Семья ЧанЧоны

Уютный семейный вечер. По телевизору идет какое-то развлекательное шоу, временами вызывая тихие смешки. Тихие, чтобы случайно не нарушить семейную идиллию этого домашнего вечера. Ликс сидит на пушистом ковре у телевизора, гладит его, потому что невероятно любит все мягкое, и игрушечными зверюшками пытается преодолеть «пушистые джунгли». — Пойду принесу что-нибудь перекусить, — с этими словами Чан несколько минут назад ушел на кухню, и до сих пор не вернулся. Слышно только как он все копошится да шуршит чем-то на кухне. Чонин обычно не любит привычку Чанни таскать по квартире за собой питье, еду и все такое прочее, потому что потом на полу и других поверхностях остаётся много крошек и мусора. А после ещё приходиться проходить квест «Попробуй найти все недостающие чашки-кружки из сервиза по всему дому». Один раз альфа с силу своей загруженности на работе и свойственной ему забывчивости пока переодевался оставил в шкафу стакан свежевыжатого сока. Ох и весело потом всем было обыскивать всю квартиру и все комнаты в поисках того, что же так заплесневело смердит, пока Феликс бегал в ногах, пытаясь помочь, и невероятно умилительно от неприятного запаха морщил свой конопатый носик. Чан наконец вернулся. Он отодвинул Чонина, сел сам, придвинул омегу обратно и положив его ноги на свои теплые колени, нежно приобняв, как уютно оба до этого и сидели. — У нас совсем не осталось перекусов. Я чуть позже сбегаю в круглосуточный. А пока, Йенни, будешь яблочко? — мягкий вопросительный взгляд. — Ммммм…мг. Альфа отрезал тончайший ломтик фрукта, и с самого кончика острия ножа подхватил его губами. Приблизившись к своему любимому, они разделили кусочек напополам: соприкасаясь губами, каждый откусил со своей стороны.Чонин довольно промурчал, а потом своим стал щекотать носик Чана. — Ежевичка, ты тоже чувствуешь, что за нами кто-то следит, — медленно произнес Чан, хитро улыбнувшись, и пока смотря только на Йенни. Чонин повернулся голову в сторону и немного дернулся. Он не ожидал, что маленький проказник Феликс без стеснений уже некоторое время, подперев ручками свой миниатюрный подбородок, с восхищением и блестящими большими глазами смотрит на своих родителей. Другой бы ребенок не понял того, зачем папа и отец так делают, и на проявление телячьих нежностей лишь скривил бы от увиденного мордашку с громким «Фуууу». Ахахаххахахах, — Чан с Чонином расхохотались в один голос, утягивая малыша к себе на колени и крепко затискивая того до «папатьки, мне дысать тлудна, хихихи». Но при этом радостно принимал все нежности, крепко сжимая огромные в сравнении с детскими маленькими пальчиками руки обоих родителей. — Отеть, а патиму у тебя на руках синие полоськи? Вот из дысссс? — спросил маленький почемучка, поднимая на Чана широко открытые кошачьи глазки. Английская фраза, которой научил его Кристофер так понравилась малышу, что он теперь использовал её везде, с надобностью и без неё. Ну и пусть, говорить её у Фелли получалось непозволительно мило даже для ребенка. — Это вены, малыш. По ним течет кровь. Они есть у всех, — альфа взял кисть Йенни, аккуратно поднося поближе, чтобы развернуть её и показать сыну голубое сплетение ветвистых полосочек сразу под линиями-браслетами на запястье, — видишь, и у папы тоже, — Чан чуть ниже и на бок склонил голову, оказываясь ближе к Феликсу, пытаясь объяснить как можно проще, — Просто у меня они очень сильно видны, потому что кожа тонкая. Малыш немного помолчал, а потом, заключив «красивые», стал аккуратно водить по узорам на предплечьях и тыльной стороны ладоней Чана лишь одним пальцем. — На деиво пахози. «И вправду красивые», — про себя восхищался Чонин, тихо следя за происходящим. При знакомстве с Кристофером его это зрелище малость ужаснуло, но когда он своими глазами увидел, как Чанни впахивает в спортзале, вопросов, почему вены так выпирают, не возникло. Чонин ещё тогда где-то прочитал, что активные физические нагрузки