«Я тоже хотел бы повидаться!»
Ответ от Юнги пришел почти мгновенно. Это было еще удивительней. Мин всегда писал односложно и редко, лишь иногда вклиниваясь в их диалог с Намджуном, да и в целом предпочитая не отсвечивать, а просто наблюдать. «Когда у тебя будет свободное время?»«На самом деле я свободен даже сейчас, но вечером я обещал приехать к друзьям»
Чонгук прикусил губу. Его терзали смутные сомнения. Стоило ли рассказать Юнги о том, что он не был занят не только «сейчас», но и ближайшие часов пять, которые собирался скоротать за просмотром проезжающих мимо машин? Чонгук безумно не хотел напрягать его тем, что снова вляпался в неприятности и опять нуждался в помощи, как типичная дама в беде. Впрочем, он был слишком расстроен, чтобы придумать какую-то стоящую легенду. Он бы чертовски сильно хотел соврать и не говорить о произошедшем сегодня, но в действительности это была непозволительная и крайне бессмысленная роскошь. «Удачно совпало» «Мы тоже свободны»«Мне очень стыдно просить об этом, но может ты мог бы забрать меня кое-откуда?»
«?»«Я сейчас у дома родителей, но у меня слишком много вещей, чтобы ехать на общественном транспорте. Когда ты мне написал, я как раз собирался заказать такси»
«Надеюсь вы не живете за городом»«Нет, это совсем близко от вашего дома»
«Это и правда рядом» «Жди» «Буду через пятнадцать минут»«Хорошо, большое спасибо, хен, ты меня очень выручил!»
Ответа так и не последовало, но Чонгук и так знал, что был услышан. Что ж, ему все еще было невероятно неловко за свои бесконечные приключения, но все же вновь повидаться с хенами хотелось неимоверно. После скандала с отцом ему необходимо было хоть ненадолго окунуться в уют их светлой квартиры и домашнюю заботу.***
Со знаменательного пьяного признания прошло уже несколько дней. Юнги ходил чернее тучи, лишь изредка выползая из своей студии ради пополнения запасов еды в своем мини-холодильнике. Намджун не осуждал его, ему самому нужно было время свыкнуться с мыслью, предложенной старшим. Пьяным он еще мог по-доброму хохотнуть и полоумно улыбнуться, не придавая глубокого осмысления всему, что вкладывали в его голову. Многое тогда казалось простым, можно даже сказать, очевидным и таким правильным, что теперь он едва ли мог понять, с чего вдруг так легко говорил о согласии, с чего вообще решил, что имел право даже думать о таком? Это ведь не шутки и не игра. Чонгук не был тем человеком, которого можно на раз затащить к себе в постель ради эксперимента. Намджун не имел обыкновения хвастаться такими вещами, но он прекрасно знал, что после секса с ним или с Юнги вряд ли можно было остаться хоть на грамм неудовлетворенным. За долгие годы совместной жизни Намджун успел знатно поднатореть в делах любовных. Он знал, как заставить парня томиться и изнывать, знал, как довести его до слез и лучшего в жизни оргазма, но он был бы идиотом, если бы счел, что Чонгука можно было в буквальном смысле соблазнить хорошим сексом. Мозг охотно подкидывал воспоминания о совместно проведенных выходных. Ни он сам, ни Юнги ни на секунду не поверили в то, что Чонгук ничего в таких отношениях не понимал и понимать не хотел. Намджун не был слепым — парень тянулся к ним с долей обожания и надежды, хоть и старался скрыть это всем своим существом. Зависть и тихий, благоговейный восторг на дне его зрачков нельзя было спутать ни с чем. Чонгуку нужны были любовь, забота и понимание. Ему нужен кто-то старший, опытный, способный взять на себя ответственность и передать свою уверенность в правильности происходящего даже тогда, когда неправильным было все. Нельзя было просто сказать ему: «Хей, не хочешь пожить с нами, желательно ближайшие несколько лет, поесть жареные крылышки с пиццей и потрахаться под старый альбом Рианны?» Намджун слабо себе представлял, какие аргументы могли помочь Чонгуку не чувствовать себя запертым в собственном теле в роли идеального мальчика. Ему нужна была помощь с принятием себя и своих желаний, но приглашение на тройничок могло только сломать его. Это чересчур. Чересчур для кого угодно. Намджун просто не был готов, никто не был. Сам