Захваченная

Малком Макинтош никогда не признается, какой звук издал, когда увидел большеглазое чудище. Ещё не отошедший от беспокойного лихорадочного сна, он с трудом осознал, что дракон дёргает его за ногу, требуя освободить себя от ноши. Руки над незажжённой свечой тряслись, и в конце концов зверь, устав ждать, плюнул пламенной струйкой и дал свет. — О… спасибо, — пробормотал лорд, чувствуя себя глупцом, и развязал скрепляющий послание узел. За морями о нём знали очень и очень многие, и никто из них не обрадуется, узнав об осквернении деревни викингов Безумной Королевой Данброха. Выругавшись себе под нос, он развернул письмо и вгляделся в то, что можно было описать только как тарабарщина. Для загадок час был слишком ранний, но Малкому всё равно стало стыдно за то, что для распознания шрифта, изобретённого им с Фергусом во время первого вторжения северян, ушло столько времени. Им владело лишь малое число — другие лорды и их сыновья. Он ломал голову, в одночасье пытаясь понять, что написано и кто это прислал. Королева была умна и дикость свою хранила в секрете, ибо в отдалённости безопасность. Безумец Дингваль-младший писал одной лишь кровью. Лишённый дочери и власти Фергус только и мог, что вливать в себя больше эля и бренди, в надежде облегчить страдания. Единственным, кто был на такое способен, остался Макгаффин, после пережитого всё более и более терявший самообладание. Лишь дойдя до конца и увидев закарючки, — имя не по факту, но по сути — Малком вскочил с кровати и стал с облегчением перечитывать сообщение. Он достал чернила с пером и попросил дракончика оставаться у свечей. По своей прихоти или по велению новой госпожи, это было неважно. Остервенело царапая пергамент, мужчина почти скалился. «Если я ничего не сумею исправить, то всё было напрасно», — сказала сам себе он, подув на чернила. — Пережди здесь ночь, — обратился уже к летучему гонцу. — И с рассветом лети как ветер. Дракон лизнул собственный глаз и примостился у огня свечей. Малком сжёг письмо из Архипелага дотла. Последним исчезнувшим клочком был рисунок лука и стрелы в правом нижнем углу.

***

— Мерида, дорогая моя, — посоветовала Валка. — Хорошо бы тебе посмотреть на кое-какие события. — События? — Да! — женщина захохотала. — Непременно надо! — Но что это? — Там… хм-м, — Валка обменялась с другими женщинами многозначительным взглядом. — Проводят демонстрации. Подношения богам, чтобы привлечь их внимание. — Подношения? — у девушки окаменели руки. Валка широко, но загадочно улыбнулась: — Да. Иккинг там будет. Думаю, ему понравится твоё присутствие. Любопытство пересилило встревоженность, и Мерида, вытерев руки и сняв фартук, вышла из тёплого шатра на прохладный воздух. Слева послышались крики, гул, она пошла на звук и оказалась перед поляной, на которой толпа мужчин ритмично ударяла мечом по щиту, а в центре на скользкой земле в рукопашном бою кружились две фигуры. Оба вымазались в грязи, но ещё хуже было то, что речь шла скорее об удаче, везении, чем мастерстве. Удар локтем отправил одного мужчину на спину, а второй тут же налетел сверху, наверняка ломая зубы и кости. Слегка удивлённая, Мерида пробралась сквозь толчею болельщиков. — Наслаждаешься зрелищем? — раздался голос рядом, и она инстинктивно зарядила собственным локтем Иккингу в солнечное сплетение. — Уф! — прохрипел юноша, словно испуская последний дух, и Мерида, поморщившись, извинилась. — Да за что мне всё время?! — Нечего подкрадываться! — отрубила она. — Ты как? — Порядок, — Иккинг распрямил непокрытые плечи. Чтобы поднять глаза выше уровня груди, понадобилось больше усилий, чем она сама бы призналась. — Нравится то, что видишь? — Нравится, что это моё, — парировала принцесса. — Но почему? — куда рубашку дел? Иккинг указал на круг: — Я следующий. Мерида на минуту задержала на нём задумчивый взор, затем усмехнулась и накрыла его лицо ладонями. — Я в тебя верю, — сказала она по-гэльски, и кожа под пальцами натянулась от его понимающей улыбки. — Покажешь им? Иккинг закружил её в воздухе, заставив взвизгнуть, и крепко поцеловал. — Первая победа Слюнявого! — возвестил кто-то среди зрителей. Юноша подмигнул, принял от Плеваки меч и щит, отчего вытатуированный хвост на плече изогнулся, и приготовился к бою с недавно вернувшимся после странствий ровесником по имени то ли Сморчок, то ли что-то ещё. Коренастый, с густой тёмной порослью на лице и груди, он бросил сопернику пару задиристых фраз, которые Мерида не до конца разобрала. — Что, кузен, как в старые добрые? — Семь лет, Сморкалик, семь лет! — Сделай его, Иккинг! — на родном кричала девушка, сложив руки ковшом. — Порази меня! Искусственная нога ничуть не мешала его проворству и ловкости, и, ей богу, она вскрикнула, следя за его быстрыми ударами, и не могла не подпрыгнуть, когда крепыш метнулся вперёд, похоже, целясь в чужую голову. Иккинг выставил перед собой щит и навалился на него всем своим скромным весом. — Да! Иккинг удовлетворённо рассмеялся, лихо крутанув мечом перед поваленным противником. — Развлекаешься? — спросил выросший позади Стоик, и девушка лишь кивнула, ни на миг не отводя взгляда от