Захваченная

Мерида простонала ему в рот, когда они закончили то, что сегодня уже было, наверно, в раз четвёртый. Иккинг беззастенчиво встал, чтобы найти одежду и воду для обоих, а Мерида ловила ртом воздух, собираясь после того, как разбивалась вдребезги. Он не покидал дом несколько дней, отправляя вождю коротенькие послания со словами, что занят и что беспокоить его нельзя не под каким предлогом. И, именем Тора, он действительно был занят. Догадки о пыле жены подтвердились: столь же неистовая и находчивая, сколь и во всём остальном, и, боги, он рад был услужить всякий раз, когда девушка бросала на него через плечо оценивающий взгляд или со стоном прижималась к нему бёдрами, чувствуя позади его присутствие. Если она была огнём, он с радостью готов был гореть заживо. Он взял её на всех доступных поверхностях, в какой-то момент доведя их до изнеможения, так что они зарылись в одеяла и подушки перед очагом и наверх пока так и не вернулись. Иккинг не видел своих штанов больше двух дней, и его это совершенно устраивало. Стало вдруг кристально понятно, почему Плевака настоял на ещё одном месяце для молодожёнов. Весьма прискорбно, что он подошёл к концу. Может, подать прошение на лишнюю недельку? Хотя, учитывая, что он и так слишком злоупотребил временем, отец ответит твёрдым «нет». Лучше попытать удачу где-то через месяц. Драконов мало волновали приличия, и они ворвались во второй половине дня, заставив Мериду вскрикнуть и попытаться прикрыться. Иккинг смотрел на неё, какой она была сейчас, одетую лишь в мех и тонкий слой пота и отмахивающуюся от лапок Стрелки. Соласта по-царски растянулась на лавке, глядя на всех свысока, а Беззубик так и остался у двери, чтобы возвещать всех незваных гостей предупреждающим рыком. Драконы, казалось, понимали, что что-то происходит, но и не подумали дать им хоть немного уединённости. Напротив, теснили пуще прежнего (если такое возможно) и отказывались возвращаться в горницу, которую Иккинг пристроил на крыше. Конечно, могли исчезнуть на какое-то время, оставляя супругов ублажать друг друга, но очень скоро появлялись снова, занимая вокруг них места, как за праздничным столом. И в каком-то смысле так всё и было: Беззубик различил образовавшуюся прочную связь с Меридой и был доволен. Может, оттого, что девушка вся пропахла им, а может, наоборот, потому, что Соласта, наконец, перестала скалить зубы, когда он приближался к ней или птенцам. Наверное, стоило задуматься над откровенным представлением, которое устраивалось перед ними несколько раз на дню, но их непринуждённая манера поведения позволяла надолго не отвлекаться. Иногда их оставляли ответственными за маленькую троицу, и родители щедро делились со всеми принесённой едой. Что было хорошо, потому что припасов больше не становилось, но Иккинг отказался отпускать Мериду за пределы гнезда и дома — тёмного, душного и полного обещаний близящейся тёплой весны. Наблюдая, юноша делал предположения, есть ли у Фурий инстинкт собираться в большие группы или стаи, как у колоний летучих мышей в пещере, и защищать случающиеся пары. Он по-прежнему следил за тем, чтобы не изливаться в неё, а Мерида каждое утро заваривала терпкий лунный чай, но чем больше он видел её игру с малышнёй, тем больше видел их семьёй. Возможно, у неё даже будут тройняшки, как у матери, которые свяжут себя с Ночными Огоньками, и их линия навсегда переплетётся с линией Фурий. Внезапное желание привело обратно к ней, он отпихнул дракончика и навис над ней. Девушка усмехнулась с такой гордостью собой, что Иккинг уже не мог сдерживаться. Тор, правда не мог. Она выгнула бровь. Нравится то, что ты видишь? Нравится, что это моё. О, правда? Его губы нашли её. Да, всё целиком. Хочешь доказать это? Боги, как же он любил её самодовольство. Послышался скрип когтей удалившихся куда-то Огоньков, и Иккинг без промедлений начал ритуальный танец, исполняемый ими уже почти семь дней. Мерида была мягкой, влажной и готовой, её ногти вонзились в кожу вокруг татуировки, ноги приглашающе раздвинулись. Он засмеялся, когда она оказалась сверху, оседлав его, как дракона или коня, как свою собственность. Потому что ты мой, казалось, говорила она, блуждая губами по его груди, телом и душой. Иккинг выдохнул, когда она обхватила его ртом, одной рукой вцепившись в меха, а другой зарывшись в огненные волосы. Мерида знала, что хороша, и душу грела мысль, что он — единственный, с кем она это делала и будет делать. С ней он чувствовал себя величайшим из кузнецов, лучшим покорителем драконов — он поддерживал пламя, гнул металл, точил когти и сдирал все слои, под которыми находилась эта женщина. Плевака был прав: как только выпадет шанс, он полетит в храм и осыплет его дарами Фрейру и Фрейе. Она была всем, что ему нужно, всеми хаотичными и полными красок приключениями, которые взывали в нём, облекаясь в человеческую плоть. Но ещё она была ответственностью, долгом, и удерживала его на земле, когда ему хотелось взлететь и окунуться в неизвестность. Она была второй его половиной, так было суждено, боги свели их вместе, совсем как с Беззубиком. Его отцу суждено было приземлиться в Данброхе, им суждено было начать войну, им суждено было зайти в тупик, закончившийся узами, скреплёнными браком и кровью. Когда она смеялась, он словно летал. Когда ей причиняли боль, его способность убивать стремительно возрастала. Когда она плакала, он не знал, взойдёт ли ещё когда-нибудь солнце. Он почти слышал смех приставучего обалдуя у себя в голове: «Ты самый большой дурак на свете, сынок!». И не исключено, что он был прав. Когда Мерида заглотила его до основания, Иккинг дёрнулся и вскрикнул, умоляя подвести себя к краю пропасти, подтолкнуть, позволить перескочить через выступ и упасть в бездонную темноту. Отдай мне всё, просил он. Отдай мне всю себя. Принцесса выпустила его с влажным чмоком. С радостью. Она определённо была богиней или драконом, или чем-то другим за пределами человеческого. Ничто в мире не должно было быть таким узким, таким горячим, таким до боли приятным. Если бы он умер, обтянутый её шёлковым жаром, Один любезно бы принял его в Золотом Зале — даже бог бы не выдержал, оседлай она его так, как сейчас. С ней всё в некотором роде было борьбой, только теперь они вдвоём были против всего мира, а не друг друга. Перевернув их, он подумал, не огонь ли она Рагнарёка, пламя, которое приведёт к скончанию времён. Мерида с криком натянулась, дрожа, трясясь и пропитывая его собой. Если она убьёт его, он умрёт счастливым. «Один, спаси меня!», — пронеслось в мыслях, когда Иккинг выгнул спину, чтобы ещё сильнее прижаться к ней и не останавливаться до её протяжного стона, остекленевших с поволокой глаз, словно она говорила с богами и видела будущее. Это только начало. Юноша поцеловал её