Разбитая Корона

Ты смутно ощущаешь боль между ног, когда бурные сны уступают место сознанию. Подглядывая одним глазом, ты наблюдаешь, как Эйра порхает по комнате, подметая очаг, чистя горшок, наполняя сосуд для воды. Комната по-прежнему окутана темнотой. Она скользит как можно тише, видимо, из уважения к твоему отдыху. Затем служанка подходит к оконным занавескам и быстро распахивает их, как будто пробуждаться от резкого яркого света приятнее, чем от шума ее работы. Солнечные лучи заливают комнату, и ты садишься, не обращая внимания на протесты cвоего тела. Эйра поворачивается к тебе. На ее лице задумчивое, настороженное выражение, словно она ждет, не накажешь ли ты ее за признание, сделанное накануне вечером. В том, что она является любовницей Локи — или, по крайней мере, одной из них. Но потом ты вспоминаешь, что она сказала. Все закончилось, когда было объявлено о вашей помолвке. Ты разглядываешь Эйру, пытаясь понять, не отправилась ли она в покои Локи после того, как он покинул тебя. И облегчённо выдыхаешь, отмечая, что она выглядит хорошо отдохнувшей и энергичной. Ее медовые волосы убраны на макушку, кожа буквально светится, а движения спокойны. — Доброе утро, миледи, — делает она формальный реверанс. — Прошу прощения, что разбудила вас, но Всеотец объявил, что скоро начнется пиршество. Ваше отсутствие может вызвать вопросы. Ты игнорируешь разочарование, которое когтями впивается в тебя: следовало ожидать подобного. Утром после свадьбы тебе не разрешается отдыхать — это праздник для всех. — Все в порядке. — Вам бы хотелось чего-то определенного? — спрашивает Эйра, поворачиваясь и открывая гардероб. Она достает из шкафа одно из платьев. Кремовая ткань сверкает в солнечном свете, блестящий атлас с зелено-золотой накидкой, прикрепленной к плечу. Оно красивое и одновременно дразнящее, дерзкое, с глубоким вырезом. Ты сразу думаешь о Локи, и о прошедшей ночи. Смотришь на платье с кровати, погружаясь в воспоминания — его губы прижимаются к твоим, его холодные пальцы проникают в интимные места, его зубы кусают твою шею. — Вы бы предпочли другое? — почтительно спрашивает Эйра, не понимая твоего молчания и поглаживая ткань. — Простите, если мой выбор был самонадеянным. — Нет, — качаешь ты головой, наконец, поднимаясь с кровати как можно грациознее, все еще чувствуя, как внутри тебя пульсирует и скручивается узел. — Оно прекрасно. — Встав, ты убираешь волосы с лица и направляешься к ванне для умывания. — Я бы предпочла сначала принять ванну, если, конечно, на это есть время. — Конечно, миледи. — Эйра поворачивается к большому котелку с водой, который грелся на очаге. Она подносит его к ванне и осторожно выливает. Горячая вода смешивается с жидкостью комнатной температуры, и из бассейна поднимается пар. Эйра начинает стягивать с твоих плеч сорочку, но ты отмахиваешься. — Я могу это сделать сама. Пожалуйста, продолжай свою работу. Ты снимаешь ночную сорочку, лишь немного стесняясь своей наготы. Тебе и раньше приходилось раздеваться на глазах у других дам, а после прошлой ночи твоя скромность, кажется, вообще перестала существовать. Когда ты погружаешься в ванну, тепло окутывает мышцы. Это расслабляет и успокаивает, и ты опускаешь голову под воду, не заботясь о том, что случится с волосами. Наверное, Эйра сможет их расчесать, но в данный момент тебя это не волнует. Открыв глаза под водой, ты уставилась наружу и видишь, как вода размывает потолочные плитки. Ты игнорируешь жжение в легких в пользу тишины под водой — она