О выходках и их последствиях

      Кёртис сидел на лавочке в больничном крыле одного из временно изолированных этажей. Хоть всё уже закончилось, ему казалось, что он всё ещё сидит за турелью; четвёртая и последняя (об этом на тот момент он ещё не знал) волна заканчивается, и офицеры из других гнёзд потихоньку с них уходят, чтобы не искушать судьбу, потому что наружные щиты уже едва ли выдержали бы ещё одно попадание; вот отваливается соседний, из среднего на этой стороне гнезда, уже разбитого так, что страшно смотреть, не то что подходить (отчаянный, думает Кёртис, не понимая, что сам ещё хлеще, раз продолжает сидеть); вот слева от него тоже всё ещё сидит офицер в угловом гнезде, вопреки статистике, почти неповреждённом, но и он скоро уйдёт – все они скоро уйдут, потому что волна заканчивается...       Прошлое застыло яркой картинкой в его памяти и проваливать туда, где ему и должно было находиться, не желало.       Ещё он задавался вопросом о том, каково было остальным. Испытывали ли они то же, что и он? Или ни о чем особо не задумывались?       Может быть, я просто устал, подумал Кёртис, прикрыв глаза; вот и вся причина...       Передатчик у него коротко, но интенсивно завибрировал, оповещая его о срочном входящем сообщении: пришли результаты его анализов. Их брали у всех, кто хоть сколько-нибудь контактировал с коутами, и, к счастью, час с лишним он отождал без особой причины: у него ничего не нашли. Теперь ему с этим письмом можно было выбираться с изолированных этажей и свободно передвигаться.       Первым делом он выбрался из штаба на свежий воздух. Оказалось, что тот... не совсем свеж. За прошедшее время специфический запах сильно разогретого металла и перегретого асфальта (и ещё много чего, точный состав которого Кёртис знать не хотел) не выветрился, даже несмотря на разгулявшийся ветер. Кёртис и тут опустился на скамейку, окидывая взглядом сектор, который он ещё не видел. Ему было бы лучше уйти в скверик и посидеть там, отдохнуть среди буйной поздневесенней зелени, в которой можно было ненадолго потеряться взглядом, но он уже не хотел вставать. Забавно, вроде и насиделся за турелью, а почему-то устал...       Рядом с ним кто-то сел, и Кёртис, подспудно ожидавший увидеть Саймона, наткнулся взглядом на Дуайта. Этого мне ещё не хватало, проскользнула у него мысль.       Однако Кёртис вроде бы не ощущал ничего беспокоящего с его стороны.       – Ты был в секторе «И», да? – отчего-то осторожно спросил тот.       – Был.       Кёртис не стал спрашивать, откуда тот знал; ему, по большому счёту, было всё равно.       – Послушай, Кёртис... я хотел с тобой поговорить.       – Мы уже говорим.       – Не ёрничай, пожалуйста. Это важный разговор. Короткий, но важный.       Некоторое время Дуайт молчал, как и Кёртис, решивший просто выслушать.       – Я не знаю, как сложится моя жизнь в скором времени, – наконец начал Дуайт; было слышно, что слова эти давались ему с трудом. – Может сложиться так, что ты меня больше не увидишь. Тебе могут передать, что я в какой-то крайне важной и в той же степени крайности далекой и длительной командировке... писать из которой у меня нет возможности. Или, быть может, ты будешь получать какие-то чисто формальные письма. Этого я уже не смогу знать.       У Кёртиса мороз прошёл по коже, невзирая на то, что день был тёплым и солнечным.       – Не знаю, насколько лёгкий это будет для тебя вариант, – продолжил Дуайт. Его тихий голос чуть не потерялся среди громких радостных возгласов компании офицеров, взбудораженных тем, что им наконец-то удалось вырваться из замкнутого пространства изолятора. – Однако есть и другой, о котором я, в частности, и хотел поговорить.       Он вздохнул, кажется, подбирая слова.       – Через некоторое время мы с тобой можем увидеться опять. Но я... я могу тогда не помнить каких-то вещей. Поступков, разговоров... вроде этого. В моей памяти этих вещей может больше не существовать, и это будет не по моей воле. В таком случае, пожалуйста, не обижайся на меня, если ты что-то такое обнаружишь.       Мороз прошёл по Кёртису во второй раз.       – Может быть, там, потом, если он будет достаточно милостив, у нас с тобой сложатся отношения лучше нынешних.       – Думаешь, я хочу после... – вырвалось у Кёртиса, но он тут же осёкся, не зная, каким вообще словом обозначить то, как Дуайт собирался с ним поступить. – После того как ты...       – Ты что, знаешь? И ты всё ещё со мной разговариваешь? – удивился Дуайт.       Кёртис отвернулся, собираясь последовать чужим ожиданиям и перестать, раз о нём так подумали, но отец, сцапав его за скромно расшитый лацкан пиджака, развернул его к себе. Следом Кёртис ощутил, что его как будто бы коснулись где-то внутри головы (он некстати припомнил, что вроде бы испытывал подобное несколько раз, и непременно рядом с Дуайтом), и он дёрнулся; прикосновение, впрочем, тут же исчезло.       – Ты стал мягким, – отчего-то печально констатировал Дуайт. – Я пытался этому помешать. Я всё кусал тебя в детстве, чтобы ты учился огрызаться и повышал порог того, что может тебя задеть, но стоило тебе уйти жить отдельно – и ты снова стал мягким. Наверное, это не выводится, что из тебя, что из Хэвлока.       – Ты и Хэвлока кусал? – мрачно вопросил Кёртис, надеясь всё-таки услышать отрицательный ответ, хоть он и был бы обидным.       – Нет, с ним я говорил. Много. Я всё пытался упросить его не принимать всё слишком близко к сердцу, но эти разговоры не несут никакого результата. Он только сердится на это.       Кёртис покачал головой.       – Ты делаешь из нас виноватых. А мы не ответственны за то, что в нас природа заложила.       – Я не делаю никого виноватым, Кёртис. В этом нет ничего плохого, но сами вы от этого страдаете, – резонно заметил Дуайт. – А окружающие этим, бывает, и пользуются. И... ну, если ты не принимаешь на этот счёт чужое мнение, то увещевать не буду.       – И на этом спасибо, – буркнул Кёртис.       Они снова замолчали. Кёртис не знал, о чём сейчас говорить с отцом, огорошившим его намеком на... в лучшем случае, избирательную амнезию (и неизвестно, что ещё в том могут повредить помимо воспоминаний). О чём говорить, как говорить... Может быть, он знал бы, если бы отношения у них были лучше.       – Ты уже говорил об этом с Аланом? – выудил он из себя хоть что-то.       – Нет. Вряд ли он что-то заподозрит. Ты же более восприимчив. Ты заметишь.       – Вот как.       Опять молчание.       – Кёртис? Я хотел бы тебе кое-что сказать.       – Ну?       – Не бойся отказываться. Иногда нужно отказаться, чтобы что-то получить. А иногда нужно отказаться, чтобы жизнь дала тебе что-то другое, возможно, даже лучше.       Кёртис воздел взгляд к небу. Сейчас ему было не до подобных фраз и размышлений о них.       – И ещё одно... некоторые люди непригодны для создания семьи. А некоторые становятся пригодны только со временем.       Кёртис перевёл взгляд на него.       – Всё успел прочесть? – очень ровно поинтересовался он. – Или ещё не всё? Можешь закончить, если не успел.       – Я, вообще, смотрел не это. Но проблемы, беспокоящие людей, всегда на переднем плане. И от них никуда не денешься... понимаешь?       Судя по чему-то, что Кёртис затруднялся выразить одним словом, коротко промелькнувшему во взгляде Дуайта, проблемы бывали разного характера и разной степени тяжести. Может быть, от этого-то крыша у того и начала потихоньку сползать...       – И каковы же признаки непригодности? – поинтересовался Кёртис вместо того чтобы комментировать предыдущую фразу.       Дуайт слегка растерялся.       – Для каждого они свои. Есть, конечно, определённый набор качеств, который не жалуется буквально всеми – да и вообще, осуждаемый в обществе в целом, – но каждому своё. Для меня, например, одним из маячков всегда было неумение распределять бюджет и время и их растрата впустую.       – Да ну? – недоверчиво переспросил Кёртис. – А Хэвлок частенько засиживается допоздна.       – А вот это – исключение, которое я готов терпеть. Тем более, что происходит это не регулярно. И ты сам для себя должен определиться с тем, что ты можешь терпеть, а что терпеть не будешь, и никогда не выходить за эти рамки. Как показывает опыт, ничего хорошего из этого всё равно не выходит.       Кёртис вздохнул, не став ничего на это отвечать. Такое нужно было обдумывать, а сейчас он не хотел.       – Почему ты сейчас всё это мне говоришь? С чего вдруг?       Дуайт немного помолчал.       – Я видел, какой ты сделал проект. Это серьезная вещь. Толковая. Ты сильно вырос.       – Значит, теперь я заслуживаю совета и помощи, да? Знаешь, лучше бы я получил их тогда, когда в этом нуждался.       – Я пришёл попрощаться, – глухо произнёс Дуайт, и у Кёртиса что-то стиснуло в горле. – Просто попрощаться. Я понимаю, что у нас с тобой не лучшие отношения, но разве из-за этого я не могу это сделать? Немного помочь, немного похвалить, пока я ещё здесь... и ещё я.       После этих слов у Кёртиса едва ощутимо заныло в груди.       – Иди, – произнёс он, чувствуя, что не выдержит больше и минуты этого диалога. Более-менее ровная речь тоже давалась ему тяжело. – Я смогу тебя простить. Огрызаться, в конце концов, я научился. Иди себе с лёгким сердцем... насколько у тебя это получится. Я не буду держать на тебя зла.       – Спасибо, малыш.       И Дуайт исчез. Кёртис, не смотревший на него, только почувствовал, что со скамьи встали, а потом перестал ощущать рядом с собой его присутствие. Звук шагов он потерял среди шума окружения почти сразу. Вот и всё, подумал он, отчего-то зная, что Дуайт не будет с ним видеться до следующей аудиенции, чтобы не делать больно ни себе, ни ему. Вот и всё...       