Захваченная

Одно бледное существо смотрело на другое, что без особых усилий скакало на водяном коне. Становиться невидимым Ледяному Джеку удавалось очень недурно — этот талант ему достался с момента перерождения в бело-жёлтом свете луны. Подлетать чересчур близко к священному острову он не осмелился, но всё же узрел колыщущиеся на ветру пшеничные волосы. Как только он нашёл её, уже не мог потерять. Его всегда манил холод: полюсы, буйные порывистые ветра и происходившие в небе большие электрические движения взывали к нему, словно свет маяка. Приди, говорили они, приди и принеси с собой всё, что ты есть. И когда он пришёл, принёс с собой бури, снег и лёд, которые обрушились на избы и замки. Он был продолжением природы, воплощением погоды, и его вечно призывали в то или иное место. В более юные годы, когда он был человечнее, когда ещё помнил, каково быть человеком, то противился зову и пытался остаться на родине. Но Луна отказала ему и одной ночью его унёс Ветер, — дух стихии, которого она называла Гейлом — а очнулся он уже в Сибири. Десятилетиями его сковывал страх, пока не озарило: он бесконечен, безвременен и безграничен. В один год он погубил тысячи людей, практически устроив второй Ледниковый период, лишь для того, чтобы выразить Луне свой гнев как положено. Но она хранила молчание. Глядя на край синеватого ногтя, он боролся с усмешкой. «Я раскусил тебя, дурацкая изменчивая каменюга». Ещё одна ледяная стихия, ещё один получеловек, существо, не просто подобное ему, но и превосходящее его. У неё остались семья, воспоминания, узы, а теперь прибавился ещё и контроль над другими стихиями. И всё же они отличались: она была заточена на своём острове, присматривая за общим с семьёй прошлым до конца времён. Она пока не понимала, что натворила Луна, на что обрекла её. Зато понимал он и готов был освободить её из неволи и от себя самой. Он поможет ей оказать сопротивление, иначе она навеки увязнет в чёрных песках Ахтохаллэна как защитница, кастелян. Когда он приземлился перед ней, трещина в тёмном льду ушла на метр в глубину бурлящего океана, и лошадь отпрянула назад, словно готовясь с разбегу затоптать его. Всадница судорожно вдохнула, но удерживала рвавшегося вперёд скакуна. Взмах посоха — и водяной зверь рассыпался на утонувшие в воде капли, а её опорой остался его лёд. — Ты что себе позволяешь, Ледяной Джек?! — процедила Эльза. — Как ты смеешь?! — Спокойнее, королева, — издевался он. — Через пару минут будет как новенький. Мне всего лишь нужно было твоё внимание целиком. Эльза злобно сузила глаза: — Ты не можешь бесцельно парить и делать всё что вздумается! — Почему же не могу? — дух лениво прокрутил посох. — Почему мы не можем? — О чём ты? Ты хочешь мне что-то сказать? — вмиг поменялась в лице уроженка Эренделла. — Ты что-то видел? У тебя есть новости? Это касается моей семьи? — Уймись! Всё в своё время, клянусь. Она в самом деле унялась, но потом досадно зарычала. Звук был такой занятный, что Джек постарался запечатлеть его в памяти. — Тогда в чём дело?! — Хотел спросить, слышала ли ты что-нибудь о Луноликом. — Луно… — Эльза закатила глаза. — Ты слишком много времени провёл в одиночестве, Джек. То, что ты обращаешься к астрономическим объектам, ещё не делает их живыми. — Слишком сложные слова для такого бедного, необразованного создания, как я, милочка… — ледяной дух со стуком упёр посох между ними. — Тем не менее послушай сюда: однажды — может, совсем скоро, может, к смерти твоей семьи, а может, через сотни лет — тебя настигнут. Привяжут к этому острову, запрут защищать магию, и ты больше никогда не познаешь свободы. Если хочешь её... Джек дразнил девушку близостью, подлетая так, чтобы его губы едва-едва не задевали её, и наслаждался видом затрепетавших ресниц, когда она вскинула подбородок. Он запрещал себе ухмыляться, хотя всё существо захлестнула волна триумфа от того, что он хоть на капельку растопил холод Ледяной Королевы. — Пойдём со мной. Эльза отшатнулась, её сила ударила воду под ногами. Его лёд засиял голубым светом, который странным образом дополнял барвинковые переливы её льда, хоть между ними была чёткая граница. Его — с острыми углами, грубой работы, наскоро созданный для разрушения. Её же напоминал снежинку, прекрасную в своей нежности и в то же время строгости и требовательности. — С тобой? — фыркнув, переспросила она. — Куда? Джек беспечно тряхнул плечами: — Куда угодно. Хоть на край света. Мы идём туда, где есть лёд, а у тебя его в избытке. Ты когда-нибудь видела Геллеспонт? Мы сможем там в один щелчок всё заморозить и танцевать между мирами. А что скажешь о дальних островах? Где люди сильные, а их мечи перековывают и затачивают тысячу раз, пока они не разрубят тебя пополам одним махом. И на севере ещё столько мест… Отведу и к полюсам, если захочешь. — Ты серьёзно? — замигала Эльза. — Клянусь солнцем, морем и звёздами. — Джек… — она сцепила пальцы. Её плечи были опущены, но напряжены. Царственная и погружённая в себя, совсем не такая, какой могла бы быть. — У меня здесь жизнь, семья. Моя сестра ещё только учится ступать по надлежащему пути и вести за собой родню. Я должна оберегать их и Эренделл от всех бед. — Разве ты не видишь? — дух чувствовал, как лёд вокруг разрастается, пытаясь обернуть её, приблизить. — Он этого и добивается. Если решишь остаться, в конце концов не сможешь уйти! Луна привяжет тебя к прошлому, к этому острову, и далеко ты не уйдёшь, если не начнёшь исчезать! Эльза посмотрела на него с холодом: — Если и так, это будет мой выбор. Я смогу приглядывать за племянниками, а потом и внучатыми. Смогу всегда защищать семью и дом. — Но ты исчезнешь, Эльза! — это никак не могло до неё дойти. — Твои силы, твоя человечность, твои душа и тело — всё начнёт утекать, пока не превратишься в тень, призрак, совсем как!.. Он замолчал, будто переводя