***
— Ух ты, — сказал Иккинг, обходя комнату в четвёртый раз. — Это… — Я бы сказала «они переусердствовали», — по-гэльски пробормотала Мерида, убирая их вещи. — Если бы знала, как это будет на северном. — Ты так не жила, — комментировал муж. — Я помню, как всё было в твоём замке, и ничего подобного не видел, — он поднёс к глазам занавеску со сложной вышивкой. — Это как понять? В дверь постучали, и девушка открыла трём служанкам со свечами и блюдами в руках, которые те поставили на прикроватный столик напротив пылающего камина. Поблагодарив, Мерида не без удивления уставилась на еду. — Не вздумай! — она перехватила запястье Иккинга, стоило ему потянуться за маленькой рыбкой в декоративной глубокой тарелке из серебра. — Разве что тебе разонравилось целоваться. — А что это? — полюбопытствовал он, уронив рыбу обратно. Мерида скорчила гримасу отвращения, рассмешив его: — Не помню, как называется, но запах останется в памяти навечно. Они подхарчились сыром, хлебом, фруктами и — как просили — тёплым супом, прислонившись друг к другу и потягивая кровавого оттенка вино. — Для тебя это странно? — наконец сказал Иккинг. — Вернуться сюда не такой, как... прежде? — Ну... да, — принцесса пожала плечами. — Ох и лицо было у Анны, когда я сказала, что с вами. — Так ты это сказала? — Я назвала себя викингом, — снова дёрнула плечом. — Это то, чем я являюсь, просто... не целиком. Юноша хмыкнул, почти дремая, и какое-то время они сидели в тишине. — Странноватая она, старшая сестра. Эльда? — Эльза. — Точно... Так ты тоже отказалась от короны в пользу братьев? — Я по факту была вынуждена, раз вышла за тебя, — вздохнула Мерида. — Хэммиш старший, поэтому трон достанется ему. Если Данброх к тому времени ещё будет на месте… — Будет, и они тоже, — ответил Иккинг не обинуясь. — Обет за обет. Девушка обильно запила вином просящиеся наружу слова о его склонности к невыполнимым обещаниям. — Эльзе пришлось так поступить, потому что Анна вышла замуж, — продолжила она. — Это давняя традиция, которой Данброх следовать не собирался. Но она замужем и ждёт ребёнка, потому в выполнении семейного долга превзошла сестру и достойна титула больше. — Правда? — Иккинг начал расплетать пару её косичек, принося умиротворение. — Как странно. — Может, она лучше делает своё дело. Может, Эльзе трон был не нужен, а может, не понравился ни один из женихов… Кто знает? Анна раньше не была такой честолюбивой, так что, может, к этому что-то привело. Да и муж её не королевской крови. — Откуда такая уверенность? Мерида ещё раз передёрнула плечами: — Его представили как Кристоффа. Не принца Кристоффа или хотя бы графа, или лорда. Она, наверное, вышла за него по любви, и он король только по имени, а она — правящая половина в их союзе. — У вас такие чудные обычаи, — отстранённо произнёс Иккинг, сосредоточенный на своём занятии. — Всё вертится вокруг крови, семейных древ, поколений, статусов. Если бы не Беззубик и всё, через что мы с ним прошли, я даже близко бы к наследнику вождя Олуха не подошёл. А конунга? — он фыркнул. — Того, что Олух когда-нибудь станет сердцем империи, ни я, ни отец и представить не могли. — Да, здешним людям приходилось куда проще, — вздохнула принцесса. — Им подготовили такую жизнь, но с ней приходят и… обязанности, ответственность. Я о том, что моя жизнь была распланирована ко дню, когда я стану, как мама. Задумавшись, юноша прижался лбом к её виску. — А сейчас лучше? Со мной? — Ох, мужчины с их самолюбием!.. — на родном посетовала Мерида. — Да, думаю, сейчас я намного счастливее. Иккинг чмокнул её в лоб. — Хорошо. Ещё немного помолчав, оба вздохнули и переоделись ко сну. Мерида плюхнулась на кровать