//--//
Дин находит его однажды поздно вечером, когда ему слишком скучно, чтобы бодрствовать, и слишком плохо, чтобы заснуть. Он копается в Интернете через дрянной мотельный вайфай и натыкается на объявление о продаже дома. Это старый дом в Вашингтоне. Два этажа, три спальни, две ванные. Фасад полностью кирпичный, а фотография явно сделана осенью, потому что плющ, ползущий по нему, пылает ярким оранжево-жёлтым цветом, который только начинает переходить в вишнёво-красный. Он очень дешёвый, но это неважно. Деньги больше не имеют значения. Дин просто не может представить себя покупающим новомодный дом, как тот, что достался Сэму. Он практически выплёвывает золотые монеты из крана, настолько он новый. Может быть, он немного драматизирует. Но у дома нет никакой истории. Это просто пустая оболочка, в которую он и все остальные забрались, чтобы попытаться сделать его своим. Может быть, теперь Дин понимает, что имел в виду Кас, говоря о своём сосуде. Приятно не просто жить в чём-то, но и строить это. Сделать его своим. Поэтому он покупает дешёвый дом. Он даже доплачивает за него, потому что у старика, продающего его, перед домом висит флаг гордости, а из окна за ним наблюдает толстый серый кот, и Дин хочет, чтобы у него была возможность купить кошачье дерево. Внутри всё довольно уныло. Входная дверь ведёт в приличного размера гостиную с камином, огромные окна занимают переднюю стену, пересечённую ползучим плющом, но это, если говорить о положительной стороне. На уродливом бежевом ковре плесень, а на одной из стен — загадочные брызги неизвестного происхождения. Ни одна из лампочек не работает. Кухня не намного лучше. Здесь нужны новые шкафы и холодильник, а из крана течёт странная коричневая вода. Но есть двойные двери, ведущие на задний двор, и именно там находится настоящая красота. За домом земля уходит вниз и достигает обрыва, резко уходящего в воду далеко внизу. Вид открывается на восток, на океан. На заднем дворе растёт несколько высоких деревьев, причём несколько из них находятся достаточно близко друг к другу, чтобы Дин подумал, что между ними можно было бы повесить гамак. Это было бы здорово в тёплые месяцы года. Он не очень любит отдыхать и читать на свежем воздухе, но, возможно, он мог бы это сделать. Касу бы это понравилось. Джеку тоже. На самом деле смысл всего этого не в этом. Не то чтобы он покупал дом для них — но он бы солгал, если бы сказал, что в тот момент они не были у него на уме. Они постоянно у него на уме. Спальня хозяев расположена в задней части дома и, кажется, находится в лучшем состоянии, чем все остальные комнаты. Самое лучшее - это сиденье у окна, встроенное в заднюю стену, чтобы можно было сидеть и читать или наблюдать за птицами. Он видел, как Чудо наслаждалась этим. Кас тоже. Две другие спальни и ванная комната находятся наверху. В одной из них есть дыра в стене, через которую, вероятно, пролезло какое-то существо. Окно разбито. По стене и полу растёт плесень. Работы очень много, но в кои-то веки он рад этому. Это займёт его, отвлечёт от одиночества. С большей частью он может разобраться сам, но он никак не может разобраться с электричеством и водопроводом, поэтому ему придётся вызвать кого-то для этого. Чудо остановится в гостинице для животных неподалёку, пока он не приведёт дом в более пригодное для жизни состояние. Потребуется пара недель, чтобы избавиться от плесени, убрать ковры, отшлифовать и отполировать деревянные полы. Первое, что он покупает, — это матрас и пару подушек, о чём впоследствии сильно жалеет. Встать с кровати, когда «кровать» — это просто матрас на полу, чертовски трудно. Поэтому, в конце концов, он покупает и каркас. В качестве тумбочки он использует перевёрнутое десятигаллонное ведро. И только когда однажды вечером он звонит Касу по Фейстайму, он понимает, насколько всё это удручающе. Он хромает по дому без обуви, отчаянно скучая по кроссовкам на мягкой подошве, которые ему подарил Сэм, и указывает на всё, что он успел обновить. Кас выглядит сонным, освещённый голубым светом экрана телефона, сидя в своей кровати с одеялом на плечах. — Гостиная почти готова, — говорит ему Дин, поворачивая камеру, чтобы показать камин, теперь перестроенный из новых кирпичей, которые он сам зацементировал. Сейчас он и маленький обогреватель — единственные способы обогреть дом, так что в нём горит небольшой огонь. — Я покрасил и установил новую отделку. Это было той ещё занозой в заднице. Я неправильно обрезал её в первый раз, и пришлось всё переделывать. Но выглядит неплохо, правда? — Ты очень умелый, Дин, — соглашается Кас. — Спасибо. К кухне я ещё не приступал, но я купил новый холодильник и посудомоечную машину, — он показывает их Касу, затем идёт в спальню, чтобы прилечь. — Была ли причина для этого звонка, Дин? — спрашивает Кас. Дин чуть сдвигается на кровати, чтобы на секунду отвести камеру от своего лица, потому что в данный момент он проходит через каждую стадию горя, понимая, что Кас предложил ему звонить только тогда, когда он ему нужен, а не просто поговорить, и если это так, то он мог бы просто не звонить вообще и… — Я просто хотел показать тебе это место, — произносит он, будто оправдываясь. — Я не имел в виду, что не хочу с тобой разговаривать, — отступает Кас, но уже слишком поздно. Дин уже начал закрываться. Он не может придумать, что сказать. Его немедленный инстинкт — найти причину, чтобы попрощаться и повесить