделением, и боль уступает место удовольствию. Она никогда не вдавалась в подробности — по большей части потому, что дочь не желала слушать и по возможности избегала её, когда выходила за Йена. Принцесса слышала, что служанки, хихикая, бурно обсуждали это на кухнях или давали советы той, кому в этих вопросах не везло или той, кого муж взял без согласия, но никто не упоминал о сгорании заживо. Это и есть та боль, о которой говорила мама, глубокая, съедающая? Она и не думала о таком до встречи с ним. Она чувствовала его вожделение, его прижимавшееся к ней тело и знала, что что-то должно встретиться с её плотью, но никогда не задумывалась о соединении. — Это… было оно? — может ли она действительно хотеть его, как женщина мужчину? Иккинга, которого, думала, будет ненавидеть до самой смерти, но начинала любить? Казалось, тело настроилось на эмоции, и временные рамки прояснились. Такого жара она не чувствовала до тех пор, пока не осознала растущее к нему влечение. Это было нечто большее, чем телесная боль, и именно поэтому всё ощущалось настолько по-другому. Правда ударила её, как камень в челюсть. Кажется, я тебя люблю. И тело, похоже, тоже это знало. — Эй, — Иккинг ладонями вернул к себе внимание, и огонь скопился под его растирающими движениями. — С тобой всё хорошо. — Иккинг, что мне делать? Он улыбнулся и слабо пожал плечами: — А чего ты хочешь? — Я хочу это прекратить! — почти закричала она, заставив его поморщиться. — Это больно! — Ладно, ладно, — успокаивающе ответил Иккинг. — Не расстраивайся. Э-э... ну, больше, чем уже расстроилась. — Это всё ты виноват, — зло бурчала Мерида на своём. Спину сдавливало так, словно на ней зашнуровали самый тугой корсет. — Точно ты… Иккинг хмыкнул, и она двинула бёдрами, вжавшись женским естеством в мышцы его ноги и вцепившись в плечи, когда кровь устремилась вниз. Юноша подтолкнул её за колено, прося сделать так снова, и она чуть было не заскулила. Каждый раз это вызывало дрожь. — Ещё, — потребовал он. — Нет, — пискнула Мерида, покачав головой, но он сам потянул её вниз, и она вскрикнула. — Пожалуйста! Иккинг отпустил колено и притянул её лицо за подбородок, оттягивая её нижнюю губу, принимая вздох и проталкивая в рот язык. Вокруг роились звуки, которые девушке было не объяснить. Как удаётся ей звучать так распущенно и свободно? Элинор бы все эти ахи и стоны повергли в ужас. Что-то нарастало, когда он двигал её назад и вперёд, губы скользили к её подбородку, потом к шее. Мерида понимала, что вряд ли ему удобно держать весь её вес у себя на коленях — она очень старалась думать о чём угодно, но не об огне, который уже словно забурлил. Иккинг провёл рукой от бедра вверх по позвоночнику, по той самой чувствительной линии, и она с криком отпрянула. Влага залила платье и брызнула ему на штаны, её зрение затуманилось, всё внутри натянулось до дрожи, как тетива лука. Иккинг ловил ртом воздух, держа её за талию. — Что?.. — увидев пятно, Мерида приложила ладони к щекам, совершенно и искренне униженная. С самого детства она не обмачивалась, а теперь — прямо на своего мужа, ни больше ни меньше. — Я не… Иккинг засмеялся, поражаясь подобной чувствительности. Так обильно кончить, когда он её едва коснулся… Во рту пересохло от распаляющей мысли быть с ней, как ему надлежало. Мерида пронеслась вверх по лестнице рыже-зелёной вспышкой, и он, не сдержившись, рассмеялся с новой силой, прежде чем погнаться за ней. Как удачно, что он не делал для двери замка. Снова расстроенная девушка торопливо перерывала свои вещи, и со стороны всё выглядело так, словно она сейчас его покинет. Сердце замерло от такой догадки, уже переполненное жалостью, что она настолько немного знает о собственном теле и никогда не