и издала стон, похожий на тот, что для чужих ушей не предназначен. — Вот это я понимаю — кровать! — Я сделал тебе кровать, — вяло подметил Иккинг. Так-то оно так, но их скромное спальное место ни в какое сравнение не шло с этим облачным монстром. — Ты сделал прекрасную кровать, — Мерида перекатилась на живот, подперев руками подбородок. — Но признай, что это что-то новое. Юноша закачался на постели, как на волнах. — Если утром вдруг меня не найдёшь, поройся тут. Принцесса рассмеялась, потянув его ближе к себе, и он с оханьем рухнул на подушки. — Это немыслимо! — не переставал поражаться Иккинг, сбрасывая на пол покрытые кисточками, полосками и всякой всячиной предметы и в итоге образовав кучу размером с Беззубика. — Вот. Теперь хоть видно, где вообще сама кровать. — Ты открыл новый вид драконов, любовь моя, в виде пуховых перин, — пошутила Мерида, приподнимаясь на локтях для поцелуя. — Смейся, если угодно, принцесса, — пробормотал он в чужие губы, — но ты всё равно скучаешь по тем мехам. — Я лишь хочу сказать, — возвела глаза к потолку девушка, — что, учитывая, какой ты умелец, мог бы сделать что-то и… помягче. — И без спины остаться? — Иккинг перевернулся на свою половину. — Я уже чувствую, как утром она будет болеть. — У меня из-за тебя спина тоже не один раз болела, но я не жаловалась. — И что ты хочешь этим ска… А-а-а, — он понимающе усмехнулся. — Да неужели? — Заткнись! — дотянувшись, Мерида его стукнула. — Нет-нет, не стесняйся, расскажи поподробнее, — уклонившись от враждебно настроенных ладоней, Иккинг навис над ней, и оба увязли в мягкой поверхности. — Расскажи мне всё о том, как тебя ломило по утрам после… — Иккинг, нам нельзя, — шепнула она. — Это пробуждало в тебе новое желание? — юноша коснулся губами уголка её рта, и она для вида протестующе заёрзала. — Это напоминало тебе о том, что мы делали, при каждом движении? — Твои родители в конце коридора, — всё таким же шёпотом упиралась Мерида, словно это означало «прямо за стенкой». — Я подозреваю, что расстояние между нами больше, чем было дома. — Иккинг… — Ну давай, расскажи, — он прижал губы к её шее, вынуждая сдерживать стон желания и нетерпения. — Говори на моём языке, Мерида. Скажи, что хотела, жаждала меня. — Я… Я… — язык заплетался, в голове приятно пустело, пока муж уделял внимание местечку за ухом. — Ну же, скажи, любимая. — Вот ублюдок, — проворчала она. — Чтоб тебя, Иккинг, я всегда тебя хочу. Это как проклятие, словно ты Локи по крови. Он оторвался, демонстрируя самодовольное лицо. — Честно говоря, мне всегда больше нравилось думать о себе, как о Торе. — Маломерок! — воскликнула Мерида, щёлкнув его по соску и вызвав удивлённый звук. — Только не там, где важно, — Иккинг вжался в её тело, но девушка отказывалась преклоняться перед его растущим самомнением… или чем-то другим. — Так ты меня всегда хочешь? — Да!.. — взбешённо прошипела она. — То есть я мог бы взять тебя в тех красивых садиках, за деревом? — Ты и так брал меня за деревом! — И в той пыльной библиотеке, закрывая тебе рот? — Прошу, уймись… — А может, в тёмном уголке подальше от всех? — А может, в этой постели, назойливый ты человек?! — она резко притянула его к себе, и он засмеялся в её требовательный рот. — Так и быть, согласен. А от подушек всё-таки есть прок, подытожил Иккинг — заглушали девичьи выкрики страсти они очень действенно.***