трубку, но он не может найти её прямо сейчас. — Я просто хотел спросить, не нужно ли тебе поговорить о чём-то конкретном, — уточняет Кас. Раньше не хотел, но теперь хочет, потому что в последнее время кажется, что каждое незначительное препятствие посылает его по спирали в яму отчаяния. — Не знаю, — бормочет Дин, засовывая ноги под одеяло и жалея, что не догадался выключить свет, чтобы его лицо не было так заметно. Чудо запрыгивает к нему на кровать, кладёт две лапы ему на бедро и разминает его, ласково щурясь. — Чудо скучает по тебе. Кас недоверчиво фыркает. — Мне кажется, ты проецируешь. Дин кусает внутреннюю сторону щеки, его глаза становятся немного горячими. Трудно даже ответить на это. Конечно, он скучает по Касу. Даже когда они жили вместе, он скучал по Касу, как только закрывал дверь в свою спальню ночью. Это смешно. — Я думал, это должно было стать легче, — говорит он вместо этого, прочищая горло, когда его голос начинает дрожать. Кас только прищуривается, чтобы прояснить ситуацию. Это удивительно похоже на любимый прищур Чуда. — Быть трезвым. Знаешь, я делаю всё, что должен. Я не пью, хожу на собрания, даже много сплю. На днях я спал восемь часов. Но мне кажется, что от этого я чувствую себя ещё хуже, — теперь он действительно встаёт и щёлкает выключателем, оставляя лишь лунный свет из окна. Он достаточно яркий, чтобы видеть, но не настолько яркий, чтобы он чувствовал себя как под прожектором. — Я чувствую себя чёртовым нервным окончанием. На днях я прослезился на документальном фильме о пингвинах. Не говори Сэму, что я это сказал. — Возможно, ты немного оттаял, — предполагает Кас. — В том, чтобы стать более эмоциональным, нет ничего необычного для выздоравливающего алкоголика. Некоторые говорят, что чувствуют себя совершенно другими людьми. — Ты проводил исследования, — догадывается Дин. — Конечно. — Конечно… — он некоторое время слушает гудение обогревателя, формулируя свои слова, позволяя своему разуму вернуться к тому, что беспокоило его в последнее время. Кроме, ну, вы знаете, всего. — Оттаивание — хорошее слово для этого. — Я очень хорошо владею словами, — соглашается Кас, и Дин не может не улыбнуться ему. Но улыбка увядает и исчезает, и возвращается то удушливое чувство. — Кстати, ты был прав. — В чём? — Насчёт Чуда. Я имею в виду — насчёт меня. Проецирование, — он делает дрожащий вдох. — Я скучаю по тебе. Лицо Каса меняется, но в темноте это трудно разглядеть. Возможно, это грусть или тоска, появившаяся в уголках его глаз и между бровями. Трудно сказать. — Я должен держать обиду, — напоминает ему Кас. — Да. Защищать Джека. Хорошо. Кто-то должен, — стоически соглашается Дин, но его сердце болит от каждого слова. — Я тоже скучаю по тебе, Дин. В его груди что-то вздымается. Глаза снова мутнеют. Он прижимает телефон к одеялу, чтобы Кас больше не мог его видеть. Расправляет рёбра в огромном вдохе, пытаясь успокоить это чувство. Оно слишком велико. Так вот как ощущается любовь? Потому что это больно. Он чувствует себя воздушным шариком, наполненным до отказа. — У меня есть вопрос, — говорит Кас. — Хм? — Дин поднимает телефон, чтобы Кас мог снова его видеть. — Он несколько прямой. — Просто задай его, Кас. — Почему ты меня поцеловал? — он смотрит прямо в камеру, голубые глаза каким-то образом пронзительны даже на расстоянии девятисот миль. Ладно. Он не шутил. Это прямо. У них был негласный договор ничего не говорить об этом до сих пор, и он знает, что чувствует, но он не готов. Они так далеко, и он ни за что не признается в любви по Фейстайму, когда у него до сих пор не налажены отношения с Джеком. Ни за что. — Я не хочу говорить об этом по телефону. Похоже, это задевает Каса, потому что он хмурится на экран. — Почему? Это заговор, чтобы заставить меня встретиться с тобой лично? — Заговор? — Дин вздрагивает. — Неужели это было бы так плохо? — если в начале разговора он чувствовал себя обузой, то теперь это чувство удваивается. — Да, Дин. Это несправедливо по отношению к Джеку, что мы вообще разговариваем, — в этом есть холодность, и где-то в глубине души Дин знает, что это просто защита, и что он определённо заслуживает этого, но прямо сейчас… прямо сейчас он зол. Он не собирается остывать только потому, что не хочет признаваться ему в любви по телефону. В этот раз он уверен, что прав. — Серьёзно? Ты больше никогда меня не увидишь? После всего. После… — После того, как ты чуть не убил моего ребёнка? После того, как ты заставил их чувствовать себя никем? — в его голосе звучит не только гнев, но и боль, и теперь, когда он «оттаивает», Дин тоже это чувствует. Чувство вины обрушивается на него, как поезд, и это слишком мучительно. — Понял. Хорошо. Спокойной ночи, Кас, — он заканчивает разговор, прежде чем Кас успевает вставить хоть слово.//--//
[Сэм]: Что с Касом? [Дин]: Не знаю. Откуда мне знать? [Сэм]: Он просто кошмар! У вас двоих что-то случилось? [Дин]: Нет. Мы не разговаривали несколько недель. [Сэм]: Чувак. [Дин]: ?//--//