прекрасна. Ты чувствуешь себя… почти умиротворенной. Вода словно переносит тебя домой, в Ванахейм, к родителям, в Хель. Как бы ты хотела, чтобы они были здесь. Ты наконец-то вытаскиваешь себя из воды и делаешь глоток воздуха: нет смысла тонуть. Они найдут способ оживить тебя. Ты быстро заканчиваешь купание, оттирая тело, пока кожа не становится красной и грубой. Затем ты встаешь, позволяя Эйре накрыть тебя халатом. Она начинает непринужденную беседу, расчесывая твои волосы и элегантно заплетая их в косу в отвратительном асгардском стиле. У тебя нет желания просить ее изменить прическу: ты поощряешь разговор лишь своевременным кивком. Она удерживает половину волос, позволяя остальным упасть. В этот момент ты замечаешь синяки. Огромные, темные синяки. Укусы. Следы прошедшей ночи. Эйра тоже замечает их, ее пальцы зависают над свежими следами, словно не зная, что делать. Она встречается с тобой взглядом в зеркале, светло-голубые глаза наполнены грустью, сочувствием. Они мягко блестят, когда она вновь опускает их. — Вам больно, миледи? Могу я принести вам что-нибудь от этого? Мазь? Ты качаешь головой. Честно говоря, ты даже не знала, что у тебя есть синяки. Они совсем не болели. — Со мной все в порядке, — мягко заверяешь ты. Кивнув напоследок, Эйра улыбается. — Возможно, нам стоит пересмотреть ваше платье? Ты смеешься, не по-женски резко, думая о том, как обнажится верхняя часть груди и шея в платье, которое она выбрала, если ты пройдешь через Большой зал, с гордостью неся отметки принца на своей коже. — Думаю, ты права. Ее глаза загораются, когда, порывшись в шкафу, она находит другое. Изысканное. Она достает платье, и ты подходишь, чтобы оценить его. Твои пальцы нежно перебирают ткань. Свободно ниспадающая атласная юбка скреплена на талии мерцающими, но приглушенными кристаллами. Лиф украшен чудесным узором из бисера, который сплетается, прикрывая грудь. Плечи обнажены, а верхняя часть груди видна сквозь серебристую сетчатую ткань; сверху кристаллы снова собираются вместе, скрывая любые отметины на твоей шее. А их несколько — четыре, если быть точной. Благодаря ему. Ты быстро одеваешься, позволяя Эйре помочь зашнуровать корсет, затем надеваешь платье. Оно ниспадает размашистой волной и танцует вокруг твоей фигуры при каждом движении. Платье — это заявление, признание. Оно подтверждает то, что ты всегда знала: ты — королевская особа. Правда, ты всегда была королевской особой, но теперь ты — королевская особа Асгарда. И мысль о том, что другие люди увидят тебя в этом, что их глаза будут одобрять или судить тебя, оценивать тебя, проносится в твоем сознании. Ты уже чувствуешь, как беспокойство подкатывает к горлу. Ты не хочешь покидать свои покои. Но ты выйдешь. Ты отказываешься трусить в своей комнате, как испуганная девочка, которой тебя считают. Ты — наследница Ванахейма, жена Локи Одинсона. Ты опасна. С этой мыслью ты выходишь, Эйра шагает за тобой. Когда ты наконец достигаешь дверей Большого зала, слышны лишь громкие разговоры. Понимая, что наутро собралась толпа, ты делаешь глубокий вдох и толкаешь двери. С гордо поднятой головой ты входишь в зал, не решаясь посмотреть в твою сторону. Тишина распространяется, как лесной пожар. Не удостоив никого из присутствующих взглядом, ты проходишь к главному столу, не отрывая глаз от двух пустых кресел, расположенных как можно дальше от Одина. Краем глаза ты видишь, как Всемать наблюдает за тобой; озабоченность проступает на ее лице, когда тебе не удается изящно сесть в