— Джек! Куда мы летим?! — перекрикивала порыв Эльза, но дух только крепче обхватил её талию и обнажил зубы в лучистой улыбке. Оба были облачены в обжигающе-холодные снег и лёд. Ветер боролся с ними, пока не приземлились на небольшой поляне с озером — почти полностью замёрзшим, но с местами тонким и опасным для неосторожных льдом. Джек вздохнул, потянувшись к луне, и одно его присутствие будто осветило всё вокруг. Внимание холодной девы привлекла расползшаяся паутина инея, которая, казалось, опутывала длинными пальцами целый лес и распускалась, чтобы ухватить тонкими усиками. Даже тёмные воды внизу словно гудели и светились магической силой, открывая румяные заросли орляка под ними, что колыхались в такт течению. Шаги Джека укрепляли тонкий слой льда, в мгновение ока сделав его толщиной в несколько дюймов, а вокруг пальцев его ног вырисовались прекрасные отделочные узоры. Она не могла не рассмеяться, глядя на него в костюме какого-нибудь принца из далёкого королевства, но без обуви. — Что смешного? — спросил дух зимы, размахивая посохом. — Ты, — поддела Эльза, ступая по льду так же легко. Взмах руки — и его роскошный фрак сменился простой кобальтово-синей туникой, не стеснявшей движений. Он испустил вздох от соприкосновения от льдистого материала с кожей. — Так куда лучше. Джек нерасторопно захлопал глазами: — Никогда не привыкну. — Надо же мне что-то уметь, — развела руками Эльза. — Не все могут летать. Он прыснул: — Держу пари, если вежливо попросишь, сразу в воздух поднимешься. Но, по-моему, чего-то не хватает… — Чего? — она выпятила бедро. — Хочешь медаль назад? — Нет… В смысле, да, позже, но я не о том, — он щёлкнул пальцами у плеч, и по горловине и рукавам разросся лёд. — Вот. «Тот, что со льдом». Эльза проследила пальцами спирали, а затем сделала то же самое со своим нарядом, так что узоры заструились по подолу и до самых краешков перчаток со шнуровкой. — К концу сезона мы просто будем с ног до головы обморожены, — весело заметил Джек. — Не вижу в этом ничего плохого, — вновь слабо пожала плечами Эльза, осматриваясь. — Где мы? — Э-э, дома, пожалуй, — он сделал рукой широкий жест. — Отсюда я родом, здесь я был создан. — Создан? — Ну, да, — дух ткнул крючковатым концом посоха в луну на небе. — Он меня сделал. Её нечеловеческие горящие глаза, мигая, смотрели на шар — упитанный, всего на пару деньков угасший от своего полноценного обличья. Он казался более пятнистым, чем обычно, и чуть ближе, но в нём не было ничего одушевлённого. — Значит... тебя создала Луна. Но у тебя должна была быть жизнь и до этого, ведь так? А как же твоя семья? Твой дом? — Если они вообще существовали, я ничего не помню, — его взгляд был направлен очень-очень далеко, губы растянулись в улыбке, но такой холодной. — А что помнишь? — Тьма... Первое, что осталось в моей памяти. Мне было темно и холодно, и ещё мне было страшно. А потом... потом я увидел Луну. Она была такой большой и такой яркой, мне показалось, что лишь только выглянув, она мигом прогнала тьму. А вместе с тьмой ушёл и мой страх. Как я там оказался, что было уготовано мне судьбой... мне неведомо до сих пор. И сомневаюсь, что когда-нибудь смогу это узнать. Эльза задумчиво промычала: — Возможно, ты просто ещё не нашёл своё предназначение. — А возможно, я просто неудачник, — фыркнул Джек. — Ты... ты хоть представляешь, как бессмертие опостылеет, когда тебя никто не видит? Я могу ветром принести благословение или проклятие — зависит от настроения, но всем плевать. Особенно Ему! — он ещё раз ткнул посохом в небо. — Он говорил со мной однажды. Всего раз. — Что он сказал? Юноша, быть может, попросту свихнулся от долгого одиночества. Эльза тут же напомнила себе, что не ей, много раз пребывавшей на грани безумия в четырёх стенах, его судить. — Только одно. Одну-единственную вещь, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Он назвал моё имя. И больше ничего: ни зачем он это со мной сделал, ни для чего я был избран, ни почему