дыхание. — Ты? — тихо и печально закончила Эльза. — Джек… тебя… вижу только я? — Нет, — ответил без промедлений. — Такие, как мы, могут нас видеть. Элементали, духи, Хранители. Но все они далеко, разбросаны по всему миру, и не ищут себе подобных. Мне потребовался не один десяток лет, чтобы найти север, но сейчас не об этом! — помотал головой. — Эльза, ты на этом острове застрянешь. Одна, без родных, невидимая и незаметная. Не с кем поговорить, некуда податься, лишь тонуть в воспоминаниях и потерях. Пойдём же со мной, — он протянул руку, не обращая внимания на недовольно завывающий Ветер. — Десять лет, может, чуть дольше, и сможешь ненадолго вернуться. А спустя несколько столетий земля избавит тебя от пут. — Джек, — в её взгляде была та же грусть, что в голосе. — У меня останется семья и память о ней… Две вещи, которые я поклялась защищать любой ценой. А мир… — она тоскливо вздохнула и улыбнулась, глядя на чёрный океан, почти сливавшийся с ночным небом. — Не пойми неправильно, всё это очень заманчиво… Но уходить и растрачивать данное мне с ними время? Ледяной Джек почти слышал, как Луна покатывается со смеху. — Я бы не посмела. — Пожалуйста, — он уже и забыл, когда последний раз произносил это слово. — Сделай это для себя, не меня. Не обрекай себя на одиночество. Эльза сияла, как солнце на снегу, вся золотисто-белая и с ослепительной улыбкой. — О Джек, — она покачала головой и взяла его за руку. — Как я могу быть одна, зная, что где-то есть ты? «Зная, что ты всегда сможешь вернуться ко мне?». Он поцеловал её с напором урагана, со всей накопившейся в крови опасностью — резко, неистово, требовательно. Она была лучше снега, лучше холода, лучше пурги. Она была поцелуем смерти, теплом в конце переохлаждения, безвременьем спячки, дававшим жизнь через неподвижность. Чуть наклонив голову, она схватилась за тряпьё, бывшее когда-то туникой, и та порвалась под кончиками пальцев, но ему было плевать. Вдруг что-то пронзило его, и он ахнул, а она принялась извиняться. — Моя сила!.. — Эльза оттолкнула его. — Я заморожу твоё сердце! Однако оно билось, но теперь быстрее, и Джек вновь почувствовал адреналин, почувствовал себя более живым, почувствовал тепло. — Нельзя заморозить то, что уже замёрзло, — засмеялся он и притянул её обратно, чтобы слышала его сбивчивый пульс. — Скорее уж ты меня взбодрила! Эльза, опасная королева, чудовищная принцесса, неверяще рассматривала свои руки. Она выстраивала дворцы, создавала одежду, оживляла снег, но никогда так не гордилась собственным трудом, как в этот миг. — Пойдём со мной в Эренделл, — девушка шутливо ковырнула дырку на чужой одёжке. — Думаю… синий будет в самый раз. Джек выгнул бровь: — Устроите мне чудесное преображение, Ваше Величество? — У короля-консорта одежды не может быть слишком много, — с забавой сказала она. — Но абсолютно точно может быть наоборот… — Консорта? — иноземное слово обволокло язык, как новый вкус сладкой конфеты. — Да, — негромко подтвердила Эльза. — Невидимый король-консорт для мифической королевы. Наверняка сестра прикажет кому-то написать о нас историю. — Нас? — опять повторил Джек, открыв рот. Она коснулась его щеки. — Я не одна, Ледяной Джек. И ты тоже, если согласишься. Он поймал себя на безмолвном кивке, убедившись, что рот больше не разинут. — Тогда домой в Эренделл, — на этот раз Эльза сама протянула ему руку, зовя в своё путешествие. — Хорошо, — Джек принял её, и ладонь его на ощупь была тёплой. — Домой. Ветер поднял обоих вверх, но даже сквозь свист в ушах во время полёта пробивался её смех.

***

Во тьме, склонив головы и надвинув капюшоны, двигались четыре фигуры. Один держал факел, освещавший дорогу ровно настолько, чтобы не споткнуться о камни и ветки в застилавшем долину тумане. Вскоре они добрались до мелководного причала. Скрип качавшихся на воде ладей заглушал их слова. Там уже ждали двое драконов и их наездники. — Благодарю вас, — Мерида велела себе не всхлипывать. — Вы проделали такой длинный путь, чтобы спасти меня. Я этого не забуду. Макгаффин кивнул: — С такими сюзеренами, как Фергус и Элинор… ты сейчас для нас главнее. — Да, — сказал Макинтош. — Королева и жена вождя Данброха и Олуха Мерида. Она сдержала громкий смех: — Длинновато, не находите? — Мы над этим поработаем, — его тонкие губы непривычно изогнулись, добавляя морщинок. — Постарайтесь, — прыснула девушка. — Мерида, — как можно тактичнее вмешался Иккинг. — Пора. Она смахнула слёзы. Приход лордов был первой выпавшей ей возможностью добросовестно пообщаться на родном языке, выражая свои чувства, шутя и рассказывая истории без дёрганых жестов и поиска подходящих слов. Малком и Логан принесли с собой тёплый ветерок родных земель, где вереск, озеро и бережно хранимые воспоминания. Тяжело было снова расставаться перед неведомым будущим. — Мой муж тоже вам благодарен, — слегка приукрасила Мерида, — за сведения, риск и жертву. Иккинг вёл себя вполне доброжелательно, но чаще всего был отстранённым и оставлял компанию наедине, избавляя от необходимости пояснять себе, что в той или иной фразе смешного. Он с терпимостью относился к их пребыванию в доме и держался в стороне вместе с драконами, но под маской невозмутимости отчётливо виднелась ярость: он не перестал злиться на Элинор и её приспешников. Нарушение клятвы для викинга приравнивалось к убийству и означало позорною смерть доверия. Юноша чувствовал, что в ответе за содеянное Данброхом, а ведь сведения он только начал собирать. — В следующий раз привезём тебе твой тартан, да? — у Малкома глаза тоже подозрительно блестели, но трудно было сказать наверняка при тусклом свете одного-единственного языка пламени. — Было бы чудесно, — прошептала Мерида, тронутая их возможным возвращением. — У меня есть гобелен и папин меч, но спрятанные в надёжном месте. Хотелось бы чего-то поближе к сердцу. — Тогда возьмём