Кладовка

      Какой бы, однако, нудной учёба ни была, в этих днях иногда находилось место и для более позитивных вещей, например, репетиции в уже родном для всей четвёрки гараже. Как, например, в один день после пар ребята смогли выкроить время для своего горячо любимого хобби и собраться, чтобы отрепетировать старые добрые песни. Ханма, сидя на одном из стульев, нервно теребил в руках тетрадь с рукописными текстами — он мог бы писать их и в телефоне, или в своём рабочем ноутбуке, но почему-то писать в тетрадке ему казалось чем-то более… ценным, привычным, что ли.       — Ты чё как на иголках, м? — поинтересовался севший рядом с вокалистом Ран, шутливо пихая друга локтём под ребро, — Не поверю, что это недотрах. Не в твоём случае.       — Да не в этом дело, — выдохнул Шуджи, дёргая ногой от напряжения, — Просто… есть у меня одна идея…       — Так хорошо же, давай, выкладывай! — встрял в разговор Дракен, а за ним заинтересовался и Майки, забавно вытянув голову из-за барабанной стойки.       Ханма тяжело вздохнул, мотнув головой. Сомнения явно терзали его, да он этого и не скрывал. Скрывал бы перед кем угодно, но не перед самыми близкими для него людьми.       — Эта авантюра может нам нехорошо аукнуться… — произнёс он, раскрывая тетрадь, — Я решил накидать текст одной песни, но… получилось слишком откровенно. Потому что я решил не кодировать всё про типичную песню от парня к девушке, а посвятить её практически напрямую Тетте…       — А что, а романтично же, — подметил Ран, заглядывая в тетрадь. Одновременно и синхронно вместе с ним к тетради наклонились и последние два участника их группы. Ханма же продолжил говорить:       — Ага, только… Все мы знаем, в каком обществе мы живём, так что… хуй знает во что это может вылиться. С одной стороны, это будет сенсация, мы будем у всех на устах, правда, не факт что в хорошем смысле, а с другой… нас могут перестать слушать, и всё, пиши пропало.       — А ещё нас могут наоборот начать слушать те, кто сидит в шкафу. Слушай, давай сделаем так… отрепетируем, поставим эту песню. И рискнём, выступим в клубе. Может даже в гей-клубе. А там уж будь что будет, фанбазу целиком мы вряд ли потеряем, — Майки вертел в руках барабанные палочки, вслух размышляя над этим предложением, — Я думаю, если мы выступим именно в таком клубе, то ничего страшного не должно будет случиться. Скорее даже наоборот, те, кто в теме, должны будут заценить, разве нет?       Ханма взглянул на барабанщика с небольшим оттенком надежды в глазах. Идея сродни безумной, однако… кто не рискует, тот не пьёт шампанское, правильно же?       И тогда начались репетиции. Шуджи нашёл в себе силы написать больше одной песни, так что хватило на целый небольшой альбом, который парни решили назвать «Откровением», поскольку альбом им, по сути, и являлся. А потом — поиски подходящего места, резервация, договоры, сведение треков в качественную музыку, чтобы потом, если повезёт, выпустить альбом на платформы. Бесконечная подготовка, в попытках совмещать это с учёбой и сессией.       В какой-то момент у Шуджи почти опустились руки. Преподаватели отнюдь не хотели ни его, ни кого-либо ещё щадить, даже несмотря на то, что он смог выбить автомат по двум предметам. Голос во время выступлений нещадно дрожал, нервы на пределе, так что с репетициями пришлось ох как повременить, чтобы уделять больше времени учёбе. К счастью, он не пал в бездну отчаяния с головой только благодаря парням и Кисаки, с которым, правда, видеться получалось редко, да и рассказывать ему всё про альбом Шуджи банально не хотел, он всё же собирался сделать своеобразный сюрприз. Поэтому для Тетты оправдание насчёт всего этого нервяка было такое: «Я конкретно уже заебался с этой сессией носиться, закрывать, совсем кукухой лечу, ничего не получается, всё из рук валится…». Парень о нём заботился как мог, даже помогал с некоторыми билетами и упущенными темами. Ханма иногда едва поспевал за ним, пока тот что-то объяснял, и иногда всё равно стремился сдаться и просто забить на это всё, нервно выходил курить на балкон, а Тетта ловил его там, обнимал со спины и, встав на носочки, шептал, что если Шуджи выучит хотя бы два билета сегодня, то без награды и расцарапанной спины точно не уйдёт. Сказать, что это невероятно хорошо мотивировало парня учиться, впрочем, ничего не сказать.       