меня никто не видит, ни почему один лёд без пламени. Ничего! — Может, он и сам не знает, — Эльза положила ему на плечо руку. — Может, он всего-навсего делает то, что считает правильным; может, он не знает будущего. Лишь то, что сейчас. — Но... откуда я взялся? — тихо вопросил дух. — Зачем я... Зачем я очутился здесь? — Я могу сказать не больше, чем Он. Но я счастлива, что ты здесь, хоть мне ненавистна мысль о твоих страданиях. Иногда неизвестное — это песнь сирены. А иногда... кошмар наяву. Его взор проникал насквозь в молочно-белом свете. — Кто взывает к тебе? — Мама, — прошептала Эльза. — В ветре мне слышится её песня. Эта песня и привела меня на Ахтохаллэн. Она пыталась предупредить меня, что опасно нырять в холод слишком глубоко, но я не послушала. — Что произошло? — Я… я замёрзла, — ответила она, не повышая голоса. — Вся целиком. Я… почти ничего не помню, но хорошо запомнила… — Тьму, — закончил Джек. — А потом?.. — Вода. Я знала, что… Эренделл в опасности, и должна была отправиться туда, — она задрожала, руки приготовились обнять тело. — И спасла город. — Королева и спасительница. Тебе просто необходима собственная история. — Это то, что я… знала, как делать. Знала, что-то мне сообщило, — бывшая королева часто заморгала. — Может, это была и Луна. Ледяной Джек зыркнул на парящий над ними камень. — Вполне возможно. Минута прошла в молчании. — Так… почему ты привёл меня сюда? — Я, э-э… Я не знаю, — задумавшись, дух начал отходить. — Просто хотел показать тебе, где… моё место? — Не думаю, что твоё место здесь, — черту она вроде бы и не переходила, но всё равно морщилась. — Ты… слишком весёлый. Тебе бы в город. В большой, я бы сказала. — О, что это, официальное приглашение на сожительство в Эренделле? — Я ведь уже говорила, — пробормотала принцесса. — Тебе я всегда буду рада. — Теплее становится, знаешь ли, — буркнул Джек. — Скоро ты вернёшься на свой остров. Эльза закусила губу: — Да, это так. Там тебе я тоже буду рада. — Я не могу… там находиться дольше, чем на мгновение. — Я могу помочь, Джек, может… может, там есть ответы на твои вопросы! Он замотал головой: — Ни в жизнь я туда не сунусь, столько шума!.. — Твои предки хотят поговорить с тобой, они могут всё тебе показать, — клялась она. — Если слишком далеко не заходить!.. — Да забудь ты об этом! — огрызнулся Джек, заставив её замолчать. — Я… Я не хочу… Там мне больно, Эльза. Пожалуйста, только… не уговаривай меня проходить через это. Лучше мне не знать, лучше я буду один. Она кивнула и отошла в сторону, защищаясь единственным известным ей способом — пряча всё под маской безразличия. Он едва пополам не согнулся в попытке всё исправить. — Я не… Я не это имел в виду, Эльза, прошу!.. — Ты выразился предельно ясно, — она подавляла одним взглядом. — Всё в порядке. — Нет, я не имел в виду, что не желаю быть с тобой, — выпалил ледяной дух. — Я слишком стар для игр, Эльза. Я смотрю, как мимо меня пролетают десятки лет, не обманывайся юным личиком. Ей всё ещё было холодно, не отпускал страх ослабить стены. — Я тебя не виню. У меня и в мыслях не было ставить тебя в неудобное положение!.. — Ой, хорош трепаться, — он скрестил руки, прислонив посох к плечу. — Ты хочешь, чтобы я туда попёрся, так и скажи. — Ладно. Хочу. Потому что как только наступит лето, мне придётся там прятаться от светящего целый день солнца, которое теперь ослабляет меня. Мне бы очень не хотелось уходить и не видеть тебя. Да, я хочу, чтобы ты пошёл со мной потому, что хочешь видеть меня, что я важна для тебя. — И если я не хочу идти, ты думаешь, что не важна для меня? — Думаю… что не стою того. Джек выдохнул через нос: — Не знаю, что сказывается — твой