Он ещё сидел, глядя на офицеров, расходившихся по домам (в основном из отдела разведки, у других ещё были в штабе дела), и среди них высмотрел уже довольно хорошо знакомого ему здоровенного офицера, вечно вертевшегося около Саймона (или, как Саймон однажды сказал, вертелись они друг около друга вполне себе взаимно). Точнее, зацепился за него взглядом. Сложно было не зацепиться. Тот, неспешно куда-то направлявшийся, вдруг завертел головой, словно почувствовал на себе его взгляд, и зацепился своим за него самого. Мир слишком тесен, мысленно пожаловался самому себе Кёртис, присовокупив к этому мысленное же пожелание идти себе своей дорогой, но офицер, несколько секунд поколебавшись, направился к нему.       – Эй... Кёртис?       Кёртис понятия не имел, как тот запомнил его только по одному столкновению с ним около палаты Саймона. Видимо, последний позволял себе что-то о нём рассказывать напарнику.       – Вы что-то хотели? – нейтрально и не слишком-то приветливо (но в рамках приличия) поинтересовался он в ответ.       Ларс уселся рядом, перестав над ним возвышаться.       – Саймон лежит в двести четвертой, – сообщил он Кёртису. – Его ударило отлетавшим обломком от сбитого самолёта, так что он лежит. Медики сказали, что ему очень повезло, что позвоночник вообще не повреждён, но его пока не стоит беспокоить. Думаю, он будет не слишком в восторге от того, что его увидят в таком состоянии.       – Прекрасно, – саркастически отозвался Кёртис; весть его, естественно, расстроила.       – Это сарказм?       Кёртис отправил ему долгий взгляд. Если бы Ларс не осведомился таким тоном, он бы ещё промолчал.       – Пошёл вон отсюда, – выплюнул он с изрядной долей яда, и Ларс с изумлением уставился на него. – Сам решу, что мне стоит, а что не стоит. Свои отношения заведи и сам себе советуй. Взяли моду лезть в чужие играться, как на испытательный полигон.       Ларс поднялся со скамьи, жутковато глядя на него с высоты немаленького роста.       – Я тебя не боюсь, – сообщил ему Кёртис, действительно не слишком-то испугавшийся: он-то мог просто заставить того уйти. – Вали.       И Ларс, озадаченно потерев затылок, ушёл. Кёртис же устало прикрыл глаза, подставляя лицо солнцу. Он бы посидел где-нибудь с Найджелом, но тот, едва его выпустили из больничного крыла, ушёл домой; по нему видно было, что он очень устал.       Кёртис тоже устал. Не так сильно, но всё же устал, и вместо радости от успешно проведённой обороны штаба (да и Бринии в целом) он испытывал странную опустошённость, словно впору было начинать искать смысл в окружающем мире.       Около него кто-то приземлился, и он, не открывая глаз, вопросил:       – Я всем вам что, квестовый персонаж? Увидели человека на скамейке – нужно подсесть поговорить?       Он рисковал нарваться на ответ о том, что никому не сдалось с ним говорить, но после него подсевший к нему человек точно не заведёт разговор, даже если изначально намеревался.       – Нет, я знал, где ты, – услышал он голос Уилла. Пришлось открывать глаза.       – О. От меня требуется что-то ещё? – деловито поинтересовался Кёртис, надеясь, что Уилл не проигнорирует легко читаемый подтекст выкладывать побыстрее и оставить его в покое.       – Лучше иди и найди свои вещи. Нечего рассиживаться, а то действительно сидишь характерно. Восклицательного знака только над головой не хватает.       Кёртис усмехнулся. Затем он оглянулся, ища взглядом человека, от которого Уилл редко когда отдалялся, но никого не нашёл.       – Что, Клайва ищешь? – без труда расшифровал его взгляд Уилл. – Клайв в штабе. Выставил меня; небось, чем-то деликатным занимается.       – Что вы... имеете в виду? – осторожно спросил Кёртис, немного растерявшись от такого многозначительного заявления.       Уилл ухмыльнулся.       – Не то, о чем ты сейчас подумал.       – Вот не надо было тогда так выражаться, – заворчал Кёртис, недовольный тем, что его поводили за нос. Спасибо, хоть по мелочи...       – Да брось, просто шучу. Кстати, Саймон...       – В двести четвёртой, – тут же отозвался Кёртис, не давая вставить ещё что-то. – И, похоже, не изволит принимать посетителей.       – А, так ты уже в курсе...       Передатчики у них обоих запищали, оповещая о срочном сообщении; Кёртис ещё не успел потянуться к карману, а уиллов уже оказался у того в ладони.       – Ага, это от Клайва... потом послушаю. Похоже, уже можно возвращаться.       – Саймон просил мне что-то передать? – не утерпел-таки Кёртис. Ему хотелось узнать, потому что Ларс к нему подошёл именно с советом, а не с весточкой от самого Саймона.       – Нет.       – Понятно. Спасибо.       