День рождения Дина наступает слишком быстро. Сэм помнит об этом и пытается соблюсти его границы, не придавая большого значения тому факту, что он проводит этот день один. Однако он заказывает пирог на дом Дину, и это как раз тот уровень заботы, который заставляет Дина немного зажмурить глаза. Пирог на самом деле очень вкусный. Он ест его вилкой прямо из коробки, потому что ему не нужно беспокоиться о том, чтобы с кем-то делиться, и думает: это именно то, чего я хотел бы в детстве. А потом он думает: это чертовски уныло. Около полудня начинается снегопад, так что они с Чудом застревают дома вдвоём. Если бы всё стало совсем плохо, он мог бы надеть цепи на шины и отправиться в путь, но, учитывая его психическое состояние, наверное, будет лучше, если он не будет проезжать мимо открытых магазинов или баров. Дома, по крайней мере, становится немного уютнее. У него есть диван, журнальный столик и телевизор, закреплённый на стене. Вместо перевернутого десятигаллонного ведра у него настоящая тумбочка с лампой. У Чуда есть кошачье дерево у окна, где она сидит и наблюдает за птицами и белками. Когда Дин уходит ночью в свою комнату, она следует за ним и снова наблюдает за ними с другого окна. Становится лучше. Но он по-прежнему один. Звонок раздаётся сразу после захода солнца, что на севере и зимой бывает около четырёх часов дня. Взглянув на телефон, он видит, что это Кэсси. — С днём рождения! — приветствует она его, и её жизнерадостность почти оглушительна. — Как ты вообще можешь помнить, когда у меня день рождения? — Это даже смешно — ты знаешь, что Тед Банди умер 24 января? — Нет. — Ну, он умер. И когда я узнала об этом, я подумала: эй, это же день рождения Дина. А потом я помнила об этом десять лет. Человеческий мозг — странная штука, — она почти, почти добивается от него улыбки. Но весь его день был таким серым, что даже её яркий голос не может вывести его из этого состояния. — Хорошо, — говорит он. — Надеюсь, сегодня это произойдёт с ещё одним дерьмовым человеком. — Выпьем за это, — соглашается она. — Так что ты задумал? Напиваешься со своим бойфрендом? — Вообще-то, как раз наоборот. — Почему? — она звучит умеренно подавленной. Он чувствует себя чрезвычайно подавленным. — Что случилось с Касом? — Долгая история. Я не знаю, хочу ли я рассказывать её в свой день рождения, — он опускается на спину на диван, похлопывая себя по груди, чтобы позвать Чудо. Она встаёт, потягивается и лениво идёт к нему. — Справедливо. Чудо разминает его грудную клетку, крошечные коготки впиваются в его рубашку. Её мурлыканье, пожалуй, единственное, что удерживает его от самоуничтожения в эти дни. Если он напьётся до смерти, кто позаботится о ней? Он где-то читал, что кошка, вероятно, съест ваше тело, если вы умрёте, и всё, о чём он тогда подумал, что это то, чего бы он хотел. Что же ей делать? Голодать? Дин возвращает себя в настоящее. — Как у тебя дела? — Отлично. Несколько месяцев назад я отправила своё резюме в «Канзас-Сити Стар», но ничего не получила, а на прошлой неделе они позвонили и пригласили меня на собеседование. — Серьёзно? Ну и дела, продвигаешься по карьерной лестнице, — замечает он, стараясь, чтобы его настроение не отразилось на его тоне. Это едва получается. Слова звучат мёртво в его устах. — Я рад за тебя. Серьёзно. Я говорю довольно скучно, но я очень впечатлён. — Ты не говоришь скучно. Просто очень подавленно, — ему удаётся полусерьёзно посмеяться над этим. В основном потому, что это правда. — Ты уверен, что не хочешь поговорить об этом? — спрашивает она. — Не по телефону. Я устал от телефонных разговоров. — Я бы приехала, если бы не была на другом конце страны. Теперь есть за что уцепиться. Это глупо. Она определённо скажет «нет». Но он всё равно пытается: — Ты должна. Я имею в виду, не прямо сейчас, но ты должна приехать как-нибудь. Ты и Чэр. Посмотрите на мой новый дом. Я даже могу купить вам билеты на самолёт. — Вот это идея. Что, успел обогатиться? Раньше у тебя было около доллара. — У нас появились деньги несколько лет назад, — туманно объясняет он. Технически это неправда. Спасибо, Чарли. Боже, как бы он хотел, чтобы Чарли была здесь прямо сейчас. Она бы как-нибудь устроила вечеринку. Даже без алкоголя. Кэсси задумчиво хмыкает. — Я поговорю об этом с Чэр. Нам бы не помешал отпуск.//--//
В итоге они с энтузиазмом соглашаются, а это значит, что у Дина остаётся меньше месяца, чтобы привести дом в порядок и сделать его более похожим на дом и менее похожим на то, что в одном из шоу о доме и саде называют «ремонтом». Сначала он работает над гостевой комнатой, перекрашивает её в бледно-голубой цвет и вешает несколько картин, купленных на распродаже. Для гостиной он покупает длинный узкий столик и искусственный папоротник, потому что в последнее время он с трудом может поддерживать в себе жизнь, не говоря уже о растениях. Он заглядывает на другую распродажу, расположенную неподалёку, и у парня, который её проводит, на подъездной дорожке стоит старый Шевроле Камаро 69-го года, который привлекает внимание Дина. В итоге они долго разговаривают, заглядывают под капот и садятся на передние сиденья, чтобы полюбоваться работой, которую он проделал по восстановлению интерьера. Машина принадлежала его отцу. Они вместе восстанавливали её. Дин говорит ему, что у него дома стоит отцовская Импала 67-го года, и на полпути понимает, что это уже неправда. Он всё равно показывает ему фотографии, и парень предлагает ему пиво, чтобы они могли продолжить разговор. Тогда Дин вежливо отказывается, но они всё равно обмениваются номерами, и он возвращается домой с чувством выполненного долга. — Сегодня у меня был нормальный разговор с одним человеком, — говорит он Чуду, когда моет посуду. Она молча смотрит на него. Должно быть, ей нравится звук его голоса, потому что она всегда слушает. — И я отказался от пива. Чэр