кресло. По крайней мере, в этом платье никто не видит следов на твоей коже, даже если твои движения кажутся скованными. Когда ты занимаешь свое место, толпа начинает роптать, несомненно, задаваясь вопросом, где Локи. Затем, словно сняв заклятие, люди снова начинают разговаривать, одни — о пустяках, другие, без сомнения, обсуждая тебя. Конечно, по традиции, на следующее утро пара должна войти в Большой зал вместе. Конечно, Локи никогда не соблюдает традиции. Перед тобой ставят кубок и тарелку с деликатесами — фруктами, мясом. — Дочь моя, — приветствует тебя нежный голос Фригги, когда она садится рядом. Ты проглатываешь фрукт и смотришь на прекрасную женщину. — Всемать, — отвечаешь ты, слегка склонив голову и отводя глаза. — Как поживаешь, моя дорогая? — У меня все хорошо. Ваша семья одаривает меня великой добротой, — ты улыбаешься, проглатывая правду. Фригга нежно касается твоего предплечья, заставляя тебя взглянуть на нее. — Ты — моя семья, дорогая, — ее взгляд, добрый и заботливый, играет на струнах твоей души, почти доводя тебя до слез. Тебе хочется упасть в ее объятия, жаждая любого утешения, но ты воздерживаешься. В конце концов, все эти любезности — пустые слова. — Ты видела моего сына? Ты опускаешь взгляд на тарелку, теряя аппетит. Рассматриваешь фрукты, представляя, как они покрываются вмятинами и синяками. Гниют, стареют, разлагаются. — Я не видела его со вчерашнего вечера, — при этих словах краснота распространяется по твоей коже. — В моих покоях, — добавляешь ты, чтобы она знала, что он выполняет обязанности мужа. Взгляд Фригги застывает, и она убирает руку. Если бы она не сидела так близко, ты бы не заметила напряжения, отразившегося на ее лице. Ее глаза сощурились, губы сжались, и это одновременно ужасает и поражает. Не зная, как реагировать на ее чувства, ты спокойно подносишь к губам еще один кусочек фрукта и делаешь глубокий вдох. — Он был добр, — шепчешь ты, надеясь унять беспокойство королевы и умиротворить ее. Она испускает вздох, полный печали. — Можешь оставить ложь моему сыну. Хорошего тебе дня, дочка. — Она поднимается со своего места и удаляется обратно к Одину, оставляя тебя наедине с завтраком и унося с собой остатки твоего голода. Ты продолжаешь сидеть в одиночестве, считая секунды и минуты, пока не пройдет нужное количество времени. Локи так и не появляется, хотя люди приходят, ждут, предвкушают его приход и уходят с тоской. Разочарованные. Жаждут сцены. Жаждут драмы. Единственное спасение в том, что твоя новая семья пока что оставила тебя в покое. Тор беседует со своими спутниками — Тремя Воинами — и не говорит тебе ни слова поддержки. Честно говоря, ты чувствуешь облегчение. Меньше всего хотелось бы, чтобы твой муж вошел, когда Тор уделяет тебе внимание. Один остается во главе стола, хотя у него наверняка много дел. А Всемать, ожидая завершения в компании своих придворных дам, кажется отстраненной от празднества. Наконец, спустя некоторое время, получив одобрение Фригги, ты покидаешь зал. Тебя провожают взглядами, ожидая, пока за тобой закроется дверь, вероятно, чтобы обсудить твое одинокое и необщительное присутствие. Через некоторое время ты понимаешь, что Эйра тоже последовала за тобой. Ее мягкие шаги отражаются от каменных стен; тебе душно, ты словно загнана в угол. — Мне сказали, что вы любите сады, миледи, — начинает служанка, шагая слева от тебя. — Не хотите ли осмотреть Королевские владения? Всемать сама ухаживает за многими растениями. Ты на секунду замираешь, оглядывая пустой