возраст или мой цинизм. Её взгляд пробежался по кочующим узорам его льда, затерявшись в плавных изгибах, чтобы унять бешеный стук сердца и боль в глазах. — Я не могу податься на твой остров, но это не значит, что я тебя не навещу. Друзей у меня по пальцам пересчитать. — Друзей? — А кого же ещё? — Друзья не целуются, — пропела Эльза, задрав нос. — Ну хорошо, — Джек воспарил, став ближе. — Что ты использовала за слово? Мне понравилось. Напомни-ка. — Консорт. — Да, консорт, — он опять будто пробовал слово на вкус. — Звучит… официально. Эльза негромко фыркнула: — Я просто… дразнилась, Джек. Он испустил невероятно тяжёлый вздох: — За все годы, за все мои скитания по воде и суше ты — единственное существо, которое заставило меня задержаться, которое увидело меня таким, какой есть. Никого больше я не приводил в это место и знаю, что никогда и не приведу. Я — от льда, я следую погодным системам, холод всегда зовёт меня. Но ты… ты буря в человеческой шкуре, Северный полюс, сердце всего замёрзшего. Как только я тебя почувствовал, уже не смог противиться зову. Стоит ли объяснять, что я всегда буду возвращаться к тебе. Ты появилась на свет по многим причинам, не все из которых мне удастся узнать или понять, но одна простая — мы с тобой одинаковы и я хочу тебя. — Джек?.. — ахнула девушка. — Я хочу тебя во всех смыслах с того момента, как увидел на том водном конишке, — он был дерзок и прямолинеен, но её это не тревожило, хотя она знала, что должно. — Я хочу быть твоим и чтобы ты была моей. Называй это как хочешь, пометь чем-то красивым, если это придаст тебе уверенности, но для меня всё просто. Мы одинаковы, вырезаны из ледников, сотворены и рождены изо льда и снега. — Чего же именно ты хочешь? — Каждый день из всех, что ты можешь мне дать. Всё, что готова дать. Сердце, душу, тело. Я приму их и отдам взамен свои. Не уверен, что это равноценный обмен, — он улыбнулся удивительно скромно. — Но я предлагаю всё, что я есть, в обмен на всё, что есть ты. — И что это значит? Дух со смешком взъерошил себе волосы, и с них посыпались снежинки. — А тебе палец в рот не клади, да? Ладно, хорошо, — он опустился и взял её за плечи. Мороз распространялся от его пальцев. — Это значит, что мы — что-то. Вместе. Ты хочешь кольцо? Или курицу? Я видал такое где-то на юге, это целая история. Могу одну раздобыть, если… Не выдержав, Эльза прыснула и закрыла ладонью рот. Дух изогнул бровь: — То есть курица не интересует? — Джек! — она покачала головой. — Ты… просто смешон! — Всегда пожалуйста. — Джек, — Эльза взяла его за руку, и осязать своими пальцами чужие, прикасаться к кому-то было таким особенным. Без постоянного давления, страха превратить кого-то в ледышку, очернить своим непереносимым касанием. — Мне не нужно кольцо, обещание или… курица. Я хочу… все минуты, что нам удастся выкроить. Хочу больше смеха, больше шуток, больше игр в снежки. — С этим я управлюсь. А я хочу твои тайные улыбки, твоё счастье, этот озорной блеск, который сулит куда больше, чем я уже видел. Другим пусть остаётся напыщенная принцесска с задранным к небу носом, холодная и неприступная. Но мне? Мне хочется снежный день. — Что ещё за снежный день? И ты только что назвал меня напыщенной? — А, снежный день это когда… — его плечи поднялись так высоко, что почти коснулись ушей. — Слишком много снега для скучных повседневных дел. Как… Не знаю, чем вы там обычно заняты. Раскидываться заказами и приказами! И привычная работа! И школа, ох, никакой школы — снега так много, что на учёбу нет времени. Этого я от тебя хочу. Миллион снежных дней, скатанных в один. — М-м, к «напыщенной» мы ещё вернёмся, — она стукнулась с ним плечом. — И если