факт того, что не только он сам, но и Юнги запали на одного и того же парня, был удивителен. Куда страшнее было то, как стремительно они оба пришли к неутешительным выводам. Они не знали Чонгука, не представляли, какой он человек, как вел себя в быту, но Намджун чувствовал, словно от этого решения зависела вся их судьба, будто бы Гук был тем единственным утешением, что само пришло к ним в руки. Теперь же он знал, что не один страдал от неуемного желания и тревоги. Чонгук появился в их жизни в самое подходящее время, совершенно незапланированно. Явись он хоть немного позже, они бы могли так сильно устать от нависшего над их отношениями отчаяния, что разошлись бы раз и навсегда. Не было никаких гарантий, что расставание прошло бы спокойно, в дружеской атмосфере. Кризис проходил так тяжело, что любая искра могла устроить взрыв. Конфликты копились, оба чувствовали невероятную усталость от бесконечной работы и жуткого стресса. Они были слишком разными в такие минуты, и если Намджун готов был в лепешку расшибиться, только бы Юнги был сыт, здоров и бодр, то сам Мин полностью уходил в решение насущных проблем, не реагируя ни на какие потребности своего организма и самого Намджуна. Он принимал помощь за жалость и слабость, только раздражаясь от чужой навязчивости, а Намджун не мог сделать буквально ничего, вынужденный наблюдать за тем, как быстро серела чужая кожа, не видевшая солнца неделями. Чонгук стал грозой, пронзившей молнией перенапряженный воздух. Он, не прикладывая и грамма усилий, по щелчку пальцев разрядил затянувшуюся игру в молчанку, вылившуюся в неприятную ссору. Та была настоящим облегчением, вспышкой, сжегшей вместе с собой накопленный негатив. После бури всегда приходит влажная на вкус свежесть, и их отношения не стали исключением. На трезвую голову размышления шли куда тяжелее. Намджун не мог просто так отложить в долгий ящик работу, а потому разъезжал по встречам, надеясь, что одного его присутствия будет достаточно. Мало кто был доволен его отстраненностью, а случайные фотографы куда наглее обычного требовали, чтобы он обернулся и посмотрел прямиком в их объектив, в надежде заработать побольше за обложку какой-нибудь паршивой статьи. Намджун знал этих репортеров как облупленных. Они преследовали их с Юнги по пятам с тех самых пор, как микстейп Мина неожиданно, даже для него самого, одним днем попал в топ чартов Кореи. Быть композиторами, скрытыми под личиной псевдонимов, — привычно, но ни он, ни Юнги не были готовы к тому, что по прошествии одной жалкой ночи у подъезда их начнут поджидать чертовски неуважительные люди с десятками фотокамер. Вспышки слепили, а неуемные вопросы резали слух. В одночасье их пара стала самой обсуждаемой всеми новостными порталами, ведь агрессивная и несколько токсичная лирика Юнги да и весь его образ просто кричали о непоколебимой маскулинности, что шла вразрез с реальностью. До широкой известности они оба негласно числились королями андеграундного хип-хопа. Все это ложилось в идеальную строгую линию нормативности, ведь, кроме лейбла, никто понятия не имел о вторых псевдонимах, под которыми они продюсировали милых школьниц в плиссированных юбках. Общественность ждало громадное разочарование — Мин Юнги оказался геем, живущим с мужчиной на протяжении долгих лет. Но было кое-что, что Намджун помнил гораздо ярче, чем несносных, грубых папарацци. Он помнил, как буквально весь интернет пестрел их фотографиями и самыми абсурдными предположениями об их личной жизни, которые преподносились читателям как факты, не требовавшие и толики сомнений. Корейская индустрия звезд совершенно не была готова к столкновению лоб в лоб даже со слухами о нетрадиционной паре, что уж говорить о том, что они с Юнги, не имея опыта с преследованием, попались откровенно целующимися ночью на парковке возле какой-то забегаловки. Это произвело фурор. Столь явное подтверждение никого не оставило равнодушным, а многие надуманные вещи стали казаться куда реальней на фоне такого просчета. Их не оставляли в покое, писали родственникам и друзьям угрозы напополам с пожеланиями смерти. Какие-то