//--//
Утренний свет из окна будит Каса, достаточно яркий, чтобы он повернулся и спрятал лицо на тёплой поверхности под ним. Его лоб соприкасается с теплом кожи, затем с приятной щетиной. Вскоре после этого его рот мягко касается ещё большего тепла. Пульс бьётся под его губами, медленно и легко. Он осмеливается прижаться ближе, губы раздвигаются, вырывается выдох. Всё ещё находясь где-то между сном и явью, он почти не думает, прежде чем прижаться к нему медленным поцелуем. Дин вздрагивает. Его рука пробирается чуть ниже по спине Каса, пальцы обвивают поясницу, но он не просыпается. А если и просыпается, то не говорит об этом ни слова. Ему, наверное, пора бы слезть с Дина, но тепло и комфорт так трудно оставить. Может быть, ещё несколько минут. Всего несколько. Он успокаивается, ощущая ровное вздымание и опадание груди Дина, снова погружаясь в сон. Когда он просыпается в следующий раз, он один, и запах кофе манит его на кухню. Что-то изменилось в Дине. Он гораздо чаще прикасается к Касу, перемещая его по кухне, положив руку ему на спину или на плечо. Его кофе имеет какой-то рисунок на пенке сверху — похоже, это могло бы быть сердце, если бы у Дина была более опытная рука. Пока Кас сидит за столом, пьёт кофе и смотрит мультфильмы с Джеком, Дин протягивает руку, чтобы поправить его волосы, нежно проводя пальцами по ним, чтобы уложить их. Дин не только потеплел после их вчерашнего разговора, он стал ласковым. Кас наслаждается этим, гадая, насколько сильно он должен взъерошить свои волосы, чтобы снова почувствовать на себе его пальцы. Всё труднее и труднее напоминать себе, почему он злился на Дина. Он изменился. Смягчился, стал теплее, честнее. Более спокойным и терпеливым. Дину по-прежнему нужно не его прощение, но, несмотря на это, его обида ослабляет свою хватку. Остаток утра они проводят в машине, пытаясь найти стадо лосей, которые иногда бродят по окрестностям. На редкость солнечный день, и они едут по широким фермерским угодьям, по золотым и зелёным полям, которые спускаются прямо к морю. Горы, покрытые недавно выпавшим снегом, смотрят на них, как часовые с горизонта. Облака висят низко в небе и верхушки сосен цепляются за них, словно за вату. Они находят лосей как раз в тот момент, когда те, медленно передвигаясь, начинают удаляться в лес. Они паркуются, и Джек забираются на кузов пикапа, чтобы лучше видеть, наблюдая, как они скрываются из виду. По дороге в город они проезжают мимо местного цветочного магазина, и Кас так крутит головой, чтобы посмотреть на него, что Дин разворачивается и заезжает на парковку неподалёку. Кас покупает свисающее растение с длинными усиками и здоровыми, зеленеющими листьями и маленький колючий кактус, и только когда он сидит в машине с обоими на коленях, он понимает, что никак не может взять их с собой в самолёт. В какой-то момент за последние несколько дней он, возможно, начал представлять, что останется здесь. Ему нравится этот дом с его тёплым камином и зелёной кухней. С частичками души Дина, вложенными в каждую мелочь. Земля тоже хороша, она наполнена жизнью, питаемая дождями и умеренным количеством тепла. Она холмистая и спокойная, а постоянные облака заставляют его ещё больше ценить редкие солнечные дни. Но больше всего ему нравится видеть мир, который окружил Дина. Наконец-то у него появилось гнездо, дом, цель и место, где он может быть, и Кас отчаянно хочет быть частью этого. Когда они возвращаются домой, Дин прикрепляет крюк над раковиной на кухне и вешает туда растение, пуская его лианы по краям окна. Кас ставит свой кактус на южное окно гостиной, где больше всего солнца.//--//