испытывала похожего удовольствия. И ему безумно хотелось показать ей всё возможное с ним удовольствие. — Что ты делаешь? — спросил Иккинг, не пряча смешка. Мерида хныкала, швыряя вещи в сундук, который он закрыл с громким хлопком. Она устремила на него опозоренный взгляд (как и платье), и юноше нелегко было сообразить, как сказать, что сделанное ею находится от неправильного дальше всего. — Подойди, — поманил он. Принцесса отвернулась, но удалось поймать её за руку. — Мерида... — Уйди, — вырывалась она. — Прошу. Иккинг в ответ развязал шнуровку её платья, случайно дёрнув за волосы, и она развернулась, приготовившись наорать. Он вновь соединил их рты, придушив огрызания, и почувствовал, как её борьба утекает, как тепло с пляжа после восхода луны. Лизнул её изнутри, и Мерида ответила, поскуливая. Ему хотелось кричать с крыши на всю деревню, что он наконец-то заполучит её. Зимние месяцы длились, казалось, годами и заморозили обоих до глубины души, но сейчас на горизонте виднелась весна. Один разок её не смягчит, и он готов был всерьёз заняться женой. Она хочет этого, хочет его, и он воздаст за её выбор, как должно. Иккинг потянул платье с плеча. Мерида упрямо сделала попытку вернуть всё на место, и он вырвал вещь из её пальцев с толикой нетерпения. Мягкую глянцевую ткань с груди небесно-голубого цвета сняли через голову, и руки нашли розовые соски, о которых он грезил с тех пор, как имел счастье видеть всего пару недель назад. С задушенным вздохом она попыталась то ли оттолкнуть, то ли притянуть его ближе, сказать было сложно — руки ослабли, стоило ему ущипнуть левый. Юноша повалил её на меховое гнездо и сочувственно посмотрел на подрагивающие и блестящие от влаги ноги. Боль, наверное, длилась часами, если не днями. Настал час супругу всё исправить. Его язык скользнул с бёдер к завиткам. Мерида потянула его за волосы, желая отстранить из-за нервов и, возможно, страха. Когда губы добрались до источника страданий, она вздрогнула, став в разы мокрее, и закричала, — пойди знай, крикунья — вонзая ногти в кожу головы. Перехватив её руки, он пустил в ход все подаренные опытом трюки, пробуя на вкус заливавшую лицо сладость. — Ик!.. Девушка застонала, и Иккингу показалось, что её снова довели до пика только этим, ноги обхватили голову с такой силой, что, того и гляди, оторвут. Или она что, пытается его остановить? Он никогда не слышал, чтобы женщина не хотела завершить начатое, в основном они врали, что делают это с неопытными любовниками. Отпустив одну руку, он проник одним пальцем внутрь, исследуя девственную узость. Возбуждённая или нет, она боязно приняла вторжение, так что её качавшаяся в отказе голова чуть не обрушилась на его. Ну же, принцесса. Иккинг ввёл второй палец, параллельно выводя линии языком, пока она хныкала, пульсируя вокруг него. — Иккинг, пожалуйста! — она сама не знала, о чём просит. Он вытащил пальцы и тут же вдавил обратно, наблюдая, как поднимаются её колени, как она прикрывает рот, пока он играет с ней. Она была такой узкой. По его руке текла смесь их желания. Ещё одно сильное сжатие, по-прежнему без прилива жидкости — мешала себе испытывать вершины наслаждения. Но он не позволит ей. Иккинг вслепую стал искать заветную точку, которая однажды довела Астрид до слёз. Он почти усмехнулся, когда Мерида с придушенным вскриком жадно задвигала бёдрами, пальцы их переплелись. — Пожалуйста, я не могу!.. — Ещё как можешь, — он поцеловал её трепещущее бедро. — Давай, Мерида. Облизав большой палец, Иккинг провёл им между складок, потирая круговыми движениями, которые соответствовали извивам. Мерида напряглась всем телом, яростно глотая воздух, горячий поток наполнил ладонь. Он склонился над содрогавшейся фигурой, чтобы