умники даже умудрились найти порно-ролик с двумя азиатами, по комплекции похожими на них с Юнги, и стали рассылать его всем в индустрии, пытаясь опозорить их еще сильнее. То время Намджун запомнил навсегда, сколько бы лет ни прошло. Даже его, казалось бы, идеальные и стойкие ко всему отношения с семьей пошатнулись. Родители успели начитаться такого количества желтушного дерьма, что никакие здравые доводы не воспринимались всерьез, но все же они были по-настоящему понимающими людьми, сумевшими вовремя сделать выбор между дворовыми сплетнями и собственным сыном. Это был огромный удар по ним самим, многие знакомые и клиенты отказались от работы и общения с ними. Самые жуткие дни быстро сменились неприятным застоем, в котором все еще было место порицанию и ненависти, однако все это ни в какое сравнение не шло с тем, что произошло на стороне Юнги. Семья отказалась от него сразу же, и с каких бы телефонов тот ни пытался к ним пробраться, они, только заслышав его голос, сбрасывали трубку, лишь бы не замараться еще сильнее в его грязи. Одно было хорошо — к тому времени их отношения уже были чрезвычайно крепки, да так, что вдвоем и море по колено. Они были вдвоем, правда была на их стороне, а лейблу и вовсе было плевать. Он и не был эталоном деловой порядочности, поэтому директор емко припомнил им старую как мир истину: «Все пиар, кроме некролога». Держаться друг за друга им было не привыкать, хоть Намджун тогда был слишком молод и наивен. Он и представить себе не мог, каким изуродованным было истинное обличие человеческой жестокости. Все же с этим его родители просчитались — тепличные условия совершенно не подготовили его к реальной жизни. Стоило задуматься на пару минут, как перед глазами вновь всплывало отекшее, посеревшее и подбитое лицо Юнги. Ничто тем днем не предвещало беды, но в одиннадцать вечера, когда Намджун уже надумывал пойти в душ, чтобы дождаться Юнги в кровати, ключи громко зазвенели у входной двери. Это произошло, когда они еще жили в старенькой разваливающейся квартире, а потому распознать чересчур тяжелые запинающиеся шаги было несложно. Юнги не проронил ни единой слезы в ту ночь. Он был еще тише, чем обычно, молчал и отказывался говорить хоть слово, сколько бы Намджун его ни допрашивал. Из чужого носа ручьем лилась кровь, собираясь над верхней губой в крупные капли. Правый глаз подбит, подбородок содран, и это Намджун тогда еще не видел всех тех гематом, что распустились на бедрах и под ребрами. В ту ночь он не смог сомкнуть глаз, рыдая на чужом плече от бессилия. Он ничем не мог помочь — только обработать раны, ведь Юнги сразу же отказался ехать в больницу, что уж говорить о заявлении в полицию. Тогда Намджун впервые столкнулся с абсурдной жестокостью дворовых понятий. Он никогда ни с кем не дрался и даже подумать не мог, что кого-то, вроде Юнги, с особым удовольствием будут избивать до полусмерти толпой. Достаточно было повода и того, что тот вечно таскался один, слишком маленький, чтобы дать отпор шестерым. Это была лучшая школа жизни. Они оба раз и навсегда научились носить неприметную одежду, маски и головные уборы. Из агентства уезжать только на машине и ехать до самого дома, на случай если их кто-то узнает, сопоставив с местом работы. Охрана до сих пор была для них чем-то из ряда вон, но они здорово наловчились соблюдать минимальные меры предосторожности и залегать на дно в те редкие времена, когда доводилось выпускать музыку под собственным именем. Того раза хватило, чтобы на веках навсегда отпечатался страх, обретший физическую форму. Намджун до сих пор чувствовал невероятную по силе вину, зная, что мог бы предотвратить все это, но тогда он был еще совсем молод и совершенно недальновиден. Он попросту не ведал о том, что ждало любого мало-мальски знаменитого человека вместо толпы единомышленников и восторженных воплей фанаток. Теперь же Намджун был в некоторой мере умудрен опытом, продумывал даже самые абсурдные сценарии, прежде чем вновь хоть сколько-то серьезно обсуждать Чонгука с Юнги и подвергать опасности их обоих. Он знал, что Юнги в своей студии явно не занимался