грудину, оставляя на бедре тёплый влажный след. Мерида запыхалась, обессиленная, едва не безжизненная. Он приблизил лицо к её, пытаясь соединить их губы, но она слабо отбилась. — Довольно, — бесхребетно просила она на своём языке. — Хватит, прошу тебя… — Ты в порядке? — беспечно поинтересовался Иккинг, отлепляя от её лица взмокшие пряди. — Ещё раз тронешь меня и ты покойник, — пригрозила девушка, почти неслышно прохрипев эти слова. — Я не могу больше… — Я же не сделал тебе больно? — неразборчиво спросил он, целуя бледный шрам на плече. — Иккинг, — Мерида поёрзала на месте. Северный сейчас из её уст звучал особенно непонятно. — Больше нет. — Больше нет? — сквозь смех переспросил Иккинг. — То есть вообще никогда? Сомневаюсь, что у меня получится. — Пожалуйста, — пропыхтела она, медленно принимая вертикальное положение. Волосы стали огромной взлохмаченной гривой торчащих во все стороны кудрей. — Воды. Иккинг едва не согнулся пополам, чтобы схватить кружку и передать ей. Мерида посмотрела на него исподлобья: та была опустошена и не им. Не им… — Чёртовы!.. — выплюнул Иккинг, подрываясь и тряся перед драконом пустой посудиной. — Беззубик, твои дети — сущее зло! Дракон, теперь выглядевший больше и плавнее, нахохлился, и, похоже, глубоко возмутился его неспособностью позаботиться о своей паре. — Погоди у меня, ящерица-переросток! — воскликнул юноша, когда маленький залп чуть не оторвал ему искусственную конечность. — Беззубик, пол! — застонала Мерида, пока Соласта рычала на изводящего другого детёныша Иккинга. «Самцы» издали пару не очень-то виноватых звуков, и один прошёл за водой на кухню таким, каким его создали боги. Сделав несколько глотков, он наполнил кружку доверху и вернулся к жене. Сразу её он не отдал, принялся дразнить, отклоняясь назад, пока великолепная розовая кожа не вспыхнула красным от смеха. Прислонившись спиной к лавке, он зажал её коленями, и, пока девушка пила, не смог не смахнуть с её плеч волосы, чтобы добраться до открытого тела. Дневная Фурия фыркнула, потёршись о его затылок, и Иккинг почувствовал себя полнее, чем когда-либо был. Пока опять не объявились Ночные Огоньки, требуя к себе внимания после, вероятнее всего, какой-то поломки. Мерида засмеялась, держа двоих на руках, и он наполнился до отказа. Он поцеловал её в висок, и в него стрельнули опасным взглядом. — Я предупреждаю, парень, если ты хотя бы подумаешь о… Что-то на её лице пробудило в Иккинге новую страсть, и вид у принцессы сделался сердитым, если не взволнованным. — Нет! — Мерида совершила попытку вырваться, но её притянули обратно вместе с дракончиками. — Больше нет! — Больше нет, прости, — пробормотал он в веснушчатое плечо. — Ты просто… изумительна. Надувшись, она откинулась назад и прижала крох к обнажённой груди так, что их головы легли ей на плечи. — У тебя сердце дракона, — Иккинг провёл по тонким, как пергамент, плавникам. — И душа королевы. — Хм? — Ничего. Я люблю тебя. Мерида выгнула шею, чтобы посмотреть на него большими, полными искренности глазами. — Я люблю тебя. И всё же уклонилась от его губ. — Что, даже поцеловать нельзя? — со смехом спросил он. — Холодная, как Ледяной остров, — рот остановился на местечке под её ухом, и девушка заизвивалась. — Иккинг! — жалобно проскулила она, и Иккинг рад был извиниться, но не сдержал очередного смешка. — Что, mo chridhe? — как бы невзначай добавил, поглаживая её руки сверху вниз. — Чем могу помочь? — Пожалуйста... — и пробубнила по-гэльски. — Как ты это делаешь? Мерида вновь чувствовала пустоту и боль, а ведь так прошёл почти весь день. Ненасытный, Иккинг мог довести её до безумного вожделения всего парой поцелуев и этим своим диким, необузданным взором. Даже сейчас в её ещё потном и иссушенном теле пульсировала от нехватки кровь, и она хотела, чтобы он был внутри неё, заполнял её собой, сводил с ума и заставлял забыть о том, кто она, кем была и кем могла быть. Отпустив зверьков, Мерида устроила голову на его груди и обняла за шею. — Вздремнём? — умоляюще произнесла она. Может ведь он хоть ненадолго себя контролировать? — Конечно, — губы невесомо коснулись её виска. Мерида готова была поспорить, что так пройдёт не больше часа, а потом он снова на неё набросится. Весело фыркнув в его кожу, она поспешила отдаться в крепкие тиски сна.

***

Мерида распластанно лежала на столе, а голова Иккинга была зажата между её мощными бёдрами, когда все драконы ритмично и шумно зашевелились. Отстранившись, юноша тут же услышал жалобный протест против недоведённого до конца дела, но важнее сейчас была дверь, на которую вытаращились Фурии. Сдержав смачную ругань, он поставил Мериду на ноги и стал впереди неё аккурат в тот момент, когда дверь чудом не слетела с петель. — Хель побери этих Громорогов, — процедил Иккинг, чувствуя, как жена роняет ему на плечо разгорячённое лицо. Потому что просто постучать никогда не было достаточно для Стоика Обширного. — Что за… Иккинг! — конунг отвернулся, закрыв ладонью глаза, дабы не лицезреть очевидно неодетого сынка с рыжим ореолом вокруг головы. — Что во имя громового молота Тора?!. — Иди наверх, — скомандовал девушке Иккинг. — Быстрей! Мерида хныкнула, схватила одно из меховых одеял и поволочилась по лестнице. Резвящийся Ночной Огонёк чуть не сбил её с ног, и юноша вздохнул лишь с облегчением, когда над ним хлопнула дверь. Обернув вокруг бёдер другое одеяло, он встал между двумя взрослыми рептилиями, негостеприимно воззрившихся на отца. — Есть в тебе хоть капля порядочности? — Наверное, — несчастно проблеял Иккинг, но скорее всё же яростный, чем смущённый. — Полагаю, ты пришёл с какой-то целью. — Целью?! — взревел Стоик. — Ты просто исчез, зная, что мне нужна твоя помощь с документацией, перемещением и перевозкой треклятых драконов! — Я же всё тебе расписал… — О, ну конечно, и дети без Альфы слушаются! — мужчина пнул валявшиеся на полу меха. — Всевышние, здесь смердит! Этим ты был так серьёзно занят? При пролившемся с улицы свете Иккинг обнаружил, что дом в ещё более плачевном состоянии, чем казалось. — Ты же сам говорил, что ждёшь… — метавший молнии Тора взгляд мгновенно сбил. — Кхм… Да. Какие тебе нужны оправдания? — Мне не нужны никакие оправдания, балбес! Мне нужно, чтобы ты напялил штаны и взялся за дело! Один, ты же будущий вождь! Будущий конунг! Ты женат на принцессе, а кувыркаешься в мехах, как… как... — Дракон? — подсказал Иккинг, ущипнув себя за переносицу. — Да, не без этого… — Это неприемлемо! — Стоик направил на него суровую десницу, и юноша почувствовал себя по годам не больше семи. Следом от удара ноги пострадала подушка, и чешуйки рассыпались по полу, как белый и чёрный жемчуг. — Аргх! Иккинг покорно склонил голову, уже заметно краснея до самой шеи: — Да, сэр. — И завтра утром... — лицо с поджатыми от гнева