Они разогревают остатки ужина. Кас останавливается у подножия лестницы, дважды зовёт Джека и начинает беспокоиться, когда не слышит никакого движения. Он поднимается на второй этаж и, прежде чем войти, осторожно стучит в дверь. Одеяла на кровати свалены в кучу. — Джек? Слышится тихое бормотание из-под одеял. Кас спешит к ним, опускается на колени, как будто может увидеть проблему на лице Джека. Они выглядят несчастными, нос красный, глаза полузакрыты от усталости. — Ты в порядке? — Я плохо себя чувствую, — жалуются Джек. — Что ты имеешь в виду? В каком смысле? — возможно ли, что их болезнь, связанная с благодатью, возвращается? В прошлый раз, когда у них не было благодати, это их убило. — Холодно. Голова болит, — слабо бормочут они, натягивая одеяла. Кас помогает им, пытаясь подоткнуть их там, где кожа открыта. — Хорошо. Я позову Дина. Не двигайся. Первое, что говорит Кас, когда вбегает на кухню: — Кажется, Джек умирает. Дин заметно бледнеет, с грохотом роняет сковороду, которую чистил, в раковину. Он поднимается по лестнице быстрее, чем Кас мог предположить, учитывая его не до конца зажившую ногу. Кас следует за ним, замирая у двери, пока Дин склоняется над Джеком, задаёт вопросы тихим голосом, прижимая тыльную сторону ладони к их лбу. В конце концов, что-то меняется в его плечах. Он немного расслабляется, поднимаясь. Затем его охватывает новое напряжение, когда он, наконец, возвращается к Касу со сжатой челюстью и горящими глазами, которых Кас не видел с тех пор, как умер. — Они просто больны, идиот, — огрызается он, и его плечо задевает плечо Каса, когда он проходит мимо. Что ж, злой Дин вернулся. Он топает вниз по ступенькам, и когда Кас следует за ним, он видит, как Дин сердито запихивает ноги в ботинки. — Куда ты идёшь? — требует Кас, теперь в его тоне тоже чувствуется резкость. — За супом и лекарствами. Это то, что нужно делать, когда кто-то болен. — Хорошо. Давай я пойду с тобой, — предлагает Кас, отчаянно пытаясь понять, что он сделал такого плохого, что вызвало такой гнев. — Нет, — Дин даже не смотрит на него. — Оставайся здесь с Джеком. Принеси им воды и ещё одно одеяло. Он хочет возразить, но Джек превыше его гордости, поэтому Кас делает то, что он просит. Он берёт одеяло со своей кровати и накрывает им Джека, затем приносит огромный стакан воды. Просто из любопытства он прикладывает ладонь к голове Джека, как это делал Дин, и обнаруживает, что она тёплая. Теплее, чем обычно. Совсем как у того ребёнка, несколько лет назад. Тогда Кас тоже был человеком, ухаживая за младенцем, и она не умирала. Дин дал ей какое-то лекарство, и температура спала в течение часа или двух. То же самое может быть и с Джеком. Всё это было бы намного проще, если бы у него была благодать. Простого прикосновения было бы достаточно, чтобы узнать источник болезни Джека и исцелить их. Дин возвращается с лекарством под названием «Тайленол» и парой банок супа. — Ты можешь разогреть это? — спрашивает он, протягивая суп Касу. Он не говорит этого, но Кас слышит в его тоне: или ты и это испортишь? — Используй плиту вместо микроволновки. — Я не идиот, Дин. Я могу сварить суп, — хуже всего то, что он непременно попробовал бы микроволновку, если бы Дин не предостерёг его от этого. Обычно так быстрее. Но Дин всё равно не обращает на него внимания, он уже направляется наверх, на этот раз прихрамывая. Кас разогревает суп в кастрюле, затем наливает немного в миску, чтобы отнести Джеку. Они уже сидят, одеяло накинуто на их плечи, лицо раскраснелось. В их глазах тусклое выражение, как будто они едва проснулись, но они всё равно берут суп и едва съедают несколько ложек, прежде чем отдать его Дину и снова погрузиться под одеяла. Разница между тем, как Дин ведёт себя сейчас, и тем, как он вёл себя с Касом всего минуту назад, разительна. Он мягкий, натягивает одеяла на