музыкой. Каждый из них должен был подумать в первую очередь о себе и лишь только потом переходить к обсуждению совместной стратегии. Они никогда не делали ничего настолько катастрофически рискованного. Что станет, когда отношения трех мужчин друг с другом всплывут на поверхность? Рано или поздно это произойдет, хоть было и очевидно, что никто не собирался выносить в свет до такой степени интимный эксперимент. Не менее очевидно было и то, что пострадают все трое, хорошего исхода тут быть не могло. Вот только если общественное порицание наверняка сосредоточится на нем самом и Юнги, то семья Чонгука скидок делать не будет. Судя по рассказам Гука, для его родителей было попросту неприемлемо любое участие их сына в каком бы то ни было скандале. Так к тому же, учитывая их консервативные взгляды и умение рубить с плеча, вряд ли придется рассчитывать на то, что те направят весь свой гнев на взрослых мужчин, решивших соблазнить их ни в чем не повинное дитя. Они куда раньше доберутся до самого Чонгука, и вряд ли просто поругают, и посадят на замок. Чонгук не врал. Намджун еще в первые дни разузнал все, что возможно было найти в открытом доступе о его семье. Мама, несмотря на возраст, все еще была крайне уважаемой и востребованной актрисой, отец — бизнесмен и далеко не последний человек среди списка людей, сколотивших состояние. Намджун даже представить себе не мог, какое давление эти двое могли оказывать на парня, чтобы держать его под контролем. Как сильно нужно было бояться потерять популярность, чтобы вовсе перестать бояться потерять собственного родного сына? Чем больше Намджун размышлял, тем ужаснее перед ним представала картина. Он сам прошел через травлю и общественное порицание после того, как их с Юнги раскрыли. Он на собственном опыте познал гнев толпы, но даже так представить себе не мог уровень неприязни, который накроет людей после раскрытия тройного любовного романа. Такие отношения были прямым определением извращения, и, как бы далеко ни продвинулись нормы за последние годы, никакой другой правды для стороннего наблюдателя просто не будет. Намджун любил Юнги больше жизни и всегда знал, что эта любовь взаимна и сильна. Но какова вероятность, что его сердце вместит в себя кого-то еще? Что будет, если с этим не справится и Юнги? Если Чонгук и правда окажется лишь импульсивным помешательством и ничем, кроме него? Полюбить юного, упрямого, но бесконечно милого и правильного парня. Немаловероятно. Вот только равны ли будут эти чувства? Что, если Юнги прикипит к нему гораздо сильнее, чем к самому Намджуну, что, если сам Чонгук выберет только одного из них? В голове возникало множество таких вопросов, но ответов на них быть и не могло. Никто из них не мог знать наверняка, получится ли из этой идеи хоть что-то дельное. Намджун готов был бы рискнуть, вот только в этот раз на кону стояла не только его судьба, а на другой чаше весов лежала потеря Юнги, скорее всего, навсегда. Пытаться бессмысленно. Он никогда не сможет смириться с его потерей, зная, что самолично дал согласие на все это безумие. Намджун был в силах признаться хотя бы самому себе в том, что попросту боялся нажать на спусковой крючок. Сейчас их с Юнги отношения вновь вернулись в мирное вялотекущее русло. Они не ругались и не ссорились, куда больше обычного проводили время вместе, да и, чего уж греха таить, секс снова стал горячим и бурным. Не то чтобы ему самому или Юнги в действительности нужна была регулярная половая жизнь, но Намджун точно не станет скучать по тем затяжным месяцам, когда быстрый перепих раз в пару недель был просто способом снять напряжение от работы и хоть ненадолго вспомнить, каково это — со спокойной душой нежиться в объятиях друг друга. Даже если они оба придут к выводу, что такие отношения все же слишком экстремальный шаг, не было никаких гарантий, что все не вернется к тому, как они жили до ссоры на фоне появления в их жизни Чонгука. Если связь между ними вновь начнет охладевать, Намджун в любом из случаев мог потерять Юнги. Дело ведь было вовсе не в том, что пропали чувства, прошла любовь, нет. Они, наоборот, слишком