губами приобрело фиолетовый оттенок, — ты явишься готовым к работе, а после — путешествию, чтобы перевезти всех на нужный им остров! — Но... — Никаких «но»! — Стоик поднял руку. — Ты знаешь свои обязанности и ты это сделаешь! И не вздумай впредь меня так позорить! Крушиголов опустил могучую голову, смерив троицу мрачным обвинительным взглядом. Зарычав, Соласта раскрыла пасть, в которой появилось недвусмысленное свечение, но Иккинг вовремя её одёрнул. — И приберись тут! — прогорланил отец напоследок, хлопнув покосившейся дверью. — Животное! Юноша измученно растёр лицо, развалившись на лавке. Мерида выглянула вниз: — Иккинг? — О, — он встал и протянул в её сторону руку, с грустью отметив, что жена уже одета. — Ты уж прости... Иди сюда. Мерида спустилась, смущённо отводя взгляд от его наготы, и жестом обвела крушения: — Иккинг. Нужно убрать. — Да, — протянул он, ещё раз осмотрев комнату. — Ты права. Пошли. Девушка смотрела, как он роется в мехах, — некоторые из них были влажными и даже затвердевшими от их совместной разрядки — находит штаны и не без труда пытается их натянуть. Подняв рубашку, тоже не из чистейших, Иккинг пошёл наверх, чтобы собрать чистую одежду и принадлежности. Он взглянул на Ночных Огоньков, один из которых держал в зубах сапог, вырвал его и погнал троицу вниз резким свистом. — Время мыться, идём! Хэддоков торопливо вытолкали через заднюю дверь на мороз — все Фурии пришли в восторг от перспективы увидеть воду. Бывшее убежище Беззубика и Соласты было холодным и пустым, озеро замёрзло, но пара метких выстрелов плазмы быстро это исправила. Вскоре всё вокруг наполнилось паром и теплом. От одного только вида Мерида блаженно застонала и собралась было раздеться, но Иккинг остановил её. Она бросила на него настороженный взгляд, опасаясь что-либо начинать, но и юноша был не слишком заинтересован. В голове до сих пор звучали громкие комментарии отца, и это было поистине унизительно, пусть за свои поступки он стыда не чувствовал. Оказав помощь со шнуровкой, Иккинг обнаружил, что белья она не надела, и сделал нервный вдох. А может, не так уж он и посрамлён. С вызовом глянув через плечо, Мерида прыгнула в воду возле своего дракона и со смехом вынырнула уже порозовевшей. После некоторой возни, шарканий и помощи Беззубика с протезом Иккинг последовал её примеру, застонав от обжигающего кожу жара. Илом и песком он соскрёб с себя слой пота и грязи последних пары дней. Драконы метнулись глубже, проплывая мимо их ног и гоняясь друг за другом, как два гигантских карпа. Икиннг протянул принцессе кусок мыла, и они вместе стали тереться до блеска. Беззубик потребовал и себя потереть, и три пары зелёных и голубых детских глаз с любопытством наблюдали за тем, как отец превращается в растаявшую урчащую массу удовольствия. Мериду окружили Огоньки, тоже желающие очиститься, и она занялась одним, Соласта — вторым, а третьего сунул под мышку Иккинг, второй рукой продолжая ухаживать за взрослым самцом. — Жадные рептилии! — посмеялся он. Уилдир вырывался из его захвата, высунув язык в попытке проглотить мыло. Мерида вскрикнула от смеха, когда Дневная Фурия забрызгала её, шлёпнув по воде широким белым хвостом. Самка тихо фыркнула и мурлыкнула, когда к ней подплыла Стрелка и улеглась на крыле матери, осторожно держась за толстую перепонку. — Так, ну всё! — Иккинг усадил последнего птенца на спину Беззубика. — Боюсь, теперь моего внимания требуют другие! Юноша достал из плетёной сумки костяной гребень, помахал им Мериде, и та легко оказалась рядом, став на илистом дне к нему спиной. Когда он закончил расчёсывать ещё сильнее спутавшиеся после интенсивного мытья волосы, вода уже почти остыла. Разрумянившиеся и промокшие до нитки, они воспользовались Беззубиком, чтобы подняться на ближнюю скалу и обсохнуть. Контраст холодного воздуха после горячей воды Иккингу нравился, и он одевался без спешки, зато Мерида немедля начала натягивать бирюзовое платье и, справившись раньше, замерла при виде его оголённой культи. Иккинг вдруг вспомнил, что ни разу ей её не показывал. Они уже принимали вместе ванну, но он всегда осторожничал и прятал шрамы за повязками. Он не знал, почему стыдился багровых, синюшных оттенков и следов ожогов, но всегда торопился прикрыть их, чтобы не представать перед ней неполноценным. Приподняв юбки, Мерида подошла и опустилась перед ним на колени, и Иккинг остолбенел, когда она взяла ногу в свои тёплые и нежные руки. Отчего-то это казалось более интимным, чем сжатие его мужского естества, и он не знал, как переварить чувства. Девушка скромно улыбнулась, молчаливая, но говорившая весьма ясно. Дай на себя посмотреть. Всего тебя. Не бойся. Дрожа, Иккинг кивнул. Мерида оставила на культе целомудренный поцелуй, и он не знал, плакать ему или смеяться. Затем она взяла бинты и перевязала ногу крест-накрест, как ему было нужно, и он удивился, откуда она знает. — У моего отца, — промычала, — есть это. Потребовалось на удивление много мысленных кругов, прежде чем дошло, что Мерида имела в виду. Он как-то позабыл, что Фергус, Медвежий Король, тоже потерял ногу из-за чего-то или кого-то в своей жизни. Судя по её лицу, она всё поняла, и от чужой искусной заботы Иккинг почувствовал себя глупым и медлительным. Он хотел уже надеть протез, но на этот раз пришла очередь жены его останавливать. Мерида не оставляла без внимания то, как он каждое утро прикреплял его и снимал каждый вечер, её руки двигались быстро и уверенно, пристёгивая ремешки. Наконец она погладила его колено, вставая, но Иккинг неустойчиво ухватился за её бёдра и подался вперёд, уткнувшись в живот. Весело хрюкнув, девушка прошлась по его волосам, отжимая оставшуюся влагу. Иккинг держался так неподвижно, что почти забыл, как дышать. Никогда за все проведённые в Мидгарде дни он не признал бы, что стесняется полученного в бою с Красной Смертью ранения. На свадебной церемонии он закрывал от её взгляда ногу полами мехового плаща — почему, точно не знал. Быть может, он считал, что принцессе будет противно или унизительно выходить за человека с недостающей конечностью. Да, это служило доказательством того, что он выжил, но также и доказательством слабости: что позволил забрать Беззубика, держать в неволе, что потерял бы его, не сумей поселить в сердце отца сомнений. Мерида никогда не спрашивала, не требовала рассказать, как он её лишился. Он хотел, он ничего так сильно не хотел, но пока не мог найти нужных слов. — Иккинг? — тихонько сказала она, недоумевая от его остолбенения. Она была почти уверена, что он намеревался задрать её юбки и взять прямо на снегу, но он лишь сжимал её. — Холодно. — Да, — выдохнул юноша, вытирая глаза. — Да, моя прекрасная жена, пойдём домой. — Домой, — с улыбкой повторила Мерида. Теперь так было для обоих.