тоже, как и тонкая кожа, на это влияют. Енбоки в какой-то момент притих, и стало понятно по очаровательному сопению, что тот незаметно для всех уснул. Чонин быстро перенес лёгкую тушку в его постельку, пока Чан собрался и всё-таки пошел в магазин, натянув на лёгкую футболку мастерку. Йенни же пошел заваривать себе ячменный чай, чтобы ожидание любимого было не в тягость. Впереди ещё целый вечер выходного дня, который можно провести в спокойной обстановке в обнимку с мужем, отдыхая. Это просто замечательно. Чонин, размешивая ложкой мед, решил ещё раз пересмотреть свою коллекцию разноцветных декоративных скотчей, которую имел. Йенни не нравились все вот эти проявления внешней няшности милашности представителей своего пола, но он питал слабость к милой канцелярии. И то, покупал что-то только с учётом того, что эта вещь точно пригодится в его маленьким хобби. В дверь неожиданно позвонили. Спасибо, кратко, потому что звонок хоть и заливается приятным певчим соловьём, но разбудить Ликса все же мог. «Странно, у Чанни же вроде есть ключ». Дверь щёлкнула, и за ней стоял Джинни. Тот самый Хёнджин, с которым Чонин недавно познакомился. Они конечно успели обменяться контактами и координатами, чтобы не потеряться, но вроде бы пока о встрече не договаривались. — Привет, Нини. Надеюсь, что не поздно, — с нотками сожаления и тревожности сказал Хёнджин, — прости, правда прости, что без приглашения. Просто очень хотел тебя увидеть. — Эмм, привет, ничего, проходи, — ответил Чонин, хотя самому стало неловко оттого, что в таком расслабленно-пижамном виде встретил гостя, который даже в простой белой рубашке выглядел безупречно, — как у тебя дела? Где потерял своих домашних? — Хахах, все хорошо, спасибо. Я писал тебе, что как-нибудь принесу показать свои любимые фотоработы, раз тебя это заинтересовало. Вот и захватил их, — Хенджин протянул Чону простую черную папку, но украшенную невероятным количеством цветочных стикеров, выдавая то, что любовь Хенджина к классическим цветам, то бишь черному и белому, ничуть не скрывает яркости его внутреннего мира, — Минни зачем-то купил воробушку детское игрушечное пианино, и теперь эти две детины залили «расчудечными» и «распрекрасными» звуками весь дом. Это ещё хорошо, что мы в своем живём, а если бы нет? Чонин в нужных местах поддакивал, пока писал Чану захватить чего-нибудь к чаю, и, собственно, приготовил порцию напитка для гостя. — О, благодарю, — Джинни обнял руками поданную ему кружку со смешными жирафами, продолжая рассказывать, — Мин вымудрил ещё и на посуде как в детстве поиграть. А Хани на это от восторга так раскраснелся, как самая смелая помидорка. И ты понимаешь, главное у этих двоих уши не вянут нисколечко, а у от этого музыкального мракобесия голова разболелась… Вот я и пришел, — Хён к концу своего рассказа перестал тараторить и замедлился, как будто только осознал глупость своего решения так внезапно нагрянуть. — Не переживай, — опережающе уведомил Чонин, наконец присаживаясь на барный стул рядом, — ты ни сколько не помешал. Я буду очень даже рад, если в нашем доме ты найдешь спокойное пристанище для своей больной головушки. Хёнджин солнечно рассмеялся, сильно обрадовавшись такому радушию и гостеприимству. И, увидев в домашнем виде Нини невероятную милейшую тянку, потрепал его по волосам. Обоих в секунду искристо прошибло током, неожиданно будуража и будто заряжая все внутренности. На такое явление оба уставились с ошарашенно округлившимися глазами друг на друга. — Ой, извини, — замялся Хенджин, убирая и подкладывая руку под локоть другой, упираясь в столешницу, — наверное одежда наэлектризовалась, пока я снимал свою куртку… Ээээ, так и знал, что нужно было брать тогда ту, что подороже… Произошедшее решили больше не обсуждать, сразу переходя к разговору о фотографиях, что принес с собой Джинни. — …а вот здесь мне очень нравится, как удалось продемонстрировать несколько контрастирующих, но не спорящих между собой