сильно любили друг друга и не могли отпустить из-под крыла своей заботы. Эта любовь уже была семейной. И именно поэтому им нужен был глоток свежего воздуха. Чонгук, безусловно, как и все, нуждался во внимании, любви и заботе, но в его случае эти чувства должны были исходить от правильных людей. Они должны были дарить спокойствие, умиротворение и уверенность. Решившись предложить Чонгуку такую связь, они бы обрекли его на бесконечную нервотрепку. Ему бы пришлось приезжать к ним изредка и сразу надолго, реже выходить из дома, бояться каждого шороха — только бы не попасться на глаза никому из папарацци. Вся его жизнь по щелчку пальцев превратилась бы в ад. Кроме того, никто не отменял того факта, что сами по себе такие отношения стали бы поводом, мягко говоря, для волнения. В такие моменты Намджун был благодарен себе за то, что обычно старался не брать личный автомобиль, когда ехал в компанию один. Если бы он был за рулем, то наверняка уже стал бы причиной какой-нибудь аварии. Мысли не хотели складываться в единый поток, каждую секунду соскакивая одна на другую. Он так устал, что глаза едва держались открытыми, но он не мог себе позволить расслабиться до того, как окажется дома, за закрытыми дверьми вместе с ворчливым и сонным Юнги, который наверняка за весь день так ни разу носа за пределы своей студии и не высунул. Это должно произойти сегодня. Им нужно поговорить. Вдвоем и на трезвую голову, ведь иначе каждый из них настолько глубоко погрязнет в домыслах, что и вовсе утратит остатки здравого смысла. Намджун обычно куда легче Юнги успокаивал собственные мозги, но сейчас и сам чувствовал, что накрутил себя до предела. Он ехал на лифте, нервно дергая ногой то ли от нетерпения, то ли от ощущения, что поднимался не в собственный дом, а на эшафот. Это ведь был его Юнги, что могло пойти не так? Они далеко не чужие друг другу люди. Даже если одного разговора им не хватит, рано или поздно они найдут решение для сложившейся ситуации. Разуваясь, Намджун мысленно пообещал себе, что не допустит того, чтобы они с Юнги вновь поссорились и охладели друг к другу, куда бы они ни свернули и что бы ни произошло. — Я дома! — ответом ему была тишина. Намджун вяло прошел по коридору. Как бы он ни любил свою работу, все, что касалось формальностей и общения с начальством, выводило его из себя по щелчку пальцев. Электронный замок на двери громко заиграл свою механическую мелодию. Юнги давно уже обещал поменять ее на запись своего голоса, завывающего растянуто автотюном «иди на-а-хуй», но лень была сильнее, чем желание поглумиться над Намджуном, пусть тот прекрасно знал пароль от двери. Это всегда была простая формальность, чтобы дать друг другу возможность сказать «нет» или сделать занятой вид. — Я надеюсь, ты купил пива, потому что иначе я совершенно не рад тебя видеть, — язвительности Юнги было не занимать, хоть и выглядел он, откровенно говоря, паршиво. Сердце Намджуна предательски защемило. Вряд ли был хоть один безумец, который назвал бы эту сцену романтичной, но ему казалось, что не было ничего более очаровательного, чем немного сонный и опухший Юнги, злобно нахохлившийся в своем навороченном компьютерном кресле. — Ты бы хоть причесался, — Намджун несдержанно прыснул в кулак, приметив, как лохматые волосы свалялись в настоящее гнездо на левой стороне головы. — Нет пива — нет претензий, — Юнги деловито прошелся пятерней по прическе, нисколько не спасая ситуацию. — Я хотел поговорить, — Мин на его слова вмиг посерьезнел. — Прошу, только скажи честно, ты не отказываешься от своих слов о Чонгуке? — Намджун уселся на диванчик, не отказывая себе в удовольствии нервно потереть руки друг об друга. Юнги же будто специально тянул время, как-то особо неловко забираясь с ногами на сидение. — Да, но, Джун, я совершенно не хочу, чтобы ты воспринимал это как какую-то прихоть или обязанность. Я клянусь, что между нами все останется как раньше и без мальчишки, — он затараторил так быстро, что даже при большом желании Намджун не смог бы вставить в его монолог ни слова. — Только давай как-то временно сократим общение