и Кэсси прилетают в четверг днём и вместе забираются в крошечный пикап Дина, когда он встречает их в аэропорту. Кэсси крепко обнимает его, а Чэр пожимает ему руку, выглядя немного настороженной. Они устраиваются в гостевой комнате, и Дин поражается тому, как удивительно не странно, что его бывшая девушка и её жена живут у него дома. Самое странное, что у него вообще есть дом. Раньше его домом была Импала. Теперь это настоящий кирпичный дом с кроватью и приличным напором воды. Место, где он может принимать гостей. Так что да. К чёрту. Он вьёт гнездо. Он готовит ужин, и Чэр помогает ему на кухне, пока Кэсси играет с Чудом в гостиной. Она тихая, почти мышеподобная за большими очками, и определённо скептически относится к нему. Дин чувствует, что ему придётся вытягивать из неё слова, по крайней мере, пока он не найдёт то, что её заинтересует. Этим интересом оказывается очень вкусный кофе и поэзия — две вещи, о которых Дин совершенно ничего не знает. Однако она страстно убеждает его в том, что кофе будет лучше, если он откажется от своего дерьмового кофейника, поэтому на следующее утро он позволяет ей взять его с собой, чтобы помочь ему выбрать настоящую кофеварку для эспрессо, а она учит его готовить хороший латте дома. Несмотря на его скептицизм, это действительно вкусно, и, кроме того, кофеварка хорошо смотрится на его почти пустой столешнице. Кэсси и Чэр покупают бутылку вина и распивают её за его новым обеденным столом, пока Дин потягивает содовую. Он наблюдает, как они пьянеют и всё больше прижимаются друг к другу, и улыбается тому, как явно они влюблены. Я хочу этого, я хочу этого, я хочу этого, — кричит его сердце. Он глотает содовую, как будто это что-то более крепкое. Как только становится поздно, он выходит на улицу покурить, сгорбив плечи от февральской прохлады. Слишком облачно, чтобы разглядеть звёзды, но он всё ещё может видеть лунный свет, сверкающий на воде. Здесь пахнет сосной и дымом из дымохода. Вдали от города и остальной части района так оглушительно тихо. Где-то среди деревьев пронзительно кричит сова. Он прикуривает сигарету, не обращая внимания на голос Каса в голове, который говорит ему, что это плохая привычка. Да пошёл ты, со злостью думает он. Я просто одна большая плохая привычка. Хорошо, что Кас больше не слышит молитв. Он сжимает переносицу и прогоняет свои мысли. Мгновение спустя дверь кухни со скрипом открывается. Кэсси стоит рядом с ним, засунув руки в карманы. — Ты пытаешься заморозить себя до смерти? — Может быть, — признаётся Дин, стараясь говорить шутливым тоном и промахиваясь мимо. — Ты отправишь меня в психушку, если я скажу «да»? — Зависит от того, насколько ты серьёзен. — Я не хочу умирать, — уточняет Дин, но в его голосе чувствуется неуверенность. — Но? — Не знаю. Иногда я действительно не хочу больше существовать, — эта мысль не покидала Дина на протяжении почти всей его жизни. Не то чтобы он когда-нибудь хотел покончить с собой, но бывали времена, когда он хотел выпить столько, чтобы никогда не проснуться, и, возможно, это то же самое. Но больше всего он думал о том, что было бы неплохо вообще никогда не рождаться. Но сейчас у него достаточно ясности ума, чтобы понять, что это не совсем то, чего он хочет. — Мне просто одиноко, — признаётся он. — Мне не было так одиноко с тех пор, как Сэм поступил в колледж. — Я помню, — Кэсси несла основную тяжесть этого одиночества, пока они были вместе, что означало, что Дин ночевал у неё большую часть ночи, свернувшись калачиком в безопасности и комфорте, обнимая её. — Что случилось с Касом? Верно. Он сказал ей, что не хочет говорить об этом по телефону, а теперь они здесь, наедине, так что он должен выполнить своё обещание. Он прислоняется к стене, сделав ещё одну согревающую затяжку. — Это долгая история. — Хорошо, позволь мне взять мой бокал вина. В итоге они перебираются внутрь, на место у окна, где Дин наконец-то рассказывает ей свою историю — по крайней мере, последние несколько месяцев. В какой-то момент он трёт глаза, измученный и несчастный, и его ладонь становится мокрой от слёз. Кэсси берёт его за руку и сжимает её. — Дин, я хочу кое-что сказать, и я не имею в виду ничего плохого, но… тебе нужно перестать жалеть себя. Он почти смеётся в неверии. — Что? — Серьёзно. Повзрослей и извинись перед ними обоими. — Я не знаю, что им сказать. — Я тоже не знаю, Дин, но это должно идти от сердца. Просто покажи им, что ты изменился.//--//
Кэсси и Чэр уезжают в воскресенье, поэтому субботу они проводят, изучая окрестности. Они посещают фермерский рынок, на котором толпятся местные жители, стоят прилавки с продуктами и продавцы, предлагающие образцы хлеба, выпечки, мёда и сыра. — Касу бы это понравилось, — говорит им Дин, разглядывая прилавок с изысканными цветочными композициями. После фермерского рынка они отправляются на прогулку среди деревьев, по извилистой тропинке, которая выводит их к берегу моря. Там красиво, но пронизывающий ветер быстро загоняет их обратно в тепло машины. Они все смеются, когда Кэсси пытается помочь Чэр распутать волосы, зацепившееся за очки из-за сильных порывов ветра, а печка машины отогревает их онемевшие пальцы. Когда они уезжают, на душе становится горько-сладко. Дин обещает навестить их как-нибудь летом, а Кэсси грозится явиться на его следующий день рождения, что радует больше всего. Чэр обнимает его на прощание, и последние следы настороженности стираются. Когда он возвращается, дом кажется ему более родным, хотя на самом деле ничего не изменилось.//--//