сражения. Сморода или как его там был малость неповоротлив, и она задумалась, не это ли его кузен пытался показать богам. — Отлично! — в очередной раз воскликнула она. — Иккинг быстрый! — Да, чертяка! — хохотнул вождь. — Надо и тебе пойти! — А можно? — наконец обратила на него внимание Мерида. В жилах вновь загудел зов судьбы, грубой силы и свободы, как в шестнадцать, когда она мчалась по лесу с луком, стрелами и зажатым между ногами Ангусом. — Конечно! — тряхнул плечами Стоик. — Только пущай Иккинг сначала узнает. А то в прошлый раз он был… — Недоволен, — Мерида возвела глаза к небу и сунула два пальца в рот, чтобы громко свистнуть, когда двое сомкнули щиты и начали битву воли и силы. Игнорируя недоумённые взгляды окружающих, она подскочила на месте. — Вперёд, Иккинг! Стоик снова хохотнул: — Не то слово. Думал, без головы останусь. — Да ну! — возмутилась девушка, когда один нацелился на протез второго в попытке сбить с ног. — Нечестно! — Здесь всё честно, девочка. Давай, сынок, не позорь нас! — Спасибо за оказанное... — прошипел тот, ныряя под широкий взмах чужого клинка и нанося удар в живот, — доверие! — Первая победа, — объявил Плевака, когда Смор-как-его-там пошатнулся и рухнул на колени, прижимая руку к порезу, — Иккинга! — Да! — радостно запрыгала Мерида, выбросив в воздух кулак. — Это мой муж, чёрт возьми! Она засмеялась, когда он отбросил оружие в грязь, приблизился и притянул для победного поцелуя. Состояние платья после этого её совсем не волновало. — Теперь я! — выпалила принцесса, как только освободилась. — Я хочу сразиться! Иккинг опешил, но очень скоро уже согласно кивал: — Доверие за доверие. Мерида снова положила ему на лицо ладони. — Чертовски верно, парень! Хотела бы она сейчас быть в броне или, на худой конец, в штанах, но предыдущие участники ни в какую защиту не облачались, к тому же строгий наряд станет ещё одним свидетельством умелости и доблести. Раз уж в платье она справилась с отцом, лордом Макинтошем и Морду, то и любой другой ей тоже будет по плечу. На пробу взмахнув выданным мечом, Мерида подняла его над головой. — Для богов! — крикнула она, и толпа разразилась дичайшими возгласами. Стук стали о дерево пронизывал её тело и душу. — Кто хочет бросить мне вызов?! Выходи! После увиденной кровавой схватки с Забиякой мало кто выглядел готовым, но одна таки вышла — зрелая женщина с обручем воительницы поклонилась и вооружилась. Мерида повторила движение и приготовилась скрестить с ней меч. Противница — кажется, её звали Ингрид — сочетала в себе равные прыть и силу, но всё больше делалось для показухи. Девушка будто танцевала, разрезая мечом воздух и уворачиваясь от чужого, чувствовала себя бесстрашной и безграничной, пока люди вокруг голосовали за кровь и насилие для тех, кто наверху. Она едва не упала, поскользнувшись на грязи, и закрылась щитом от направленного на голову оружия. Перед глазами на мгновение зарябило, а в следующее ей показалась незнакомка с затянутыми чернотой глазами, которая стекала по лицу и окрашивала зубы. На плечо ей приземлился ворон, но стоило моргнуть, и он уже исчез. В ушах прозвенело собственное имя, голосом ни мужским, ни женским. — Ты голову потеряла?! — возопил Иккинг. — Голова на месте! — на родном проворчала принцесса и, уронив щит, обхватила рукоять обеими руками. Однако оборона была основной тактикой боя, и она лишь безуспешно наткнулась на дерево. — Мерида! Опять появилась она, глядела на неё своими тёмными глазами. Мерида отскочила от нового замаха. — Ну, давай! — подначивала она, сама не зная, кого — воительницу или наваждение. — Щит подбери, девонька! — проорал кто-то из мужской половины — то ли Плевака, то ли свёкор. — Будь оно всё проклято! — сплюнув, Мерида пригнулась, кинулась за щитом и подоспела как раз в тот момент, когда Ингрид замахнулась со всей силы. Она клацнула зубами и зарылась коленями во влажную землю. — Мерида! Она не обращала внимания на фигуру в чёрном — настолько тёмную, что та поглощала все остальные фигуры, вызывала колебания в воздухе, заставляла его вскипать. Девушку что-то наполнило — страх или праведный гнев, и она метнулась вперёд, размахивая конечностями, как в настоящей битве. — Любовь и жизнь. Смерть и битва. Выставив перед Ингрид нижний край щита, Мерида сделала глупое движение, подставившее обеих под удар. И всё же она продолжала двигаться с прославленной скоростью и мазнула остриём меча по плечу соперницы — так, что женщина охнула и отступила, а из раны брызнула горячая кровь. — Первая победа Мериды! Мерида Хэддок, Мерида Королева, Мерида Жена Вождя, Мерида Наездница Дневной Фурии, Мерида Валькирия, Мерида Викинг. — Да! — вскрикнул Иккинг. — Вот это моя девчонка! Принцесса обернулась и увидела позади юноши ту же улыбающуюся тёмную фигуру. Тёмная птица на её плече каркнула, и она, помигав, заметила, что возвышается эта некто даже над самыми рослыми Хулиганами. Светлые волосы её были великолепно заплетены, но кое-где обагрены кровью, краса её была маняще прекрасной и пугающей, как у народа богини Дану из кельтских мифов. Супруг поднял её легко, как пушинку. — Моя жена, моя суженая, моя