Уилл направился обратно в штаб, а Кёртис, расстроившись ещё немного, решил первым делом проверить присланное ему сообщение – вдруг что-то важное. Сообщение было массовой рассылкой, исходившей от Клайва, и не содержало ничего кроме вложенной в него аудиозаписи. Хочешь не хочешь – а прослушаешь из любопытства...       – «К вам обращается «центр», – негромко зазвучал голос Клайва, когда он запустил воспроизведение. – «Это неофициальное обращение, однако я всё же прошу вас отложить все свои дела на две минуты и послушать. Я хотел бы выразить благодарность тем, кто принимал хотя бы малейшее участие в обороне штаба. Вы не были предупреждены, едва ли успели подготовиться, однако от неожиданности все отработали лучшим образом из возможных. Это многого стоит».       Небольшая пауза. Кёртис задался вопросом о том, не было ли это тем самым деликатным делом, которым занимался Клайв; он бы тоже не захотел, чтобы кто-то видел, как он записывает что-то вроде этого.       – «Сегодня мы потеряли одиннадцать офицеров. Это большая утрата. Я скорблю о ней. Но в то же время, на её фоне я крайне признателен нашим инструкторам и медикам, принимавшим участие в подготовке к ближнему бою и спасении раненых. Благодаря им, многие офицеры живы и находятся в стабильном состоянии. Прекрасная работа. И напоследок... рабочий день сокращён на два часа. Те, кто живет в городе – навестите близких, помогите им вернуться домой, если их дом уцелел. Тех, кто пока что не может вернуться домой, разместят в отеле на оплачиваемое проживание. Если вы сами оказались в такой ситуации и живёте одни – обратитесь в организационный отдел, вам назовут адрес и ваш номер в отеле. Ещё раз благодарю всех. Конец связи».       Кёртис вздохнул, понимая, что у него могла появиться ещё одна проблема в виде путешествий в номер и из номера, если ему не повезло, поэтому он тут же связался с Хэвлоком, чтобы узнать, что там с жильём. Последний его успокоил; ему вообще крупно повезло: всё было в порядке не только с домом Хэвлока, но и с жилищами Дуайта и Клайва. Следом отец изъявил желание немедленно видеть его у себя, и ощущение бессмысленности всего, что его окружало, как рукой сняло – пусть даже его сейчас припашут, неважно, главное-то, что с семьёй было всё в порядке.       Когда он появился у Хэвлока в кабинете, последний крепко его обнял.       – Целый? – отец крепко сжал его плечи. – Ничего не подхватил?       – А что, всё-таки были случаи? – обеспокоился Кёртис: он-то видел, что изолятор свободно покидало большое количество офицеров, так что подумал, что эта тревога оказалась ложной.       – Парочка есть, – подтвердил Хэвлок. – Особенно среди тех, кто был в ближнем бою. Но это, похоже, те, кто не внял приказу быть в этом плане поосторожнее и закрывать наглухо шлемы перед схваткой. С ними всё будет в порядке, я думаю; понабирали-то здоровых, как быки.       Похоже, Хэвлок не был в курсе того, что он был в секторе «И». Либо же того, как последний с посторонней точки зрения сам себя обстрелял. Вот и славно, подумал Кёртис, не желавший доставлять лишних тревог отцу.       – Папа, как ты сам? Вас тут куда-то прятали?       Хэвлок покачал головой.       – Я был наверху, в командном центре. Не знаю, что творилось в других частях штаба, это уже Клайв организовывал.       И как он везде успевает руку приложить, задался вопросом Кёртис.       – А... Дуайт?       – Он тоже был с нами. Кое-кого пришлось успокаивать... а ты же понимаешь, это связисты, им нельзя, чтобы язык заплетался.       – Так он и во благо это делает?.. – Кёртис слегка растерялся, услышав, что отец делал и что-то, что не приносило вреда вообще никому.       Хэвлок вздохнул.       – У него вся работа во благо, малыш. Не знаю, что с ним в тот раз случилось. Что-то у него, видать, накопилось, из того, что не прорывалось наружу.       Кёртис с сомнением нахмурился.       – Ну, неважно... – оставил он эту тему. – Я в лаборатории закончил ещё до обеда, так что могу тебе с чем-нибудь помочь, если нужно.       Теперь Хэвлок точно так же нахмурился, окинув его взглядом, и покачал головой:       – Иди домой. Рабочий день сокращен на два часа, так что иди домой.       Вот это дело: слышал, не слышал – просто взяли и сообщили, подумал Кёртис, кивнув. То, что ему велели идти прямо уже, дошло до него немного с запозданием, и он проверил время.       – Уже четыре...       – Иди, Кёртис. Иди, отдыхай.       Отдохнуть, правда, у него не особо-то получалось, даже несмотря на то, что он почти два часа был предоставлен самому себе, пока не вернулись родители Саймона; да и потом был, потому что его никто не трогал. В конце концов он, сморившись от этой странной, специфической усталости, решил не упорствовать до самого вечера, и лёг, сразу же задремав, а потом и вовсе крепко уснув.       