у нас постоянно будут снежные дни, разве не утратится то, что делает их особенными? — Только не с тобой, — Джек обхватил её талию, уловив, как выдох неожиданности меняется на уверенную и торжествующую ухмылку. — Нет, с тобой, полагаю… ни один день даром не пройдёт. Эльза вздохнула, хлопая ресницами и прислоняясь к нему. — О… Джек… Дух наклонился, чтобы заклеймить её губы своими… и получил в лицо снежком. Он застыл, а она захихикала в его руках. — Так всё будет, значит? — Джек сморгнул снежинки с белых ресниц. — Меня устраивает! Он уронил её прямиком на лёд, но она ничего не почувствовала, мгновенно поднялась на босые ноги и ринулась в бой. На деревню в долине внизу обрушился нежданный снегопад, и жители стали запрокидывать головы, высовывать языки и посмеиваться над непредсказуемостью здешней погоды. А над всеми ними смеялась, смеялась и смеялась Луна.***
Иккинг и Мерида стояли у входа в главный обеденный зал, где лёгкий звон столовых приборов по тарелкам и движения бокалов сопровождались сладкими ароматами выпечки и сока. Девушка сперва зашагала туда весьма решительно, но вдруг замедлилась, ускорилась, затем опять замедлилась, а потом и вовсе остановилась, вжавшись в стену. Иккинг не торопил, понимая, что не вправе, а только молча держал руку на её плече. Ей казалось, что волосы вот-вот воспламенятся от того, как сильно она вертит головой, что загорится, словно факел. Сперва нагнал гнев — преодолимый, и она быстро его подавила — нельзя выдавать их планов и подвергать супруга и семью опасности. Следом же охватили тоска, печаль и жуткий, чудовищный страх, от которого в груди будто морские узлы завязались, вдоль рёбер затянулись швы, медленно удушая. «Что, если я их больше никогда не увижу?». «Что, если я приговорила их к смерти?». «Что они сделают? Что скажут?». «Что делать мне? Что мне сказать?». «А что будет, если им всё удастся? Они убьют Иккинга?». «Кого защищать? Кто этого больше заслуживает?». «Что мне делать? Что мне делать? Что мне делать?». — Ты, — спросил юноша, мягко подталкивая вперёд, — или я? Понадобилась целая вечность, чтобы вспомнить их первый совместный завтрак и как до ужаса неловко было спускаться по тем ступеням. Но тогда она сделала это с высоко поднятой головой и сейчас сможет. Но не одна. Когда Мерида протянула Иккингу руку, тот удивлённо моргнул. Это ведь он всегда тянулся, всегда предлагал ухватиться за ладонь. И теперь принцесса всегда тянулась к ней в ответ, всегда знала, что она рядом, когда нужна, всегда знала, что рядом он. Однако в этот раз она не искала ни на кого бы положиться, ни поддержки, а показывала ему, что они равны и будут двигаться вперёд единым целым. — Пойдём, — повторила его привычные слова. Иккинг переплёл их пальцы, и они вместе вошли в просторный зал. Первым, на что обратила внимание Мерида — помимо резко опустившейся саваном тишины — это цвета. Мать, которая раньше носила бирюзу отцовского тартана, насыщенный пурпур, сапфир, изумруд, ныне была в траурном чёрном. Серебристая полосочка в волосах распростёрлась на половину головы и приобрела прямо-таки вопиющий белый оттенок седины, делая когда-то царственную женщину больше похожей на заблудшую на поле сечи душу. Отец, ранее такой величавый и рослый, стал сгорбленным и сломленным, как хромая лошадь, с болезненной кожей землистых зеленоватых и желтоватых оттенков. Ахнув, Мерида сжала чужие пальцы, пока костяшка не хрустнула от силы хватки. Родители встали при виде неё — одетой, как викинга, рядом с мужем-викингом, с символом и эмблемой викингов. Такой чужой, но их дочерью во всех отношениях. — Мерида, — подавившись воздухом, Элинор направилась к ней и остановилась в