Валькирия! — Валькирия Олуха! — закричал кто-то в толпе, и остальные подхватили, но Мерида не могла оторвать глаз от огромной женщины. — Я слышу тебя, дитя. С рваным вдохом она вцепилась в плечи юноши, восторженно кружившего её в воздухе. — Я услышала тебя. Внезапный порыв ветра растрепал висевшие на деревьях ленты, перья, потревожил кости. Викинги стали переглядываться и шептаться о том, кто или что могло быть среди них. Боги, боги, боги, почтенно доносилось отовсюду. Иккинг, должно быть, уловил её шок. — Что ты видела? — он обернулся. — Ты кого-то заметила? — Фрейю, — прошептала Мерида. — Она услышала мои молитвы. Зелёные глаза расширились, испачканные ладони прошлись по её лицу, и они почти беззвучно и нервно засмеялись. — Мерида Хэддок, — сказал он ей в губы, проводя носом по щеке. Молитвы окружили её со всех сторон. — Наездница Дневной Фурии, жена грядущего вождя и конунга, говорившая с богиней. Девушка подавилась воздухом, нити между ними сплелись в сложные узлы, бесконечные завитки. — Идёмте! — призвал Стоик. — Отпразднуем! Крики превратились в один сплошной, но мир словно замер, затих, как от дождя или снега. Мерида смотрела в глаза напротив и размышляла, получится ли у них остаться здесь, между небом и землёй на бесконечно долгий срок, пока всё остальное будет течь и меняться. — Я люблю тебя, — в который раз призналась она, но теперь с непередаваемой лёгкостью. — Враг мой, ставший мне мужем и другом. — Я люблю тебя, — поклялся он в ответ. — Слабость моя, ставшая силой, страх мой, ставший смелостью. Её левая рука с блеснувшим обручальным кольцом легла ему на сердце. — Моя семья, моя драконья душа, моя тьма и свобода. Его кольцо едва не обожгло ей кожу затылка. — Моя семья, моё драконье пламя, мой свет и путь. Мерида сделала глубокий дрожащий вздох: — Иккинг… теперь я с тобой. Навсегда, пропел между ними колокольчик, способный заглушить целый лес. — И я благодарен. Даже если сначала этот выбор ты сделала не сама. Но не теперь. Теперь это было её судьбой, предназначением. Она никогда бы не смогла его покинуть. Они синхронно подались вперёд, губы встретились, как раскат грома перед грозой. Кровь прошлого утекла, Мерида вновь стала собой, равной среди равных. У меча две стороны, и ему надлежит упасть одной из них. Она не упала — она взлетела.

***

Пол для Мериды никогда не значил то же, что для других. Она сетовала на него с того самого момента, как осознала все последующие за этим ограничения. Когда ей минуло пять, она изъявила желание самой выбирать одежду, и ей без промедлений сказали, что принцесса брюк не носит. После разочарования пошли одно за другим, и единственным, кто понимал и пытался их сгладить, был отец, в то время как мать всеми силами пыталась укротить её натуру — в которой, по общепринятому мнению, была виновна кровь фейри, а не природное своеволие. Женственность, на мамин взгляд, означала утончённость, контроль и выдержку, внедряемые в дочь с рождения. Страшная правда о ежемесячном кровотечении следующие сорок лет (что двенадцатилетней девочке казалось вечностью) привела к одному и самых страшных скандалов. Она тогда два дня провела в лесу, отчаянно ища ягоду или колдовство, которые смогли бы отменить дарованный ужас. В перерывах между слезами и воплями, которые наверняка прибавили деревьям годичных колец, она говорила всем кому только можно, что с радостью пожертвует материнством, если избавится от предшествующих этому неудобств. Проклятая Ева со своим любопытством — чрезмерная осведомлённость никому на пользу не шла. Позже Мерида узнала про соитие — ещё одна припозднившаяся боль, даже с учётом обещанного удовольствия. Но Иккинг показал ей, что весь дискомфорт можно заменить дымкой счастья. Нечто племенное, но духовное, как молитвы и церемонии его народа. Её кровь стучала, как их военные барабаны, её сердце пело не хуже местных запевал, он наполнял её так, как никогда бы не смогло его мужское естество. С руками на его груди, губами на его губах все звуки и запахи, все её страхи растворялись. Ей нравилось быть вот так, на нём, седлать как дракона, смотреть, как искажаются его черты, слушать, как он стонет и пыхтит, точно вьючное животное. На заде останется как минимум двадцать синюшных отметин, но ей было плевать. После его дразнящего боя и явления богини она хотела его столько раз, сколько он сможет её взять. Иккинг никогда не отказывал, тем более когда она была такой мокрой, жаждущей, готовой и податливой. Мерида сжалась, подёргиваясь с его именем на устах, он перевернул их, оказавшись сверху, и расположил её ноги так, чтобы попадать по той заветной точке, которая заставляла кричать, чтобы весь лагерь услышал. Хотя не то чтобы весь лагерь не был занят тем же самым — он представлял собой вздымающийся и опадающий поток рычания, стонов и криков страсти. — Мерида, я больше не могу! — взмолился Иккинг ей на ухо. — Прошу! Она скрестила вокруг него ноги и под его ругательство вонзила ногти в спину. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. — Да твою же, Мерида, не в тебя, дай мне!.. Иккинг вышел в самый последний момент, излившись ей на живот, и девушка застонала от досады, что не кончила раньше, и беспорядка. Ну хоть его выделения отмывались и отстирывались легче, чем драконья слюна. Какое-то время они просто лежали бок о бок, переводя дыхание, потом юноша с недовольным видом развернулся к ней. — Слушай, ты должна быть осторожнее! — зашипел он. — А если бы я не успел? Здесь травы для твоего чая нет, нам надо быть умнее. — Я знаю, — протянула Мерида, растирая лицо. — Но я была так близко, — до сих пор, между прочим. — Ну мы же всегда доводим дело до конца! Каждый раз!.. Скажи, вот ты сейчас можешь представить себя матерью? Она содрогнулась: — Нет. — Тогда тебе, пылкая моя, — в Иккинге уже проснулась мужская гордость тем, что из-за него она потеряла здравый смысл, — нужно научиться себя контролировать. Девушка шлёпнула его по руке. — Или, может, моему мужу нужно научиться его контролировать. — Себя, а не его, — поправил он и снова получил. — Что? Я просто помогаю! — Жестокий муж. — Сказала избивающая меня женщина! — посмеялся Иккинг. — Иронию видишь? Ответом послужило чьё-то громкое, полное радости стенание, и Мерида захихикала. — Ах да, чуть не забыл, — сказал нависший над ней возлюбленный. — Ты же не закончила. Она выгнула бровь, затем наиграно тяжело вздохнула: — Ты бы меня и не заставил. — Что, прости?! Возьми свои слова обратно! — Нет! — спасаясь от щекотки, Мерида пихнула его в плечо. — Ты на это не способен! Не способен ублажить жену в постели! — О, выходит, у нас проблема, — что-то в выражении его лица внезапно отняло у неё всё веселье. — Потому что если кто-то это услышит и расскажет остальным, из-за тебя, милая принцесса, я очерню своё доброе имя. Девушка дерзко повела плечами. Что собираешься делать, парень? — Что ж, — Иккинг поцеловал её один раз, второй, и чуть отвернул её лицо, чтобы шепнуть на ухо: — Скоро ты перекричишь любую женщину здесь, чтобы все уж наверняка знали, как я могу ублажать. — Ик… Он перевернул жену на живот, выбив из неё весь воздух. — Лучше держись за что-нибудь, Мерида, — тягуче произнёс Иккинг, и она невольно сжала меха. — И кричи, не стесняйся. Если ещё и были какие-то сомнения в его умениях, с рассветом они испарились.

***

Мерида нечасто видела сны и нередко была за это признательна. Больше у неё было склонностей к дневным грёзам: она смотрела на бескрайний небосклон и думала, какие облака на ощупь или каково это — проноситься по дну озера и никогда не подниматься на поверхность. На уроках Элинор постоянно приходилось вырывать её из фантазий. Однако события в храме для уюта были слишком чужеродными и наглядными, поэтому она не удивилась тому, что все эти виды, запахи и общая растерянность вызывают сонмы кошмаров. Долина смердела кровью, дракой и жалобными криками забитого скота, которые тревожили её в любое время дня и ночи. Жертв подвешивали, создавая ужасную вонь, смешивающуюся с гнилостным запахом из леса. Впервые за долгое время Мериде снилась битва. Плач, крики, ужас и ненависть сжигали до такой степени, что она клялась: металлические доспехи и меч навсегда срастутся с её кожей и обратят в злобное порождение смерти. В нескольких отрывках она убивала Иккинга или погибала от его руки сама и потом расталкивала его, чтобы убедиться, что он здесь, живой и здоровый. Порой от избытка выпивки и дурманящих снадобий викинги валялись где попало почти без сознания, и ей казалось, что она совсем одна, а когда шевелились, становилось ещё страшнее. Обычно легко просыпавшийся Иккинг был в состоянии лишь небрежно её обнять. Но Мерида выросла под уханье совы, светом полумесяца и среди деревьев. Так что, проснувшись третьей ночью с бешено стучащим сердцем и стекающим по голому телу потом, она убрала с талии юношеские руки, быстро оделась и вышла на улицу. Гулянья — постоянный спутник её тревоги — длились всю ночь, всё вокруг заполнили факелы, фонари и костры, которым не давали погаснуть. Прошлой ночью Иккинг умолял туда не ходить, и Мерида, осветив факелом несчетное количество кожи, его прекрасно поняла. Она двинулась в темноту, подальше от масштабной оргии, и оказалась перед тропой, которая вела вверх на уступ, как стрела к луне. В небе пронеслось несколько теней, похожих на Беззубика с детьми, но они были слишком далеко, чтобы сказать точно. Мерида села, прислонившись спиной к дереву, и вгляделась в темноту. Снова она ощутила себя не вполне в своём теле, крепко задумалась о том, что делать и чувствовать. Сны напомнили о болезненном прошлом, и от этого должно было стать дурно. Не далее как пару часов назад она лежала на спине, моля мужа-викинга повторно овладеть собой, восхищалась его новым тату и просила о собственном. Она не чувствовала ничего кроме покоя, удовлетворения и лёгкой тошноты от сладковато-солёного запаха крови. Последствие травмы это было, богиня или тот грибной отвар, девушка улыбнулась ночному светилу. — Спасибо, — шёпотом сказала она. — Я знаю, чтобы что-то получить, нужно отдать — не ненавидеть себя до конца дней многого стоит. — Не надо бы тебе забредать так далеко, — сказал голос, и принцесса, сбитая с толку, резко повернулась. Из-под капюшона выглянули два голубых глаза. Мерида сразу