***

— Сестра, — удивлённо охнула Анна, схватившись за сердце. Наверное, удивляться не стоило: температура весь день падала всё ниже и ниже, пока блудная сестра возвращалась в дом своих предков. — Я узнала то, что нам нужно, — бледное дитя зимы легко проплыло внутрь, неизменно оставляя после себя дорожку ледяных узоров. Теперь обуви она почти не носит, подметила Анна. — Я сама кое-что разузнала, — сказала она, заходя с Эльзой в свой кабинет. — Корона дала о себе знать. Они ищут встречи для обсуждения подробностей. — Девушка жива, — Эльза опустилась в мягкое кресло. — И с ней хорошо обращаются. — Откуда ты знаешь? — Анна переместила вес на правую ногу. — У нас нет союзников с такого далёкого севера. — Не бери в голову, сестрица, — жеманно протянула Эльза, выпуская из пальцев хрустальные орнаменты. — Я доверяю своим источникам. Мерида жива и, вероятнее всего, состоит в политическом браке. И Данброх, видимо, не слишком доволен своей стороной соглашения. — Почему было не сказать? — досадно вздохнула молодая правительница. — Мы не помогли, пока их медленно душили, — пожала плечами Эльза. — Они воевали три года, а мы так и не вмешались, невзирая на множество писем. Зачем им обращаться с менее весомой причиной? — Может, мы должны что-то предпринять? — Анна положила руку на пока ещё плоский живот. Эльза улыбнулась. — Может… отправить оружие. Еду. Что-нибудь. — Викинги перекрыли пути, — вздохнула старшая сестра. — Вмешаться означает открыться для вторжения и бросить вызов ближнему соседу. Викинги Конфедерации знают, что с нами нельзя шутить, договор с их народом заключил ещё отец нашего отца. Анна фыркнула: — А дед ведь был просто душка! Наступило молчание. — Эльза, — она обратила к сестре большие проникновенные глаза, и та едва не застонала. — Я хочу сделать хоть что-нибудь. Так будет правильно. Мы должны что-то сделать. Помычав, Эльза кивнула: — Я знала, что ты так скажешь. Ты слишком добра. Совиные глаза устало закрылись. — Если так обо мне пишут, то, когда придёт конец для меня в этом мире, думаю, я смогу спокойно уснуть вечным сном. — Тише, — иней залетел в светло-рыжие волосы, заставив их стать торчком в разные стороны. — Говорить о смерти, вынашивая жизнь, — плохая примета! — Хорошо, — Анна не стала прятать смешка. — Итак? Эльза снова повела плечами: — Теперь ты королева, не я. — Но ты была создана для этого, тебя к этому готовили. Я слишком долго была одна, — она с пренебрежением посмотрела на стол. — И взять на себя эту роль я не была готова. — Прости, Анна. Если бы я могла… — Ты была предназначена для большего, — прикосновение младшей сестрёнки к плечу едва не обожгло. — Всегда. — Чего бы тебе хотелось сделать? — Эльза повернула к ней голову. — Я не знаю! — она нервно запустила руку в волосы. — Я хочу помочь им. — Кому? — Ох!.. Всем! — Так, — легко рассмеялась Эльза. — Выходит, мы непредвзятые. — Да, — промямлила Анна. — Мы говорили о весеннем собрании с Короной для обозначения нашей позиции. Что, если?.. — Хм? — Что, если нам, — такое же маниакальное выражение у неё когда-то было в присутствии Ханса, в истинной любви к коему она клялась, — всех их пригласить?! — Что, прости? — Данброх, викингов, Корону. Встретим их, как маяк мира, с распростёртыми объятиями! — Анна воодушевлённо улыбнулась. — Откроем ворота! — Драконов, викингов-головорезов и неуравновешенных горцев? — бесстрастно уточнила Эльза. — Речь идёт о мире, росте и процветании для всех! — Это будет катастрофа. — Будет что-то! Мы больше не будем прятаться за горами, фьордом и тобой. Эльза не обиделась: она была такой же сильной, как и природное образование, если не сильнее. — Ты правда этого хочешь? Встать между семейными распрями, драконами, ведьмами и бог знает чем ещё? — Я хочу… помочь чем смогу. И… что насчёт Мериды? Эльза моргнула: — Девушки? Анна сдвинулось с места, с тоской посмотрев на сестру: — Что, если бы… мама с папой выдали меня замуж много лет назад? Мысль ужасала. — Что, если бы они так боялись за тебя, что отослали бы меня? Или, наоборот, что, если бы они так боялись тебя, что попытались бы отправить в другой замок и объятия незнакомца, чтобы установить мир? Эльза встала, предотвращая обледенение дерева и ткани под собой. — Мериду использовали, Эльза. Как игрушку, как… — Так решили её родители, и она согласилась. У всех нас есть долг перед народом, тебе ли не знать. — На каких условиях?! — Анна указала на послание. — Теперь они рискуют всем, лишь бы появился шанс вернуть её! А если она хочет домой? Если она не любит этого человека? Если… — А если любит? — парировала Эльза. — Что, если он дал ей что-то, чего она никогда не имела дома? Тогда родители не побрезговали её использовать, пусть даже жалеют сейчас, но дело даже не в этом. Возможно, их просто не устраивает навязанная торговая сделка. Анна вздохнула в закрывающие лицо ладони: — Это сложно. — И вопросов ещё очень много, но вот ответов... — Тогда как нам узнать правду? — простодушно спросила королева. — Как нам узнать достаточно, чтобы принять правильное решение? Эльза прикрыла глаза и вздохнула: — Мы откроем ворота и примем на себя ответственность. Пиши письма, Анна. Приглашай всех на нейтральную территорию. — Это… лучшее решение? — Для нашей воли. — Нашей? — мило покраснела Анна. Щёлкнув языком по белоснежным зубам, Эльза закатила глаза: — Я поддержу тебя во всём, ты знаешь. — Корабль для Короны может отчалить со дня на день, — сказала Анна, делая пометки в учётной книге. — Для кланов Хайленда — где-то через неделю. Но как быть с Конфедерацией? Бледная рука легла на поверхность стекла, позволяя ниточкам мороза тянуться и завиваться из кончиков пальцев. — Я знаю кое-кого. — Твой источник? — Да, — признала Эльза. — Он перемещается быстро и ему можно доверять. Дай мне послание, и я попрошу его об этом позаботиться. Анна со вздохом растёрла виски. — Эльза? — Да? — та засмотрелась на луну, как часто делала в последнее время. — Мне страшно, — прошептала Анна, как ребёнок, которым так и осталась. — Что же дальше будет, Эльза? Луна словно говорила с ней на тысяче языков, эхом отдававшихся в сознании. — Мы поступим так, как должны, даже если это пойдёт в разрез с нашими желаниями, — ответила Эльза. — Всё будет хорошо. — Но… — Поверь мне. Анна кивнула, но сестра уже вышла через окно. Скорее как часть природы, чем человеческого рода.