Уже поздно. Кас не проснётся. Дин настраивает себя на неудачу — но на этот раз целенаправленно. Если Кас не возьмёт трубку, значит, он спит, а не потому, что не хочет говорить с Дином. Это ставит мяч на его сторону. Он может перезвонить, если захочет, или оставить сообщение непрослушанным, и они больше никогда не смогут поговорить. Поэтому Дин звонит с полной уверенностью, положив телефон на подушку рядом с собой, пока идут гудки. Дважды. Он звонит дважды, а потом Кас берёт трубку, голос звучит грубее, чем обычно. Дин хмурится, поднося телефон к уху. — Почему ты ответил? — ворчливо спрашивает он. — Я думал, что именно это и было целью телефонного звонка, — невесело отвечает Кас. — Наверное. Сверчки. Он буквально слышит стрекотание сверчков со стороны Каса. — Зачем ты звонил? Ему следовало бы продумать, что он собирается сказать. Естественно, он возвращается к лёгкому раздражению. — Чтобы поговорить с тобой, тупица. — Почему сейчас? Прошло уже больше месяца. Сорок пять дней. Дин считал. Чёрт. Теперь ему придётся действовать. — Послушай, Кас. Я хочу спросить тебя кое о чём, и ты откажешься, и это нормально. Но я всё равно должен спросить. — Хорошо. У меня много ушей. — Я весь внимание, — поправляет Дин, отчаянно пытаясь игнорировать всплеск привязанности в своей груди. — Мне нужно извиниться перед Джеком. — Всё в порядке. Можешь позвонить им завтра, — соглашается Кас, звуча слегка озадаченно. — Нет, я имею в виду… Я думаю, что мне нужно сказать это лично. И я подумал, знаешь, я тут ремонтировал дом, и у меня есть две лишние комнаты, и, может, вы двое могли бы приехать ко мне в гости, чтобы я мог бы поговорить с ними. Тишина. — Я могу приехать к вам, если хочешь, просто мне придётся ехать на машине и взять с собой Чудо, а вы двое можете полететь. Я не знаю, летали ли Джек когда-нибудь на самолёте. Возможно, им это понравится, — начинается нервный бред. — Просто подумай об этом. Или не надо. Я могу просто позвонить завтра и сделать это по телефону. И нам с тобой больше никогда не придётся разговаривать. Как ты… как ты думаешь, что будет лучше? Опять тишина. Может быть, он действительно заснул. — Кас? — Прости. Это трудно, это… быть родителем. Отделять мои желания от потребностей Джека, — он практически слышит, как на лбу Каса появляется морщинка. Дин понимающе хмыкает. — Да, хорошо, не торопись. Поговори с Джеком, может быть. Мне не нужен ответ сейчас, — он просто хотел бы получить его. Да, желательно. Но так не бывает. — Хорошо. Я поговорю с ними. Сейчас самое время закончить звонок, но никто из них этого не делает. Дин слушает пение сверчков в телефонной трубке. Кас, должно быть, снаружи, может быть, на качелях на крыльце. — Чудо скучает по тебе, — тихо говорит Дин, молясь, чтобы Кас понял его слова. Слышится тихий смех. Конечно, он понимает. — Я тоже скучаю по тебе, Дин. Теперь он улыбается, как идиот, и благодарит, что это не видеозвонок. — Хорошо. Поспи немного, Кас. — Спокойной ночи, Дин.//--//
Ответ приходит поздно утром следующего дня. [Кас]: Мы приедем, пока ты трезв. Дин присылает дурацкую фотографию, на которой он улыбается со своим трехмесячным чипом, и тут же бежит в магазин, чтобы купить постельное бельё для кровати в комнате Джека. В итоге он покупает простыни с рисунком динозавров. Кас и Джек прилетают через полторы недели, после того как у Джека заканчивается футбольный сезон, а Кас завершает последний сеанс в тату-салоне. Считается ли это покупкой любви, если Дин просто украшает комнату Джека? Он очень надеется, что нет, потому что бросается в это с головой. На самом деле у него нет никакой темы. Джек любят радугу, поэтому он развешивает по потолку разноцветные звёздочки, чтобы комната была освещена тёплыми розовыми, оранжевыми и красными цветами. Он стелет разноцветный геометрический ковёр, покупает кресло-мешок для угла и подвесной светильник над ним. Неоновый светильник в форме радуги стоит на столе, который находится прямо напротив окна. Он также вешает несколько разноцветных тканевых птиц. Когда он заканчивает с комнатой Джека, он слишком поздно понимает, что ничего не сделал для Каса. На следующее утро он бежит на фермерский рынок и, не удержавшись, покупает один из тех букетов, а также свечу из настоящего пчелиного воска. Может быть, он не может заставить себя подарить Касу цветы лично в руки, но он может оставить их на его тумбочке. Дин едет в аэропорт, чтобы забрать их, что, как всегда, заканчивается тем, что он вступает в спор с человеком, регулирующим движение на полосе для пикапов. От драки его спасают Джек, налетающие на него на полной скорости. Их руки крепко обхватывают его, голова устраивается где-то под подбородком. Спор мгновенно забывается, Дин смеётся. — Привет, ребёнок. Как дела? — Папа ворчит, потому что они заставили его выбросить свой кофе в очереди в службу безопасности, — предупреждают Джек. — Мне так много нужно тебе рассказать. Я забили гол в своём последнем футбольном матче! Дин взъерошивает их волосы, укладывая их набок. — Я хочу услышать всё об этом. Как и положено, Кас приходит с максимально раздражённым видом. Он забирается в пикап, обходя Дина, и садится с рюкзаком на коленях. Дин обходит вокруг и забирается в машину рядом с ним, слишком довольный тем, что Кас и Джек здесь, чтобы беспокоиться о его