с Гуком. Хочешь смейся, но мне уже кажется, что он буквально вокруг себя источает приворотные феромоны, — Юнги неловко поежился, будто образ парня никак не хотел отлипать от его памяти. — Юнги, — Намджун изо всех сил пытался придать своему голосу больше уверенности и ласки, чтобы хоть как-то успокоить их обоих. — Давай попытаемся. Я много думал в эти дни, почитал даже что-то, что писали полиаморы. Представляешь, у них есть целые форумы и группы? — он попытался улыбнуться, но смешок больше походил на какое-то бульканье. — Почему я не удивлен? — Юнги хмыкнул, чуть более расслабленно откидываясь на спинку кресла всем своим весом. — Даже забавно, что все началось из-за меня, а теперь ты сам, так сказать, проникся, — Намджун не сразу понял, что шутка была не очень уместной, но Юнги только покачал головой. — Сейчас не имеет никакого значения, кто из нас и почему в это влез. Важно то, что мы теперь с этим будем делать? Парень убежденный натурал, о чувствах пока речи не идет, он еще и ребенок из семьи известных родителей, да и как мы будем на постоянной основе водить его домой? Кто поверит в светлую дружбу, когда к нам домой никогда никто до него и не приходил? С какой стороны не посмотри — дело дрянь. — Да, я тоже пришел к такому выводу, — Намджун устало потер лоб. Как теперь из всего этого выбираться, было совершенно непонятно. Не будет ли еще хуже, если Чонгук со временем так и продолжит появляться у них на пороге по праздникам в качестве друга? Со стороны, должно быть, это будет только больше походить на сомнительную интрижку. — Не думай только, что парень мне все мозги проплавил, — начал издалека Юнги. — Но знаешь, мы же думали о дачном домике? Намджун даже не понял, в какой момент его брови взлетели на лоб. Звучало безумно, но идея-то была хороша. Они и впрямь давненько подумывали купить себе полноценный дом где-нибудь подальше за городом, или даже поближе к морю, но откладывали идею с покупкой в долгий ящик. Если отмести все прочее, то, закончив учебу, Чонгук мог бы уехать с ними в загородный дом на длительное время. Это помогло бы им остаться втроем без лишнего внимания СМИ, да и сам Гук наверняка был бы рад выбраться за город, пофотографировать природу и заняться наконец тем, что по-настоящему любил, в качестве заслуженного отдыха после тяжелой сессии. — Знаешь, а мне нравится, — хмыкнул Намджун. — Нам даже не обязательно покупать дом. Снимем какой-нибудь коттедж на Чеджу, отдохнем подольше. — Черт, звучит заманчиво, — Юнги довольно облизнулся, потирая ладони. Они нередко выбирались в командировки, но это всегда была вереница работы, интервью, ночевок в одном городе лишь пару дней и бесконечная дорога. По родине они ездили разве что к родителям Намджуна, да и то изредка. Отдых на курорте среди людей, говорящих с тобой на одном языке, мог бы стать действительно хорошим новшеством в их жизни. — Хорошо, ладно, одной проблемой меньше, хотя бы временно. — Но это ведь не главное. — Не главное, — со вздохом согласился Намджун. — Я даже не представляю, как начать с ним разговор об этом. Он ведь весь разом колючками покрывается только от намеков вскользь, что уж говорить о том, чтобы напрямую предлагать ему отношения с мужчиной, так еще и со вторым в подарок. — По крайней мере мы имеем дело просто с закомплексованным и несколько консервативным человеком. Чонгук все же явно не по девочкам, что бы он там себе ни придумывал, — пожал плечами Юнги, все больше погружаясь в вялую задумчивость. — В том-то и дело. Он так яростно отрицает эту часть себя, что может и вовсе уйти в глухую оборону. — Даже если и так. Мы только рискуем потерять его в качестве доброго знакомого, что, конечно же, будет печально, но не критично. Это просто один из этапов, на котором он может отказаться. Если мы уже обо всем подумали, то он всегда может просто не захотеть. — И то верно, — Намджун неловко вытянул вперед руку, на что Юнги незамедлительно откликнулся, будто бы невзначай укладывая свою расслабленную ладонь в чужую и позволяя перебирать собственные пальцы. — Даже если все получится, даже если он захочет, думаешь, мы