каменный коридор. Ты отказываешься вернуться в свою комнату и спрятаться. Отказываешься избегать жизни. В своих покоях легко притворяться, что все как прежде, но здесь это невозможно, ты постоянно сталкиваешься со своей новой жизнью. — Я бы с удовольствием, — признаешься ты через некоторое время. Пока Эйра ведет тебя, она рассказывает историю сада. Слушая ее, ты стараешься запомнить тропинку к этому месту, ведь оно заколдовано Всематерью. Сады занимают лишь небольшую часть дворца, но стоит войти внутрь, как они превращаются в территорию размером со Шварцвальд — с холмами, цветущими растениями и даже зданиями. Существуют легенды о людях, потерявших дорогу, заблудившихся на столетие, прежде чем они снова нашли выход. Ты представляешь, как затерялась в саду на сто лет, бесцельно путешествуя среди пышной растительности, — это стало бы твоей личной версией Валгаллы. Не успеваешь оглянуться, как большие мраморные арки уступают место внутреннему двору, полному живых изгородей и цветов, которые сплетаются в зеленый лабиринт. Сад красочный и цветущий, он наполнен жизнью. Ты хочешь только одного: остаться здесь в одиночестве. Лежать среди роз и бездельничать. — Оставь меня, — приказываешь ты. — Миледи, — начинает Эйра, — я не считаю разумным оставаться одной… — Я не спрашивала твоего мнения, — резко отвечаешь ты. — Я нахожусь в королевском саду, а не за пределами дворца. Тебе не о чем беспокоиться. Мне некуда идти и некуда бежать. После долгой паузы служанка делает реверанс. — Как пожелаете, — и, повернувшись на пятках, устремляется прочь, словно в садах ее подстерегает опасность. Возможно, ты и есть эта опасность. Ты идешь вперед, не обращая внимания на то, что подол твоего платья испачкан грязью и налипшей травой. Побродив вдоль живых изгородей и отбросив все мысли, ты находишь тропинку, ведущую в закрытый сад. Войти в него можно только через арку из каменных лиан, увитую цветущей лозой. Ты собираешь рукой юбку и проходишь внутрь, спускаешься по каменным ступеням и попадаешь в просторный альков с разросшимися растениями и разрушающейся купальней. Мраморные статуи разбиты, а деревья голые. Как давно сюда не ступала нога человека? Кажется, никто не ухаживал за этим местом почти тысячелетие. Это руины, и все же ты чувствуешь что-то родственное с ними. Несмотря на то, что в руинах между камнями растут лианы, а ветви деревьев погружаются в зеленую мшистую воду, это место по-прежнему прекрасно. Здесь просто одиноко. Хочется провести тут остаток времени, составить ему компанию, чтобы оно никогда больше не было одиноко. Подойдя ближе к водоему, ты останавливаешься у кромки воды. Пока солнце танцует за зарослями ивняка, ты можешь представить себе это место в момент его расцвета. Кристально-голубая вода, камень отполирован так ярко, что сверкает, и толпы людей, наслаждающихся купанием. Мысль об этом, о красоте, которая только и ждет, чтобы ее нашли, умиротворяет и успокаивает. Хлопок ветки выводит тебя из задумчивости. Резко повернувшись, ты видишь тень у входа в беседку. xXxXx Голос отца разносился по кабинету. — Моя дорогая, — начал он. — Ты не должна волноваться. — Как я могу не волноваться? Она же ребенок. Ты положила руку на дверь и медленно надавила. Небольшой проем, не более чем щель, открыл весь вид на комнату. Мать сидела в кресле напротив стола отца. Даже по напряженному затылку можно было понять, что на ее лице пролегли тревожные морщинки; отец же одаривал ее ленивой и дразнящей улыбкой. — Ребенок, который уже давно