планов… По правде говоря, Чонин ничего в этом не понимал, но пытался задавать хотя не совсем уж глупые вопросы. Хенджину льстило, что его слушают, и даже пытаются разобраться, от чего он ещё больше, чем обычно, светился. Но хотя бы из этих фотографий Чон успел понять, что Джинни хорошо чувствует цвета, и отлично умеет передавать настроение, которое даже такой профан как он, смог считать. — Ой, а это что? — Хёнджин подцепил ухоженными ногтями несколько колёсиков самоклеющейся разноцветной ленты, и, надев их на пальцы словно бублики, поднес растопыренную ладонь к своему лицу, пристально рассматривая, — это твоё хобби, да? — восторг Джинни был всегда настолько ярко выраженным, будто он является каким-то анимешным персонажем, у которого сразу же появляются звёзды в глазах, — расскажи мне о неееем, прошууууууу. — Ох, — вздохнул Чонин. Так ведь просто не покажешь. В из общей с Чаном комнате есть несколько зон, кроме спальной. И именно в его, Чонина, части этого помещения стоит целый стеллаж, где снизу в довольно увесистом ящике лежит куча бумаги для скрапбукинга, лент, баночек со стразиками, клеев с блёстками и ещё много всего прочего. Крис совершенно не против такого хобби. Даже наоборот, увлечено нависает над рабочим столом, когда его любимый, вооруженный фигурными ножницами и клеевым пистолетом из непонятного разноцветного месива умудряется сотворить что-то цельное и ещё более прекрасное. А пару раз Чан вообще даже визжал, когда получал бонусом к своим подарками самодельные открытки. И родители Бана в Австралии невероятно долго благодарили их пару за такой чудесный фотоальбом на годовщину их свадьбы, хотя Чонин до последнего отнекивался и отказывался его делать, по традиции не признанных творческих людей ссылаясь на то, что руки у него не из того места. «Ну прекрати уже, хватит! Я понял, понял», — вопил тогда Чон, когда пытался спасти свои руки и каждый палец в отдельности от атаки губами и россыпи поцелуев Чанни, который требовал извиниться перед самим же собой за такие произнесенные глупости. — Давай я лучше тебе тоже принесу пару готовых работ, — предложил Хенджину Нин, и под яростное кивание скрылся в глубине квартиры. Через минуты натужного кряжнения из соседних комнат, Чонин-таки вернулся с охапкой чего-то яркого и нарядного. — Хахах, я думал, что тебя там уже кто съел, или ворохи бумаг поглотили, — издевался Джин. — Ох, не дождетесь, молодой господин, — Чонин поддержал волну веселья, раскладывая перед заинтересованным взглядом свои труды, — вот парочка моих открыток, рамок для фотографий, альбомов, которые я задекорировал, но ещё не подписал и никуда не применил. — Ваааау, Нини, это ооооочень круто, — совсем не осторожно Хён схватил одну из красот в руки, жадно поглащая глазами каждый декоративный элемент, а потом перевел такой же взгляд на Чонина, — слушай, у меня к тебе деловое предложение. Мне тут поступил заказ на очередную фотосессию в цветах, и, я думаю, было бы очень здорово готовые работы сразу превратить в произведение искусства, сотворив к фотографиям рамки. Уверяю тебя, клиент щедрый, и душевный. Ему это очень понравится. — Ой-ой, — подсобрался немного расклеившийся от похвалы Чонин, в растерянности сгребая обратно свои работы в стопку. Тут и неуверенность в свом творчестве подоспела, — я ж просто так, для души. Будет грустно, если я тебя подведу. — Мммм, какая ты милашка-стесняшка, — придержал опускающуюся голову того Хёнджин, — ты прекрасен, и творчество твоё имеет право быть полезным и приносить доход, — пододвинулся ближе, — поверь мне, как человеку, который превратил своё увлечение в неплохо так оплачиваемую вполне стабильную работу. Чонин отчего-то на такую близкое расположение к друг другу и заботу, смущённо усмехнулся, на что Хён лишь наклонился немного набок и подвис, бегло изучая лицо напротив. И, поцелуй. Чонин вообще ничего не успел сообразить, и все ещё не соображает, стеклянно глядя на уже закрытые в позникшем