поцеловать и привести её в чувство. Она слабо елозила под ним, голубые глаза смущённо опустились. — Иккинг, — пробормотала девушка. — Что… — Ещё? Это её выбор, он не станет принуждать, даже если в данный момент не хотел ничего, кроме как зарыться в неё и никогда больше не выпускать из этих мехов. Она должна знать, что ей стоит попросить, если он ей нужен, иначе придётся провести остаток дней, заново знакомясь с услугами левой руки и ледяным океаном. — Хм-м? — Ещё? Хочешь большего? Мерида коснулась его левого плеча, с закушенной губой погладив конец татуировки. Шестерёнки вращались, секунды пролетали, её лицо оставалось горячим на ощупь, и он спрашивал себя, до сих пор ли она горит из-за него, сохранилась ли боль. Если бы она только знала, что он может посвятить всю дарованную богами жизнь тому, чтобы утихомиривать огонь. Покуда будет тем, кто его разжигает. Её мысли крутились и крутились, так ни к чему и не приводя. Ей следовало чувствовать миллион вещей: отвращение, гнев, потрясение. Следовало отпихнуть его, а не притягивать к себе; следовало велеть ему прекратить, а не умолять о продолжении; она не должна была хотеть его, но хотела. Её настолько поглотило облегчение, что она не осознавала ничего, кроме того, что его кожа касается её. Наконец она кивнула, решительно и умоляюще: — Большего. Иккинг коротко, целомудренно поцеловал её, обещая быть нежным и ласковым даже в чём-то подобном, стянул рубашку через голову и потянулся к ремню, но передумал. Он взял её за запястья, приглашая дотронуться до разгорячённой кожи, позволяя исследовать себя так же, как делал сам. Мерида притянула его за одну из петель обратно в томительный поцелуй, их руки ласкали каждый открытый участок. Её кровь застучала, открыв сладостное избавление, которое он предложил, как бальзам. Если поможет, она с радостью будет делать это с ним до скончания времён. Иккинг обхватил её подбородок, как обычно, глядя в глаза, а она, как обычно, гадала, на что он уставился. Юноша улыбнулся, ободряюще и спокойно, несмотря на их страсть, и Мерида в самом деле расслабилась, даже когда его губы вернулись к её шее, её руки — к его спине, его пальцы — к её груди. На этот раз потребовалось больше времени, чтобы довести до болезненного отчаяния, от которого она норовилась трясти его и просить одновременно. Когда она низко простонала его имя, он рассмеялся и поднялся на колени, чтобы снять штаны, немного повозившись с крючком протеза. Теперь, когда он был практически обнажён, к принцессе вернулся первоначальный страх, и она старалась смотреть куда угодно, но не на гордо стоявшее под тканью белья мужское достоинство. Она ни разу не видела голого мужчину в процессе любовного акта и сглотнула, стоило ему провести её рукой по своему бедру вверх, под ткань. Мерида закрыла глаза свободной рукой, почувствовав его, жёсткий и твёрдый, как расплавленный металл, завёрнутый в мягчайшую кожу, — очевидно, сгорала не она одна. Дыша через силу, девушка полностью его обхватила. Иккинг произнёс её имя, словно священный обет, когда она погладила всю длину от вершины, поражаясь собственной смелости. Она касалась его, добровольно, бесстыдно, потому что хотела. Пустота между ног запульсировала с осознанием того, что может её заполнить. Тут Мерида поняла, что пыталась сказать мать: это помещать туда наверняка неудобно. Эта боль правда уступит место удовольствию или станет ещё более невыносимой? Её рука опустилась, и Иккинг подарил ей свою добрую смиренную улыбку, затем сам избавился от последнего барьера. Она подскочила, как только он упёрся ей в бедро, и он заглушил её скулёж, раздвигая ноги. — Хорошо? Мерида закрыла лицо и кивнула, но юноша убрал руки, переплетая с ней пальцы. — Всё