справимся? — Не дури, будто бы хоть в одной из вселенных у тебя на него не встанет? — Юнги ухмыльнулся, зачесывая волосы свободной рукой. — Ты же знаешь, что я не об этом. — Знаю. Но мы никогда не узнаем, даже не попробовав. Чонгук похож на тех, кто любит, когда с ними нянчатся их любовники, а у тебя таланта няньки не занимать. — Как нам удастся распределить внимание так, чтобы не забыть друг о друге и не дать Гуку почувствовать себя лишним? — Ты же знаешь, что только накручиваешь себя? До тех пор, пока Чонгук не даст свое согласие, ни ты, ни я никогда не узнаем, что именно ему нужно. Мы можем строить догадки сколько угодно, но только он сам может сказать, чего ждет от нас, чего ему не хватает. — Стоит ли так все усложнять? Даже наши с тобой отношения уже очень долгое время вряд ли можно назвать хоть сколько-то простыми, — Намджун и сам не заметил, как от нервов стал давить на руки Юнги едва не до синяков. — Ты же тоже чувствуешь, что Чонгук будто бы должен их… упростить? — неуверенно спросил Юнги, даже не зная, как правильно описать словами то, что творилось на душе. — Я уже совершенно ничего не знаю. Даже все эти разговоры по душам были хождением по кругу. Сколько бы они ни говорили, им удавалось только повторять мысли друг друга. Делу это совершенно не способствовало. Все было бы куда проще, не будь Чонгук тем, кем являлся. Будь у них возможность по-настоящему спокойно и без лишних нервов поговорить всем втроем, многое могло бы стать гораздо проще. Нужно было подойти к этому со всей ответственностью, подготовиться, хотя бы попытаться не причинить Чонгуку лишнего вреда. Последнее, чего бы Намджуну хотелось, так это вгонять его в кризис отношений с самим собой. Многое из того, что они с Юнги обсудили в ту ночь, нашло свой отклик в их повседневной жизни. Форумы и странички с сайтов для знакомств стали для них вторым домом. Они оба без конца читали все, что только попадалось под руку, в попытках найти как удачные, так и не очень случаи тройных отношений. Прежде никто из них даже не подозревал о том, сколько граней существовало у, казалось бы, полярных понятий «свободные отношения» и «устоявшаяся пара». Большинство людей, встречавшихся им на пути, было в постоянной связи друг с другом, но предпочитали либо поодиночке, либо совместно развлекаться на стороне. И это все равно нисколько не походило на их ситуацию. Хоть пока было сложно даже представить постоянное нахождение в постели третьего человека, они совершенно не собирались приглашать к себе Чонгука в качестве удобной интрижки на разовый секс. Он должен был стать полноправным членом их небольшой семьи, пусть пока такие громкие слова больше пугали, чем успокаивали. Намджуну бы раньше и в голову не пришло, что настоящих тройных союзов ничтожно мало. Степень иерархии в таких связях была разной, но зачастую третий со стороны и правда казался лишним. Это несколько выбивало его из колеи. Как третий мог оставаться удовлетворенным такими отношениями? Никакого статуса реального партнера, никаких чувств, кроме желания экстравагантно перепихнуться, а самое главное — никакой уверенности в том, что завтра ты не надоешь или не будешь заменен на кого-то другого, кто покажется паре более привлекательным. Это пугало. Успешных примеров желаемого ими с Юнги исхода было мало. Отношения распадались или превращались в свободные, больше походившие на регулярный секс по дружбе. Вряд ли другие люди не обсуждали все то же самое, что обсуждали они с Юнги, но, так или иначе, сохранить гармонию им не удавалось. Однако у их пары были крайне весомые преимущества — возраст, опыт и финансы, с помощью которых они могли куда легче других решать подступающие проблемы. В конце концов они оба были уже достаточно независимы что от семьи, что от работы, а это, в свою очередь, позволяло куда легче идти на риск. Они были защищены со всех сторон и совершенно не боялись того, что останутся выброшенными на обочину жизни, прознай кто о том, что происходило в их постели.***