узнала этот острый подбородок и опасный прищур, то, как молодая женщина подбоченяется и сутулится. — Забияка Ингерман, — скрестив руки, она встала во весь рост — которым на пару дюймов уступала другой, но это не помешает ей победить ещё раз. — Доброго вечера. Медленно Забияка сложила на груди руки и склонила голову: — При… при всём уважении, одной здесь сидеть не стоит. Девушка внимательно смотрела на чужую невнимательность, видимые руки, опущенную голову. — Почему? — Мужиков так штырит, что они одну дырку от другой не отличат, — быстро прошипела Забияка. Она чуть отступила назад, тут же осознав, как опасно близко стоит к краю уступа, и беззвучно себя обругала. — Если тебя изнасилуют, а ты их потом убьёшь, бонусов себе не заработаешь. — Я… — Мерида запнулась и кивнула. — Спасибо, я об этом не подумала. Нам лучше уйти. Ссутулившись, казалось, ещё сильнее, бывшая противница небрежно махнула рукой: — Ага, идём. Не желая поворачиваться спиной, Мерида подождала, пока она пойдёт впереди, и вдвоём они направились к одному из самых больших шатров. По пути чья-то рука схватила её за лодыжку и чуть не опрокинула, и принцесса раздражённо зарычала. Забияка нещадно на неё наступила, и мужчина застонал больше от разочарования, чем боли. — Спасибо, — пробормотала Мерида, и женщина просто кивнула. — И… Светлая бровь вопросительно поползла вверх. — Твои волосы. Мне жаль. — Не нужно извиняться, — она криво улыбнулась. Впрочем, вряд ли она умела улыбаться как-то ещё. — Я сама напросилась. Ты честно заслужила свои права. Ты могла лишить меня головы, но не сделала этого, и я это ценю. Мерида сглотнула и высоко подняла голову: — Мне не жаль, что я это сделала. Мне жаль, что это пришлось сделать. Забияка прыснула: — Вообще Рыбик тогда сказал, что ему нравится. Да и в конце концов они отрастут. — Это верно. Наступила неловкая тишина. — Если кто спросит, — посоветовала женщина, — у тебя никаких сожалений нет, разве что голову хотелось отсечь. Если хочешь уважения, не показывай ни страха, ни милосердия. Мерида согласно качнула головой. Это она слышала и раньше. — Хорошо. Теперь мы в расчёте — жизнь за жизнь. На самом деле она не думала, что была в такой уж серьёзной опасности, но решила не заострять на этом внимание. Она протянула руку, и светловолосая, уставившись на неё, протянула свою для крепкого рукопожатия. Затем, взметнув полы тёмного плаща, скрылась. Мерида вернулась на супружеское ложе, оставив весь прошлый хаос позади.

***

— Что… — пугающе тихо процедила Элинор, — это такое? Послание из Эренделла доставили через несколько недель после просьбы о помощи. Они молили о содействии и во время Второго вторжения викингов, но так его и не дождались. — Они ещё… — королева стукнула кулаком по столу. — Они ещё смеют мне это присылать! Нам! — Письмо для поддержания мира, — пролепетал очевидное Макгаффин. — Мира?! Мира?! Не нужен мне мир! Мне нужен мой ребёнок! — Государыня, — снова попытался несчастный Макгаффин. — Если позволите… — Не позволю! И вы называете себя мужчинами?! Шотландцами?! Вы просто трусы! — она сбросила со стола оружие и бумаги. Забавно: когда-то она говорила, что оружие на стол не кладут, а теперь из-за него не было место даже для тарелки. — Я убью кого угодно и что угодно, если это вернёт мне Мериду! — Моя королева, — осторожно начал Маккензи. — Это прекрасная возможность получить то, чего вы хотите. — Говорите прямо и ничего не пропускайте, — огрызнулась Элинор. — Мы уверены, что вместе с викингами в Эренделле будет и наследная принцесса. Мы уничтожаем викингов, возвращаемся в Данброх, укрепляем замок, готовимся к обороне и пересматриваем условия соглашения. — Плевала я на соглашение! — женщина встала из-за стола, барабаня пальцами по поверхности. — Я хочу, чтобы их черепа висели у нас на стенах вместо чучел, вы слышите?! — Конечно, миледи, но необходимо учесть некоторые обстоятельства… — Мы из Данброха! Наш огонь не перебьёт даже драконий! Пришло время сделать то, что должно, даже ценой жизни! Наше наследие, наши земли, народ — всё это зависит от нас! Когда от нашей культуры ничего не останется, будет уже поздно! Королева обратилась к Малкому: — Вы отречётесь от своего тартана? Не только от титулов и владений, но и того, что отвоёвывали и воздвигали ваши предки из поколения в поколение?! — Иногда, — спокойно откликнулся он, — нужно жертвовать одним в пользу другого. Если это обеспечит благополучие моим людям и клану, то да, я это сделаю. Элинор… Макинтош приблизился, но она приставила меч к его горлу, вынудив поднять руки. — Я трусить не стану. Я не отступлюсь. Потому что моя Мерида бы не отступилась, она никогда бы не отступилась, если бы мы её не принудили. — Она была ребёнком, — сказал Малком. — Как и все мы, когда отгоняли их первый раз, когда не имели ничего кроме имён, мантий и надежд на лучшее. Скольких мы потеряли? Скольких ещё можем потерять? — Я отдам!.. — Элинор, прошу, — лорд выгнул поцелованную сталью шею. — Мерида ещё жива. Да, далеко на Олухе, но жива. Что если вы потеряете сыновей, да так, что больше никогда не увидите? А если и увидите, то лишь через собственную