нескольких шагах. — Моя… Я… Я… Я так рада тебя видеть, девочка. — Мам, я… — Можно… — руки королевы заметались между ними, не находя себе места. Фергус, трясясь, встал позади неё. — Можно мне… тебя обнять? Девушка помнила ярость, ненависть при последней их встрече и сейчас чувствовала лишь пустоту того предательства. На смену ему пришло новое, да, но на неё нахлынуло странное облегчение: мама не превратилась в медведя или ещё какого зверя, на что, казалось, намекала молва. По-прежнему из плоти и крови, человек. Потянуло вернуть те мгновения, которые она с такой лёгкостью отвергла перед отъездом много месяцев назад. — Да… конечно! — Мерида отпустила Иккинга и поспешила в раскрытые объятья матери, а после вокруг обернулись и руки отца. — Я так по вам скучала! И она действительно скучала, больше, чем вообще осознавала, пока не увидела вживую прямо перед собой. Парализующий страх, что больше эти двое никогда не будут стоять над душой, заставил сглотнуть страдальческий вой, и она стиснула их крепче. Элинор отстранилась и принялась рассматривать дочь, тря влажные глаза. По взгляду и бормотанию под нос было более чем ясно, что она не одобряет сочетание узких штанов и короткой кожаной юбки, а вдобавок косички и подведённые углём глаза — не смыла после полёта. — Ты так… изменилась! — Я знаю, — Мерида не сдержала смешка. — Пришлось кое-что изменить, чтобы вписаться. Но я — всё ещё я. — Но… это?.. — Да оставь её, женщина, — проворчал Фергус. — Она прекрасно выглядит. — Пап, — Мериде будто по новой зажали щипцами горло, приставили к нему нож. — Ох, пап… Давно не виделись, верно? — Верно, — он плакал, в открытую, его разбитое сердце было точно тяжёлый груз, тянувший на колени. — Давно. Ни по чему я так не скучал, как по тебе. Я словно лишился частички души. — Ну, — принцесса прочистила горло. — Сейчас я здесь. Всё хорошо, не считая небольших изменений в гардеробе, да? И у нас будет время посидеть и обо всём поговорить. — Конечно, — мужчина приподнял её подбородок. — Словами не передать, как я счастлив видеть тебя… живой, дышащей. Мы, понимаешь, опасались худшего. — Понимаю. Но клятва для викинга так же важна, как жизнь. Согласно подписанному договору Иккинг не причинит мне вреда, — тут она, наверно, копнула поглубже, но ей было интересно увидеть мамину реакцию. Элинор издала звук нетерпения: — Разумеется. Мы просто… слышали так немного! Как это типично для мамы — перекладывать всю вину на дочь. Затолкав разочарование подальше, Мерида попробовала улыбнуться: — Сейчас все мы здесь, — пожала плечами. — Уладить дела. Восстановить Данброх в торговле среди союзников, включая Олух. — Безусловно. Но тебе не стоит забивать этим голову, — Элинор мягко стряхнула с её плеча косичку. — Мы здесь, чтобы со всем разобраться. Не волнуйся. Мериду подмывало вцепиться в последние слова и спросить, почему она — часть правящего органа вместе с мужем — не будет принимать участие в переговорах и соглашениях своего народа. Сдерживая язвительный комментарий о том, что она уже не ребёнок, девушка улыбнулась и отошла обратно к Иккингу с протянутой рукой наготове. Она стояла рядом с ним, до сих пор чувствуя связанные в горле, спине и сердце узлы и желая завопить, разрыдаться, опрокинуть одну из этих симпатичных тарелок и посмотреть, как она разобьётся на кусочки. — Голодная? — пытаясь хоть как-то помочь, спросил юноша. Она повела плечом: — Я поем, — то, что для него было важно. — Спасибо, — он поцеловал её в висок, выдвинул свободный стул и сел рядом с ней. Остальные, лицезревшие всё затаив дыхание, похоже, выдохнули с облегчением от того, что с утра не начались трагедии. Анна откашлялась: — Мерида, Иккинг… позвольте