Джека с удивительной нежностью. Он отработанным движением убирает их волосы со лба. В каждом движении Кас видит отголоски детства Дина. Много лет назад Дин, должно быть, делал то же самое для Сэма, а за много лет до этого — его мать для него. Коктейль эмоций снова накатывает. Стыд, гнев, умиление, а больше всего — разрывающее чувство собственной бесполезности. Он отступает, оставляя Дина укладывать Джека. Когда он спускается вниз, все эти эмоции кипят ещё сильнее, слёзы застилают ему глаза и опаляют щёки. Когда Дин следует за ним и бросает на него язвительный взгляд за то, что он оставил плиту включённой, Кас, наконец, срывается: — Что, Дин? — Ты мог поджечь дом. — Меня не было пять минут. — Всё равно. Не поджигай мой дом, — ворчит Дин. Кас пытается сдержаться. Он действительно пытается. Но сейчас он не видит никакого смысла в критике Дина. В кои-то веки он не сделал ничего, чтобы её заслужить. — Почему ты ведёшь себя как придурок? — требует он. — Я не придурок, — возражает Дин, не глядя на него. — Ты перешёл от вполне приятного общения к тому, чтобы назвать меня идиотом из-за пустяка. Теперь в Дине тоже закипает гнев. Его челюсть напрягается, а венка на лбу слегка вздувается. — Это был не пустяк. Ты сказал мне, что они умирают. Не смей говорить об этом так легкомысленно, не мне. Кас скрипит зубами. — Я так и думал. Я видел Джека больными только один раз, когда они умирали. — Ты не думаешь, что это была преувеличенная реакция? — требует Дин. — Совершенно очевидно, что это просто простуда. Может быть, грипп, в худшем случае. В Касе что-то щёлкает, и его голос повышается, несмотря на то, что Джек находятся прямо над ними и, вероятно, в курсе их спора. — Для меня это не очевидно, Дин! — упрямство в выражении лица Дина ослабевает под гневом Каса. — Ты хоть представляешь, как трудно стать человеком после того, как столько времени был ангелом? Так много всего приходится чувствовать. Голод и жажда, спазмы и головные боли, и ещё тысяча чувств. Для некоторых из них даже нет слов, чтобы описать, — большинство из них просто раздражают и отвлекают, но примерно половина из них пытается сказать ему что-то важное. Как будто в его голове иногда срабатывает тысяча сигналов тревоги, но ни один из них не обозначен. — В первый раз, когда я был человеком, я так устал и испытывал сильную боль. Я был несчастен всё это время. Я думал, что это просто то, что чувствует человек. До недавнего времени я даже не понимал, что это были голод и истощение. Я не знаю, на что должно быть похоже то или иное чувство. Я не знаю, как выглядит болезнь. Последний раз, когда я видел Джека в таком состоянии, они умирали. Так что извини за предположение, — это не искреннее извинение. Его реакция на болезнь Джека, учитывая обстоятельства и то немногое, что у него было, была оправданной. В этот раз он будет стоять за себя. Дин не убегает, как ожидает Кас. Он просто стискивает зубы и оглядывает кухню, словно тостер может подсказать ему, что ответить. — Я не подумал об этом. — Я и не ожидал, — никто никогда не мог предвидеть борьбу Каса с человечностью, не говоря уже о Дине, который так идеально и красиво человечен. — Может, просто не говори мне, что мой ребёнок… твой ребёнок… просто, может, не говори мне, что кто-то, о ком я забочусь, умирает, в следующий раз. Знаешь, подожди, пока они хотя бы одной ногой не окажутся в могиле. О. Это был даже не гнев. Это был страх. — Я напугал тебя, — осознаёт он. — Да, чёрт возьми, Кас. Я собирался бежать до ближайшего перекрёстка, — это похоже на шутку, но Кас на неё не ведётся. — Ты бы сделал это ради Джека? Дин на секунду подавляет свой страх, собираясь с духом. — Да, Кас. В одно мгновение. Я бы сделал это и для тебя. Ты — моя семья. Семья. Что за семья? Уж точно не брат, верно? Братья не целуют друг друга (он должен забыть об этом?). — Пожалуйста, не делай этого, — говорит он вместо всего этого. — Лицемер, — обвиняет Дин с тонкой улыбкой, и на этот раз шутка удалась. Кас облегчённо смеётся. — Тогда извини, что спас тебе жизнь. — Хорошо, что всё обошлось, — заключает Дин, хотя его голос всё ещё звучит неуверенно. — Но больше так не делай.//--//