кончину? Логан на этих словах повесил голову. Он потерял старшего сына, но младший ещё был жив и нуждался в защите. — И там она, возможно, выросла так, как вам и не снилось, — пронизанным чувством тоном продолжил Малком. Судя по яростному взгляду, слова Её Величество истолковала неверно. — Как будто в моей милой девочке могло прижиться семя этой варварской погани! — она принялась вышагивать по залу туда-сюда, рьяно размахивая клинком. — Бьюсь об заклад, она с ним и не возлегла даже! — При всём уважении, Ваше Величество, брак был консумирован в этом замке, — хватило наглости заявить главе клана Кэмерон. — И, к превеликому сожалению, с тех пор прошло пять лун, наверняка… — Вы говорите о своей наследной принцессе! — крылья носа Элинор затрепетали. — Проявите уважение! — Я говорю о жене наследника вождя, — мужчина выпрямился, опустив руку на эфес меча, мерцающего на фоне ярко-красного узора килта. — Я говорю о той, кто более не из клана Данброх, не даже из Альбы. Малком поспешил утихомирить бурю: — Моя госпожа, Элинор, Мерида сильная и умная девушка, она знает, где прогнуться, и не сломается!.. Меч превзошёл все ожидания: он был тоньше и легче, чем большинство других, так как принадлежал принцессе, но достаточно длинный, чтобы без труда достичь горла Кэмерона и перерезать его. Словно время замерло в зале, когда он схватился за шею, забрызгав кровью лицо королевы и тронутые сединой волосы, а после упал к её ногам. — Я убью каждого, кто станет у меня на пути, — она пнула тело рыжеволосого мертвеца. — Даже вас. Это ясно? Дикость Мериды, целую вечность назад откидывавшей капюшон и выпускавшей стрелы, словно навлекая на себя гнев Божий, более не казалась такой уж нездшней. Лорды переглянулись, и Макгаффин подошёл убедиться, что человек мёртв. Малком ещё не встречал того, кто смог пережить перерезанную глотку, но отчасти наивно надеялся, что Безумная Королева не убила своего вассала за одну лишь констатацию факта. — Элинор... — слабо выдавил Логан. — Что же вы наделали?.. — То, что должна была! — её длинные волосы всколыхнулись, как у шелки или Бовам Сит. — То, чего никогда не хватит духу сделать вам! За свою дочь я убью! — И заберёте всех нас в придачу?! — вопросил Макинтош. — Оглянитесь вокруг, посмотрите на себя, на своих детей! Посмотрите на своего супруга, который так пьян, что уже мочится в штаны! Женщина снова направила вперёд меч: — Вы сомневаетесь во мне, Малком Макинтош? — Я сомневаюсь, что вы пригодны для правления, Элинор. Это безумие, эта месть, она ввергнет нас всех в пучину. Вы погибнете, погибнет Фергус, погибнут ваши дети, погибнем все мы и во имя чего? Слепой веры, что ваша дочь вернётся и займёт пустой трон? Когда она замахнулась, он был готов. Она — не её дочь, не Мерида Храбрая. И всё же звук клинка был не из приятных и ещё услышать его не тянуло. — Посмотрите на себя! — закричал. — Направляете на меня меч, девочка?! На того, кого знали ещё с тех пор, как вправду были девочкой?! — Больше я не девочка. Я — ваша королева, сюзерен, пока не начнёт править старший из моих сыновей. Если только вы не задумали убить меня, Малком? Перерезать горло, бросить на полу тело? Он помолчал. — Никогда. Я уже достаточно убивал. Я стёр вайду и пошёл другим путём. Мой мальчик похоронен вместе с Йеном. Вы имеете больше, чем любой из нас смел мечтать, и всё просите ещё, роете нам ямы, которые скоро заполнят тела! Они оба тяжело дышали от ярости. Элинор отшвырнула меч. — Вы должны прекратить это. Не только ради нас, но и ради Мериды. — Вы смеете говорить о её желаниях? — Смею! Она согласилась, Элинор! Склонила тяжёлую голову и согласилась. Она могла возразить, могла убежать в лес, могла быть эгоисткой, но в своём положении выросла. Вы были совершенно правы с самого начала: Мерида — огонь, чистый и ясный, и не сгорит ни на Олухе, ни где-либо ещё. Будьте благоразумны. Отпустите. Королева с дрожью помотала головой. — А вы? — она обвела взглядом каждого. — Вы все согласны с этим? Повисла мёртвая тишина. — Вы не хотите увидеть отмщение за Йена? — она не смотрела на Макгаффина, но тот глянул на неё не без злобы. — Не хотите отмщения за тех, кто голодал во время штурма? Не хотите остаться не просто лидерами, но теми, кто дал отпор силам завоевателей? — Миледи… — начал кто-то из них. — Да или нет, больше ничего не желаю слышать! Все, кто за то, чтобы биться, скажите. Послышалось несколько слабых «да», но лишь от половины. — Кто против — ступайте, — она кивнула в сторону дверей когда-то великого замка. — Убирайтесь и впредь не надейтесь на нашу поддержку. — Элинор?.. — Пока не умру или не буду свергнута, для вас я королева. И моё слово — закон. Уходите, сейчас же, пока я даю вам шанс. Малком и Логан переглянулись, развернулись и зашагали к выходу. Как только до Кэмеронов дойдёт печальное известие, они, без сомнений, последуют за ними и значительно преуменьшат число оружия и солдат. — Хотел бы я, чтобы Фергус ещё был… ну… — промычал лорд Макгаффин. — Сознательным, наверное. — Да. Но сомневаюсь, что так было бы лучше. Они бы поддерживали безумие друг друга, пока не спалили бы весь белый свет. Фергус хоть