побольше, — кивнул Логан. — Чтобы хватило укрыть толстый зад твоего отца! Она засмеялась, пустив слезу. Мужчины обменялись тёплыми взглядами, затем скрестили на груди руки и встали на колени. Не изящный и жеманный поклон её народа или короткий кивок народа Иккинга, но смесь обоих. Принцесса растрогалась ещё больше. — Надеюсь, однажды мы свидимся вновь, Мерида Храбрая. Они встали, и девушка обняла обоих за шею. — Берегите себя, ладно? — взмолилась. — И будьте начеку, ведь мама всегда на три шага впереди. — Непременно, — двинул подбородком Малком. — Девочка, — кашлянул Логан. — Хочу, чтоб ты знала… я… ну, я горжусь тобой. И был горд раньше зваться твоей роднёй, пусть только на миг. Мерида обняла его ещё раз, сжав едва не со всей силы. — Вы и так моя родня. Вы оба. И… вы же знаете, что я любила его? Йена. Правда любила. — Знаю, — слеза скатилась по его щеке. — Мерида, мне очень жаль, — вздохнул Иккинг позади. Она прекрасно знала, какое у него сейчас лицо: то же твёрдое отчаяние, что и в день, когда он увозил её из дома на Беззубике. — Но им нужно лететь. — Да знаю я! — невольно огрызнулась девушка. — Ступайте. Вас здесь никогда не было. Вы меня не видели. Мы ничего не знаем. Вперёд! Она стала рядом с мужем, и тот кивнул лордам: — Спасибо. Всего вам доброго и долгих лет жизни. — Если ты имеешь к этому какое-то отношение, я надеюсь, что так оно и будет, — по-гэльски съязвил понявший его Малком и бросил другу: — Давай, старый козёл, в путь. Барс и Вепрь по-дурацки переплетали шеи, а Кривоклык от нетерпения выпускал из ноздрей огромные клубы дыма. — До свидания, — шепнула Мерида ветру, когда путники скрылись за облачной пеленой. — Надеюсь, ещё встретимся... Иккинг, ещё раз вздохнув, развернулся, и она пошла за ним той же дорогой, что пришла.

***

— Красотка, не то чтобы я говорю тебе, что делать, — примирительно говорил бывший вор своей разозлённой возлюбленной, шагая за ней по начищенному коридору замка. От эха стука её каблуков у обоих уже трещала голова. — Прошу, послушай меня... Рапунцель! — Хватит, Юджин! — пропыхтела она. — Нет, это не тот случай, когда можно просто отмахнуться, это серьёзно! — Я прекрасно знаю, что серьёзно! — они не были склонны к повышенным тонам, но Рапунцель росла в башне, где услышать могли только Готель да хамелеон. Он же рос в тесноте с кучей других ребят и знал, что у каждой стены есть уши. — Эй!.. Эй! — поравнявшись с девушкой, Юджин взял её за руку и потянул в небольшую комнату, стоически терпя царапания. — Прости, прости! Рапунцель очень не любила, когда её куда-то тащили. Так всегда делала Готель: тянула, толкала и не терпела никаких возражений. — Не делай так! — зашипела она. — Прости, но мы не можем прямо там устраивать сцену, ты же понимаешь, — комната оказалась нежилыми на вид покоями, которы, наверное, использовали для знатных гостей. — Услышат. Принцесса сложила руки и скинула неудобную обувь — целясь преимущественно в него. — Я не хочу ссориться. — И я не хочу, — с пылом согласился Юджин. — Но Красотка! Викинги, драконы, лорды Альбы, Безумные Королевы и Эренделл вишенкой на торте! Это худшая идея, что я слышал! А я ведь украл твою корону из дворца и считал это блестящим планом! — И что теперь? — резко двинула плечами Рапунцель. — Запираем ворота и отсиживаемся? Я когда-нибудь стану королевой, а ты — королём! — Да, но я, помимо этого, здесь, чтобы помогать тебе, направлять и поддерживать. — Так почему сейчас не поддержишь? Почему сомневаешься во мне? — В тебе я не сомневаюсь. Ты будешь... прекрасной королевой, удивительной! Я обо всех неизвестных факторах, о том, что нельзя учесть, обо всём неопознанном. Драконы, неуравновешенные женщины с!.. — он покрутил пальцем, — ледяной магией! Месть, ненависть... острые мечи, топоры, луки и стрелы! Рапунцель возвела глаза к потолку: — Перестань, Юджин. Ты не хуже меня знаешь, что Эльза может себя контролировать и то, что произошло тогда, — ужасная ошибка. Молодой человек всплеснул руками: — Но что дракону сделает твоя сковородка? Даст тебя с удобством зажарить?! — С этим нужно разобраться, — она растёрла ноющие виски. — И на чём-то сойтись, как команда. — Мы и есть команда. — Тогда почему!.. — девушка стала нервно теребить пальцы, — ты не на моей стороне?! — Здесь нет никаких сторон, Рапунцель. Команда не борется сама с собой. Мы вместе против проблемы. А проблема в том, что мы с собой не берём ничего, кроме доброй воли и надежды не застрять в разборках дюжины других за каменными стенами в тысяче миль от дома. — Соглашение нас защитит! Нам не причинят вреда, мы не развяжем войну!.. — Ты можешь говорить за всех? — с вызовом спросил Юджин. — Никто не уходит с намерением расстаться с жизнью, но этим заканчиваются иногда даже самые продуманные планы! Захват, плен, побои, пытки, потом петля на шее. На милосердие или капитуляцию сильно рассчитывать не стоит. Викинги — народ неразвитый, дикари, демоны. Я узнавал трёх-четырёх, которые и сюда добрались, — неуступчивые в бою, не боятся боли, не брезгуют насилием. Ни я, ни ты с такими, как они, не сталкивались. — Но они ведь тоже не ищут войны. Они хотят мира, как все мы. Почему не посодействовать в заключении лучших торговых сделок вместо матери и отца? — Потому что в жизни не всё так, как в договорах, книгах и свитках твоего отца, Красотка! — он старался не закипать. — О мире говорят так, будто он прямо под носом и его можно выбрать в любое время. Но мир — это труд, тяжёлый труд, и зачастую поддерживать его гораздо сложнее. — Не говори со мной свысока! — вспылила Рапунцель. — Я читала!.. — А я через это жил! Куда, думаешь, делась моя семья? На отдых уехала?! Принцесса резко замолчала, подрагивая от эмоций. Оба запыхались после громких споров. — Рапунцель, если мы поедем, нам нужно серьёзно подготовиться. И вооружиться не только… волосами, сковородкой и хорошими