***

Месяцы проходили в бурной деятельности и переменах, хотя погода, казалось, застряла на замёрзшей пустоши северных островов. Несколько недель супруги восстанавливали жилище кусочек за кусочком. Иккинг, наконец-то, сделал им кровать, прочную, с набитой соломой и льном периной и застеленную мехами и подаренными пуховыми одеялами. Он заменил обожжённые и сломанные доски пола и стеновые панели, отмеченные дугообразными узорами от электрических импульсов, помог Мериде выстирать всё бельё, очистить очаг от золы и соорудить лучшие ложа для Ночных Огоньков и родителей. Потом он, как велел отец, «напялил штаны и взялся за дело»: занялся отправкой и руководством перемещений драконов по всей империи, на некоторые вечера оставляя принцессу одну в холодной постели. Мерида интересовалась, направили ли кого-то из них в Данброх, и Иккинг пояснил, что внедрение новых видов происходит тем медленнее, чем больше те отдаляются от Варварского Архипелага. — Чтобы они не слишком нарушали жизнь людей и природы и чтобы их могли научиться приручать, — отчасти поняла она. Мерида стирала, стирала и стирала, пока кожа рук не потрескалась — единственное дополнение к ряду прошедших травм, натирала посуду до ослепительной чистоты, сметала с пола маленькие рыбьи кости и тысячи чешуек. Иккинг упомянул, что взрослые Фурии скоро должны начать линять, и это даст ей гораздо лучшую броню, а деревне — материалы, из которых можно кузнечным способом изготавливать оружие и другие товары на продажу. Также она латала дырки от зубов и когтей в одежде и подушках, вычищала и вытряхивала меха и шкуры. Боролась с детьми за вещи, которые они любили грызть, в том числе и протез, из-за отсутствия коего Иккинг часто застревал в кровати по утрам. После, когда мелочь слишком сильно расшалялась, окунала их в воду, мыла и давала Соласте высушить. Птенцы росли, но темп ей больше казался собачьим, чем драконьим. Когда их только привели с собой взрослые, Мерида с лёгкостью держала на руках двоих, а с натяжкой и троих, но теперь ей вполне хватало одного. Троица всё чаще стала летать без отца с матерью, сама охотилась, и в душе поселилось беспокойство, что однажды она найдёт другое место и покинет хижину навсегда. Но Беззубик с Соластой останутся, заверил Иккинг. Это был первый выводок, и сменяться он будет, не исключено, каждый год, как у Громгильды или Кривоклыка, которые растили и отпускали детей, когда приходило время. Мерида сильно привязалась к малюткам, но не могла не замечать, как Ночная и Дневная Фурии с радостью разрешают им расправлять окрепшие крылья, дают больше свободы и независимости. Девушка тоже старалась придерживаться такого образа мыслей, но нелегко было открывать им дверь и падать от их приветствий в снег, зная, что так не будет продолжаться вечно. Несколькими неделями ранее Астрид родила брыкающегося мальчика — светловолосого, крепкого и с глазами голубыми, как у матери. Тревогу тогда забили на всю деревню, даже Мериду разбудили посреди ночи для помощи Готти и Валке. На родах Элинор она не присутствовала, зато в этот раз с лихвой восполнила потерю и, вернувшись домой, отскочила от Иккинга как ошпаренная, стоило ему попытаться её просто поцеловать. Целую неделю принцесса избегала мужского пыла, пока не проявила милосердие, сделав лунный чай особенно крепким. Она содрогалась от вида, звуков и запахов родильной комнаты и не желала никогда в жизни испытать подобное. Если спрашивали, заявляла, что битва — куда более приятное событие. Может, они смогут усыновить какого-то сироту? Иккинг жаловал бездомных, судя по собравшемуся у них зверинцу. Впрочем, сейчас он вряд ли бы даже заметил, если бы она решила пронести ночью младенца. Бедняжка бы плакал, а он бы укачивал его в лунном свете, пока не вспомнил бы, что у них, так-то, ребёнка не было. Юноша, не успев толком проснуться, выполнял различные задания, потом не помнил, как всё это делал и здорово веселил её, когда недоумевал из-за потухших дров или грязной кружки. Впервые за много месяцев Мерида ощутила на себе солнечный свет. Воздух так и остался леденяще-холодным, но облака были белыми, как её дракон, а не мрачными серыми. Домашние дела прошли быстро и безболезненно, в распоряжении остался ещё целый день, который она захотела посвятить стрельбе из прекрасного лука до боли в мышцах. Это было так же волнующе, как в пять лет, когда она следовала за блуждающими огоньками и верила, что магия всегда только чистая и светлая. С тех пор она многому научилась. Стрела попала в середину, расщепив предыдущую выпущенную. Девушка лучезарно улыбнулась, греясь в простой истине, что некоторые вещи остались неизменными. Она чувствовала себя самой собой, только больше. Она была не просто Меридой Храброй из клана Данброх, но и Меридой Хэддок из племени Лохматых Хулиганов, женой Драконьего Короля, наездницей Дневной Фурии и всё таким же безупречным стрелком, что и прежде. Она начала понимать, что не обязательно переставать быть кем-то одним и становиться другим, можно быть всем сразу и даже больше. Такой её сделал Иккинг. Мерида одёрнула руку, заметив, как Соласта рядом подняла голову, затем увидела огибающего дом со своим драконом мужа. Иккинг поздоровался, и она повторно расщепила стрелу. Он присвистнул, и она взглянула на него с усмешкой, заставившей подкоситься колени. Боже, как же ей нравилось, что она может так легко его поразить. Драконы приветственно потёрлись мордочками. Юноша, приблизившись, затянул её в поцелуй, и она промычала от удовольствия. — Я подумал… — Мерида тут же бросила на него многозначительный взгляд, мол, опасную игру ты затеял, и он улыбнулся. — Сегодня можем остаться. Только мы вдвоём. — Вчетвером. — По факту всемером. Детки потом вернутся. С ними ей было всё равно, что делать. — Мне нужно что-то тебе сказать, — добавил Иккинг. — Близится большой день, и я хочу, чтобы ты отправилась со мной. — Отправилась куда? На другой остров? — Нет, это за горами, — Мерида проследила за его рукой, указывающей на горизонт. — Храм. — Храм? — с этим словом она ещё не сталкивалась. — Да. Я поговорю с отцом, не знаю, будут ли тебе там рады. Поскольку ты… чужачка, даже если это уже не так. Но я бы хотел, чтобы ты прошла со мной через некоторые ритуалы, подношения, жертвоприношения… — Погоди. Очень много незнакомых слов. — Это для богов, — объяснил он. — Так мы выражаем им благодарность за год прошедший и грядущий. Мериде была известна лишь часть историй. Его мифы были для неё такими же незнакомыми и странными, как её — для него. Чудовища всевозможных форм и размеров, крушащие всё на своём пути, рядом с богами, добывавшими серебро и золото и утопавшими в запёкшейся крови. Священная яблоня, — просто сказочная, по мнению Мериды — плоды которой даровали бессмертие. Но самой странной частью был конец, который уже на подходе, в котором даже боги погибнут в бою, а мир возродится во льду и пламени. Одним из способов улучшить её северный Иккинг выбрал подробные пересказы их мифов, а потом просил её рассказать о своих. Он невзлюбил легенду о шелки, прятавшую на берегу тюленью шкуру и покидавшую свою любовь с рассветом, однако келпи счёл интересными и даже полюбопытствовал, как ей удалось не увязнуть на дне озера, соблазнившись ночной поездкой на тёмном жеребце. Мерида не утруждала себя повестями об огоньках, потому что это было слишком личным, да и она не знала, как объяснить; подобно драконам, какие-то мифы содержали больше правды, чем вымысла. Зато она поделилась эпичным сказанием о прародительнице Калех, способной превратить человека во что угодно. Её истории были не менее зловещими, но его принцессе казались красочнее и с куда более цепляющими героями. Тор со своим великим молотом Мьёльниром, каждым могучим взмахом вызывавшим гром и молнии, и это заставляло Мериду крепко задумываться об их драконах. Король здешних богов Один, одноглазый, но всевидящий, Всеотец и хранитель Большого Золотого Зала, в который попадаешь только после славной смерти. Кто-то среди богов был известен своим ведовством, сейдом, как Фрейя, кто-то — хитростью и изворотливостью, как Локи. Мир этот был всего лишь одним из девяти, они все висели на ветвях Иггдрасиля, словно жемчужное ожерелье, и каждый из этих миров предназначался своим видам. Мериде нравились Муспельхейм — обитель огненных великанов, которые одним пламенным касанием могли поглощать целый свет — и Нидавеллир, родина карликов-мастеров. Была в мифах ещё говорящая отрубленная голова, лучший друг Одина, нашёптывавшая ему неведомые секреты из шкатулки, был и пожиравший сам себя змей, который опоясывал мир. Она наконец узнала о валькириях, скакавших по полям сражений и сопровождавших в Вальгаллу павших воинов. — Некоторые из них — возлюбленные великих героев, — дразнился как-то Иккинг, лёжа подле неё обнажённым. Его пальцы писали эпосы на её коже в бледно-золотом сиянии огня. — Нередко благородных кровей. И привязаны к лошадям. Теперь, когда Мерида всё поняла, ей это казалось очень смешным. Но поклонение их богам разнилось с её. Принцесса уже стала свидетелем нескольких жертвоприношений животных, кровь которых считалась священной без какой-либо символики. Она слышала о подобной жестокости в близких к родине землях, — галлы нередко рвали беззащитных созданий на куски, принося их в жертву богам друидов — но в таком свете этого никогда не видела. У служанок и на сей счёт были сплетни: она слышала, что племена викингов пожирают рабов, но списала это на очередные бредни. — Как провела время? — спросил Иккинг. — Хорошо. Сегодня короткий день? — девушка посмотрела на высоко стоящее солнце. Холодные дни были недлинными, но это постепенно менялось. — Ага, — улыбнулся он. — Раз плюнуть, слава богам. Мерида натянула тетиву. — У меня тоже. Лёгкий день. — Я рад, — его глаза одобрительно сверкнули. — Будет больше сил для дел поважнее... — Глупый муж! — она цокнула языком, выстрелив, и перешла на гэльский: — Ты просто свинья, ты знаешь об этом? — Опять обзываешься? Я чувствую себя оскорблённым, — с притворной обидой проговорил Иккинг. — Дорогая жена ранила в самое сердце. — Ты смешон, — Мерида закатила глаза. Юноша угукнул, не отрывая взгляда от места ниже её талии, и она замахнулась на него луком. Он был быстр и легко уклонялся, с каждым разом подбираясь всё ближе. — Я тебя раню! — полувскрикнула Мерида, отводя стрелы подальше от его брони, и добавила уже на понятном ему: — Осторожно, Иккинг! — О, переживаешь за меня? — он подхватил её за нижнюю часть ног наверх, и девушка от смеха едва не выронила лук. — Надеюсь, на состязаниях ты будешь во мне более уверенной. — Состязаниях? — Да, это... одна из составляющих всего. В прошлый раз я чуть не умер, — Иккинг выдал слабый смешок. — Наверно, если бы отец не вмешался... — Умер? Иккинг? — Это... Там есть поединки, понимаешь? Испытание силы и мощи. Боги заслуживают подношений. Слово «блот» означало многое — иногда подарок, что-то отданное, а иногда и жертву, что-то отнятое. Здесь его использовали так часто, что у неё это вызывало волнение. Иногда оно означало просто кровь. — Они заслужили всё это за то, что дали мне тебя, — Иккинг провёл носом вдоль её щеки. — И в этом году получат очень много. Мерида, не поняв, кивнула, хотя большинство слов знала: — Ладно. — Так что? — он отпустил её, и она ощутила каждый бугорок и выступ на его теле. — Ужин? Ты, я и скопище драконов? — Если так мой муж хочет, — хмыкнула Мерида. — И готовит! — О-хо-хо! — Иккинг со смехом дёрнулся назад. — А что я за это получу? Она вскинула бровь: — Еду? — И всё? — юноша попробовал её пощекотать, но она отскочила в сторону. — И больше ничего, Мерида?! — Нет, животное! — рассмеялась Мерида. — Соласта, убери его! Дракониха фыркнула и закатила глаза, а Беззубик издал пару хриплых звуков веселья, положив широкую голову поверх головы своей пары. — Никто тебе не поможет! — Иккинг обернул руки вокруг её пояса, и девушка, выкрутившись, завела ему одну за спину. — А-а-а! Всё-всё, я сдаюсь! С победной ухмылкой она его отпустила. — Почему всё время я? — обиженно протянул он, потирая руку. — О, бедняжка! — по-гэльски издевалась она. — Поцеловать, чтобы не болела? Они гонялись друг за другом по кругу, пока она не положила безумию конец, смеясь так сильно, что чуть не повалилась на спину. — Ладно, все в дом! — Иккинг распахнул заднюю дверь. Мерида вошла, но драконы не спешили повторять, как будто бы наслаждаясь погодой. — Дождётесь своих, Беззубик? Хорошо. Тёмный дракон свернулся вокруг своего бледного аналога, и оба прижались друг к другу, ожидая потомство. Юноша подмигнул самцу и прошёл внутрь, уже видя копошащуюся на кухне жену. Как правило, что-то простое было её пределом, но Иккинг недавно принёс кусок каменной соли, и это вдохновило её на рагу или суп. Или всё же лучше готовить ему. В этом он был гораздо опытнее, умнее и авантюрнее. Как за три дня он мог построить огромное устройство, так за три часа устроить такой пир, что иногда позавидовала бы даже Моди. И это было поразительно, так как Валка куховарила просто ужасно, и Мерида не понимала, как она с такими умениями больше двадцати лет прожила в компании одних только драконов. Иккинг поцеловал её в висок, сказав, что сделает всё сам, и принцесса с облегчением опёрлась о стол, чтобы понаблюдать. Он двигался так уверенно, что моменты пошатываний сейчас казались невозможными. Астрид, пока они пережидали схватки, громко смеялась над тем, каким никчёмным он был в ранней юности, ходячей и говорящей катастрофой. «Уничтожал всё, к чему прикасался!», — сетовала она. Но когда Иккинг нашёл Беззубика, он словно обрёл вторую половину самого себя, своих души и разума, после чего пережил всё, что пережил, и наконец твёрдо встал на ноги. Он приручил и связал себя узами с Ночной Фурией, приняв то, что не такой, как все. Он вырос из маленьких частичек, соединил их, чтобы создать то, чем являлся теперь. «Все мы убивали драконов», — несмотря на струившийся по лицу пот, Астрид улыбалась воспоминаниям. — «Это было нашей работой, нашим долгом, нашей гордостью. Но не Иккинга. Поначалу он просто не был для этого достаточно силён, а потом не смог, потому что… так ему повелело сердце. Он всегда смотрел на мир по-другому. Это и спасло нас всех». Громгильда не ела больше сорока часов, пока Астрид рожала, и просовывала голову в дверной проём каждый раз, когда кто-то приходил или уходил, царапаясь о ближайшую к хозяйке стену. Это было доказательством её преданности, и Мерида не сомневалась, что она боролась бы с любым инстинктом, вынуждавшим покинуть остров, если бы маленький Бьорн родился за несколько недель до этого. Теперь Змеевик следовал за ними повсюду, пока Зефир не брала её полетать. Громобой Эрета тоже держался поближе к дому в знак сплочённости не одного вида драконов и людей. Это было проникновенное и ошеломительное зрелище. Иккинг поймал её взгляд и начал идиотски пританцовывать, снова заставляя её от хохота терять равновесие. — Дурилка! Он повторил за ней иноземное слово, и из его уст это звучало так смешно, что Мерида не смогла удержаться. — Что значит это слово, которое ты всё время говоришь? — О, много чего... Глупец. Дурак. Болван. Тупой… — Думаю, суть я уловил, — сквозь смех отозвался юноша, помешивая что-то уже хорошо выглядевшее с закатанными до локтей рукавами. Он нравился ей таким, будничный и мирской. У мира мог быть Драконий Король, Наездник Ночной Фурии и Победитель Красной Смерти, но пока у неё был просто Иккинг, она оставалась довольна. Иккинг-дурилка, Иккинг-одержимый, Иккинг-возлюбленный, Иккинг-друг. И Иккинг-повар. Словно придя на запах, через десять минут у входной двери вырос Плевака, и число присутствующих на уединённом вечере, очевидно, нужно было увеличить до восьми. Он держал в руке одного из Ночных Огоньков, который, едва почувствовав свободу, опорожнил наполненную болтами, шурупами и гвоздями пасть. — Маверик! — воскликнула Мерида на родном языке, ломая руки. — Зачем, мальчик, зачем?! Как и родители, эта мелкая ящерка обладала до боли ярко выраженной личностью. Дракончик почти что пожал плечами, как бы говоря: «Тогда это казалось хорошей