что-то делал за последнее время? Логан фыркнул: — Ни разу, насколько мне известно. — Нужно добиться мира, — прошептал он. — Для общего блага. — И как, по-твоему, это возможно, когда она бушует, а трупы их людей из долины гниют в грязи? Как только они поймут, что мы сделали, что именно мы нарушили клятву, нас ждёт расплата, — он насупил кустистые брови. — Одна храбрая девчонка не залечит эту рану. — Признаю, — вздохнул Малком. — Я понятия не имею, что нужно делать. Лицо Логана исказилось от печали. — А Йен бы знал. — И как бы Йен поступил? Пусть он живёт в нас и наших деяниях. — Он… — родитель шмыгнул носом и отвёл взгляд — или чуть повернул голову, за этими бровями ничего нельзя было разглядеть. — Он всегда был такой мягкий. Умный, добрый, никому не желал зла, даже еде на своей тарелке. Малком кивнул. — Он… он бы сделал всё, чтобы девочка осталась жива, понимаешь, всё. Он полюбил её с той минуты, когда увидел. Читал во сне стихи о том, как она стреляет из лука! Утерев нос рукавом, Макгаффин наконец посмотрел на него в упор: — И он тоже был ей дорог, может, и не так же, но был. Она утешила меня в день, который не принёс ей ничего кроме горя. Если они её в чём-то заподозрят, то умертвят во сне, Малком. Союз там или нет, но этот зверь задушит её даже в положении. Об этом с момента получения письма он как-то и не думал. — Седлай самого резвого коня, — требовательно произнёс он. — И езжай со мной. — Что? О чём ты? — Мне нет дела до викингов, но ты прав: Мерида по-прежнему наша, пусть больше и не рядом. Если мы это сделаем, то позволим ей умереть, и все её тяготы окажутся напрасными. Нам нужен корабль и быстро. Пойдём! Они помчались на перегонки со временем, оставив за спиной Безумную Королеву.

***

— Знаю, этим ты бы вряд ли сама решила заниматься, но так надо, — пробубнила Валка, стоящая позади. — Протыкаешь и режешь вверх. Если замешкаешься и покажешь неуверенность, испортишь церемонию жертвоприношения. Сначала пойду я, но ты должна быть следующей. Мерида кивнула, сжав лезвие в правой руке. — Главное, не нервничай, — добавил Иккинг с другой стороны. — Я буду рядом. Девушка потренировалась на овечьей туше, но с живым существом всё казалось гораздо сложнее. Убивала она много раз: подстреливала птиц, оленя, даже кабана один раз, ставила ловушки для кроликов, потрошила рыбу, однако предстоящее тихое блеяние вызывало некую жалость. — Это как-то несправедливо, — тихо ответила. — Что ей нужно умирать. — Её смерть не будет напрасной. Те, кого здесь приносят в жертву, — священны. Мы используем каждую их частичку. — А зачем… — указала жестом, — стол? — Эм… — юноша посмотрел на мать. — Мы собираем кровь, — отозвалась та. — Всё священно. С каждым ответом возникало только больше вопросов. Решив просто сделать дело и забыть, Мерида безмолвно помолилась, чтобы её подношение приняли и позаботились о нём. Затем свернула шею и махом перерезала глотку. С булькающим шипением и стоном — не хуже, чем у любого убитого ею человека, зверь через долю секунды обмяк. Сглотнув слёзы, она выпустила его из влажных и липких рук. — Отлично, — Валка чмокнула её в висок. — Быстро и безболезненно. А ей показалось, что с обеих сторон болезненно. Иккинг забрал у неё нож, подвёл к тазу с водой, и принцесса вымыла и вытерла мхом руки. Такие обычаи ей были не по душе. На её глазах не раз резали и общипывали куриц, но самой это проделывать никогда не приходилось. Даже когда она наставляла силки и стреляла в лесу дичь, а потом привозила на спине коня для переживающего осаду Данброха, завершения от неё никто не ожидал. Вдобавок убивала она всех зверей издалека, так что нынешний опыт походил на полноценный грех. Мериде стало вдруг резко недоставать своего дракона и домашнего уюта. К счастью, завтра проведут последние обряды, и все эти низменные вакханалии кончатся. Она отругала саму себя за ребячество — она же людей убивала, ради всего святого! — но расправа над той беззащитной овечкой до сих пор не давала покоя. Отмахнувшись от странного чувства вины, она позволила Иккингу вывести себя на свежий воздух. Хотя свежим его можно было назвать с большой натяжкой — он пропитался кровью, потом и мужским семенем. Заметив зеленеющее лицо девушки, спутник потянул её за запястье к высоким горным склонам к ближайшему уступу или, быть может, даже вершине. — Ну же, дорогая жена, — поддразнил он. — Забудем о крови. Она уже начинала ненавидеть это слово, простое короткое слово, которое так много значило для его людей. Кровь — отданная, принятая, пожертвованная, забранная — была мерзкой вещью, и как перестать о ней слышать, она не знала. Они добрались до уступов и сели, глядя на горизонт, туманные линии в месте встречи океана с небом, и Мериде снова захотелось проследить их на сверкающей жемчужине Соласте. Она чувствовала себя разбитой от этой праздничной недели, высушенной изнутри и снаружи от почти постоянного внимания Иккинга и мероприятий, в которых они все участвовали, церемоний, на которых через силу сидела и улыбалась. Она привыкла играть свою роль, даже когда это казалось невыносимым, но этот безостановочный хоровод из глаз и ожиданий