Джек спят до конца вечера. Кас проверяет их несколько раз, но по большей части они с Дином просто сидят в гостиной, не высовываясь, и дают им спокойно отдохнуть. Дин читает, балансируя на грани сна и бодрствования. Кас ищет всё, что ему нужно знать о посадке цветов за окном Дина, а Дин отговаривает его, когда тот натыкается на медицинские статьи о смертельных вирусах, которыми могли заразиться Джек. Дин «отдыхает глазами» (дремлет на диване), прижав пальцы к ноге Каса, когда произносит: — Есть ли в человеческой жизни что-то хорошее, или это только боль и изнеможение? — Есть и хорошие стороны, — легко заверяет его Кас. Дин приоткрывает один глаз и бросает на него любопытный взгляд, когда Кас ошеломляет его: — Легче напиться, — начинает он. Теперь оба глаза открыты. — Это первое, что ты говоришь алкоголику? Он ухмыляется. Всё ещё непривычно слышать, как Дин называет себя так. — Извини. Это правда. — Продолжай. — Некоторая еда превосходна, например, картофельные чипсы и сэндвичи с арахисовым маслом и желе, — следующая часть фразы заставит Дина покраснеть, поэтому Кас смотрит прямо на него, когда говорит: — И секс, разумеется. Как и было предсказано, Дин краснеет. — Любая физическая близость, на самом деле, — Кас продолжает. — Поцелуи. Держание за руки. Объятия. Думаю, было бы неплохо заняться сексом и не быть зарезанным утром, — размышляет он, и на этот раз вместо того, чтобы покраснеть, Дин смеётся, откидывая голову на подлокотник. Он выглядит великолепно в таком виде, растянувшись на диване, с ямочками на щеках и яркими глазами в тёплом свете камина. — Я бы тоже хотел этого для тебя, Кас, — соглашается он с ухмылкой. — Погоди-ка, а ты не мог бы заняться сексом, будучи ангелом? Ведь нефилимы как-то появляются. — Конечно. Но с сосудом легче чувствовать. Намного проще, — он смотрит на Дина, пытаясь оценить его реакцию, но в глазах у него только необъяснимая отстранённость. Внезапно он поднимает ноги, забрасывая их на колени Каса с вызывающим взглядом. Это озадачивает. — Эй, твои носки пахнут, — фыркает Кас. — Вместо этого я могу положить голову тебе на колени, — предлагает Дин, и это может быть шуткой, но на этот раз Кас не может это определить. Кроме того, возможно, он хочет воспринимать это всерьёз. — Хорошо. Взгляд Дина удивлённый, как будто он не ожидал, что тот согласится. — …хорошо. Он поворачивается и устраивается так, чтобы его голова лежала на бедре Каса. Кас кладёт руку ему на грудь и продолжает копаться в ноутбуке как ни в чём не бывало, хотя он никак не может сосредоточиться. Сначала Дину кажется, что ему неудобно, но когда он чуть сдвигается и находит удобное положение, он закрывает глаза и снова начинает дремать. Касу каким-то образом удаётся продолжать читать, но теперь это происходит в темпе улитки. Он перешёл от садоводческих блогов к статье о божьих коровках. Его пальцы рассеянно двигаются взад-вперёд по ключицам Дина, погружаясь во впадинку у основания шеи. Дин перекладывается к нему на колени, слегка приподнимая подбородок, так что его шея становится длинным участком соблазнительной кожи, и Кас не может не вспомнить, каково это — целовать его там. Так тепло и сладко. Тогда Дин вздрагивал и красиво вздыхал под его губами. От этого воспоминания он проводит рукой по шее Дина, мягко прослеживая мышцу, тянущуюся