Моя лучшая половина

Последующие недели показали, что оба предсказания отчасти были вполне верны. Андерс был, мягко говоря, неустойчив. Его настроение колебалось между угрюмостью и дерзостью, заставляя Фенриса гадать, какой будет его реакция. Простое замечание могло вызвать у мага либо гнев, либо веселье. К счастью, их обоюдная вспыльчивость так и не переросла в настоящую драку. Однако это привело к жарким дебатам и откровенным спорам. Порой о довольно странных вещах. Было ли вино предпочтительнее эля? Было ли в тот день душно или нет? Были ли храмовники столь же искусны в бою, как Серые Стражи? Самый долгий, самый язвительный спор касался сравнительных достоинств кошек и мабари в качестве домашних животных. Фенрис был благодарен Андерсу за то, что тот воздерживался от упоминания прав магов. Он был уверен, что эта тема могла бы привести к кровопролитию. Даже за вычетом споров, делить с кем-то свой дом оказалось не так просто, как ожидал Фенрис. Он был один с тех пор, как покинул Данариуса, и жил один в особняке почти семь лет. Одиночество его вполне устраивало. Если ему нужна была компания, он отправлялся ее искать. Андерс же искал его общества постоянно. Фенрис не был болтлив. Андерс же задавал ему вопросы и заводил разговоры. К счастью, он не был назойливым или навязчивым, он просто хотел большего, чем Фенрис обычно предлагал. В попытке удовлетворить потребность Андерса в общении и голосах, которые бы наполняли его разум, эльф начал приглашать его вместе с собой в “Висельник”. В первый вечер, когда Андерс сопровождал его в таверну, он нервничал. Ночи в Киркволле таили в себе бесконечный потенциал для преступлений. И Фенрис, наблюдая за его нервозностью, понял, насколько уязвимым он себя должно быть чувствовал... хотя на самом деле Андерс и вправду стал уязвимым. Войдя в шумный бар, Фенрис увидел, что Андерсу столь же неуютно и в толпе посетителей. − Расслабься. Никто не собирается вонзать тебе заточку в спину. Если начнется драка, я прикрою тебя. − Здесь всегда так плохо пахло? − Да. Твой демон и это от тебя скрывал? − Ох, заткнись. Донник и Себастьян уже сидели за столом и тихо разговаривали. Андерс подождал, пока Фенрис закажет еду и напитки, и последовал за ним к мужчинам. − Джентльмены, − поприветствовал их Себастьян. − Андерс, ты хорошо выглядишь. − Правда? − Андерс старался говорить вежливо, и Фенрису было приятно это услышать. Он понятия не имел, что может в любой момент вылететь изо рта этого мага. − Правда. Менее напряженный, более отдохнувший... меньше похожий на человека, который готов зачахнуть в своей постели. Донник заговорил прежде, чем Андерс успел ответить: − Слышал о твоей магии. Сочувствую. Андерс удивился и пробормотал слова благодарности. − Помни, Андерс, Создатель дает и забирает свои дары по причинам, известным только Ему. Потеря магии − это предзнаменование грядущих хороших событий, − вновь заговорил Себастьян. − Да ты меня разыгрываешь. С чего бы мне ждать чего-то хорошего? Это не Создатель забрал у меня магию, а чертов храмовник. − У Создателя есть много инструментов для выполнения своей работы. Храмовник − это, конечно же, один из них, посвященный Церковью... − К черту Церковь. − Твой гнев проистекает от непонимания Его воли. Позволь себе увидеть путь, который Он проложил перед тобой. − К черту Его путь. Фенрис встретился взглядом с Донником. Оба слегка покачали головами, не желая ввязываться в этот разговор. − Тебе была предоставлена уникальная возможность. Иногда нужно лишить их всего, что они есть, и оставить голыми, прежде чем их можно будет переделать. Создатель очистил поле твоей души и оставил его ждать, когда будет посеяно новое семя. − К черту поле моей души. Серьезно, Себастьян? Ты думаешь, я буду рассматривать все это как часть великого плана Создателя? − Я очень серьезен. Ты знаешь, что есть много магов, которые молятся именно о том, что случилось с тобой. Чтобы у них отняли магию, чтобы они могли жить жизнью, в которой им отказано в Круге. Чтобы иметь возможность свободно ходить по земле. − Есть еще больше магов, которые просто хотят свободы, не