только усиливал желание вернуться домой: к очагу, к кухне, к кровати с одеялами, к шаркающим и фыркающим Огонькам. — О, не терпится оказаться дома! — Иккинг потянулся, и спина смачно хрустнула. — Это всегда тянется так долго… Мерида согласно угукнула. — Но завтра мы уже вернёмся в хижину, — он свесил ноги с края. — Нам понадобится очень длинный полёт. — Да, — заверила девушка, подбираясь ближе к нему. — Только неделя прошла, а у меня такое чувство, что целая вечность. Тебе так тоже кажется? Она кивнула: — Я скучаю по дому и драконам. — Д-да, — он мило покраснел. — Я тоже. — Земля твёрдая. — Чистая правда. — Здесь пахнет. — Знаю. — Эти шатры ничего не закрывают. — Можно подумать, ими вообще пользуются. Принцесса покосилась на него: — Нас. — Ну-у, — Иккинг закашлялся от смеха. — Может, и так. — Это твоя работа. — Скажешь тоже, делать мне больше нечего! Ну а что оставалось, если ты сама провоцировала?.. — Глупый муж, — просто перебила она, и юноша засмеялся. Она не стыдилась того, что провоцировала. — В курсе. Завтра всё закончится. — Нужно будет идти пешком, — вздохнула Мерида. — Да уж, — Иккинг расслабленно откинулся назад. Она легла рядом, уткнувшись ему в плечо с умиротворённым вздохом. Его прикосновения были спокойными, привычными и не настойчивыми, как когда они устало обнимались после занятия любовью. Он провёл подушечками пальцев вдоль её руки и испустил зевок, лениво наблюдая с ней за плывущими облаками. — Знаешь, — негромко прервал молчание Иккинг. — Летом, когда всё немного устаканится, мы могли бы попутешествовать…. — Хм? — У меня на карте целый свет. Ты сможешь увидеть много других драконов, узнать их так же хорошо, как я. И, ну… Мерида подняла на него глаза, но он смотрел лишь на небо. — Можем и в Данброх слетать, проверить драконов, увидеться с твоей семьёй. Она не смогла не напрячься, и юноша наконец перевёл на неё взгляд: — Я… я хочу, чтобы ты знала — ты здесь не заложница. Мы с тобой партнёры, мы можем пойти куда захотим. Отец будет править ещё как минимум десять лет, так что у нас есть время познать мир и… друг друга, прежде чем осесть окончательно. Вдобавок ты скучаешь по братикам. Они не должны всё время расти без тебя и забывать. Да и ты не обязана полностью отказываться от родного языка и наследия. Я не настолько ревнивый, — он издал смешок, — могу тобой и поделиться. — Ты… пустил бы меня? — несмотря на все возможные опасности. Иккинг дёрнул плечом: — Богиня благословила тебя, Мерида. Тебе суждено было попасть сюда, и я верю, что ты всегда вернёшься. Она подавила вскрик и рыдания. — Я... — Эй, — юноша приподнялся, уложив её голову себе на грудь. — Если ты не готова, ничего страшного. Дома я принесу тебе пергамента, напишешь ещё писем, получишь побольше рисунков и подумаешь, уверена ты или нет. Если нет, — он резко выдохнул, — я просто сам выберу, с чего начнём, а там посмотрим. Как тебе такое? Мерида кивнула, хотя от волнения сжалось горло и спина от страха заледенела. Если мама вбила себе в голову нечто ужасное, один бог знает, что она могла сделать с оставленными Олухом поселенцами. Сможет ли она утихомирить мужа до того, как он донесёт всё конунгу? Сможет ли убедить его, что понятия о намерениях королевы касательно его племени не имела? Теперь и её племени тоже. Часть её затряслась при осознании того, что она отдаёт предпочтение одному народу перед другим в попытке защитить мать. Она ещё не получила ответа от лорда Макинтоша, но надеялась, что скоро получит, и тогда уже точно нужно будет поговорить с Иккингом и, возможно, со Стоиком о сложившейся ситуации. Если Элинор напала на форпост викингов, её задача — вмешаться и позаботиться о том, чтобы её семью не свергли и ещё больше не обесчестили. «Я соблюдала правила!», — закричала более юная её сторона. Она всё ещё искала баланс. Она не должна была сравнивать два народа, оценивать кого-то выше, но как было этого не делать? Олуховчане проявляли к ней жестокость, били её, не доверяли ей, но она отвоевала своё место как воин и дорожила заслуженным венцом воительницы куда больше, чем сломанной, погнутой и похожей на выронившие что-то руки короной, которую до сих пор хранила в сундуке. В Хайленде её всегда считали чересчур странной, чтобы до конца вписаться. Долгое время она полагала, что ей чего-то не хватает, а оказалось, что из своего замка она давно выросла и оставалось только ждать, когда придёт суженый — Драконий Король. Мысль, что ты был рождён для кого-то другого, обескураживала. Она всегда принадлежала только себе и очень этим гордилась, но он предложил ей спасение, о котором она и не мечтала. Он не вскрыл её в надежде отыскать мягкость под бронёй свирепости, но вдохнул знание, что любит её всю целиком. — Мер? — Иккинг коснулся губами её виска. — Всё хорошо? Девушка поёжилась. — Холодно, муж. — Тогда давай согрею, — он снова опустился на спину и обернул её тело руками. Мерида увидела, как падает ему на грудь слезинка. «Пожалуйста, Фрейя, услышь меня ещё раз — не дай ему бросить меня, не дай ему меня ненавидеть, не дай ему умереть». Ворон над ними каркнул два раза, а потом скрылся и оставил после лишь тишину.