Очнувшись, он первым делом проверил передатчик – сначала время, потом и входящие сообщения. Новых не было. Недолго думая, он написал Саймону первым, спрашивая, когда того можно будет навестить, и спрашивая нейтрально, хотя очень хотелось поинтересоваться, когда его соизволят принять. Ответ пришёл почти сразу же, словно Саймон ждал, что ему напишут, и содержал всего одно слово: «послезавтра». Вот тебе и на. Нужно было сразу прямо так и спрашивать, ничего бы не поменялось, угрюмо подумал Кёртис, откладывая передатчик в сторону, и отправился ужинать.       Пришёл он вовремя: Клайв с Уиллом как раз ужинали и сами.       – Как Саймон? – спросил он, рассчитывая, что родители-то уж точно знали.       Клайв поднял на него взгляд.       – А у него ты не спрашивал?       – На вопрос о том, когда его можно будет навестить, он ответил односложно, так что я даже не стал пытаться что-то ещё из него вытащить, – Кёртис пожал плечами. Судя по интонации Клайва, это не был укор – просто обычный вопрос.       – Ну, полагаю, сейчас он много спит и не особенно хочет о чём-то раздумывать или вести с кем-то долгие разговоры, – дипломатично ответил Клайв. Кёртису показалось, что ему в чем-то солгали, но не прямо. Жаль, что ответил не Уилл – тут он мог бы прислушаться и точно понять... А может быть, именно поэтому ему ответил Клайв?       Да нет, у них и так забот полон рот, чтобы ещё и об этом думать и изощряться, отмахнулся от своей же мысли Кёртис, доставая разогревшийся ужин.       – И он совсем ничего не просил мне передать, – полувопросительно произнёс он, заканчивая тему: он-то помнил, что Уилл ответил на этот вопрос отрицательно.       Родители Саймона переглянулись.       – Да нет же, – ответил Уилл вместо Клайва. Кёртис некоторое время внимательно смотрел на них обоих. А вот интересно, у одного из них был доступ к личному каналу связи Саймона?       – Он вообще в сознании? – спросил он следом, начиная кое-что подозревать.       Небольшая пауза, почти незначительная, но он её уловил.       – Я же сказал, большую часть времени он спит, – повторил Клайв, отпустив в ответ ещё более внимательный взгляд. – В себя он приходил, если ты хочешь знать именно это. Его лучше не тревожить.       – А я и не собирался, раз нельзя.       – Да ну? – снова влез в разговор Уилл. – А не ты, узнав, что он в плохом состоянии, тут же полетишь к нему, тебе запретят, так что ты всё равно к нему не попадёшь, а нервничать и не справляться с работой будешь?       – Так он в плохом состоянии, – констатировал Кёртис, выхватив из фразы интересовавшую его часть. Уилл закатил глаза.       – Да ладно...       – Так, – прервал их Клайв. – Да, там всё было достаточно сложно. Но он быстро восстанавливается, и, думаю, послезавтра его действительно можно будет навестить. Так что ты не нервничаешь и спокойно себя чувствуешь. Ничего необратимого там нет, просто очень сильный ушиб. Всё. Закрыли тему.       – Вы похоже, ни капли не волнуетесь, – заметил Кёртис.       Клайв поднял на него взгляд, в котором прозрачно читалось напоминание о том, что только что прозвучала фраза «закрыли тему», но произнёс он всё же не это.       – У нас есть для этого основания. Как Хэвлок?       – М? Вроде ничего. Правда, оставался ещё работать, когда я уходил, но, кажется, с ним всё в порядке.       – Хорошо.       И на этом разговор заглох. Кёртис, понявший, что ему больше не дали возможности свернуть на интересовавшую его тему естественным путём, до конца ужина не мог избавиться от мысли о том, что ему ещё ой как было чему поучиться у этих двоих по части ведения разговора.       Если вечером он спал крепко и хорошо, то ночь для него выдалась беспокойная и тревожная. Он несколько раз просыпался ни с того ни с сего, да так, словно что-то происходило – а вокруг стояла тишь, нарушаемая лишь звуками проводившихся строительных и ремонтных работ. И вряд ли его будили последние: ночные работы проводились максимально автоматизированно и с небольшим количеством людей, привыкших, к тому же, работать тихо.       День у него тоже прошёл не без тревог. Полегчало ему, когда он потащил спавшего на ходу всю первую половину дня Найджела выпить; хоть говорил в основном тот, ему стало полегче, и спал он уже более спокойно.       Утром он первым делом снова написал Саймону, уточняя время, в которое того можно было навещать, и получил столь же лаконичный ответ «после работы». Может, Саймон краем уха слышал (от того же строгого как дог офицера, например) о том, как он вмазал по влезшим в дот коутам ракетой, и теперь собирался закатить ему выговор на тему того, о чём он думал и чем? Этого ему бы не хотелось слышать. Во-первых, он не особо-то и думал в тот момент, а во-вторых – вот уж не Саймону, рвавшемуся в ближний бой, было об этом говорить.       Однако гадать было бесполезно.       