хорошо? Ты должна сказать мне, Мерида. Мне нужно точно знать, что… это то, чего ты хочешь и что я тебя не обижу. Я не смогу жить с мыслью, что причинил тебе какую-то боль. Перевести услышанное под завесой тумана «хочунужнохочунужнохочунужно» было задачей не из лёгких, но через минуту она кивнула. Он всегда ждал, всегда давал время уловить суть. Я здесь, почти воскликнула она. Дай мне пойти за тобой туда, куда это приведёт. Но пока, увы, вслух она такого сказать не могла, вместо этого остановившись на: — Я хочу. Я хочу. Я хочу тебя. Иккинг довольно вздохнул, склонившись для нового поцелуя. Облизав пальцы и смазав их обоих естественной смазкой, он опустился к её входу. Мерида задрожала, когда он сжал её бедро, бросил на неё последний взволнованный взгляд и вошёл на пару сладких мучительных дюймов. Она выгнулась, не привыкшая к этому ощущению, но больно не было — он удостоверился в этом в череде неустанных тихих вопросов, потом снова толкнулся, погрузившись почти на всю длину. Она задыхалась от чувства невообразимой наполненности, его дыхание пробегало по лицу горячими порывами. Его бёдра упёрлись в место, где ноги встречались со спиной, и он упал вперёд, едва удерживаясь в вертикальном положении от напряжения в каждой мышце. Пустая, гулкая боль успокоилась, она откинула голову назад и громко застонала. Наконец-то. Для Иккинга это было долго, дольше, чем хотел признавать, в ней было тесно самым порочным образом, отчего бёдра сжимались, чтобы всё не закончилось слишком быстро. Он просил её расслабиться, и от его голоса девушка собиралась в комок, не в силах даже пробовать понять, когда так переполняли чувства. Сознание будто застыло, будто она никогда не перейдёт это мгновение — быть с ним так, как, зарекалась, не сможет ни за что на свете. Для него время так же мучительно ползло, мир завис лишь между ними двумя. Он поцеловал её раз, другой, отводя непокорные пряди, чтобы во всей красе запечатлеть вид закатившихся глаз. — Хорошо? Мерида кивнула: — Да, да, да. Иккинг двигался столь же изящно, сколь летал на драконе, плавными скользящими штрихами, заставлявшими её дрожать с головы до пят. Мерида тяжело дышала и стискивала зубы от растяжения, вызвавшего сильное давление за местом, с которым он так искусно обращался, кусала опухшие от поцелуев губы, чтобы не издавать больше шума. Слышала его хрип из глубины горла, пока юноша наращивал темп, и в конце концов не сдержала вырвавшихся вместе с чужим именем стонов. Она жевала угли, её поглотило драконье пламя, её кровь стала лавой. Она до конца жизни останется раскалённой, она больше никогда не почувствует холода даже в самые жестокие зимы. Боги, он прожигал насквозь от самой сердцевины, её ногти впивались в его плечи, она выкрикивала его имя и он страстно отвечал, не в силах более сдерживаться. Он вдавил её в меха, она обхватила его ногами и соединила их губы, чтобы не закричать, когда высвободившийся огонь покрыл их бёдра. Она судорожно задёргалась, так и не сумев сформулировать ничего кроме его имени. «Драконорождённый», — шепталась о нём прислуга. — «Опущенный в пламя, взращённый в колыбели огня укрощённого зверя». «Тогда я тоже», — ахнув, она выгнулась от очередного движения внутри своего чувствительного тела. — «Теперь я тоже возродилась в драконьем огне». Иккинг продержался ещё очень недолго, перед тем как выйти из неё, излившись на живот и грудь — эта общая радость не может так быстро испортиться детьми в уже полном доме. Мерида обмякла, его семя перламутрово блестело в свете затухавшего очага. Он рухнул рядом, смеясь через с трудом дававшиеся вздохи над их физическим и эмоциональным истощением, и не глядя нашёл её руку. Оба запыхались после прилива уже угасающего