идеей». Что-то в его глазах и поведении напомнило девушке о Хьюберте, который всегда был инициатором самых необдуманных и глупых поступков, втягивая заодно и братьев. Её мгновенно охватило чувство вины. Она почти забыла о тройняшках, вспоминала разве что вскользь, прежде чем завалиться спать от истощения. Что делают её дьяволята? Всё ли с ними в порядке? А что с мамой? Разум заново забили мысли, из-за которых она раньше нервничала. Она ведь даже не ответила! Эйден тогда застрял на Миграции спаривания, совершенно вылетев из головы. Мать, должно быть, сильно беспокоится, и бог знает, что с отцом, не говоря уже о братьях. Охваченная паникой, Мерида уставилась на тряпку в своей руке, тело ослабело. Плевака уже подобрал все куски металла, засунув их в карман фартука, и заметил, как она обескураженно опустилась на колени. — Э-э... С ней всё нормально? — услышала его вопрос. Иккинг высунул голову из-за стены: — Мерида? Она очнулась, поморгала и, поднявшись на ноги, махнула рукой: — Да... Да, всё нормально. — Тогда пойдём, — муж сделал приглашающий жест, но бдительность во взгляде так и осталась. Мерида пережёвывала еду машинально, не чувствуя вкуса, и какая же это была потеря. С каждой секундой грудь сдавливало всё сильнее, а мысли метались во все стороны, пульсируя в висках. Что планирует мама? Она уже это делает? Собирается поставить под угрозу её положение на Олухе, мир, обеспеченный её жертвой? Неужели всё окажется напрасным, неужели её брак развалится перед лицом принесённого ужаса? Принцесса съела чуть больше половины супа, но больше не могла проглотить ни ложки. — Мерида? — видимо, Иккинг обращался к ней уже больше одного раза, его брови озабоченно сошлись. — Не понравилось? — Нет! Эм-м, нет, не понравилось. То есть нет! Было вкусно, просто роскошно, парень, всё в порядке, — она со стоном помотала головой, не в силах сейчас говорить понятно не только для себя. — Ты знаешь, что я люблю твою стряпню почти так же, как тебя! — Что она несёт? — хохотнул кузнец. — Тор его знает, — тряхнул плечами Иккинг. — Где бы сейчас ни были её мысли, друг мой, это явно не здесь. Мерида принялась собирать грязную посуду, но юношеская рука легла поверх её. — Иди полетай немного, прочисть голову, — тихо сказал он. — Мы будем здесь, когда вернёшься. Что-то внутри неё зашевелилось, щёлкнуло, девушка медленно приблизила губы к центру его лба и сжала его щетинистый подбородок. — Я люблю тебя. — И я тебя, — Иккинг ответил ей поцелуем на внутренней стороне ладони. — Иди. На столько времени, насколько тебе нужно. Мерида кивнула, вымученно улыбнувшись, и выскочила на улицу, на спину дракона, гадая, как далеко сможет улететь, прежде чем привязь на её душе дёрнет назад.

***

Мерида ругала себя, негодуя, что была такой эгоисткой, такой испорченной и беспечной, что попросту забыла о маминой угрозе начать против Олуха новую войну. Что ещё хуже, она одна была виновата, что маме взбрело в голову приплыть и забрать дочь. Она прилюдно отвергла их с отцом сразу после свадьбы с Иккингом, а если копнуть поглубже — и после первой свадьбы. Затем, в довершение всего, послала одну коротенькую записку с чувством выполненного долга и не подумала связываться с ней ещё. Её слишком очаровали новый дом, новое положение среди викингов, новые драконы, новый муж и новая семья. «И что собираешься делать?». Иккинг, может, и верил, что она обязательно вернётся, но сама она теперь задумалась, сколько же времени займёт путь отсюда до Данброха. Жуть-Титан летал туда и обратно в течение дней десяти, но со скоростью Дневной Фурии это не шло ни в какое сравнение. Но разлучать Соласту с детьми даже на пару дней было бы жестоко и болезненно. К тому же она не знала дорогу. Жуткие Жути обладали невероятной способностью днями поддерживать полёт и своей выносливостью были обязаны мизерному размеру. Попадутся места для привалов, где она покажется кому-нибудь подозрительно знакомой или столкнётся с незнакомыми зверями. Если станет гнать со всей дури, дракониха может пострадать, не говоря уже о том, что от драконихи может пострадать она. Иккинг её не отпустит, потому что не отпустит отец, а отцу он всё же долго перечить не станет, независимо от силы веры в неё. Придётся скрыться ночью и надеяться успеть преодолеть достаточное расстояние, чтобы понадобился дракон-следопыт, но к тому времени она может всё безвозвратно разрушить. И, Боже, что, если она заведёт любимого мужа и его дракона в ловушку, а родители умертвят их? Что, если разорвутся не только узы кланов и племени острова, но и её узы с человеком, которого она уважает и любит? — Что мне делать? — вопросила Мерида у ветра, звёзд и полной луны. Больше всего она любила подниматься над облаками, балансируя между двумя мирами и чувствуя, что сможет делать так всегда. Полёт вызывал зависимость — без него она уже жить не сможет, будет грезить им каждую ночь до конца дней. — Если я останусь и не сделаю ничего, а она — нечто ужасное, они в отместку убьют меня, неважно, что говорит Иккинг. Если улечу, он выследит меня и притащит обратно, и всё, что между нами было, исчезнет. Но сказать ему я тоже не могу: он пойдёт к отцу, потом они помчатся в Данброх и убьют мою семью, и меня снова вынудят сражаться и выбирать!.. Она сделала рваный вдох, чувствуя сухость и бесплотность. — Я больше не вынесу крови на своих руках. Ни моей семьи, ни семьи Иккинга. И что мне делать? Как я должна поступить? Они часами описывали головокружительные круги, девушка боялась приземляться. Как она старалась не пустить здесь корни, полагая, что если всё время будет таить злобу, дела до других ей не будет. Но Иккинг пробрался в её сердце, за ним — Валка, Плевака, Стоик, Астрид и все драконы с их необузданным норовом. Как только она вернётся, как только нога коснётся половиц её с Иккингом дома, она уже не сможет уйти. Но, так или иначе, Соласта приземлилась возле леса напротив двери. Мерида поплелась внутрь, не понимая почти ничего, кроме того, что уже поздно, и поволочила ноги по лестнице, не зная, что увидит в спальне. В верхнем очаге горел огонь, Беззубик примостился рядом с Иккингом и птенцами. Малыши устало мигнули при её появлении, а юноша только перевернулся во сне, когда она раздетой забралась под одеяло. Его руки нашли её талию, обвились вокруг, точно он мог расправить плечи, сломать спину, укрыть её собой и защитить от всех бед этого мира. Мерида не думала, что когда-нибудь ей будет нужно что-то подобное, кто-то, готовый отдать всё, чтобы сберечь её, да и Иккинг, насколько она могла судить, один на один навряд ли пережил бы её ярость даже в самом жестоком бою. «Это было нашей работой, нашим долгом, нашей гордостью. Поначалу он просто не был для этого достаточно силён, а потом не смог, потому что… так ему повелело сердце». Иккинг бы никогда не поднял на неё руку даже под угрозой смерти, даже если бы после путь в Вальгаллу ему был заказан. Весь его гнев, все нелепые припадки обернулись бы в ничто, если бы это означало по-настоящему причинить ей боль. Он отдаст свою жизнь, если потребуется, чтобы сохранить её безопасность. Итак, сказал глубокий внутренний голос, похожий и одновременно совсем не похожий на мамин. Какое ты примешь решение? Будешь бросать жребий вместе с ним? Или останешься верной клану? Будешь смотреть вперёд или оглядываться назад? Примешь то, чем становишься, или вернёшься к тому, чем была раньше? «Не заставляйте меня», — взмолилась Мерида. — «Прошу, не надо». Куда ступит твоя нога? У меча две стороны, и ему надлежит упасть одной из них. Иккинг пробормотал ей на ухо её имя и что-то про любовь к ней. Девушке померещилось, что она моргнула, и взошло солнце, пробился сквозь щели свет, зашевелились и проснулись драконы в деревне. Фурии, ведущие преимущественно ночной образ жизни, поворочались и продолжили спать, а она подняла с постели напряжённое тело, оставив супруга одного. Принцесса спустилась вниз, приготовила какую-то похлёбку и смотрела на неё, пока та не остыла. Ну? Голос никуда не ушёл и требовал ответа. Но сказать ей было нечего.