Когда он появился в больничном крыле, последнее было непривычно оживлённым для этого времени (как, впрочем, и для любого другого). Офицеры сновали туда-сюда, кто тихо и капельку угнетённо, а кто бодро, с воодушевлением – сразу было понятно, у кого в каком состоянии находился товарищ.       В нужном Кёртису коридоре, найденном им все с той же непривычки не сразу, он столкнулся с Ларсом. Да что ж такое, чуточку нервно подумал Кёртис, коротко поднеся пальцы к виску в официальном приветствии.       – Ага, привет. Слушай, позавчера... не принимай на свой счёт, – выдал вдруг этот гигант. – Не будь он в скверном состоянии – я бы ничего тебе и не говорил. А так... он был в таком состоянии духа, что он бы и тебя выставил, и даже меня, если бы я уже не видел, что с ним – а я-то видел, пока тащил. Ну, как выставил, – Ларс несколько неловко потёр шею; у Кёртиса сложилось впечатление, будто этот человек говорил больше обычного, к чему не привык. – Попросил бы медиков.       – Всё настолько плохо?       – Ну... ему уже гораздо лучше, – уклончиво ответил Ларс. Уклонение от прямого ответа прозвучало настолько неумело, что Кёртису снова показалось, будто тот не имел привычки долго с кем-либо говорить. – Нет, правда.       Похоже, выражение лица у него было слишком уж скептическое.       – Спасибо, – поблагодарил Кёртис на всякий случай, безуспешно пытаясь стереть из взгляда скептицизм.       – Ага. И... а, ладно. Иди, пока он ещё не спит.       И Ларс, едва слышно проворчав себе под нос что-то ещё, отправился куда-то по своим делам. Кёртис разобрал только «опять ещё буду ходить отсюда», по чему понял, что ему снова собирались что-то посоветовать, но передумали. И на том спасибо, подумал он, ища взглядом двести четвертую палату. Кое-что хорошее, впрочем, он всё-таки вынес из этого разговора: к Саймону пускали в принципе, а это значило, что тот не входил в число случаев, которыми недавно пугал его Хэвлок, и не подцепил ничего от коутов. А что касалось плохого... Саймон предпочёл видеть сначала напарника, а уже потом его самого. Это было неприятно вне зависимости от того, как следовало это трактовать, в любом случае.       Прежде чем коснуться открывавшей дверь кнопки, Кёртис ненадолго задумался над тем, не пытались ли его таким образом на что-то спровоцировать. Например, на то, чтобы не стерпеть таких вот фортелей и бросить раненого...       Кого?       Кёртис встряхнул головой, решив, что сейчас не время об этом думать, и нажал на кнопку.       Он ожидал увидеть всякое. Но никак не почти беззаботно валявшегося на животе Саймона, уложившего, словно кот, подбородок на подмятую под себя подушку и с интересом уткнувшегося в передатчик. На нём, правда, был бандаж, охватывавший его пониже груди, словно корсет, но так уж страшно это не выглядело. Кроме того, тот лениво покачивал носком согнутой в колене ноги – а это означало, что, как Клайв и говорил, никаких непоправимых последствий не было.       – Опаздываешь, – Саймон отложил передатчик. – Когда ты бросишь привычку задерживаться на работе?       Кёртис почему-то испытал желание огрызнуться, как когда-то. Может быть, просто из-за того, что обстановка была схожей: тогда Саймон тоже лежал в палате, а он к нему приходил. Не то чтобы дежавю, но что-то к нему близкое.       – У тебя был друг. Разве ты хотел, чтобы я вам мешал?       – Нет, надеялся, что вы найдёте общий язык, – Саймон похлопал по койке около себя, призывая садиться. – Ты на него так наехал, что он аж опешил. А это, заметь, нечасто случается.       – Да не наезжал я на него. Думаю, он просто не привык, что ему кто-то перечит, при его-то габаритах, – Кёртис внимательно взглянул на Саймона, не спеша садиться. – Как ты себя чувствуешь?       – Прямо сейчас у меня ничего не болит, если ты это хотел знать, – Саймон, без труда расшифровавший его вопрос, снова похлопал около себя ладонью, уже более нетерпеливо. – Садись уже, хватит столбом стоять.       Кёртис осторожно опустился на койку.       – Просто не болит, или тебя напичкали обезболивающими?       – Напичкали, конечно, – беззаботно отозвался Саймон, поудобнее подмяв под себя подушку и по-свойски уложив лапу ему на бедро.       – Тебе нужно чего-то подкупить? Каких-то витаминов, ещё чего-то?       Саймон окинул его таким взглядом, словно он был не в своём уме. И там, среди прочего, проскользнуло пренебрежение: что ты, дескать, тут мне мелочь какую-то предлагаешь.       – Мне родители всё обеспечат.       Кёртис проглотил слова, которые сами собой напрашивались у него на язык. Стерпел. Но от взгляда этого у него неслышно щёлкнуло что-то внутри; он не понял, что именно, но видеть Саймона от этого резко перехотелось. Как и отдавать шоколадку, которую он с собой принёс. Взял он её в столовой, далеко не ходя, нехитро, просто порадовать... но он всё-таки заставил себя достать её из кармашка и оставить Саймону.       – Шоколад? – переспросил Саймон, отправив длинный взгляд пресловутой шоколадке. Кёртис видел, что на самом деле того интересовало, почему её не отдали ему в руки, а положили на столик.       – Шоколад, – подтвердил Кёртис, поднимаясь. – Я рад, что тебе уже лучше. Поправляйся.       – Кёртис?..       Кёртис ушёл, не став останавливаться или оборачиваться.       На следующий день он не писал Саймону. Он не хотел его видеть, потому что для него всё это оказалось слишком много; если бы нападения не было, он бы ещё решился зайти и попробовать держать себя в руках – потому что Саймон мог выкидывать коленца просто из-за плохого самочувствия и вынужденной прикованности к койке, – но ему хватало собственных впечатлений и переживаний. Он всё ещё переваривал тот страшный час (или, может быть, всё это длилось и меньше часа, просто он тогда совсем потерял ощущение времени), и на что-то ещё у него не хватало сил морально.       Саймон тоже не писал. Словно бы приходить к нему сейчас и в самом деле было не к лучшему.       Не получил он ничего от Саймона и в воскресенье. И, не выдержав больше времяпрепровождения наедине с собственными мыслями, написал Найджелу с предложением куда-нибудь выбраться. Видимо, Найджел был примерно в том же состоянии, потому что согласился рьяно (форма ответа, конечно, была спокойной, но готовность уже через полчаса кое о чём да говорила), так что уже через час они, сразу же столковавшиеся о том, что это будет, подошли к чудом уцелевшей площадке для картинга. Гражданские пугливо обходили её стороной, потому что неподалёку от неё при нападении на штаб упал один из сбитых вражеских снарядов, а ремонтные работы сюда ещё не добрались, так что здесь не было обычной воскресной загруженности. Зато их коллеги этими суевериями не страдали и спокойнёхонько развлекались. Кёртиса это даже обрадовало: с гражданскими обычно стоило ездить довольно аккуратно, чтобы ничего не случилось – обвинят-то в первую очередь его, как лицо с более высокой квалификацией. А вот со своими можно было развлечься в полную силу.       Идея оказалась великолепной. Из-за того, что на площадке были и водители покруче их с Найджелом, лучше чувствовавшие машинки (а вот будь тут что-то вроде мотоциклов, Кёртис бы и сам кому угодно задал жару), они оба целиком вовлеклись в процесс, на время полностью забыв о своих тревогах. К тому же, они расширили круг знакомств, так что теперь у них вполне могли появиться приятели по картингу – тем более что часто бывавшая здесь компания, вместе с которой они потом ещё и перебрались на автодром, напоследок поделилась с ними графиком своих заездов.       – Я бы не отказался повторить, – подвёл итоги Найджел по пути домой.       – Так давай устроим регулярщину, – легко предложил Кёртис, не колеблясь. – Только не так часто, как эти парни.       – Согласен вплоть до последнего, – Найджел серьёзно кивнул. – А то я ещё собирался предложить посидеть где-нибудь ещё, но я с непривычки так отбил зад, что...       Кёртис прыснул. Он, впрочем, и сам ощущал, что на автодроме они провели многовато времени для здорового заезда. Но что поделать, было весело...       – Думаю, до конного спорта этому далеко.       – Только не говори, что ты собрался, – Найджел в шутку потёр поясницу. – Даже не намекай.       Усмехнувшись, Кёртис любовно похлопал ладонью мотоцикл, который пока что просто вёл до остановки, чтобы посадить Найджела на транспорт:       – У меня есть своя коняга. К тому же, меня тоже неслабо потрясло, так что никаких жокеев из нас с тобой не выйдет.       – И слава Творцу. А то от одного твоего вида хрупкая ездовая лошадка в обморок хлопнется.       – Я не толстый, не ври, – Кёртис снова усмехнулся.       – Ты, блин, большой, – Найджел хохотнул. – Тебя разве что тяжеловесы из заповедника выдержат.       Кёртис на мгновение поднял взгляд к небу. Уже темнело.       – Значит, незаконное проникновение – вряд ли нас для этого пустят, – несанкционированное пребывание на территории заповедника, причинение вреда здоровью и, – он ненадолго опустил взгляд на себя, – Возможно, жизни животного, и, как следствие, злостное спланированное нарушение условий содержания животных и экосферы заповедника, – закончил он с серьёзным видом. – Может быть, начнём с чего-нибудь более мелкого?       Посмеивавшийся Найджел в конце концов рассмеялся.       – Ну ты и затейник, уже всё запланировал... А, мой бус!       Он крепко обнял Кёртиса на прощание и припустил к бусу, уже подъезжавшему к остановке; Кёртис помахал ему, когда тот коротко оглянулся с приступки, и ему махнули ладонью в ответ. Затем Кёртис взгромоздился на мотоцикл и направился домой.       По всем показателям вечер обещал быть приятным и спокойным. И без сюрпризов. Однако с последним ему не повезло.       