порыве глаза Джинни, лишь ощущая как то верхнюю, то нижнюю губу нежно ласкают будто лепестки бархатных роз. В это время до этого едва уловимый персик Хенджина раскрылся и окружил навязчивой древесной свежестью, будто кто-то безжалостно спилил одним разом целую посадку плодовых деревьев. Йенни окутало все это, а происходящее сейчас даже не казалось чем-то резко неправильным и нарушающим все законы приличия. «Все правильно. Так и надо. Это он. Держись за него, не отпускай», — лишь это буравило его пустую голову, совсем стирая из мыслей его мужа Чана, их брак, семью, и метку, что как бы давно была поставлена на шее Чонина, навеки запечатлевая их союз и сплетая запахи. Хёнджин наконец нехотя оттолкнулся, отодвинулся, морща свой нос от неприятного хвойного жжения в ноздрях. Это тот самый запах Бан Кристофера Чана из метки как бы настойчиво напоминал, чей Чонин и кому принадлежит. А Чонин застыл, но теперь уже в оцепеняющем страхе, потому что сидел лицом к двери, и увидел там источник дополнительного веяния агрессивного смолистого аромата. Горечь заполнила воздух, пережимая Йенни глотку, пока Чан невероятно красный и злой стоял в проходе. Хёнджин не поворачиваясь, со спины сразу издал что-то отдаленно похожее на рев, вскакивая и становясь лицом к Бану, но у окна и в другой части кухни. Джинни, до это казавшийся хрупким омежкой, сорвал когтистыми альфьими руками рукава своей рубашки, оголяя накаченные руки с довольно массивными мышцами. Он все продолжал порыкивать, не набирая пока обороты громкости. Чан, который как бы тоже, извините меня, не дохлый альфа, одним движением скинул с себя всю верхнюю часть саоей одежды, демонстрируя невероятной плотности торс, крепкую грудь, напрягаясь в попытке напугать противника своими бицепсами. В злости у Хенджина вмиг заострилось все черты лица, а глаза Бана в ярости налились кровью. Теперь две альфы стояли в полной боевой готовности, пока лишь уничтожая друг друга взглядами.Чонин, наконец хотя бы краешком сознания понимая маштаб надвигающейся трагедии и разгрома, двинулся немного вперёд, на что Крис альфьим голосом крикнул «Стоять!», и Йенни вновь порализовало. Что бы тут не происходило, Ян, а теперь Бан Чонин, уже давно являлся законным мужем Чана и по порядкам природы, его омегой, поэтому ослушаться, даже если бы захотел, не мог. Хёнджин бросил на застывшего Нини нечитаемый взгляд, с отвращением определяя для эту ситуацию. У него с голове орало «Мой омега. Моя пара. Мой истинный. Как ты посмел его забрать. Убью!», да и по его вшершему виду было понятно, что с его стороны адекватности можно не ждать. — Омега, подойди! — альфий голос сейчас решал и работал безотказно. Плевать, что там внезапно проявилось, истинность ли, или ещё чего, но за минимальную адекватность сейчас отвечал Чан, поэтому и управлял ситуацией, пока мог, — зайди мне за спину и скройся! Прочь! Чонин, уже ведомый чисто омежьей сущностью с лицом подстреленной косули быстро переметнулся туда, куда ему велели, и тут же покинул кухню. Хёнджин, на секунду потерявшись, резкими выискивающими движениями головы, вынюхав обстановку, стал краснеть точно горящий уголёк, все больше и больше овладеваемый неуправляемой убийственной яростью, рывком с устращающим рыком бросился на Бана. Чан, вовремя отскочивший, попятился, чтобы оказаться вне этого помещения, которому уже точно хана, как собственно и двери, к которой онсразу же прильнул своим мощным плечом и всем весом старался удерживать, пока с обратной стороны Хёнджин с животной силой выламывал её. Чан, приходя понемногу в норму и поумеряя свои домирующие над чужим альфой запахи, принюхался. Древесная персиковая вонь заполнила всю прихожую, и видимо как-то доходило до неведомо где спрятавшегося Йенни, потому что он тихо поскуливал, видимо ощущая на расстоянии через запах даже уже непонятно чьи чувства и боль. — Чонин, открой окна, быстро! — голосом альфы рыкнул Чан, чтобы испуганно, но приторно-сладко