от уголка челюсти до ключицы. Дин не протестует. Он просто расслабляется под прикосновениями, тихий вздох вырывается из его приоткрытых губ. Кас мягко касается его скулы, ощущая приятную щетину и желая, чтобы она была на его лице или шее. Изгиб подбородка приближает ладонь Каса к его рту, и тогда он не может удержаться — проводит подушечками пальцев по губам Дина. Дин делает вдох, и тепло его дыхания вызывает в нём желание. Стоит ему чуть согнуть пальцы, и он мог бы зажать их между его зубами и почувствовать тёплую влажность языка, если бы Дин позволил ему. Желание. Его легко запомнить на вкус. Его также легко показать, и он не хочет рисковать, когда голова Дина лежит у него на коленях. Он отодвигается от рта Дина в более безопасное пространство, обратно к углу его скулы, а затем вверх по его волосам. В этот момент Дин действительно тает. Кас проводит пальцами по его волосам, сильно надавливая, чтобы помассировать кожу. Он просто затихает, каждый мускул становится мягким и расслабленным, голова немного запрокидывается, пока он не приходит в себя, прижавшись лицом к животу Каса. Его глаза закатываются назад, а затем закрываются совсем. Кас повторяет действия, прижимая пальцы, затем отводя их назад и нежно почёсывая. Ноутбук уже забыт. Кас закрывает его и откладывает в сторону, сосредоточившись на Дине. Он уже запомнил всё это, много лет назад, когда восстанавливал тело Дина из его разлагающихся останков. Он вернул зелёный цвет в его глаза, веснушки на щёки и розовый цвет губ. Но он хочет заново вспомнить — узнать, как изменился Дин за время его отсутствия. В уголках его глаз и между бровями появились новые морщинки. От прищура или хмурости. Не хватает лишь морщин от улыбки. Кас хотел бы подарить ему их. Тёмные круги под глазами исчезли или, по крайней мере, уменьшились. Это неудивительно, учитывая, что он так много спит. Даже сейчас темп его дыхания замедлился, и он слегка похрапывает в рубашку Каса. Это прекрасно, видеть его таким уязвимым. И расслабляюще. Кас чувствует, что его собственные глаза закрываются, а голова откидывается на спинку дивана. Когда он просыпается несколько часов спустя, а Дин всё ещё лежит у него на коленях, это стоит любой боли в спине.//--//
Утром Джек спускаются вниз, чтобы позавтракать, но они выглядят, по словам Дина, как ходячая смерть. Как только им удаётся проглотить немного еды, Дин зовёт их на диван и укутывает в одеяло. Он также проводит пятнадцать минут, ругаясь на телевизор, пытаясь понять, как включить любимый мультфильм Джека на большом экране. Когда у него это, наконец, получается, все испытывают облегчение. Так что это ещё один долгий день восстановления. Кас не возражает. Дин учит его играть в покер, а потом злится, когда Кас выигрывает две партии подряд. — Я воссоздал тебя, Дин. Я знаю, когда ты врёшь, — рассуждает Кас. После этого они решают больше не играть в покер. После обеда Кас курит на заднем дворе, и на этот раз Дин присоединяется к нему, делает несколько затяжек, а затем удобно устраивается в гамаке. Они снова держатся за руки, и когда Дин слишком сильно смеётся над тем, что птицу называют «большой синицей», Кас проводит следующие полчаса, пытаясь вспомнить названия птиц, которые повергнут Дина в истерику. Их так много — кустарниковая синица, чижик, олуша в маске, рогатый крикун. — Вот что получается, когда позволяешь занудливым богатым англичанам давать имена птицам, — замечает Кас. Но почему-то единственная, которая по-настоящему поражает Дина — она заставляет его смеяться так сильно, что его уже даже не слышно — это хриплый пуховичок. Кас наблюдает за ним, за тем, как он хватается за живот и задыхается, за тем, как на глаза наворачиваются слезы, и тоже не может удержаться