О выходках и их последствиях

      Они всегда думали, что Джек их ещё переживёт. Случившееся просто выбило землю у них из-под ног.       На похороны собрались все старшие. Все, кто работал с Джеком как минимум пять лет. Впрочем, каждый из них работал с ним куда дольше, а все остальные обычно долго не задерживались. Поэтому, естественно, младших не было.       Однако был Саймон. Саймон принёс два белых цветка, кажется, выбрав просто вслепую, только по цвету, и, положив их на плиту, которой накрыли Джека, тихо произнёс:       – Может, у меня и нет права здесь быть. Но я... мы посещали с ним один и тот же курс, и за это время я успел пообщаться с ним достаточно, чтобы немного узнать его. Он... хороший человек.       Не выдержав, Квазар закрыл лицо ладонями. Хирург сжал его плечо, поддерживая; он терпеть не мог похороны, но сейчас нужно было. Сейчас хуже всех было именно Квазару, и ему нужно было быть рядом. Его об этом не просили; Квазар даже не заикался об этом, но он знал, что сейчас нужно было.       Потом, когда их тихие голоса, не уносимые слишком далеко лёгким ветерком, умолкли, а похороны подошли к концу, они разошлись. Хирург ещё некоторое время просто бродил по городу, приходя в себя, а потом задумался о том, стоило ли сейчас приходить к Квазару. Он хотел, но не знал, как тот это воспримет – да и вообще, пустит ли его к себе.       В конце концов, он решился.       Однако когда дверь ему открыл Квазар, вид у которого был донельзя мрачным, он начал подумывать о том, что пришёл зря. Выглядел тот так, словно был недоволен тем, что его кто-то вообще побеспокоил.       Тем не менее, его без лишних слов впустили; точнее, вообще без слов. Так же молча Квазар поставил перед ним кружку с чаем и опустился за стол с противоположной стороны.       – Ты совсем не в состоянии?.. – очень осторожно спросил у него Хирург.       – А что, по мне не видно? – зло бросил в ответ Квазар, скривившись. – Зачем ты пришёл? Посмотреть, как мне плохо?       – Нет. Побыть.       Тихий, виноватый голос друга напомнил ему о том, что не только ему плохо. И о том, что он ему, собственно, друг. Хотя иногда он чувствовал, что у Хирурга к нему было ещё что-то помимо дружбы.       – Побыть... – повторил он мрачно. – Ты мог бы побыть с кем-то ещё. Я сейчас...       Он покачал головой.       – Но тебе ведь тоже нужно. Не думаю, что ты сейчас примешь кого-либо другого.       Квазар долго на него смотрел без какого-либо определённого выражения, и на мгновение Хирургу показалось, что его сейчас выставят. Потом Квазар устало подпёр лоб ладонью, безучастно глядя куда-то в стол.       – Здорово ты за меня решил. А я не хочу никого видеть. Я не могу никого видеть.       Хирург поднялся, понимая, что сейчас у него два варианта: либо действительно уйти, либо решиться подобраться ближе, пусть и ненадолго, если потом ничего не выйдет. Ему казалось, что Квазару сейчас всё же нужен был кто-то рядом, пусть тот это и отрицал.       – С кем я теперь буду работать? – горько вопросил Квазар. – Один остался...       Хирургу и самому стало от его тона горько. И он, не выдержав, наклонился к Квазару, обнимая того за плечи:       – Ну какой же ты один... Мы все с тобой, любой, кто без напарника, с удовольствием с тобой поработает...       – Не то! – зло выплюнул Квазар, словно обиженный ребёнок. – Ты понимаешь, что это уже не то?       – Понимаю, – Хирург сжал его в объятиях крепче, даже не пытаясь начать уговаривать его успокоиться. – Я понимаю.       Квазар дёрнулся, резко оборачиваясь, и почти злобно заблестел на него глазами.       – У меня Ларс к Саймону ушёл, – напомнил ему Хирург. – Я понимаю. Это... обидно.       Квазар сжал зубы, отворачиваясь, и Хирург снова обнял его, но уже мягко.       – Если Кристофер попытается ко мне Эда спихнуть, я взбешусь, – глухо произнёс Квазар. – А он попытается. Он всем пытается его всучить, только бы не самому с ним.       – Ну, ну... скажешь ему, что ты уже решил.       – А что я могу решить? Ну что?       – Возьми меня в напарники.       Квазар тихо хмыкнул.       – Умей мы сработаться – я бы сразу за тебя зацепился.       – Хочешь Эда?       – Да понял я, понял... – голова Квазара опустилась ещё ниже. – Либо брать кого-то прямо уже, либо...       – Если ты думаешь, что кто-то другой подойдёт лучше – заводи разговор уже, – Хирург мягко, почти неощутимо погладил его по плечу. Он знал, что Квазар Эда недолюбливал, но вида не подавал. Квазар ему никогда об этом не говорил, однако как-то догадался о том, что он знал. При подобном понимании сработаться должно было легко... но оно у них появилось не сразу. Именно поэтому Квазар сейчас медлил, по старой-то памяти.       – Кому я сейчас предложу? Только напарника потерял, и сразу же ищу...       Да чтоб тебя, я же тебе уже предложил и не осуждаю, что тебе ещё надо, нервно подумал Хирург. И подался вперёд, из-за плеча Квазара заглядывая тому в лицо.       – Оуэн.       Квазар едва заметно дрогнул, бросив на него взгляд. В последнем Хирург неожиданно для самого себя прочёл беззащитность.       – Вот поэтому, – произнёс Квазар, убрав взгляд. – Я не ответил тебе ничего поэтому. У тебя есть ещё какие-то намерения, и я не понимаю, что это. Ты от меня прячешь что-то беспокоящее, и меня это тревожит.       – Вот как.       Хирург немного отодвинулся.       – Вот как, – повторил он, раздумывая. Конечно, уже не имело никакого смысла скрывать: от него буквально требовали в чём-либо признаться, если он хотел плотно работать с Квазаром. Но у него был выбор в том, в чём именно, и как это сказать.       Впрочем, первым делом можно было и не говорить.       – Ничего не скажешь? – глухо произнёс Квазар.       Вместо слов Хирург медленно, с чувством поцеловал его шею сзади, и Квазар моментально покрылся мурашками. Кажется, весь.       – Это... некомфортно, – после непродолжительного молчания ответил тот.       – Я понял, – Хирург выпрямился, собираясь уходить. Может быть, когда-нибудь потом он сумеет ещё раз подойти к Квазару, когда тот будет в более стабильном настрое. Может быть.       Его поймали за штанину.       – Останься.       – Ты же сказал, что тебе некомфортно, – непонимающе напомнил Хирург.       – Да. Некомфортно. Пусть будет. Всё равно капля в море, – отрывисто произнёс Квазар.       – И зачем?       – Поможешь с ужином. На худой конец, будешь меня пинать, чтобы я не завис в процессе.       Этого Хирург уж точно не ожидал услышать. Значит, на самом деле причина была другой.       – Ты можешь просто заказать, – он решил поддержать уже озвученную, не став настаивать на настоящей.       – Не могу. Не хочу никого видеть, тем более постороннего.       – Я закажу и заберу, можешь даже не показываться. Идёт?       Квазар согласился.       – До скольких я остаюсь? – прямо спросил его Хирург, видя, что определённости всё равно не было. А она ему нужна была: всё могло складываться так, что ему, может, лучше всего было бы заказать порцию, отдать и уйти.       В ответ он получил неопредёленное пожатие плечами. Потом Квазар, немного подумав, добавил:       – Как захочешь.       – Что это ты вдруг передумал? – с подозрением вопросил Хирург, решив уточнить уже просто напрямую. – Не хотел же никого видеть. Или ты теперь хочешь, чтобы я побыл тебе личным психотерапевтом? Или хочешь отвлечься?       – А что это ты вызнаешь? – в тон ему ответил Квазар. – Ты разве не пришёл, чтобы остаться?       Хирург слегка растерялся.       – Нет, я... я хотел помочь тебе, если смогу, – честно ответил он.       – Вот поэтому и оставайся.       Квазар чуточку нервно потёр запястье под взглядом непонимающе поднявшего брови Хирурга.       – Это сейчас я не хочу никого видеть. А к ночи мне станет жутко одиноко, – тихо признался он.       – И ты потерпишь меня сейчас, чтобы я побыл с тобой потом?.. Эгоистично.       – Если тебя не устраивает, ты...       – Волен уйти, – закончил за него Хирург, поднимая ладонь и останавливая его. – Да. Я знаю. Меня устраивает. Я предпочитаю людей, которые прямо говорят о том, чего хотят.       – Тогда оставайся.       И Хирург, несмотря на то, что так и не получил какой-либо определённости, остался. В конце концов, попросили... а он почувствовал, что не мог отказать.       Остаток дня они действительно провели в колючем дискомфорте, молча и без конца глуша чай, чтобы чем-нибудь занять руки; с появлением курьера, принёсшего ужин, стало немного легче. А к ночи, как Квазар и говорил, тому стало хуже. Так что теперь они сидели в темноте, в освещении негромко работавшего телевизора; Квазар, привалившийся лбом к его плечу, мелко дрожал, и ему не оставалось ничего другого, кроме как его обнимать. Он понимал, почему Квазар был в таком состоянии. Тот никогда не подпускал к себе никого в этих случаях, и сейчас тому могло быть попросту страшно оттого, что его горя не поймут, посчитают недостаточно стойким, недостаточно крепким; могло быть обидно оттого, что пришлось просить остаться, раз уж у них сложилась такая ситуация. Сейчас Хирург, держа его, думал о том, что ни в коем случае никуда бы не ушёл – даже не подумал бы, если бы изначально знал, что тот будет вот таким.       – Можно мне остаться на завтра? – спросил он, даже не раздумывая.       Квазар поднял голову. Взгляд у него был уставший, словно он много часов работал за компьютером.       – Почему?       – Ты же ни готовить не хочешь, ни заказывать, – резонно заметил Хирург. – Сделаю тебе обед на несколько дней, чтобы у тебя было. А то оголодаешь, а мне этого совсем не хочется.       – Ты действительно собираешься?..       – Ну да. А почему нет?       Квазар снова прислонился лбом к его плечу.       – Если тебе не сложно... хорошо.       Хирург обнял его немного крепче, делясь теплом: у него было такое ощущение, что Квазар ещё и мёрз. Может, и дрожал-то поэтому... А может, и нервное, подумал Хирург, мягко поглаживая того по спине. В конце концов, все стресс переносят по-разному...       Напрягшаяся под его ладонью спина Квазара расслабилась, и он почувствовал, что ему всё-таки доверились – именно сейчас, во время, когда никого не подпускали к себе. Но обычно Квазар терял просто соратников, а с потерей напарника сейчас попросту не мог справиться и смириться. Это было слишком много.       – Хочешь, я и послезавтра побуду? – предложил Хирург, почти инстинктивно желая помочь.       – Не знаю, – глухо ответил Квазар. – До завтра бы ещё...       Он не закончил. Хирург понял, что это значило: Квазар, может быть, и хотел бы, но не хотел его обременять.       – Квазар, солнышко, у меня нет совершенно никаких планов. Я могу хоть до следующего вылета с тобой быть, если тебе захочется.       Квазар вздохнул, и по Хирургу отчего-то пробежали мурашки. Ещё до него немного несвоевременно дошло, что «квазар» и «солнышко» в одной связке звучало довольно нелепо.       – Солнышко... – пробормотал тот со странной интонацией. – Лет тридцать меня так уже не называли...       Хирург нервно сглотнул: он знал, что Квазар рано потерял мать, и, может, она-то его так и называла.       – Я могу не...       – Называй, какая разница.       Квазар приподнял голову, прижимаясь виском к его щеке, и теперь уже Хирург тяжело, прерывисто вздохнул. Всё будет хорошо, подумал он, испытывая желание уложить Квазара на диван и хорошенько утешить, чтобы потом спокойно спал, а не сидел вот так. Со временем, но будет.       – А новенького что? – с любопытством спросил у него Император, с ещё большим интересом наблюдая за чем-то на висевшем перед ним дисплее.       – Да вроде бы... ничего такого, – ответил Клайв, с удобством прислонившийся спиной к бортику криокамеры. Сидевший на нём же Император опустил руку, касаясь его волос, и задумчиво их взъерошил.       Вообще, подобное могло быть разрешено только трём людям в Империи, и, что забавно, каждый из них именно к его волосам и тянулся; даже маленький Саймон всегда пытался забраться пальцами в его волосы, когда он достаточно низко опускал к ребёнку голову. Почему так происходило, он понятия не имел: волосы у него были не слишком послушными и жёсткими – а ценилось обычно прямо противоположное. Хотя, быть может, из-за низкой чувствительности протезов Императору и нравилось отчётливо ощущать что-то пальцами, потому что иногда ему казалось, что тот ощупывал их подушечками почти колючие кончики прядок.       – Недоговариваешь, – всё столь же задумчиво произнёс Император. – Обычно ты приходишь по важным делам, а праздные разговоры случаются уже потом, если есть время. Сейчас я ничего важного не услышал.       Клайв тяжело вздохнул.       – Я хотел кое-что попросить.       На него тут же отвлеклись полностью.       – «Попросить»? – Император даже наклонился, чтобы лучше видеть его лицо. – Ты обычно говоришь, что тебе ничего не нужно, даже когда я предлагаю. Что это?       – Вы можете вернуть меня на сутки? Пожалуйста.       – Так. Что случилось?       Клайв снова вздохнул: он надеялся, что никаких расспросов не будет. Он действительно хотел бы их избежать.       – Был сильный стресс, – скупо сообщил он, не вдаваясь в подробности. – Ночью проснулся от боли в груди, нахлестался успокоительных, кое-как отпустило.       – Та-ак, – протянул Император почти нехорошим тоном. – И?       – Сходил к врачу, – продолжил Клайв. – Мне визуализировали.       – Так.       – Врач сказал, что останется рубец. Махонький. Ещё он сказал, что ещё один такой стресс может привести к необратимым последствиям.       Молчание. Клайв буквально почувствовал, как атмосфера потяжелела.       – И ты думаешь, что одним возвращением можно всё уладить? – вполне резонно поинтересовался Император. – Может, нужно заняться причиной этого самого стресса?       – Нет, это... это накопительное, – Клайв зябко повёл плечами, ощущая, что ему намекали на причину, жившую с ним в одном доме и стабильно производившую стрессовые ситуации разной степени тяжести уже чуть больше семидесяти лет (и это только время совместного проживания, а ведь было ещё до...). – Я хочу просто обезопаситься от последующего действительно большого стресса, если он возникнет, вот и всё.       – Допустим. Я помню, что ты не хочешь протез именно сердца, так что допустим.       – Двадцать четыре часа – это слишком много? – осмотрительно спросил Клайв.       – Нет. Это мелочь. Что у тебя там за накопительное? Ну-ка рассказывай.       Тон Императора вдруг напомнил ему отцовский, и он неловко потупился. Напоминать о том, что это было личное, он не стал – не было смысла. Если Император хотел – любое личное могло стать ему известно.       – Просто всё на одну кучу в одно и то же время, вот и всё... Все приходят мне поныть и пожаловаться на ближнего своего. Дуайт воет, что с Хэвлоком что-то не то, что тот не хочет с ним быть... ну, знаете... ночью, – Клайв неловко прокашлялся. – Ссылается на работу над проектами...       – Ну, работы у него действительно полно, – подтвердил Император. – Что ещё?       – Он же плачется мне, что его самого вернут, а Хэвлока – уже нет, а тот не молодеет. Сам Хэвлок уже не живчик, поэтому же жалуется на Дуайта, – Клайв немного помолчал. – Саймон с Уиллом набедокурили, да так, что мне на первого жалуются Хэвлок с Дуайтом, а на второго теперь надулся сам Саймон. И всё это в одно время. А Хэвлоку я сейчас выговориться не могу по очевидным причинам.       – То есть, просто нужен психотерапевт, – подытожил Император. Клайв выразительно взглянул на него в ответ. – Ну, хороший. Молчаливый.       – Что я говорил о Хэвлоке, который не молодеет? А о Дуайте, который да? – переспросил Клайв, намекая на то, что должно было держаться в тайне.       – Да, да, понятно же. Просто шучу.       Император вздохнул.       – Что-то ты, Клайв, размяк. Раньше всех подряд дисциплинировал. Да и Уилл у тебя, кажется, разболтался.       – Время идёт. Всё, что может в людях измениться, под внешними обстоятельствами меняется, то, что не может – остаётся прежним.       – Ой, да кому ты это говоришь.       – Я объясняю, – отозвался Клайв.       – Так, ладно, – Император хлопнул его по плечу. – Я верну тебя только локально, раз уж выяснили, в чём дело. Но мне придётся тебя усыпить на время.       – А это обязательно? – забеспокоился Клайв.       – Боюсь, что так ты не захочешь это переносить.       – Больно?       – Нет, зудит чудовищно. Не вытерпишь.       Клайв приподнял брови, задумавшись о том, как же тогда эти способности обращали на себя, если для колдовства нужна была концентрация.       – А, у носителей это не так проявляется, – объяснил ему Император. – Ты не так это чувствуешь, когда ты знаешь, что именно ты с собой делаешь. И, полагаю, способность от этого же дополнительно ограждает. У тебя есть время?       – Да, я освободил сутки. Этого достаточно?       – Пары часов хватит. Проснёшься и пойдёшь. Можем начинать сейчас?       – Я готов, – заверил его Клайв, и Император показал на криокамеру за ним.       Чуть позже, нависнув над ним, Император взял его за запястье и велел:       – По поводу изменений – давай-ка, изменяйся обратно и приводи всех в чувство. Я знаю, что ты умеешь.       Клайв кивнул.       – И не позволяй себя так доводить. Ты мне ещё нужен.       Клайв снова кивнул, пытаясь проигнорировать слово «ещё». Легко можно было додумать, что настанет момент, когда в нём перестанут нуждаться.       Но пока у нас война, я нужен. Не на что жаловаться, и так больше ста двадцати лет отжил, подумал он, прикрывая глаза.