достиг брачного возраста. Мать вздохнула и постучала пальцами по столу. — Я им не доверяю. — Это было бы глупо, после Фрейи и того молодого человека. Мать поднесла руки к лицу, глубоко вздохнула и понизила голос. Ты прижалась ухом к двери, затаив дыхание, чтобы слышать их разговор. Кто такая Фрейя? Это имя не звучало ни капли знакомо. — Зачем тогда обещать ее им? — она начала дергать за цепочку на шее, знакомый медальон с розой, который она постоянно носила. Свадебный подарок твоей бабушки, обещанный однажды стать твоим. — У меня есть свои причины, — глубокомысленно изрек отец. — Уверена, есть другой путь, кроме как использовать нашу дочь в качестве пешки в вашем шахматном поединке, — возразила мать, в ее голосе звучал яд. — Ванахейму нужна помощь, — сказал отец, его голос снова понизился. — Я говорил с… — он сделал паузу, затем посмотрел в сторону двери, внимательно изучая щель. Ты сделала шаг назад, стараясь избежать его взгляда. И, когда ты отступила, половицы застонали. Ты прикусила нижнюю губу, понимая, что они должны были это услышать. Раздались шаги к двери, и она распахнулась. — Отец! — ты приветствовала его широкой улыбкой. Отец усмехнулся и отошел в сторону, чтобы дать тебе войти. — Ты подслушивала, дочка? — Возможно, — поддразнила ты, проходя внутрь и садясь рядом с матерью. Ты взяла ее руку в свою и повернулась к ней. — Было ли что-то, что мне стоило подслушать? — Ты слишком умна, — сказал тебе отец, его глаза пылали элегантной гордостью. — Лучше бы тебе помалкивать. Ты улыбнулась ему в ответ, радуясь его вниманию, и положила голову на плечо матери. Ты уже страшилась того дня, когда они покинут двор и вернутся в Ванахейм. По крайней мере, они будут в одном путешествии по Бифрёсту от тебя. xXxXx — Кто там? — ты обращаешься к сгорбленной фигуре. Собираешь юбку в руку, хмуря брови, а сердце неистово бьется, разгоняя кровь. Маленькие волоски сзади на шее поднимаются, вызывая в глубине чувство опасности. — Покажись! — приказываешь ты, в твоем голосе звучит уверенность, которой ты не обладаешь. Сделав шаг назад, ты готовишься бежать, едва осознавая, что тень перекрывает единственный путь, ведущий во дворик. — Принцесса, — приветствует знакомый хрипловатый голос. Фигура делает шаг из тени, и ты сразу же узнаешь старую няню, которая готовила тебя к свадьбе. — Я прошу прощения, если напугала вас. Сейчас, когда вы вышли замуж, трудно застать вас наедине. — Ты нахмуриваешься, разум пытается собрать ее слова воедино. — Вы помните меня, правда ведь? — Помню. После твоего откровенного признания старушка делает еще шаг, глядя на тебя. — И вы знаете, кто я? — Ты кормилица, — предполагаешь ты. — Возможно, для одной из семей при дворе. — Да, в молодости я была кормилицей, но не в Асгарде. Навязчивая улыбка женщины, ее ярко накрашенные губы, туго заплетенные волосы, убранные под капюшон, — все это кажется асгардским. Она переняла их обычаи, их манеры, стала казаться похожей на одну из них. Но те слова, сказанные на древневанийском языке, асгардец не прошептал бы предателю короны. Слишком высок риск быть пойманным. Lang Lewe Vanir — Хватит загадок. Кто ты? — нетерпеливо спрашиваешь ты. — Я была другом твоего отца. Твоя спина мгновенно выпрямляется, руки сжимаются в болезненные кулаки, а ногти впиваются в ладони. Как она посмела упомянуть его! Как она смеет утверждать, что является его другом. Где она была, когда его голова была снесена одним ударом? Ее там не было. Там не было его друзей, союзников. Зато была ты. Крепко