Едва Кёртис сунулся на балкон, его с порога встретил весьма неприятный вопрос:       – Где ты был?       Неприятной была не только форма вопроса, но и интонация. Но Кёртис не сразу это сообразил, пытаясь для начала обмозговать информацию, поставляемую ему органами зрения. С чего вдруг Саймон оказался дома? Если он хоть что-нибудь понимал, выписываться тому было рано. Об этом же, похоже, говорил и видимый из-под чуточку задравшейся футболки бинт – не обычный, другого типа, специально предназначенный для фиксации, в котором можно было и не мечтать согнуть перебинтованное место; медики коротко называли такие между собой то ли фиксаторами, то ли фиксажами... В общем, рановато было Саймону уходить на амбулаторное лечение.       – Я кого спросил?       А с чего, интересно, он позволяет себе такой тон, задался вопросом Кёртис. Однако озвучивать его не стал.       – На картинге, – скупо ответил он. Вообще-то, это как раз была та ситуация, в которой ему полагалось даже не отвечать, но он ещё раз списал тон Саймона на травму.       – Один?       – С Найджелом.       – С Най... серьёзно?! – отчего-то изумился Саймон.       – Может, тебе предоставить лучше письменный отчёт? – поинтересовался Кёртис. – Или, может быть, дашь мне отсрочку? Я всё-таки поужинать хочу. Можно мне поужинать, Саймон?       – Вали, – буркнул тот.       – Спасибо большое.       Саймон прищурился на закрывшуюся дверь. Он не понимал, что происходило. Причём – впервые! – не понимал, что творилось именно с ним, а не с Кёртисом. Начиная со среды, он как-то умудрялся обижаться на Кёртиса из-за того, что тот не пытался позвонить и не написывал ему каждые пару часов; и ведь сам понимал, что Кёртису уже наверняка передали, что его лучше было не беспокоить, и обижаться даже и не собирался, но весь его организм с чего-то вёл себя некорректно и доводам рассудка не внимал. Помимо этого, он хотел Кёртиса так, что у него аж зудело (иногда буквально), и его обижало ещё и то, что тот не посидел около него подольше, чтобы хотя бы получить побольше тактильного контакта. Обижало, злило, и... и он только что повёл себя как сучка только из-за того, что ожидал увидеть Кёртиса дома, когда вернётся. Хотя не хотел так.       – Я так понимаю, что-то у вас только что не сложилось, – сообщил ему очевидную для него новость Уилл, появление которого он упустил, беспощадно затянутый в водоворот собственных мыслей.       Саймон сцапал его за запястье, чтобы не ушёл, подспудно ощущая, что у того были ответы.       – Почему?       – А, у него всегда непроницаемое лицо, когда ему кто-то на хвост наступает, – отмахнулся отец. – Знаешь, как у человека, который из вежливости не стал акцентировать на том, что ему наступили на ногу, но при этом очень этим недоволен.       Саймон мгновенно вспомнил выражение лица Кёртиса после того, как он ушёл от ответа на вопрос о браке. Как точно описал-то...       – Так, стоп, я не об этом. Я не понимаю, что происходит со мной.       Уилл покачал головой.       – Нет, ну понимаешь...       Уилл снова покачал головой, даже не дослушивая.       – Привыкай, – посоветовал он. – Держи себя в руках. Либо добейся того, что тебе нужно.       – А что мне... – Саймон осёкся, догадавшись, что отец говорил о его неуёмной тяге к Кёртису сугубо в физическом плане. – И как ты себе это представляешь?       – Не знаю, отношения твои. Просто имей в виду, что твой организм начинает вести себя неадекватно от понижения обычного уровня серотонина и дофамина.       – А побочный их источник?..       – А ты уверен, что тебя сейчас может что-то порадовать? – поинтересовался Уилл, и Саймон задумался.       И обнаружил, что ему ничего не хотелось. Вообще. Даже любимого горячего шоколада. Пришлось покачать головой.       – Ну, в общем, держи себя в руках покрепче. Это не наши с Клайвом отношения, Кёртис может обидеться и уйти.       – Кёртис может что?..       Саймон почувствовал, что выражение его лица сейчас было крайне близко к тому, что обычно называют «ощериться». Высказанная мысль о том, что Кёртис мог уйти, вызвала у него неприятие вплоть до отторжения, как будто для него это было неприемлемо. Как будто Кёртис уже был его. И не имел права его покидать. Ещё она всколыхнула в нём раздражение... и тревогу.       Почти незамеченной проскользнула мысль о том, каково было отцу, у которого всё это было выражено куда сильнее.       – Да, малыш. У него нет резона оставаться, если ты испортишь отношения. Так что аккуратнее. Ну, если ты изволишь прислушаться.       – Почему изво...       – С лица вот это вот убери, – посоветовал отец. – А то Кёртис развернётся, как только тебя увидит, и уйдёт спать в гостиную.       Саймон насупился, потерев после этого ладонью лицо в попытке стереть с него какое-либо выражение.       – Уже лучше, – оценил Уилл.