представить вам принцессу Рапунцель из Короны и Юджина Фитцерберта, её защитника и кавалера. Мерида перевела всё на северный, и Иккинг промычал сразу назревший вопрос: — Что такое «кавалер»? Она уже встряхивала плечами едва не инстинктивно: — Скорее всего, они вместе, но не признаны народом или родителями. Или он просто ещё предложение не сделал. Застолье наполнил шквал представлений друг другу, языков и диалектов. Анна, как и сестра, довольно неплохо знала северную речь и кое-как сумела побеседовать со Стоиком и его сыном, но в основном полагалась на двоих переводчиц. В эренделлском у Валки с Меридой проблем не возникло, но в неведомом мелодичном языке двух коронийцев приходилось сверяться с Анной. Юджина каким-то образом побудили объяснить, что из северного он знает только брань и нелестные намёки, и после недолгого подначивания от конунга он сказал что-то такое, отчего лицо Иккинга стало в тон волосам жены. Один Стоик расхохотался и заколотил мясистым кулаком по столу, почти огорчив всех прочих. — А что это значит? — Нет! — Иккинг направил указательный перст на отца, вытирающего слёзы. — Ей знать не надо! — Иккинг! — возмущённо засмеялась Мерида и перевела взгляд на свекровь, которая схватилась за голову и застонала. Обстановку скрасил новый смех, прибавилось непринуждённости, несмотря на напряжённые фигуры в конце стола. Элинор и Фергус прожигали взглядами данную картину и невесело усмехались. Если разговаривали, то исключительно с дочерью, хотя Юджин гэльским немного владел. Они больше напоминали рычащих псов, чем людей, и после тихой просьбы Мериды викинги и все остальные их покорно игнорировали. — Где твоя сестра, Анна? — решилась девушка наконец. — Так странно было узнать, что у тебя есть сестра, которую я никогда не встречала. — О, она, эм-м… — Анна сглотнула и передёрнула плечами. — Отлучилась по какому-то делу. Обычно она встаёт на рассвете! У Иккинга, когда он узнал об этом, перекосилось лицо. — Уж лучше умереть, — пошутил он, и Мерида передала королеве, что её супруг не из жаворонков. — Правда? — хохотнул Кристофф. — В этом мы похожи. Увидеть восход солнца, всю ночь не спав, это одно, а проснуться, чтобы его встретить, — совсем другое! — В точку! — легко согласился Иккинг. — Он всё понимает верно! Рапунцель откинула назад ясную в прямом смысле голову и указала на Юджина, который пожал плечами: — Что плохого в желании поспать до обеда? — Абсолютно ничего! Это было утро, полное зарождающихся отношений, обещаний после всепоглощающего страха. Иккинг поцеловал костяшки Мериды почти не думая, как если бы ему было просто приятно к ней прикасаться. Раздался звон бьющегося стекла. Все собеседники замерли, глядя на падающие с кровоточащей руки Элинор осколки. — Вот незадача! — с нарочитой забавой произнесла она, пока красные капли катились на пол. — Боюсь, в некоторых вещах я безнадёжна! Прошу прощения, — она дёрнула головой в сторону Фергуса, и тот, шатаясь, встал следом за ней. Мерида с участившимся сердцебиением смотрела, как отец оборачивается, чтобы бросить на неё печальный взгляд, точно собака, плетущаяся к месту своего упокоения. — Жена, — охнул Иккинг ей на ухо, и она содрогнулась. — Мерида, не могла бы ты отпус... Ай! Послышался хруст, и девушка выпустила то, что сжимала — к несчастью, этим оказался Иккинг. Он замахал рукой, и она тихонько извинилась, не в силах отвести глаз от места, где исчезла мать. Подавив тягу вызвать сестру, Анна повелела служанке прибрать беспорядок и хлопнула в ладоши: — Идёмте! — объявила она. — Сады слишком хороши, чтобы целый день сидеть внутри. Наслаждайтесь, пока не начался серьёзный разговор. Так приказала королева.