манерами. Я хочу, чтобы мы потренировались с оружием, учились какому-то искусству. Хоть на это ты можешь согласиться? Она сглотнула, кивнув отяжелевшей головой: — Конечно… У Юджина расслабленно опустились плечи. — Хвала Небесам за маленькие чудеса. — Но у нас не так много времени осталось, а мы уже столько учим… — ещё раз сглотнула Рапунцель. — Я попытаюсь ради тебя, но не знаю, будет ли от меня толк… — Не волнуйся, основной груз я возьму на себя, но... С ножом же не запутаешься, каким концом колоть? — Н-нет... — вяло ответила она и шмыгнула носом. — Как я устала, Юджин... — Я знаю, — он подошёл к ней и заключил в объятия. — О моя милая, бедная пропавшая принцесса... Мне жаль, очень жаль. Хотел бы я облегчить твою ношу и взвалить всё на свои плечи. Я стараюсь быть полезным как могу, но этого не достаточно. — Ты очень помогаешь, Юджин, — прогундосила девушка в его камзол. — Всегда рядом. Носишь эти смешные наряды, учишься этикету, манерам, грации, как вести переговоры, чего делать, а чего не делать. Читаешь много-много часов подряд… У меня уже, наверное, не одну неделю не было свободной минутки. А вот это уже похоже на лазейку. И кто потом посмеет обвинить Юджина Фитцерберта в том, что он не цепляется за любую возможность? — Давай возьмём выходной! — предложил он, схватив её за плечи. — Что? — принцесса невесело хохотнула. — Ох, Юджин, я бы хотела, но… — Что мешает? Книги могут денёк подождать. Нам необходимо выйти за пределы стен. — Нет, нет, — вздохнула она. — У нас есть дела. — У нас всегда будут дела! Иногда, чтобы всё сделать правильно, нужно и о себе позаботиться. Ты всерьёз думаешь, что сейчас сможешь ими заняться? Рапунцель подняла на него утомлённые красные глаза. Она выглядела осунувшейся и поникшей, как подсолнух после восхода луны. — Нет… не думаю. Я и крохотную долю вряд ли выполню. — Тогда надо уделить время себе. Предлагаю, — прервал Юджин последовавшие возражения, — взять Максимуса и поехать в лес. Прихватим вина, сыру, хлеба и… просто посидим! Отдохнём на солнышке и побудем немного самими собой. Принцесса захлопала тронутыми влагой ресницами и ответила самым категоричным отказом: — Ну не знаю… — Ну же, Рапунцель, пошли. Вернёмся через пару часиков, потом твой отец сделает это своё грозное лицо и полчаса за ужином будет читать нам нотации о том, что нельзя никуда уходить, никого не уведомив, и мы завалимся спать, чтобы позже встретить новый день. — Я… Я… — девушка прислонилась к нему. — Хорошо… да. — Да? — он приподнял за подбородок её сравнимое с цветком в снегу лицо. — Да? — Да, — широко улыбнулась она. — Пошли. На этот раз Юджин взял её за руку на порядок нежнее и вывел через чёрные входы на солнце. Рапунцель, улыбаясь, запрокинула голову и полной грудью вдохнула тёплый весенний прилив. Она сияла, как чистое золото; как самые ценные переплёты в библиотеке, украшенные жидкой позолотой; как фамильные короны, инкрустированные редчайшими драгоценными камнями; как солнце. Нет, не так, подумал Юджин: она и есть солнце, а он — цветок, который следует по намеченному ею пути.

***

Иккинг с удовлетворённой улыбкой сдвинул сварочный шлем на макушку и вытер пот со лба. Беззубик, дыхание у которого слегка сбилось, отхаркнул крошечный дымящийся кусочек плазмы. Моргнув, дракон размашисто облизнулся и приблизился к наезднику, вместе с ним осматривая законченную работу. — Ну, брат, — обратился к нему юноша. — Понравится Мериде, как считаешь? Зверь с пыхтеньем кивнул, как бы говоря «вазможна». — Что, думаешь, ты бы лучше сделал? Да будет тебе известно, — взывал Иккинг вслед, когда Беззубик начал удаляться, — чешуя у твоей пассии вдвое толще, чем у тебя! К этой печальной истине в процессе прибавилось то, что верхний слой по составу напоминал мельчайшие песчинки, которые должны были образовывать своего рода рисунок, иначе маскировка не срабатывала. Некоторые детали пришлось использовать многократно, и в целом на изготовление ушло в три раза больше времени, чем на его собственную броню, но конечный результат того стоил. — Подойди-ка, девочка, — привлёк он внимание Соласты, которую ранее позвал свистом. Та была в полудрёме, с опущенными у краёв глаз веками, и наслаждалась свободным от птенцов временем. Иккинг ей по-прежнему не очень-то нравился, но она привыкла к его компании и спокойно относилась к его близости к своим детям и наезднице. Похоже, смирилась с тем, что он — часть её обозримого будущего, так что ей ничего не оставалось, кроме как закатывать ясные глаза и продолжать жить. — Не возражаешь, если я кое-что проверю? Юноша положил последний элемент — шлем — на драконью спину, и она, вздрогнув от неожиданности, дала волю способности становиться практически полностью невидимой. Шлем на миг замерцал, как гаснущий огонёк, и исчез. Единственным признаком того, что на этом месте что-то есть, было слабое свечение в воздухе и на месте всегда неестественно блестевших глаз. — Ну вот! — Иккинг победно выбросил в воздух кулак. — Совсем другое дело! Убедившись, что помешанный изобретатель наконец доволен, Соласта сбросила маскировку и, полуобернувшись, задала стрекача. Он еле догнал её, чтобы вернуть шлем. Юноша присмотрелся к новому творению, на мгновение усомнившись в правильности оформления. Его доспехи соответствовали дракону: все заострённые концы, неровные грани и тёмные чешуйки, поглощавшие отовсюду свет. Её же были закруглёнными и изогнутыми, чтобы и подчёркивать тело, и дополнять дракона. Ничего подобного он раньше не мастерил. У Громгильды Астрид были шипы и бритвенно-острый клюв, у Барса Забияки — точёность и требовательность. Вначале всё вышло, казалось, само собой, и последующие изменения его потрясли. Дизайн был выполнен со всей возможной обтекаемостью, он позаботился обо всех суставах рук: плечевых, локтевых, запястных и даже большого пальца для удобства в стрельбе. На