от смеха. Когда он, наконец, успокаивается, задыхаясь, Кас не может удержаться и впервые за несколько месяцев повторяет: — Я люблю тебя. Дин всё ещё ухмыляется, вытирая слёзы с глаз, и когда он оглядывается, чтобы встретить взгляд Каса, на секунду кажется, что он может что-то сказать в ответ. Но ухмылка исчезает, и он смотрит вдаль, обратно на деревья, зеленеющие там, где они только начинают снова отращивать листья. — Я не хочу, чтобы вы с Джеком уезжали, — говорит он вместо этого, храбрясь, чтобы его голос не дрогнул в конце. Они не должны говорить об этом под кайфом, но Кас так устал от самоограничений. Он хочет чувствовать себя счастливым, как сейчас, снова и снова. Каждый день заставлять Дина смеяться так сильно, чтобы он не мог дышать. Держать его за руку при каждом удобном случае. — Я не хочу уезжать, — признаётся Кас, и его улыбка тоже исчезает. — Я чувствую себя здесь как дома. Но мне нужно подумать о Джеке. Так они сидят, покачиваясь, и слушая лёгкий скрип гамака. Кас думает о том, какие цветы он посадит у окна, и смогут ли они когда-нибудь посадить во дворе чернику (она хорошо растёт в этой местности. Он видел, как олени объедали соседские кусты), и он думает о том, как будет скучать по тёплому камину и зелёной кухне, и, может быть, даже по Чуду. Но больше всего он думает о том, как ему будет не хватать этого — сидеть в гамаке рука об руку с Дином, наблюдая за проплывающими облаками.//--//
Во время ужина Кас начинает чувствовать себя усталым и в итоге сворачивается калачиком на диване так же, как Джек в начале дня. Он не обращает на это внимания до тех пор, пока не чихает и не получает настороженный взгляд Дина. К тому времени, когда начинается жар, он чувствует себя настолько несчастным, что не может встать с дивана. Джек уже чувствуют себя лучше, они хвастаются своим здоровьем, сидя за обеденным столом и занимаясь школьными делами (хотя всё ещё сопят и завернуты в одеяло). Кас, тем временем, никак не может согреться. Он дрожит и потеет, что кажется нелогичным, и безуспешно пытается съесть несколько ложек горячего супа, который приносит ему Дин. Он дремлет какое-то время, но просыпается после полуночи, и вдруг ему становится не по себе. Его мышцы болят, а тело словно набито песком. Ему требуется усилие, чтобы отодвинуть одеяла. Около часа ночи он поднимается, чтобы выпить стакан воды, и все его метания в поисках стакана в темноте привлекают внимание Дина. Он распахивает дверь и смотрит на Каса через щель. — Кас. Что ты делаешь? — Ищу воду. Я не могу заснуть, — он делает паузу, борясь с паникой или болью, поднимающейся в его горле. — Я ненавижу это чувство, — шепчет он. Дин тихо вздыхает. — Иди сюда. Здесь теплее. Я могу направить на тебя обогреватель. Кас выпивает половину стакана с водой и пробирается в комнату Дина, слепо нащупывая в темноте кровать и забираясь под одеяло. Она уже тёплая от тепла тела Дина. Чудо перестраивается, садясь на край кровати. Выполняя своё обещание, Дин ставит обогреватель на пару книг так, чтобы он был направлен прямо на Каса. Он выходит из комнаты, и Кас слышит его медленные шаги по лестнице, вверх, а потом обратно вниз. Он возвращается с парой таблеток тайленола, которые Кас послушно проглатывает. Затем он забирается в кровать рядом с ним и, к удивлению Каса, пристраивается прямо у него за спиной. Он протягивает руку под шею Каса и обхватывает его талию, и вот они прижаты друг к другу от макушки до кончиков пальцев, тепло, уютно и близко. — Как тебе это? — спрашивает Дин, нежно цепляясь пальцами за рубашку Каса. — Это самое удобное, что я могу себе представить, учитывая обстоятельства, — отвечает Кас, и что-то большое растёт в его груди. Он не часто плачет, но сейчас что-то задевает