теряя своей магии. Не быть заключенными в тюрьму за то, что они такие, какими их создал Создатель. Кого еще безвинно бросают в тюрьму? − Круги − это не тюрьмы. Почему ты настаиваешь?.. − Почему ты не видишь?.. Они заговорили одновременно, и голос Донника прервал быстро нарастающий спор. − Я бы никогда не сказал, что понимаю, как много ты потерял, Андерс. Я не могу вспомнить ничего, что могло бы сравниться с этим. Но мой отец всегда говорил: "Свобода — это просто другое слово для обозначения того, что нечего терять". Я не ученый. Просто мне кажется, что сейчас ты свободнее, чем когда-либо, несмотря на свою потерю. Фенриса поразили слова Донника. Он взглянул на Андерса, который выглядел таким же пораженным. Но тут принесли еду, и напряжение спало. Андерс сосредоточился на медленном, размеренном поглощении пищи, оставив остальных троих беседовать. Фенрис перевел взгляд на Андерса, пока тот разговаривал с Донником и Себастьяном. Он казался глубоко задумавшимся. То, что сказал Донник, было в том же ключе, что и то, что пытался сказать Себастьян, но каким-то образом это задело его сильнее. Ему было любопытно, что творится в голове у Андерса, но он не стал выпытывать это у него. Он был уверен, что сможет поговорить с ним об этом, когда они останутся наедине. Он вдруг понял, какая перемена произошла между ними. Он хотел узнать, что на уме у Андерса, и был уверен, что тот доверится ему наедине.... Как бы ни была изменчива их связь, она стала более знакомой, чем он предполагал. Он не знал, что и думать. Наконец, глаза Андерса встретились с его глазами, и он прочел в них усталость. С прощальными словами они встали и направились домой. − Держишься? − спросил он, когда они шли обратно по темным улицам. Андерс пожал плечами, обхватив себя руками от холода. − Устал. − Знаешь, Себастьян хотел помочь. − Он прислужник Церкви, и в его голове нет ни одной собственной мысли. − Во многом он был прав. − Если ты подразумеваешь, что он был не прав, то конечно. − Донник тоже был прав. Андерс промолчал. − Ты можешь построить новую жизнь. Теперь у тебя есть выбор, которого раньше не было. − Единственная новая жизнь, которую я хотел, была свободой для всех магов. Кроме того, я уже и не знаю чего хочу. Тебе не кажется, что я слишком стар, чтобы начинать все сначала? − Я сделал это. Андерс оценивающе посмотрел на него. − Сколько тебе лет? − Я не знаю. Я получил эти клейма почти 20 лет назад. А до этого... твоя догадка будет ничуть не хуже моей. − С эльфами трудно сказать наверняка. Не думаю, что Данариус стал бы использовать для своего эксперимента какого-то старого. Он хотел бы, чтобы ты продержался какое-то время, не так ли? Фенрис фыркнул. − Да, хотел бы. − Ну, просто предположу, что тебе около тридцати. Фенрис задумался, потом спросил: − А сколько тебе лет? − Мы уже миновали Парвулис, не так ли? Мне тридцать шесть. Я старый. − Ты молод, Андерс. У тебя впереди еще целая жизнь. Выбери лучшую. − А ты? Ты выбрал лучшую? Фенрис не знал. − Я не уверен, что выбрал жизнь. Я, скорее, был брошен в нее после встречи с Хоуком. − Похоже, незримое присутствие Данариуса заставило тебя сомневаться в том, стоит ли строить что-то постоянное. − Так и есть. Но он не пытался найти меня уже несколько лет. Возможно, мне следует пересмотреть свои варианты. − Мы могли бы сделать это вместе. Открыть свое дело. Продавать вино. Выпечку. Точно, зоомагазин! Фенрис решил подыграть ему, поскольку такое настроение Андерса ему нравилось гораздо больше, чем то, что было в таверне. − Хм. Мне нравится идея с продажей вина. − Так и знал, что тебе понравится. А я буду тренировать котят. Научу их нападать на храмовников по команде. Мысленный образ заставил Фенриса усмехнуться. − Юбки храмовников, несомненно, будут помехой против таких противников. Андерс рассмеялся. Это был легкий, радостный звук. Фенрис никогда не слышал, чтобы он так смеялся. Несмотря на все словесные остроты Андерса, он никогда по-настоящему не выражал счастья. По крайней мере, до сих пор. Андерс продолжал: − Я мог бы продавать билеты, чтобы люди могли посмотреть на их фиаско. − У