бёдрах он прикрепил утяжелители, а на коленях и щиколотках — крючки, с помощью которых можно было по-любому удержаться в седле. Шлем из общей картинки не выделялся, но назад задвигался дальше и был дополнен двумя округлостями, похожими на наросты Соласты. Свободным от чешуи местом осталась прорезь для глаз с голубым тонированным стеклом, защищавшим от солнца. Иккинг долго ломал голову над тем, как спрятать волосы и сделать наездницу абсолютно незаметной в небе, но ничего толкового не выходило. В конце концов он решил, что сами боги выступают против подобного и что это делает Мериду тем, кто она есть, поэтому права пытаться скрыть их не имел. Сомнения, конечно, не развеялись, но сейчас, видимо, сама судьба не оставляла выбора. — А, вижу, закончил наконец? — тяжело притопал Плевака. — Это... что-то другое. — Я знаю, — вздохнул Иккинг. — Наверное, Тор сделал это моими руками. — Да ладно! — кузнец со смешком стиснул его плечо. — Недурно выглядит, с Тором там или нет! — По-другому объяснить не могу, — развёл руками юноша и, достав записную книжку, показал нужную страницу с рисунком брони более громоздкой. — Сначала всё было вот так. — Нет, последняя лучше, — Плевака постучал по пергаменту крюком. — Сможет больше двигаться, больше стрелять и дольше стоять на ногах, — он кивнул сам себе. — Твой дракон постарше и предназначен для полётов подлительнее, да и привык уже тебя таскать. А она на своём летает не так долго, а та ведь недавно стала мамочкой и спасибо бы тебе за такой вес не сказала. — Правильно мыслишь, — Иккинг, который сам так глубоко не копал, потёр покрасневшую шею. — Беззубик после линьки тоже слабенький, а ей, должно быть, в два раза тяжелее. Они перевели взгляд на Фурий, исполнявших приветственный брачный танец: забегали по кругу, трижды хлопнули крыльями, потом свернулись калачиком и провалились в заслуженный сон. Иккинг слабо улыбнулся, не без зависти подумав, что Мерида ему от одного танца объятия не раскроет. Прочитав всё по его лицу, Плевака хмыкнул. — Есть у меня кое-что для тебя, — буркнул он. — Со мной, понимаешь, Валка беседовала. — В самом деле? — юноша подозревал, что больше им в вопросе удержания Олуха обратиться будет не к кому. Правой руке Стоика предстояло узнать всё об управлении деревней из, так сказать, первых рук. Старик поначалу взбесился и попытался свалить это на Эрета и даже Рыбьенога, но после всё-таки смирился. Но это не объясняло, зачем Валка обращалась к нему одна. — Сказала, что вам с женой там надо будет казаться, как это… одним целым. Мечей и доспехов хватает, но Мериде нужна своя «броня». Ну я и выковырял камушки из её короны — той, погнутой. Изумруд размером с драконий глаз, жемчужины, бриллианты — чего им лежать без дела? И после пары тяжёлых ночек и ругани, от которой даже у твоего папаши бы кровь из ушей полилась, получилось вот это. Первое, на что Иккинг обратил внимание, это подушка, на которую мастер вот это положил. А когда взгляд зацепился за саму работу, он залопотал обрывки фраз, как малолетний недоумок: — Что… Но… Как… Плевака, когда ты?.. — А теперь послушай сюда, парень, — пробрюзжал пожилой мужчина. — Чтоб я ещё хоть раз себе так голову морочил! Нужен подарок — чеши в кузню и сам спину гни! Это было ожерелье и серьги из тонкой работы серебра. Первое формой напоминало ошейник, спускавшийся по плечам и заканчивавшийся где-то между грудей. В центре сверкал и переливался изумруд — знак одобренного высшими силами положения. Извилистый и усыпанный жемчугом и драгоценными камнями металл расходился, как корни дерева. Сделанные из тех же элементов серьги представляли собой два цветка на ветках: один раскрытый, другой — ещё бутон. Словами было не описать всю сложность проработки текстуры «дерева», прожилок на листьях и лепестках. Иккинг никогда не сомневался в том, что друг — лучший кузнец на Архипелаге, но и представить не мог, что из-под того же крюка, которым его нещадно тянули за шиворот, выйдет нечто подобное. — Если... — он сглотнул. — Если она это получит, то только от тебя. — Не-не-не! — Плевака стал всучивать подушку ему. — Тебе ж надо!.. — Мои семейные проблемы не решат украшения, — нервно хохотнул юноша. — Мерида тоскует и переживает за своих людей. Если она увидит, что ты сделал это, увидит и что здесь её любят и она не одна, — он упёрся в рабочий стол бедром. — Я хотел дать лордам задержаться, но... Мы с ней оба знали, что у них нет выбора. Те немногие, кто их видел, уже забыли, волноваться стоит только о Задираке и Сморкале. — И ты был злой, — заметил Плевака. — Не отрицай. — И не собирался, — он потёр лоб. — Клятву нарушили. — Клятвопреступники должны заплатить, — почти торжественно поддакнул наставник. — Так что мне, — Иккинг поднял и опустил клещи, пытаясь отвлечь себя ненужной перестановкой, — убить её мать, отца, братьев? — Мы это уже проходили, — вздохнул Плевака. — Всё, что нужно, сделает твой отец. Просто смирись. — Не могу! — он схватился за стол, вглядываясь в образовавшиеся за годы сколы и вмятины. — Я верил в то, что маму унёс дракон, и мне снились кошмары, хотя я ничего не видел! А дети, которые вообще права голоса не имеют? Что я ей скажу? Как я ей объясню? Как я смогу спать по ночам? — Что тут объяснять? Она знает, что за свой поступок её семья должна понести наказание. — И готова была сделать это самолично! — знакомый клубок ненависти и страха связал рёбра в достойные паруса узлы. — Она уже всем ради них пожертвовала. И вот чем они ей отплатили! — И тебе. — Да, но!.. — Иккинг повернулся вокруг своей оси и со свистом втянул носом воздух, чувствуя себя больше своим драконом. — Мы уже побеждали их и сможем это сделать ещё раз. Я готов идти на жертвы, но устал просить того же от неё! Язык, дом, целая жизнь... — А взамен — любящий муж, преданный дракон, друзья, товарищи. Не думай, что у неё здесь ничего