экстаза. — Хорошо?.. — наконец выдохнул Иккинг. — Не больно? — Хорошо, — тихо ответила девушка, — хорошо. Высыхающий на коже пот вызвал мурашки, он не осмеливался смотреть на неё, дабы всерьёз не начать всё сначала. В теле снова появилась тяга испытать невероятное удовольствие. Как-то одной зимой они с Астрид дошли почти до пяти раз за вечер, когда Стоик задержался на заседании совета за пределами острова, и юноша готов был поспорить, что побьёт этот рекорд. Иккинг шатко встал на ноги под затуманенным взором Мериды, отыскал штаны, всё ещё влажные и пахнущие возбуждением, и натянул поверх стремительно растущего интереса. Наседать на жену за тем, что та отрицала с момента свадьбы было бы неправильно, поэтому он занял себя разжиганием огня в верхнем очаге. Мерида раздумывала, уйдёт он или нет и хочет ли она вообще, чтобы ушёл. Она казалась самой себе ужасно незащищённой и попыталась прикрыть липкое тело, но Иккинг, сделав дело, похоже, не обращал на неё ни малейшего внимания. И это всё? Теперь она забеременеет, родит ребёнка, и он спрячет её, как Соласту в лесу? Принцесса ужаснулась своим мыслям: да она изобьёт его до полусмерти, если он решил, что просто отправит её в небытие после рождения наследника. Пальцы нащупали разбрызганную по телу эссенцию, которая быстро сохла, и ей захотелось расспросить об этом маму или подругу. Покраснев, она подумала, что лучше не знать. Поднявшись, Мерида надела платье, хотя с пупка стекала струйка тепла. Сейчас пот и обильные жидкости вызывали скорее отвращение, чем возбуждение, и желание было только одно — ванна. Но, как ни грустно, Иккинг был прав: если не убраться сейчас, они просто забудут. Она подобрала разбросанное и нагнулась над гнездом, прочёсывая тёмный мех в поисках влаги. Мерида не слышала, как он подошёл, и подпрыгнула, когда он тронул её зад. Как она до сих пор может гореть?! Всё, до чего он дотрагивался, пробуждало тот же огонь. Она слабо всхлипнула, Иккинг развернул её к себе, посмотрев испытующе, и без лишних слов накрыл её губы своими. Девушка неуверенно ответила, безрезультатно игнорируя растущее тепло, потом он отстранился. Её взгляд метнулся южнее, заметив чужое желание, и к щекам прилила краска. Но, по крайней мере, не только она по-прежнему хотела. Он с улыбкой почесал затылок, со вздохом взял её за руки и посмотрел в глаза так проникновенно и отчаянно, что черты её лица сразу разгладились. Что он хочет ей поведать? Что пытается донести, что действительно желает сказать? Она уже давно жаждала услышать его язык, но сейчас бы охотнее заставила объяснить всё как можно проще. Но пока она смотрела на него, держа руки на его груди и чувствуя под правой ровный стук сердца, то спросила себя, а нужны ли ей слова, чтобы понять его чувства, — теплота взгляда, мягкость, то, как он отказывался смотреть куда-либо, кроме как на неё. Она видела как во сне, что он сам видит в ней, что ищет, что откапывает под её кожей. Люби меня, умолял он. Люби меня и позволь мне любить и беречь тебя как никого другого. — Иккинг… — одна слезинка вырвалась на волю, и юноша, шикнув, прижал её к себе. — Больше никаких слёз, — приказал он. — Пока что. Ты меня до смерти напугала. Мерида подняла на него глаза, стараясь говорить без единого звука. Я люблю. Он всё видел, потому что был таким проницательным, а она — такой очевидной. Иккинг выдал сдавленный смешок, и, вопреки своим же словам, слёз тоже не сдержал. Он обнял её так крепко, как только мог, в то же время следя за тем, чтобы не зажать в клетку после напряжённого дня. Я тебя люблю. Чешуя сбросилась, корни освободились, Мерида Данброх осталась позади. Мерида Хэддок родилась в драконьем огне и бесстрашно стала рядом с мужчиной, которого любила.