его, застревает в горле, и каждый вздох становится дрожащим и быстрым. Просто странно, как мало контроля у людей. Один маленький вирус — полоска ДНК, на самом деле — может всё испортить. Кашель сотрясает тело Каса, и когда он возвращает контроль над лёгкими, его дыхание снова сбивается. И Дин замечает. Конечно, он замечает. — Ты в порядке? — его голос сонный, и он издаёт усталый зевок, прижимаясь к шее Каса, но тот всё ещё не спит. — Я не могу дышать, — осознаёт Кас, делая вдох и чувствуя, как болезненно сжимается его грудь. Он выпускает его, втягивает ещё один и на этот раз видит звёзды. Возможно ли, что Дин недооценил эту болезнь? Может быть, это лихорадка Денге или Эбола, как он прочитал в Интернете? Следующий вдох болезненный, жёсткий и сухой. — Я умираю, — задыхается он, в глазах стоят слёзы, дыхание теперь идёт быстрыми, рваными вдохами. Рука Дина сдвигается, пальцы нащупывают подол футболки Каса и проскальзывают под него, прижимаясь к его коже. Рука ледяная, но это скорее отвлекает, чем причиняет дискомфорт. — Ты не умрёшь, — заверяет его Дин, голос низкий и шокирующе спокойный. Как он может быть спокоен? Кас не может дышать. Он не может… — Где ты? — рука Дина двигается взад-вперёд по груди Каса, всё ещё холодная на его раскалённой коже. Ещё один вздох. — Ты… ты знаешь, где мы. Мне нужна помощь, Дин, — он пытается повернуться, но Дин держит его крепко, руки нежные, но непреклонные. — Скажи мне. Хорошо. — Твой дом. Фир Лейн, — он вспоминает зелёный уличный знак. — Где это? — его короткие ногти слегка царапают грудь Каса. Это один из штатов. Люди так произвольно делят свою землю. — В… Вашингтон. — Где находится Вашингтон? На этот раз Кас может вдохнуть полной грудью. — На северо-западе Соединённых Штатов, — отвечает он. Это проще. Он уже пару раз просматривал карту Соединённых Штатов в бункере или в дороге. — Где находятся Соединенные Штаты? Трудно вспомнить, как это описывают люди. Ему приходится сосредоточиться, несмотря на отчаянное биение сердца в груди. — Северная Америка, — вспоминает он с чувством выполненного долга. — Хорошо. Продолжай. — Западное полушарие, — продолжает Кас. Почему это важно? Но ответы приходят всё легче, впрочем, как и его дыхание. — Земля, в галактике Млечный Путь, и я не уверен, как люди классифицируют её дальше. — На этом можно остановиться, — бормочет Дин, прижимаясь тёплыми губами к шее Каса. — Чувствуешь себя лучше? Вообще-то, да. Ему тепло от груди Дина, прижатой к его спине, и его дыхание выровнялось, а сердце замедлилось до, кажется, нормального ритма. — Да, — признаётся он. Грудь Дина поднимается и плавно опускается позади него. Его нога сдвигается, колено протискивается между обоими коленями Каса, так что они оказываются сплетёнными. — Кэсси проделывала это со мной. Хорошо помогает при панических атаках. — Приступы паники, — он не умирает. Просто ещё один неприятный побочный эффект человеческой сущности. Он снова прислоняется к груди Дина, неуклюже подняв руку, чтобы вытереть слёзы с лица. — Я не должен был стать человеком, Дин, — бормочет он в темноту. — Я изо всех сил пытаюсь найти плюсы, но… Дин прижимается к волосам на затылке Каса. — Мне это нравится, — говорит он, сонливость приглушает слова. — Это значит, что мы можем состариться вместе. То, как Дин говорит это, звучит скорее как возможность, чем как неудобство. Он никогда не думал об этом в таком ключе. До сих пор старение вызывало у него только страх. Мысль о том, что его тело постепенно сдаётся, ужасает его. Но то, как Дин говорит об этом, звучит почти как приключение. Что-то, что нужно преодолеть, как любой другой жизненный вызов. Хотя… кое-что всё ещё заставляет его задуматься. — Вместе? — спрашивает он. Но Дин уже спит.