благоухающая сейчас Ежевичка точно услышала его. По звуками открывающихся пластиковых дверей и рам стало понятно, что Чонин так и сделал. «Умница», — в мыслях. Хотя, не мешало бы этим голосом его и похвалить, но не понятно, как в этой странной ситуации Йенни себя поведет, как и тот альфий экземпляр, что уже полегче, по все же прикладывался мощными ударами и тяжестью собственного тела к внутренней стороне деревяшки, в прошлом называемой «дверью». Чан стойко держался, серьезно сведя брови к переносице, пока одно явление чуть не опустило его руки: Чонин, перешедший на четвереньки, ползком приближался к кухне. Его, Чанов малыш Йенни, начиная с самых высоких, но тихих жалобных нот, начал успокивающе скулить, неотрывно глядя вперёд и прислушиваясь. Бана поразило, что это, адресованное очевидно не ему, сработало, и разъяренный, ну или как минимум неугомонный альфа за дверью, по звуками упал на колени, тут же успокоился, и теперь так же жалобно скребся о деревянный косяк с той стороны. Если бы Крис был невероятно ревнивым, тут же вывернул бы своего внутреннего альфу в прежнее состояние и беспощадно разорвал бы обоих в клочья. Но этому не бывать. Чонин уже встал, принес из одной из комнат массивный стул, припер остатки двери, взял растерянного Бана за руку и повел в место через несколько дверей дальше отсюда, по пути открывая входную. Они уселись на что-то мягкое, и долгие минуты молчали. А потом начали сложный разговор. И начал его Чонин, потому что попытки Чана сейчас не могли зайти дальше «а..?», «что..?», «как..?». — Так, начнем с того, — Чонин придвинулся очень близко, чтоб Чан мог его отчётливо видеть, слышать, и ощущать его искренность и жар в местах соприкосновения тел, — что я тебя очень сильно люблю, Чанни. Ты мой выбор, ты мой драгоценный муж, ты мой альфа, ты отец нашего ангельского сына Ликса. Ты все для меня, Кристофер, слышишь? — ладонью приподнял родное лицо. В ответ кивок. — Хорошо. Пойдем дальше. Что касается произошедшего, то я сделал это специально, чтобы успокоить его. Я не предал тебя, я здесь, я рядом, — настойчиво, а после усмешка с восхищением, — конечно хорошей было идеей заставить меня открыть все окна. Его запах ведь и правда затуманил всю мою голову. Не предприми ты это, — Чонин закусил пацец, — не знаю, что бы могло быть дальше. — Т-так получается… — наконец выдавил из себя Бан Чан. — Все верно, Чанни. Получается, что мы, я и Хёнджин, истинные. То-то я думал, чего меня так подозрительно тянет к нему. Ты был прав, я же обычно так быстро не открываюсь новым людям, веду себя довольно сдержанно, а в тот день знакомства так легкомысленно поступал и вылил на одном дыхании кучу информации по сути первым встречным. Хахах, я же и адрес дома ему дал. Во дурак! Ахахах. Чану вот было что-то не смешно. — Нет, ты не думай, я не связан по воле судьбы с каким-то уголовником. Хёнджин отличный парень, добрый, открытый, мягкий. Сразу показался чистым омегой. У него есть муж, бета, я же тебе рассказывал. И сын, в садик с нашим теперь ходит, помнишь? Чан помнит. Он привык слушать, что ему говорит Чонин. Всегда. — Ну что же ты, все ещё в потерянности? — спросил Чонин, а Крис лишь изогнул бровь с немым вопросам типо «ты серьезно меня об этом спрашиваешь?». Поэтому Чон со вздохом ещё придвинулся, взял лицо любимого, лаская щеки ладошками, и с невероятно жарким чувством любви глубоко вжался в родные уста. — Если так подумать, то сегодня ты отстоял и защитил нашу любовь, даже не прибегая к насилию, — оторвался на секунду Чонин, чтоб немного отдышаться и сказать это Чану, — поэтому, спасибо тебе большое. Уважаю, ценю и люблю безумно, до луны и обратно. Они так целовались ещё очень долго, пока за окном не включили фонари, и что-то громко не стукнуло в их квартире. Решили на всякий случай проверить, что это было, поэтому оба встали и пошли в коридор. — Крошка…он, ушел? — спросил Крис. — Да, я оставил для него открытой входную дверь. Поэтому, думаю да.