тебя хорошая финансовая жилка. Подключи к этому Варрика. Уверен, он тебя поддержит. − Да... его последнее предприятие прошло не так уж хорошо. − Оно принесло Хоуку богатство. − И смерть брата. Да и сам Хоук чуть не умер. Вся эта затея с Глубинными тропами и лириумными идолами принесла мало хорошего. − Я не жалею, что пропустил это, − ответил Фенрис. − Я тоже. Ненавижу Глубинные тропы. Они добрались до особняка и направились в комнату Фенриса, все еще разговаривая. Андерс снова разжег огонь. − С магией все гораздо проще. Делать это вручную — трудоемко и грязно. − Жизнь грязная штука. − Ну, не так грязно, как на Глубинных тропах, я полагаю. − А ты не думал вернуться к Стражам? Этот смех был далек от легкого и радостного. − Ни за что на свете. Они, наверное, приняли бы меня обратно, даже с учетом того, что случилось после моего слияния со Справедливостью, но сейчас я им не нужен. Они набирают только лучших из лучших. Фенрис сохранял нейтральный тон. − А что случилось после твоего слияния со Справедливостью? Андерс замолчал. Фенрис нашел себе бутылку вина и принес Андерсу кружку эля. После того, как он несколько мгновений разглядывал пламя в очаге, он заговорил. − Я мало что помню. Большую часть я знаю только по последствиям, которые я обнаружил, когда Справедливость снова вернул мне контроль. Когда я... мы... проснулись после присоединения, на нас напал бывший храмовник, который присоединился к Стражам, чтобы присматривать за мной. С ним был отряд Стражей. Справедливость сопротивлялся. Я видел кое-что из этого, прежде чем полностью отключился. Когда я пришел в себя... Создатель... Это был настоящий кошмар. Это была не битва, Фенрис. Это была настоящая бойня, ничего подобного я никогда не видел. Ничего такого, что я хотел бы увидеть снова. − И что же ты сделал? − Я знал, что здесь нет места для меня, для нас. Справедливость больше не был Справедливостью. Я больше не был самим собой. Мы были... чудовищем. Я должен был уйти. Поэтому я сбежал. Они снова сидели в тишине, чувствуя, как сказанное погружается внутрь и улетучивается. − Ты жалел, что присоединился к демону? Голос Андерса внезапно стал хриплым от волнения. − Создатель, да, − Фенрис положил руку ему на спину. Он понимал сожаление. Он знал, что значит убивать под контролем другого. Эльф на мгновение задумался. − Когда я впервые покинул Данариуса, это было не по моей воле. Ему пришлось эвакуироваться с Сегерона во время обострения военных действий. Меня ему пришлось бросить. Меня приютило племя Воинов Тумана, свободных людей, которые избегали всякого контроля со стороны Тевинтера и Кунари. Они приняли меня, открыли мне свою жизнь. Так я узнал, что такое свобода. Фенрис глубоко вздохнул и продолжил: − В конце концов, Данариус нашел меня. Воины Тумана не хотели отпускать меня. И... Данариус приказал мне убить их. И... я убил их. Всех до последнего мужчины, женщины и ребенка. И только когда все было кончено и я стоял среди кровавой бойни, которую устроил, я понял, что никогда не смогу вернуться к Данариусу. И я сбежал. И продолжал бежать. Андерс посмотрел на него с сочувствием и грустью. − Создатель, Фенрис. Я понятия не имел. − Откуда тебе знать, если бы Хоук не рассказал тебе. Вы − единственные, кто знает. − В чем-то мы не так уж и отличаемся, − заметил Андерс. − И не может быть более разными в другом, − возразил Фенрис. − Это правда. − Андерс... Я рад, что демон ушел. Я знаю, что ты скучаешь. Но я очень рад, что он больше не контролирует тебя, − он почти ожидал вспышки гнева и спора. Андерс был спокоен. − Справедливость сдержал свое обещание. Он пытался восстановить справедливость по отношению к магам. Он дал мне мужество и силу духа, чтобы сделать это. Но теперь, со временем, освобожденный, наедине с моими собственными мыслями... Я недоволен тем, кем стал. Тем, кем стал каждый из нас. Больше всего я сожалею о том, что он изменился, что он больше не был самим собой. Это была моя вина, это был мой гнев... − Не вини себя за то, что не мог контролировать. − Трудно этого не делать. Он был благороден, справедлив и чист. Мне хотелось бы