нет. Даже ничем не жертвуя, она готова бороться за то, что любит. Она ж тебя выбрала. — И любит, хотя ей бы и хотелось обратного, — оттянул вихры юноша. — Ох, сынок, — прыснул кузнец, — любовь — сплошные неудобства. Представь себе, чтобы никто от неё не страдал! Какого величия бы мы достигли, какие стремления у нас бы были, если бы никто не отвлекал. Но тогда представь мир без страсти, искусства и убийственного вожделения. — Ты прав. Как и всегда. — Не забывай об этом! Иккинг уже собрался ответить какой-то колкостью, но в дверь вдруг постучали, и та открылась, явив одетую в изумрудно-зелёный цвет Мериду. — Уже поздно, муж, — проворчала она. — Я ждала тебя к ужину. Её желудок в подтверждение пугающе запел, и девушка, покраснев, накрыла его руками. Удержавшись от смеха, Иккинг потянулся к ней. — Извини, работал и не следил за временем. Принцесса возвела очи горе: — Работал или прятался? — Работал, клянусь. Только закончил. Хочешь посмотреть? Мерида равнодушно повела плечами. С отъезда лордов прошла уже неделя, но она до сих пор была сердита и разочарована. Глубоко в душе она понимала, что не имеет права перекладывать всю вину на него, но долго выдерживать её в расстроенных чувствах никто больше и не мог. При виде брони девушка не смогла не оттаять немного, хотя и старалась излишнего одобрения не показывать. Иккинг сбоку от неё увлечённо объяснял принцип работы, рассказывал о маскировочных способностях и о том, что позже нужно будет всё опробовать. Она слушала вполуха, не скрывая своей незаинтересованности, и осматривала сброшенные недели две назад чешуйки. Было, мягко говоря, тревожно лицезреть, как все звери начинают сбрасывать их целыми горстями, а потом и кожу — по её от этого мурашки бежали. Но Иккинг умел устроить всё так, что его творения хотелось носить. Рука тут же потянулась к подаренному в день свадьбы кулону. В какой-то момент супруг перестал трещать, и у неё расширились глаза, когда дошло, что он чего-то ждёт. — Очень… мило, — наконец выдала Мерида, и его подавленный вид был как ножом по сердцу. Вся её жизнь была как ножом по сердцу. — Но жаль, что мне это понадобилось. Война становится более вероятной, когда к ней готовишься. — Она не только для войны, в ней можно летать! — Иккинг накрыл руками её плечи. — Понимаю, на что это похоже, но я хочу, чтобы ты всегда была под защитой, даже если меня не будет рядом. Говорил совсем как отец, вручавший ей меч и доспехи для будущей битвы с северянами: «Знаю, мне не остановить тебя, моя храбрая девочка, поэтому ты будешь под моей защитой, даже если я не буду стоять рядом с тобой». С какой гордостью она облачилась в них в первый раз. То, как они упрочняли и заостряли тело даже в самых мягких участках, приводило её в восхищение. Когда солнце падало на отполированные до блеска пластины, она чувствовала себя потусторонней, опасной и властной. Надев их в пятый раз, она подустала, но не растратила уверенности. В двадцатый уже и видеть их не могла. Как только война закончилась и её обручили, она свалила их в кучу, как кормёжку для снующих по полю сечи воронов и псов. (И совсем по ним не скучала). Эти доспехи были чем-то новым, но в то же время ещё одной вещью из прошлой жизни, которую муж заменил своими умелыми руками. Сделанные по схожему образцу, но мягкие, как кожа, и легко облегали тело. Сочетались и с её драконом, и с тёмной бронёй из чешуи Беззубика. Она пощупала дополнения на голове — очень похожие на приростки Соласты, но немного оттянутые назад, чтобы придать шлему более изящную форму. Осмысленно и продуманно, как и всё, что он создавал для неё. Он не торопясь изготовил то, что будет принадлежать ей и только ей, что не имеет аналогов, и принял во внимание её излюбленное оружие. Такая забота трогала и одновременно вызывала боль под рёбрами, словно её выпотрошили и она стала полой. Мерида попробовала улыбнуться, но вышло криво и натянуто. Иккинг застыл на месте с кислым лицом и, нахмурившись, опустил взгляд на броню, что держал в руках. — Не нравится? — Я не хочу это брать, — сразу ответила она и виновато поморщилась от появившейся на его лице обиды. — Ты всё делаешь безупречно, но я не хочу больше воевать. Я не хочу использовать это против своей семьи или… Слово «тебя» приземлилось меж ними, как заряд катапульты, и Иккинг так резко выкрутил шею, что послышался щелчок. — Что? — Ну ла-а-адно, — Плевака встал со стула и замахал руками. — Пойду-ка я… э-э… в Большой Зал… Гляну, что на ужин… Иккинг, который не услышал ни его, ни закрывшейся двери, повернулся к жене всем телом. Мерида не отрывала глаз от стола, сверля ими кучу инструментов. Он понимал её проблемы и боль, но полагал, что она приняла решение сражаться с ним заодно и не откажется от своих слов. «Она не может. Не стала бы! Или нет?». — О чём ты? Девушка со вздохом покачала головой. Иккинг осторожно взял её за руку и притянул к себе так, что она еле успела выставить обе между их телами. Они выдохлись, и нарастающую тишину прерывало лишь общее неровное дыхание. — Ты сказала… — юноша сглотнул и прочистил горло. — Ты сказала, что выбрала. Выбрала меня. В храме и… дома. Ты сказала, что теперь ты со мной навсегда и не уйдёшь. Ты выбрала меня, — голос стал повышаться. — Ты выбрала меня, когда рассказала о том, что сделала твоя семья, и осталась со мной. Совсем как я выбрал тебя. — Я знаю, — кивнула Мерида. — Так ты-ты-ты… что? — вопросил он, вскинув руки вверх. — Больше ты не хочешь быть со мной? Хочешь вернуться к семье? — Я этого не говорила, — процедила она сквозь зубы. — Я просто… Это сложно, Иккинг. Так было и так есть. Неужели и будет? Неужели всегда придётся выбирать? — Нечего выбирать, — прошипел Иккинг. — Ты уже выбрала. Мерида, мы с тобой — одно целое. — Я знаю это! — рявкнула она. — Легко сказать, да трудно сделать. Ты смог бы смотреть, как погибает твоя мама? — Ты