Как бы Юнги ни недолюбливал дальние командировки, решение съездить в Америку и укрепить связи заранее было очевидным и достаточно простым планом. Это бы избавило их от необходимости ехать туда еще раз в ближайшие полгода, да и временно позволило взять отпуск. Они оба с головой ушли в работу, куда активнее обычного посещая всевозможные премии и красные дорожки. Новое появление вновь всколыхнуло волну их фанатов, но вместе с тем принесло и неприятелей. Намджун помнил, как Юнги, ругаясь похлеще сапожника, влетел на кухню, размахивая телефоном со своей фотографией, присланной менеджером вместе с отвратительной желтушной статьей. — Вряд ли стоило ожидать чего-то другого, мы в последнее время слишком часто светимся на публике. Ты же знаешь, мы слишком удобный раздражитель, — не то чтобы такие эпизоды были редкостью в их жизни, так что Намджун просто повел плечом, продолжая собирать палочками увесистый ком лапши. — Да хрен с ним со мной, — Юнги отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — К Чонгуку прицепились, — он цокнул языком, бегло проглядывая комментарии. — Только бы его не доставали с этим. Он же говорил, что его родители больны репутацией, мне это не нравится. — Все серьезно? — Намджун вмиг напрягся. Они обсуждали возможные последствия их общения, которые могли бы всплыть в интернете, вот только никому из них в голову не могло прийти то, как быстро придет дурная слава. — Я бы не сказал… — Юнги продолжал сосредоточенно сверлить взглядом экран, листая все, что прислал на почту менеджер. Он всегда уведомлял их о новых скандалах и просил вести себя осторожнее, но даже на его строгий взгляд этот случай едва ли мог негативно отразиться как на них самих, так и на парне. Все же слухи слухами, но никаких доказательств или поводов для беспокойства они не давали. — Ладно, будем надеяться, что это пройдет мимо него, а если нет, то будем решать, когда напишет. Но Чонгук не написал ни в тот же день, ни на следующий, ни через неделю, а потому они и думать забыли про этот случай, негласно решив, что на том все и кончилось. Гук только иногда делился новостями об учебе или о жизни в общежитии, так что Намджун быстро выкинул из головы ту историю. Откладывать поездку в Штаты уже не было смысла, так что они собрались буквально одним днем, не планируя буквально ничего. Намджун хотел было написать Чонгуку, чтобы тот не терял их во время отъезда, но тот был так занят экзаменами и работой, что дописаться до него было невозможно. Юнги и вовсе не видел в этом никакой проблемы, в конце концов Чонгук, как и все остальные, посмотрит новости и увидит их фотографии из аэропортов, когда появятся первые заграничные статьи. По возвращении домой они столкнулись с совершенно непривычной тишиной. Все дела были выполнены, самые активные недели шоу прошли, так что теперь работы не оставалось совершенно никакой. Юнги по привычке без конца проверял почту, но никаких новых писем не было. Как бы глупо это ни звучало, но он попросту не умел отдыхать, да и не знал, что обычно делали люди, когда выпадало свободного времени больше, чем пара вечеров. Намджун держался только благодаря своим каждодневным привычкам, забивающим часть времени неизменным графиком, но даже так тоска и непривычное безделье давили на него. Вся подготовка к их плану была завершена, а планер освобожден на ближайшие месяца два. Вот только написать Чонгуку и попросить его о встрече никто из них так и не решался. Намджун постоянно ловил себя на мысли, что сделанного и прочитанного недостаточно. Должно быть, это был самый простой страх неизбежной реакции на неординарное предложение. Такта у Чонгука было маловато, да и в такой ситуации вряд ли хоть кто-то будет держаться предельно вежливо и учтиво. Разговор в любом из случаев предстоял не из легких. Всегда был шанс, что Чонгук уйдет, хлопнув дверью, или, чего хуже, найдет того, кто с радостью купит у него историю о домогательствах от двух далеко не последних знаменитостей Кореи. Первым терпение лопнуло у Юнги. Неизвестность и ожидание нервировали, однако тянуть и дальше было уже невозможно. Но, как оказалось, волноваться было совершенно не о чем, ведь Чонгук с удовольствием в ту же минуту согласился приехать погостить.