надеяться, что он не был убит клеймом, а был отправлен обратно в Тень и снова стал самим собой. Фенрис кивнул. Это казалось справедливым, если дух на самом деле не был демоном. Больше времени они провели в собственных мыслях, наблюдая за пламенем. Фенрис заметил, что Андерс потирает шею. − Тебя беспокоит клеймо? − Что? О, нет… Во всяком случае, не физически. Просто оно есть и я знаю, что это отняло у меня. Понимаешь, получить клеймо было моим самым большим страхом, так как я был магом. Это нереально − знать, что оно у меня есть. Фенрис поднял руку к шее Андерса. − Можно? − получив утвердительный кивок, он пригладил золотистые волосы и осмотрел метку. Она выглядела так же, как и тогда, когда он получил ее. Он провел по ней кончиками пальцев. Никаких отличий от кожи вокруг. Никаких изменений температуры или текстуры. − По крайней мере, храмовник, который это сделал, сумел сумел аккуратно разместить метку. − Да, это так успокаивает, − язвительно произнес Андерс. − Если хочешь, можешь ее спрятать. Просто отрасти волосы подлиннее и прикрой. Андерс вздохнул. − Полагаю, раз уж мне никуда не деться от клейма, то мне стоит радоваться, что оно не сверкает у меня на лбу. − Ты бы не получил его, если бы храмовник был перед тобой. Он стал бы такой же лужей, как и остальные. Поморщившись, Андерс застонал. − Не напоминай мне. Я не то чтобы жалею, что убил их, но и не в восторге от того, что в то время был Местью. − Это в прошлом. Смотри вперед. − Я пытаюсь. Правда, дорога какая-то туманная. Я не вижу, куда иду. − Никто из нас не видит. Мы успокаиваем себя рассказами о том, что нас ждет впереди, но никто этого не знает. Андерс фыркнул. − Себастьян уверен, что Создатель знает. Что для меня существует божественный план. План, который требовал пожертвовать моей магией. Что он там сказал? − Он сказал: “Позволь себе увидеть путь, лежащий перед тобой”. − Верно... − Ты веришь в Создателя, Андерс? − Я же говорил, что верю. − И ты считаешь себя андрастинцем? − Совершенно верно. − И все же ты питаешь такую ненависть к Церкви... − Церковь − это рукотворная организация, созданная для того, чтобы управлять массами посредством страха и догм. Я вырос под влиянием Песни Света. Рядом с нашей деревней не было Часовни, поэтому мы молились в нашем доме и у соседей. Мой отец был очень набожным человеком, и мы преданно пели Песнь. Мне не нужна Церковь, чтобы любить Создателя и его невесту. − И все же ты сказал Себастьяну: “К черту Создателя”. − Никогда! Я сказал: “К черту Церковь”. Ни Создатель, ни Андрасте не создавали Церковь. Это сделали люди, взяв Песнь и извратив ее для своих целей. И моя вера в Создателя не означает, что я буду прыгать от радости, когда жизнь примет такой оборот, который вырвет мое сердце и заставит меня корчиться от боли. Фенрис кивнул. − Я понимаю твою точку зрения, и честно говоря удивлен силой твоей веры. − Моя вера не сильна. Не так, как раньше. Ни с тех пор, как меня забрали в Круг. Пусть я говорю порой нелепости и богохульствую на каждом шагу, но я верю. − Ты веришь, что у Создателя есть план для тебя? Неужели только то, что Себастьян сказал это, заставляет тебя смеяться над этой идеей? Андерс фыркнул, глядя в свою пустую чашку. − Возможно. Себастьян заставляет меня хотеть огрызаться одним своим присутствием. Я не знаю, есть ли у Создателя план, Фенрис. Он отвернулся от человечества. Я больше не верю, что Он вмешивается в нашу жизнь. Я представляю себе, как Он там, наверху, пьет эль и смотрит, как перед ним разыгрывается спектакль. Фенрис почувствовал, как его губы изогнулись в улыбке. − Что? Он покачал головой. − Я согласен с каждым твоим словом. Никогда бы не подумал, что в вопросах веры мы с тобой единомышленники. − Ну, тогда, возможно, я ошибался. Создатель должен быть причастен к тому, что ты так говоришь. − Но в одном ты ошибаешься. − В чем же? − Создатель не стал бы пить эль. Он выпил бы бокал хорошего вина. − О... ладно. Но Андрасте, однозначно, пьет эль. В конце концов, она была Аламарри. − У тебя поразительная проницательность в вопросах религиозной доктрины, Андерс. − Стараюсь, как могу.