И вот, наконец, предновогодняя сессия закрыта, можно дать себе небольшую передышку на новогодних каникулах. На улице мерзко, холодно, свет фонарей тускло освещает сугробы и подсвечивает падающие хлопья снега. Погода прям так и намекает: расслабься, позволь этой апатии взять верх… Шуджи слушал музыку в наушниках и, задумчиво глядя под ноги, старался не обращать внимания на эту депрессию вокруг и шёл по хорошо знакомой тропинке до их гаража. Парни уже собрались и ждали его внутри. Сегодня должна была быть генеральная репетиция перед завтрашним выступлением, так что на нервы Ханме давил ещё и этот факт, заставляя выкуривать одну сигарету за другой и сжимать руки в кулаки.       Но стоило ему открыть дверь и увидеть знакомые лица, как настроение у него, как ни странно, мгновенно улучшилось, и появилась даже какая-то уверенность в том, что всё пройдёт как по маслу.       — Ну что, начинаем?       — Прям так сходу? — улыбнулся Дракен, но всё же кивнул, взял в руки гитару и…

***

      …Аккорд. Шуджи старается не смотреть на вычурную толпу перед ним, отводит взгляд даже от Кисаки, как обычно стоящего в первом ряду прямо у сцены. Правда, в отличие от этого «обычно», светловолосый юноша решительно не понимал (хоть и догадывался), что это за место и почему люди здесь какие-то странные. Всё, что он смог выпытать из Ханмы, было: «У нас новый альбом выходит, хотим дебютировать в клубе одном, приходи».       Напряжение сходит с Шуджи, как только он начинает петь. Майки в наушниках уже привычно бьёт по барабанам, Ран ставит аккорд на синтезаторе, Дракен подыгрывает на бас-гитаре, всё как обычно… обычно, кроме самой песни. На этот раз текст действительно откровенный, своеобразный каминг-аут Шуджи перед толпой, и с каждым куплетом он будто освобождается от давно сдерживающих его оков, а с плеч спадает груз, который он был вынужден носить на себе всю жизнь до этого момента.       «Грёбанный пидор», неосознанно промелькнул в голове Ханмы голос отца Кисаки, когда он сделал небольшую передышку. «Смотри, это тот, который голубой!». «А ты слышала, что он…». «Он что, реально гей?». «Блин, а я надеялась, что я с ним…», «Фу, педик! Пойдём отсюда, а то ещё заразимся, ахахаха!»…       Все слова, что его преследовали столько лет. Всё, что про него шептали в школьных коридорах. Косые взгляды. Сплетни. Всё это больше как будто больше не имело смысла, размазалось где-то в прошлом и потонуло в нём же. Сейчас же на него смотрели десятки восхищенных взглядов, кто-то неумело, наугад, подпевал, кто-то подтанцовывал со слезами на глазах. Но ярче всех этих взглядов среди толпы было только два, оба с первого ряда — очевидно, Санзу и Кисаки, каждый смотрел на своего возлюбленного. Люди рядом, впрочем, разделяли примерно те же эмоции, что и эти двое, но… не в той мере. Конкретно они же смотрели на своих парней с трепетом и необъяснимым теплом, даже Кисаки, который на его выступлениях ничем не отличался от всей толпы фанатов, сейчас был очевидно растроган.       Последняя песня была для парней особенно важной. Её они писали уже все вместе, каждый внёс по чуть-чуть крупицы своей души, и из сумбурных сожалений и воспоминаний получилось слепить достойную песню, в которой даже вокальную партию поделили на всех четверых, каждому по отдельному куплету и вместе — припев. Она не была грустной, она была, скорее, обнадёживающей, может даже радостной и на удивление позитивной. Если бы она была предметом, она, наверное, была бы как тёплый плед, обнимающая за плечи, шепчущая, что как бы тяжело тебе ни было, каким бы неправильным ты ни был по меркам этого мерзкого общества, ты имеешь право быть счастливым, ты имеешь право любить тех, кого любишь, в пределах приличия, конечно же. И Ханма был безумно рад тому, что ему это удалось донести до присутствующих — это он смог понять по мерцающим взглядам, аплодисментам, восторженным крикам и даже чьим-то слезам. Он смог затронуть своей песней их души, а значит, он добился своей цели и ничего из этого плохого не вышло. Бояться было нечего, здесь Ханма создал атмосферу… дома для таких же разбитых когда-то душ, как и его.       