ворчливости. — Я тоже рад тебя видеть, солнышко, — фыркает он. Кас смотрит на него. В его груди снова становится тесно от этого большого шара любви. — Я приготовлю тебе кофе дома, — предлагает он. Джек болтают без умолку о футболе, школьной работе и дельфинах, которых они видели на пляже на днях, а Дин довольствуется тем, что слушает и задаёт вопросы. Кас сидит рядом с ними ворчливый и молчаливый, но Дин время от времени ловит на себе его взгляды, короткие взгляды, которые, наверное, должны быть незаметными. Когда они останавливаются на светофоре, Дин поворачивается и смотрит ему прямо в глаза, позволяя желанию улыбнуться взять верх. — Ты хорошо выглядишь, — говорит он. — Мне нравятся длинные волосы, — они не особо длинные, не как у Сэма, но отросли достаточно, чтобы стать немного волнистыми, и растрёпаны так, что он похож на опального профессора. Зная Каса, это, скорее всего, неумышленно. По щекам Каса расплывается румянец. Это прекрасно. — Зелёный свет, — замечает он, упрямо глядя в сторону. Даже после краткого визита Кэсси и Чэр Дин не привык к присутствию других людей в доме. Скрип пола от шагов по лестнице — звук странный, хотя и желанный. Чудо, похоже, рада видеть Джека и настороженно относится к Касу. Некоторое время она обнюхивает их сумки, а затем возвращается на кухню, огибая ноги Дина, пытаясь поставить ему подножку, пока он готовит кофе для Каса. Кас в лучшем случае угрюм, даже после кофе, но Джек с лихвой компенсируют это своим энтузиазмом. Они буквально не отходят от Дина, особенно после того, как увидели свою комнату. — Это потрясающе. Ты видел, пап? Потягивая свой дымящийся кофе, Кас мрачно кивает. — Да, здорово. Дин приложил много усилий, — это звучит почти как одобрение. — Ты видел свою комнату? — спрашивает Дин. Кас снова кивает. — Красивые цветы, — в его тоне звучит вопрос, но Дин не отвечает. Уже полдень, но не настолько поздний, чтобы солнце село. Дин предлагает прогуляться до смотровой площадки, просто чтобы не сидеть втроём и не переживать из-за неловкости между ним и Касом. Это отличное место для наблюдения за закатом, хотя и немного ветреное. Но всегда приятно выйти на улицу и немного замёрзнуть, чтобы потом вернуться в тепло дома и устроиться у потрескивающего камина. Дин пытается идти с Джеком в одном темпе, но у них столько энергии, что в итоге они оказываются далеко впереди него, несясь по изношенной тропинке вдоль обочины. Кас держится где-то между ними, пока Дин не прибавляет шагу, чтобы догнать его. — Это не будет беспокоить твою ногу? — спрашивает Кас, наблюдая за ногами Дина, за отсутствием хромоты. — Стало лучше. В последнее время у меня больше хороших дней, чем плохих, — к счастью, Кас, сжалившись над ним, чуть притормаживает. Теперь они далеко позади Джека. Между деревьями дует резкий и холодный ветер. Кас натягивает капюшон и засовывает руки в карманы. Толстовка не поможет ему согреться. Не здесь, не в феврале. Дин раздумывает над тем, чтобы предложить ему свой тёплый пуховик, но решает отказаться, когда Кас бросает на него предупреждающий взгляд, словно предугадывая предложение. — Как дела? — спрашивает Дин вместо этого. — Нормально, — отвечает Кас, его голос звучит настороженно. Он не уточняет. Ладно, может, он попробует другой путь. — Значит, твоя татуировка уже готова. — Да, — ещё один резкий ответ. Кас слегка сдвигает плечи, как будто чувствует чернила на спине. — Ты собираешься мне её показать? — спрашивает он. Опять ворчливое молчание. В конце концов, Кас озабоченно поправляет горловину толстовки и качает головой. — Она всё ещё заживает. Может быть, через некоторое время. Через некоторое время. Возможно, через некоторое время они снова окажутся за два штата отсюда. Но он собирается отложить это на потом. Ему и так не нравится, что Кас почти не разговаривает с ним. Настоящая ссора только вновь откроет эту старую рану. А это всё, чем он сейчас является — полузажившая рана, ждущая, когда снова пойдёт кровь. Поэтому он отступает, засовывает руки в карманы и молча идёт рядом с Касом, пока они не доходят до длинного деревянного забора, преграждающего путь к обрыву. Технически, нельзя выходить на эту землю. Это чья-то собственность, и, возможно, немного небезопасная, но однажды днём Дин заметил, как несколько подростков перелезали через забор. Он пошёл следом и нашёл этот прекрасный вид, тихий и уединённый, вдали от дороги. Поэтому он кричит Джеку, чтобы те повернули налево, и кивает в знак одобрения, когда они начинают перелезать через забор. Он и Кас следуют его примеру, и они поднимаются по тропинке, петляющей среди высокой золотистой травы. Она колышется на ветру, шепчет, когда стебли переплетаются между собой. Тропинка сужается, так что им приходится идти друг за другом, поднимаясь всё выше и выше по холму, пока он не выводит их на вершину обрыва. Перед ними расстилается вода, розовая, голубая и оранжевая в свете закатных лучей. Пасмурно, но солнце уже опустилось под облака, и теперь это просто мерцающая полоса позолоченного света. Дин останавливается на вершине, стоит и смотрит на океан. Джек указывают на стаю птиц, прокладывающую себе путь через горизонт. Дин едва может разглядеть её. Я старею, думает он и почти улыбается. Слева от него Кас ёжится от ветра. В таком виде, ворчливый и закутавшийся в свою толстовку, он похож на птицу, распушившую перья от холода. Дин поддаётся этому порыву, снимает с себя куртку и предлагает