думаешь, случится именно это? — он чуть не подавился. — Я знаю, что прольётся кровь. Кто убьёт маму, ты? Или твой отец? Или Валка погибнет от рук моих людей? Или Стоик? — Мерида встала на цыпочки, чтобы выплёвывать это ему аккурат в лицо. — Заставишь меня смотреть? Заставишь принять это? И после всего будешь смотреть на меня, как раньше? — Я бы никогда так с тобой не поступил! Клянусь! — Не давай обещаний, которых не сдержишь, Иккинг! — Сдержу! Кто ты такая, чтобы говорить мне обратное?! — Ты ещё не конунг! — Мерида хлопнула ладонью по столу, и на пол полетела стружка. — Не за тобой будет последнее слово! Я не могу!.. — она, задыхаясь, всплеснула руками. — Я не могу этого сделать! — Ты указала на всего меня, — выдохнул Иккинг в закрывавшие лицо ладони. — Мерида... Мерида! — та отшатнулась от его протянутой руки. — Мы не знаем, что произойдёт. Не делай этого. Прошу, не отворачивайчя от меня. Девушка содрогнулась с головы до ног. Было видно, как она похудела за последние пару недель. Давление, холод и приготовления выжали из неё все соки. Платье сидело на плечах и бёдрах слишком свободно. Иккинг мгновенно почувствовал горящую в груди злость от того, что она не заботились о себе как следует. «Нечестно», — кипела одна его часть. — «Ничто из этого не честно». — Ты только одно мне скажи… И я… — Мерида задумчиво кивнула. — Я позволю этому случиться. Скажи, что мои братья не пострадают и… Я смогу жить с выбором родителей и тем, что грядёт, — её полные слёз глаза поднялись к потолку. — После… Иккинг открыл рот и безвольно закрыл обратно. Оставшиеся в живых после свержения три наследника мужского пола могут привести к хаосу, порождённой ненависти и кровной мести. Если отец действительно задумал убить короля и королеву, что входило в рамки его полномочий главаря Конфедерации викингов, то тройняшек оставить без внимания он не сможет. Как сын, он хотел настоять, что Стоик Обширный — вспыльчивый, но не жестокий. Но своими глазами видел, как мужчина давит драконьи яйца с недоразвитыми телами внутри и смеётся над душераздирающим хрустом костей толщиной с волосок и родительскими криками в небе. Он свернёт мальчикам шеи раньше, чем они успеют даже подумать о мести Олуху. От этого тошнило, но молчание сказало больше любых слов. — Так я и знала! — по-гэльски закричала Мерида и толкнула его в грудь, едва не повалив. — Ты бы и их убил! Убил бы моих маленьких братьев, больной ублюдок! Да через мой труп у вас это получится, клянусь тебе и всему твоему никчёмному клану! Иккинг перехватил её запястья, наперебой выплёскивая горы бранных слов. — Они невинны! — Ради Тора, Мерида, прекрати! Она не была бы собой, если бы послушалась, и дёрнула его за одну из косичек, заставив вскрикнуть от боли. — Вы не можете убить их! Я не позволю, слышишь меня?! С рыком юноша швырнул её на койку, которой частенько пользовался во времена воздушных налётов на остров, когда отец убивал, а он прятался, а потом чинил оружие до рассвета. На которой она ночевала после боя с Забиякой, когда уже не ненавидела его, но ещё не полюбила в ответ. Они в унисон переводили дух. — Не думал… — Иккинг запустил руку в волосы. — Я знал, что у тебя в семье клятвопреступники, но не думал, что ты из их числа. В конце концов мне ли идти против природы? — он фыркнул на её возмущённый выдох. — Я должен был предвидеть. С горькой усмешкой он развернулся на пятках и без раздумий оставил кузницу и супругу и взбежал вверх по холму. С ночлегом у неё маловато вариантов: либо проскользнёт домой и в постель, либо останется на месте, либо полетит в Данброх. Не признать, что он не ждёт её возвращения, было бы ложью — он всегда хотел, чтобы она была в безопасности с ним рядом, но и хотел напомнить раз и навсегда, что выбор сделан и ей теперь или придерживаться его, или отказаться окончательно. Иккинг помотал головой, разрываясь между тем, что знал и что чувствовал, и заглатывая слёзы в тишине ночи. Мерида, хлопая глазами от осознания того, что муж бросил её, таращилась на сжатые в кулаки ладони и оставшиеся на внутренней стороне восемь следов-полумесяцев. Завалившись лицом вниз на старый затхлый мешок с соломой, который когда-то служил Иккингу мягкой постелью, принцесса принялась колотить его руками и ногами, точно закативший истерику ребёнок. Сдерживая слёзы, она рычала от негодования и едва слышно поносила свои слабости и всех вокруг. Мерида правда сделала свой выбор и была счастлива провести на острове остаток жизни. Она высекла свой собственный путь, но сейчас, когда обрушила дом на головы близких, чувствовала себя Морду. Родители тоже сделали свой выбор и теперь столкнутся с последствиями, и с этим она могла почти смириться. Но братики ни в чём не были виноваты, и она готова была отдать и руку, и голову на отсечение, лишь бы обезопасить трёх принцев от Стоика Обширного и всего племени Хулиганов. Иккинг любил её и поклялся жизнью, что, чуть что случится, покинет с ней Олух. Как может он думать, что она хоть на секунду допустит, чтобы гибель братьев легла на голову вместе с короной? Если мать и может с чистой совестью ставить всю семью под угрозу, то она — нет. «Лучше умереть, чем быть такой!». Зажмурившись, Мерида снова негромко выругалась. Время, казалось, вращалось бесконечными кругами, из которых не вырваться, и от всего этого кружилась и её голова. Иккинг пытается — она отталкивает, она пытается — он принимает, потом они вдвоём принимают и сближаются, потом один снова отталкивает другого, но другой продолжает пытаться, потом они возвращаются к началу, как в вечном кошмарном сне. Она всего-навсего хотела мира, принесла жертвы ради мира, жизнь положила ради мира, только чтобы получить взамен ещё больший ужас. Как же так вышло? Девушка и не заметила, сколько уже сидит здесь и думает, пока настежь не распахнулась дверь. Плевака, притопывая единственной