схваченная большими цепкими лапами, вынужденная оставаться невозмутимой, пока его отнимали у тебя. — Ты? — ты сплюнула. — У него здесь не было друзей. Это было ясно. Женщина не обращает внимания на мрачный тембр твоего голоса; вместо этого она подается вперед. Если вчера она была старой и изможденной, и руки неловко подрагивали, заплетая косу, то сегодня в ее плавных движениях чувствуется молодость. — Всегда были и будут союзники Ванахейма, если искать в правильных местах. Они прячутся в тени, но расцветают на свету. — Прежде чем ты успеваешь обдумать ее слова, женщина оказывается перед тобой, заглядывает в твои глаза и позволяет тебе увидеть правду в ее глазах. Она открыта, уязвима, ищет в тебе утешение и спасение. Твои губы сжимаются, ты стискиваешь челюсть. Наконец, ты спрашиваешь. — Чего ты хочешь от меня? Женщина наконец улыбается, ее мягкие руки обнимают твое лицо и зажимают тебя между ними. — Речь не о том, чего мы хотим. Но о том, что мы предлагаем. Ты сглатываешь желчь страха, которая грозит подняться из твоего желудка и разбить твое ледяное спокойствие. — И что же вы предлагаете? — Месть, — бесстрастно отвечает она. Спокойный, продуманный ответ , который может разрушить землю, на которой ты стоишь. — Есть план, который отомстит за твоего отца и мать и вернет власть над Ванхеймом истинной принцессе. Тебе. Пауза. Жужжание вдалеке. Молчание затягивается. Сердце бешено колотится в груди, кровь стучит в ушах. Это было бы предательство. Это наверняка ловушка. — Зачем мне это нужно? — хотя ты уже знаешь ответ, ты думаешь о своем отце, стоящем на коленях перед палачом. Ты думаешь о своей матери, безжизненно лежащей в своей комнате. Женщина делает неровный вдох. — Почему бы тебе не отомстить за них? За себя? Ты делаешь резкий шаг назад от женщины при мысли о том, что кто-то еще может подслушать этот разговор. Вместо этого ты повторяешь свой предыдущий вопрос. — Кто ты? — В свое время ты узнаешь. Согласна ли ты участвовать в этом? — Я не могу это обсуждать, — ты делаешь шаг, обходя ее, в голове проносятся мысли об опасных исходах этого разговора, например, если кто-то пройдет мимо. Или если кто-то подслушает вас. Ты поворачиваешься спиной к ней, опустив голову и глубоко вдыхая. Сконцентрировавшись на дыхании, ты выдыхаешь все эти возможности из своего разума. Прогони их. Ты не соглашалась, даже не давала согласия на то, чтобы она говорила с тобой. Женщина издает небольшой звук, и ты останавливаешься, но не оборачиваешься. — Я понимаю, принцесса. Вам нужно многое обдумать. У вас есть одна ночь и один день, чтобы прийти к окончательному решению. В противном случае, план будет продвигаться без вас. После этих завершающих слов ты возобновляешь движение к выходу. Сохраняя спокойную решимость, ты проходишь через арку. Затем, переступив порог и скрывшись из виду, ты бежишь, оставляя позади няню, призраков и предательские заговоры. Когда ты выходишь из сада, уже наступила ночь. Тысяча звезд мерцает над тобой, когда ты входишь в замок, безмолвно молясь о том, чтобы сегодняшние события были лишь сном. Ужасным кошмаром. Однако, толкнув дверь своей опочивальни, ты понимаешь, что это не так. И ты не знаешь, что делать. Рассказать ли Всеотцу? Присоединиться ли к безнадежному восстанию? Или ты просто останешься в стороне и станешь свидетелем того, как в Асгарде разворачивается трагедия. И, закрыв дверь, ты приваливаешься к ней, окончательно теряя бдительность. До тех пор, пока от камина не раздается голос. — И где же ты была?