***

Разлепив глаза, Иккинг на миг испугался, что Мерида так и не вернулась. Он хотел дождаться её, но тихое драконье сопение и тепло жавшихся к нему маленьких тел убаюкали. Беззубик, похоже, стал на привычном посту, потому что первым замеченным им драконом оказалась Соласта, а дети свернулись калачиком на своих паллетах. В ещё мутноватом состоянии юноша оделся, пошёл вниз и, протерев глаза, увидел сидящую за столом вялую и измученную Мериду. Волосы представляли из себя полнейший беспорядок, спутавшись после полёта. Перед ней стояла чем-то наполненная миска, но это что-то не вызывало в ней видимого интереса. — Мер? — он коснулся губами её виска, на что она едва отреагировала. — Эй, ты в порядке? Девушка кивнула так, словно голова перестала держаться на плечах. — Мне нужно идти помочь папе, потом Плеваке в кузне, — пробубнил Иккинг. — Я вернусь уже затемно. Она ещё раз кивнула: — Конечно. Занят. — Да, к слову об этом... — он прочистил горло. — Тебя же учили читать и писать в Данброхе, правильно? Как будто мама бы позволила ей участь дикого зверя, которой она хотела в детстве. Она же принцесса, ради всего святого! Вопрос вызвал лёгкое раздражение. — Разумеется. — А считать? — Да, — нехотя ответила Мерида. Хвастать ей тут было нечем, но опыт всё же имелся. — Ну, по традиции деньгами в семье распоряжаются женщины. Им везёт, когда дело касается чеканки, — Иккинг смущённо улыбнулся. — Обычно я сам этим занимаюсь, потому что цифры помогают мне прояснить мысли, но я так занят в последнее время... Ты сможешь помочь мне? Она ещё с детва не понаслышке знала об отцовских книгах, внушающих страх одним своим размером. Фергус не хотел демонстрировать жене свои слабые навыки, хотя ничто в замке и за его пределами не проходило мимо королевы. — Смогу. — Отлично! — муж хоть и не сомневался в её умениях, но Мерида уже представляла, как потом он проверяет её работу, и возвела глаза к потолку. — Я на тебя рассчитываю. Прекрасная возможность написать послание, озарило принцессу. Он оставит ей все необходимые для этого вещи, так что просить его о них не придётся, и она отправит с Эйденом письмо кому-то, от кого сможет добиться сведений. Иккинг, возможно, заметит отсутствие Жути, но если, как он утверждал, подготовка к фестивалю или празднику отнимает столько времени и сил, то, может, и нет. Она узнает, произошло ли что-то, есть ли какой-то план действий, или мать просто хмура и мрачна. «Это-то мне и нужно», — решила Мерида. — «Чтобы кто-то ввёл меня в курс дела». И самый главный вопрос — кто именно? Братья даже не обсуждаются — слишком близкие люди, вдобавок, зная родителей, в голове держат немного. Женщины кланов слишком далеки от происходящего, чтобы многое предложить. Шпионов нужно выбирать с умом. Опасная это игра. Иккинг выложил всё на стол, поцеловал на прощание и улетел с Беззубиком, но мысли Мериды уже были далеко за океаном. Если она спросит не того человека, покажется подозрительной, несимпатичной или несведущей, ничего ей не светит. Если пустит в ход блеф, ей могут не предложить ничего полезного, рассудив, что именно она обладает полной информацией. Если сболтнёт лишнего или чего-то недоговорит, если её интерес дойдёт до ушей матери, всё сгорит синим пламенем. Дингваль-младший был безумцем, больше походившим на зверя, чем человека, после потери отца — старого лорда, но единственного, кто мог призвать бешеного пса к порядку. До Мериды доходили слухи, что их замок после войны пришёл в запустение не иначе как из-за бездумья молодого преемника. Макинтош похоронил старшего сына и через год полностью отказался от насильственной жизни. Он посвятил себя Богу, построил на своих землях молельню, наняв известных мастеров со всего Хайленда и даже с материка. Явно приобрёл илюстрированную Библию с острова Айона. Лучше всего бы подошёл бедный Логан Макгаффин, в котором ещё должна была остаться какая-то верность ей, несмотря на одержимость местью Хулиганам. Однако было предчувствие, что он отвернётся от неё не моргнув и глазом, если поймёт, что в сердце бывшей невестки больше нет места для покойного Йена. Мерида жевала губу, отчаянно ища вариант, служанку, друга, доверенное лицо, но не находила ничего. Слишком высоко над ними был её статус, и она была чересчур буйной и избалованной, чтобы завести друзей. Братья могут предоставить ей информацию изнутри, но всё же риск, что об этом узнает вся семья, слишком велик. Мальчики умели хранить секреты, могли забраться в самые потайные уголки, но их, несомненно, настраивали против захватчиков каждую минуту каждого дня. «Если, если, если», — крутилось в голове. — «Надо пойти на просчитанный риск». Взгляд упал на аккуратные записи мужа, и девушка приятно удивилась тому, что содержание его книг не слишком отличается от виденных ею раньше. Речь шла о равновесии, о риске и вознаграждении, о том, чтобы найти маленькую брешь. «Макинтош». Всё-таки он желал мира и покоя в этой жизни и в той, что после неё. К этому она будет взывать. Приложив кончик угля к пергаменту, Мерида застрочила так, словно от этого зависела её жизнь. Потому что так и было. Он пошёл по собственному пути, и королевство пало в омуте хаоса и разрушительных войн. «Легенды — уроки, и я многому у них научилась».