ногой, напевал весёлый мотив и что-то искал. Она старалась сидеть тише воды ниже травы, надеясь, что её не заметят, но на яркие локоны упал свет от фонаря. Старик озадаченно уставился на съёжившуюся в углу фигурку, которая казалась совсем юной. Кузнечные мехи давно ничего не грели, и температура без Ворчуна стремительно падала. — Какого тролля ты здесь делаешь, девочка? — пытаясь не тыкать в лицо крюком, он потянул её на ноги. Мерида промямлила какие-то оправдания и, отряхнувшись, извинилась. — Что стряслось? Где Иккинг? — Дома, — пожала плечами. — Наверное. — А ты почему не с ним? — Я… мы… поругались. Я разозлила его. — Эх, — Плевака устало накрыл рукой лоб. — Глядя на вас двоих и Стоика с Вал, я понимаю, почему сам никогда не женился. Весь этот дурдом, тяни-толкай… — он вздохнул. — Что на этот раз? Мерида опустила голову, подумывая вообще ничего не говорить. Плевака был прежде всего другом и доверенным лицом Иккинга. Она чувствовала к нему большую близость, чем к Стоику, хотя и не такую, как к Валке. — Я боюсь, что… он убьёт моих братьев. Он поглядел на неё, подняв брови, и открыто расхохотался: — Шутишь! Она с каменным лицом покачала головой. — Дитё, Иккинг не мог убить дракона, даже если тот уже был зажарен, как курица. Да, он смелый и опрометчивый, но уж больно мягкий. За всю историю таких викингов не рождалось. Ничто на этом куске дерьма, что свисает с Мирового древа, не вынудит его убивать детей. — Тогда это сделает Стоик или прикажет тебе или ещё кому-то, — прошептала Мерида. — Они — принцы пустующего трона, который требует возмездия. Иначе не выйдет. Плевака испустил новый тяжёлый вздох: — Дорогая моя, нельзя давать чему-то такому далёкому определять всё здесь и сейчас. Иккинг любит тебя больше, чем когда-либо кого-либо любил. И ради твоего блага полетел бы на Беззубике прямиком в Вальгаллу и вырвал бы Судьбу из рук норн. Сколько можно идти на поводу у страха? Принцесса замерла с открытым ртом и гневно насупилась: — Я не боюсь!.. — Боишься, — тихо поспорил мужчина, как будто ещё больше постарев на глазах, и она воздержалась от тирады. — И не зря, девочка. Этот остров не для малодушных, и ты своими поступками проявила настоящую доблесть. Но имей в виду — кое-что нельзя отменить, усекла? — Да, — она медленно качнула головой в согласии. — То, что сделал твой народ, твоя родня, — не пустячок. Это ты понимаешь? Снова кивнула. — Иккинг держит твою голову на плечах. Удерживает отца и весь Олух от того, чтобы тебя у него отняли. Он по любви это делает, но ты не должна забывать, от кого зависит твоё здесь место. Мерида закусила губу. — Можешь ходить, как мы, говорить, как мы, даже, Хель, быть благословлённой богиней, и всё равно на тебя ополчатся. Ты не отсюда родом. Иккинг — твои корни, и если хочешь вырасти большой и крепкой, то и ему должна оставить место. Это ты тоже понимаешь? От вида чужого пустого взгляда и изнурённого лица у девушки в животе скрутило от беспокойства. — Если котелок у тебя варит, — а я знаю, что варит — ты меня услышишь, — Плевака водрузил ей на плечо могучую длань, и она чудом не дрогнула. — Ты сейчас дышишь только потому, что тебя любит Иккинг. Если бы это зависело от меня, Стоика или, да, даже Валки, ты бы уже травой зарастала. Мы бы по частям привезли безголовое тело твоей негодной семейке, а черепушку бы закрепили на носу драккара. Поэтому ты делаешь вот что: ступаешь домой, в ноги падаешь, ложишься под него, как делала раньше, и угождаешь ему. Потом встанешь, приготовишь ему поесть, вылижешь дом и будешь бить себя в грудь, что сама открутишь родичам головы, только чтоб с ним остаться. Ведь так-то ты мне симпатична, Мерида, но парня я как сына люблю. И, клянусь сияющим молотом Тора, не сделаешь его счастливым до конца дней — будешь иметь дело со мной. Трясясь от бешенства, Мерида спихнула его руку. — Мне не нужна жизнь, так что не утруждай себя угрозами смертью. — Тут ты молодец, конечно, — Плевака отвернулся, начав с чем-то возиться. — Но нам с Иккингом нужна. И чтобы не расстраивать его лишний раз, откидываться не надо. Я и без этого знаю способ-другой устроить тебе Хельхейм в Мидгарде. Кузнец снова повернулся с ожерельем и серьгами в руках, и девушка, на мгновение приняв блеск металла за острое лезвие, дёрнулась. Она перевела взгляд с них на него и двинула плечами так, словно сбрасывала накидку из крапивы. — Меня не купишь побрякушками, Плевака. Такое для меня не важно. — Как будто мне не начхать. Да, я и для тебя это сделал, но в первую очередь — для Иккинга. Наденешь на сбор и будешь такой женой вождя, какой не смогла стать Валка; такой же сильной спутницей жизни, как Астрид, которая могла быть на твоём месте; таким бесстрашным лидером, каким только можешь стать. Сделаешь всё что надобно, как было раньше и как будет. Я не столько привязан к тебе, сколько уважаю, если честно. За то, что сделала, чем жертвовала и готова опять, чтобы всё было хорошо. Но на месте Стоика я бы не заставлял сына брать в жёны незнакомку, слишком это тяжко. Но теперь-то какая разница, правда? Мерида впилась взглядом в кропотливо выполненные украшения, борясь с тягой вырвать их, бросить на пол и растоптать. — Ты дома, девочка, — пробормотал Плевака, когда она неохотно застегнула ожерелье на шее. Оно весило больше, чем ещё одно тело. — Пора вести себя так, будто ты преданна одному Иккингу. Девушка продела серьги через крошечные дырки в ушах, которыми Элинор наградила её ещё в младенчестве. — И да помогут тебе боги, если ты бросишь его, как бросили мать и Астрид. Сам найду и шкуру спущу. Мерида покинула кузницу с высоко поднятой головой, решив отыскать свой путь. — Я никогда не причиню ему боли по своей воле. Не из-за всего, что он для меня сделал, и не из-за твоих угроз, а потому что люблю его. Поверь мне. Даже если придётся обрушить им на голову все королевства.