её без слов. Несколько секунд Кас упрямо игнорирует его. Затем ветер проносится мимо, холоднее, чем когда-либо, и он сдаётся, натягивая куртку. Дин наблюдает, как он заметно отогревается, щёки всё ещё красные, но осанка выпрямляется, и вдруг ему самому становится не так уж холодно. Солнце превращается из полосы в крошечную капельку света на горизонте, а потом и вовсе исчезает. Они спускаются обратно с холма, перелезают через забор и возвращаются к дому Дина. Он разогревает на плите горячий шоколад, а пока он готовится, разжигает огонь в камине, наклоняясь перед ним, чтобы подбрасывать хворост под большие поленья. Он должен думать о том, как начать извиняться перед Джеком, но вместо этого он просто наслаждается тем, что он не один. Даже когда Кас повсюду таскает за собой своё штормовое облако. Это странно — обычно в этот момент именно он держит обиду и молчит. Но он больше не чувствует себя таким злым. Каждый раз, когда он пытается разозлиться, гнев умирает, не дождавшись выхода. Они пьют горячий шоколад, ужинают и смотрят фильм в относительной тишине. Около десяти у Джека, наконец, заканчивается энергия, и они удаляются к себе в комнату. Кас выглядит крайне смущённым и ёрзает на диване, словно собираясь последовать их примеру, хотя Дин знает, что он — ночная сова. — Нам стоит сходить завтра на фермерский рынок, — предлагает Дин, прерывая его попытку. Кас снова устраивается на диване. — Хорошо. Его ледяная холодность, мягко говоря, разочаровывает. Это всё ещё не та ярость, которая раньше так легко вспыхивала — та, что заставляла его бить стены и швырять пивные бутылки, — но он всё равно расстроен. — Ты собираешься говорить односложными предложениями всё время, пока находишься здесь? — спрашивает Дин, в его тоне чувствуется раздражение. — Я уверен, что несколько раз использовал больше одного слова, — отвечает Кас. У него такой взгляд, какой он всегда делает, когда упрямится — раздражённо поднимает подбородок, глаза дерзкие. Как будто он пытается начать спор. — Почему бы тебе просто не сказать мне, что не так? Если это из-за Джека, то я понимаю, но мы прекрасно общались до этого, так что… — Да. Больше месяца назад. Вот оно. — Так ты злишься, что я не позвонил. Ты ведь понимаешь, что телефоны работают в обе стороны? Общение — это улица с двусторонним движением, или что-то в этом роде, — даже сейчас, даже в разгар ссоры Дин чувствует себя увереннее, чем когда-либо. Он действительно другой человек, чем был год назад или даже полгода назад. Кас лишь упрямо смотрит на огонь. — Я думал, ты не хочешь со мной разговаривать, Кас, — обвиняет Дин. — Кроме того, прошло всего полтора месяца. Были десятки раз, когда мы не разговаривали намного дольше. — Для меня это был долгий срок, — ворчит Кас. — Это не так и много, когда речь идёт о миллиардолетнем ангеле, — отвечает Дин. — Я больше не ангел, — с горечью напоминает ему Кас. — У нас не так много времени. Теперь в его горле вспыхивает гнев, крошечный огонёк пламени, но его почти смывает удушливое чувство сожаления. В конце концов, Кас прав. Сколько времени у них осталось? Всё время, пока Кас был мёртв, он клялся, что больше никогда не потеряет ни секунды с ним, и вот он здесь. Но это не его вина. Хоть раз, но это не его вина. — Это не я ушёл. Это ты заставил меня уйти, — кричит он. — Я мог бы остаться и разобраться с Джеком. — Ты даже не боролся за это, Дин — ты просто ушёл. Если бы я знал, что ты хочешь помириться с Джеком, я бы подумал об этом. Он скрипит зубами. — Я не могу читать твои мысли, Кас. Если ты хотел, чтобы я остался, ты должен был сказать об этом. Кас сидит, напрягшись, словно готов к драке. — Я не хотел, чтобы ты оставался, потому что я тебя об этом попросил, я хотел, чтобы ты остался, потому что ты сам этого хотел. Но ты ушёл. Он просто подливает масла в огонь: — Я не уходил. Я не… Они оба замирают, когда дверь Джека наверху со скрипом открывается. Шаги пересекают коридор к ванной, и ещё одна дверь закрывается. Прежде чем Дин успевает сказать ещё хоть слово, Кас поднимается и направляется к двери. Примечательно, что он снова забыл куртку. Дин варится в гневе около двух секунд, прежде чем ему это надоедает, он вскакивает, хватает куртку и следует к выходу. Кас уже идёт по подъездной дорожке, шаги хрустят по гравию. Дин догоняет его. — Кас. Кас не поворачивается. Дин хватает его за плечо и останавливает на месте, разворачивая к себе. — Кас, — гнев возвращается в полную силу, но на этот раз он ощущается чертовски отвратительно. Тяжесть в груди, от которой некуда деться. — Я не уходил. Я не бросал Джека. Ты попросил меня об этом, — его голос теперь звучит болезненно, как рык сквозь стиснутые зубы. — Я не Джон Винчестер. Я лучше него, — слова вырываются наружу, признание, в которое он даже не уверен, что верит. — Дин, я… — Кас выглядит поражённым. — Сэм рассказал тебе, что я это сказал? Злость отступает так же быстро, как и появилась, оставляя его дрожащим и измученным. Он делает шаг назад. — Что? — Прости, Дин. Я просто был зол, и… — Кас уже почти не слушает, он просто в панике перебирает слова. — Ты думаешь, что я такой же, как Джон, — оцепенело осознаёт он. Это не должно причинять такую боль, как сейчас. Это правда. Но от Каса это звучит ещё больнее. Каса, который когда-то считал его бесконечно бескорыстным и любящим. Это была чушь. Он всегда это знал. Он должен чувствовать удовлетворение от того, что его