Тогда он, вдохновившись, решился на незапланированный шаг: когда его товарищи уже хотели было прощаться с фанатами, собирать инструменты и уходить со сцены, он подошёл обратно к микрофону, чтобы произнести небольшую речь. Просто так, от души.       — Прошу минуту вашего внимания, прекрасные господа и не менее прекрасные дамы! Как вы могли понять, мы выступаем здесь сегодня далеко не ради хайпа или ещё чего подобного. На самом деле, я должен признаться кое в чём, — он сжал микрофон, не снимая его с держателя, и тепло взглянул на удивлённого и, кажется, слегка покрасневшего Тетту, — Сегодня среди присутствующих здесь есть кое-кто, без чьей помощи меня бы здесь не было и, кто знает, может быть я бы уже давно спился и откинулся где-нибудь…       Кисаки не пытался сдерживать улыбку и без лишних слов догадался подняться на сцену, чтобы встать рядом с Шуджи и поддержать его своим присутствием, впрочем, как они всегда и делали друг для друга. Ханма с благодарностью взглянул на него и продолжил говорить, пока остальные участники группы слушали его не менее удивлённо, чем присутствующие в зале.       — Если бы не этот замечательный молодой человек, нашей группы бы и вовсе не существовало. Я хочу рассказать вам историю, короткую и, может быть, для кого-то поучительную…       Ханма вкратце пересказал историю их знакомства, опустив, конечно же, большую часть деталей. Он рассказал про школу, рассказал про тот аутинг, который с ними поневоле произошёл (утаив сам факт, из-за чего он произошёл… о таком на публику он рассказывать точно не собирался). Рассказал об их расставании на несколько лет и боли, что сподвигла его на создание этой группы; об их неожиданном воссоединении.       — …Поэтому я безумно благодарен моему парню, Кисаки Тетте, за то, что он смог быть рядом со мной, когда я в нём больше всего нуждался. Пусть и не сразу, но запомните, ребята, если вы друг друга сильно любите, никакие злые люди и далёкие расстояния не смогут вас по-настоящему разлучить.       Тетта уже не мог держать себя в руках, и если он пару минут назад трясся как осиновый лист перед публикой, то сейчас он крепко сжимал в своей ладони ладонь Шуджи и не стеснялся даже растрогаться и пустить «скупую мужскую», широко при этом улыбаясь. Ханма, в общем, и сам сейчас был в том же состоянии, как и Майки, и Дракен, и Ран с незаметно появившимся на сцене Санзу. Они очевидно поделились по парочкам, показывая всем зрителям, что они тоже в однополых отношениях, так что этот клуб был выбран не просто так.       — Поэтому мой вам последний совет! Никогда ничего не бойтесь, — Ханма уже заканчивал речь, с трепетом в груди глядя на восторженную толпу, тоже поделившуюся по парочкам, — Потому что когда рядом с вами есть ваш любимый человек, никакие препятствия не смогут вас остановить!       Он поднял вверх руку Кисаки, за ним повторили и его друзья, а затем начал ликовать и весь зал, слышались аплодисменты, хвалебные крики. Кто-то даже подошёл к сцене, чтобы забраться и в слезах кинуться в объятия парней, крича: «Мне так не хватало этих слов, спасибо, ребята… Вы всегда меня спасали». Никто не был против объятий, но вскоре весь клуб превратился в месиво эмоций и тактильности.       — Бежим, пока не началась оргия? — рассмеялся Шуджи, потянув к себе Кисаки. Правда, вопреки тому, чтобы убежать, Тетта встал на носочки и потянулся к губам возлюбленного, отчего все посетители клуба завизжали ещё больше. Шуджи же не мог не ответить на этот поцелуй, успев только подумать, что этот момент запомнится ему на всю оставшуюся жизнь. Неважно, будет эта жизнь короткой или его, — их, — ждёт пресловутое долго и счастливо, абсолютно неважно. Главное, что он не один. И никогда не будет один.