правота доказана, но вместо этого это просто режет до костей. В его груди зияет рана, и он чувствует себя таким же одиноким, как и всегда, даже когда перед ним стоит Кас. — Я оставлю дверь незапертой, — бормочет он, запихивая куртку в руки Каса и отступая назад к дому. Безопасность его комнаты — желанное место, но тишина оглушает. Он надевает наушники и увеличивает звук до тех пор, пока не перестаёт слышать что-либо ещё, желая, чтобы это хоть немного приглушило боль, как это делала выпивка. Алкоголь вообще существует для чего-то другого? Другие люди пьют для удовольствия или потому, что им нравится вкус, но для него это всегда был быстрый и лёгкий способ почувствовать себя лучше. Ничто больше не помогает от боли в груди, кроме времени, которое иногда так раздражает, что ему хочется вырвать себе волосы. Прикосновение мягкой лапы Чуда выводит его из задумчивости. Она с минуту разминает его футболку, затем забирается на неё и укладывается прямо ему на грудь, ласково прижимаясь макушкой к его шее. Он убавляет громкость своей музыки, чтобы послушать её мурлыканье, нежно почёсывает ей под подбородком и неохотно улыбается, когда она прижимается своим влажным, холодным носиком к его щеке. Музыка переключается с рока на нежную акустику, и Дин не останавливает её. Он просто засыпает, а Чудо тихонько посапывает у него на груди. Утром он обнаруживает, что его куртка висит у двери, а ботинки Каса аккуратно расставлены на полу. Но даже с такими доказательствами он поднимается наверх и открывает дверь комнаты Каса, чтобы убедиться, что он там. Из-под одеяла виднеется беспорядочная копна тёмных волос. — Доброе утро, — раздаётся шёпот у него за спиной. Он закрывает дверь как можно быстрее, не создавая шума, и поворачивается, чтобы увидеть Джека, выглядывающих из-за двери. — С Касом всё в порядке? — Просто устал, — лжёт Дин. — Он поздно лёг. Хочешь помочь мне приготовить завтрак? Внизу они готовят еду в относительной тишине. Бекон шипит на сковороде. Кофе-машина с характерными звуками наполняет чашку кофе. Дин замешивает тесто для блинов, когда Джек заговаривают: — Дин, прости за то, что я сказали перед твоим уходом. О том, что ты всегда говоришь что-то не то. Я не это имели в виду. Ещё слишком рано для этого, но им всё равно нужно поговорить. Дин поворачивается, опираясь на стойку, чтобы встретиться взглядом с Джеком. — Всё в порядке, Джек. Чёрт, это правда. Я наговорил тебе кучу всяких гадостей. Джек смотрят на него взглядом оленёнка, застывшего в свете фар. Очевидно, они не ожидали от него такого, что само по себе довольно печально. Это едва заметный след извинения. — Да, — соглашаются они, голос звучит печально, глаза широко распахнуты. Они продолжают смешивать яйца, нахмурив брови. — Было ощущение, что ты меня ненавидишь. Дин уже эмоционально истощён прошлой ночью, поэтому чувство вины сильно бьёт по нему. Он опускает взгляд в свою кофейную чашку. — Я просто испугался. Я никогда не ненавидел тебя. И Джек, — наконец, они встречаются глазами, — всё, что я сказал… ни в чём из этого не было твоей вины. Знаешь, даже Мэри. Это было… Это была не твоя вина. Я просто был сломлен от горя и страха, и алкоголь не помог, — то же самое сделал его отец после смерти Мэри. Кас был прав. — Ты не заслужили этого. Ни один ребёнок этого не заслуживает. Даже Дин. Он всё ещё пытается в это поверить. Чёрт. Сейчас едва восемь утра, а Джек выглядят так, будто вот-вот заплачут. — Но я убили её. И я… я действительно ненавижу себя за это. — Нет, Джек, — помогает то, что Дин уже разобрался со всем этим в своей голове. Он говорил об этом на собраниях, опуская более сверхъестественные детали, так что всё это больше не запутывается. В кои-то веки он может выразить свои чувства словами. — Ты просто попали в дерьмовую ситуацию. Знаешь, потерять родителей в таком юном возрасте, спасать мир, даже не успев побыть ребёнком. Чёрт, я имею в виду… Я был там. Если бы у меня была такая сила в твоём возрасте, я бы убил своего отца и Сэма дюжину раз. Это не твоя вина. Это наша вина, что мы изначально поставили тебя в такую ситуацию. Оглядываясь назад, Дин понимает, что они должны были просто вырастить Джека так, как всегда хотел Кас, в домике у озера. — Я не могу притворяться, что не скучаю по маме. Я скучаю по ней всё время, чёрт возьми, — ему с трудом удаётся не сорвать голос на этой фразе. Произнося слова «я скучаю по маме», он задевает что-то очень сильное. Как будто ему снова четыре года, он держит малыша Сэмми на руках на заднем сиденье Импалы. — И это клише, но… — он качает головой, — но она действительно в лучшем месте. Теперь Джек действительно плачут. Они отставляют миску с яйцами и вытирают слёзы рукавом, отворачиваясь, словно пытаясь скрыть это от него. Дин делает шаг вперёд и обнимает их, а затем прижимается щекой к их волосам. Это кажется естественным. Он делал это для Сэма, когда тот был ребёнком, а Джона не было рядом. Джон не любил обниматься. Но, чёрт возьми, это помогает. Дин это знает. Иногда нужно просто отпустить себя и порыдать у кого-то на груди. Именно это Джек и делают сейчас, уткнувшись лицом в рубашку Дина, их плечи сотрясаются. Они отстраняются друг от друга только тогда, когда оба слышат шаги, спускающиеся по лестнице. Вошедший Кас застаёт Джека с красными глазами, а Дина внезапно начинает интересовать миска со смесью для блинов, потому что, возможно, его глаза тоже немного покраснели.